Во время прочтения рекомендую слушать Lana Del Rey – Dark Paradise. Она не только подходит к настроению главы, но и истории в целом. На мой взгляд это тема Беллы.

Темно.

Тьма – это хорошо. Тьма – прохладна, бесконечна, беспросветна. Я погружаюсь всё ниже, в самую глубь, навстречу тьме.

Навстречу Эдварду.

Эдвард – это ночь.

Здесь, на дне морском, всегда ночь, а ночь, то время, когда Эдвард рядом. Когда я сплю, то часто вижу сны об Эдварде – как его руки гладят мои простыни, моё лицо, мои волосы. Порой, на долю секунды, когда сны реальны, я вижу, как Эдвард качается в кресле у моей кровати. Сонным затуманенным взором я почти различаю его лицо.

Но едва распахиваю веки, и он исчезает, лишь белая занавеска колыхается, словно бы прощаясь. Он не более чем сон. А я хочу, чтобы мои сны стали реальностью. Я хочу спать вечно.

И я погружаюсь… вниз, на глубину, к смерти.

Смерть – это вечный сон.

Но затем я перестаю погружаться.

Возникают прохладные водные потоки – подводная версия ветра.

Они кружат, и я уже не погружаюсь.

Я взмываю выше.

Невидимый водоворот кружит вокруг меня, подталкивая к свету.

Мои лёгкие, они буквально горят.

Видимо, я всё-таки жива. Смерть – это покой, тишина, лёгкость, она похожа на листочек, дрейфующий по ветру или ощущение, когда засыпаешь в пенистой ванне.

А это? Далеко от понятия «лёгкость». Это обжигающий огонь и раздирающая нужда, и если я не вдохну сейчас кислорода – сию секунду – мои лёгкие разорвутся.

Белла.

Имя – кто-то произносит его, и имя кажется знакомым. Голос кажется знакомым. Я уже слышала это имя прежде. И голос тоже.

- Белла, Белла, Белла.

Не могу больше думать об этом имени или голосе, ведь слишком занята… я тону. Тьма больше не кажется гостеприимной, она вызывает страх. Нечто мокрое и холодное целует мой рот, что-то давит на мою грудь – раз, два, три, четыре.

- Пожалуйста, Белла, - умоляет голос, и я понимаю, что это имя – моё, и этот человек говорит со мной. Он чего-то хочет от меня. Хочет, чтобы я дышала.

Я тоже хочу дышать.

Лёгкие ведут отчаянную борьбу за воздух, шея изгибается и тело сокращает спазм, пока чьи-то руки надёжно держат моё тело. Руки крепкие, сильные и тёплые. Я кашляю, и из моего рта извергается солённая морская вода.

Вдох.

- Белла, - упрашивает человек с тёплыми, сильными руками, он чего-то ещё от меня хочет. Хочет, чтобы я открыла глаза.

Я разлепляю веки, небо над головой грозового серого цвета.

Выдох.

Я лежу на спине, и мои пальцы впиваются в землю; слишком пористую, слишком мокрую, слишком земную.

Глубокий медленный вдох.

Сжимаю кулак, галька и осколки ракушек просачиваются сквозь сжатые пальцы.

Выдох; я на пляже. Вдох, и этот унылый рёв – шум океана, крадущегося вдоль камней и песка, жаждущего достичь меня, закончить то, на чём мы остановились. Но это невозможно из-за тёмной фигуры, нависшей надо мной, укачивающей в своих руках, словно новорожденную.

Смотрю вниз на руку, покоящуюся на моём животе и вижу слишком короткие ногти с грязью под ними.

Руки мальчика.

Моего мальчика.

Джейкоба.

Джейкоб спас меня.

Джейкоб никогда бы не позволил мне умереть.

Джейкоб помогает мне сесть. Мы сидим на галечном пляже совсем рядом, соприкасаясь локтями, я чередую вдохи и выдохи, пока не удаётся, наконец, справиться с кашлем, пока каждый вздох не перестаёт сопровождаться жжением в горле, пока дневное тепло не начинает превращаться в вечернюю прохладу. Джейкоб рядом со мной неподвижен, напряжён и молчалив, словно воздушный шарик готовый вот-вот лопнуть.

Сижу и слушаю рокот моря; рокот, который не способен заглушить молчание Джейкоба. Сижу и наблюдаю за ветром, вздымающим волны. Сижу, пока не убеждаюсь окончательно, что не сплю, что бодрствую. Пока не убеждаюсь, что не видела Эдварда и не чувствовала его.

Я чувствовала только Джейкоба, подхватившего и вытаскивающего моё тело на поверхность, к свету.

Я и сейчас чувствую Джейкоба.

Чувствую его молчание.

И когда больше не в силах выносить это молчание – оно гораздо хуже слов – поднимаюсь на свои неокрепшие «новорождённые» ноги и направляюсь к пикапу. Спустя мгновение слышу, что ноги Джейкоба оставляют вторую пару следов на песке.

На протяжении долгой извилистой тропы на пути к машине, я слишком остро ощущаю его присутствие, звуки, которые он издаёт, дыхание. Он прямо за моей спиной, не отстаёт ни на шаг. Он здесь, он настоящий, он спас меня. Жаль, что он не кто-то другой. Жаль, что кто-то другой не столь же реален.

Когда мы, наконец, подходим к пикапу, я обхожу вокруг, направляясь к пассажирскому сидению. Точно так же, как нельзя садиться выпившим за руль, нельзя и вести машину после неудачного утопления. Нащупываю дверную ручку, и слышу, как ускоряются его шаги. Его молчание вот-вот лопнет, как пузырь.

- Белла, нам нужно поговорить об этом.

- Нет. Не нужно.

Прежде чем я успеваю полностью открыть дверцу, прежде чем успеваю ступить ближе, чтобы забраться внутрь, ладонь Джейкоба врезается в металл, захлопывая её.

Лес оглашается громогласным ударом. Природа вокруг нас затихает; птицы, белки, лягушки съёживаются, прячась от гнева Джейкоба.

Я оборачиваюсь, моё лицо не выражает эмоций.

А вот лицо Джейкоба напротив.

- Я замял ту ситуацию с байком, - говорит он, его глаза темны. – Правда. Поверил на слово, что это была случайность, - со злым смешком выплёвывает он последнее слово, губы обнажают острые зубы. – Но это. Это уже не случайность.

Он умолкает, и сейчас идеальная возможность заговорить, сгладить, разубедить. Но, конечно же, у меня не получается. Я ничего не могу сказать, абсолютно ничего, ведь он прав.

Это была не случайность.

Это проверка.

Он понимает, что означает моё молчание.

- Ты пытаешься убить себя?

- Нет, конечно, - фыркаю я.

- Тогда, что именно ты пытаешься сделать?

Мы буравим друг друга взглядом, челюсти сжаты, оба слишком упрямы, чтобы отступить. Он и с места не сдвинется, пока я не отвечу, а я не собираюсь отвечать. Воздух между нами застывает, кристаллизуется; наши привычные тёплые дружеские отношения покрываются коркой льда, трещат по швам, леденеют. Мы не можем сдвинуться с мёртвой точки, двинуться дальше, пока кто-то из нас не сломается.

- Джейкоб, я уже околела, - Во всех возможных смыслах. – Может, хотя бы сядем в машину?

Раздражение с его лица испаряется, едва он отмечает, что меня бьёт мелкая дрожь. Прохладный бриз поигрывает с листвой деревьев и превращает мою промокшую одежду в лёд. Не дожидаясь от него ответа, я повторно распахиваю дверцу и взбираюсь на сидение.

Джейкоб наблюдает за мной пару мгновений, а затем обходит машину и присоединяется ко мне в салоне. Он включает зажигание и печку, но не делает других попыток начать наше «весёлое» путешествие домой.

Мы просто сидим.

- Ты можешь просто поговорить со мной? – молит он, его голос низкий, полный отчаяния.

Я отвожу взгляд от него и смотрю в окно.

- Не сейчас.

Он слышит: «Никогда».

Мы сидим дальше. Единственные звуки в кабине – шум печки и стук моих зубов, пока я пытаюсь отогреться.

Я кривлюсь, когда Джейкоб говорит:

- Иди сюда.

Но всё же позволяю ему дотянуться до себя. Позволяю прикоснуться к себе. Позволяю прижать своё тело к его крепкому торсу.

И тотчас осознаю три вещи: он тёплый, сильный и полуголый. Я смутно отметила, что он скинул футболку где-то в промежутке между моим прыжком и моментом, когда вытащил меня на берег, но неожиданно этот факт становится очень реальным и тёплым.

У Джейкоба склонность к скидыванию одежды.

И это хорошо.

Наверное.

- Ладно, - говорит он. – Не хочешь говорить, тогда я скажу, - Он делает глубокий вдох. – Прошлые несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я наслаждался временем, проведённым с тобой. Мне нравилось узнавать тебя ближе.

- Взаимно, - пробормотала я в его грудь, поскольку это сущая правда.

Мы молчим, позволяя теплу растечься.

Затем он шепчет:

- Я думал, что потерял тебя, Белла.

Я и правда не подумала. Не подумала, каково будет Джейкобу наблюдать, как я кидаюсь вниз навстречу смерти. Ведь я хотела, чтобы он испугался. Хотела, чтобы паниковал.

- Но не потерял, так что… - мой голос едва слышен.

Мы шевелимся и, не сговариваясь, смотрим друг другу в глаза. Удар сердца, и он больше не смотрит в мои глаза, он смотрит чуточку ниже. На мои губы.

Он облизывает свои собственные в предвкушении.

Я дрожу, но прежняя причина не имеет к этому никакого отношения. Холод; сейчас я его почти не ощущаю.

Он собирается поцеловать меня.

И вот он.

Момент, к которому я стремилась все эти месяцы, завершающая проверка молчанию Эдварда, его присутствию в целом. Поблизости ли он, всматривается ли в треснутое ветровое стекло моего Шеви? Видит ли, как обнимает меня Джейкоб, как его губы ищут мои. Жалеет ли, что он не Джейкоб? Хотел бы сидеть сейчас на его месте? Ему вообще есть до этого дело? Я на это надеюсь. Надеюсь, что он наблюдает. Надеюсь на это больше всего на свете.

Затем Джейкоб становится всем, что я способна видеть, всем, что я способна чувствовать.

И в это мгновение, в миг перед тем, как я навсегда пожертвую девственностью своих губ, я понимаю одну вещь – есть причина, по которой обветшавший домик, ютящийся на шишковатом дереве, ещё не слышал о моём первом поцелуе. Когда все прочие одноклассницы целовали свои подушки и руки, или постер последнего нашумевшего голливудского красавчика, я не практиковалась ради этого великого события. Когда мои ровесницы, включая Элис, познавали свой первый поцелуй с тем или иным парнем, я… этого не делала.

В этот миг я понимаю, что хранила свой первый поцелуй для того, кто возможно не существует.

- Подожди, - выговариваю я. Произношу эти слова практически в его тёплый рот, настолько он близко. И хотя его руки сжимаются крепче вокруг меня, Джейкоб ждёт.

Потому что это Джейкоб.

- Я… я не могу, - выдавливаю я.

Губы Джейкоба остаются неподвижны и чуть приоткрыты в течение одного долгого мгновения. А затем он неохотно опускает голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

- Почему? – его голос тих, насторожен, обижен.

- Просто… не могу.

Он отстраняется, развернувшись к ветровому стеклу, и только теперь я начинаю понимать, насколько его присутствие согревает меня.

- Это из-за него? – сердито интересуется он.

Него.

Слово шипит, словно тостер, брошенный в бадью с водой.

- Него? – выдыхаю я. Джейкоб не должен знать никакого «него». Ни разу я не упоминала Эдварда. И ни разу в наших ежедневных разговорах не проскальзывало злополучное «он». Я часто думаю об Эдварде, но крайне осмотрительна, чтобы упоминать его вслух. – Кого «него»?

Кожу покалывает в ожидании его ответа.

- Человека, которого пытаешься вывести на ревность, тусуясь со мной.

Я лишь смотрю на него.

Недоумённо и растеряно.

Джейкоб проницателен не по годам, но он ведь не мог знать об Эдварде. Ведь так?

- Кто это… Чейни?

Ох.

Воздух с шумом покидает мои лёгкие.

- Нет, - выдавливаю я, уставившись на кончики собственных пальцев, всё ещё немного синих.

- Ньютон?

- Нет.

Он делает глубокий вдох.

- Квил? – последнее имя в его списке – самое важное имя – сказано шёпотом. Мне грустно, что мой большой сильный Джейкоб вообще переживает из-за ничтожного и пронырливого «Я – Квил Атеара».

- Нет, конечно. Нет никакого «него», Джейкоб, - говорю я, молясь всем существующим богам, чтобы это оказалось неправдой.

- Хм, - хмыкает он, вглядываясь в лес.

- Просто не могу сделать этого прямо сейчас.

Может дело в настроении фразы, или в моём срывающемся голосе, либо в возобновившейся дрожи – в любом случае его ярость отступает столь же быстро, как и появляется.

- Между тем, что ты не можешь и не можешь прямо сейчас – большая разница.

- Знаю.

- И когда? – вздыхает он.

- Мне нужно время.

Время, чтобы разобраться во всём. Время, чтобы выяснить правду и, если понадобится, время, чтобы отпустить.

Он просто смотрит на меня, весь такой уязвимый, простодушный и… просто Джейкоб. Наконец, он изрекает:

- У меня вагон времени.

Он заводит двигатель.

И мы едем.

- Ээ, ты только что проехал свой дом.

- Угу, - подтверждает он.

Едем дальше.

- Мы едем ко мне домой.

- Ага.

Мы подруливаем к моему дому и просто сидим. Джейкоб глушит мотор, протягивает мне ключи и тянется к дверной ручке.

- Ты что, пойдешь домой пешком? – спрашиваю я.

- Нет, - говорит он. – Пробегусь немного.

Дом Блэков всего в фиг знает скольких милях от нас – гораздо больше, чем Джейкоб сможет пробежать.

- Ты подпольный марафонец что ли?

- Нет. Я немного пробегусь, а потом поймаю машину. Не переживай, я постоянно так делаю.

- Уверен? Я могу попросить Чарли подбросить тебя, - моё предложение звучит неуверенно, даже для меня, и Джейкоб просто смотрит на меня. Он не хуже меня знает, что мне не хочется вовлекать в это всё Чарли. Чтобы это ни было.

- Уверен. У меня будет время подумать, - он выходит из машины, закрывает дверь и на секунду склоняется к окошку. – И Белла. Хочу, чтобы ты знала, я никуда не денусь. Если захочешь приехать в резервацию, просто поболтать, я буду там.

- Спасибо, - говорю я, но он ещё не закончил.

- Ты не хочешь поговорить об этом со мной, что ж, ладно. Но мне кажется, тебе обязательно нужно поговорить с кем-то другим.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь, прежде чем я успеваю хотя бы моргнуть, он исчезает. Я оглядываюсь на мутное стекло и вижу, как он легко срывается с места.

Его тело создано для бега.

Я наблюдаю за этим телом, пока оно не превращается в крошечную точку, пока вовсе не исчезает.

А затем просто сижу в пикапе наедине с самой собой.

За один единственный день мои планы «выманить» Эдварда перевернулись с ног на голову. Если я не могу даже позволить парню, который мне нравится, поцеловать себя, как я заставлю Эдварда ревновать? Если я даже утонуть по-человечески не могу, как же он спасёт меня?

А теперь, дело не только во мне. Не только в том, чтобы доказать себе что-то. Теперь вовлечено и третье лицо, кто-то, кто мне небезразличен. Кто-то, кому я не хочу причинить боль.

Но несмотря ни на что, кто-то будет страдать в любом случае.

Я благополучно прокрадываюсь в собственную комнату и нахожу обвиняюще мигающий телефон. У меня одиннадцать пропущённых звонков. Все одиннадцать от Элис.

Едва я поднимаю телефон, он вновь звонит.

Элис заговаривает раньше, чем я успеваю сказать «Алло»:

- Ты в порядке?

- Да..? – мой голос обрывается на вопросительной ноте, потому что она звучит иначе, искажённо… как будто плачет. Но суть в том, что Элис никогда не плачет. Это просто не Элис.

- Ты уверена? – требует она.

- Уверена. К чему всё это?

- Мне… - длинная пауза. - …просто нужно было убедиться, что с тобой всё в порядке.

- Элис, ты сама-то в порядке?

- Теперь да.

Она отключается прежде, чем я успеваю попрощаться.

Я почти ожидаю, что Джейкоба заест совесть, вынудив рассказать Чарли о моём увеселительном прыжке с обрыва. Перестраховавшись, я какое-то время не пересекаюсь с ним. Позволяю ему успокоиться. Позволяю забыть. Забыть, что Белла становится всё ненормальнее и ненормальнее. Забыть, что Белла пыталась убить себя под его присмотром.

Дни без Джейкоба похожи, как один:

Школа, терапия, домашняя работа, всё заново.

Школа, терапия, домашняя работа, всё заново.

Школа, терапия, домашняя работа, всё заново.

Затем однажды добравшись до фазы «всё заново»… я просто не могу. Я сижу на кровати практически под утро, уткнувшись взглядом в свой блокнот, когда до меня доходит.

Мой план провалился.

Полностью, окончательно, безвозвратно провалился.

Эдвард не заговорил со мной на первой стадии. Он не проявил ревность к мальчику, которого я выбрала для второй стадии. А на третьей стадии…

На третьей стадии он не спас меня, когда я оказалась в смертельной опасности.

Всё это время Эдвард остаётся идеально беспристрастным, идеально молчаливым, идеальным со всех сторон. Он не роняет ни единого намёка, что его беспокоит, насколько я нуждаюсь в нём, что хочу его, что целенаправленно пытаюсь свернуть себе шею ради него.

Я смотрю вниз на дневник, на самую последнюю страницу. Я приблизилась к финишу, всё кончено, мне больше нечего писать. С отвращением взираю на идеальные синие строчки. Между этих строк я написала всё. Написала всё об Эдварде и докторе Кей, и Рене. Если читать между строк, можно узнать всё о Белле.

О Белле, которая не имеет значения.

Подношу свою маленькую красную ручку к финальной странице красного блокнотика и пишу за пределами строк. Вписываю спирали; выписываю круги; пишу ещё множество ерунды, которая не имеет значения. Когда блокнот полон, когда мои грандиозные планы превращаются в пыль, мне остаётся лишь одно.

Я иду.

Оставляю свою спальню, свой дом и свой пикап. Ступаю в лес, оставляя позади тротуар и цивилизацию, и иду туда, куда меня ведёт ветер.

Ветер ведёт меня сквозь старинные деревья, покрытые вездесущим мхом и туго обтянутые вьюнами. Следую за ветром, перебираясь через повалённые брёвна и ручейки. Я слушаю, как шумы вокруг становятся всё тише, пока единственным слышимым звуком не становится звук моей неловкой поступи.

Иду, пока солнце не поднимается высоко над головой, идеально замирая в высшей точке небосклона. Лучи солнца неожиданно проливаются вниз, обозначая небольшой участок лесного настила.

Знак.

Я ступаю в маленький круг света. Я – Гамлет, и это моё личное место на сцене для самого важного монолога в моей жизни.

Есть Эдвард или нет? Вот в чём вопрос.

Так всё и начинается.

- Эдвард, - говорю я.

- Я здесь, - продолжаю я. – Я здесь, потерянная и совсем одна. Никто кроме тебя не знает, что я здесь. И никто кроме меня не знает, что ты здесь.

Лес тих.

Слишком тих.

- Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной. Я знаю, что ты где-то здесь. Я буду говорить, пока ты мне не ответишь.

Он не отвечает.

И я продолжаю говорить.

Говорю, что он единственный на кого я могла рассчитывать всю свою жизнь. Что знаю, что он неподалёку, наблюдает за мной, даже сейчас. Я чувствую его. Знаю, что он должно быть одинок. Знаю, насколько трудно быть таким одиноким. Знаю, ведь и сама одинока. Но, по крайней мере, у меня есть Элис. По крайней мере, у меня есть Джейкоб. А у него никого нет.

Зарождается электрический импульс, пробуждая жизнь между деревьев.

Я чувствую его.

Я прошу. Умасливаю. Умоляю.

Говорю ему, что больше не могу так жить. Не могу жить без него. Говорю, что уеду из Форкса. Прямо сейчас. Говорю, что последую за ним, куда он только захочет, если он поведёт меня.

Спрашиваю, что я должна делать.

- Я не смогу сделать этого без тебя. Не могу существовать без тебя.

Ты вообще существуешь?

Воздух на моей прогалине потрескивает от невидимых потоков электричества, которые я не ощущала за все семнадцать лет. Но энергию, электрический разряд некуда вложить, не с кем воссоединить.

Я стою в своём круге света и чувствую, как энергия медленно ускользает прочь, растворяется в воздухе, земле и деревьях. Потенциальная связь с тихим шипением иссушается, словно кровь, въедающаяся в сухую землю.

Потому что Эдвард не отвечает.

- Эдвард, - шепчу я.

Нет ответа.

- Эдвард, - на этот раз твёрже изрекаю я.

Нет ответа.

- Эдвард, - кричу я, неловко выступая вперёд за пределы круга света, в дымку. – Эдвард?

Его имя – вопрос.

Может быть, настоящий вопрос в том – Свон вопит в лесу и её никто не слышит, а издаёт ли она звук вообще? Ответ подводит мой уже далеко не здравый рассудок к краю.

И я начинаю плакать.

А затем я начинаю кричать.

До боли.

До хрипа.

Девушки, спасибо вам огромное за то, что читаете и комментируете эту историю! Я это очень ценю и неизменно вдохновляюсь вашими комментариями на дальнейший перевод.