Давным-давно жила-была маленькая девочка с каштановыми волосами и лицом в форме сердца. Она стояла у окна, наблюдая, как её мама уезжает на незнакомом девочке красном автомобиле.

В школе она иногда слышала, как другие дети жалуются на своих родителей, а одна девочка даже заявила, что надеется оказаться принятой. Это будет значить, что её настоящие родители где-то далеко, и что однажды они вернутся за ней.

Маленькая девочка с каштановыми волосами очень хорошо знала, что такое происходит только в фильмах. Она также знала, что её собственная родная мама оставила её и больше никогда не вернётся.

И постепенно она начала забывать о женщине, которая, как она думала, когда-то её любила. Она тоже любила свою маму. Когда-то…

Девочке теперь семнадцать и она совсем взрослая, несмотря на то, что годы недоедания и жестокого обращения навсегда оставят её тело маленьким и хрупким, лицо – измождённым, а глаза – напуганными и печальными.

Я смотрю на своё запястье так, словно оно принадлежит другому человеку, отмечая, что под тонкой кожей заметны кости. Я сижу в кресле-качалке, покачивающемся в успокаивающем ритме. Несмотря на то, что жарко, я укрыта одеялом Рене. Дымка какое-то время сидела у меня на коленях, а сейчас играет с игрушечной мышкой на полу.

Следуя за ней взглядом, я чувствую себя одинокой. Это похоже на так хорошо знакомое мне опустошение, и я приветствую его как старого друга.

Даже не знаю, откуда такое настроение. У меня нет причин чувствовать себя одинокой или сидеть одной в своей комнате. Насколько я знаю, сегодня утром все дома. Эсме работает в библиотеке. Я видела, как она обходила вокруг дома, держа в руках какие-то чертежи. Даже Карлайл дома, работает над своим исследованием. Он спускался к завтраку, но почти сразу вернулся в свой кабинет, выпив кофе и поев немного хлеба с яйцами.

Но я уклоняюсь от компании. Первые несколько дней с Дымкой показались хаотичными и мне нужно время, чтобы просто всё осознать.

Я смотрю в окно на миллион оттенков зелёного – то, чем является Олимпийский полуостров. Здесь всё так отличается от Финикса. И даже от Чикаго. Лето окутывает вас душным теплом, заставляя одежду прилипать к коже.

Но сегодня, хотя бы, нет дождя.

По крайней мере, пока.

Кресло-качалка движется вперёд-назад, вперёд-назад, и в моём разуме всплывают туманные воспоминания этого движения в другие времена, в другом месте. Я смутно припоминаю мою мать в гамаке, как она обнимала меня и шёпотом так ярко описывала наше будущее, что я с лёгкостью его представляла.

Я помню, как раскачивалась на своей кровати, крепко обхватив свои ноги и пытаясь найти утешение, которое мне просто негде было найти.

Я также не забыла ощущение лёгкого головокружения от голода и боли, когда мир вокруг меня, казалось, двигался, а я стояла, держась за стены и надеясь удержаться на ногах.

Я помню Эсме, как я обвилась вокруг неё, когда только попала сюда и была настолько больна, что позабыла о своей осторожности. И помню Карлайла, который не так давно держал меня в объятиях в этом же кресле, когда мы впервые поссорились с Эдвардом, и он ворвался в комнату, по пути снося выстроенные мной стены.

Он понимал, что всё это значит для меня? Несмотря на то, что тогда я боялась, потом могла думать только о его сильных руках, об утешающих словах, которые он шептал и о покачивании этого кресла.

Вперёд-назад. Вперёд-назад…

Я плотнее укутываюсь в одеяло, но это не заменит мне реальных объятий. Но, как всегда, несмотря на то, что я безумно хочу любви, просить о ней не смею. Существует какой-то невидимый порог, который, может показаться, я уже преодолела, но чем дольше сижу в одиночестве в своей комнате, тем тяжелее мне через него прорваться.

Выстроенные мной стены не позволяют другим подобраться слишком близко, и также они мешают мне сделать шаг навстречу. Моя защита превратилась в клетку, и я стала пленницей своего прошлого.

Это не то, чего я хочу и беспомощность, которую я чувствую, меня подавляет. Но также я понимаю, что бессильна что-то изменить, поэтому продолжаю раскачиваться – вперёд и назад – пытаясь справиться с нахлынувшим беспокойством.

Кресло качается, а меня продолжают одолевать мысли. Насильственное подавление своих эмоций вовсе не является решением проблем. Это – механизм выживания. Стоило мне дать Лорану или Стефану какой-либо признак того, что я в хорошем или в плохом настроении, они сразу использовали это против меня.

Именно поэтому я научилась оставаться ко всему безразличной и, думаю, именно поэтому мне сейчас так тяжело справиться со своими чувствами. Не могу вспомнить, когда я в последний раз по-настоящему смеялась.

Да, я смеялась на катке, когда упала на задницу, но затем мой смех сменился рыданиями – воспоминания об этом до сих пор заставляют меня вздрагивать.

И, словно в насмешку над моими мыслями, до меня доносится громкий смех Эммета с лестницы. Мой желудок сжимается и я понимаю, что зависть, которую сейчас испытываю – абсурдна, потому что я не хочу лишить Эммета счастья.

Я всего лишь тоже хочу его почувствовать.

Я кусаю губу и потираю свои горящие глаза. Чёрт, я не хочу плакать. Для этого нет абсолютно никаких причин.

И всё же я ощущаю себя несчастной, одинокой; это чувство нахлынуло как приливная волна и я не могу это остановить. Дымка наблюдает за тем, как я всхлипываю, и в её больших жёлтых глазах плещется удивление. Но затем она снова отворачивается. Она ещё слишком мала, чтобы понимать людей, да и неизвестно, случится ли когда-нибудь это.

Большая слеза скатывается по моей щеке и падает на одеяло, а следом за ней ещё одна. Я откидываю голову назад и закрываю глаза, продолжая покачиваться в кресле и отдаваясь во власть своих эмоций.

Может, в конце концов, не так уж и сложно что-то чувствовать.

Может, мой разум не хочет воспринимать именно счастье.



Тихий стук в дверь с трудом проникает в мои мысли.

Я отворачиваюсь от звука и подтягиваю одеяло к себе ближе. Несмотря на то, что я чувствую себя одиноко, мне сейчас совсем не нужна компания.

И даже не тревожусь, когда дверь медленно открывается – я не заперла её в этот раз.

– Белла? – тихо спрашивает Эдвард. – Всё хорошо?

Понимая, что он не сможет увидеть мой кивок, потому что ему видна только моя макушка, я поворачиваюсь и встречаю его взгляд. Лицо Эдварда мрачнеет, когда его глаза находят мои.

– Что случилось? – спрашивает он мягко, но настороженно.

Я слегка пожимаю плечами и качаю головой. Ничего особенного, и у меня нет сил, чтобы объяснить ему всё это. У меня нет сил даже на то, чтобы привести в порядок свои мысли.

Кроме того, я не хочу беспокоить его своей депрессией. Он не должен нести это бремя.

На мгновение задумавшись, он наклоняет голову, а затем заходит в комнату и закрывает за собой дверь. Моё тело напрягается, словно я олицетворение собаки Павлова, как всегда испытываю страх, оставшись в комнате наедине с мужчиной.

Эдвард подходит к моей стереосистеме и находит свою любимую радиостанцию. Удовлетворившись результатом, он медленно подходит ко мне.

Затем, без предупреждения, он скользит руками под моё тело и как ребёнка поднимает вместе с одеялом. Прежде чем я успеваю запротестовать, он садится в кресло со мной на коленях.

Он медленно раскачивает кресло, и моя голова ложится на его плечо, словно это её родное место.

Его рука поднимается и вытирает с лица остатки моих слёз, после чего он обнимает меня за талию, привлекая ближе к себе. В то же самое время его другая рука перебирает мои волосы так нежно, что я чувствую приятную дрожь, пробегающую по рукам и спине.

– О чём думаешь? – спрашивает он после долгого молчания.

Я снова пожимаю плечами и прячу лицо у него на груди. Я не хотела никакой компании, но теперь, когда он здесь, мне хочется быть к нему как можно ближе.

– Тебе не хочется разговаривать? – спрашивает он спустя какое-то время.

В ответ я качаю головой, и когда он говорит «хорошо», ощущение спокойствия и безмятежности охватывает моё тело и разум. Наконец-то. Облегчение, испытываемое мною из-за того, что я позволила себе перерыв от использования слов весьма ощутимо.

Я не знаю, сколько проходит времени. Я слушаю радио, но слышу в основном стук сердца Эдварда, ощущаю, как от ровного дыхания поднимается и опускается его грудь, чувствую, как его пальцы нежно перебирают мои волосы.

– Знаешь, что тебе нужно? – спрашивает он после того как мои глаза закрываются и я медленно погружаюсь в сон.

Он не ждёт от меня ответа.

– Тебе нужна терапия счастья.

Это вызывает у меня небольшую улыбку. Я поднимаю голову, чтобы встретить его взгляд, и уверена, что он видит вопрос в моих глазах.

– Погода замечательная. В лесу за домом есть озеро, скорее пруд, и там прекрасно. Я могу попросить остальных присоединиться к нам. Тебе не придётся плавать или что-то в этом роде, – быстро говорит он, вероятно, заметив, выражение моего лица. – Но прогулка туда может быть весёлой.

Я не совсем в этом уверена, но когда Эдвард встаёт с кресла и ставит меня на ноги, я не останавливаю его. Он снимает с меня одеяло и кладёт его на кровать, а затем берёт меня за руку. Вместе мы идём к комнате Элис. Её дверь широко открыта, и музыкальные аккорды доносятся в коридор.

– Эй, Элис! – кричит Эдвард, пытаясь быть услышанным сквозь музыку.

– Да? – спрашивает Элис. Она встаёт со своей кровати, где читала, и уменьшает звук на своей стереосистеме. – Что случилось?

– Хочешь пойти к озеру?

За наносекунду глаза Элис расширяются и начинают блестеть.

– О, да! Остальные тоже пойдут?

– Я надеюсь на это, – отвечает Эдвард.

– Я спрошу Джазза, – говорит Элис и, выбежав из комнаты, без стука проскальзывает в спальню Джаспера.

– Пойдём, спросим Роуз и Эммета, – предлагает Эдвард и тащит меня по лестнице.

Когда мы поднимаемся на третий этаж, из душевой выходит Розали: одно полотенце обёрнуто вокруг её тела, а второе вокруг головы. Так легко забыть, что я – единственный подросток в этом доме с собственной ванной. Я не могу даже представить, каково это ходить по дому в одном полотенце. Разве таким способои нельзя нарваться на неприятности?

– Роуз, хочешь пойти к озеру? – спокойно спрашивает Эдвард, ничуть не смущённый её почти наготой.

Роуз поворачивается к нам и переводит взгляд с Эдварда на меня. Он снимает полотенце со своих волос и начинает их вытирать. Даже мокрые и спутанные, её волосы прекрасны.

– Конечно, – говорит она и её проницательные голубые глаза всматриваются в меня. – Когда?

– Как только все будут готовы, – с лёгкостью отвечает Эдвард.

Розали кивает и, не говоря ни слова, идёт к своей спальне, и я улыбаюсь про себя. Это – наша Розали. Приняв или выдав необходимую информацию, она просто идёт дальше к следующей цели в своём списке. Она не использует больше слов, чем это необходимо. Интересно, может именно поэтому, между нами намного больше общего, чем можно сказать на первый взгляд.

Комната Эммета пуста и в тот момент, когда Эдвард собирается спуститься по лестнице, спальня Розали открывается.

– Белла, можешь зайти на минутку?

Эдвард отпускает мою руку, сказав, что пойдёт искать Эммета, а я иду в комнату Розали.

Она очень отличается от комнаты Элис, но в то же время почти такая же. Стол Элис заполнен модными журналами и образцами тканей, а на столе Розали лежат ноутбук и бесчисленные эскизы. Её шкаф открыт, и она начинает рыться в нём.

Я терпеливо жду, предполагая, что она ищет то, что хочет надеть. Я уверена, что вскоре узнаю, для чего она позвала меня.

– Ах, наконец, нашла, – радостно говорит она спустя мгновение и поворачивается с очень красивыми пляжными шортиками, длинной свободной юбкой и соответствующей ей блузке.

Но когда я решаю, что она собирается надеть всё это, она протягивает одежду мне.

В ответ на мой вопросительный взгляд она вскидывает бровь.

– Я не говорю, что ты должна будешь плавать, но ты не можешь идти туда одетая как эскимос, – просто говорит она. – И поскольку я уверена, что о бикини не может быть и речи, это – альтернатива.

Шорты, как я понимаю, Розали должны быть до колен, но поскольку я намного ниже её ростом, они будут доходить мне до самых икр. Юбка, я не сомневаюсь, будет длинной до пола.

– У тебя есть что-то вроде майки, подходящей к этому? – спрашивает Розали, подойдя к зеркалу и начав расчёсывать волосы.

Я киваю. Одежда, которую она дала мне, имеет различные оттенки зелёного и коричневого и у меня есть майки таких цветов.

– Хорошо, – всё ещё расчёсываясь, она подходит к шкафу и достаёт белую тунику. – Можешь взять это себе. Я уверена, на тебе это будет смотреться потрясающе.

Я делаю жест Намасте и она улыбается.

– Не за что. – Какое-то мгновение она колеблется. – У тебя есть на завтра какие-то планы?

Когда я качаю головой, выражение её лица меняется, и в её глазах я вижу внезапную уязвимость.

– Завтра мы едем в полицейский участок, посмотрим, можно ли что-то сделать с тем нападением. Мне бы очень хотелось, чтобы ты поехала со мной.

Несмотря на то, что всё во мне восстаёт против этого, я киваю. Если она хочет видеть меня рядом с собой, я, конечно же, поеду.

Розали слегка улыбается и затем кивает на дверь.

– Иди, переоденься. Тебе понравится у озера.

Несколько мгновений спустя я возвращаюсь в свою комнату и рассматриваю вещи, которые Розали дала мне своим обычно сугубо деловым способом. И она не просто ожидает, что я надену их; она, кажется, в этом убеждена.

Как ни странно, именно её уверенность, что я смогу выпрыгнуть за пределы своей зоны комфорта заставляет меня войти в ванную и, выключив свет, переодеться в одежду, которую она мне дала.



Никто на меня не пялится.

По крайней мере, не долго.

Несмотря на то, что я в юбке, должно быть, представляю собой целое зрелище. Я не смотрелась в зеркало. После того, как на днях Эдвард оставил меня, я повернула большое зеркало Элис лицевой стороной к стене. У меня нет желания видеть своё отражение каждый раз, когда я захожу в свою комнату.

Но не могу отрицать, что пытаюсь изменить свою осанку и не сутулиться.

Ловя на себе взгляды братьев и Элис, я подумываю о том, чтобы развернуться и убежать, но в этот момент спускается Розали, и напряжение спадает. На ней летнее платье и лёгкие сандалии, и я завидую ей в том, что ей так комфортно в открытой одежде.

– Все готовы? – спрашивает она. – Тогда поехали.

Мы рассаживаемся по двум машинам. Элис едет со мной и с Эдвардом; сидя на заднем сиденье, она играет с телефоном и счастливо напевает. Я думаю о Дымке, которую оставила в своей комнате. Эсме знает, что мы уехали, и знает, где находится котёнок. Я надеюсь, что всё будет в порядке.

Дорога довольно долгая и Эдвард объясняет, что существует более короткий путь –прямиком через лес, но на машине удобней, несмотря на то, что в таком случае приходится делать целый круг.

Мы паркуем автомобили вдоль просёлочной дороги, которую я даже не заметила, пока Эдвард не выехал из неё.

Мне очень некомфортно из-за того, что мои ноги голые, даже если они прикрыты юбкой. Поскольку для меня она длинновата, мне приходится приподнимать подол, чтобы не спотыкаться об него.

К счастью, никто на меня не смотрит. Но думаю, я чувствовала бы себя неловко, даже если была бы совсем одна. Но я распрямляю плечи и заставляю себя смотреть вперёд.

То, что на мне юбка, вовсе ничего не значит. Эдвард был прав, сказав, что мне необходима терапия счастья. Каким образом он хочет этого добиться является загадкой для меня, но все, кажется, находятся в очень хорошем настроении, что в свою очередь поднимает настроение и мне. И, несмотря на то, что я с большей охотой скрылась бы в своей комнате, мне нравится эта вылазка на природу в компании моих приёмных братьев и сестёр, которые, кажется, совсем не против моего общества.

Спустя приблизительно десять минут ходьбы я вижу проблеск воды сквозь деревья. Эммет громко кричит и мчится к озеру, Джаспер бежит вслед за ним. На бегу они бросают свои рюкзаки и скидывают с себя одежду, и, спустя несколько мгновений я слышу плеск воды.

– Бля, холодно! – вопит Эммет, но исчезает под водной гладью и проплыв несколько футов, вновь появляется и быстро качает головой, пытаясь стряхнуть воду с волос.

С левой стороны от меня внезапно визжит Элис, спасаясь от Эдварда, бегущего за ней вдоль озера. Я редко вижу Эдварда таким расслабленным и свободным, и мне нравится наблюдать за тем как он бежит, пытаясь поймать свою сестру-близнеца.

Мы с Розали догоняем их несколько секунд спустя. Джаспер и Эммет всё ещё в воде, Элис расстилает на траве своё полотенце.

– Я взяла одно для тебя, – говорит Розали, протягивая мне большое ярко-красное пляжное полотенце. – И также крем от загара.

Мы садимся, и Розали заставляет меня намазать лицо солнцезащитным кремом. Несмотря на то, что очень тепло, я не снимаю ни юбку, ни блузку и хоть знаю, что Розали замечает это, она ничего не говорит.

Она собирается лечь на спину, но в этот момент из воды выходит Эммет; ледяные капли воды долетают до нас, когда он идёт к нам.

– Как же давно мы здесь не были, – говорит он.

Я смотрю на него и думаю, должна ли я отвести взгляд. Он в мокрых плавках, прилипших к его ногам, а крошечные капли воды стекают по его груди и резко очерченному прессу.

– Ты будешь купаться, Белла? – спрашивает Эммет. – Вода не сильно холодная, нужно только привыкнуть.

Я качаю головой, надеясь, что он не будет настаивать. Я даже не умею плавать. Я получила несколько уроков, когда была ещё очень маленькой, но всё закончилось по причине, которую я уже не могу вспомнить. И я никогда не жила близко к какому-либо водоёму, так что не видела повода научиться.

Но здесь очень красиво. Как Эдвард и сказал, это скорее водоём, чем озеро, но всё же достаточно большое, чтобы заставить меня заинтересоваться тем, а переплывал ли кто-то на другую сторону. Посреди воды крошечный остров, с растущими на нём кустарниками и невысокими деревьями.

Я слышу пение птиц и тихий шелест ветра, вижу рябь на воде и набегающие на берег маленькие волны.

– Как здорово, – улыбаясь, говорит Элис. – Нам здесь очень нравится. И сюда никто не приходит. Это часть нашей собственности, правда, Джаспер?

– Правда, – сев, отвечает он. Джаспер вытерся полотенцем, но я вижу мурашки на его руках, поскольку с мокрых волос вода капает на его плечи. – Здесь нет никакой ограды, но все знают, что эта земля наша.

Интересно, почему же мне никто не говорил, что у Калленов во владениях такой огромный участок земли? С другой стороны, думаю я, для них это настолько естественно, что даже не приходило в голову, что нужно об этом упомянуть.

Эммет, как всегда кипя энергией, встаёт.

– Кто хочет со мной поиграть? – спрашивает он и достаёт из одного из рюкзаков небольшой мяч.

– Я пойду, – говорит Эдвард. Он встаёт и снимает с себя рубашку. Он в длинных шортах, как Эммет и Джаспер. Его ноги, как и у всех у нас бледные как луна, такая же белая и его грудь.

Я не могу отвести от него взгляд.

– Подождите, – вскочив, говорит Элис. Она подходит к Эдварду и, игнорируя его протесты, наливает на ладонь немного солнцезащитного крема. Несмотря на недовольный вид, Эдвард наклоняется, чтобы Элис было удобней намазать кремом его лицо и спину.

Удовлетворившись результатом, Элис подходит к Эммету и повторяет процедуру.

– Ты, должно быть, принимаешь загар очень быстро, – говорит Розали слева от меня. Она лежит на спине, большие солнцезащитные очки закрывают почти половину её лица. – Поскольку ты из Флориды, должно быть, привыкшая к солнцу.

– Я из Чикаго, – хрипло шепчу я, поскольку впервые в этот день использую свой голос.

Розали поворачивается на бок и, положив голову на руку, смотрит на меня.

– О, конечно, я забыла. Тогда будь осторожна. Хотя сомневаюсь, что солнце будет светить достаточно долго, чтобы мы смогли загореть. – Она снова ложится на спину. – Клянусь, что после колледжа поселюсь в каком-нибудь солнечном месте. Мне ужасно надоела здешняя темнота.

– Ты едешь в Сиэтл, верно?

Розали улыбается небу.

– Да. В скором времени нужно будет начать собираться. Не могу представить каково это – быть так далеко от дома. И это даже не далеко.

– Ты привыкнешь, – говорю я не потому, что хочу показаться жестокой, а потому что хочу предоставить ей некий комфорт.

Розали невесело усмехается.

– Прости, я не подумала. Конечно же, тебе это знакомо.

После этого мы обе молчим и, повернувшись спиной к солнцу, я наблюдаю за тем, как Эдвард, Эммет и Джаспер играют с мячом. Они бегают по мелководью и поднимают за собой кучу брызг. Я улыбаюсь, когда Эдвард, не сумев поймать мяч, падает и на мгновение полностью исчезает под водой.

Он встаёт на ноги, плюясь и ругаясь.

– Чёрт! Холодно!

Джаспер, смеясь, откидывает голову назад. Пока он отвлечён, Эдвард подходит и толкает его, отчего Джаспер теряет равновесие и тоже плюхается в воду.

Слева от меня Элис поднимает взгляд от своей книги.

– Началось, – улыбаясь, тихо говорит она.

Прежде чем я могу поинтересоваться, что она имела в виду, парни начали настоящее соревнование по борьбе. Если бы я не знала их, то могла бы подумать, что это совсем не игра, но они смеются и, чертыхаясь, ведут грязную игру при любой подвернувшейся возможности.

Это дико, и в то время как одна часть меня надеется, что это всего лишь игра, другая часть не может не встревожиться. Я немного успокаиваюсь, когда Эдвард запрыгивает Эммету на спину, заставляет его упасть и толкает его голову под воду, но сразу же отпускает. Эммет быстро вскакивает, и победа переходит ему в руки.

У Эдварда нет никаких шансов. Эммет – огромен, а Эдвард худощав, и их силу даже не сравнить. Но недостаток в силе Эдвард компенсирует скоростью. Неожиданным гибким движением Эдвард освобождается от Эммета и, брызгая водой в лицо старшему брату, увеличивает расстояние между ними.

– Я воспринимаю это как личное оскорбление, – предупреждает Эммет, вытирая воду с глаз.

– Так оно и есть, ты, идиот, – смеясь, говорит Джаспер.

Они подшучивают друг над другом, продолжая бороться, окуная в воду друг друга снова и снова.

Эммет объявляет себя победителем, что, естественно, заставляет Эдварда и Джаспера объединиться против него. Когда они, наконец, заканчивают, выходят из воды, запыхавшиеся и дрожащие от холода.

Я приготовила для Эдварда большое полотенце и с беспокойством хмурюсь, заметив, как от холода посинели его губы. Пытаясь согреть его, я вытираю ему спину.

– Спасибо, – говорит он дрожащими губами. – Холоднее, чем я ожидал.

Я раздражённо фыркаю и тру сильнее. А что, если он заболеет?

Мне требуется мгновение, прежде чем я понимаю, что Эдвард полностью замер. Я поднимаю голову и вижу, что он смотрит на меня с таким выражением, что это заставляет меня покраснеть.

Где-то справа от себя я слышу голос Эммета, но, похоже, что он пробивается до нас сквозь густой туман.

– Похоже, этих двоих лучше не беспокоить.

– Заткнись, – шипит Розали.

И может странно, но я нахожу в себе мужество поднять руку и положить ладонь на щёку Эдварда. Он обхватывает своими длинными пальцами моё запястье и опирается на моё прикосновение.

Я могу чувствовать его щетину и то, как моя кожа отдаёт ему своё тепло.

Эдвард смущённо улыбается и отводит взгляд.

– Что мы будем есть? – спрашивает он, когда я опускаю руку.

Прочистив горло, Джаспер начинает просматривать рюкзаки и перечислять содержимое.

У нас есть картофельные чипсы, печенье, фрукты, сладкая и минеральная вода – всё то, что не одобрил бы ни один родитель. В итоге я ем шоколадное печенье, наслаждаясь солнечными лучами, греющими спину и глядя на воду перед собой.

– Сегодня прекрасный день, – говорит Джаспер и ложится на своё пляжное полотенце.

– Ах, лето. Моё любимое время года, – со вздохом говорит Элис.

– Именно так говорят в Великобритании, – отвечает Эммет.

– Готов поспорить, что в Великобритании больше солнечных дней, чем в Форксе, – говорит Эдвард. – Так что у них нет никакого права жаловаться.

Джаспер смеётся.

– Англичане… Она всегда найдут к чему придраться.

– Нет, это больше присуще голландцам, – говорит Розали. – Особенно в том, что касается денег. Британцы просто профессионально игнорируют то, что не является совершенством в их жизнях.

– Голландцы – жадные, – говорит Элис. – Отсюда и фраза «Расплачивается каждый за себя» (п.п. – going Dutch)

– Я думал, смысл этой фразы в другом, – говорит Эммет.

– Нет, её смысл в том, чтобы разделить счёт, – отвечает Элис. – А британцы постоянно веселы.

– Всегда видят яркую сторону жизни, – напевает Эммет со смешным британским акцентом и все начинают смеяться.

– Мне бы очень хотелось посмотреть серию сериала «Друзья» про голландцев, – говорит Джаспер. – Там было какое-то интересное слово…

– Что-то на «E», – пытается вспомнить Элис. – Easy, ell…? – старается она.

– Ezel, – тихо говорю я, но услышав, все смотрят на меня. – Слово «Ezel», – повторяю я, немного громче, чем в первый раз. – В переводе значит «осёл». Я искала в интернете.

– Наш маленький профессор, – гордо говорит Эммет. – Ты знаешь какие-нибудь ещё голландские слова?

Я краснею.

– Я не собираюсь их произносить.

Эммет садится.

– Почему нет? Я хочу их услышать!

Я отвожу взгляд.

– Я даже на английском не могу говорить должным образом.

Тишина, которая следует вслед за этим, почти болезненна.

– Я думаю, что у тебя получается очень хорошо, – спустя вечность тихо говорит Джаспер. – Я имею в виду… да, я имею в виду, что на самом деле, ты молодец.

– Он прав, – соглашается Эммет. – Зато ты замечаешь всё… Что? – спрашивает он Розали, когда та бьёт его по руке. – Что такого плохого я сказал?

– Всё нормально, – говорю я.

– Мне нравится, как ты произносишь моё имя, – тихо говорит Эдвард.

– Почему? – спрашивает Элис. – Конечно, помимо очевидных причин.

– Она произносит его иначе, совсем не так, как все вы.

– Это заставляет его почувствовать себя особенным, – вставляет Эммет. – Осторожней, Белла, не сделай его более высокомерным, чем он уже есть.

– Кто бы говорил, – с лёгкостью парирует Эдвард.

– Ах, но у меня хорошие гены. И когда у тебя есть хороший повод быть высокомерным, это уже не высокомерие, – заявляет Эммет.

– Только в мире Эммета, – смеясь, говорит Джаспер.

– Да, в самом лучшем мире, – отвечает Эммет, глядя на небо и, всем своим видом изображая счастье.

– Может всё дело в том, что какие-то слова тебе просто трудно произносить? – игнорируя подшучивания остальных, спрашивает меня Розали.

– Я не собираюсь их говорить, – сразу же встревожившись, отвечаю я.

– Почему нет? – не отступает она.

Не в силах сдержаться, я бросаю на неё убийственный взгляд.

Она просто пожимает плечами и усмехается.

– Если тебе интересно это знать, мы тебя прекрасно понимаем.

Я киваю, более чем готова оставить эту тему.

– Я помню, как шепелявил Джаспер, когда был маленьким, – говорит Элис.

Все смеются, а Джаспер стонет.

– И всё равно он был всегда плав, – вставляет Эдвард. – Ведь так, Джаспел?

– Заткнись, – отвечает Джаспер, но без злобы.

– А я был твоим юбимым блатом, – вспоминает Эммет.

Джаспер стонет.

– Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я рассказал Белле, как ты визжишь, когда видишь змею?

По телу Эммета проходит дрожь.

– Змеи – это зло.

– Поэтому он пытается отпугнуть их, визжа так, что сбегаются собаки, – обращаясь ко мне, продолжает Джаспер.

Эммет пожимает плечами, не обижаясь на поддразнивания Джаспера. Джаспер, поняв, что не добился больших успехов, и не смог заставить Эммета разозлиться, также пожимает плечами и снова закрывает глаза.

Воцаряется тишина, и пока остальные загорают, я смотрю на воду. Я не могу позволить себе лечь, поэтому откидываюсь назад на руки, подставляя лицо лучам солнца.

Я вздрагиваю, почувствовав на своей лодыжке чью-то руку, но это – всего лишь Эдвард и, когда я встречаюсь с ним взглядом, он внимательно смотрит на меня, оценивая мою реакцию. Когда я снова расслабляюсь, его рука, нежно лаская, медленно движется вверх по ноге.

Моё сердце трепещет в груди, когда кожа реагирует на его прикосновение.

– Кто-нибудь знает смешные анекдоты? – отвлекая меня, спрашивает Элис.

– О, я знаю один, – говорит Эммет. – Три проститутки сидят в баре…

– Нет, – жалуется Розали. – Только не пошлые…

– Тебя никогда не волновала моя пошлость, дорогая, – отвечает Эммет.

Розали раздражённо, но в то же время игриво, бьёт его по плечу.

– Значит, первая спрашивает… – продолжает он.

– Что говорит женщина своему мужу после того, как получила лучший в своей жизни оргазм? – перебивает Эммета Розали. Убедившись, что все её слушают, она продолжает. – Ничего. Почему она должна звонить ему по этому поводу?

Элис и Джаспер хихикают.

Кончики пальцев Эдварда ласкают мою голень.

– Как называют женщину, которая знает, где её муж проводит каждую ночь? – спрашивает Розали. – Вдовой.

– О, Боже, – смеясь, говорит Элис. – Это ужасно. Я тоже знаю один. Почему замужние женщины больше весят, чем одинокие?

– Не представляю, – отвечает Джаспер, глядя на Элис с блеском в глазах.

– Одинокая женщина приходит домой после работы, видит, что у неё в холодильнике и ложится спать. Замужняя женщина приходит домой после работы, видит, что у неё в постели и идёт к холодильнику.

Розали смеётся. Эммет фыркает, а Эдвард усмехается.

– Ты знаешь какие-нибудь анекдоты, Белла? – сев, спрашивает меня Элис.

– Нет, – удивляясь вопросу, отвечаю я.

– Эй, да ладно, ты должна что-то знать, – не отстаёт Элис.

Я кусаю губу, но на ум ничего не приходит. Но затем я кое-что вспоминаю.

– Но это не очень смешно, – заранее оправдываюсь я, волнуясь, что им не понравится шутка, и весь игривый настрой исчезнет.

– Давай, мы ждём, – потирая руки, говорит Джаспер.

Эдвард успокаивающе сжимает мою ногу.

– Ладно. – Я откашливаюсь. Мой голос всё ещё хриплый, несмотря на то, что я говорю уже в течение многих недель. – Оптимист думает, что живёт в лучшем из всех возможных миров. Пессимист боится, что это так.

Воцаряется тишина, и в течение ужасного момента я думаю, что опозорилась перед всеми. Но затем Джаспер начинает смеяться.

– Мне нравится! Возьму себе на заметку.

– Дела шли хорошо, – говорит Эдвард, – но фиг поймёшь куда.

Это заставляет Элис громко рассмеяться, и я улыбаюсь вместе с ней.

– Как называют женщину, которая работает также упорно, как и мужчина? – спрашивает Роазли.

– Лентяйкой, – гордо отвечает Элис. Она тянется к Розали и бьёт по её ладони.

Я усмехаюсь, и Эдвард посмеивается. Его рука всё ещё на моей ноге и ощущения постепенно сменяются в диапазоне от подавляющих и пугающих, до тёплых и утешительных.

– Ладно, что нужно блондинке подвесить к ушам, чтобы стать более привлекательной? – спрашивает Эммет. Когда никто не отвечает, он говорит. – Ноги.

Громче всех над этой шуткой смеётся Розали, чего я совсем не ожидала.

– Как называют человека, который умён и хорошо выглядит? – продолжает Розали.

– Эммет, – говорит Эммет, ухмыляясь своей сообразительности.

Розали фыркает.

– Правильный ответ – женщина, ты, умник.

Эммет пожимает плечами.

– Я думаю, что Эммет – более подходящий ответ.

– На этом всё? – спрашивает Джаспер, когда Эммет молчит, не озвучивая больше никаких шуток.

– Остальные вы уже слышали, – говорит Эммет.

Рука Эдварда всё ещё на моей ноге, его большой палец выводит медленные круги на моей голени. Он лежит на животе, рука, которой он касается меня, поднята над головой. Лицо повёрнуто ко мне, глаза закрыты. И в этот момент я понимаю, что он прикасается ко мне не потому, что хочет чего-то большего, а просто потому, что хочет этих прикосновений.

Какое фантастическое чувство, но жаль, что поняла я это только сейчас.

Атмосфера вокруг расслаблена и, спустя какое-то время, я чувствую, что меня начинает клонить в сон. Глядя на остальных, я вижу, что они либо очень тихи, либо тоже заснули.

Эдвард ловит мой взгляд и улыбается. Он нежно сжимает мою ногу.

– Иди сюда, – говорит он.

Он тянет меня на своё полотенце и вытягивает руку, чтобы в качестве подушки я использовала его бицепс. Я ложусь рядом с ним, не обращая внимания на бешеный стук своего сердца, и какое-то время мы просто смотрим друг на друга.

– Закрой глаза, – ободряюще шепчет он.

И я делаю, как он мне велит, хоть и знаю, что уснуть не смогу.

Глубокий вздох вырывается из меня, когда его губы мягко касаются моего лба.



Что-то не так. Я чувствую это всем своим существом.

Я не в своей постели, и не узнаю то, что меня окружает, но ощущаю нависшую опасность и боюсь.

Я сажусь, не зная, что делать, но, не сомневаясь в том, что должна быть как можно тише.

Странно. Я, кажется, на улице. Как я сюда попала?

Моё сердце стучит в горле и это всё, что я слышу. Я могу видеть, как вокруг меня ветер колышет деревья, но совсем не это тревожит меня.

Повернувшись влево, я, сузив глаза, всматриваюсь в лес. Но именно движение справа обращает на себя моё внимание. Из-за дерева выходит Лоран и появляется в моём поле зрения.

– Я нашёл тебя, – говорит он, растягивая слова. – Неужели ты на самом деле думала, что сможешь спрятаться от меня?



Я быстро сажусь, моё дыхание застряло где-то в горле, сердце стучит безумно быстро, я дрожу.

Кто-то сидит рядом со мной, но под действием страха, я не узнаю этого человека и спешу встать и убежать, но мои ноги запутываются в длинной юбке.

– Белла. Белла. Проснись. Всё хорошо.

Моё дыхание со свистом вырывается из груди, но наконец, я набираюсь мужества, чтобы оглянуться и вижу рядом с собой встревоженного Эдварда.

Меня трясёт после воздействия адреналина и шока, который я пережила в своём сне. Я осматриваюсь по сторонам, всматриваясь в деревья, словно Лоран на самом деле должен появиться здесь.

– Что? – спрашивает Эдвард. – Что случилось?

– Он был здесь, – шепчу я срывающимся голосом и продолжаю осматриваться, проверяя, выискивая. – Лоран пришёл за мной.

Руки Эдварда обвивают меня, он притягивает меня к себе и тихонько покачивает.

– Никого здесь нет. Это был только сон.

Меня всё ещё трясёт, и Эдвард обнимает меня крепче, словно может остановить мою дрожь, которая волнами проходит через всё моё тело.

Но цепляясь за него, я позволяю ему это.

Я здесь, а Лорана нет. Даже если он вышел из тюрьмы, он не может знать, где я нахожусь.

Его здесь нет.

Это был просто сон.

Может, если я буду повторять себе это, то начну верить.

Но Боже, я так устала бояться.

Спустя какое-то время я открываю глаза и вижу, что мы с Эдвардом одни.

– Они вернулись домой, – тихо говорит Эдвард, проследив за моим взглядом. – Но ты так сладко спала, что мы не стали тебя будить.

Я киваю и, надеясь успокоиться немного, делаю глубокий вздох.

Затем я прижимаюсь ближе к Эдварду, и он держит меня так, словно делал это целую вечность.