Проходит вечность – или всего несколько минут – но ритм моего сердца, наконец, замедляется. И всё это время Эдвард держит меня – его объятия настолько крепки, словно он пытается скрепить моё тело.

Может и так, поскольку мне кажется, что если он отпустит меня, я распадусь на части и исчезну навсегда. Его объятия для меня словно якорь, хоть я и не могу удержаться от того, чтобы не смотреть через его плечо, вглядываясь в деревья и выискивая темноволосого чернокожего мужчину.

Эдвард откидывается назад и встречает мой взгляд, тем самым заставив меня прекратить поиски.

– Здесь никого нет, – говорит он. Протянув руку, Эдвард касается моей щеки, и я невольно вздрагиваю. Он продолжает касаться меня, пока я не расслабляюсь, до тех пор, пока онемение не исчезает, и я могу почувствовать тепло его пальцев на своей коже.

Его объятия удерживают меня, заставляя оставаться здесь и сейчас, заставляя осознавать силу притяжения, чувствовать тёплый ветерок и слышать окружающие нас звуки.

Я вздыхаю от усталости, которая, кажется, обосновалась в моём костном мозгу в тот самый день, когда я родилась. Всё напоминает борьбу – от попытки ощутить себя в некоей безопасности до понимания, что мне пора уже свыкнуться с прикосновениями.

Я просто не хочу больше бояться.

– Тогда не бойся, – отвечает Эдвард, и я понимаю, что должно быть, говорила вслух.

– Что?

– Не бойся, – повторяет он.

– Это не так просто, – протестую я, немного раздражённо.

– Я знаю, – с лёгкостью говорит он. – Но ты сможешь с этим справиться.

– Как? – спрашиваю я более раздражённо, чем должна. Мне надоели эти постоянные разговоры. Они никогда ничего не изменят.

Эдвард пожимает плечами и его беспечное поведение заставляет меня успокоиться. Он что-то задумал, но будь я проклята, если знаю что.

Он смотрит на меня и что-то похожее на озорство искрится в его глазах, а затем он наклоняется. Поначалу я думаю, что он собирается поцеловать меня в губы, но его голова уходит немного в сторону, ускользая от меня.

Я чувствую шелковистое прикосновение его волос к моей щеке, после чего его губы слегка касаются моего подбородка. Я сижу, замерев, а он проводит дорожку поцелуев к моей шее и останавливается возле горловины моей футболки.

Он берёт мои руки в свои и сжимает их, словно пытаясь меня успокоить.

И я начинаю понимать тот страх, который, по его словам, мне нужно победить.

– Не бойся, – шепчет он возле моего горла. – Нет никаких причин бояться.

Я хочу спросить его, что он собирается делать, но слова ускользают от меня, когда я вновь чувствую его губы на своей шее. Что-то в его поцелуях потрясает меня до глубины души и дело не только в нежной и такой интимной ласке. А в том, что он кажется таким нерешительным и, прежде чем приблизиться ко мне, желает увидеть моё одобрение.

Он прикасается только к моей шее и рукам, но я могу чувствовать его всем своим телом. Под охватившей меня безумной тревогой, возникает странный трепет, и это ощущения вовсе нельзя назвать неприятным.

Я не совсем глупая – я знаю, что моё тело возбуждается, но подавляю в себе это незнакомое чувство, боясь, что оно станет сильнее и заставит меня хотеть большего.

После того как проходит, кажется, целая вечность, Эдвард утыкается носом в местечко за моим ухом и, отстранившись, смотрит на меня. Он ждёт, словно знает, что мне нужно время, чтобы взять себя в руки. Затем он усмехается.

– Не бойся, – говорит он, словно в том, что он только что сделал, не было абсолютно ничего достойного внимания.

И я понимаю, что за эти прошедшие несколько минут не испытывала никакого страха.

Я не могу не усмехнуться ему в ответ.

– Это всё ещё нелегко, – тихо говорю я, но вид беспокойства, мчащегося по моим венам, кажется хорошим, несмотря на то, что я по-прежнему раздражена своим возбуждением.

Эдвард приближает ко мне своё лицо так, что кончики наших носов соприкасаются, после чего нежно целует меня в губы.

– Я понимаю, – говорит он. – Но знаешь, что? Для меня это также ново. Мы можем открыть это для себя вместе.

Я хочу возразить, но он пальцем нежно касается моих губ, заставляя меня замолчать.

– И ты сама можешь установить темп, – добавляет он.

Но как я могу взять на себя инициативу, если даже его прикосновения всё ещё даются мне нелегко?

– Перестань беспокоиться, – говорит Эдвард так, словно может догадаться, о чём я сейчас думаю. – Сосредоточься на том, что происходит здесь и сейчас. Тебе ведь понравилось то, что я сделал, верно?

Ответом являются мои покрасневшие щёки, но я всё равно киваю.

– Хорошо, – тихо говорит он. – Значит, я могу это повторить.

Он убирает с плеча мои волосы и целует меня снова, а я смотрю на собирающиеся в небе облака, удивляясь тому, как многого я достигла, что в итоге могу наслаждаться этим… по крайней мере, в какой-то степени.

Но я по-прежнему скованна, даже когда наклоняю голову, чтобы предоставить Эдварду больше пространства для перемещения. Он касается моей руки, затем поднимает голову и смотрит на меня.

– Ты так напряжена, – отмечает он. После чего, задумавшись, наклоняет голову. – Ложись.

Сомневаясь, я смотрю на него, нахмурившись.

– Ложись, – повторяет он. – На живот.

– Что ты собираешься делать, – не спрашиваю, а говорю я; внезапный приступ паники заставил мой голос охрипнуть.

Он закатывает глаза.

– Ничего такого, чего бы ты ни хотела. Ложись, – повторяет он.

Но я не смогу видеть тебя, – слышится несчастный голос в моей голове. Тем не менее, я делаю, как он просит, и ложусь на живот, устроив голову на сложенных руках.

– Есть шанс, что я могу заставить тебя снять эту блузку? – спрашивает Эдвард, но по тону голоса я понимаю, что он не испытывает такой надежды.

Я качаю головой и краем глаза вижу, что он согласно кивает.

– Хорошо, – говорит он. После чего неожиданно встаёт на колени и я, встревожившись, пытаюсь встать.

– Нет, лежи, – говорит он. – Я просто хочу быть поближе к тебе.

Моё сердце готово выскочить из груди, когда я слышу, как Эдвард двигается надо мной. Я чувствую себя в ловушке и не понимаю, почему продолжаю лежать вместо того, чтобы попытаться его оттолкнуть.

Но он не ложится на меня. На самом деле я почти не чувствую его на себе и, повернув голову, смотрю через плечо, чтобы убедиться, что он действительно там.

Он наклоняется вперёд, чтобы поцеловать меня в щёку, после чего выпрямляется, ожидая, когда у меня получится расслабиться.

– Просто для ясности, я могу прикоснуться к твоей спине, верно?

Я пытаюсь сказать «да», но не могу выдавить из себя ни звука. Видимо, Эдвард это понимает, потому что прежде чем я осознаю, что происходит, его тёплые руки скользят под мою блузку и майку и ложатся на поясницу.

Я резко выдыхаю и сжимаю руки в кулаки, и Эдвард на мгновение замирает, давая мне время прийти в себя.

Его руки тёплые, ладони мягкие. Несмотря на то, что я могу точно сказать, где его руки, у меня такое чувство, что моя спина вся покрыта его прикосновениями. Это… подавляет и удивляет и пугает… но приятно.

Его руки начинают двигаться, с нежностью массируя мои напряжённые мышцы.

О… Боже.

Как хорошо.

Я наблюдаю за ним краем глаза. Я слегка чувствую на себе его вес, но он не наклоняется ближе, и я не ощущаю себя пойманной в ловушку, как опасалась этого.

Несмотря на это, трудно избавиться от напряжённости, которую я чувствую, и которая держит меня на краю. Я жду, что его руки начнут лапать меня, или что он сделает какое-либо резкое движение, или, наконец, причинит мне боль. Однако ничего из этого не происходит, и я в растерянности, поскольку происходящее не имеет для меня никакого смысла.

– Просто расслабься, – тихо говорит Эдвард позади меня. – Разве это не приятно?

Я киваю, зная, что он увидит это.

– Хорошо, – говорит он. – Так и должно быть.

Я слишком напряжена, чтобы пытаться закрыть глаза, но всё вокруг расплывается, когда я сосредотачиваюсь на своих чувствах. Эдвард массирует мышцы вдоль моего позвоночника и мне становится интересно, понравилось бы ему, если бы я отплатила тем же.

– Перестань думать, – говорит он. – Я практически слышу, как работает твой разум.

Я слегка улыбаюсь и ничего не говорю. Но пока Эдвард продолжает делать массаж, работа моего разума, как и дыхание, замедляется. Эдвард с большей силой разминает мышцы на моей пояснице и, несмотря на то, что ощущение кажется не очень приятным, общее чувство расслабленности радует.

Он не опускается ниже моей спины, не делает никаких резких движений, и я понимаю, что начинаю верить тому, что он не удивит меня неожиданными прикосновениями. Он так много делает для того, чтобы я чувствовала себя нормально при этом.

Чтобы я доверяла ему.

Я не знаю, сколько проходит времени, когда он останавливается. Солнце ушло и слишком знакомые облака снова затянули всё небо над нами.

Эдвард ставит руки возле моих плеч и, наклонившись вперёд, касается губами моего уха.

– Приятно? – тихо спрашивает он.

– Да, приятно, – отвечаю я, чувствуя себя расслабленной и спокойной.

– Могу ли я как-нибудь убедить тебя перевернуться?

Вся моя сонливость пропадает в одно мгновение.

– Что? Зачем?

– Потому что я хочу обнять тебя, – отвечает он, словно в мире нет ничего более естественного.

– Но…

– Перестань думать, – шепчет он в моё ухо. – Если это будет слишком для тебя, ты просто скажешь мне, и мы остановимся.

Всё во мне кричит, что это не очень хорошая идея. Что я должна следовать своему инстинкту и прямо сейчас положить этому конец. Даже если это не ловушка, всё равно не закончится ничем хорошим, если я повернусь, а он будет сверху меня.

Но я так устала бояться и, возможно, я, как сказал Эдвард, должна попробовать побороть свой страх. Поэтому, когда он откидывается назад, чтобы дать мне пространство, я переворачиваюсь на спину и вижу его лицо.

Эдвард улыбается и, расположив руки возле моих плеч, вновь склоняется надо мной, нависая.

И в этот же момент меня отбрасывает назад во времени. Больше не Эдвард возвышается надо мной, а Стефан и через секунду его руки собираются сжать моё горло, лишая меня воздуха.

Задыхаясь, я со всей силой отталкиваю от себя Эдварда. Я не могу говорить, я словно опять немая – как тогда, когда жила со Стефаном и нет ничего, что я могла бы сделать, чтобы остановить его, ничего…

Тело надо мной исчезает и когда я пытаюсь сесть, не чувствую абсолютно никакого сопротивления.

– Прости.

Это не мои слова. Это говорит Эдвард.

Я не могу смотреть на него. Мне нужно подавить яркие воспоминания, всплывающие из глубин подсознания, но мой мозг, кажется, решил проигрывать их снова и снова. Похоже на то, словно я не могу сейчас даже дышать, словно одних лишь воспоминаний достаточно, чтобы сжимать моё горло. Я задыхаюсь, чувствуя себя так, будто вокруг меня очень мало воздуха, чтобы сделать вдох.

– Успокойся, – шепчет Эдвард. Его голос звучит далеко. – Старайся дышать медленно. У тебя приступ паники.

Проигнорировав его совет, я задерживаю дыхание до тех пор, пока мои лёгкие не начинают гореть, но, по крайней мере, ритм сердца замедляется. Когда я выдыхаю воздух, который задерживала, всё ещё задыхаюсь, но паникую меньше.

– Я могу что-нибудь сделать? – спрашивает Эдвард, наклонившись вперёд, чтобы поймать мой взгляд.

– Домой, – шепчу я. – Пожалуйста, отвези меня домой.



Мы молчим во время короткой поездки домой, и как только Эдвард паркуется в гараже, я выскакиваю из машины и бегу в свою комнату.

Там Дымка, которая, увидев меня, тихонько мяукает. Я проверяю, достаточно ли у неё воды, а затем, прячась, ложусь на пол за кроватью. Мой котёнок, как всегда, любопытный, сразу же залазит на меня, желая освоить для себя что-то новое.

Я могу чувствовать на своей спине лёгкий вес её лапок, и это напоминает мне массаж Эдварда. Вновь переживая сцену, я переворачиваюсь на спину и опускаю Дымку себе на грудь. Её вес настолько маленький, что ничуть не беспокоит меня. Однако когда ранее надо мной навис Эдвард, это стало главным спусковым механизмом.

Вздохнув и покусывая губу, я вспоминаю о том, что произошло. Дымка исследует мой живот, атакуя невидимую добычу. Её движения не очень изящны и небольшая улыбка приподнимает уголки моих губ, когда подпрыгнув, она теряет равновесие.

Хотела бы я быть такой же невинной, как этот котёнок.

Но это не так, и я всегда буду помнить о том, что случилось со мной. И всё же теперь я вдали от того места, которое так пугало меня и, кажется, что мои воспоминания стали более расплывчатыми. Сейчас мне трудно объяснить самой себе, почему час назад я так испугалась.

Думаю, всё дело в этих самых спусковых механизмах. Они застают вас врасплох и очень эффективно разрушают всё веселье, а когда всё заканчивается, вы задаётесь вопросом, какого чёрта сейчас произошло.

Я вздыхаю.

Моё настроение резко падает. Меня словно всасывает в тёмную дыру, которая, затягивает, затрагивая каждую мою мысль. И как же заманчиво позволить себе соскользнуть и исчезнуть в небытии, что зовёт меня по имени.

Но боюсь, что если я на самом деле исчезну, у меня уже не получится вернуться.

Ушки Дымки выпрямляются, когда дверь в мою спальню открывается без стука, и я понимаю, что это Эдвард пришёл навестить меня.

Не говоря ни слова, он заходит в комнату и, устроившись рядом со мной, протягивает руку и осторожно поглаживает Дымку. Но у котёнка, кажется, совсем другие планы – обхватив руку Эдварда передними лапками, она открывает свой крошечный рот и пытается вонзить свои зубы в подушечку его большого пальца. Эдвард позволяет котёнку кусать себя. Дымка настолько маленькая, что не сможет серьёзно навредить.

– Прости, – повторяет он.

В ответ на его извинение, я пожимаю плечами. Хотела бы я сказать ему, что это не имеет значения, но внезапно чувствую себя настолько уставшей, моя голова кажется слишком тяжёлой, чтобы просто приподнять её, а язык слишком толстым, чтобы двигаться.

– Хочешь лечь на кровать? – неуверенно спрашивает он.

И снова я пожимаю плечами. Думаю, начинает сказываться мой приступ паники. Где-то в глубине сознания, мне плохо из-за того, что я уделяю Эдварду так мало внимания, поскольку мне нравится, что он не позволяет мне остаться одной.

– Ладно, тогда пойдём, – говорит он и, встав, берёт меня за руку, и с лёгкостью поднимает на ноги.

К счастью, паника больше не накрывает меня, когда он помогает мне лечь на кровать и обнимает, прижимая меня спиной к своей груди.

Взяв пульт от телевизора, он начинает переключать каналы, пока не останавливается на музыкальном канале. Звуки песни «Supergirl» заполняют комнату, и ирония песни оставляет горький привкус у меня во рту.

Я далеко не супердевочка. Разве что суперплохая во всём, что касается Эдварда.

Или жизни в целом.

Мой тяжёлый вздох вызывает более тихий со стороны Эдварда.

– Что? – спрашивает он и его слегка раздражённый тон расстраивает меня ещё больше.

– Ничего.

Он снова вздыхает.

– Конечно.

Я не могу объяснить, что чувствую прямо сейчас, поскольку мои мысли в полном беспорядке. Взять хотя бы то, что я хочу исчезнуть, и всё же боюсь позволить этому произойти. Или как мне понравилось то, что я чувствовала с ним на лугу, но всё же я боюсь чувств… боюсь чувствовать вообще что-либо. Как я устала бояться, устала злиться на своё прошлое и понимать, что не готова к жизни.

Я не могу объяснить всё это. Я даже не знаю, с чего начать.

– Тебе не понять, – шепчу я, но так тихо, чтобы он не услышал.

Но он слышит.

Спустя мгновение он нависает надо мной, опираясь на свою руку.

– Нет, не понять, – говорит он, но его глаза не отражают то спокойствие, которое он вынудил звучать в своём голосе. – Потому что ты не хочешь ничего объяснять.

– Что тут объяснять? – спрашиваю я, настолько расстроенная своей неспособностью быть нормальной, что забываю о каком-либо страхе. Я даже не обращаю внимания на то, что он раздражён.

Задумавшись, Эдвард на секунду закрывает глаза, а его губы сжимаются в тонкую линию.

– Думаю, ничего, – говорит он и снова смотрит на меня. Я вижу разочарование в его глазах и ненавижу то, что стала причиной этому. Снова.

Я отворачиваюсь от него, не в состоянии облечь свои эмоции в слова.

– Конечно, – говорит он тихо, в его голосе слышатся хриплые нотки. – Закройся от меня снова. Лучше я оставлю тебя.

Он встаёт с постели и в тот момент, когда уже почти закрывает за собой дверь, я вновь обретаю свой голос.

– Только не говори, что я не предупреждала тебя, – говорю я достаточно громко, чтобы он услышал.

Дверь не закрывается. Она открывается снова, и Эдвард заходит в комнату. Теперь его лицо искажено от гнева, и я смотрю на него со слишком знакомой отрешённостью. Я даже не сажусь, чтобы оказаться в менее уязвимом положении.

Эдвард со щелчком закрывает за собой дверь, и этот звук кажется зловещим.

– Предупреждала. Снова и снова, а я был настолько глуп, что игнорировал это, поскольку считал, что под твоим суровым фасадом скрывается девушка, настолько милая, что стоило попытаться пробиться через эти стены.

– Я – не милая, – бормочу я, едва осознавая то, что он ещё говорит.

– Милая, – настаивает он, – но ты единственная, кто этого не видит. Боже, я не могу даже представить то количество энергии, которое уходит у тебя на то, чтобы оттолкнуть всех, кто хочет быть рядом с тобой.

–Думаешь, я делаю это нарочно? – потрясённо спрашиваю я.

Эдвард переступает с ноги на ногу. Начинает складывать руки на груди, но в итоге, засовывает их в карманы джинсов.

– Похоже на то, – говорит он, не глядя на меня.

– Ты действительно думаешь, что на всё это у меня есть энергия? Ты хоть представляешь, чего мне стоит просто прожить ещё один день?

– Знаешь, что? – говорит он, теперь впиваясь в меня взглядом. Его глаза блестят от гнева, и моё тело напрягается от извечного страха. – Я не представляю. Потому что ты не говоришь об этом никому из нас. Тебя, кажется, вполне устраивает отталкивать всех нас и скрываться в своей комнате, словно ты слишком хороша, чтобы провести время со мной или с кем-либо ещё в этом доме.

– Это неправда, – шепчу я, в шоке от его слов. – Ты знаешь, что это неправда.

– Да, знаю. Поэтому продолжаю приходить к тебе, понимая, что тебе трудно первой проявить инициативу, и делаю всё возможное, всё, что только могу придумать, чтобы сделать тебя счастливой и увидеть твою улыбку. Но этого недостаточно, верно? Этого когда-нибудь будет достаточно?

Я открываю рот, но не могу выдавить из себя ни слова. Поскольку я не знаю. Я не знаю, будет ли когда-нибудь этого достаточно.

– Неужели тебе на самом деле так тяжело прийти ко мне для разнообразия? Ты не должна ничего делать. Чёрт, я был бы счастлив, если бы ты просто попросила меня посмотреть с тобой фильм, даже если он – самый скучный.

– Я не знаю как, – говорю я, мой голос ломается. – Я не хочу тебя беспокоить.

– Как ты можешь побеспокоить меня? – спрашивает он, вскидывая руки в беспомощном жесте. – Как мне объяснить тебе, что я хочу, чтобы ты приходила ко мне? И мне плевать, счастлива ли ты или тебе грустно. Если тебе нужна моя компания, я хочу быть рядом с тобой. Просто не отталкивай меня, – добавляет он, и его голос становится хриплым. – Пожалуйста, перестань отталкивать меня.

Я всё ещё лежу на своей кровати, но впечатление такое, словно я парю где-то под потолком, наблюдая за разворачивающейся сценой сверху. И я внезапной ясностью я понимаю, что потеряю Эдварда, если не сделаю хоть что-нибудь, чтобы закрыть расстояние между нами.

Но как мне сказать ему, что я ужасно боюсь потерять то, что для меня что-то значит? Как потеряла всё, что когда-либо мне нравилось или что я даже любила? Что я просто не знаю, как проявить инициативу из-за страха оказаться обузой, которую могут проигнорировать или просто оттолкнуть?

– Ты хотя бы готова постараться и начать бороться? – тихо спрашивает он. – Просто скажи мне. Потому что если ты готова, то и я тоже. Но я не могу бороться с твоими демонами в одиночку.

– Я не знаю как, – говорю я ещё тише, чем он.

– Это неважно, – говорит он. – Главное, чтобы ты хотела этого, дальше мы разберёмся. Мы сможем сделать это.

– А если я снова запаникую, когда ты захочешь попробовать что-то новое? Сколько ещё нужно приступов паники, прежде чем ты окончательно решишь, что я не стою твоего времени?

– Ты стоишь моего времени, – повышая голос, отвечает Эдвард. – Сколько ещё раз я должен тебе это повторить?

– Просто ты теряешь терпение, – гневно говорю я, указывая на очевидное. – И я не знаю, получится ли у меня не потерять тебя.

Он садится на край кровати.

– Ты не потеряешь меня, – импульсивно говорит он. – Но, чёрт, будет намного проще, если ты перестанешь постоянно отталкивать меня. Ты ведь хочешь, чтобы я был рядом?

– Да, – шепчу я. – Но я не вынесу, если впущу тебя, а ты меня оставишь.

Я сказала это. Трещина в моей груди расширяется и эмоции, которые я так долго игнорировала, спешат на поверхность, и моё горло сжимается, когда из него вырывается рыдание. Я с трудом сглатываю, пытаясь подавить его.

– Я не могу пообещать тебе вечную любовь или что-то в этом роде, – после паузы, говорит Эдвард. – Но я не знаю, что ещё могу сделать, чтобы заставить тебя поверить, что я хочу быть с тобой. Если ты не будешь никого к себе подпускать, то люди не смогут иначе, кроме как оставить тебя в покое. Разве ты сама не видишь, что будет именно так?

– Я не знаю, как это изменить.

– Знаешь, – немедля отвечает он. – Конечно, знаешь.

– Не думаю, что смогу сделать это. – Усталость, которую я чувствовала прежде, вернулась, делая мои мышцы слабыми и вызывая ломоту в теле.

Эдвард усмехается.

– Не могу в это поверить. Ты прошла через ад и выбралась из него, и теперь здесь ты не знаешь, что делать? Не смешно, Белла.

Его слова заставляют меня сесть на колени, чтобы оказаться на одном уровне с ним.

– Мне удалось пройти через ад, потому что всю свою жизнь я держалась в стороне, Эдвард, – раздражённо отвечаю я. – Единственным способом пережить день было то, что я позволяла дерьму произойти со мной. Если я просила о чём-нибудь, то это использовалось против меня. Так скажи мне, как я должна справиться с этим!

Прежде чем ответить, он делает глубокий вдох.

– Как насчёт того, чтобы начать понимать, что здесь ты в безопасности и что никто в этом доме не имеет скрытых мотивов. Все по-доброму к тебе относятся. Я уверен, что это понятие довольно странное для тебя, но для начала, ты можешь хотя бы попытаться поверить в то, что это правда.

– Это не так легко, как кажется, мистер психолог, – не соглашаюсь я. – Но предполагаю, что тебе, выросшему в идеальной семье с идеальными родителями в прекрасном доме и с бОльшим количеством денег, чем можно потратить, это трудно понять.

Он молча слушает мою напыщенную речь и отвечает мне спустя какое-то время.

– Да, трудно, – говорит он. – Но чёрт, Белла, я прекрасно знаю, как чувствуешь себя при депрессии. И я прекрасно знаю, как был счастлив, когда ты начала открываться для меня.

Я смотрю на него, не находя слов для ответа.

– Что, – говорит он и его голос ничего не выражает. – Ты и не думала, что тоже помогаешь мне?

– Это не так, – шепчу я. – Я помогаю?

Эдвард проводит рукой по волосам, взлохмачивая их.

– Боже, – выдыхает он, горько усмехаясь. – Ты действительно не понимаешь?

Я оцепенело качаю головой.

– Почему, ты думаешь, я так много времени проводил с тобой? Нет, не отвечай, – прерывает он сам себя. – Не думаю, что хочу это знать.

Мои плечи поникают. Краем глаза я вижу, что Дымка наблюдает за нами, наверное, интересуясь, почему мы говорим на повышенных тонах.

– Послушай, – говорит он, – может, тебе это покажется странным, но я не психолог, даже если ты не согласишься со мной. Ты не хочешь называть себя жертвой, верно?

– Верно, – тихо говорю я, мой голос почти пропал после напряжённого разговора.

– Ты – выжившая, – продолжает он. – Ты прошла через всё это дерьмо и теперь ты здесь. Ты получила шанс, но не видишь возможностей. Вместо этого ты ведёшь себя как жертва, которой быть не хочешь, прячась от всего и отказываясь пытаться активно выстраивать свою жизнь.

Его слова, в которых только правда, бьют меня словно пощёчина. Я задыхаюсь, когда полностью осознаю то, что он сказал.

Я веду себя как избалованный ребёнок, который принимает всё, ничего не отдавая взамен. Я именно та, кем Эдвард назвал меня. Беспомощная жертва, вполне способная совершать правильные шаги и принимать решения. Но вместо этого я прячусь от всего хорошего, что мне предлагают, отказываясь принимать что-либо, из-за страха это потерять.

Я не просто жертва.

– Я была трусом, – шепчу я, опустошённая пониманием этого.

– Нет, – сразу же отвечает Эдвард. – Не трусом. Но ты всё ещё играешь по правилам своей прежней жизни. А этого больше делать не нужно. Неужели ты не видишь, что здесь нет никакой опасности?

– Я хочу, – говорю я, не сдерживая рыдание. – Я так хочу это видеть.

Он не пытается успокоить меня. Но когда я смотрю на него, вижу, что он в приглашении раскинул руки. Не говоря ни слова, он просит, чтобы я подошла к нему за утешением.

Я так и делаю.

Его руки обвивают меня в теперь уже знакомом объятии, но впервые я действительно чувствую, как в мою кожу просачивается его успокаивающее тепло.

И я оплакиваю не только потраченные впустую годы моего детства, но и ту энергию, которую я потратила зря на свои волнения и страхи.

– Только не оставляй меня, – говорю я, уткнувшись ему в грудь. – Прости.

– Тебе не за что извиняться, – говорит он, прижавшись щекой к моей макушке. – Никто не ждёт, что ты изменишься быстро. Знаю, что тебе тяжело. Но ты должна хотя бы попытаться, понимаешь?

Глубокий вздох вырывается из меня, и я прячу лицо в сгибе его шеи.

– Ты уже так далеко, – бормочет Эдвард и его голос успокаивает. – Посмотри, сколько ты достигла. Ты ешь с нами, разговариваешь и даже играешь. Время от времени ты принимаешь объятия, – говорит он, слегка сжимая меня. – Мы вместе проводили ночи. И ты не паниковала. Не забывай о хорошем. Или ты уже забыла?

Я качаю головой, представляя всё, о чём он говорит мне и зная, что он прав.

– Мне нужно почаще об этом напоминать, – жалуюсь я.

Эдвард тихо посмеивается, и могу чувствовать, как этот звук отражается в его груди. Напряжённость в комнате медленно исчезает.

– Лишь пару десятков раз. Может, больше.

Я стону и в смехе Эдварда слышится лёгкость.

– Думаю, иногда нужно напоминать о том, что ты уже не в Финиксе.

Конечно, он прав.

И, слава Богу за это.