~O~

~O~

~O~

Думаю, мне нужно воспользоваться ванной комнатой.

Я открываю глаза, но тут же снова медленно их закрываю, так как небольшой свет кажется мне ослепительно ярким и вновь вызывает головокружение.

Вот чёрт, у меня болит живот. Мне нужно встать, и прямо сейчас.

Я открываю глаза и лёжа на спине, пытаюсь сохранить равновесие. Когда я достаточно уверена в себе, то медленно сажусь.

Я в комнате одна.

Смутно припоминая, что случилось в прошлый раз, когда я попыталась встать, я откидываю одеяло и спускаю ноги с кровати.

Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь уходило так много времени на то, чтобы пройти всего несколько шагов. Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь уходило так много времени на то, чтобы справить свою нужду. Но пока я здесь, я могу умыться и почистить зубы. Мне это удаётся, хотя кажется, на всё уходит не меньше двух часов. Это изнуряет меня, и я снова направляюсь к кровати, чувствуя огромное облегчение, когда сажусь и просто откидываюсь назад. Хотя, я чувствую себя немного лучше, и это радует меня.

Какое-то время я, не двигаясь, лежу на кровати, а мои ноги касаются пола. Головная боль, кажется, уменьшилась, правда совсем немного. В голове туман, хотя, кажется, он не усиливается, несмотря на то, что все мои мысли, словно за много миль отсюда.

Дверь тихо открывается, но по привычке я не двигаюсь, продолжая смотреть в потолок, и прислушиваясь к тому, что происходит.

– Привет, Белла, – приветствует меня Эсме. – Вижу, ты уже проснулась, – я слышу, как она обходит вокруг кровати и садится рядом со мной.

Повернув голову, я смотрю на Эсме, и она нежно мне улыбается. Она переоделась, и её карамельные волосы превосходно уложены.

– Сейчас 6 утра, – говорит она и тихо смеётся, когда осознав её слова, мои глаза расширяются. Это утро понедельника? Должно быть, я очень многое пропустила. Сколько времени я спала? И всё ещё чертовски сильно хочу спать. Хотя Эсме, не кажется из-за этого расстроенной.

– Скоро ты услышишь, как проснутся остальные и начнут готовиться к школе, – прежде чем я начинаю тревожиться в полной мере, продолжает Эсме. – У нас ещё не было возможности обсудить с тобой хочешь ли ты ходить в школу, но сейчас это не имеет значения, так как тебе придётся отдыхать, пока ты не почувствуешь себя намного лучше.

Я поворачиваю голову немного больше и смотрю на Эсме. Она сидит на кровати рядом со мной, и меня это совсем не тревожит. Я ругаю себя, как только понимаю, что теряю свою бдительность. Снова. Хмурясь от усилия, я сажусь и немного отодвигаюсь от неё, для равновесия держась за одеяло, потому что у меня такое чувство, будто я сижу на грёбаном водяном матрасе. Эсме не показывает своего неодобрения, но я стараюсь оставаться настороже. Интересно, почему внезапно стало так тяжело?

– Ладно, есть кое-что, что тебе необходимо сделать. Тебе нужно поесть и переодеться. Ты чувствуешь себя немного лучше?

Пытаясь определить, как я себя чувствую, я ненадолго задумываюсь. Горло болит, но это не ново. Голова всё ещё пульсирует, но кажется, боль намного меньше, чем вчера. Всё моё тело напряжено от того, что я так долго спала и, если подумать, меня просто тошнит от голода.

Но, честно? Бывало намного хуже.

Отвечая на вопрос Эсме, я киваю. Я хочу поднять руку и потрогать шишку на голове, но отказываюсь от этой идеи. Лучше не проявлять признаки слабости.

Я слышу, как за пределами комнаты в доме начинается движение. Я слышу, как бежит по водопроводу вода, а на этаже выше отчётливо распознаю чьи-то шаги.

– Хорошо, это приятно слышать, – продолжает Эсме. – У меня идея. Я пойду и принесу тебе еду и лекарства. Затем помогу детям собраться в школу. После этого вернусь к тебе, и мы подумаем, как тебя переодеть во что-то более удобное. Как это звучит?

Думаю, звучит неплохо.

Эсме довольно кивает и снова встаёт. Из кармана она достаёт блокнот, ручку и кладёт их на прикроватную тумбочку.

– Я просто оставлю это здесь, – после этого, тепло улыбнувшись, она покидает мою комнату.

Она оставляет дверь немного приоткрытой, и я этого не понимаю. Но может, мне должно быть всё равно. Я сижу, прислонившись спиной к изголовью кровати и смотря на дверь, прислушиваюсь к звукам в доме. Я слегка меняю положение, пытаясь избавиться от напряжённости, которую чувствую в нижней части своей спины.

Что-то особенное происходит в этом доме. Кажется, Каллены, на самом деле добры.

Эта мысль приводит в замешательство и если честно, мне очень трудно в это поверить.

В дверь стучат так тихо, что я не уверена, слышала ли стук на самом деле. Дверь слегка приоткрывается, и я вижу Элис.

– Привет, – улыбается она. – Можно мне войти?

Не дожидаясь моего ответа, она заходит в комнату и останавливается в ногах кровати.

– Как ты?

И почему ей не всё равно?

– Ты хорошо спала?

С этим не поспоришь. Я киваю.

С моим кивком на её лице расплывается огромная улыбка, и сразу после этого она садится на мою кровать. Лёгкость, с которой она это делает, так же заставляет меня чувствовать непринуждённость, и лишь позже я немного напрягаюсь.

– Рада слышать. Мы так переживали за тебя.

Хм. Почему?

Элис должно быть видит вопрос в моих глазах, потому что с явным удивлением, тут же заявляет:

– Потому что мы заботимся о тебе, глупая! Ты теперь часть нашей семьи, и до сих пор эта ситуация была для тебя непростой. Мама так боялась, что всё испортила, и ты не захочешь с нами остаться.

Оказывается, мои глаза могут ещё больше расшириться. Это просто непостижимо.

Глядя на меня, Элис смеется.

– А что, ты подумала, что после всего этого мои родители откажутся от тебя?

Ну, да, на самом деле так и есть. Я сглатываю и начинаю кивать, но Элис прерывает меня; её глаза расширяются и наполняются печалью, все следы насмешки исчезают без следа.

– Ты на самом деле боялась, что тебе придётся уехать? – её шёпот настолько тих, что сквозь возникшего из-за головной боли звона в ушах, я еле его слышу.

Я снова киваю, сглатывая и чувствуя комок в горле, который совсем не походит на последствия после удушения. Я подтягиваю к себе ноги и обнимаю их, для удобства, опираясь подбородком о колени, и смотрю на Элис.

– О, Белла, – шепчет она, и одинокая слеза скатывается с уголка её глаза. – Ты с нами всего два дня, но мы все тебя очень полюбили. Как ты могла думать, что мы не рады тебе?

Потому что нигде раньше мне рады не были.

Я пытаюсь сдержать рыдания, когда думаю, что даже Рене избавилась от меня так быстро, как только смогла.

Чёрт. Я в смятении и, кажется, не могу контролировать свои мысли. Чтобы не сломаться окончательно, я перетягиваю запястье резинкой. Острая боль приводит в себя и отвлекает от тревожных мыслей.

– Белла? Зачем ты это делаешь?

Я встревожено смотрю на Элис. Мне что, на самом деле нужно это объяснять?

Я молчу, и Элис снова проявляет свою сверхъестественную способность, и мне кажется, что она может видеть меня насквозь.

– Это отвлекает тебя от тяжёлых мыслей?

Я резко вбираю в себя воздух, потому что её слова попадают мне прямо в душу, и я ничего не могу с этим поделать.

– О, прости, я не хотела обидеть тебя!

Слёзы льются из моих глаз, и всё кажется размытым. Блядь, блядь, блядь!

– Элис? – кажется, это голос Эсме.

Элис поворачивает голову к двери и кричит в ответ:

– Иду! Одну минуту! – затем снова смотрит на меня. За это время я успела взять себя в руки и, глядя на неё, совсем не знаю, что мне делать.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

Не знаю, откуда во мне эта непринуждённость, но я пожимаю плечами.

– Да, думаю, понадобится какое-то время, – прежде чем встать улыбается Элис. У двери она снова оборачивается ко мне. – Какие у тебя весёлые выходные, правда? – невесело усмехается она. Затем посылает мне воздушный поцелуй и выходит из комнаты.

Да. На самом деле, выходные просто обхохочешься.

Я сижу, прислонившись к спинке кровати и слегка откинув голову. После стольких часов сна, сонливость, кажется, немного отступает. Я слышу, как семь человек в этом доме готовятся к своему дню и мне кажется, что это напоминает хорошо отлаженный механизм.

Моя комната находится в конце коридора, поэтому я не могу видеть то, что слышу. Мне нравится, что дверь приоткрыта. Это довольно новое ощущение.

Дверь рядом открывается, и я слышу чьи-то тяжёлые шаги. Я всё ещё смотрю через дверь, но всё, что я могу видеть – стену напротив. Но я уверена, что эти шаги принадлежат Эммету, и что именно он только что вышел из своей комнаты.

Его шаги, кажется, направляются в мою сторону, но прежде чем я могу что-нибудь увидеть, они останавливаются и снова отдаляются от меня. Эммет – последний кто спускается вниз, и как только он доходит до первого этажа и его шаги затихают, в коридоре воцаряется абсолютная тишина.

Всё это кажется таким странным. У меня такое ощущение, будто я шпионю за этой семьёй, наблюдая и слушая с какой грацией и лёгкостью они двигаются. Я слышу доносящиеся снизу звуки завтрака, и понимаю, что ужасно голодна.

Хотя, я бы предпочла не вставать с постели, зная, что внизу сейчас так много людей.

Словно по сигналу, я слышу, как кто-то приближается и вскоре в моей комнате снова появляется Эсме. В руках она держит наполненный поднос. Когда она поворачивается ко мне, я немного отодвигаюсь, и она ставит поднос на кровать.

– Ты выглядишь лучше, – говорит она. – Может, ещё немного сонная.

Её милая улыбка вызывает у меня какие-то странные ощущения. Я не могу понять, что чувствую, поэтому стараюсь не думать об этом.

Эсме садится на корточки возле прикроватной тумбочки и указывает на поднос.

– Лекарство, овсянка, твой пакетик с едой, молоко, – она смотрит на меня. – Знаю, что ты ненавидишь эту еду в пакетиках, но тебе это нужно. Эти последние несколько дней ты ела очень мало. Овсянка ещё тёплая, я надеюсь, что она тебе понравится. Если хочешь, можешь добавить сахара.

Овсянка… когда-то, когда я была ещё маленькой, моя мама готовила её для меня. Когда она ещё жила с нами, и когда Лоран даже не смотрел на меня. Вспомнив об этом, я с трудом сглатываю.

Эсме видит, что я смотрю на еду, и снова встаёт. Я отстраняюсь от неё – чисто автоматически. Мне не нравится, когда люди возвышаются надо мной. Это заставляет меня чувствовать себя очень уязвимой.

Она тянет руку к подносу и берёт телефон, который, судя по всему, там лежал. Она протягивает его мне. С большой неохотой, я поднимаю руку и забираю у неё телефон. Или, на самом деле вырываю, так как спешу как можно скорее оказаться вне её досягаемости.

Это просто смешно, и по очень многим причинам.

Я вижу в глазах Эсме вопрос, но она молчит. Хорошо. Всё равно я не смогу это объяснить.

Мои мысли становятся всё более ясными, и я всё больше ощущаю её присутствие, и это постепенно напрягает меня. Мне не нравится это. Совсем.

Я смотрю на телефон, затем на Эсме. В моей руке он кажется тяжёлым и прохладным. Я подозреваю, чего Эсме хочет от меня, но жду, когда она объяснит это сама.

– Я хочу, чтобы ты использовала его, когда я буду тебе нужна, – снова присев передо мной, говорит она. Теперь я нахожусь выше её, и это помогает мне расслабиться, правда, совсем немного. – Там забиты все наши номера. Можешь просто дать мне вызов или отослать сообщение. Знаешь, как его писать?

Боже, я немая, а не дура.

Видя моё возмущение, она хихикает.

– Прости, – искренне говорит она. – У тебя не было телефона, так что, прости, если обидела. Я просто хочу помочь. Я не собираюсь сидеть возле тебя целый день, и мне кажется, тебе это совсем не нужно.

Не сдержавшись, я с облегчением вздыхаю, но одна беспокойная мысль всё ещё не даёт мне покоя. Разве я не должна делать для них что-то полезное? Я должна внести свой вклад в домашнее хозяйство, разве нет? Я чувствую себя намного лучше, чем вчера, и, конечно же, могу встать и чем-нибудь помочь.

Как долго они собираются заставлять меня отлёживать свою задницу и подавать мне завтрак в постель?

Эсме, кажется, замечает моё беспокойство, потому что кладёт передо мной блокнот и ручку.

– Я знаю, что тебе это ненавистно, но, пожалуйста, скажи мне, о чём ты думаешь. Мы хотим, чтобы ты была счастлива здесь, но ты должна нам помочь.

Я смотрю на блокнот, а затем на неё. Я бы отказалась, но в то же время не хочу её расстраивать. Отложив телефон, и вместо него взяв в руки блокнот, я хмурюсь, напряжённо пытаясь придумать, что же именно я должна сказать.

Эсме садится на пол и терпеливо ждёт. Я слышу, как внизу возобновилось движение, и как стулья царапают пол.

После долгих секунд колебаний, я откладываю блокнот и поднимаю взгляд. Я не могу сформировать свои мысли в слова. Я не знаю, как выразить то, что чувствую или чего боюсь. Нет, я этого точно не сделаю. Это даст ей целый арсенал оружия, которое, при желании она сможет использовать против меня, к тому же Эсме и так слишком много знает о моих слабостях.

– Нет? – ласково спрашивает она. Это даже не похоже на вопрос.

Я качаю головой. Нет.

– Хорошо, – кивает Эсме. – Я рада, что ты попыталась. Я спущусь вниз и отправлю этих оболтусов в школу. А ты пока поешь. И, возможно, у тебя получится написать, что тебя тревожит?

Не задерживаясь, Эсме с мягкой улыбкой оставляет меня с моей едой и с моими беспокойными мыслями.

~O~

Я ела овсянку и клянусь Богом, это лучшая еда за очень много лет. Эсме сдержала своё обещание, и я осталась одна. Она дала мне возможность спокойно поесть, что на самом деле, если подумать, произошло впервые с тех пор, как я сюда приехала. Я даже запила свою жидкую еду молоком.

Еда помогла немного прояснить мой разум, и у меня было время подумать. Мне больше нельзя ослаблять свою защиту. Вспоминая о тех ошибках, которые за последнее время я позволила себе совершить, одна мысль тревожным молоточком бьётся у меня в голове. И чем больше я думаю о том, что произошло прошлой ночью, тем больше расстраиваюсь.

Я не приняла свои лекарства, хотя горло и голова всё ещё болят. Я записала для Эсме вопрос и теперь жду, когда она вернётся.

Думаю, здесь мне нужно проявить твёрдость.

В доме пусто. Я слышала, как младшие Каллены с шумом уехали в школу. Я слышала больше чем одну отъезжающую машину. Если бы я стояла у окна, то, наверное, смогла бы это увидеть.

Но я не стою, я отлёживаю свою ленивую задницу, что совсем на меня не похоже.

О, Боже, о чём я думаю?

Ещё одна ошибка. Я спускаю ноги с кровати и, почувствовав резкое головокружение, прикусываю щёку изнутри. Нет. На этот раз я не сдамся. Господи, единственное, что я делаю здесь, это всё порчу и сплю. Так много для благодарности.

Я встаю и немного потягиваюсь, позволяя крови прилить к моим ногам и голове, в то же время чувствуя пульсирующую боль и головокружение, что почти снова заставляет меня потерять равновесие.

И Эсме сказала, что это займёт целую неделю?

Чёрт.

С другой стороны, как выяснилось, она уже мне солгала, разве не так?

У меня нет времени сделать что-то ещё, так как я слышу, что Эсме поднимается по лестнице. Я обхожу кровать и жду её. Когда она входит в комнату, я вижу её явное удивление.

– Белла? Что ты здесь делаешь?

Ну, я не могу целый день валяться в кровати, или могу? Кроме того, если я буду стоять, может мне станет лучше, ведь моё тело кажется ужасно тяжёлым.

– Тебе лучше прилечь, дорогая.

Мы смотрим друг на друга, и я вижу, что она напряжённо о чём-то думает. Пока она отвлеклась, я, пользуясь этой возможностью, делаю несколько шагов вперёд и для поддержки прислоняюсь ослабевшими коленями к кровати. О, да, так намного легче.

Эсме, конечно же, наблюдает.

Вот же блядь.

Взгляд Эсме останавливается на полном стакане с моим обезболивающим. После этого она смотрит на меня.

Вот, это то, чего я так ждала. Но пусть она начнёт первой.

– Почему ты не приняла лекарство? – осторожно спрашивает она.

О-о, теперь она строит из себя саму невинность. Не сдержавшись, я приподнимаю бровь.

Осторожно, Белла. Не стоит слишком злить её.

Не отводя от неё взгляда, я достаю из переднего кармана свитера блокнот и бросаю его на кровать. В моей груди бешено бьётся сердце. Пути назад нет. Но я должна это сделать. В этом я уверена на все сто.

Когда она берёт блокнот и читает то, что я написала, я вижу, как расширяются её глаза.

– О, значит, ты заметила, – выдыхает она.

Конечно, заметила. Знаешь, я не совсем дура.

– Мы решили, что так лучше для тебя.

Я чуть не фыркнула на это. Чуть, потому что, сделав это, я бы издала звук, а мне совсем не хочется этого делать.

Потому что так лучше для меня.

Что-то меняется, словно щёлкнули переключателем. Уверена, что Эсме может видеть гневные факелы в моих глазах. Во всяком случае, я их чувствую.

Всю свою жизнь я переносила кучу дерьма под предлогом «так лучше для меня». В детстве у меня отобрали дом, потому что так было «лучше для меня». Меня поместили в приёмную семью совсем в другой части страны, потому что «так лучше для меня». Меня избивали как боксёрскую грушу бесчисленное количество раз, потому что так «лучше для меня». Я повторяла свой урок раз за разом, снова и снова, и всё потому, что «так лучше для меня». Каждое наказание я получала только потому, что «так лучше для меня».

А сейчас меня, без моего ведома, напоили наркотиками, потому что «так лучше для меня»?

Вот только не надо, пожалуйста. Я готова во многое поверить, но только не в это.

Конечно, не в это.

Я могу принять много дерьма, и редко когда возражаю, но позвольте мне самой решать, несмотря на то, осознаю я или нет, что происходит вокруг меня. Это моё единственное условие. Неужели настолько трудно его принять?

Я тяну руку к блокноту, и Эсме отдаёт его мне. Не заботясь больше ни о чём, я выхватываю его из её рук. Я пишу ей то, что выделив из тревожных мыслей, просто обязана сказать.

~O~