Белла

Эдвард забирался в истребитель, а я смотрела на него и нервничала, как никогда в жизни. В равной степени из-за беспокойства и вида задницы Эдварда в летном костюме.

Эли был прав: повезло мне.

Вот бы Эдвард мог оставить форму себе!

Он был так счастлив, что я не позволяла собственному страху испортить мужу праздник; лишь молча надеялась, что не пожалею о сюрпризе. Райли и Лоран, пытаясь меня успокоить, твердили, что все будет в порядке, но живот скрутило и не отпускало, пока Эдвард не вернулся на твердую почву. Он буйно покружил меня, усугубив ситуацию с животом. К счастью, Эдвард теперь был рядом (и я могла тошнить прямо на него), а не где-то над Тихим океаном, так что мне полегчало.

Я наблюдала со стороны, как он общается с военными, которые стекались сюда после его полета, особенно с женщинами. Разумеется, я не могла их винить – Эдвард был горяч, – но я никоим образом не чувствовала угрозы или ревности. Он улыбался, фотографируясь с ними, и совершенно искренне общался, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как он улыбался мне или говорил со мной.

Неделю назад я проснулась рядом с мудаком, мелочным и поверхностным. Теперь я практически не могла вспомнить того Эдварда. Его общение с военными произвело совершенно противоположное впечатление. Рассуждая о предполагаемой неполноценности своей профессии в сравнении с пилотами, он лишь подкрепил мое мнение. Эдвард был не более поверхностным, чем Тихий океан, над которым он только что полетал.

Остановившись на обед и купив столько презервативов, что их на неделю хватило бы всему кварталу Красных фонарей, мы поехали домой. Теперь я нервничала по другому поводу. Во рту пересохло; все жидкости скапливались в трусиках. Эдвард, к счастью, не пытался со мной разговаривать. Я бы звучала как пациент стоматолога, которому рот набили ватой. Несмотря на его размер, Розали ошибалась: никакая смазка не понадобится. Даже странно, что за эти дни я не превратилась в сморщенную изюмину. Казалось бы, вся влага уже покинула мое тело. Однако ощущения между бедрами доказали, что я ошибаюсь.

Мои мысли так сосредоточились на том, чем мы с Эдвардом собирались заняться, что от звонка мобильного я подлетела бы до потолка, если бы не ремень безопасности. Увидев имя Майка, я хотела пропустить звонок. Однако он редко звонил, а значит, что-то могло случиться. Например, могло звонить его либидо, которому не терпелось заполучить телефоны бывших подружек Эдварда. Но его новости меня ошеломил.

– Беллз, бабушка в больнице. У нее случился еще один сердечный приступ.

– Что?..

У нее был небольшой сердечный приступ, когда я еще училась в старшей школе. Этот мог оказаться хуже.

– Ага. Док сказал, что приступ был легкий, что бы это ни значило, но мне он показался не таким уж легким, когда я нашел ее на полу в кухне.

– Как? Что произошло?

Сверхактивный мозг тут же вообразил, как она корчится на потертом линолеуме, прижимая руки к груди.

– Она меня пригласила поужинать жареной курицей. Когда я пришел, ба лежала на полу в луже собственной крови. Она, кажется, собиралась жарить курицу, потому что та лежала на прилавке. Наверное, приступ случился, пока она несла сковородку на плиту. Думаю, ба ударилась головой, когда упала.

– Боже мой! Она в порядке? Вы в больнице Монро? Что сказали врачи? Ей нужна операция? Ей больно? Она спрашивает обо мне? – вопросы вылетали моментально, как только мозг успевал их сформулировать. Я даже не заметила, что мы припарковались перед домом, пока Эдвард не коснулся моей ноги. Он обеспокоенно смотрел на меня.

– У бабушки случился сердечный приступ, – прошептала я.

В этот момент вмешался Майк:

– Да, мы в больнице Монро, и с бабушкой сейчас все в порядке. Ей нужно было наложить пару швов на голову, но врачи сказали, что операция не нужна. Все будет в порядке, если она пропьет курс лекарств. Ба не хотела, чтобы я говорил тебе, пока она не вернется домой – не хотела тебя волновать.

– Это смешно! – практически выкрикнула я. – Я имею полное право знать, что происходит! Она – все, что у нас осталось… – тут крики превратились в рыдания. Эдвард наклонился, обняв меня своими длинными руками, а я продолжила плакать в его плечо, все еще прижимая телефон к уху.

– Ну, я же тебе позвонил, не так ли?

– Да, позвонил. Как долго она там пробудет? – спросила я, прокручивая в голове список дел. Нужно позвонить мистеру Вольтури, чтобы договориться об отгуле, и забронировать авиабилеты.

– Ты знаешь, насколько бабуля бывает активной. Она уже сейчас требует, чтобы ее отпустили, но врачи сказали, что не раньше второй половины завтрашнего дня.

– Хорошо. Я сделаю несколько звонков и ближайшим рейсом вылечу в Форкс. Позвоню, как только узнаю время прилета. Сможешь меня забрать?

– Да, заберу, но бабушке не скажу. Когда она тебя увидит, может, не станет с меня шкуру спускать за этот звонок. Этот твой новый парень тоже появится?

Мне и в голову не пришло приглашать Эдварда. Я слишком привыкла решать семейные проблемы в одиночку.

– Пока не знаю. Когда перезвоню, скажу.

– Можешь хотя бы прихватить его записную книжку?

– Майкл Свон! Сейчас не время искать новую дырку. И только попробуй оставить бабушку сегодня одну в больнице!

– Боже, Беллз, да успокойся ты. Ты сама велела мне больше читать. Такая книга могла бы меня заинтересовать.

– Боже правый, Майк... Я тебе перезвоню! – я повесила трубку, не давая себе окончательно слететь с катушек. В конце концов, ему еще предстояло забирать меня из аэропорта. Я посмотрела на Эдварда. – Она в порядке. Врачи сказали, что операция не нужна, и завтра днем ее отпустят, но я хочу пару дней о ней позаботиться и убедиться, что с ней все в порядке.

– Конечно, – ответил Эдвард. – Хочешь, поеду с тобой?

Я хотела, очень хотела. Но у него было немало обязанностей, которые он не мог просто так бросить. Судя по словам Майка, бабушке не грозила смерть. А значит, она будет немного сварливой из-за того, как мы «носимся с ней». В таком состоянии она вряд ли захочет встретиться с Эдвардом. Решив разведать обстановку, я спросила:

– Что будет с сериалом, если ты вдруг возьмешь отпуск?

Эдвард пожал плечами.

– Точно не знаю. Я никогда раньше этого не делал. Но на время моего отсутствия им пришлось бы остановить съемки. Впрочем, мне все равно. Ты для меня важнее дурацкой работы.

Известие о бабушкиной болезни разбило мне сердце, но слова Эдварда его мгновенно исцелили.

– От твоего появления на съемках зависит работа многих людей. И если верить Майку, бабушке ничего не угрожает. Обычно он почти так же полезен, как люк на каноэ, но он любит ее не меньше меня и не стал бы преуменьшать тяжесть ее состояния в случае чего-то серьезного. Такое уже случалось раньше, и я, вероятно, напрасно срываюсь с места, но мне нужно увидеть ее ради собственного душевного спокойствия. Если я смогу похлопотать вокруг нее, мне станет лучше. А она разозлится, как мул, который проглотил шмеля. Как тебе такой вариант: я полечу одна, и если дела обстоят хуже, чем я думала, я позвоню тебе и попрошу присоединиться?

Эдвард явно пытался подавить улыбку. В ответ на мой вопросительный взгляд он пояснил:

– Полезен, как люк на каноэ? Разозлится, как мул, проглотивший шмеля?

– Ничего не могу поделать, – улыбнулась я. – Стоит пообщаться с Майком – и я начинаю говорить как деревенщина.

Эдвард не сумел справиться с улыбкой. Он наклонился, поцеловал меня в лоб и спросил:

– Ты уверена, что хочешь полететь одна?

Нет.

– Да. – Взглянув на часы, я увидела, что уже почти восемь вечера, и сказала: – Вряд ли я смогу вылететь сегодня вечером, но чем скорее доберусь и своими глазами увижу, что все в порядке, тем скорее смогу вернуться.

Оказалось, я все же могла вылететь из Лос-Анджелеса полуночным рейсом. Я торопливо собирала вещи, делая попутно нужные звонки. Мне предстояло совершить пересадку в Портленде, а к половине девятого утра я уже прилетала в Форкс. В процессе я несколько раз срывалась, одолеваемая страхом за бабушку, но Эдвард всегда успокаивал меня своими прикосновениями и словами. Я начала сомневаться в своем первоначальном намерении лететь в одиночку, но в аэропорту мы уже ничего не могли изменить. Он не мог пройти со мной, потому мы попрощались в вестибюле терминала.

Эдвард обнял меня, наклонился, нежно поцеловал и сказал:

– Позвони, когда доедешь, чтобы я знал, что ты добралась благополучно.

– Хорошо, – всхлипнула я, крепче сжимая его. Я уже всерьез хотела позвать его с собой, но сдерживалась.

– Я… – Эдвард помолчал, а затем сказал: – Я буду скучать по тебе.

– Я тоже буду по тебе скучать, – ответила я и добавила про себя: «Уже скучаю».

Когда мы разошлись, я не оглядывалась, старательно сдерживая слезы, пока не доберусь до ворот. Это стоило мне таких усилий, что я невольно гордилась собой. Как только я с удобством устроилась в первом классе – Эдвард настоял, а у меня не было сил спорить, – в руке тут же зажужжал телефон. Сообщение от Эдварда гласило:

«Уже скучаю по тебе».

У меня вырвался всхлип. Я напечатала в ответ дрожащими пальцами: «Я тоже». Предстояли долгие часы бездействия. Я плакала, пока не уснула, и даже не почувствовала, как самолет отрывается от земли.

Приземлившись в Портленде, я проснулась и обнаружила, что телефон разрядился во время полета, потому что я забыла его выключить. Зарядник остался в багаже, а стыковочный рейс задержали, и в Форксе я оказалась лишь в 11:30 утра. Мне не терпелось найти Майка и позвонить Эдварду. К счастью, брат ждал возле места выдачи багажа и, судя по всему, флиртовал с симпатичной стюардессой. Не знаю, ждал ли он там с половины девятого, занятый стараниями завалить каждую женщину в штате (даже если они там проездом), или проверил и увидел, что мой рейс задержали. Если бы мне не так сильно хотелось услышать голос Эдварда, я бы рассмеялась, услышав подкат Майка: «Ты так горяча, что это из-за тебя началось глобальное потепление». Но я лишь сильнее затосковала по Эдварду, подумав о том, что он этого не слышит. Я торопливо подлетела к Майку и попросила:

– Привет, Майк, дай мне свой телефон.

Даже мое грубое вмешательство не заставило его прервать флирт. Майк полез в карман и протянул мне телефон, даже не поздоровавшись. Я и сама обошлась коротким приветствием, поэтому не возражала. Взяв телефон, я отошла подальше, набирая номер Эдварда. В Лос-Андежелесе было 9:30, и Эдвард, скорее всего, ехал на работу. Я надеялась застать его. Но вместо соединения я услышала автоматическое сообщение, которое гласило, что номер был изменен на новый.

Что за хрень? Какого черта он изменил номер, не сказав мне?

Я посмотрела на экран, проверяя, правильно ли набрала номер. Затем попробовала домашний, молясь, чтобы это сработало. Иначе все мои предположения грозили вернуться. Ответа не было. Я оставила сообщение, рассказав Эдварду, что мой рейс задержали, и что я благополучно долетела. Затем упомянула, что не могу дозвониться по мобильному, поэтому позвоню вечером на домашний.

Получив багаж, я схватила Майка и оттащила подальше.

– Как поживает бабушка?

Когда брат услышал о бабушке, хомячки в его голове забегали. Вспомнив о манерах, которым она его научила, Майк выхватил у меня чемодан и ответил:

– Эм-м… она в порядке. – Он сделал паузу и замедлил шаг. Я взглянула на него, заметив страх в его глазах. Майк признался: – Это меня сильно потрясло, Беллз. Когда я нашел ее, я думал, мы ее потеряли.

На глазах снова появились неотступные слезы. Я обняла брата и сказала:

– Я знаю, Джейс, но она по-прежнему с нами. Давай просто будем наслаждаться ее обществом, как бы долго оно ни продлилось. – Мы расступились и пошли к припаркованному грузовику брата. Зная, что Майку было трудно хранить секреты, я спросила:

– Ты не сказал бабушке, что я лечу?

Он фыркнул.

– Нет, она меня запрягла по полной. Я был занят, как кошка, срущая на мраморный пол, пока подготавливал дом.

Надо бы записать парочку его перлов для Эдварда.

Когда мы подошли к его грузовику, я открыла рот, читая наклейку на бампере сзади: «Если не стонет, то и не кончает».

– Майкл Свон! Скажи мне, что ты не возишь нашу бабушку с этим дерьмом на бампере! – Я ткнула в наклейку пальцем. Зная Майка, не было никаких гарантий, что он поймет мое негодование без визуального подкрепления.

– Ты дома всего пять минут, а уже кричишь на меня. Нет, я не вожу бабушку на своем грузовике; у нее слишком болят суставы, чтобы залезать в него. – У него хватило наглости состроить гримасу, которую обычно ему строила я.

Я прикусила язык и села. По пути в больницу мне пришлось в недвусмысленных выражениях заверить его, что у меня нет записной книжки Эдварда. И даже если будет, я ее не отдам. Ей суждено стать пеплом.

Вскоре мы наконец прибыли в больницу. Увидев бабушку на больничной койке, опутанную трубками и проводами, я с трудом сдержала рыдания. Она выглядела так, будто с моего приезда на Рождество постарела на десять лет. Я старательно изобразила улыбку. Бабуля была увлечена просмотром одной из своих «историй» по телевизору, но повернулась, когда я подошла. Она широко улыбнулась и раскрыла объятия.

– Детка!

Я обняла ее, намочив плечо слезами, и в конце концов прошептала:

– Привет, ба. Я так по тебе скучала. – До этого момента я не понимала, насколько сильно.

– Ну-ну, – сказала она, похлопывая меня по спине. – У твоей бабушки осталось в запасе еще несколько лет, потому незачем сейчас так волноваться. – Когда я наконец отпустила ее и села в кресло рядом с кроватью, бабушка пригладила волосы, огляделась и спросила: – Где Эдвард?

Я улыбнулась. Бабуля прихорашивалась ради него.

– Он работает.

– Ох, – разочарованно вздохнула она.

У нее был такой же вид, как в те моменты, когда я рассказывала, почему Джейк не приехал со мной. Мне не хотелось, чтобы она плохо думала об Эдварде, поэтому я добавила:

– Он предложил полететь со мной, но им пришлось бы остановить съемки шоу, потому что он – звезда. А Майк сказал, что с тобой все в порядке, поэтому я решила лететь одна. Но если я позвоню ему прямо сейчас и скажу, что он мне нужен здесь, он вылетит первым же рейсом из Лос-Анджелеса. – Я говорила правду: он все бросит и прилетит, если только мне удастся узнать его новый номер.

Позволив себе мысленно нахмуриться, я снова сосредоточилась на бабушке. Она заглянула мне через плечо и уточнила:

– Майк сказал?

– Ой, да ладно, ба. Ты же не хочешь, чтобы я скрывал это от Беллз. Она меня за такое точно убьет. – Майк изобразил щенячий взгляд, который в совершенстве освоил за эти годы, и гнев бабушки затих, не успев толком начаться.

Следующие несколько часов мы сидели и общались, пока бабушку не выписали из больницы. Майк съездил за ее машиной, чтобы ей не пришлось лезть в его грузовик. Когда мы свернули на исчерченную глубокими колеями подъездную дорожку, и в поле зрения появился фермерский дом, я испытала шок. Каждый раз, когда я приезжала сюда после долгого отсутствия, у меня всегда возникало ощущение, что я возвращаюсь домой, но на этот раз все было по-другому. Передо мной был дом бабушки, дом моего детства, но больше не мой дом.

Я не хотела сейчас размышлять об этом, потому просто помогла бабушке войти. Майк внес наши сумки. Он уже убрал кровь с пола, и я была ему благодарна за это. Я не стала упрекать его за забытую на столе курицу – просто сунула ее в пакет и выбросила в мусорное ведро снаружи. Как и ожидалось, бабушка стала слегка раздражительной, когда мы начали проявлять слишком много заботы, но в конце концов успокоилась и чуть позже восьми легла спать.

Вскоре после этого Майк ушел. Я боролась с усталостью – мне удалось поспать только во время короткого полета в Портленд, – но в Лос-Анджелесе было начало седьмого, и я хотела попробовать позвонить Эдварду еще раз. Он не ответил на домашний, поэтому я поднялась в свою комнату, чтобы найти в чемодане зарядник, но резко остановилась: с каждой стены на меня смотрело лицо Эдварда. Все плакаты были сделаны во времена, когда он был намного моложе, но я все равно погладила его лицо пальцем, мечтая прикоснуться к нему настоящему. Я села на кровать и позволила себе утешиться присутствием хотя бы его фотографий. И заснула с мертвым мобильником в руке, сама не заметив как.

Эдвард

Я думал, вся моя сила воли ушла на то, чтобы оставить Беллу в постели, но это не шло ни в какое сравнение с прощанием в аэропорту. Она была так расстроена. Я прекрасно понимал, что ей необходимо навестить бабушку, но все же не ожидал, что наша ночь так закончится. Она сказала, что хочет лететь одна, но я все равно чувствовал себя полным дерьмом из-за того, что не полетел с ней. И еще я не ожидал слов, которые едва не сорвались с моих губ в момент прощания.

Я едва не сказал, что люблю ее.

Едва.

Я даже не мог быть уверен в этом. Раньше я никогда не был влюблен, но точно знал, что не хочу отпускать Беллу. Никогда.

А еще я не хотел впервые произносить эти слова, когда она улетала за 1600 миль от меня. Я сел в машину на парковке аэропорта и отправил Белле последнюю мысль, которую мог признать и в которой был уверен. Я надеялся, что она получит мое сообщение до выключения телефона. Через мгновение мои молитвы были услышаны.

Она тоже скучала по мне.

Я не заводил машину, пока не получил известие о том, что ее самолет взлетел. Вернувшись домой, я сразу же ощутил изменения. Жилище казалось пустым как никогда. Не хватало только Беллы и небольшого запаса ее одежды, но я словно оказался посреди Гранд-Каньона. Не желая поддаваться ловушкам разума, я отправился принять душ перед сном, не обращая внимания на пакет с презервативами, лежавший на тумбочке рядом с кроватью. Она вернется, напомнил я себе. Это стало моей мантрой. Я повторял ее снова и снова, снова и снова, пока принимал душ и считал мгновения, но это было бесполезно. Время практически остановилось. Минуты казались часами, часы казались днями. Когда я не смог больше лежать, я встал и проверил рейс онлайн. Самолет задержали в Портленде. Я попытался позвонить Белле на мобильный, но звонок сразу перешел на голосовую почту. Наверное, она решила, что я сплю.

В итоге я отправился на пробежку, просто чтобы занять себя хоть чем-то. Затем поехал в спортзал. Так как я приехал раньше обычного, закончил тоже раньше. Я проверил рейс Беллы по мобильному и увидел, что она не приземлится в Форксе до 11:30 по времени Вашингтона. Попутно я получил сообщение от Тани с вопросом, готов ли я «приятно провести время». Я решил отправиться в ближайший мобильный салон и получить новый номер.

Еще не покинув магазин, я попытался позвонить Белле с нового номера. Звонок снова попал на голосовую почту, но я не удивился: ее самолет едва успел приземлиться. Я сообщил автоответчику, что надеюсь, что с ней все в порядке, и что я скучаю по ней, попросил позвонить, когда появится возможность, и оставил новый номер телефона. Затем на всякий случай отправил Белле смс и поехал в студию. В коридоре я наткнулся на Элис. Она выглядела нервной, но воодушевленной. Еще раз поблагодарив меня за возможность получить работу, Элис сказала, что Ренесми со вчерашнего дня не прекращала говорить обо мне, поэтому я навестил ее в местном детском саду. Раньше я никогда туда не заходил, и количество детей меня ошеломило.

Неужели у КАЖДОГО работника студии были дети?

Через пару секунд я заметил рыжие волосы Ренесми. Она сидела в одиночестве в углу с книгой на коленях. Должно быть, она заметила меня краем глаза: девочка подняла глаза, и улыбка, которой Ренесми очень не хватало, осветила ее лицо. Руки запорхали так же быстро, как у Беллы, и мне пришлось попросить Ренесми притормозить. Навыки еще не вернулись ко мне в полной мере.

Когда я вошел, работники детского сада странно на меня покосились, но ничего не сказали. Как только я начал общаться с Ренесми, их настороженные взгляды сменились выражениями благодарности. Один из воспитателей подошел и сообщил, что переводчик опаздывает и не появится до обеда, поэтому я остался.

Ренесми попросила, чтобы я рассказал другую историю. Я указал на ее книгу, но девочка сказала, что смотрит только на картинки, потому что еще не умеет читать. Другие дети не играли с ней. Вероятно, из-за ее глухоты. Итак, я сел рядом и спросил, во что она хочет играть.

Большая ошибка.

Актерские навыки пригодились: теперь я превратился в ученика, а она – в учителя. Но я, наверное, никогда не был достаточно маленьким, чтобы влезть за такой крошечный стол. Ренесми хихикала, пока я пытался утроиться. В конце концов я сдался и сел на пол. Вскоре остальные дети начали медленно подтягиваться к нам (меня, гиганта среди карликов, было трудно не заметить). Воспитатель сказал, что переводчик обучит остальных детей языку жестов, но в итоге я сам научил их нескольким основным знакам. Когда я собрался уходить, Ренесми практически ничем не отличалась от других детей: все они смеялись и играли.

Я не жалел о времени, которое потратил на помощь Ренесми, но в итоге уже опаздывал на репетицию. Никому бы и в голову не пришло искать меня в детском саду. Но съемочная площадка, к моему удивлению, оказалась почти пуста. Разыскав одного из продюсеров, я узнал, что шоу, которое мы должны были записать на этой неделе, откладывалось. Очевидно, Джеймс все еще болел. На пятничной вечеринке он не появлялся. Я точно знал, потому что искал его. А еще я узнал, что роль Бри Таннер расширили, но она не могла работать после столкновения с Беллой, и на ее место искали другую актрису.

У меня была неделя отпуска.

Я мог бы поехать с Беллой в Вашингтон.

Теперь я мог поехать в Вашингтон!

Джаспер сидел в гримерке и скучал. Сообщив, что он свободен на остаток недели, я поспешил домой, чтобы упаковать сумку. Я влетел в дом, а менее чем через десять минут вылетел, совершенно не запомнив, что успел бросить в сумку. Но одно я знал наверняка: в моей ручной клади были 72 презерватива. По ЭТОЙ причине мы больше никогда не остановимся. Затем мне пришлось развернуться и снова забежать в дом, чтобы прихватить листок с адресом и телефоном бабушки, который Белла оставила «на всякий случай», а потом я направился в аэропорт, продираясь сквозь пробки.

Папарацци бродили тут и там, вероятно, ожидая, когда какая-нибудь знаменитость появится перед объективом, но я проигнорировал их и прошел прямо к стойке, чтобы попасть на ближайший рейс в Форкс. Я добрался до начала очереди около трех часов дня, и ни на одном рейсе до Форкса не было мест, если только я не хотел дожидаться полуночного. Мне не хотелось тратить больше времени, чем это было абсолютно необходимо, поэтому в итоге я купил билет в Сиэтл и решил арендовать машину, чтобы добраться до Беллы.

В конце концов, насколько большим мог быть Вашингтон?

Я сидел у выхода на посадку, смотрел на свой телефон, ожидая пятичасового вылета и гадая, почему до сих пор не получил известие от Беллы. Мне не хотелось ее беспокоить, пока она занята заботой о бабушке, но я надеялся, что она хотя бы сообщит, все ли с ней в порядке. Так ничего и не получив к моменту посадки в самолет, я отправил ей еще одно сообщение, сказав, что у меня свободная неделя, что я еду в Вашингтон, и позвоню ей, когда пересяду в Портленде.

По крайней мере, таков был план.

Полет, который должен был длиться чуть более трех часов, занял около четырех, поскольку самолет больше часа кружил над аэропортом Портленда из-за ебучей активности птиц. Наземная команда отпугнула большую стаю канадских гусей, и только потом мы смогли приземлиться. Мне пришлось бежать, чтобы успеть на стыковочный рейс. Он тоже оказался задержан из-за тех же самых гребаных птиц. На взлет сформировалась целая очередь из самолетов. Когда я приземлился в Сиэтле, было около двух часов ночи. Я сразу же включил мобильный и немного забеспокоился, не увидев сообщений. Попытался снова позвонить Белле, но сразу попал на голосовую почту.

Может, она потеряла телефон?

Мне даже в голову не пришло проверить сообщения на домашнем телефоне, а поскольку я сменил номер, Белла не могла со мной связаться. Я пытался заставить себя не набирать номер телефона ее бабушки, чтобы не разбудить ее, и в конце концов не стал этого делать. Если что-то пошло не так, я не смог бы утешить Беллу по телефону. Когда я сел в арендованную машину и увидел в навигаторе дорогу до Форкса, беспокойство усугубилось.

Почти шесть блядских часов?

Словно желая окончательно испортить себе настроение, я проверил, и оказалось, что если бы я летел в Асторию, то мог бы сесть на прямой рейс из Лос-Анджелеса, и полет продлился бы всего два часа.

Готов поспорить, там не было никакой чертовой птичьей активности.

Теперь уже ничего нельзя было поделать, поэтому я включил iPod и выехал на автостраду. Приблизившись к Форксу, я остановился выпить кофе и снова заправиться. Когда я свернул на грязную подъездную дорожку, ведущую к дому детства Беллы, было восемь утра. Несколько мгновений я просто сидел и смотрел на него, гадая, каково ей было расти там. Ферма знавала и лучшие дни, но все равно выглядела как дом, наполненный только хорошими воспоминаниями. Все, что требовалось, – это небольшой ремонт, покраска и, возможно, новые качели на крыльце, но место мне нравилось и в таком виде.

Я вышел из машины, размял ноги, перекинул спортивную сумку через плечо и поднялся по ступенькам крыльца. Поднял руку, готовый постучать, как вдруг зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Беллы.

Улыбаясь, я ответил:

– Алло?

– Эдвард, мне очень жаль. Мой телефон разрядился, и я заснула, не успев его зарядить, подключила всего минуту назад и увидела твое сообщение с новым номером. Почему у тебя новый номер? Ты получил мое вчерашнее сообщение на домашний?

Услышав ее бормотание, я почувствовал себя в сто раз лучше. На сердце потеплело при звуке знакомого голоса. Я усмехнулся и спросил:

– Ты уже выпила кофе?

– Ой! Боже правый, у тебя сейчас только шесть часов. Я тебя разбудила?

– Нет, я уже давно не сплю. – Очень давно.

Я не мог больше ждать – так хотел увидеть ее лицо, – и позвонил в дверь. Как раз в этот момент Белла спросила:

– Почему? – а затем быстро продолжила: – Можешь подождать секунду? Кто-то звонит в чертову дверь.

Я слышал ее шаги – и по телефону, и через дверь. Белла открыла дверь, увидела меня, и ее рот открылся от удивления. Я ответил на вопрос:

– Потому что мне показалось, что я провел не ночь вдали от тебя, а неделю.

На самом деле мне показалось, что даже дольше, и теперь наконец-то ушел холод, который сковал мое тело во время ее отсутствия. А когда ее ошеломленное выражение сменилось улыбкой, и Белла бросилась ко мне, я наконец-то почувствовал себя целым в ее объятиях.

– Я скучала по тебе, – прошептала она мне в грудь. – Я так рада, что ты приехал.

Я тоже.

Не успели мы продолжить разговор, как раздались шаги, и через несколько секунд я услышал:

– Белла? Кто здесь, милая?

Белла отстранилась с полуулыбкой-полугримасой, повернулась и сказала:

– Ба! Ты должна отдыхать в постели.

– Черта с два! Дети, вы ведете себя так, будто я уже на мраморном пастбище по соседству. У меня там, может, и забронирован номер, но я еще не готова к заселению. Я здорова как бык!

Белла потащила меня в дом, качая головой, и возражая:

– Нет!

Она сдержалась, прежде чем успела топнуть ногой. Я громко рассмеялся, чем снова привлек ее внимание. Оглянувшись, я увидел бабушку Беллы – с небольшой повязкой на левом глазу, в цветастом домашнем халате от которого у Кейт пошел бы пар из ушей. Впрочем, бабушке он идеально подходил. Она широко улыбнулась мне. Белла сказала:

– Бабушка, я бы хотела, чтобы ты познакомилась с моим мужем, Эдвардом Калленом.

Она произнесла «мой муж» без единой запинки, и я улыбнулся еще шире. Теперь я тоже воспринимал ее как свою жену. Она была моей женой, я был ее мужем, мы были парой.

– Эдвард, – Белла повернулась ко мне, – это моя бабушка, Мари Свон.

Я обошел Беллу и протянул руку, но Мари быстро оттолкнула ее (и я сразу понял, от кого у Беллы такие быстрые руки) и обняла меня со словами:

– Мы – семья, а в семье обнимают, а не пожимают руки.

Семья.

Не потому ли зародилось это странное теплое чувство в моей груди?

Подумать об этом я не успел. Мари выпустила меня и сказала:

– Приятно наконец познакомиться с тобой лично. Белла сказала, что ты занят на работе, поэтому мы тебя не ждали.

– Прошу прощения, – ответил я, внезапно сообразив, что мог приехать некстати. – На этой неделе съемки пришлось отложить, поэтому я так спонтанно прилетел. Надеюсь, я не помешаю?

– Конечно, тебе здесь рады, – улыбнулась она. – Ты же член семьи. – Не успел я попытаться обдумать это слово, как Мари повернулась к Белле и сказала: – Проводи Эдварда в свою комнату, чтобы он мог освежиться, а я займусь завтраком.

– Ба, – захныкала Белла, – пожалуйста, позволь мне позаботиться о тебе. Я займусь завтраком, как только покажу Эдварду, где он может оставить вещи.

Бабушка фыркнула, что-то пробормотала себе под нос и наконец сказала:

– Прекрасно! Тогда я переоденусь и прогоню старуху с косой, чтобы ты заботилась обо мне в свое удовольствие.

Я засмеялся, увидев, как они одновременно закатили глаза, но остановился, встретив и сердитые взгляды. Сумку с плеча я так и не снял, поэтому последовал за Беллой вверх по лестнице. Она шептала:

– Подожди, еще увидишь, как она рассердится, когда я приготовлю на завтрак полезную для сердца овсянку вместо булочек и мясной подливы, которые она бы приготовила…

Вдруг она резко остановилась.

– Э-э-э… подожди здесь минутку, я должна привести в порядок свою комнату.

Она упорхнула, прежде чем я успел что-то сказать, и после хлопка двери я простоял столбом еще целую минуту, прежде чем сообразил, что это была глупая просьба. Мне было все равно, был ли в ее комнате бардак, поэтому я поднялся по лестнице и увидел, что на этаже всего две комнаты. Первая дверь была открыта, и эта комната явно когда-то принадлежала Майку – она имела спортивный декор. Поэтому я открыл другую дверь и сказал:

– Белла, мне все равно...

Она застыла, словно олень на дороге, держа охапку бумаг, которые, очевидно, сорвала со стены. На меня со всех сторон смотрело мое собственное лицо, и я вспомнил интервью, которое ее брат дал на следующее утро после нашей свадьбы: «Она всегда его любила. Черт, ее комната в бабулином доме до сих пор оклеена плакатами с ним».

Я совершенно забыл об этом, и теперь на моем лице появилась ухмылка до ушей, пока я смотрел на покрасневшую Беллу.

– Белла, ты ничего не хочешь мне сказать?

Она прикусила нижнюю губу, глядя куда угодно, кроме меня, и спросила:

– Почему им пришлось отложить съемки твоего шоу?

Я бросил спортивную сумку на пол и сделал еще один шаг к ней, продолжая улыбаться как идиот.

– Белла, ты была в моем фан-клубе?

Как ни странно, эта мысль меня совсем не напугала. Меня радовало, что Белла была так давно влюблена в меня. Это уравнивало нас, потому что я уже был зависим от нее.

Ее румянец стал еще ярче, что я воспринял как «да», но она проигнорировала мой вопрос, задав еще один свой:

– Почему у тебя новый номер телефона?

Не обращая внимания на вопрос, я приблизился и поймал Беллу одной рукой, заставив ее хихикнуть, а другой рукой схватил пожелтевший листок бумаги, прикрепленный к пробковой доске над столом. Поднеся листок к своему все еще ухмыляющемуся лицу, я уточнил:

– Тренировалась?

Каждый квадратный дюйм листа был исписан ее крупным подростковым почерком, и одни и те же слова повторялись снова и снова.

«Миссис Эдвард Каллен».

Теперь мне стало понятно, откуда взялась идея добавить сердечко в мою фамилию.

– Ты такая задница, – засмеялась Белла. – Не мог сделать вид, что ничего не заметил, и не смущать меня?

Я бросил листок и схватил Беллу за задницу обеими руками, подтягивая ее тело повыше. Ее ноги тут же обвили мою талию. Я наклонился поближе и возразил:

– Но тебе нравится моя задница. – Затем я поцелуем заглушил все возможные протесты, не желая, чтобы она лгала. То, что начиналось как игривый жест, быстро накалилось: моя зависимость мгновенно усилилась от вкуса ее губ. Ее бедра прижимались к моим, и Эд-младший стоял по стойке смирно, как собака Павлова, услышавшая сигнал. Белла потянула мою футболку. Я поднял ее тело выше, а мой рот скользнул по ее груди, желая поздороваться с моими лучшими подружками. Белла выдохнула:

– Ебать…

Заявление?

Вопрос?

Предложение?

Меня устраивали все варианты, но когда я повернулся и направился к кровати, Белла сказала:

– Эдвард, бабушка ждет нас внизу.

Ебать.

Осознание.

Мы неохотно отстранились друг от друга и немного успокоились. Белла схватила меня за руку и потащила к двери. Не на такой контакт я надеялся, но пока хватало и этого. Надежды Беллы, должно быть, совпадали с моими собственными: когда мы достигли верхней площадки лестницы, она оглянулась на меня и сказала:

– Ты принес презервативы.

Заявление.

Вопрос.

Предложение.

Осознание.

Я кивнул. На лице расплылась улыбка; все варианты меня устраивали.

Следующая глава

Предыдущая глава