Белла

Пятница. День, которого весь остальной город, а, возможно даже, весь остальной мир, с нетерпением ждал с понедельника. Но пятницы означают два дня без работы. Два дня, когда я остаюсь наедине с собой.

За мной приходит ночной охранник.

- Белла, иди домой. Все это никуда не денется до понедельника.

За два дня многое может случиться. Я испытываю искушение возразить ему, но не делаю этого.

На станции метро столпотворение. За те три минуты, что я жду поезд, я успеваю придумать сто один план, как пережить выходные. Большинство моих идей включает такие действия, как взять телефон и прыгнуть на самолет. Пятницы полны плохих идей.

В метро я предпочитаю стоять, за исключением тех случаев, когда в вагоне практически пусто. Это не потому, что я не хочу ни с кем сидеть рядом, а потому, что мне хочется самой решать, кто будет этот человек. Если я предпочитаю сидеть, когда вокруг никого нет, значит, я непредсказуема. Когда вагон полон людей, никогда не знаешь, кто может сесть рядом с тобой. Если я сижу рядом с кем-то приемлемым, безопасным, когда вокруг множество свободных мест, значит, я карманница. Поэтому я стою.

Мне нравится, когда в метро шумно, потому что это заглушает шум в моей голове. Сегодня, даже, несмотря на то, что это пятница, в метро не шумно. Мне необходимо отвлечься, прежде чем другие звуки станут оглушительными. Я смотрю на обувь людей. О человеке можно многое сказать по его обуви.

Туфли слева от меня блестящие и претенциозные. Они скучные и предсказуемые, и я вижу их в этом поезде каждый день. Долю секунды я размышляю, не наступить ли на них и притвориться, что это случайность.

Туфли напротив меня не из одной пары. Они почти одинаковые, но не совсем. Они напоминают мне о том, что когда мне было шесть лет, я носила кеды двух разных цветов. Я думала, это модно. Я думала, что делаю заявление. Но эти туфли не принадлежат кому-то, кто делает заявление. Она принадлежат тому, кто уходил из дома в темноте, в спешке или, может быть, в панике.

И теперь эти туфли стонут. Сегодня я смотрю этим туфлям в лицо. Я смотрю им в лицо и не могу отвести глаз.

Я наблюдаю за тем, как дрожит ее подбородок. За тем, как слезы угрожают пролиться из глаз. За тем, как она умышленно отводит глаза. Она не хочет знать, видит ли кто-нибудь, как ее мир летит в тартарары. Я бы тоже не хотела это знать.

Одна-единственная слеза стекает по ее щеке. Я наблюдаю за крошечной рукой, которая стирает ее. За крошечной рукой, к которой относится другое лицо и другая пара маленьких туфель. Я наблюдаю за тем, как она крепче прижимает к себе маленькое лицо и маленькие туфли.

Я завидую ей.

И немедленно ненавижу себя за это.

У меня есть все, что я позволила себе хотеть. Но этого недостаточно. Этого совершенно недостаточно.

Я смотрю на свои собственные туфли и умоляю их сделать что-нибудь. Хоть что-нибудь.

И никогда еще в своей жизни я не чувствовала себя так одиноко.

Я выхожу на следующей остановке, решив пройти остаток пути до дома пешком. Я сосредотачиваюсь на трещинах в бетоне.

Я знаю, что раньше проходила мимо этой церкви, но никогда не находила времени, чтобы хотя бы взглянуть на нее. Я не знаю, почему сегодня все иначе, но это так.

Я поднимаюсь по каменным ступеням и прохожу через распахнутые массивные деревянные двери.

Я зажигаю свечу и загадываю желание. Молитва, желание – не все ли равно.

                                                                              ***

В Форксе все времена года похожи друг на друга. Весной обычно всегда дождливо, но не сегодня. Небо такое голубое, что кажется нереальным, и не видно ни облачка.

Когда Эдвард сказал, что хочет починить крышу амбара и заменить поврежденную древесину на чердаке, я отказалась. Но он настаивал, поэтому я уступила и решила добавить это к списку того, что Эдвард Каллен сделал для меня.

Он даже ухитрился убедить одного из егерей открыть на этот день пожарный проезд, чтобы мы смогли привезти туда материалы.

Мы едем на моем грузовике, и когда переезжаем пешеходную тропу, я не могу удержаться, и качаю головой.

- Что?

Конечно же, он видел это.

- Я хочу понять, как ты это делаешь.

- Делаю что?

- Ты получаешь все, что захочешь.

Он улыбается и затем его щеки краснеют.

- Не все.

Я делаю вид, что не понимаю, что это значит.

Мы выгружаем все из грузовика. Инструменты, пиломатериалы, лестницы.

Без Эдварда я бы даже не знала, с чего начать. Но, конечно же, он знает, что делает. Нужно еще поискать то, чего он не умеет делать.

Он хорошо притворяется, что я ему помогаю, но после нескольких часов работы мне остается все меньше и меньше дел.

Большую часть времени я просто наблюдаю за тем, как он потеет. Его белая футболка, теперь перепачканная в грязи Форкса, полностью прилипла к телу.

Неоднократно он ловит меня на том, что я смотрю на него. Но он не выглядит самодовольным.

Он садится на одну из поперечных балок. Стирает пот с бровей тыльной стороной ладони, когда кричит мне подать ему коробку с гвоздями для пистолета.

Я не поднимаюсь даже на четверть лестницы, когда моя нога соскальзывает. Прежде, чем я понимаю это, я лежу в грязи.

- Черт. Черт, Белла. Черт.

Я стою и отряхиваюсь, и смущение гораздо сильнее боли, когда он каким-то образом оказывается рядом.

- Тебе больно? Ты в порядке?

- Все хорошо.

- Ты уверена? Не ударилась головой?

- Нет, я приземлилась прямо на задницу.

- Ты уверена, что с тобой все в порядке?

- Эдвард, ну как еще тебе это сказать?

- Прости, ты просто напугала меня.

Секунду мы смотрим друг на друга, прежде чем я опускаюсь на корточки, чтобы подобрать разбросанные гвозди.

Он тут же садится рядом, помогая мне их собирать. Кончики его пальцев слегка касаются моих, когда мы возвращаем гвозди в коробку. Намеренно или случайно, я не знаю.

Я поворачиваюсь к нему. Быстро и неуклюже.

- Ты голоден?

Улыбка маленького мальчика и подмигивание.

- Всегда. А что ты мне принесла?

- Не слишком надейся. Я принесла только сэндвичи и снеки.

- Я люблю сэндвичи и снеки. – Это слово повисает в воздухе.

- Хочешь, сядем снаружи? Кто знает, когда еще нам выпадет такой солнечный день, как сегодня.

Он весь светится, когда мы бок о бок идем наружу.

Я, почти нервничая, разворачиваю наш ланч. Тарелки, салфетки, вода.

Я чувствую, что он пристально наблюдает за мной.

- Что?

- Ничего.

Он кусает от своего сэндвича и издает стон.

- Как вкусно.

Снова кусает.

Я смеюсь.

- Ты похож на бурундука.

Он игнорирует меня, жадно поедая свой ланч, словно не ел несколько дней.

- Разве отец тебя не кормит?

- Мы едим много пиццы и еды из китайского ресторана, - говорит он с набитым ртом. – А ты не собираешься есть свой?

О.

Он ложится на спину, одна рука на животе, другая играет со шнурками на моих ботинках, пока я пытаюсь есть свой сэндвич. В моем животе кружат колибри, и я не могу сказать – это потому, что я хочу этого или потому что не хочу.

- Эдвард, мы ведь друзья, да?

Его пальцы, не двигаясь, держат кончик моего шнурка.

Он смотрит мне в лицо.

- Да, мы друзья. – Его рука с поражением опускается на землю.

- Итак, что делаем дальше? У меня такое чувство, что мне тебе уже нечем помочь.

Он качает головой.

- Я принес тебе кое-что.

Я морщу нос.

Он вытаскивает из своей сумки и протягивает мне что-то, обернутое в блестящую бумагу с бантом.

- Сегодня не мой день рождения.

Он кладет это между нами, прочесывая пальцами волосы.

- Я знаю. Это была идея Элис.

Это каком-то образом делает подарок безопаснее, а чувство неловкости - меньше.

Я развязываю ленту и позволяю ей упасть на землю. Осторожно разворачиваю бумагу, не разрывая ее.

Это книга. Старая. И даже раньше, чем я вижу обложку, я понимаю, что это за книга.

- Это была мамина книга.

- Эдвард…

- Она тоже любила книги. У нас в подвале было много коробок с книгами. Ну, с книгами и журналами. А еще она любила писать. Я знаю, что ты любишь Стейнбека, и я просто подумал…

Я провожу пальцами по буквам. «Гроздья гнева».

- Эдвард, отличный подарок.

- Да?

- Да. Спасибо.

Я открываю суперобложку и встречаюсь с этим знакомым затхлым книжным запахом. И затем мои руки замирают.

- Эдвард, это первое издание. Я не могу… принять ее.

- Она бы хотела, чтобы книга была у тебя. – Я не знаю, что это значит. – Кроме того, она всю ее исписала, так что я уверен, что она ничего не стоит.

Я провожу остаток дня за чтением. Но я сосредоточена не на словах Стейнбека. Я знаю эти слова. Я читала их раньше. Слова Эсме Каллен – вот что меня увлекает. Она много раз читала эту книгу. Вся книга исписана карандашом и ручкой. Это как говорить с призраком.

Я щурюсь, глядя на слова, и понятия не имею, как давно солнце исчезло за деревьями. Я чувствую на себе взгляд Эдварда, даже, несмотря на то, что уверена, что не слышала, как он подошел. Когда я поднимаю глаза, он сидит на земле, обхватив руками колени. Никакого нетерпения. Он доволен.

- Белла, готова идти домой?

- Не могли бы мы просто…

- Не могли бы мы просто – что?

- Не могли бы мы просто остаться здесь ненадолго?

Он не отвечает. И затем он идет ко мне, садится и затем ложится на спину рядом со мной, глядя в небо.

- Эдвард?

- Да?

- Спасибо. За все это.

Он не отвечает. Лишь улыбка, обращенная к осколку луны.

Мы остаемся в таком положении, бок о бок, не говоря ни слова, до тех пор, пока не наступает ночь.

Он легонько толкает меня локтем.

- Здесь восемьдесят восемь созвездий.

- Так много? Я знаю одно.

Он посмеивается.

- Какое?

- Большой Ковш.

- Большой Ковш – это часть созвездия Ursa Major*. Некоторые называют ее Большой Медведицей.

Я вытягиваю руку вверх и указываю на небо, проводя линии между звездами в попытке найти ее.

Он двигается ближе ко мне, так, что мы оказываемся плечом к плечу. Не касаясь друг друга. Его рука поднимается к ночному небу и на долю секунды мне кажется, что он действительно может достать с неба пригоршню звезд.

- Прямо вот здесь, видишь, это ее туловище и голова. – Когда я качаю головой, он берет мою руку. Словно это самая естественная вещь на свете. Он начинает проводить линию. Нашими руками.

Я не могу сосредоточиться ни на словах, ни на звездах. Все, что я вижу, все, что я чувствую – это его руку. Его руку, в которой прячется моя рука.

- Теперь видишь?

Слова застревают в горле.

- Белла?

Я поворачиваюсь к нему лицом.

- Покажи еще раз. – Он кивает. Медленно, он направляет мою руку от звезды к звезде. Закончив, он начинает все сначала.

Никогда не останавливайся.

И затем я улыбаюсь.

- Это не медведь.

Он смеется. Немного нервно.

- Что значит «это не медведь»?

- У медведей не бывает длинного хвоста. Я начинаю думать, что ты все это выдумал.

Он притворяется обиженным.

- А, правда, Эдвард, откуда ты все это знаешь?

Он пожимает плечами.

- Из книг.

Вероятно, мы читали разные книги.

Он опускает наши руки на землю и через секунду его пальцы исчезают. Я ощущаю потерю. Пустоту и холод.

Звук его голоса почти так же хорош.

- Моя мама всегда говорила, что Форкс – лучше место, чтобы смотреть на падающие звезды. Знаешь, это ведь не настоящие звезды.

- Тогда что же это?

- Комочки пыли, попавшие в атмосферу Земли и сгорающие там.

Комочки пыли.

Мы лежим на спине несколько часов, в основном в тишине, просто глядя в ночное небо. Тишину заполняет стрекот сверчков и крики лягушек.

Я чувствую необходимость сказать ему.

- Я никогда этого не видела.

- Никогда не видела чего?

- Падающую звезду.

- В один прекрасный день увидишь.

Да, в один прекрасный день.

Вот когда я решаю, что Эдвард Каллен – это два разных человека. Это парень, который умеет починить крышу и парень, который может сыпать фактами из астрономии. Это парень, который выбивает дерьмо из Майка Ньютона и еще это парень, который ходит смотреть на сов.

Затем это происходит. И мы здесь, чтобы увидеть, как это происходит. Мгновение – и он исчезает.

Комочек сгорающей пыли.

Мы одновременно поворачиваемся лицом друг к другу. На моем лице улыбка, его – серьезное, когда он шепчет:

- Загадывай желание.

                                                                            ***

Иногда, даже после всех этих прожитых лет, я просыпаюсь и на долю секунды думаю, что я в постели Эдварда. В такие утра практически невозможно открыть глаза и встретиться лицом к лицу с наступающим днем.

Сегодня воскресенье. День, который обычно я провожу во сне. День, который обычно я просто переживаю, чтобы вернуться в будни.

Рано утром я совершаю долгую прогулку и притворяюсь, что не знаю, куда иду.

Я сажусь на одну из скамей сзади. У меня нет ни одной разумной причины, чтобы здесь находиться, но я не могу заставить себя уйти.

Я смотрю на окружающие меня лица. Эти лица, которые объединяет кое-что, чего у меня нет. Если бы только для меня было легко поверить во что-то. Здесь я не чувствую себя одинокой. Это абсурд, что находясь в компании незнакомых людей, я испытываю комфорт во всех смыслах этого слова, но это так.

Мимо проносят выстеленную войлоком корзину для пожертвований, и люди опустошают свои карманы, доставая мелочь. У меня с собой банкнота в один доллар и три монетки по одному пенсу, так что я не уверена, что хочу принять в этом участие, но делаю это.

Даже когда месса заканчивается, я сижу и просто жду… чего-то.

Рядом со мной садится женщина. Это кажется неправильным – называть ее женщиной, но это она и есть.

- Отчего ты так несчастна? – Она смотрит на меня странным взглядом, и каким-то образом видит меня насквозь. Я качаю головой и отвожу взгляд.

- Ты можешь оставаться здесь сколько пожелаешь. – Она начинает вставать, и я поражена внезапным сильным желанием, чтобы она осталась.

Я говорю, не раздумывая:

- Я совершила ужасную ошибку и была слишком упряма, чтобы признать это. А теперь слишком поздно, - говорю я монахине. Она останавливается и кладет свою руку на мою. Ее прохладная, морщинистая кожа снимает мое напряжение.

- Дорогая, все совершают ошибки. Твою личность определяет то, как ты справляешься со своими ошибками. Никогда не поздно. – У нее есть вера, которой нет у меня.

Когда солнце уже не просачивается сквозь витражи, я встаю, чтобы уйти.

На старом, красного дерева, столе у выхода из церкви лежит пачка листовок. Их почти срывает порывом ветра, когда я толкаю тяжелую деревянную дверь. Я рефлекторно прижимаю их рукой. Бросаю взгляд на слова и фотографии всего на секунду, но это все, что требуется. С картинки на меня смотрят маленькие лица и написано единственное слово, в которое я действительно верю.

Сирота.

Я складываю одну из листовок в крошечный квардатик и засовываю в задний карман.

Я иду в парк и нахожу пустую скамейку. Я провожу кончиками пальцев по грубой деревянной поверхности, пытаясь вернуться с небес на землю.

Я вытаскиваю листовку и медленно разворачиваю ее. Я читаю каждое слово. И затем перечитываю.

Есть что-то во мне, чему необходимо сделать это. Есть и что-то еще, что боится.

Мне просто жизненно необходимо взять телефон и позвонить Эдварду. Я смотрю на телефон в ожидании, когда этот порыв пройдет. Когда он не проходит, я звоню не Эдварду, а Элис. Она будет честна со мной. Она скажет мне, что я сошла с ума.

Тишина на том конце провода, когда я говорю ей, подтверждает каждое «нет», сказанное мной себе.

- Элис?

- Я здесь.

- Это была дурацкая идея. Я знаю.

- Нет, Белла, я думаю, что это звучит… идеально.

* Ursa Major – это общее название двух созвездий: Большой и Малой Медведиц

перевод: helenforester
зав.почтой: FluffyMarina