Edvard POV

- Доктор, - это обращение ко мне было самым популярным в последнее время. Оно доносилось со всех сторон двадцать четыре часа в сутки. И я был в определенной степени рад этому. Настолько, насколько может радоваться самоубийца, которому не удалось реализовать план ухода из жизни. Рядом с огненным монстром больные были погружены в свои страдания, а врачи слишком заняты борьбой за жизни пострадавших, так что никто особенно не обращал внимания на нашу безграничную работоспособность. Карлайл и я трудились круглосуточно. Я выполнял ту же работу, что и в качестве медбрата в больнице Форкса: ставил уколы и капельницы, подносил «утки», устанавливал катетеры, обрабатывал ожоги и раны, останавливал кровотечения, делал перевязки.

Такого количества кровоточащих человеческих ран мне не приходилось встречать в одном месте ни разу. С момента прибытия в госпиталь, я отчаянно боролся с внутренним монстром.

Я не был сыт. И положение ухудшалось с каждым днем. Радужная оболочка моих глаз, которая в начале моего участия в спасательной операции была насышенно-коричневого цвета, через три дня пылала черным огнем.  Мучения повара, ежедневно занятого приготовлением в ресторане изысканных блюд, но вынужденного из-за болезни отказывать себе в возможности даже попробовать эти блюда, несравнимы с теми страданиями, что испытывал я. Адский огонь жил во мне, то притихая, то разгораясь с новой силой, но, не покидая меня ни на мгновение.  Он заживо сжигал меня изнутри. Порой мне казалось, что вот-вот я выблюю все свои внутренние органы, пеплом, растворившиеся в яде.

Я испытывал глубокое отвращение к своей слабости, презирал свою немощь, и это каким-то образом помогало мне справляться с животными инстинктами, таящимися в моей хищной натуре.

Взволнованные и сочувствующие взгляды, которые в первые дни нашего пребывания бросал на меня Карлайл, сменились одобряющими и подбадривающими. 

На десятый день, Карлайл подошел ко мне во время случайно образовавшегося перерыва и, дружески похлопав по плечу, улыбнулся:

- Я горжусь тобой, Эдвард.

Как оказалось, я могу жить в аду, в своем личном аду, с индивидуальными пытками. И эта жизнь с каждым днем становилась не то, чтобы комфортной, а скорее привычной.

С извращенным мазохистским любопытством я изучал, какие из человеческих ран вызывают во мне более сильный огонь, а какие меньший.

Как оказалось, легче всего я переносил повреждения огнем. Когда я обрабатывал ожоги первой – второй степеней на руках, животе и груди мальчика лет семи, мне удавалось не только дышать, но и разговаривать, поддерживая в нем присутствие духа.

Тяжелее всего было с артериальными кровотечениями.

На двенадцатый день пребывания в госпитале, я сделал свою первую операцию. Все врачи на тот момент были заняты, поэтому поступившего без сознания больного, со слабыми признаками жизни, пришлось принять мне. Кусок металла, разорвавший артерию, торчал из его ноги. Никто не удосужился наложить жгут на конечность, повыше раны. Больной умирал от потери крови.

Самая ароматная, алая жидкость, текла ручьем передо мной. На кончике моего языка возникло ощущение лопающихся пузырьков кислорода. Мной овладела безумная мысль: «Я всего лишь слизну кровь с перчатки».

Но неожиданно за моей спиной заколебался воздух, будто от быстрого движения, и у меня возникло ощущение чьего-то присутствия. Я резко повернулся, и она попала в поле моего зрения. Моя возлюбленная стояла, скрестив руки на груди, с укоризной, глядя на меня.

- Белла? – пораженно выдохнул я, не веря своим глазам. - Как ты меня нашла?

Я, теряя связь с реальностью, шагнул к ней навстречу, желая обнять. А она, молниеносно переместившись, ударила меня кулаком в грудную клетку с такой силой, что мое дыхание остановилось. В тот же миг видение исчезло. Исчезло так же, как и появилось, с легким дуновением ветра.

«Что это было?» - недоумевая, спросил я у себя и сам же, разочаровывая себя, ответил, - «Рефлексии сознания. Я вижу, то, что хочу видеть. Чудес не бывает»

Я сглотнул яд, переполнявший ротовую полость, вернулся к больному и, не дыша, взялся за дело.

Мне пришлось еще больше рассечь рану, и только тогда удалить осколок металла. Чтобы избежать анаэробной инфекции, я осмотрел поврежденные ткани. Омертвевших среди них не оказалось. Кость затронута не была. Аккуратно соединив части разорванной артерии, я их спаял. Затем соединил и сшил края раны. 

Когда я заканчивал удалять остатки запекшейся крови на поверхности кожи больного, ко мне подошел Карлайл. Критично осмотрев, результаты моего труда, он покачал головой и заключил:

- Для первого раза очень даже неплохо.

Меня это заявление смутило – я уже начинал тихо гордиться собой.

- Что я сделал неверно?

- Можно было ограничиться меньшим разрезом, - пояснил он, поднося вынутый мной осколок, к шву, оставшемуся на теле мужчины. - Это бы ускорило процесс заживления. Больной очень слаб. Его необходимо срочно отправить в стационар.

Еще не окончив говорить со мной, Карлайл уже отдавал по рации кому-то приказ срочно направить транспорт для доставки тяжелораненого.

- Ты молодец. Тебе удалось за двенадцать дней достигнуть того, на что у меня ушло десять лет, – он мысленно радовался подобно тренеру олимпийского чемпиона, хотя его лицо осенила лишь еле заметная тень улыбки.

- Спасибо, - скромно ответил я.

«А что я мог еще сказать? Заявить о том, что Белла спасла меня от совершения необдуманного поступка, последствия которого были бы ужасны, оказалось бы равносильным признанию в сумасшествии. Карлайл побеспокоился бы о том, чтобы отстранить меня от участия в спасательной операции и отправить обратно к Волтурри. Но мне там делать нечего. Несси во мне не нуждается. А, значит, мое место здесь».

На тринадцатый день количество пострадавших начало уменьшаться. У нас появилось свободное время, что меня никак не радовало. Когда я не был занят, жажада душила меня с удвоенной силой.

Карлайл, будто почувствовал это.

- Пойдем, прогуляемся, - он вывел меня из палатки, и мы направились медленным шагом за пределы лагеря.

Когда мы отошли на расстояние, достаточное для того, чтобы человеческое ухо не услышало нас, отец заговорил:

- Конечно, наши дни на земле нескончаемы, но каждый день нуждается в достойной встрече и проводах. Мы почему-то привыкли считать свой возраст годами. Но мне думается, что это слишком нечестная мерка для такого чуда, как жизнь. Я предпочитаю измерять ее количеством полезных дел, которые удалось совершить. Прошедшие двенадцать дней ты, Эдвард, самоотверженно спасал жизни совершенно незнакомых тебе людей. Тебе удалось преодолеть замкнутый круг эгоцентричности и стать тем, кем ты должен быть. Ты стал другим. Честно говоря, я не ожидал, что ты присоединишься ко мне, и был искренне удивлен твоим появлением. Мне казалось, что ты еще не готов к такому виду самопожертвования. Но нет, я ошибался в тебе, недооценивал тебя. И очень рад, что ты превзошел все мои ожидания. Скажи мне, пожалуйста, что подвигло тебя принять столь ответственное решение?

Я не мог разочаровать своего отца, выложив ему горькую правду, и сообщил только самую безобидную ее часть:

- Ренесми заявила, что не желает моего общества, и я принял решение отправиться сюда.

- Понятно, - ответил он и задумался, вспоминая каждую фразу написанного им письма, адресованного моей неуправляемой дочери. Я изучал это послание в его воспоминаниях.

- Эдвард, как ты думаешь, в чем состоит моя ошибка? Почему мои слова не были поняты Ренесми?

В мыслях моей девочки в наш последний разговор не было даже намека на написанное Карлайлом, и я предположил:

- Может, она их просто не прочла?

- Может быть, может быть, - задумчиво произнес Карлайл. – Ну, ладно, давай поохотимся. На северо-западе отсюда есть небольшой лесной массив. Пантер и тигров не обещаю, но чем-либо поживиться нам все же удастся.

- Отлично, - отзвался я, переходя на самый быстрый бег, к которому был только способен.

Источник: http://robsten.ru/forum/19-964-1