*О*О*О*

Я стучу в дверь. Снова.

- Белла, пожалуйста, ты убиваешь меня. Открой!

Я так переживаю, что ей действительно плохо.

Тяжело вздыхая и хватаясь за волосы, я хожу из стороны в сторону в нашей спальне, каждую секунду поглядывая на дверь в ванную комнату в надежде, что она выйдет. Но этого не происходит. И я не понимаю почему. Все что я знаю, это то, что она звонила Тане и Анжеле, и они должны скоро приехать, потому что она не хочет со мной разговаривать. Она просто… черт, я слышу, что она плачет и слышу, что ее тошнит, и я уже очень близок к тому, чтобы выбить эту чертову дверь.

До того как успеваю пригрозить своей жене, что вызову скорую, я слышу как моя кузина и Анжела поднимаются по лестнице.

Я все еще в пижамных штанах.

Я выгляжу дерьмово, после того как чуть не выдернул себе волосы на голове, и Таня напоминает мне об этом. Но я обрываю ее и говорю, чтобы она просто вытащила мою жену из ванной, прежде чем я убью кого-нибудь.

- Хорошо, хорошо, пропусти нас, - говорит Таня и, отпихивая меня, проходит мимо. Анжела идет за ней.

- Просто… вытащите ее оттуда, хорошо? – умоляю их я.

Таня смеется, сучка.

А Анжела смотрит на меня с улыбкой, и они обе… о, отлично. Моя жена может впустить их обеих, но не меня.

Шикарно. Замечательно.

Кыш муж отсюда, давайте пустим телочек. Ага, конечно же. Не давайте мне вам помешать!

- Люблю тебя, Белла! – говорю я… немного саркастично.

Ну, уж простите, я немного нервничаю, понятно?

Я продолжаю выхаживать туда-сюда.

Ох, это хождение...

И я так чертовски устал, потому что пришел домой в три ночи, впрочем, как обычно. Такова уж жизнь бармена и, черт побери, мне нужно поспать, но легко ли сделать это, когда твоя жена выплевывает свои кишки наружу?

Нелегко, нет. В смысле, я не могу выйти из дома, если с ней что-нибудь не так, так что не ожидайте от меня, что я смогу спать, когда ей плохо.

И я чертовски переживаю, потому что это к тому же не первый день. Ее тошнит уже несколько недель. Месяцев. Лет.

Ну ладно, я преувеличиваю немного. Совсем немного.

Но несколько дней точно. Ее тошнит уже несколько дней, и я схожу с ума.

Но, прежде чем я стану лысым, потому что вырву все свои волосы, Таня и Анжела, наконец, выходят, и я… м? Что?

- Какого черта вы обе улыбаетесь? – цокаю я, уставившись на них. – Все в порядке? Почему она меня не пускает?

Таня смеется, и, рррр, мне хочется ударить ее!

- Нуууууу, потому что, - растягивает она, – мне кажется, она уже достаточно много и удачно тебя пускала... если ты хочешь знать мое мнение.

Что за черт?

Ааааа! Женщины!

- О да, - хихикает Анжела, – ты хорошо справился, Эдвард! Тебя ничего не удерживает от проникновений!

Хммм?

На чем они сидят?

- Девочки, вы что накурились или что? – я тяжело вздыхаю, ничего не понимая.

Их реакция? Они просто смеются. И уходят.

Я слышу, как они спускаются по ступенькам. Я слышу их в прихожей внизу. Даже через открытое окно в нашей спальне, я слышу их даже после того, как они ушли! Все еще слышу их смех!

- Белла! – резко произношу я, потому что с меня уже хватит. Она не может закрыться от меня навечно, поэтому я бью в дверь пока…

- Оооййй!

…не получаю ею. По лбу.

Больно.

Мне кажется, я всхлипнул.

- О, черт, муж мой! С тобой все в порядке?

О, даже так? Теперь ты переживаешь о моем состоянии.

Я всхлипываю снова и дотрагиваюсь до носа, потому что практически уверен, что он сломан. На ощупь он не живой, уж точно.

Иногда моя жена зовет меня королевой драмы. Не понимаю, о чем она говорит.

- Мне понадобится медицинское вмешательство, - бурчу я, потому что теперь моя очередь. Очевидно, что с Беллой все в порядке, потому что девочки ушли, смеясь, поэтому у нас все хорошо. – Ты сможешь быть моей сиделкой?

Белла хихикает.

Я закатываю глаза.

Замечательно.

Но потом веселье проходит, и она говорит, что нам нужно присесть.

Я неожиданно начинаю нервничать, потому что вижу, что она вот-вот расплачется.

- С тобой все в порядке, милая? – спрашиваю я, присаживаясь на край кровати.

- И да, и нет, - отвечает она, оставляя меня в замешательстве. – Со мной все в порядке, если с тобой все в порядке. Да, вот так бы я и сказала. Но до тех пор, пока я знаю…

Я обрываю ее милую бессвязную речь.

– Белла, скажи мне, что с тобой. Пожалуйста.

Она кивает. Смотрит на свои колени. И молчит.

Она чертовски нервничает, поэтому я тоже нервничаю. Вот так и происходит.

Черт. Дыши глубже, Каллен.

- Ты только не сердись, хорошо? – бормочет она, и я хмурюсь в непонимании. – Я понимаю, что еще рано, и… но… - она вдруг сердится. – Для протокола, это все твоя вина. Твоя сперма, которую невозможно остановить. – Мои глаза расширяются, я не совсем понимаю, как мне реагировать. Но она не закончила. – В смысле, я конечно в шоке, но… сейчас я вроде… ну, правда… и по правде сказать, я не могу дождаться… ты понимаешь?

Ммм, нет, милая, я не понимаю. Это я точно понимаю.

Поэтому я одариваю ее взглядом говорящим, что мне стоит рассказать все, пока я не сошел с ума.

- Хорошо… прости… - тихонько бормочет она, а потом достает кое-что из своих пижамных шорт. – Я попросила Ти и Анжелу купить это для меня, я хотела знать наверняка…

Я смотрю на это.

Это палочка.

Мне кажется, я знаю, что это такое.

Я, ага… мне кажется, я знаю, что она держит в руках.

Хххммм?

- Эдвард… я беременна.

Точно.

Мммхммм. Точно.

Я понимаю.

Я не понимаю.

- Пожалуйста, скажи что-нибудь, муж мой.

Дай мне минутку, ангел мой. Я тут занят.

Она… итак, она беременна.

Это значит… что это конкретно значит? В смысле, на самом деле.

Я не могу оторвать взгляда от палочки. Это тест. Там улыбающаяся рожица. Рожица улыбается мне.

Ага, тебе, дружище.

Подожди. Подожди. Подожди.

Черт, она беременна!

Господи, это значит, у нас будет малыш!

Малыш. У нас будет малыш. У нас вместе. У нас с Беллой. У нас будет малыш. О, черт! Я стану папой!

Белла будет мамочкой.

Мои глаза сразу же находят ее.

Мы станем родителями, ангел мой.

- Я не знаю, Эдвард… я не знаю, стоит ли мне бояться… ты улыбаешься. Значит ли это, что ты рад?

Ну да. Ведь у нас будет малыш, Белла.

Может быть, мне стоит уже открыть мой чертов рот.

Ага, давай-ка попробуем.

- У нас будет малыш, - выдыхаю я, и мой взгляд мутнеет. – Черт побери, ангел мой, у нас будет малыш!

И ты смеешься сквозь слезы. Мне кажется, тебе стало легче.

А потом я нападаю на нее с поцелуями, и мы катаемся по кровати.

Мы станем родителями.

Поцелуй. – Я. – Поцелуй. – Люблю. – Поцелуй. – Тебя. – Поцелуй. – Мой ангел. – Поцелуй. – Очень сильно.

Ты смеешься, я тоже смеюсь и целую твой животик. Ну ладно, не целую. Мы смеемся, потому что я издаю противные пукающие звуки на нем. И, уж простите меня, но я горжусь своей «спермой, которую невозможно остановить», и мне кажется моя жена тоже. Потому что у нас будет малыш.

*О*О*О*

- Нервничаешь, Эдвард?

Я смотрю на свою жену.

И только потом я понимаю, что дергаю коленями, пальцы дергаются и барабанят по подлокотнику кресла, и, да, одна рука у меня в волосах. Тянет и крутит.

Нервничаю?

Нее. Вовсе нет.

- С чего бы мне нервничать, Белла? – спрашиваю я с сарказмом. – Мы всего лишь определяем пол нашего ребенка. С чего мне нервничать?

Она просто смеется надо мной.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Я резко поднимаю голову и смотрю на крошечный экран, широко раскрыв глаза.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Я был на каждом приеме, но до сих пор не могу к этому привыкнуть, и неудивительно, когда перед глазами все плывет.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

- Сильное сердцебиение, - комментирует доктор.

Я сжимаю руку Беллы.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб.

– Я люблю тебя, мой ангел, - шепчу я ей тихонько. – Черт… нет слов… чтобы это описать.

- Я знаю, - хрипло произносит она, так же глядя на экран.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Я не понимаю, на что сейчас смотрю, но уверен, что ничего прекрасней просто не видел.

Лучше не спрашивать меня, где головка малыша. Лучше не спрашивать меня, где верх, а где низ, потому что я не знаю.

Но он прекрасен.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

- Я так понимаю, вы хотите узнать пол ребенка?

Мы с Беллой киваем.

Доктор улыбается и указывает на экран…

- У вас будет сын. Мои поздравления.

М… хммм. Мальчик. Ага, рассказывайте мне.

Уж это я вижу.

И Белла тоже видит и начинает смеяться сквозь слезы.

Будет мальчик.

Господи, у нас будет маленький мальчик.

Мое сокровище. Ты - мальчик.

- Точно, это точно сын Эдварда, - хохочет Белла.

Вы и не догадываетесь, насколько я горд, но, черт побери, доктор все еще здесь, поэтому я слегка краснею.

- Муж мой, у нас будет сын.

Я смотрю на нее и улыбаюсь сквозь свои очень мужественные слезы.

- Да, - шепчу я хрипло, прижимаясь губами к ее виску. – У нас будет мальчик, мой ангел.

ЭйДжей.

- ЭйДжей, - ласково мурлычет Белла, повторяя эхом мои мысли. – Наш маленький ЭйДжей.

*О*О*О*

- Что ты задумал, муж мой? – спрашивает она меня по телефону.

Я улыбаюсь и сажусь на крыльцо с гитарой.

Ты всегда такая нетерпеливая, мой ангел.

- Она снова расспрашивает тебя? – спрашивает Чарли, садясь в кресло-качалку со своей гитарой.

Я киваю в ответ и указываю ему на его щеку, безмолвно говоря, что у него там краска, а это нас быстро выдаст.

- Ты узнаешь, когда приедешь домой, ангел мой, - я пытаюсь подавить смех и сделать глоток пива.

Сегодня был долгий день, но мы, наконец, закончили с комнатой ЭйДжея, и я не могу дождаться, чтобы показать ее Белле. Она получилась очень хорошо, и Чарли мне очень помог.

Взглянув на часы, я понимаю, что она должна быть уже скоро дома.

- Где ты, кстати? – спрашиваю я, придерживая трубку плечом. – Твои занятия уже закончились, да?

- Я собираюсь заправить Чудовище, - хихикает она, и я тоже. – Он немного проголодался.

Я смеюсь.

– Мы наверно странные, что разговариваем про наш грузовичок, как будто он живой?

Чарли закатывает свои глаза, весело качая головой.

- Нее, - отвечает Белла, и я практически слышу, как она ухмыляется… если это возможно. – Это называется причудливость, помнишь?

Я прекращаю смеяться, улыбаюсь и настраиваю свою гитару.

- Мне нравится причудливость, - шепчу я искренне.

- Это хорошо, - говорит она, и я слышу, как она глушит двигатель, – в противном случае ты бы не был со мной.

- Вы двое все еще ведете себя как подростки, - цокает Чарли.

Я кидаю в него полотенце, которое висело у меня на шее после душа, но ему удается увернуться.

- Смейся, смейся, старик, – смеюсь я, прикрывая трубку, так чтобы Белла не слышала нас.

Чарли лишь ухмыляется, показывая свои морщинки от смеха, а потом возвращает внимание своей гитаре.

- Вы на крыльце? - спрашивает Белла, и моя голова резко поднимается, отчего я чуть не выронил трубку. Черт, она что уже приехала?

Я оглядываюсь по сторонам, но ее не вижу.

– Как ты узнала? Ты уже близко? – спрашиваю ее я.

В смысле, я слышал, как она заглушила двигатель, но подумал, что она приехала на заправочную станцию или что-то типа того.

- Нет, - смеется она, и я, расслабляясь, возвращаюсь на место, – но я слышу гитару. Вы с папой играете?

О, черт. Ну… и что теперь? Что мне ей говорить?

В смысле, Чарли, конечно, здесь бывает постоянно, но я боюсь, что Белла и так уже подозревает что-то, или она знает, что Чарли мне помогает с комнатой ЭйДжея…

- Возможно, - медленно отвечаю я. – Ты лучше приезжай домой и все узнаешь. Потому что я вроде соскучился по тебе, понимаешь.

Но это же правда в конце концов.

Чарли снова ухмыляется, но я не обращаю на него никакого внимания.

Я концентрируюсь на Белле и Сэйди.

Не могу дождаться, чтобы сыграть ей колыбельную для ЭйДжея. Она, наконец, готова.

- Я тоже по тебе скучаю, - нежно мурлычет она, и я вздыхаю. – Потому что я вроде люблю тебя, понимаешь, - добавляет она, копируя меня.

Она дразнит меня. Я это обожаю. Она всегда остроумна, ловка и чертовски очаровательна.

- Люблю тебя еще больше, мой ангел, - шепчу я ей в ответ, играя первый аккорд колыбельной, которую написал для Беллы много лет назад… Господи, от этого я кажусь себе старым. А черт, сейчас я на самом деле хочу, чтобы она поскорее вернулась домой. - Так скоро увидимся?

- Да, – говорит она, и я улыбаюсь. - Скоро увидимся, Эдвард.

Я вздыхаю и кладу трубку.

Не могу дождаться, когда покажу тебе его комнату, милая.

- Нет, ты клади трубку, Эдвард… Нет, ты клади трубку, Белла… Нет, ты клади трубку, - смеется Чарли. – Нет, ну серьезно, сынок, я конечно рад за вас, но… - снова смеется он. Я не против, потому что вовсе меня это не задевает. Мне тоже смешно. Потому что это вовсе не тайна, что мы с Беллой… нежные. – Вы оба сводите меня с ума.

- Ага, ага, - ухмыляюсь я, стараясь проигнорировать, что мои уши покраснели. Но становится темно, поэтому это не страшно. Он все равно не увидит. Уже… Я выглядываю... На улице уже сумерки. Вздохнув, я снова отклоняюсь назад и, сделав глоток пива, говорю Чарли, что Белла уже скоро будет здесь. – Так мы поиграем немного до того, как она приедет домой, или у тебя в запасе есть еще смешные-смешные шутки, старик?

- Хорошо, хорошо, - сдается он, все еще смеясь. – Давай играть.

И мы играем.

Несколько песен.

Звеня. Приглушая. Смеясь.

Выпив еще несколько бутылок пива.

И я переживал… не должна ли была Белла уже быть здесь?

Нахмурившись, я отложил гитару, что бы проверить свой телефон.

Черт.

Я тяжело сглотнул, чувствуя… что-то… жуткое по позвоночнику.

- Два часа, - пробормотал я.

Как это возможно?

Как может быть такое, что два часа прошли вот так вот.

- Что? – услышал я, как спрашивает Чарли.

- Два часа, - повторил я, глядя на него. – Белла звонила два часа назад… Разве… Разве не должна она уже быть здесь?

Глупый вопрос.

Конечно же, должна.

Заправочная станция всего в пятнадцати минутах езды отсюда.

Я снова сглотнул.

Может… может быть, у нее появилось какое-то дело? Может быть, ей позвонила Ти? или Анжела?

Может быть, она забыла что-то в школе…

Но…

Она бы позвонила.

Она знает, что я буду переживать. Она бы позвонила, если бы всплыло что-то, что нужно сделать.

Так почему же ее все еще нет?

Я потер переносицу.

Стараясь расслабиться. Я говорил себе… хоть что-нибудь. Может быть, у ее телефона села батарейка.

Возможно.

Снова сглотнул.

- Она не берет телефон, - слышу я, как говорит Чарли, и понимаю, что он пробовал позвонить ей. Но это значит… что с батарейкой все хорошо.

Я заметил, что уже совсем темно.

Свет на крыльце и несколько свечей от комаров освещают крыльцо, но дальше совершенно темно.

Я непроизвольно содрогаюсь.

Успокойся, Каллен.

Я уверен всему этому есть рациональное объяснение.

Да, и где же оно?!

Я переживаю.

Сильно.

Что-то не так, я чувствую это.

Черт.

Следующие двадцать минут мы пытаемся ей дозвониться.

Ты не берешь трубку, мой ангел. Почему ты не берешь этот чертов телефон!

Я начинаю расхаживать туда-сюда.

Теперь и Чарли переживает, и мы заходим в дом, что бы позвонить маме и Тане и… всем остальным. Может быть, они что-нибудь слышали.

Мы обзваниваем всех.

Они ничего не знают о Белле.

Одно слово крутится у меня в голове. Повторяется словно заезженная пластинка.

Авария. Авария. Авария. Авария.

Может быть, она пострадала?

Господи.

Что если она лежит где-нибудь на обочине дороги и…

Черт.

- Эдвард!

Я смотрю на Чарли, потому что его голос был напряжен.

Я следую за его взглядом, но сначала ничего не вижу, поэтому подхожу туда, где стоит он у раковины… смотря на улицу… туда… и я вижу…

Я вижу как паркуется машина. Полицейский автомобиль.

Прямо. Перед. Нашим. Домом.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Сейчас у меня перед глазами стоит образ Беллы. Я вижу, как она лежит на больничной койке. Я практически слышу, как врач перечисляет ее травмы.

Потом мы оказываемся у двери. Мы с Чарли. И я открываю дверь.

Офицер. Он не выглядит довольным.

Мои глаза увлажняются.

Я прямо чувствую это.

Что-то… что-то не так.

- Мистер Каллен?

Я тяжело сглатываю и киваю. Только раз.

Только не сообщайте мне плохих новостей. Даже и не смейте.

- Я - офицер Джошуа Скотт, – его глаза перескакивают на Чарли, и по его лицу можно понять, что он узнал его, и я понимаю, что они знакомы. Потом он снова смотрит на меня. Мрачнеет, вздыхает. – Ваша… Ваша жена Изабелла Каллен?

Я слышу поражение в его голосе.

Я нерешительно делаю вдох и скрещиваю руки на груди.

Все мое тело напрягается.

Я киваю. Только раз.

- Я боюсь мне нужно попросить Вас поехать со мной… в участок.

Я сжимаю челюсть.

- Почему в участок? Почему в полицейский участок?

Почему не в больницу?

- Скотт, ты лучше скажи мне, - услышал я требование Чарли. – Ты говоришь сейчас о моей дочке, так что давай обойдемся без протокола, ты лучше скажи нам.

Я задерживаю дыхание.

Ангел мой. Ради всего святого, ты пугаешь меня.

Мой взгляд опять затуманен, потому что я смотрю на офицера, а у него такое выражение.

Это не авария.

Она не попала в аварию, ведь так? Она не лежит на больничной кровати с парой поврежденных ребер, да?

- Мне очень жаль, шериф Свон… Мистер Каллен, но… кажется, Изабелла была похищена.

Мой желудок сжимается.

Тошнота.

Похищена. Похищена? Похищена???

- У нас есть след, на который мы хотим, чтобы вы взглянули. Он в участке. И мы не могли приехать раньше, потому что камера безопасности захватила лишь часть номера, поэтому у нас заняло это некоторое время.

Я резко поднимаю голову.

– Что за машина? - хрипло произношу я. – Что это была за машина?

Это не ты, мой ангел. Это не ты. Это не ты. Ты едешь домой.

- Шевроле. Они все еще пытаются выяснить год выпуска, но следы довольно явные. Это грузовик. Старенький. И мы видели, как на нем уезжает мужчина с женщиной…

Весь воздух выходит из меня.

Я наклоняюсь вперед, уперевшись руками в колени. Слова все еще звучат у меня в голове.

Заправочная станция. Шевроле. Старенький грузовичок. Мужчина уезжает…

- Я собираюсь заправить Чудовище, - хихикает она, и я тоже. – Он немного проголодался.

Заправочная станция. Шевроле. Старенький грузовичок. Мужчина уезжает…

- Я собираюсь заправить Чудовище, - хихикает она, и я тоже. – Он немного проголодался.

Заправочная станция. Шевроле. Старенький грузовичок. Мужчина уезжает…

- Я собираюсь заправить Чудовище, - хихикает она, и я тоже. – Он немного проголодался.

Заправочная станция. Шевроле. Старенький грузовичок. Мужчина уезжает…

- Я собираюсь заправить Чудовище, - хихикает она, и я тоже. – Он немного проголодался.

Заправочная станция. Шевроле. Старенький грузовичок. Мужчина уезжает…

Нет, этого не может быть.

О, Господи… Белла…

Каким-то образом. Непонятно как. Мы приехали в участок.

Я… на грани срыва.

- Сюда, - указывает Скотт, провожая нас в маленькую комнатку… комнату с телевизором.

Я дрожу, едва справляясь со слезами и тошнотой.

И теперь… когда мы садимся перед телевизором… в моей голове всплывает ЭйДжей.

Мой сын. Наш сын, милая. Где, черт побери, ты!

- Будет непросто на это смотреть, - предупреждает нас Скотт.

- Показывай уже, - огрызается Чарли.

Он так и делает. После того как он нажимает на «play», и мы смотрим.

О, Боже.

О, Боже… Белла… Белла!

Глаза жжет. Колет.

Я моргаю, чтобы согнать слезы, когда вижу, как мой ангел заезжает на заправку, паркуется… и я вижу, как она выходит из грузовичка

- Черт! – затыкаюсь я.

Она говорит по телефону.

О, Господи, мы разговаривали по телефону, мой ангел.

Я не могу дышать.

Я, черт побери, не могу дышать.

Мои внутренности сжались.

Я силой удерживаю себя на месте. Я заставляю себя смотреть… видеть, как она заправляет грузовичок… и я, черт побери, вижу, как она улыбается, разговаривая со мной по телефону. Пожалуйста, ангел мой, уезжай оттуда.

Езжай. Езжай. Пожалуйста, приезжай домой… уезжай.

Ты вешаешь трубку, ангел мой. Ты говоришь «скоро увидимся, Эдвард»… Ты так сказала, мой ангел. Я помню.

Чарли плачет, и я не могу этого выносить.

И после того, как Белла выходит, оплатив бензин, я смотрю… черт…

Мои глаза расширяются.

Каждый мускул в моем теле напрягается.

Я хочу закричать на нее. Я хочу сказать ей, что бы она бежала.

Но она не бежит.

Она не видит человека, подходящего к ней сзади.

Слезы падают.

И я вижу, как человек в маске толкает ее в наш грузовичок.

Я наблюдаю за этим.

Я вижу это.

Я вижу, как он уезжает с моей женой. С моей беременной женой.

Белла. ЭйДжей.

Я теряю их.

ЭйДжей. ЭйДжей. Мой сынок.

О, Господи…

Все исчезает.

Моя жена.

Вся моя чертова жизнь.

Ангел мой…

Все.

Опустошение и близко с этим не стояло…

*О*О*О*

- Так, хорошего понемногу, Эдвард. Черт побери, ты давно смотрелся в зеркало? – взревел Алек, уставившись на меня.

Я пожал плечами и опустошил еще одну рюмку.

Стоя в дверном проеме кухни, Алек возможно и выглядел устрашающе с татуированными руками, скрещенными на груди, но мне было абсолютно наплевать на всё это. Напротив, я развернулся к нему спиной, налил еще одну рюмку и посмотрел в окно на кухне.

Открывался отличный вид на наш передний дворик, и я увидел там Чарли и Бена.

Ублюдки.

- Эдвард, прошло уже шесть месяцев. С нас довольно. Все закончится сегодня.

Я нахмурился в замешательстве.

Шесть месяцев?

Он что умственно отсталый?

- Прошло десять ме-есяцев, - еле выговорил я. – Е-её нет де-есять месяцев… не шесть.

Рюмка была слишком мала, и я, швырнув ее в раковину, сделал глоток из бутылки.

Так намного лучше.

- Я знаю, дружище… Я знаю, - вздохнул он. – Но я говорю не о Белле сейчас. Я говорю о тебе. Ты пьян последние шесть месяцев, и у твоей семьи просто больше нет сил.

Четыре месяца. Именно столько полиция продолжала поиски. Четыре месяца.

Потом они сдались. Не было смысла продолжать.

Мы с Чарли не могли делать это в одиночку. Мы пытались, но не смогли.

Я подвел ее.

Мне очень жаль, милая. Так чертовски жаль.

Моя голова резко дернулась, когда Алек выхватил бутылку у меня из рук.

- Отдай! – огрызнулся я.

- Нет, - просто ответил он, выливая содержимое в раковину.

Моя выпивка.

Я куплю еще.

- Эсме до смерти за тебя переживает, - пробормотал он.

Что-то щелкнуло внутри меня, и дымка в голове испарилась. Вместо этого верх взяла ярость.

- Да мне плевать, Алек! - прокричал я. – Ты думаешь, я не замечаю эти чертовы жалостливые взгляды. Мне они так чертовски надоели! Вместо того чтобы меня жалеть, почему бы вам всем не помочь мне ее искать?

- Мы все пытались, Эдвард!

- ЭТОГО НЕДОСТАТОЧНО! – проревел я. – Ведь её всё ещё здесь нет, не так ли? НИЧЕГО не будет достаточно до тех пор, пока её не найдут!

Я задыхался. Грудь вздымалась. Руки сжались в кулаки.

- Ты больше ничего не можешь сделать для нее, Эдвард, - тихо и печально ответил он. – Ты нормально не спал последние десять месяцев. Ты не ешь, не следишь за собой, – он вздохнул, покачав головой. – Ты убиваешь себя...

У меня вырвался смешок, потому что кому какое дело до этого?

Без неё я всё равно мертв.

- Белла бы не хотела, чтобы ты…

Я не позволил ему закончить. В два шага я был уже перед ним, и мой кулак врезался в его челюсть. Сильно.

Я уже бил полицейского, который сообщил мне, что активные поиски прекращаются. Для меня это не проблема.

- НЕ СМЕЙ говорить о моей жене, - прошипел я сквозь стиснутые зубы. – Ты не имеешь представления, что она хотела, что бы я говорил или делал.

Алек смотрел на меня, пока потирал свою челюсть.

Я не чувствовал боли в кулаке, который был все еще сжат, сжат так сильно, что дрожал.

Это было практически приятно.

- Я не сдамся, Эд. Твой запой окончен, - сказал он, все еще потирая и разминая свою челюсть.

- Может людям просто не стоит концентрировать свое внимание на мне? - сухо спросил я. – Может быть им стоит сконцентрироваться на поисках Беллы?

В этот раз уже Алек взорвался.

– Сконцентрироваться на поисках Беллы? Не этим ли мы все занимались последние десять месяцев? Ради всего святого, Эдвард! Ты… Мы испробовали всё! Интервью, телевидение, радио, газеты, листовки… - он покачал головой. – Мы все искали. И ты действительно думаешь, что Чарли не замечал, как ты смывался ночью на ее поиски, вкладывая в них даже больше чем то, на что способен?

Я пожал плечами, выказывая свое безразличие.

– Конечно, я искал. Я ездил по всему штату, раздавая листовки.

– Я просто повторяю еще один раз, - продолжил он, указывая на меня пальцем. – Всё это не заканчивается, а вот твоя попойка – да. Ты можешь продолжать поиски и всё такое, но с этого момента в твоей чертовой жизни будет распорядок, потому что ты больше не будешь убивать себя выпивкой. Ты убиваешь еще и Эсме, и Лиз, и Таню...

В этот момент на пороге появились Чарли и Бен.

Я рассмеялся.

Я действительно, черт побери, рассмеялся.

Они стояли там, с обеих сторон от Алека. Это было смешно. Почему им есть дело до того, что я время от времени выпиваю? И почему им нет дела до моего ангела?

Мой ангел.

Смех застрял у меня в горле.

Моя жена. Белла. Моя девочка.

Наш сын.

Следующее что помню, это как я опустился на колени, а потом и это пропало. Всё пропало, только рыдания вырывались из меня. Боль была невыносима, она пронзала меня.

Белла.

Белла…

Белла!!!

У меня был настоящий срыв.

Я ничто. Я оболочка.

*О*О*О*

Я пялился на нее. На бутылку Jack Daniel's.

Я купил ее. Мне захотелось.

И сейчас я сижу в нашей гостиной, в еще одной из комнат, которую декорировала Белла, и пялюсь на бутылку.

Какая-то часть меня удивлялась, почему я уселся в гостиной. Я редко сидел здесь. Она переполнена воспоминаниями. Их тут так же много, как и в нашей спальне, но здесь они немного другие. Здесь воспоминания о смехе и долгих вечерах. Повсюду фотографии.

Тебе так нравилось фотографировать, мой ангел.

Я вздохнул и глазами опять наткнулся на бутылку.

Ты должна быть здесь, детка. Ты мне нужна. Сегодня годовщина нашей свадьбы.

Да, сегодня тринадцатое августа.

А я здесь один. Без нее.

Я с ужасом переношу этот день. Точно так же, как и прошлые годовщины, на которых ее не было со мной.

На протяжении последних нескольких недель я практически жил на работе, даже помогал маме с ее бумажной работой в баре, стараясь сделать так, чтобы дни проходили быстрей.

Четырнадцатое июля было ужасным. Я не вставал с кровати.

Еще раз, тяжело вздохнув, я достал пачку сигарет и зажигалку.

Открыл бутылку. Тяжело сглотнул, почувствовав запах.

Не пил. Пока.

Мне просто нужна была маленькая крышка с бутылки, чтобы использовать ее под пепельницу, потому что я слишком ленив, чтобы идти за ней на кухню.

Я прикурил. Глубоко затянулся.

Я знаю, ты была бы в бешенстве, если бы узнала, что я курил в доме. Прости.

Обычно я этого не делал.

Белла не курила. Постоянно, по крайней мере. Только иногда, когда мы выпивали. Она пыталась заставить меня бросить, ну или, по крайней мере, снизить количество сигарет.

Я обещал, что брошу в день, когда родится ЭйДжей.

Откинувшись на спинку дивана, я поднес бутылку к носу и снова вдохнул запах янтарной жидкости.

Я помню, как она обжигает.

*О*О*О*

- Спрашивай смелей, Элайджа, - мягко сказала Элис.

- Ммм… это все притворство?

- Притворство? Я боюсь, я тебя не понимаю, милый, - ответила Элис, все еще очень мягко, и я подумал, что, может быть, этот мальчик был новеньким в ее классе.

По какой-то причине я прекратил возиться со своей гитарой и посмотрел на него.

Я прищурил глаза, пытаясь рассмотреть мальчика, стоящего в самом конце класса.

Мальчик опять стеснительно забормотал так, словно он чего-то боялся.

– Если все это не притворство… Тогда это Сэйди? - он указывал на мою гитару. - И для Сэйди есть ещё и жёлтый дом?

Я побледнел.

Дыхание остановилось.

*О*О*О*

- Ты можешь мне ещё раз это сказать, мое сокровище? – прошептал я ему, и наши лбы соприкоснулись.

Он уже должен был заходить в класс к Элис, но я нервничал.

- Ты настоящий, - пробормотал он, играя с моими волосами. – Ты папочка.

- А ты мое…- я сделал паузу.

На лице у него появилась маленькая улыбка. Для меня это так много значило.

- Твое сокровище, - прошептал он.

Моя улыбка расползлась, и я потерся носом о его нос.

– Точно. Пообещай, что будешь верить папочке?

Медленно моргнув, он прекратил играть с моими волосами, и положил руку мне на щеку.

- Скажи ещё раз,– попросил он.

Черт.

Один шаг вперёд, два назад.

- Я настоящий, ЭйДжей, - сказал ему, стараясь не дать потечь слезам, которые заполнили мои глаза. – М… мамочка говорила тебе, что я настоящий, она говорила тебе, что я твой папочка, и она говорила тебе, что ты моё сокровище. Всё это правда, дружок.

Он тут же закивал головой, не отпуская моего лица, но он так делал всегда. Словно ему было необходимо соприкасаться, чтобы быть уверенным, что я настоящий, и это меня, черт возьми, убивало. Та боль, которую я видел в его глазах, была невыносимой.

- Я люблю тебя, мое сокровище, - прошептал я, целуя его в лоб. – Я не брошу тебя. Я рядом.

Будет ли так каждый день?

Как долго?

Придется ли нам каждый день начинать всё заново?

Но точно одно - потребуется много времени. Недели, месяцы, годы. Но мне нужно было знать, что он придет в норму… однажды. Я так отчаянно в этом нуждался.

- Папочка, - сказал он, коснувшись моего носа на этот раз.

- Мое сокровище, - ответил я, соединив наши носы с его пальчиком между ними. – Я обещаю.

Он снова кивнул.

- Ты мой папочка.

- Я твой папочка.

Еще один кивок.

- Папочка, ты настоящий.

Я закрыл глаза, потому что слезы переполнили их.

Боль от того, что мой сын пытался убедить себя в том, что то, что он видит и до чего дотрагивается настоящее, была мучительной.

- Я настоящий, - тихонько прошептал я.

*О*О*О*

- А теперь мы можем посмотреть на желтый домик, папочка? – спросил ЭйДжей, допивая свое шоколадное молоко.

Я подмигнул ему и стер молочные усы над его верхней губой.

– Мы уже в желтом доме, милый.

- Но здесь он не желтый, - ответил он.

Я рассмеялся. Он был таким чертовски милым.

– Ты прав, мое сокровище. Как насчет того, чтобы нам пойти на улицу, и я тебе все покажу?

- Хорошо, - сказал он, яростно кивая.

Мое сердце несколько раз странно сжалось, когда он улыбнулся моей улыбкой, и протянул ко мне ручки.

Мой сын.

ЭйДжей Каллен.

Я поднял его, не замешкавшись ни на секунду, и, удобно устроив его на руках, потом взглянул на маму.

– Ты идешь?

- Угу, – кивнула она.

Да, она снова плакала.

Я подошел к ней и, поцеловав ее в макушку, вышел из кухни. Мне показалось, ей хотелось побыть наедине с самой собой, прежде чем она присоединится к нам.

- Тапочки, папа! – шепотом прокричал ЭйДжей, когда я направился к двери. – Неужели ты не хочешь одеть тапочки?

Я рассмеялся, взглянув на свои босые ноги.

– Нее, все хорошо, дружок, - сказал я, слегка боднув своим лбом его. Это веселит моего сына, но не стоит это применять против меня. – А ты хочешь надеть свои тапочки?

Но как только я спросил, сразу пожалел об этом. Только от мысли о том, что мне придется выпустить его из рук, мои внутренности переворачивались.

- Нет. Ты понеси меня, папочка.

- О, слава Богу, - прошептал я, чувствуя, как расслабляется мое тело.

Черт. Дыши глубже.

Когда я ступил на крыльцо, то почувствовал жар, исходящий от досок под ногами. Солнце было уже высоко. В новом Орлеане было еще лето, и мне нравился пейзаж, в котором я вырос.

Один только взгляд на дом Чарли сказал мне, что возможно они еще спали, но, тем не менее, я видел машины с затемненными окнами, стоящие вниз по улице.

- Он желтый, папочка! – ахнул ЭйДжей, уставившись на стены дома.

Мои глаза были закрыты. Я улыбнулся и потерся щекой о его мягкую щечку.

Дом.

- Да, он желтый, - прошептал я, целуя его в щечку, прежде чем шагнуть еще дальше.

Вниз на три ступеньки с нашего крыльца в наш маленький передний дворик.

Он был небольшим и совершенно открытым… но сейчас я видел, как возвожу ограду. Белый забор. Для безопасности ЭйДжея.

Я видел будущее.

Ты являешься частью нашего будущего, ангел мой. Ты должна быть в нем.

Ступая босыми ногами по мягкой траве, я развернулся так, что мы оба оказались лицом к дому.

- Ну что скажешь, сокровище мое? – спросил я.

Он уставился на дом, рассматривая его, и это был интерес… и восхищение… я видел это по его глазам.

Я мог представить реакцию ребенка на посещение Диснейленда, но эта реакция моего сына… Это была реакция ЭйДжея на наш дом. Дом, о котором он только слышал со слов Беллы.

- Мамочка говорила, что он настоящий, - прошептал ЭйДжей, неотрывно глядя широко открытыми глазами только на дом, и я почувствовал его пальцы у себя в волосах, возможно, он снова старался убедиться, что я настоящий.

- Он настоящий, ЭйДжей, - прошептал я. – Так же как и я. Все это настоящее.

- Обещаешь?

- Обещаю, - сказал я, зарывшись носом в его волосах. – Я - твой папочка, а ты мой…

.

.

.

- Папочкино сокровище.

Спасибо.

- Точно. И наш желтый дом настоящий.

Он поджал губки, возможно думая о нем. Ему определенно нужно было время, чтобы осознать все это… понять… рассмотреть... Необходимость была огромной.

- Посмотри на меня, ЭйДжей, - сказал я.

И он просмотрел… хмурый и, черт, он кусал свою губу.

Стараясь отогнать от себя образ Беллы, которая делала точно так же, я продолжил тихо, но уверенно.

– Скажи мне свое настоящее имя, сокровище мое.

К счастью, это у него получилось! Он не сомневался ни секунды!

- Эдвард Энтони Каллен-младший.

- Отлично, - сказал я. – И дотронься до своего носа.

Я рассмеялся, когда он... ну, он посмотрел на меня, словно я был ненормальный.

Поэтому я взял его маленькую ручку, прижал его пальчик к его носику.

– Ты чувствуешь свой нос, сокровище мое?

Он покачал головой, все еще глядя на меня так, словно я был идиотом.

Я передвинул его руку к его волосам.

– Ты чувствуешь свои волосы? –

Он снова кивнул, и я продолжил, передвинув его руку на его животик.

– Чувствуешь свой животик? – снова кивнул.

– Это все означает, что ты настоящий, ЭйДжей. Ты знаешь, что это твой нос, и он на месте, когда прикасаешься к нему.

Затем я передвинул его руку к моему носу, и скорчил смешную рожицу, чтобы развеселить его. Каждый раз это было маленькой победой.

– И ты чувствуешь папочкин нос, ведь так?

- Да, - захихикал он.

Тепло. По всему телу.

- И папочкины волосы? – спросил я, передвигая его руку к копне своих волос. Он снова захихикал… и кивнул. Я передвинул его руку к своему животу. – И папочкин живот?

- Да, папочка! – рассмеялся он.

Он, черт побери, рассмеялся.

Господи, я жив.

- Это означает, что я тоже настоящий, – улыбнулся я, снова столкнув наши лбы. – Ты веришь мне, ЭйДжей?

- Да, – закивал он, кладя руки мне на щеки. – Ты - настоящий.

- Хорошо, - ответил я и направился обратно к крыльцу, не останавливаясь до тех пор, пока я не был настолько близко к дому, что смог к нему прикоснуться. – Теперь… дотронься до стены.

Он засомневался на несколько секунд, поэтому я прислонил к стене свою руку, и он последовал моему примеру, прислонив свою маленькую ручку рядом с моей - к дереву, выкрашенному в желтый цвет.

- Ты чувствуешь это, дружок? – спросил я тихонько, тяжело вздохнув, потому что эмоции нахлынули на меня. Я старался их игнорировать, но это было невозможно.

Это было важно не только для ЭйДжея. Это было важно и для меня.

Я должен был это увидеть собственными глазами.

Я должен был убедиться, что он здесь.

Здесь дома.

В нашем доме.

- Он настоящий, - прошептал он. – Желтый дом настоящий. Мамочка была права, пап. Желтый дом настоящий. Это все не выдумка, он настоящий.

Я кивнул, потому что был неспособен ответить.

*О*О*О*

- Мистер Эдвард Каллен?

Я сконцентрировался на своем дыхании, развернулся и увидел еще одного агента.

Это было совсем не то, что мне было нужно.

Мне нужна чертова сигарета.

Мне нужно выпить.

Что мне на самом деле нужно, чтобы вернулась моя жена.

- Хотел поинтересоваться, могу ли я задать вам несколько вопросов о недавних событиях, - спросил он.

Недавних событиях?

Дружок, моей жены нет уже больше трех лет.

Это не недавние.

Боль.

- Конечно, - пробормотал я практически беззвучно, все еще испытывая трудности с дыханием. – Но давайте побыстрее. Я должен возвращаться к сыну.

Не произнеся больше не слова, я вошел внутрь, и он последовал за мной.

Дверь захлопнулась.

И прежде чем я успел повернуть на кухню, почувствовал боль.

Физическую боль.

На затылке.

Она распространялась слишком быстро.

Мои колени ослабли.

Не было времени для последних мыслей.

Я терял сознание.

*О*О*О*

Я… черт.

Пульсация. Моя голова болит. В нескольких местах и в тоже время везде.

Я морщу лоб, и острая боль пронизывает меня, словно эхо, исходящее от моей… брови. Мне кажется. Я не уверен. Черт. У меня на затылке. Сильно пульсирует. Словно я слышу свой собственный пульс в той… это рана?

Инстинктивно я пытаюсь попробовать коснуться… достать. Но не могу. Что-то сдерживает меня. Мне больно шевелить руками. Тонкая веревка быстро врезается.

Я проклинаю ее.

Здесь что-то есть. Повсюду. Я не знаю. Все перемешалось. Одна боль затмевает другую, но кроме этого всего есть еще что-то вокруг.

Я простонал.

Я не совсем… понимаю.

Я прихожу в себя.

У меня в голове мысли о Белле. Все эти воспоминания. Я помню их.

Смех.

Они не подходят… сюда. Не соответствуют тому, как я себя чувствую. Все по-другому. Я не привык к физической боли. Не к такой. Но это… Господи.

Я снова простонал, зная наверняка, что больше не могу. Даже если бы мог, не могу.

Мне чертовски больно, все ноет и пульсирует, но это неважно, потому что я практически уверен, что я связан… м? Связан?

Я зажмуриваюсь, что напоминает мне о боли над глазами.

Я выдыхаю. Тяжело. Не один раз. Боль, да… Господи, боль в легких. Хрип.

Я, черт побери, слышу мое собственное дыхание.

Но есть еще что-то. В воздухе. Это… что-то старое. Несвежее. Сырое.

Мое горло першит, и я хочу кашлять.

Колет. Жжет.

Я чувствую голод.

Медленно пытаюсь приподнять голову. Пытаюсь понять.

Пульсирующая боль в голове увеличивается, и мне приходится щуриться.

Меня мутит. Во рту все пересохло.

Все мое тело жаждет. Испытывает нужду. Черт, в воде. В облегчении. В обезболивающих.

В воздухе.

Черт побери, мне нужен воздух.

Сквозь мутный взгляд, я щурюсь… стараюсь сфокусироваться… вижу горящую лампочку на потолке. Она ослепляет. Поэтому я моргаю.

Я не дома.

Это нехорошо.

Прищурившись, я продолжаю пытаться. Стараюсь сфокусироваться на этом… вон там. Оно расплывается. Что-то стоит. Под светом.

Это брус? Или человек?

Пульсирующая боль не стихает.

Мои мышцы протестуют против каждого движения, которое я делаю. Малейшее движение вызывает желание закричать.

Я что-то забыл. Я уверен.

Затрудненное дыхание… Святой, черт побери, Господь, как же больно. Сдавливает… сдавливает мою грудь. Так, словно мои ребра поломаны, словно мои легкие разорваны, словно какой-то идиот топчется по ним.

Я моргаю, видя, как какая-то фигура движется передо мной.

Из стороны в сторону и я понимаю, что это мое зрение. Слишком размыто. Фокусируюсь, присматриваюсь.

Пульсирующая боль не отступает, и я издаю стон снова, но мне нужно знать. Мне нужно выяснить, где я.

Мне нужно… вернуться… или что-то сделать, потому что… есть что-то… что мне нужно сделать.

Черт. Есть кто-то к кому мне нужно. Да?

Я пытаюсь вспомнить. Черт.

И мое зрение… я вижу. Слабо. Все еще размыто, но я начинаю… видеть.

Я начинаю приходить в себя. Мне так кажется.

Сильнее. Я стараюсь сильней.

А потом я, наконец, вижу.

Но это то, чего я хочу? Может ли это быть правдой?

То чего я хочу, не может быть здесь. То чего я хочу, не было моим уже несколько лет.

Очевидно у меня галлюцинации.

Я чувствую, как хмурю брови.

Я хмурюсь, потому что этого просто не может быть. Но я вижу.

И это не сон.

Я знаю.

Я слышу свое дыхание. Частое и тяжелое. От него больно. Но мне нужно.

Господи, мне, черт побери, нужно.

Потому что… там… прямо там… она. Она. Это девушка. Женщина.

Мое сердце начинает биться так сильно, что я практически слышу его. Черт побери. Я слышу его. У себя в ушах. Звенит, пульсирует, жужжит.

Но я концентрируюсь на ней.

Она…

О.

Господи.

Нет! Нет! Да? Может быть... Нет!

Прямо перед моими глазами, печет. Так сильно.

Мое горло болит, и я кашляю беззвучно.

Да?

Нет!

Я качаю головой, моргая от боли, которая пронзает меня.

Я дышу чаще.

Мне это необходимо.

Сфокусироваться. Сконцентрироваться.

Ее вид. Это хрупкое тело. Грязь. Эта грязь. Одежда… порванная, разодранная. Волосы. Длинные. Спутанные. И кожа… грязная, бледная… хрупкая…

Дыхание застревает у меня в горле.

Кровь.

Кожа да кости.

Привязанная. Прямо там. Такая хрупкая. Худая.

Мои губы дрожат.

Я сжимаю челюсти.

Нет, о, Господи…

Пожалуйста.

Молю я.

Всем, что у меня есть, я умоляю тебя.

Пожалуйста.

И эти глаза.

Глаза. Эти глаза. Это они, но… Господи, и не они.

Это причиняет столько боли.

Они смотрят прямо на меня.

Я жду. Чего-то. Знака. Или может быть… чтобы прозвенел будильник. Сирены… звонка… чтобы зазвенел. Чего-нибудь… что заберет меня отсюда. Вызволит меня из всего этого, пожалуйста. Это… этого… не может быть.

Но это открывается мне, и я начинаю понимать…

О, Господи.

Моя голова болит. Черт, моя грудь. Мое сердце.

И все это вдруг сваливается на меня. Все сразу.

Все эти мелочи. Мелочи, которые я старался держать поближе к себе. Мои воспоминания. Все эти мелочи. Веснушки. Крошечные. Зубная щетка, которая должна была быть розовой или светло-зеленой. Красная кастрюля, которую нужно было мыть особенно аккуратно, потому что она очень нравилась ей. И на моих глазах выступают слезы. Я помню, что боль была мучительной.

Наша обувь всегда стояла рядом, потому что это было олицетворением «ее и его» в нашем коридоре. Это все ее причудливые мелочи, которые заставляли меня улыбаться. И это была желтая краска на нашем доме, потому что мы выделялись. Мы не были серыми. Она делала нас особенными. Я всегда ей это говорил, но она не соглашалась. Она говорила, что нужны двое, чтобы быть особенными, но я этого не понимал… да, это было и неважно.

Все эти мелочи.

Она выкрасила шину на качелях у нас на заднем дворе в светло-голубой цвет.

Ей хотелось качели с шиной. И ей хотелось, что бы они были светло-голубого цвета.

Когда было ее время месяца, она одевала ботинки.

Однажды она накрасила ногти разноцветным лаком, потому что просто не могла выбрать цвет.

Когда она приносила мне Вишневую Колу, она добавляла туда настоящие вишенки, потому что без них она не была настоящей.

Все эти мелочи.

Ей нравилось ходить босой.

Когда она смеялась действительно сильно, то хрюкала и плакала.

Я жил ради всего этого… я жил ради нее.

Все эти мелочи.

Она могла испечь крошечный торт, но добавить на него гору глазури… потому что глазурь все равно самая вкусная.

Я жил ради всего этого. Всех этих вещей. Это все, что у меня было на протяжении всех лет.

Из всего этого состояла моя жена.

Причудливая. Свободолюбивая. Озорная. Счастливая. Красивая. Сексапильная. Щедрая. Веселая.

Мой ангел. Моя Изабель.

Мое сердце… кажется, оно вот-вот взорвется.

Потому что все эти мелочи… это все, что у меня было.

Поэтому, когда ты вспоминаешь все это. Когда ты… поглощен всем этим… всеми этими воспоминаниями… в течение многих лет… и все это сваливается на тебя в одно мгновение, сжимая тебя, давя на тебя…. и ты не можешь до этого дотянуться…

Но ты можешь видеть это.

И ты веришь этому.

Это причиняет боль. На каждом уровне. Причиняет боль. Я не могу дотянуться до нее.

Потому что она там.

Стоит. Привязанная. Искалеченная. Ей причинили боль, которую невозможно понять или описать.

Я разбит.

Каждая малейшая часть меня ноет и кричит, пытаясь вырваться на волю.

Находит паника.

Я верю.

Я дышу сильней.

Быстрей.

Быстрей.

Быстрей.

Еще больней.

Перестань на меня давить.

Пожалуйста. Не будь… тобой.

Ты так искалечена.

Ты так чертовски пострадала.

И я люблю тебя.

Так сильно.

Пожалуйста…. я умоляю тебя. Мне нужно, чтобы ты… была жива.

Без тебя меня нет, милая.

Я моргаю в надежде, что когда снова открою глаза, ты все еще будешь собой. Полной жизни. С сияющими глазами. Веснушками. С лучами солнца в волосах. Здоровой. Не испытывающей боли.

Пожалуйста, хватит боли.

Я не могу выносить твою боль, ангел мой.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Ты мне нужна вся.

Ты мне нужна здоровой и веселой. Я хочу видеть тебя счастливой.

Но когда я открываю свои глаза, ты все еще искалечена.

Меня покидает весь воздух.

Слезы обжигают, катясь по моим щекам.

Ты для меня все, и ты нужна мне.

Я был так несчастлив, ангел мой.

Оболочка человека.

Сломлен и слаб.

Скажи мне, что ты вернулась в мою жизнь.

Скажи мне. Переубеди меня.

И прости меня за то, что я был слаб.

Я не могу потерять тебя. Не снова.

У меня кружится голова.

Все происходит как-то сразу.

Все эти мысли. Боль в моей голове.

Ты жива. Но я не могу до тебя дотянуться. Это убивает меня. Черт.

Что-то совершенно не так, и я не совсем понимаю. Вся эта чертова боль.

Ты мне нужна. Ты мне нужна, мой ангел. Потому что ты вот тут.

Я вижу тебя, и ты чертовски настоящая.

Сейчас… сейчас, Белла… о, Боже… ты здесь.

Болезненные рыдания вырываются из моего тела, сокрушая меня.

Ты здесь.

Я хватаю воздух, но он колючий, дерет и причиняет боль.

Задыхаясь, я произношу.

– Ангел мой.

Потому что, это ты.

Ты настоящая.