Настоящее.

EPOV

Из детства у меня осталось несколько смутных воспоминаний.

В одном из них я вижу себя играющим на маленьком пляже позади нашего дома. Я бегаю туда-сюда вдоль деревянной пристани, где, покачиваясь на волнах, стоит наша белая двухпалубная яхта. Я останавливаюсь и наблюдаю, как солнце начинает садиться в океан, посылая по глади воды рябь, от которой создается впечатление, что оно действительно погружается за Лонг-Айленд Саунд. Вода приобретает странный оранжевый оттенок, когда полностью поглощает солнечный диск, и я могу поклясться, что вижу, как на линии горизонта закипает океан, покрываясь пузырьками, в то время как морковного цвета небо расширяется и сужается, готовясь сделать то же самое. Но, кажется, чаек это не беспокоит, они кружат в пылающем небе над нашими головами, совершенно безразличные к надвигающемуся концу. Некоторые пролетают так близко к пламени, что, кажется, и их вот-вот поглотят его языки, другие же пикируют вниз так, что если мне хорошенько пару раз подпрыгнуть, то я смогу к ним прикоснуться. Следя за чайками и их играми в воздухе, я прихожу к выводу, что если их не волнует этот конец света, то и мне не о чем переживать.

Причина, по которой именно этот момент врезался мне в память, заключается в том, что я был действительно напуган. Несмотря на мое твердое убеждение, что еще чуть-чуть и мир взорвется, как только я оказываюсь на коленях своей матери, то сразу чувствую себя в безопасности.

(Имейте в виду, что тогда я находился в том возрасте, когда нахождение на коленях у мамы еще не вызывало смущение в эпических масштабах. К тому времени, когда это стало бы возможным, она была уже слишком больна, чтобы я мог это сделать).

В любом случае, я сижу на коленях у Элизабет Мейсен-Каллен, на глазу у меня черная пиратская повязка, из-за которой теперь мне кажется, что красный остров Лонг-Айленд Саунд стал вдвое меньше своего обычного размера, и размахиваю пластиковой серой саблей, рассекая прохладный морской воздух. Я погружаю ноги в теплый желтый песок и подбрасываю его вверх, притворяясь, что дерусь с воображаемыми врагами. (В детстве у меня была достаточно сильная тяга к пиратским штучкам). Моя мама напевает песенку под звуки свиста моей сабли. Я не помню точных слов этой песни, но это и неважно для данного воспоминания. Знаю лишь, что в ней говорилось что-то про капитана-пирата, который украл сокровища принцессы, а его сын помог ей вернуть их, при этом еще как-то спас матросов пиратской шхуны.

Моя мама очень хорошо исполняет эту песенку, я имею в виду, что она действительно вживается в роли, играет голосом, понижает его и рычит, когда изображает, как герой отвешивает пинки своим врагам. Она раскачивается из стороны в сторону в ритм мелодии, а ее красивые медные волосы покачиваются в такт за спиной. Мама потрясает кулаком в воздухе, хмурится и выпячивает грудь вперед. Она и вправду выглядит и говорит, как настоящий пират, исполняя эту роль так убедительно, что на половине ее представления я, косясь незакрытым повязкой глазом, вглядываюсь в ярко раскрашенный горизонт в полной уверенности, что вижу вдали пиратский корабль и развевающийся на его мачте потрепанный в боях черный флаг с изображением черепа.

Мой отец присоединяется к нам и начинает подпевать своим сильным и низким голосом, который сложно игнорировать. Да всего Карлайла Каллена трудно не заметить. Он действительно высокий мужчина, с крепкими, широкими плечами и квадратным вызывающим уважение подбородком. Даже когда морской бриз раздувает его волосы, то каждая прядка каким-то загадочным образом снова ложится на свое место. Чайки кружат практически над самым его плечом, но он их успешно игнорирует, и они вроде бы не столь глупы, чтобы подлетать ближе. Как я сказал, он умеет вызывать уважение. Наклонившись, он поднимает ракушки и бросает их в накатывающие волны, продолжая подпевать. Его баритон сливается с нежным голосом моей матери, а в конце песни он, широко улыбаясь, падает на колени и подползает к нам с мамой, вызывая ее смех.

- Эдвард, ты понимаешь, о чем эта песня? – спрашивает отец, внимательно всматриваясь своими ясными голубыми глазами в мои, обращенные к нему.

Я пожимаю плечами.

- Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Она про юного пирата и его сокровище, дружище, - рычу я в ответ. (Не забывайте, я же пират!)

Он хмыкает, насмехаясь надо мной.

- Она несет в себе гораздо больший смысл, сын. Она о мальчике, который вырастет и станет великим человеком; который сочтет помощь людям своим долгом и обязанностью.

- Карл, - посмеивается моя мама, - ему едва исполнилось шесть лет. Не превращай любую вещь в урок для него. Дай ему просто повеселиться.

Мой отец что-то бормочет про то, что меня надо обучать с самого младенчества, но моя мама мягко подшучивает над ним. На самом деле я не слышу остальную часть их разговора, потому что слишком занят разглядыванием открытого моря в поисках пиратской шхуны. Если прищурить глаз, то я почти могу различить ее на горизонте…

- А пират женился на принцессе? – я даже не уверен, почему спрашиваю об этом, и если бы знал, какой спор вызовет мой вопрос, то и вовсе не стал бы его задавать.

Мама крепче прижимает меня к себе, что затрудняет мои движения и мешает размахивать саблей. Я пытаюсь выкрутиться из ее рук, но все это происходит еще задолго до ее болезни, и в тот момент она сильнее меня.

- Полагаю, что если он влюбился в нее, то да, - в ее голосе проскальзывают странные мечтательные интонации.

- Она была принцессой с нужными связями. Конечно, он влюбился в нее, - это уже говорит отец.

- Что такое связи?

- Карл, прекрати! – вскрикивает мать, и ее мечтательный тон совершенно исчезает. Она укоризненно качает на отца головой, а он просто смеется над ней. – Вот почему ты женился на мне?

- Конечно, нет, любимая, но ты должна признать, что все сошлось, как нельзя лучше.

Мама закатывает глаза.

- Не слушай своего отца, Эдвард. Годы спустя, когда ты станешь намного старше, ты встретишь свою принцессу и узнаешь ее, независимо от того, есть ли у нее связи, корона или сокровища.

На мгновенье я перестаю размахивать саблей и оборачиваюсь к маме. В ее зеленых, в точности как у меня, глазах отражается раскрашенное красным небо, придавая им необычный, но прекрасный оттенок.

- Но если у нее не будет короны и сокровищ, как же я узнаю ее, мам?

- Вот именно, - бормочет отец.

- Помолчи, Карлайл, - говорит мама с чуть большей долей разочарования в голосе, но ее взгляд по-прежнему сосредоточен на мне.

Я знаю, что она расстроилась, потому что назвала его полным именем. Когда она обращается ко мне, используя мое первое имя целиком, это не значит ничего, но когда она это делает по отношению к моему отцу… Вот если она скажет «Эдвард Энтони», то это уже совершенно другая история. Это означает, что у меня неприятности.

Мама кладет ладонь мне на сердце.

- Ты узнаешь ее вот здесь, Эдвард.

- Христа ради, Лиз, перестань кормить мальчика сказками. Так он вырастет, думая, что вокруг сплошные розы и солнечный свет.

- Это лучше, чем вырасти и думать, что все вокруг решают связи и власть.

У меня нет ни малейшего представления, о чем они говорят и при чем тут эти розы, солнечный свет, связи и власть – я просто хочу найти пиратский корабль. Поэтому я слезаю с ее колен и иду по направлению к кромке воды, оставляя их спорить, снимая по дороге закрывающую глаз повязку, чтобы лучше видеть. Передо мной лежит целый мир, утонувший в сгущающихся оттенках красного и оранжевого, морской бриз все усиливается – идеальные условия, чтобы разглядеть пиратский корабль.

«Да, так гораздо лучше», - улыбаюсь я про себя и, обернувшись, вижу, что отец пленил мою мать, усадив к себе на колени, а она сопротивляется, пытаясь вырваться из его объятий. На долю секунды меня охватывает паника при мысли о том, что вдруг все это время он действительно был настоящим пиратом и скрывал это, и я задаюсь вопросом, способна ли моя пластиковая сабля помочь победить его… Но потом я вижу, что на лице моей мамы появляется широкая улыбка, и она начинает посмеиваться. Она поворачивается к нему лицом, он целует ее в губы, и я понимаю, что они, должно быть, играют в свои взрослые пиратские игры.

Отвернувшись от них, я снова обращаю пристальный взгляд к береговой линии и продолжаю выискивать в Ойстер-бэй воображаемый пиратский корабль.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Оказалось, что спустя годы я действительно нашел свою принцессу. Она не носит корону, но короной вы можете назвать копну ее каштановых волос; у нее нет причудливых драгоценностей, но ее бездонные янтарные глаза можно с легкостью принять за них. И да, я узнал ее в тот самый момент, когда увидел, точно так, как однажды предсказала моя мать.

К сожалению, получилось, что я не стал отважным пиратом, спасшим ее, и это, черт подери, еще далеко не конец истории. Вместо этого я ограбил свою принцессу. Наша история неожиданно оборвалась на трагической ноте и не имеет совсем ничего общего с той песенкой, которую пела мне мама много лет назад. Ей было бы чертовски стыдно за меня.

Но теперь наша история обрела новое начало. Мне дали год, и, может быть, в этот раз… мне удастся довести ее до конца, как и положено в сказке.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

- Папа, а как долго нам еще ехать до туда?

Я сам себе улыбаюсь, не отрывая взгляда от дороги. Во время службы мы с Эмметом научились водить машину, одновременно выполняя кучу других задач: наблюдать за любым дерьмом, летающим над нами и по сторонам, высматривать на дороге через приборы ночного видения самодельные взрывные устройства, разговаривать при этом по переговорным устройствам, загружать оружие, охранять груз и так далее. Но сейчас у меня в машине находился самый ценный груз в моей жизни, и я не позволяю себе надолго отвлекаться от дороги.

- Элли, ты уже раз двадцать задавала этот вопрос, - ворчит на нее Элис. – У твоего отца скоро голова заболит от тебя.

Действительно она уже задала этот вопрос раз двадцать, но насчет головной боли Элис ошибается. Возможно, лет через десять, когда Элизабет станет шестнадцатилетней девушкой, когда у меня будет целых десять лет, чтобы привыкнуть к мысли, что она - моя, когда подобные поездки на машине станут обычным делом, когда она задаст один и тот же вопрос двести раз, а не двадцать, тогда я превращусь в одного из тех отцов, которые отрывают взгляд от лобового стекла и восклицают: «Мы приедем тогда, когда приедем!»

Я фыркаю себе под нос, потому что, честно признаться, не могу представить, что даже тогда поступлю так. Я не представляю, что когда-нибудь стану воспринимать свою дочь или ее мать как что-то само собой разумеющееся. Поэтому я продолжаю вести машину по широкой автостраде Лонг-Айленда, вдоль которой растут редкие деревья, и тихо посмеиваюсь.

Стоит отличная солнечная погода, и день просто чудесный.

- Мы приедем на место примерно через двадцать минут, Элизабет, - уверяю я свою дочь.

Она нетерпеливо вздыхает.

- Она все еще устает, - звучит рядом со мной тихий голос с красивым акцентом. – Чтобы привыкнуть к разнице во времени и освоиться на новом месте ей понадобится несколько дней. Слава богу, что мы можем ненадолго вырваться из этого безумия. Это должно ей помочь.

Безумие.

За те пару дней, что прошли с момента приезда Беллы, Элизабет и Элис, пресса просто сошла с ума. На следующий же день фотография улыбающейся Элизабет, голова которой покоится на моем плече, украшала первые полосы практически всех изданий в городе.

«ПРИНЦЕССА ЭЛИЗАБЕТ: АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ КОРОЛЕВСКАЯ СЕМЬЯ!» - гласил один из заголовков.

«CЛЕДУЮЩЕЕ ВТОРЖЕНИЕ БРИТАНЦЕВ!» - написано в другом под фото Элизабет, Беллы и Элис.

Им все мало моих маленьких женщин, мало нас. В одночасье освещение политических событий отошло на второй план, проиграв состязание в популярности. Состязание, в котором Белла с Элизабет явно выигрывали.

Странно, насколько по-другому местные СМИ отнеслись к Белле по сравнению с тем, что писали о ней в Великобритании.

В одном из утренних заголовков значилось: «ЭТО НОВЫЙ КАМЕЛОТ!»

Материал сопровождали несколько фотографий, на одной из которых мы были запечатлены вместе – я, Белла и Элизабет – во время вчерашнего похода в продуктовый магазин, а на другой поменьше – Элизабет, испуганно смотрящая прямо в объектив, словно олененок, пойманный в свете фар. Меня перекосило, когда я увидел это фото; содрогаясь, я прочитал заголовок в утренней газете, а потом увидел эту же газету у Беллы, сложенную на кухонном столе. Она ни словом не обмолвилась о статье, я тоже не стал о ней упоминать, но эта недосказанность так и осталась висеть в воздухе. Хотя никому из нас двоих не нравилась подобная увлеченность прессы нашей дочерью, но сегодня утром этот чертов заголовок достал меня окончательно. И я абсолютно уверен в том, что и Беллу тоже, потому что «Новым Камелотом» они называли нас с Таней, когда мы только поженились. Поверить не могу, что они проводили подобные аналогии, в смысле, разве нельзя было придумать что-то еще? Как я себе представляю, это точно не то, что приводит Беллу в восторг.

Тем не менее, все это вновь обретенное внимание общества, кажется, не лучшим образом повлияло на рейтинги уровня поддержки моего отца и президента Мартина.

«Как мог Карлайл Каллен скрывать такую милую красивую малышку от родного отца?!»

В одной из газет рядом напечатали снимок улыбающейся Элизабет и детскую фотографию моей матери тех времен, когда более полувека назад ее отец был сенатором, на которой та тоже улыбается. Их поразительное сходство трудно не заметить.

«Как он мог видеть в ней обузу или помеху?»

Поскольку именно так это и выглядело, общественность пришла к следующим выводам: Карлайл рассматривал рождение Элизабет как отклонение от заданного курса, как ошибку. Он поставил политику и власть выше семьи, выше собственной крови.

И хотя прямых доказательств этого не существовало, большинство людей были уверены, что президент знал об Элизабет. И теперь они взглянули на мой брак с Таней в совершенно ином свете.

«А был ли он на самом деле счастлив?»

Фотография за фотографией подвергались детальному анализу - как я выглядел тогда и как выгляжу сейчас. Большинство «экспертов», оценивая фото прошлого, сошлись во мнении, что «нет, он всегда выглядел невозмутимым, собранным, но необязательно счастливым». Переключившись на фото, где я держу Элли на одной руке, а другой сжимаю ладонь Беллы, когда мы выходим из здания аэропорта, они согласились, что «да, а вот тут он светится от счастья».

Вот так они и выдумали этот «Новый, улучшенный Камелот».

Я очень надеюсь, что шумиха в прессе пойдет на спад, прежде чем мы вернемся в город.

Уверен, что вскоре со мной свяжется президент. Если учитывать то, как протекает его предвыборная кампания, этого никак не избежать. Мы уже обсуждали это с Джаспером, пытаясь понять, какую позицию он займет, и кого будет использовать, чтобы протянуть «оливковую ветвь». На данном этапе он не посмеет выступить против Беллы или Элизабет. Сейчас его единственная надежда заключается в том, чтобы минимизировать негативные последствия. В любом случае, я не собираюсь рисковать - не тогда, когда дело касается двух самых важных для меня людей.

Я больше не тот глупый и слабый человек, которым был семь лет назад. В этот раз я готов к его действиям.

Последняя пара дней выдалась немного лихорадочная, в этом нет сомнений. Белла очень старается справиться с навалившимися на нее трудностями, и, по мере наших возможностей, мы отвечаем на вопросы Элизабет. Слава богу, Конгресс уходит на короткие каникулы в связи с праздником Дня труда, который отмечается в эти выходные, и мы отправляемся в Ойстер-бэй, чтобы «скрыться от безумия», как это сформулировала Белла. Кроме того, это позволит Элис и Элизабет расслабиться и провести неделю в тишине и покое перед тем, как они пойдут каждый в свою школу…

… я надеюсь, что эта поездка окажется еще одним шагом к воссоединению, начавшемуся в Англии.

Пока Элис развлекает Элизабет на заднем сиденье машины игрой в «посчитай красные машины», я протягиваю руку и сжимаю ладонь Беллы, которая покоится на ее теплом, покрытом льном бедре. Несколько секунд она просто продолжает смотреть прямо перед собой… но затем переворачивает ладонь кверху и переплетает наши пальцы. Краем глаза я вижу едва заметную улыбку, играющую на ее красивом лице.

Да, по прошествии нескольких лет эта сцена, возможно, хотя, может, и нет, станет вполне повседневной, но я никогда не буду воспринимать эти ощущения, эти чувства, переполняющие мое сердце, как некую данность.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

- Какие красивые ворота! – восклицает Элизабет, когда мы въезжаем через парадные ворота ограды, окружающей наше поместье.

- И так много деревьев! – сообщает она с восторгом, разглядывая ряды деревьев, высаженных вдоль подъездной дорожки.

- Ого! – единственное, что она произносит, завидев большой белый фонтан, расположенный посредине разворотного круга. – Папа, и это все твое?

- Элизабет, дорогая, это все наше.

Произнося эти слова, я сжимаю ладонь Беллы. Не знаю, понимает ли она, что говоря «наше», я подразумеваю и ее. Конечно, это не относится к тем вещам, которые она готова услышать, это я осознаю. Но этот факт не умаляет всей правды.

Как только машина останавливается, Элизабет выпрыгивает из своего кресла.

- Элли, подожди! – зовет ее Белла.

С пыхтеньем и широкой улыбкой она отстегивает ремень безопасности и бежит за нашей девочкой. Я быстро открываю дверцу для Элис, чтобы иметь возможность последовать за Беллой и Элизабет, но чувствую, как меня по плечу похлопывает Джаспер. Он следовал в машине позади нас, в то время как Эммет со своими ребятами ехал впереди.

- Я займусь этим, - говорит Джаспер. – Мы и багаж занесем. Иди знакомь Элли с моей матерью, пока они обе не лопнули от нетерпения.

Я разворачиваюсь, чтобы именно это и сделать, но замираю и просто… наблюдаю…

Передо мной открывается самая странная картина, которую я когда-либо видел: моя дочь – моя дочь – бежит к дверям дома, в котором я вырос, который однажды полюбил, но который, с другой стороны, стал для меня символом того, чего, как я думал, у меня никогда не будет.

- Элизабет Лондон, подожди! – пытается призвать ее к порядку Белла, пока я иду позади и вспоминаю сцену, лишь слегка отличную от этой…

Время. Все, что нам нужно, чтобы залечить раны, это время. Если нам дано достаточно времени, с нами все будет в порядке. Я знаю это.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Когда открывается парадная дверь, Элизабет замирает, разворачивается и бежит обратно ко мне, хватаясь за мои брюки и прячась за моими ногами.

Я удивлен, что она испугалась или застеснялась, если можно так сказать, ведь за то короткое время, что я знаю свою дочь, я ни разу не замечал, что ей присущи такие черты характера.

Но потом я слышу ее хихиканье.

- Она просто воображает, - посмеивается Белла, когда мы подходим к ней.

Я знаю, что, возможно, так думать неправильно, но меня все еще поражает то, насколько Белла лучше знает нашу дочь. И да, меня немного задевает, что я иногда нуждаюсь в пояснении мотивов ее поведения. Конечно, всему есть логическое объяснение: Белла провела с дочкой все шесть лет ее жизни, когда я только пару месяцев, но если все, что нам необходимо, это время, то скоро я буду знать ее так же, как и Белла.

Тетя Эсме идет к нам навстречу, излучая такое радостное возбуждение, что земля передо мной практически дрожит. Я поднимаю Элизабет на руки, и она обнимает меня за шею, продолжая хихикать. Я беру Беллу за руку; снова.

Эсме широко улыбается.

- Добро пожаловать, Белла, – она подходит, целует Беллу в щеку и заключает ее в быстрые, но крепкие объятия. - Так приятно снова тебя видеть.

- Спасибо, Эсме, - отвечает Белла с легкой долей застенчивости, которую, как я ошибочно подумал, я заметил и в нашей дочери. – Мне тоже очень приятно снова с вами увидеться.

Взгляд Эсме быстро перемещается к маленькой прижавшейся ко мне девочке.

- А кто это у нас здесь?

Элизабет снова хихикает, глазея на нашу тетушку с той самой очаровательной улыбкой, которая покорила целую нацию.

Я усмехаюсь.

- Тетя Эсме, этот маленький анчибел и есть Элизабет. (п.п.: чертенок, бесенок, егоза)

- Папа, а что такое анчибел?

Эсме прикрывает рот ладонью, а потом прижимает ее к щеке.

- Боже мой! – слезы струятся по ее лицу. – Она говорит так, как это делала Элизабет в ее возрасте, – Эсме улыбается сквозь слезы. – Привет, Элизабет. Я - твоя тетя Эсме. Твоя бабушка Элизабет была моей сестрой.

- Элизабет – это имя моей другой бабушки. Мамы моего папы. Меня назвали в честь нее.

Тетя Эсме кивает, улыбаясь сквозь слезы и нежно гладя Элли по щечке.

- Ты так похожа на нее, - тихо бормочет она.

- Мой папа тоже так говорит! Он говорит, что у меня глаза и волосы, как у Калленов, но мамина милая улыбка и еще нос, - для пущей убедительности Элизабет стучит пальчиком по своему носу. – Так что я похожа и на маму тоже, разве нет?

Тетя Эсме смеется.

- Да, у тебя носик и улыбка, как у твоей мамы. И мне очень нравится твой милый акцент.

- Мамуля, ты была права! Всем нравится мой акцент!

Мы не можем удержаться от смеха.

- А кто эти маленькие друзья? – Эсме указывает на мишек, зажатых в локте у Элизабет.

- Это папа Сноуи и его маленькая дочка Пинки. Видите, у нее на голове хорошенький розовый бантик? Папа подарил мне их, чтобы они всегда могли быть вместе.

- Элизабет, – спрашивает тетя Эсме, осторожно протягивая к ней руки, - могу я тебя обнять?

Я перевожу взгляд на свою дочь, она медленно разжимает свои руки на моей шее и протягивает их нашей тетушке.

Эсме крепко ее обнимает, зажмурившись и глубоко вздыхая.

- О, малышка, ты даже не представляешь, какое ты чудо!

Тетя берет меня за руку и крепко сжимает ладонь, а потом, улыбаясь, разворачивается к Белле.

- Спасибо, - произносит она одними только губами.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Тетя Эсме и Элизабет сразу находят общий язык и становятся, как я и предполагал, друзьями. Мы все вместе осматриваем дом. Элизабет счастливо перебегает из комнаты в комнату, полностью очарованная поместьем. Ей особенно нравится спальня, где они с Беллой остановятся. Она была любимой комнатой моей матери, из окон спальни открывается отличный вид на залив. Тетя Эсме все подготовила здесь для моих девочек. Для Элизабет в углу поставлен маленький розовый туалетный столик, где она могла бы сидеть и играть в принцессу, наряжаться и тому подобное, они с Беллой уверяли меня, что маленькие девочки обожают это делать. Еще Эсме подвесила под потолком очень классные мобили, с которых свисали хрустальные полумесяцы и звезды, улавливающие свет, струящийся из огромных стеклянных балконных дверей. В другом углу разместились книжные полки в виде кукольного домика, вмещающие, казалось, тысячи детских книг, чтобы Элизабет было из чего выбирать.

Глаза Элизабет разбегаются.

- Элли, дорогая, почему бы тебе не пойти и не взглянуть, что находится за теми дверями, - вкрадчиво произносит Белла.

Элизабет выпускает из рук книги, которые только что просматривала, и бежит на балкон. Через полсекунды мы слышим ее громкий и восторженный визг.

Белла смеется.

- Я знала, что ей понравится этот вид.

Она идет вслед за Элизабет, и я наблюдаю, как они довольно охают.

- Элис, дорогая, давай я покажу тебе твою комнату. Она прямо по коридору, - предлагает тетя Эсме.

- Спасибо, миссис Платт. Было бы здорово, - отвечает Элис. – Элли, спиногрызик, - зовет ее Элис, - пойдем с тетей Элис, посмотришь теперь мою комнату!

Элли вбегает с молниеносной скоростью и хватает Элис за руку, но перед тем, как уйти, Элис приподнимается на носочки и шепчет мне:

- Я составлю Элли компанию во время осмотра дома. Иди и проведи немного времени с моей сестрой. Последние несколько дней ей, чтобы расслабиться, необходима помощь.

Она отклоняется назад и игриво подмигивает мне. Я усмехаюсь, провожая их взглядом.

Белла стоит на балконе у перил, и я подхожу к ней сзади так, как делал это в последний раз, когда она была здесь. Она, не двигаясь, смотрит, как разбиваются о берег волны, а я, в отличие от прошлого раза, сейчас иду дальше и, поддавшись своей потребности в ней, обвиваю руками ее талию. Я больше не боюсь, что она оттолкнет меня, и она откидывается мне на грудь, расслабляясь, кладет свои ладони поверх моих сомкнутых рук, а голову мне на плечо. Я оставляю нежный поцелуй у нее за ушком.

- Устала? - шепотом спрашиваю я.

- Немного, - признается она.

Со времени прибытия в Нью-Йорк Белла была несколько подавлена. Я могу лишь представить, что творилось в ее хорошенькой головке. Да, она устала; теперь я слишком хорошо знаком со стрессами, связанными с неоднократными поездками между двумя разными часовыми поясами. Плюс ко всему вся эта публичная шумиха вокруг нашей дочери, которая нам обоим не доставляет удовольствия. Белла успокаивает себя, стараясь убедить себя же, что все это всего лишь на год.

Я так не думаю.

Не то, что я планирую удерживать ее здесь силой или что-то подобное, когда отведенный год подойдет к концу, я просто не намерен их отпускать. Никогда. По совести говоря, я думаю, что какая-то часть ее отлично понимает это, хоть сама Белла постоянно повторяет, что это дело «одного года». На самом деле, я считаю, что она так часто это твердит, потому что знает, что это не так, просто еще не готова принять правду.

И в этом нет ничего страшного. Прошла всего пара дней. Я не собираюсь подталкивать ее к тому, чтобы она взглянула правде в лицо. Она пошла на огромные жертвы, приехав сюда, я понимаю это и признателен ей всем сердцем. Белла оставила родину, страну, где прожила всю свою жизнь, она отклонила очень выгодное предложение о работе, покинула своих друзей, семью. Со своей стороны, я предприму все возможное, чтобы возместить эти потери, сделаю все, что угодно, чтобы она была счастлива, чтобы она захотела остаться.

Я даже готов переехать. По истечении срока моих полномочий в Конгрессе я готов переехать в Англию, если это потребуется, потому что больше не смогу жить на таком огромном расстоянии от двух самых важных женщин в моей жизни. Но Белла согласилась дать мне год здесь, и через год я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мы остались вместе в одном доме.

Она склоняет голову набок, чтобы лучше меня видеть.

- Приношу извинения, если у меня опухшие глаза.

Она ерничает, припоминая мне то утро, когда мы с Майклом Ньютоном встречались за бранчем, чтобы обсудить работу над статьей. Но на ее губах расплывается кривая ухмылка.

Я наклоняюсь к ней и по очереди целую ее глаза.

- Твои глаза совсем не кажутся опухшими, а даже если и так, меня это не волнует, ты же знаешь. И в тот день они тоже не были опухшими, - уверяю ее я.

Мы оба знаем, о чем говорим, и мне не надо уточнять, что я сказал в тот самый раз, просто потому, что был ослеплен своей ревностью и даже не мог здраво мыслить.

Она фыркает и, вздыхая, снова поворачивается лицом к морю.

- Белла, я понимаю, что тебя сейчас переполняют мысли, чувства и эмоции. Я постараюсь сделать так, чтобы для вас с Элизабет и Элис этот переезд прошел как можно легче.

- Я знаю, Эдвард, - я слышу улыбку в ее голосе. – Просто, чтобы привыкнуть к этому, понадобится какое-то время, и боюсь, к тому моменту, как мы с Элли привыкнем, наступит время возвращаться домой в Англию.

Я закатываю глаза, но ничего не говорю.

- Хотя, судя по Элис, не скажешь, что ей особо потребуется помощь, чтобы приспособиться к новой жизни, тебе так не кажется? – посмеивается она. – Последние несколько дней она довольно-таки рано вставала, гуляла по району, знакомилась с новыми товарищами, как она говорит. Я думаю, что с ней все будет в порядке.

- Она очень похожа на тебя в девятнадцать лет.

- Боже, надеюсь, что нет.

- Почему ты так говоришь?

Она полностью разворачивается в моих руках и кладет свои ладони мне на грудь. Я отпускаю ее, но держусь за перила по обе стороны от нее, заключив в своеобразный капкан. Жар от близости ее тела не идет ни в какое сравнение с царящей вокруг нас жарой. Он прожигает меня насквозь, и я не могу удержаться, чтобы не придвинуться к ней ближе. Не представляю, как долго я еще смогу противиться своему желанию прикоснуться к ней. То, что я чувствую к Белле, лежит далеко за гранью сексуального притяжения, но это не означает, что я не мечтаю оказаться внутри нее каждый гребаный час днем и ночью.

- Я просто надеюсь, что, пока мы здесь, она продолжит сосредотачиваться на своих занятиях. Мне бы не хотелось, чтобы ее планы расстроились из-за какого-нибудь сладкоречивого, красивого американского парня, и она совершенно позабыла о своих планах на будущее.

Я крепко зажмуриваюсь, и мое лицо перекашивает от острой сжимающей мою грудь боли.

- Черт, Эдвард, я совсем не это имела в виду.

Я стою с закрытыми глазами и, хотя понимаю, что она имеет в виду, но слышать это по-прежнему больно.

Ее теплые ладони оказываются на моих щеках.

- Эдвард… Эдвард, я не намекала на нас. Просто рассуждала в общем. Не воспринимай это таким образом, - старается убедить меня она. – Я только имела в виду, что мы пробудем здесь всего год. Я не хочу, чтобы Элис сбилась с верного пути.

Я медленно киваю, но все еще не могу полностью избавиться от причиненной ее словами боли.

- Хей, - говорит она, и в ответ я дарю ей слабую улыбку, понимая, что она ее не убедит.

Но когда Белла встает на носочки и накрывает мои губы своими, вся боль исчезает в то же мгновенье. Это, пожалуй, первый поцелуй со времен тех выходных в лондонском отеле, инициаторам которого является она сама, и я стону ей в рот, забывая обо всем на свете, кроме того, что эта женщина делает со мной, что она значит для меня, что она - мое всё.

- Мне так жа…

- Шшш, - она посасывает мои губы, обрывая мои извинения. – Просто поцелуй меня, Эдвард. Просто поцелуй.

И спустя столько времени, именно это я и делаю.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

После полудня Белла кажется более беспечной. Нас здесь никто не беспокоит. Ни пресса, ни Карлайл, ни президент. Мы берем Элизабет на пляж, и она просто сходит с ума, бегая по нему туда-сюда, а мы по очереди гоняемся за ней.

Эммет с парнями по очереди обходят территорию дома. Я вижу, как он раздает им указания, но все они держатся на расстоянии; достаточно близко, чтобы при необходимости выполнить свою работу, но и достаточно далеко, чтобы не вмешиваться в наше личное пространство. Мы с ним обсудили меры предосторожности, которые надо предпринять для меня и моей семьи, пока мы находимся здесь, а также для Элизабет и Беллы. Как начальнику службы безопасности, я вверяю ему их, и эта вера дается мне нелегко. Но он единственный в мире, кому бы я мог доверить эту работу.

И Эммет больше, чем просто глава службы безопасности. Он - член семьи.

Сейчас он стоит у восточной стены дома, скрестив руки на груди, и наблюдает за тем, как мы играем на пляже в фрисби.

- Давай, присоединяйся к нам, - предлагаю я.

- Может быть, попозже, - усмехается он. – Сначала я хочу удостовериться, что у нас здесь не возникнет никаких проблем.

- С тобой все в порядке, парень? Ты выглядишь каким-то… отрешенным с тех пор, как мы вернулись из Англии.

Он встречается со мной взглядом.

- Я в порядке, - и затем снова продолжает наблюдать за игрой моей семьи.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

И все-таки Эммет присоединяется к нам за ужином. Мы устраиваем барбекю на террасе, выходящей на пляж, разговаривая и пытаясь узнать друг друга, уже как членов одной семьи.

Чуть позже Эммет и Джаспер решают поиграть с Элизабет, Элис и тетей Эсме в пляжный волейбол. Только мне и Джасперу известно, что в колледже его мама была чемпионкой по волейболу, и поэтому женская команда с легкостью ведет в игре. Пока Эммет стонет и воет, что ему надирают задницу в волейболе, мы с Беллой посмеиваемся над ним, сидя на разложенном на песке одеяле.

С глубоким вздохом я кладу голову ей на колени, наблюдая за игрой, и чувствую, как она играет с моими волосами. В воздухе слышится смех моей семьи, волны тихо накатывают на берег, прохладный бриз обдувает мою кожу, и я закрываю глаза, проваливаясь в расслабленное блаженство.

- Что ты напеваешь?

Я снова открываю глаза. От полуденного солнца щеки Беллы слегка порозовели. Она выглядит беззаботной, не переживающей о сумасшествии, творящемся за воротами этого дома.

- Я даже не осознавал, что напеваю.

- Да-да, ты напевал, - улыбается она, - последние пятнадцать минут.

- Эту песню я не слышал с тех пор, как был ребенком. Мне пела ее моя мама.

Она кивает, ее темные глаза сверкают, а рука скользит взад-перед по моей голове, с каждым движением захватывая и потягивая волосы. Я стону от удовольствия.

Думаю, именно это открытое и расслабленное выражение ее лица и безмятежность момента позволяют мне набраться духу и задать следующий вопрос:

- Белла…

- Да?

- Ты уверена, что должна спать в одной комнате с Элизабет?

Она смеется надо мной, должен сказать, довольно искренне, но блеск в ее глазах… оставляет мне надежду, несмотря на ее якобы неподдельное удивление.

- Что такое, Эдвард? – она выгибает бровь. – Тебя что-то смущает в моем выборе спальни?

Один уголок моего рта медленно приподнимается.

- Ну… я имею… в доме есть еще спальни…

- Да ты что? – она лукаво смотрит на меня, сильнее потянув за волосы. Я закрываю глаза и шиплю сквозь зубы. – А нет ли какой-то определенной комнаты, которую ты хотел для меня выделить, или мы говорим в общем?

Я ничего не могу с собой поделать; мое сердце бухает в груди, мой член подергивается оттого, как она смотрит на меня, от игривости в ее голосе, из-за того, что она еще не послала меня, от ощущений ее пальцев, сильнее потягивающих мои волосы.

- Может быть, и есть одна.

Она закусывает губу, и в ее глазах больше нет игривости. Они темнеют, и в них появляется желание. Ее грудь вздымается сильнее, чем несколько мгновений назад. Я поднимаю руку и провожу двумя пальцами по контурам ее губ, ожидая ее ответа… по правде говоря, я молюсь небесам.

Я не могу отвести от нее глаз, когда она обхватывает мою руку, касающуюся ее губ, и оставляет на ней нежный, влажный поцелуй. Я резко выдыхаю…

- Не думаю, что Элли понравится эта идея, Эдвард. Дома я всегда спала с ней, за исключением случаев, когда я уезжала. А это новое место для нее, независимо оттого, как оно ей нравится. Кроме того… - ее глаза буравят мои, темные, желающие, - несмотря на то, что Элли довольно легко воспринимает нас, держащимися за руки, но все-таки обнаружить мать с отцом в одной кровати – не то же самое. Что мы ей скажем, если у нас ничего не получится?

Я фыркаю, в моем сердце и разуме борются разочарование и понимание. Да, я понимаю, о чем она говорит, и могу даже с ней согласиться, только мне сложно договориться с собственным членом. Я приподнимаюсь и обхватываю ее лицо руками.

- Буду честен с тобой, Белла. У нас не может не получиться – для меня это не вариант.

Она хмыкает, ища мой взгляд.

- Просто дай мне еще немного времени, чтобы я оказалась там же, где ты, Эдвард. Физически я уже там. Я всегда там, когда дело доходит до тебя, и думаю, ты это прекрасно знаешь.

Я не могу скрыть улыбку. Она закатывает глаза.

- Но что касается чувств… Я сейчас слишком перегружена тем, что происходит. В этом ты прав. И я не хочу прыгнуть в твою постель, а потом пытаться со всем разобраться. Со мной всегда была моя мама, она помогала мне с Элли. Если мне сейчас снесет голову, если я облажаюсь, кто мне поможет?

- Белла, ты не облажаешься, и я буду рядом, - напоминаю ей я.

Она нежно улыбается, берет одну мою руку и кладет ее себе на сердце.

- Я знаю это. Мое сердце знает это, - она передвигает мою руку на свою голову. – Просто дай мне еще немного времени, чтобы я смогла полностью осознать все умом, хорошо?

Я киваю. И я солгу, если скажу, что не чувствую разочарования, но все равно, я понимаю, что она пытается сказать.

Я приподнимаю голову, а ее притягиваю к себе, и вот, она уже посасывает мои губы, с таким упорством, что каждое ее движение отражается в моем паху. И я понимаю, что она имеет в виду, говоря, что физически она всегда была там. Наша физическая реакция друг на друга всегда была мгновенной, с первой секунды, как встретились наши глаза, с первого касания. И последующие семь лет своего существования я жаждал не только ее физических реакций, но и эмоциональных, она же провела эти семь лет, практически ненавидя меня. Не думаю, что это легко забыть.

Правда состоит в том, и я говорю это без лишней самоуверенности, что если бы я немного сильнее подтолкнул ее, Белла бы довольно быстро оказалась в моей кровати. Сегодня же. Если бы я коснулся ее так, как делал это тогда… Если бы я продолжил ее также целовать, позволяя ей целовать меня…

Но с ней я не собираюсь играть в эти игры. Когда я первый раз затащил ее к себе в постель, я наплевал на обстоятельства, и они тут же вернулись, чтобы укусить нас за задницу. Я любил ее тогда, несмотря на то, что был высокомерным, тупым и слабым мудаком.

Сейчас я люблю ее еще сильнее, бесконечно.

Чмокнув ее еще один раз, я отстраняюсь и улыбаюсь ей. Ее губы распухли, в глазах замешательство, но она улыбается мне в ответ.

Я снова кладу голову ей на колени и продолжаю напевать песню своей матери.

Перевод: white, mened
Редакция: CullenS
Литературный редактор: mened