С утра у Беллы были занятия, и, так как я не закончил с тем дерьмом, которое должен был сделать еще вчера, поскольку был слишком занят траханием Беллы и запихиванием пальца в её задницу, что ей, кстати, понравилось, я решил пойти на работу пораньше.

На парковке я поцеловал Беллу и забрался в машину, глядя, как она садится в свой кусок дерьма, чтобы направиться в школу. Я приехал на работу и припарковал автомобиль, который наконец-то получил назад, заплатив пять гребаных сотен за ремонт, позади салона. Это была хорошая сделка, потому что я делал парню, занимавшемуся моей Ауди, татуировку. Он выдал несколько ехидных замечаний по поводу причин появления царапин и вмятин на капоте, что я даже хотел врезать ему. Но мне удалось обуздать свой гнев, ведь он даже не знал Беллу. Мы приехали вместе, чтобы забрать машину. Я специально заплатил ему заранее, чтобы она не знала, во сколько мне обошелся ремонт, и потому что был уверен, что этот парень меня не наебет. Он был поражен, увидев Беллу, и, скорее всего, ошеломлен, что она не выглядела шлюхой.

Белла очумело покраснела, проводя пальцами по капоту моей машины, и взглянула на меня, легонько улыбаясь, выглядя при этом немножко печально. Я сказал ей не волноваться, у меня остались фотографии.

Как только я получил свою машину, моя нога не ступала в Вольво. Я активно уговаривал Беллу продать его и купить что-то не такое дерьмовое. Но пока безуспешно. Даже обещания повторения траха на капоте не убедили её.

Я хотел забежать к Эсме, потому что та всегда снабжала меня новой информацией о Белле, о том, как она справляется, когда меня нет рядом. Но мне нужно было закончить мое дерьмо до первого клиента. День прошел в тумане тату-сеансов и тревоги. Элис странно вела себя, бегая к Эсме каждые два часа, и это почему-то очень сильно беспокоило меня.

- Что, черт возьми, происходит? – спросил я, принимая из её рук третью чашку кофе и отхлебывая немножко, чтобы убедиться, что он приготовлен именно так, как я люблю. – И, чтобы ты знала, я уже достаточно заведен и без излишнего кофеина в моей крови.

- Да, я знаю это Эдвард, поэтому и принесла тебе без кофеина, - парировала она. – И я не знаю, что происходит, я просто чувствую, что… Я не знаю. Конец? Что-то закончится. Я скажу тебе, как только пойму.

Я кивнул, но ощущения того, что что-то идет не так, не оставляло меня до конца дня.

Белла приехала в салон в районе семи с едой на вынос из вьетнамского ресторанчика, где готовили мой любимый фо, для всех нас (п.п. - [url=http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%BE_(%D1%81%D1%83%D0%BF]фо[/url]). Белла нервничала не меньше меня, и я не мог не думать о том, как этот сеанс пройдет для нее. На этой неделе все было неплохо, но сейчас мы собирались закончить тату, а это для нее многое значит. Это была такая форма обретения облегчения, способ оставить позади себя то, чего еще невозможно забыть. Я хорошо знал это, недаром мое тело так плотно покрыто татуировками. И каждый раз, нанося очередное тату, я надеялся, что смогу закрыть дверь в прошлое.

Она тихо ела, и я заметил, что даже её аппетит улучшился. Она стала кушать немного больше. Не очень намного, но достаточно, чтобы я увидел разницу. Я понял, что мне удалось заметить эту несущественную перемену, потому что мое ОКР теперь распространилось и на наши с ней отношения, на необходимость заботиться о ней. А может быть, потому, что эта женщина перевернула мою жизнь с ног на голову, и я переношу на нее все свои гребаные привычки.

Когда мы, наконец, остались одни в тату-комнате, я обнял её и притянул к себе. У меня в кармане лежали таблетки. Изначально предполагалась, что одну из них она примет за ужином, а другую прямо перед тем, как идти спать. Но Карлайл дал свое добро на то, чтобы она выпила обе перед нанесением тату, надеясь, что это расслабит её достаточно для того, чтобы она смогла перенести этот сеанс. Я знал, что она решительно хочет закончить тату сегодня, и надеялся, что смогу это сделать для нее. Но я чертовски переживал, что у нее произойдет такой эмоциональный срыв, что я один с ним не справлюсь. Я помню, что чувствовал, когда Эмметт закончил наносить на меня феникса. Тогда я ушел в двухдневный запой, завершившийся несколькими самыми ужасными «подвигами», что даже мне самому стало страшно.

Я откинул её волосы за плечо и поцеловал шею.

- Ты готова, Котенок? – пробормотал я в её шею. Она задрожала и застонала. А я осознал, что именно этот вопрос задал ей перед тем как… перейти к некоторому обучению… в виде предварительных анальных игр. И только сейчас до меня дошло, что я выбрал не самое лучшее время для втягивания её в подобное дерьмо. Белла и так находилось в жутком напряге до и после сеанса. Интересно, как все поменяется, когда сеансы закончатся?

Она кивнула мне в грудь, подняла голову, чтобы посмотреть на меня, и провела пальцами по моей скуле. В глубине её глаз хранились секреты, которые просвечивали через маску переживаний. Там было столько боли и страха, но плескалась и надежда, цепляясь когтистыми пальцами за края, в отчаянии пытаясь удержаться, пока не пришел ураган и вырвал её у Беллы. Я хотел сказать ей. Я хотел, чтобы она знала, что даже такой раздолбаный, я буду всегда рядом, чтобы помочь ей преодолеть это дерьмо, что я люблю её и останусь с ней. Но не сказал, потому что не хотел обосрать эту ночь.

А дальше начался обычный ритуал: снял с нее рубашку и лифчик, пытаясь не позволить члену руководить моими действиями. Потому что, если Белла подумает, что это сможет помочь ей отвлечься, она будет принуждать меня к сексу до тату, а я не должен этого делать. Она была слишком уязвима, и я не хотел подливать масла в уже бушевавший в ней эмоциональный огонь.

Как только Белла села в кресло, я почувствовал, что атмосфера в комнате изменилась. Осталось заполнить всего три прорехи цветом. Я достал таблетки, бутылку воды и протянул ей. Она приподнялась, кусая губы, открыла рот, и я положил пилюли ей на язык. Я смотрел, как она глотает воду, соображая, когда же принятие лекарств стало для меня таким охуенно эротичным процессом. Я делал это регулярно, вечером и утром: гладил пальцем её подбородок, клал таблетки ей в рот, смотрел, как она запивает их водой. Потом я целовал её, пытаясь показать, что понимаю, как она нуждается в лекарствах.

Я наклонился и забрал бутылку, присосался к нижней губке Беллы, посасывая, наслаждаясь её мягкими стонами.

- Я не заставлю тебя долго ждать, обещаю, - тихо проговорил я ей в рот и протолкнул язык между её губами. Поставив бутылку на поднос, я обнял её лицо ладонями, оттягивая начало работы.

- Я сам решаю, когда мы останавливаемся, - проговорил я, стараясь придать голосу чертову неумолимую жесткость, но вышло совсем не так, как я задумал, потому что Белла погладила меня по щеке, словно пыталась утешить, хотя все должно было быть совсем наоборот.

- Я знаю, - кивнула она, наклонившись ко мне ближе, словно говоря, что готова начать.

Мы уже обсудили порядок работы над прорехами: сначала огонь, потом лебедь, а последнее солнце. Белла металась между лебедем и солнцем, постоянно меняя свое решение. Я полагал, что лебедь символизирует ее фамилию, и тот факт, что она была единственным ребенком в семье. Но я понятия не имел, что значат для нее огонь и солнце, но полагаю, что это как-то связано с её лучшим другом. Не хочу слишком давить на нее, но все-таки надеюсь сегодня получить некоторые ответы. Я не торопясь подготовил рабочее место, понимая, что ей и так придется говорить о крушении на сеансах терапии. И мне хотелось бы узнать об этом прежде, чем она пойдет на прием и расскажет все чужому человеку.

Я натянул перчатки, вставил новую иглу, включил машинку. Пистолет зажужжал, оттягивая мне руку своим весом, и я до зуда захотел заняться другим кусочком. Я уже знал, каким он будет, уже набросал эскиз, но решил пока подождать, потому что был уверен, что Белла еще не готова. Даже просто показать его Белле я не мог, еще рано. К тому же тату еще должно будет зажить, и потребуется время, чтобы добавить еще что-то. Плюс, я не притронусь к ее коже снова, пока девочка не наберет килограмм десять.

Я начал работать над огнем на плече: кожа да кости. Я наклонялся и целовал её в шею каждые пару минут, потому что знал, как это адски больно. Белла была спокойна, пока я ни начал задавать вопросы.

- В честь кого огонь? – спросил я, снова прильнув губами к шейке. Она поежилась, а я погрузил иглу в красные чернила.

- В честь Билли. Он был папиным лучшим другом, почти членом семьи… как второй отец для меня, - сказала Белла тихим срывающимся голосом и зажмурилась. - Он был инвалидом, в коляске, боже, казалось, в нем было столько энергии, столько жизни… Я так сильно скучаю по нему. Он был частью моего мира. Чарли много работал, и я часто оставалась у Билли и… - её губы сжались в тонкую линию, тело онемело, девочка часто задышала через нос. Я знал, что она пытается побороть свои эмоции, свою боль, которая терзала её. А еще я знал, что она боится отпустить все это, слишком рано еще.

- Я знаю, это больно, Котенок, - проговорил я, прижавшись губами к её виску, стараясь успокоить, и спросил, хотя заранее знал ответ. – Может, остановимся?

Белла покачала головой, сделала глубокий вдох, возвращая контроль, но две предательские слезинки все-таки скатились по её щекам. Я стер их ртом, пробуя соль влаги и сладость кожи на вкус, и вернулся к росписи, чтобы закончить огонь.

Цвет был нанесен, и я прикрыл бинтом этот кусочек, помог Белле встать, давая ей передохнуть. Она крепко вцепилась в меня, пока пила воду, прежде чем вернуться в кресло, чтобы я мог заняться её лебедем.

Я позволял ей это, потому что знал, что бы она ни переживала, через что бы ни проходила, для нее нанесение этих рисунков было очень важным делом - она же ассоциировала их со своим внутренним миром. Мои тату на спине тоже отражали мою суть, которая была совсем не конфеткой. Феникс был одной частью, не такой уж и уродливой. И мне было действительно интересно, почему Белла хотела закончить солнцем, что именно оно олицетворяло из её прошлого. Я задумался, есть ли какие-то исследования по поводу психологического символизма татуировок. Полагаю, что я не единственный, по кому можно изучать систему социального отторжения или подобное дерьмо; было бы здорово, если бы люди попытались понять, почему некоторые хотят таким образом выразить свою индивидуальность, свой опыт. Я даже готов стать добровольным пособием для изучения.

- Это ты? – спросил я, вытирая излишки чернил. Белла заерзала, медленно приоткрыла глаза и взглянула на меня, не понимая.

- Лебедь, – пояснил я. - Это ты?

- Ммм… - она протянула руку и коснулась кровоточащего сердца, и это был безмолвный сигнал, что я должен сейчас придержать коней и дать ей время. - Да, была… она умерла.

Белла проговорила это затихающим голосом, почти шепотом. Белла подтянула колени повыше, наклонилась вперед, выгнув спину, выпрямилась, снова спустила ноги, касаясь пола. Я старался не таращиться на её обнаженные сиськи, которые были такими охренительно дерзкими. Девочка встала с кресла, оседлала меня, обвив руками шею, прижалась крепко-крепко.

Я закрыл глаза, пытаясь прогнать воспоминания о прошлой ночи, не думать о трахе и зеркале, и еще… кое-каких вещах, которые мы вытворяли на диване, как было здорово, намного более классно, чем просто мой член в ней. И уверен, это было больше, чем физика, не только для меня, но и для нее - я чувствовал это.

- Ты закончишь сегодня? – спросила Белла, прижимаясь губами к моему уху, теребя пальчиками мои волосы. Я даже коснуться её не мог так, как хотелось, потому что до сих пор был в перчатках.

- Даже не знаю, Котенок, ты так приятно меня отвлекаешь. Может, остановимся… - я не договорил, стиснул зубы, чувствуя, как она трется своим пахом об мой.

- Пожалуйста? Это не займет много времени, ведь так? Меньше часа, наверное, и сразу пойдем домой. Пожалуйста, Эдвард, я хочу покончить с этим, - умоляла меня Белла, снова прошептав это «пожалуйста», проталкивая свой язычок мне в рот, ища им мой язык. Я застонал в её губы, изо всех сил стараясь унять все свои глупые инстинкты, которые сейчас привели бы к дерьмовым последствиям.

- Уверена, что ты в порядке? – спросил я, разрывая поцелуй, видя, как она облизывает губы.

- В порядке. Все будет нормально. Просто хочу сегодня закончить. Пожалуйста, Эдвард? – Белла провела ладонью вверх по моей шее, к волосам.

Я неохотно кивнул, потому что хоть и очень хотел сделать для нее последний кусочек, но мне было тяжело заканчивать рисовать на её теле, потому что в этой комнате я ощущал между нами какую-то особую связь, которая была очень важна для меня.

- Спасибо, - пробормотала она, слезая с меня, забираясь в кресло снова, но не сводя с меня глаз. Пришлось напомнить себе, что потрахаться сегодня по-любому не вариант, даже, если Белла захочет.

Я глубоко вздохнул, подкатившись на стуле, понимая, что пути назад нет. И как только я коснулся машинкой её кожи, Белла напряглась.

- Расслабься, Котенок, - проговорил я, погладив её по руке. Она кивнула, соглашаясь, но не сказала ни слова. Белла вздохнула и закрыла глаза, пытаясь сохранить подобие спокойствия, которое, как мне казалось, висело на волоске.

Я вдруг понял, ну или почти понял, что значит её лебедь. Она была так хороша, во всех смыслах: интеллигентная, красивая, забавная, сильная. Но ей так трудно было держаться на плаву, бороться с собой и пучиной, которая угрожала поглотить её.

Я работал над кусочком не спеша, неохотно, преследуя собственные цели, переживая, что окончание тату столкнет её в пропасть сегодня же вечером. Я хотел бы скорее покончить с солнцем, понимая, что именно эта часть является наиболее важной. Но с другой стороны, я хотел оттянуть финиш, потому что неизвестно, сколько времен пройдет прежде, чем Белла снова сядет в это кресло. А я так хотел изрисовать ее укромные местечки, которые могу видеть только я.

Окрасив горизонт в желто-красные цвета на спине, я понял, что тупо начинаю ревновать к покойнику.

- Это твой лучший друг, да? – спросил я, и опять же уже знал ответ.

Белла лишь коротко кивнула, её губы задрожали, и она вздохнула. Прошло несколько минут прежде, чем она заговорила.

- Он был очень хорошим человеком, всегда таким добрым к тем, кого любил, он мог сделать что угодно… он отдал бы все на свете… И он погиб…. Это моя вина… - глотала слезы девочка, а я понял, что совершил ошибку, поддавшись на её уговоры. Она уже была эмоционально перегружена, и я должен был ожидать, что эта сцена полностью доломает её.

Я прошелся иглой по коже, заштриховывая облака, но уже было слишком поздно. Я допустил ошибку, которую не исправить, время не повернуть вспять.

- Я закончил. Готово, - сказал я, надеясь, что она правильно поймет.

Белла взглянула на меня. Ее лицо отражало полную панику. Она встала рывком со стула, подошла к зеркалам, пристально рассматривая свое отражение, повернулась, чтобы лучше изучить тату.

- Я хочу видеть все, - девочка потянулась, пытаясь избавиться от бинтов, и я рванул к ней, отталкивая руки, чтобы она не повредила свою нежную кожу. Я снял повязку, и она полностью увидела прошлое, что было навечно впечатано в её кожу. Слезы полились рекой, Белла задрожала, оседая на пол. Полуголая с бурей эмоций во влажных глазах, которые она подняла на меня.

- Почему, Эдвард? Почему до сих пор так больно? Я думала, мне станет легче…

Я упал на колени, крепко стиснул её в объятьях, а Белла все плакала и плакала, не находя в себе сил успокоиться, икая и кашляя, задыхаясь, словно тоска и боль душили её. Я должен был это предвидеть, я обязан был подумать, прежде чем соглашаться на последнюю сцену.

Не знаю, как долго мы сидели вот так. Белла, у меня на коленях, рыдающая и перепуганная, потому что все кончилось, но при этом не принесло облегчения. В конце концов, она начала затихать, постоянно извиняясь, пока я не поднял её голову, заставляя посмотреть мне в глаза.

- Прекрати, Белла. Хватить мучить себя, - взмолился я; слезы с новой силой заструились по щекам, а она прижалась своими губами к моим, судорожно всхлипывая. Нечленораздельное бормотание срывалось с её губ, а пальчики гладили мое лицо. Белла отстранилась, посмотрела на меня так, словно пыталась запомнить, словно думала, что я сейчас исчезну, как будто меня и не было.

Когда она, наконец, успокоилась, я прикрыл свежую роспись, натянул через голову на нее майку, повел к черному ходу, чтобы никто не мог видеть девочку в таком состоянии. Я уже был готов позвонить Карлайлу, но казалось, кризис миновал.

Я держал её за руку по дороге домой, Белла почти сидела на водительском сиденье, прижимаясь ко мне как можно ближе. Она вышла из машины и снова прилипла ко мне, уткнувшись лицом мне в плечо, когда мы проходили мимо Маркуса к лифту.

- Давай зайдем ко мне? – попросила она. Меня это насторожило, потому что обычно мы проводили ночь после сеанса у меня. - Мне нужно взять кое-что… - пояснила она, и я кивнул.

Я ждал её в гостиной, так как Белла уверяла, что с ней все в порядке, хотя я не верил ей ни на грамм, просто позволил ей делать так, как хочет, дать немного личного пространства, так как она, видимо, очень в нем нуждалась… И девочка отправилась к себе в спальню. Я побродил по комнате, прибирая разбросанные вещи, ставя книги на полку по размеру. И тут на меня накатило искушение, и я вытащил один из альбомов и начал неспешно листать его. Фото отца, на которого Белла была очень похожа, мужчина в инвалидном кресле, наверное, Билли.

И я замер, пальцы задрожали, когда я увидел следующую фотку. Мое тело оцепенело, а разум желал выключиться, но все же обрабатывал увиденное. Тот мальчик, которого я видел и раньше на её фото, уже молодой мужчина. Он обнимал Беллу, обрамляя её маленькое тельце, словно массивная рама. Его лицо еще было юношеским, но тело уже нет: накаченные руки прижимали её к груди. Она едва ли доставала ему до подбородка. И выражение её лица… У меня аж грудь заныла, стало так больно, почти так же сильно, как на похоронах родителей. Эта девушка была такой счастливой, живой, именно её я полюбил, вернее, тот призрак счастливой Беллы, которым она стала. Лучистые глаза, переплетенные пальцы, и небольшой сверкающий камень на её пальце.

Гребаное обручальное кольцо.

И пазл сложился, погрузив мой разум в отчаянную агонию, которую я уже надеялся никогда не испытать. Это была свадьба Беллы, и лучший друг должен был жениться именно на ней. Такая малость, которую я никак не мог ухватить, потому что даже не желал допустить такое. Белла была помолвлена, и теперь её боль стала понятней, потому что она потеряла своего чертова жениха в том самолете, а сама выжила. Это было ужасно, хуже, чем предательство, но я был так охуенно рад, что его уже нет, хотя не имел права на такие отвратительные эмоции. Но, если б он выжил, она бы никогда не стала моей. Наверное, она была бы счастлива, но не со мной. И больше всего на свете я желал сделать её счастливой. Пусть потом, когда она излечится от этой боли, преодолеет чувство вины. Потом, но счастливой, со мной. Я бы так хотел вновь заставить эти глаза сиять.

- Эдвард, - услышал я сдавленный шепот с другого конца комнаты, и её перепуганные до ужаса глаза, и мои дрожащие пальцы, сжимающие альбом.

- Почему, Белла? Почему ты мне не сказала? – я старался контролировать голос, сдерживать гнев, который так и бурлил во мне при мысли, что она принадлежала кому-то другому. Это было не то же самое, что у меня со всеми другими женщинами - она собиралась за него замуж. Она любила его, а, может, и до сих пор любит. И это просто пугало меня до чертиков, просто опустошало. Никогда и никого в своей жизни я не хотел так, как Беллу, и теперь осознание того, что она принадлежала кому-то другому, просто уничтожало меня.

- Я не думала, что это важно… - тихо проговорила она, но по лицу было понятно, что она и сама в свое вранье не верит.

- Ты, что? Не думала, что это важно для меня? То, что ты была помолвлена, а? Белла? – выдавил я, отчаянно желая подойти к ней, а еще лучше, чтобы она подошла ко мне, хотя я совершенно не представлял, как она сможет заставить себя сделать это.

- Это неважно, - повторила она, уже начиная дрожать. Я чувствовал, как атмосфера накаляется: она дрожала, а я кипел.

Слова слетели с моего языка прежде, чем я подумал, что говорю:

- Это важно, Белла, потому что я люблю тебя! Я, блять, люблю тебя!

Беллу еще сильнее затрясло, а глаза помутнели так быстро, что стало страшно.

- Не говори так, - её голос стал жестким и холодным, и это окончательно раздушило мою броню.

- Я люблю тебя, - повторил я, чувствуя, как боль в груди нарастает от того, что Белла закрывается. Я приблизился, но она вытянула руку, отступив на шаг, словно боялась меня.

- Нет, - яростно затрясла она головой, не сводя с меня горящих глаз. - Ты не можешь любить меня, Эдвард, ты меня даже не знаешь.

Тихий голос, отчаянные погасшие глаза. Она закрылась окончательно. Не достучаться, я облажался с выбором момента для признания, но все равно продолжал бороться. Нужно удержать её рядом, пусть лишь ту часть, что была только моей, но удержать, даже, если большая её половина все еще отдана другому.

- Белла, мне все равно, если ты его еще любишь, - соврал я. - Я просто хочу, чтобы ты позволила мне, мне так нужно… - я запутался в словах и мыслях.

Я хотел, чтобы она отпустила его, но знал, что это невозможно. Это не моя битва, я проиграю. Я сделал еще один шаг в её сторону и остановился, увидев, как атомная сила ярости начинает полыхать в её глазах.

- Ты что, не понимаешь? – сказала она неестественно спокойным голосом, хотя пальцы дрожали, и все её тело тряслось от подавленных эмоций, словно воронка торнадо рвалась из нее наружу. - Это я виновата в их смерти, Эдвард. Я убила всю свою семью. Я не любила его… Я поняла это после…

Белла стиснула челюсти и закрыла глаза, судорожно задышала. Она снова взглянула на меня безжизненными глазами.

- Я не любила его так сильно, но собиралась провести с ним всю оставшуюся жизнь.

Я стоял, не зная, что сказать, потому что неуместная радость поселилась во мне от её признания. Я, правда, был охуеть как рад, хотя это было дико. Мне следовало волноваться, потому что она хотела выйти замуж за нелюбимого, но все, что во мне сейчас было – это облегчение. Никто, кроме меня, даже если она и меня не любит, но у меня есть шанс.

- Я хочу, чтобы ты ушел, - проговорила Белла тихо, пряча глаза.

- Белла, пожалуйста, блять, я не злюсь на тебя… - сказал я, хотя на самом деле опять врал. Просто мне хотелось понять, какого черта произошло с ней, почему она собиралась выйти замуж за нелюбимого.

- Убирайся, - проговорила она в гневе, и порочный яд её голоса и взгляда освободили огненное торнадо, Белла закричала. – Убирайся нахуй, Эдвард!

Я не знал, что делать. Мне не стоило оставлять её в таком состоянии. Все таблетки были в моей квартире, потому что мы должны были ночевать сегодня там. Может, и правда нужно дать ей время, оставить в покое. Несколько часов, чтобы она переварила все это дерьмо. Слишком много всего за один день, я понимал это как никто другой. Нужно просто дать ей время, и она перестанет отталкивать меня, вернется, и все будет хорошо.

Я воздел руки, умоляя, и отступил, хотя все мое тело протестовало болью, не желая двигаться назад, так нуждаясь в ней - прижать к себе, обнимать, заставить её понять, что она - все для меня, и вместе мы со всем справимся. Вместе легче и бороться и злиться, мы можем преодолеть все, как нормальные люди, хотя сами при этом ими не являемся.

- Можно, я позвоню тебе позже? – спросил я хрипло и напряженно, чувствуя острую потребность в ней. Химический ожог от потери её был больше, чем я мог выдержать.

Белла покачала головой.

- Не думаю, что это хорошая идея.

- Ладно, - кивнул я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Наверное, это было похоже на боль её потери. Он был её лучшим другом. Он был её миром, я помнил это по обрывочным рассказам. Она говорила, что видела его, пока выбиралась из самолета. Смог бы я выжить, если бы нашел её обезображенное тело? Разбитым и сломленным. Вряд ли. Белла сильнее, чем кажется, сильнее, чем я думал.

Я медленно пошел вдоль коридора, молясь и Богу, и дьяволу, чтобы она окликнула меня, остановила, чтобы позволила помочь ей пережить это, двигаться дальше.

- Эдвард, - тихо и нежно окликнула она меня по имени, я развернулся, но она не смотрела на меня, она смотрела сквозь меня. - Оставь ключи на столе.

Я замер, ожидая, что Белла посмотрит на меня, но она лишь склонилась, чтобы взять ТиКейТу на руки. Мне так захотелось разнести что-нибудь вдребезги, уничтожить что-то так же, как сейчас уничтожали меня. И я хотел, чтобы она это видела, чтобы поняла, что я не могу без нее.

Я вытащил ключи за брелок и бросил на стол. Мысль, что я не смогу запереть её дверь, и какой-нибудь мудак проникнет в её квартиру, взволновала меня. Я вышел в коридор и схватился за ручку двери, прижавшись лбом к холодной двери. Я хотел одновременно и уйти, и остаться, я надеялся, что она вернет меня, вернет свои слова обратно.

- Я запру за тобой, - поговорила Белла, и я даже не мог найти в себе сил, чтобы оглянуться, не мог смотреть в её лицо, потому что не желал видеть на нем ту же пустоту, что звучала в голосе.

Я открыл дверь и вышел в холл, захлопнув её за собой. Секунду я ждал, что время повернется вспять, и все можно будет изменить. Я стоял, пока не услышал, скрежет замка, и мой мир разделился на две части. Я был с одной стороны, а Белла отгородилась от меня дверью с другой.

Перевод: Мэлиан, mened.

Редакция: bliss_.

Мне нечего сегодня сказать, кроме того, что после темной ночи всегда наступает рассвет; и форум тут. И я не постесняюсь цитировть Эдичку: I fucking love you.