Глава 40 - Последняя буря. Часть 1

Через окно

Я смотрю на тебя,

На тебе ничего нет, но ты

Выглядишь так хорошо.

Я хочу быть

Связанным и спутанным

Для тебя, для себя, влюбись

В меня

--Crash Into Me, Dave Matthews Band

~*~ Белла ~*~

На следующее утро после того, как мы обсудили новые татуировки, Эдвард привел меня в салон. Он то ли переживал, то ли просто сходил с ума, когда притянул меня в свои объятья, перед тем как посадить в свое кресло. Он прижимался подбородком к моему плечу, открывая папку с моим именем. Там было несколько набросков, но он не позволил мне разглядеть их. Могу поклясться, что я видела кексик с его именем, и это совсем не удивило меня, ведь Эдвард как-то говорил мне о нем, когда его лицо находилось между моих бедер. Удивительно, как я вообще об этом помнила, учитывая обстоятельства.

Наблюдать, как Эдвард работает с тату, было просто невероятно. Сначала он рисовал руку или грудь, соблюдая все изгибы и пропорции тела клиента, а потом добавлял набросок тату, чтобы увидеть, как на самом деле она будет смотреться на том или ином участке тела. Только после того, как эта работа была проделана, он приступал к двухмерному рисунку. Чего бы я только не отдала, чтобы посмотреть, что происходит в его голове в эти часы.

Он вытащил эскиз крыльев, нанесенных на мою спину, и, благоговейно разглаживая бумагу, поцеловал меня в шею. В этом простом поцелуе было заключено так много эмоций, что я захотела повернуться к нему на его коленях и прижаться к его губам. Но сдержалась: я и так сидела на нем – в салоне, на его рабочем месте, где каждый мог наблюдать за нами, - не хватало, чтобы мы тут начали еще и лизаться. Что, нам мало место для занятий сексом дома?

На противоположной стороне комнаты Эмметт делал тату, скорее всего, студентке. Она молодо выглядела, и на ней была надета майка Чикагского Университета, собственно, как и на её друге, держащем её за руку. Выражение лица Эмметта воплощало предел концентрации, хотя этот рисунок не был для него трудным. Маленький простенький кусочек в черном и переливающемся сером цветах на нижней части спины, или, как Эдвард нежно называл все татушки, расположенные там, «метка шлюшки». Не то, что бы они ему не нравились, даже наоборот: его слабость к ним проявлялась каждый раз, когда я наклонялась, и моя кожа выглядывала из-под рубашки как раз около пояса штанов, и, если он находился на расстоянии вытянутой руки, то тут же пытался рукой проникнуть под ткань.

Элис находилась где-то внутри, а Джаспер был здесь и перебирал тату-принадлежности. Эдвард даже не потрудился сказать Элис, что мы пришли, и не позволил мне заглянуть к ней, чтобы поприветствовать. Уверена, это была одна из причин, почему я находилась в его объятьях, сидя на коленях, - чтобы я не могла ускользнуть от него. Хотя у меня и желания такого не было. Я очень хотела увидеть то, что он собирался мне показать, и терпеливо ждала, заметив, как слегка дрожат его руки, пока он вынимает пару новых набросков. Одним из них была моя тату, изображенная с боку, с фотографией, прикрепленной к нему. Эдвард добавил туда извивающиеся лозы с мелкими цветами фиолетовых и розовых оттенков, струящиеся по моим ребрам и бедру.

Это было прекрасно, точно так, как сделала бы и я, если бы у меня хватило воображения, или если бы у меня была возможность выбирать. Некоторое время я сидела, проводя кончиком пальца по линиям цветов.

- Я знаю, это не так уж и много. И займет всего несколько часов, может, пять? Но я бы хотел повторить этот рисунок с другой стороны. Просто я подумал, что было бы классно добавить что-то более деликатное, нежное на твою кожу, ну, мы когда-то говорили про баланс, - тихо сказал он, а потом замолчал и начал покусывать свой «укус змеи». – Что скажешь?

- Идея и её воплощение мне очень нравятся, - ответила я, поворачиваясь к нему лицом и целуя его в щеку.

- Хорошо, очень хорошо, - с облегчением выдохнул он.

Я протянула руку, чтобы коснуться листов бумаги, но он перевернул их и аккуратно отложил, а потом взял мои руки и переплел наши пальцы.

- Остальные еще не готовы, - пробормотал он.

Я понимала, что мне не стоит настаивать. Эдвард всегда показывал людям только то, что было закончено, даже если это означало, что ему придется начинать все с нуля, если клиенту не понравится результат, хотя такое случалось крайне редко. Иногда он сам становился жертвой собственной упертости. Хотя и с этим он начал справляться, медленно, но верно. А ведь раньше даже не понимал своей проблемы.

- Хорошо, - кивнула я, позволяя ему отодвинуть все эскизы кроме тех, что он планировал нанести на меня в ближайшем будущем.

Он показал мне еще три эскиза, которые нарисовал вдобавок к существующей тату; на одном из них мое тело было изображено спереди. Он даже выписал штангу с сапфиром в соске. Я не могла не улыбнуться и даже нежно хихикнула, повернувшись и уткнувшись лицом в его шею, не от смущения, а потому что только Эдвард тратил время на такие детали.

- Почему ты смеешься? – спросил он, и в его голосе прозвучала боль.

- Ты нарисовал даже штанги. Ты показывал его кому-нибудь? – спросила я, целуя его в щеку.

- Конечно, нет, - выплюнул он, как бы защищаясь, и неосознанно погладил мой бок, а его голос смягчился. – Я просто хотел проверить, как будут сочетаться цвета. Понимаю, что когда-нибудь ты можешь поменять штанги, но мне нужно было убедиться, что существующие оттенки хорошо подходят друг к другу.

- Ты всегда так тщательно подходишь ко всему, - пробормотала я, целуя уголок его рта и чувствуя, как внутри меня зарождается жар.

- Мне нравится быть тщательным, - сказал он низким, сладким голосом, его теплое дыхание касалось моей щеки, а пальцы сжимались на талии.

- Ну, думаю, я это знаю лучше кого бы то ни было, Кексик, - усмехнулась я.

- Я покажу тебе, насколько могу быть тщательным, когда мы вернемся домой, - тихонько пригрозил он, и я поерзала на его коленях, просто, чтобы услышать его стон.

- Ммм, это то, чего я с нетерпением жду, - ответила я тем же низким, сексуальным тоном, которым говорил он. Я поспешила перевести разговор в более безопасное русло: – А ты покажешь мне эскиз своей тату? – спросила я, потому что, если мы сейчас же не перестанем стебаться на тему секса, то через пару минут окажемся на полу, занявшись делом.

- О, да, конечно, - Эдвард кашлянул, прочищая горло, и озадаченно взглянул на меня, удивившись, что я сменила тему. Его рука, скользящая с моей талии на бедра, остановилась.

Я практически слышала, как он сглотнул, и выражение его лица сменилось на нервное и неуверенное - это было ему так не свойственно. Он приподнял меня с колен и поправил себя, чтобы встать и не продемонстрировать всем прекрасный вид на собственный стояк.

- Мои рисунки в дальней тату-комнате, - пояснил он, резко оттянув рукой волосы и тяжело вздохнув.

Он взял меня за руку и потянул в комнату. Он совсем не лапал меня, и я поняла, что он не играет со мной, не пытается затащить в закрытое помещение и показать, насколько он может быть тщательным еще до того, как мы доберемся домой.

Как только за нами закрылась дверь, Эдвард показал мне, чтобы я села, и я опустилась в тату-кресло, уже успев соскучиться по нему. Эдвард оказался прав: чернила затягивают - начав однажды, я уже не могла отказать себе в удовольствии постоянно добавлять новые. Он достал ключик из кармана джинсов, открыл им шкаф, достал оттуда папку и принес её ко мне. Он сел в стоящее рядом кресло иположил папку на тумбочку, которую обычно использовал для красок.

Я потянулась к ней, думая, что он позволит мне просмотреть, но он положил руку поверх папки. Колечко в его языке на мгновение показалось снаружи, и он облизал губы, постукивая кольцом по «укусу змеи». А потом оно исчезло. Очевидно, что-то заставляло его нервничать.

- Эдвард? – кончиками пальцев я погладила тыльную сторону его ладони.

- Ну, прежде чем я покажу тебе это, я прошу тебя пообещать сказать мне, если ты почувствуешь дискомфорт. Я понимаю, что это может подождать, мне не обязательно делать её следующей, - проговорил он, глядя на свои пальцы, которые с силой сжимали металлические кольца папки. Он посмотрел на меня из-под своих ресниц, пожевывая «укус змеи», а потом тяжело и нервно вздохнул. – У меня даже есть парочка других, над которыми нужно поработать, поэтому, не чувствуй себя так, словно ты не можешь сказать мне нет, если не захочешь, чтобы я делал её себе, - быстро пробормотал он, его голос дрожал, а глаза метались по моему лицу.

Я никогда не видела его в таком состоянии и начала немного нервничать по поводу того, что же такое находилось в папке, что так заводило его. Я не могла представить, что мне не понравится то, что он создал, ну, за исключением, наверное, ужасающего ребенка на его спине, но даже он был прекрасен, несмотря на то, что внушал ужас. Я не сомневалась, что увижу что-то ошеломительное, потому что все его работы были великолепны. Это – одна из причин, по которой я так хотела, чтобы еще одна тату появилась на моем теле, тем более в этом случае его руки будут часами прикасаться ко мне. Конечно, он и сейчас дотрагивался до меня, но интимность процесса нанесения тату разительно отличалась от интимности, присутствующей в занятии сексом, и я скучала по ней.

Он пожевал внутреннюю поверхность щеки, перевернул папку и открыл её, чтобы я увидела то, что заставляло Эдварда так переживать. И вот, я сидела, потеряв способность говорить, и глазела на его рисунок. Очень долго, должно быть, с минуту, которая для Эдварда, наверное, показалась длиною в жизнь.

Это была я. Нет, не портрет, а такая пинапная версия меня, вернее, несколько версий. Как Элис на Джазе. Каждая деталь была выписана с максимальной точностью. Эдвард изобразил меня в штанах сапфирового цвета и бледно-голубом корсете. На одной картинке мои волосы были собраны в хвост, на другой распущены, но все остальные детали не отличались. Он даже нарисовал браслет на моей руке с подвеской в виде кекса и синие туфли с открытым носом и красной подошвой.

- Это я, - глупо пролепетала я, перебирая браслет на своем запястье и уставившись на эскиз, потому что не знала, что должна сказать.

Эдвард хотел иметь тату с моим изображением на своем теле. Это и льстило, и поражало одновременно. Я думала, что сейчас разревусь от того, как он нарисовал меня. Это заставляло меня чувствовать себя прекрасной, более того, очень любимой.

- Да, мне не обязательно делать её прямо сейчас, и если ты хочешь, чтобы я подождал, или… - тихо проговорил он. Его пальцы нервно постукивали по ноге, и он старался не встречаться со мной взглядом.

- Но на твоей руке нет места для такого рисунка, - указала я, как будто это было сейчас важно.

- Ну, я могу нарисовать его на моем предплечье среди лоз. Он будет очень хорошо там смотреться. Но, если тебе не нравится эта идея, можно нанести его на икру. На моих ногах еще куча места, и, если я когда-нибудь сменю профессию, то вряд ли мне придется ходить в шортах. Так что все это останется очень личным, как под моей майкой, - сказал Эдвард.

Очевидно, что он давно об этом думал, поняла я. Я не могла себе представить, что Эдвард когда-нибудь захочет поменять профессию, но с другой стороны, я бы и не посмела вообразить, что Эдвард захочет нарисовать на себе мой портрет.

- Тебе она не нравится? – спросил он; его голос звучал тихо и напряженно, словно он ждал, что я скажу, что не хочу видеть на нем такую тату, или что она мне не нравится.

- Нет, конечно, она не может мне не нравиться. Она – прекрасна… - нежно произнесла я, проводя по лозам на его руке, в том месте, где он хотел её сделать. Я настолько глупа, чтобы думать, что нога – это реально его выбор. Конечно же, он хочет, чтобы люди могли её видеть, и, если я буду честна сама с собой, то должна признаться, что я и сама этого хочу.

- Но ты не хочешь, чтобы я делал её? – пробормотал он.

- Все не так, Эдвард, - медленно сказала я, пытаясь понять, что же такого было в этой тату, из-за чего, глядя на нее, я еле сдерживала слезы, а он чертовски переживал, заставляя и меня нервничать. – Просто… Ты действительно хочешь нарисовать меня на своем теле? Это ведь на всю оставшуюся жизнь.

Вот оно. Именно это и вызывало желание разрыдаться, потому что, несмотря на то, что я любила его всем сердцем, и без него чувствовала себя, как без души, идея вечности была чужда мне. Однажды я была так близка к тому, что должно было стать моим «навсегда», но оно исчезло, и это место занял Эдвард, который с такой скоростью и так легко стер ту любовь, что с этим было еще довольно трудно смириться.

- Просто я хочу, чтобы ты всегда была со мной, в любом качестве и виде, - сказал Эдвард, проводя по линиям эскиза, его голос звучал потерянно и испуганно. Как часто часто забывала, насколько он уязвим!

- Я всегда хочу быть с тобой, - пробормотала я, соскальзывая со стула, чтобы еще больше приблизиться к нему.

Я встала напротив него, и он развел ноги, обнял меня за талию, притянул к себе и зарылся лицом в моей груди. Я пробежала пальцами по его волосам, прижимаясь губами к макушке и вдыхая его запах.

- И когда ты хочешь начать делать её? – спросила я, потому что понимала: он отчаянно хочет получить мое разрешение именно на этот рисунок. И если это было именно то, чего он хотел, то я не собиралась отказывать ему. Более того, очень эгоистично, но я сама хотела, чтобы он сделал её, потому что за этим скрывалось столько смысла, что я даже боялась обсуждать это, но, тем не менее, понимала всю его важность. Кроме того, у меня уже был кусочек его самого на моем теле, и я собиралась получить их как можно больше, прежде чем Эдвард перестанет покрывать мою кожу своим искусством.

- Джаз сказал, что он сможет начать сегодня днем, если ты согласишься, - сказал он, смотря на меня с хитрой усмешкой.

- Ты - невероятный, ты знаешь это? – рассмеялась я, обнимая его лицо ладонями и нежно прижимаясь к его губам своими.

Его руки крепко сжали мою талию.

- Ты уверена? Я понимаю, это немного… не знаю… я не хотел ошеломить тебя этим дерьмом, - пробормотал он, сводя брови. Он пытался объяснить мне то, что мы и так оба понимали – не нужно было никаких слов.

Сила наших чувств друг к другу со временем не утихала, а только росла. Совместное проживание лишь способствовало усилению связи между нами. Даже в течение тех нескольких недель перед годовщиной авиакатастрофы, когда мы не занимались сексом, мы все равно были очень близки и прижимались телами, даже не пытаясь залезть друг к другу в штаны. И в спальне Эдвард стал совсем другим. Каждое его прикосновение выражало столько благоговения. И, да, все это время секс был очень ванильным, в сравнении с тем, каким он обычно бывал, но при этом не менее эмоциональным. А, может, даже и более.

- Я уверена, что хочу этого не меньше твоего, - кивнула я и наклонилась, чтобы поцеловать его. Я раскрыла языком его губы, и он крепко прижал меня к себе.

Я надеялась, что, в конце концов, освобожу в себе достаточно места, чтобы дать ему то, чего, как я чувствовала, он жаждет получить от меня. И я хотела того же - постоянства, даже, если мы никогда ничего не делали обычным способом. В то же время я понимала, что тот факт, что Эдвард сделает себе татуировку с моим изображением, является намного большим доказательством его любви и преданности, чем все придуманные обществом символические события.

- А что по поводу твоей татушки, когда бы ты хотела начать? – спросил Эдвард, и я видела, как возбужденно загорелись его глаза от перспективы снова посадить меня в свое тату-кресло.

- Ну… - я на секунду задумалась, проводя языком по нижней губе, и взглянула на кресло позади нас. – А когда вернется Джаз?

- Думаю, через пару часиков, - Эдвард пожал плечами.

- А сколько времени потребуется, чтобы нанести контуры? – спросила я, проводя пальцами по его волосам и массируя кожу под ними.

- Не знаю, час, может, полтора… - он замолчал, поняв, куда я веду. – Ты хочешь начать прямо сейчас? – спросил он, и его радостное возбуждение тут же выросло раз в десять.

- Если у нас есть время, то почему бы и нет. В этом случае мы начнем и закончим одновременно, - ответила я.

- У меня и трафарет готов, подожди, я позову Элис.

Голос Эдварда был переполнен нетерпением, которое, казалось, полностью захватило его, когда он встал, обнял меня и крепко сжал. Отпустив меня, он тут же бросился к двери, выкрикивая имя Элис, и направился к своему столу, где схватил мою папку.

Как только я была готова к переносу трафарета на свою кожу, Элис с Эдвардом еще минут десять обсуждали, как поместить его так, чтобы рисунок стал симметричным, но не повторялся бы на другом боку. Я сняла майку и лифчик, в этот раз нисколько не стесняясь Элис. Я знала, что Эдвард будет вести себя очень профессионально в то время, пока она находится в комнате. Я терпеливо стояла, и мой желудок сжался в предвкушении, когда Эдвард, наконец, прижал трафарет к моим ребрам, подержал его там какое-то время, а потом сорвал. Он повторил свои действия с другой стороны, а потом повернул меня к зеркалу так, чтобы я смогла увидеть результат.

- Это будет просто прекрасно, - сказала Элис и, подмигнув моему отражению, выскользнула за дверь.

- Точно, - согласилась я.

- Готова? – спросил Эдвард, подходя ко мне сзади, мягко накрывая ладонями мою грудь и целуя плечо.

- Эдвард, - тихо простонала я, предупреждая его, но с нетерпением ожидая его рук на мне, хотя немного другим образом.

- Прости, Котенок, - пробормотал он мне в кожу, но тон его голоса не был извиняющимся. – Хорошо, может быть, нет, - признался он, улыбаясь мне в плечо.

- Вот это уже честно, - выдохнула я, а потом захныкала, когда он отпустил меня, сделав шаг назад. Единственное, что остановило меня от того, чтобы схватить его и умолять о продолжении, это мысль, что, как только я сяду в кресло, его руки окажутся на моем теле по совершенно другой, но не менее классной причине.

Я заняла свое место на прохладном кожаном кресле для тату и смотрела, как Эдвард готовится, раскладывая краски, проверяя тату-машинку и натягивая перчатки.

- Как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было их надевать, - тихо сказала я, пробегая пальцами по скрытой латексом коже.

- Хмм, я тоже, но уже скоро я буду трогать тебя без них, - он подмигнул мне, подъезжая к креслу на своем стуле.

- Все обещания, да обещания. Надеюсь, ты не заставишь ждать три дня, пока решишь дотронуться до меня? – спросила я, подняв бровь, бросая тем самым ему вызов.

- Нет, если сама не захочешь, - он ухмыльнулся, поднимая мою руку, заводя её мне за голову и наблюдая за тем, как двигается моя грудь.

Я подавила вздох и посмотрела на него, не чувствуя ни капли гнева, хотя хотела бы. Он прильнул ко мне и нежно поцеловал.

- Ты же знаешь, я не могу держать свои руки при себе в твоем присутствии, - пробормотал он, и эти слова стерли остатки сомнений, которые я испытывала по поводу пост-татушных касаний.

Он сел, взял тату-машину, наблюдая за выражением моего лица, и включил её. Я не смогла сдержать пробежавшую по моему телу дрожь нетерпения.

- Будет довольно больно на ребрах, поэтому дай знать, если потребуется перерыв, - напомнил он мне.

- Хорошо, - кивнула я, расслабляясь и ожидая, когда иголка коснется моей кожи.

- Готова? – спросил он. Его голос был тихим, он держал его под контролем, хотя глаза выдавали почти плотское удовлетворение, которое он ощущал благодаря возможности еще раз пометить меня.

- Для тебя? Всегда, - ответила я, глядя, как он наклоняется вперед, и ощущая первый укол иголкой.

Он начал обводить линии лоз и листьев прямо под моей рукой, постепенно спускаясь ниже, аккуратно и внимательно выписывая каждый бутон цветов. В этот раз ощущения были совершенно иными, потому что я не пыталась увековечить свое прошлое, а наоборот, разрешила отражению настоящего и мечтам о будущем врезаться в свою кожу, душу. Я чувствовала это, медленное угасание чувства вины, которое происходило с каждым касанием иголкой моего тела. Некоторое время мы молчали, наслаждаясь этими ощущениями.

- Сейчас намного лучше, - пробормотала я, когда он переместился на мое бедро, жало иглы моментально сменилось нежной прохладой влажной ткани, вытирающей мою нежную плоть. Он остановился, чтобы проверить рисунок. Мне нравились болезненные укусы игл на ребрах и бедрах, я предпочитала их более спокойным ощущениям, которые возникали, когда Эдвард переходил к мягким участкам моего тела.

- Что намного лучше? – спросил он, останавливаясь, чтобы посмотреть на меня и, возможно, проверить, все ли со мной впорядке.

- Это, нанесение тату. Сейчас это не так болезненно, как было раньше, - пояснила я.

Он улыбнулся мне, и в его глазах отразились облегчение и гордость. Я не смогла сдержать слезы, которые выступили в уголках моих глаз, не потому, что мне было грустно, не из-за болезненных воспоминаний, хотя они еще были там, и я держала их глубоко, в качестве заложников, пока мы с Лораном не разберемся с ними, а потому что я исцелялась.

- Я люблю тебя, - тихо сказала я. Я не хотела, чтобы он думал, что я расстроилась, как это случалось раньше, во время прошлых сеансов, потому что это было не так.

- Больше жизни, - сказал он, прижимаясь ко мне губами.

Как только Эдвард закончил с контурами, он помог мне вылезти из кресла, и мы направились к зеркалам, где я с минуту стояла, разглядывая его работу. У меня не хватало терпения, чтобы дождаться, когда эти линии заполнятся красками и жизнью, чтобы отразить те вещи, которые начали меняться во мне. Я понимала, что мне еще предстоит пройти длинный путь, но я уже выздоравливала, а тот факт, что я перенесла этот сеанс без огромного эмоционального срыва, дорогого стоил.

Было не так больно, как я ожидала. Я весила уже больше сорока восьми килограмм, и это тело теперь неплохо могло перенести нанесение тату на ребра, хотя я знала, что заполнение рисунка краской намного болезненней выбивания контуров. Я никогда не весила больше, поэтому очень комфортно себя чувствовала, хотя это не мешало Эдварду пытаться заставить меня побольше есть и набрать пару килограммчиков для «мясца», как он называл это. Думаю, что на самом деле ему просто больше нравилась моя задница, когда там было за что ухватиться и подержаться.

У Эдварда был пунктик по поводу моей задницы. У него имелось много «пунктиков» на моем теле, но похлопывания задницы ему особенно нравилось. Наверное, он обожал, как она двигалась, когда он делал это, а делал он это очень часто, после чего хватал её, гладил и прижимался к ней своим членом. Мы еще не пересекли этот сексуальный барьер. Количество эмоций, испытанных нами на свадьбе, потом из-за переезда к нему, плюс из-за годовщины авиакатастрофы, поменяли тон нашей близости. Эдвард стал более нежным, мягким, сладким. Это то, в чем мы сейчас очень нуждались.

Вот и сейчас он прижался членом к моей заднице, обнимая меня за плечи.

- Ты выглядишь охерительно круто и чертовски здорово держишься, - сказал он.

- Спасибо за рисунок и за желание нанести его на мое тело, - я повернула голову в его сторону и прижалась губами к щеке.

- Я рад, что ты хочешь, чтобы я это сделал, - ответил он.

Через десять минут вернулся Джаз. Они сели вместе с Эдвардом, чтобы обсудить точное место нанесения тату, и, должно быть, раза четыре перемещали трафарет по его предплечью, пока Эдвард не был полностью удовлетворен. После чего они продолжили рассуждать на тему, где новая тату должна перекрывать старую, а где находиться под ней, в зависимости от того, как будут сочетаться цвета. Мы остановились на варианте, где мои волосы были собраны в хвост, потому что так больше нравилось Эдварду.

Я смотрела, как Джаспер подготавливал стойку, удивляясь, насколько они с Эдвардом отличались. Все движения Джаза были менее грациозными, но более спокойными. Казалось, он колдует над ней. Я видела эту братскую связь между парнями, когда Джаз начал делать татуировку. Было очевидно, что это происходит далеко не в первый раз.

Я почувствовала, как тепло распространяется по моей коже и добирается до костей, когда Джаз включил тату-машину и начал наносить контуры на руку Эдварда. Наблюдать за ним в этот момент было очень волнительно. Я видела трепет в его глазах, а энергия, которую излучало его тело, наполняла воздух электричеством.

Где-то в середине процесса они решили, что там, где лозы пересекают «мое» тело, они нарисуют маленькие цветы, что будет напоминать мою тату.

Мой желудок сжался каким-то странным, но приятным образом, когда Джаз начал выбивать очертания таких же цветов, которые были рассыпаны по моим ребрам, на виноградных лозах, обвивающих руки Эдварда. Мне нравилось, что теперь у нас будет что-то одинаковое. И в то же время ощущала острую боль, вспоминая Джейка, потому что наша с ним любовь никогда не была настолько глубокой и всепоглощающей. Я позволила этому чувству пройти через меня, понимая, что я ничего не могу изменить, и что моя любовь к Эдварду ничуть не уменьшила любви к Джейку.

Как только это странное чувство покинуло меня, я сосредоточилась на движениях иглы по коже Эдварда. Рисунок уже начал приобретать форму. Я ощущала себя польщенной и любимой самым невероятным образом, и это новое чувство только росло, потому что теперь я всегда буду рядом с Эдвардом, как он и хотел. Мы стали словно продолжением друг друга, нося на теле схожие татуировки, сливаясь душами.

Как только контуры тату были обработаны, мы застолбили время следующего сеанса для нас обоих. Мы хотели закончить в одно и то же время, если это вообще возможно.

Когда мы добрались до дома, он вымыл мою татуировку так же, как раньше делал это с той, что на спине. Но снова я ощущала все это иначе, сидя на стойке у раковины и наблюдая за тем, как он протирает мои ребра, нежно и аккуратно.

- Что ощущаешь? – спросил он, потому что я задержала дыхание, когда ткань прошлась по травмированной коже.

- То, что и должна - жжение, но в принципе нормально.

Легкое жжение сменилось настойчивым жаром, когда Эдвард провел руками по моим бедрам, стараясь снять колготки, чтобы обработать поверхность кожи, которую они скрывали. Я подняла сначала одно бедро, затем другое, помогая ему стянуть их вместе с трусами. Убрав повязку, Эдвард сконцентрировался на тату, игнорируя мою наготу. Я даже хотела обидеться, но понимала, что сейчас его главная задача – вымыть татушку, и ничего другого.

Как только дело было сделано, Эдвард взглянул на меня, явно споря сам с собой, стоит ли ему двигаться дальше или нет, хотя ранее он и намекал, что не будет сопротивляться. Уверена, что он немного нервничал, ведь по всему моему боку, начиная от груди, заканчивая бедрами, тянулась свежая татуировка.

- Я думала, ты покажешь мне, насколько можешь быть тщательным, когда мы придем домой, - тихо сказала я, проводя пальцами по поясу его джинсов и притягивая ближе к себе, чтобы его бедра коснулись моих.

- А я думал, что достаточно тщательно вымыл тебя, - ответил он, наблюдая за тем, как мои пальцы скользят по его джинсам.

- Да, конечно, - кивнула я, расстегивая пуговицу и молнию на джинсах. – Но есть кое-что другое, что ты можешь сделать еще тщательнее.

- Правда? – спросил он, пока я забиралась рукой в боксеры, чтобы дать свободу его твердому члену.

- Да, - пробормотала я, глядя на него из-под ресниц. Он с силой выдохнул и тяжело сглотнул, когда я скользнула по стойке так, чтобы его член прижался к моему входу.

- Черт, - прорычал Эдвард.

Он на секунду закрыл глаза, а потом посмотрел на мою руку, обхватил стойку с двух сторон рядом с моими ногами, толкнулся вперед и, как только я отпустила его, заполнил меня.

- О, боже, - выдохнула я и, держась за его плечи, притянула к себе, чтобы поцеловать.

Он сжимал мою задницу, стараясь не приближать свои пальцы к чернилам, и начал двигаться в медленном, поступательном ритме.

- Я хочу быть в тебе везде, - пробормотал он, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи и нежно целуя кожу.

Через несколько мгновений он поднял голову и прижался лбом к моему лбу, целуя меня между толчками и нежными стонами. Его глаза перемещались между моим лицом, новыми воспаленными чернилами и ниже, туда, где мы соединялись, где он бился в мое тело снова и снова.

Через очень непродолжительное время я кончила, и Эдвард врезался в меня, все еще стараясь оставаться нежным. Его тело напряглось, он задрожал, выругался и простонал мое имя, находя собственное освобождение.

Позднее я вымыла тату Эдварда и наложила на нее повязку. Я также нежно заботилась о нем, как и он обо мне. А потом мы свернулись калачиком на диване, и он рассказал мне о своих тату, о том, что они значили для него. Когда мы, в конце концов, отправились в кровать, я слегка расстроилась, что не могла прижаться к нему, как обычно, из-за того, что моя воспаленная кожа болела от жара его тела. Поэтому я просто взяла его руку. Проснувшись следующим утром, я обнаружила, что крепко прижималась к нему, видимо, комфортные ощущения от его тела рядом со своим победили пожар, которым пылали мои ребра.

~*~

Две недели спустя Эдвард закрашивал цветы и лозы. Было адски больно, когда он заполнял краской части рисунка, находящегося на моей грудной клетке, но оно того стоило, поскольку выглядело просто потрясающе. Как только Эдвард закончил, я натянула одежду, и мы направились в основную комнату салона, чтобы Джаз начал раскрашивать тату Эдварда.

Эдвард не мог скрыть волнения, когда они искали правильные оттенки синего для моих штанов и туфель, совершенный бледно-голубой для корсета и подбирали краски для моей кожи и волос. Внимание Джаспера к деталям было абсолютно невероятным. Он передал блеск моих глаз и драгоценных камней браслета. Он добавил красные оттенки в мои волосы, потому что Эдвард утверждал, что они там появлялись при определенном освещении или на солнце.

Я чувствовала себя еще больше связанной с ним, еще больше влюбленной в него, потому что он нанес на себя не просто символ меня, а образ, который сам же и создал. Я хотела стать для него именно такой женщиной - красивой, сильной, светом в его тьме.

Было невероятно эмоционально смотреть, как Джаз заполняет краской цветы, растущие на лозах. Мне нравилось, что они очень похожи на те, которые красовались на моем теле. Я просто не могла дождаться, когда Джаз наконец-то закончит, и я увижу всю татуировку целиком, а не только её часть.

Когда мы добрались до дома, то повторили ту же серию действий, что и в прошлый раз, лишь с одним отличием: как только я закончила мыть тату Эдварда, он сначала до беспамятства оттрахал меня, а потом занялся любовью, потому что мы никогда не могли насытиться друг другом, и не важно, было ли это жестко и быстро, или медленно и нежно.

~*~

Когда с тату было покончено, с настроением Эдварда что-то случилось. Казалось, оно просто рухнуло с высоты, на которой пребывало с Рождества. И я не понимала, что с этим можно поделать. Еще две недели он находился в прекрасном расположении духа, просто великолепном, но, как только татушки полностью зажили, где-то в конце марта, и за ними не стало надобности ухаживать, он будто бы сник и закрылся.

Я поговорила об этом с Элис, и она, вздохнув, объяснила мне, что приближается апрель, который Эдвард всегда с трудом переживал, и очередная годовщина гибели его родителей. И Элис не покривила душой. Мы поссорились с ним несчетное количество раз, даже больше, чем я с Джейком за все время знакомства. Я не любила сравнивать наши отношения, но иногда этого было трудно избежать, ведь это был мой единственный опыт. Основная разница заключалась в том, что с Джейком я всегда была любезна и обходительна, а вот с Эдвардом мне приходилось стоять на своем. У меня было такое ощущение, что он нуждался в этих ссорах. Иногда мне казалось, что он честно пытается испортить наши отношения, о чем я поговорила с Лораном, а потом и с самим Эдвардом. Он с паникой в глазах посмотрел на меня, весь набычился, а потом полностью закрылся.

В первый раз, когда мы поссорились, я чертовски испугалась. Казалось, Эдвард думал, что я легко уступлю, но, в конце концов, он понял, что этого не произойдет: мы оба – страстные люди, со своим мнением, которое готовы отстаивать, поэтому порой будем сталкиваться лбами. Чаще всего мы ссорились из-за дурацких вещей: я что-то где-то оставила, и это нервировало его, или он следовал за мной по пятам с совком, потому что он не мог функционировать, если что-то находилось не на своем месте. Именно в апреле все это особенно обострилось.

Я надеялась, что после 21 числа, как только мы переживем самый разрушительный день в его жизни, все вернется на круги своя. Поэтому пыталась сохранять терпение и понимание. За неделю до годовщины у Эдварда начались ночные кошмары, которые напугали меня больше, чем я готова была признать. Я видела его таким эмоциональным только пару раз в жизни, один из которых – в больнице, как только я очнулась, но тогда я плохо воспринимала действительность, поэтому мои воспоминания были очень туманны. Все, что я помнила, - интенсивность выплескиваемых им эмоций.

Я проснулась посреди ночи от того, что услышала, как его рвет в туалете, и немедленно направилась к нему. Он пытался оттолкнуть меня, может, стеснялся, а может, потому, что был полностью разбит, но я осталась с ним, и когда он немного успокоился, и мы вернулись в постель, я положила его голову себе на грудь, прижалась губами к макушке и начала шептать, что я - рядом, что все будет хорошо, хотя и не была в этом уверена.

Он так сильно прижимался ко мне той ночью, что я с трудом могла дышать. А утром был яростным и нуждающимся, когда жадно ворвался в меня, словно пытаясь стать еще ближе, но не мог, потому что глубоко погрузился в собственную боль, и темнота поглотила его.

Я знала, что не только грустные воспоминания о смерти родителей виновны в этом, но и предстоящее судебное заседание, которое и меня нервировало больше, чем я того хотела. Для него между этими двумя событиями была такая крепкая связь, что я даже не могла её понять. Мои потери – это судьба, рок, случайность. Я училась воспринимать это именно так, хотя временами и не могла заглушить чувство вины и боль, но при этом возвращалась к реальности, вырываясь из плена идей, которые придумала в своей голове, чтобы посильней наказать саму себя. А Эдвард – совсем другая история; стало ясно, что его потери – результат его неправильных знакомств с жуткими людьми, против которых нам придется свидетельствовать.

Эдвард до сих пор не говорил мне, чего ожидать. Я знала, что он боится моей реакции, но чем ближе становился день суда, тем больше мы оба нервничали. Я осознавала, что показания, которые я смогу дать, будут минимальные, разрозненные, но Эдварду и Роуз предстояло сыграть на суде гораздо более заметную роль. И их нежелание что-либо обсуждать лишь больше уверяло меня в том, что за этим скрывалось что-то очень и очень плохое.

Утром 21 апреля мы с Эдвардом, Эсми и Карлайлом направились на кладбище. Видимо, это был какой-то ритуал для Эдварда, и он стоял там, засунув руки в карманы, уставившись на надгробья, а его кадык дергался от того, что он постоянно сглатывал. Я даже представить себе не могла, насколько ему тяжело все это пережить в этом году. Потому что он так же, как и я, привык к онемению, а теперь оно исчезло. И его место заняли тысячи эмоций, новых, незнакомых, которые так сложно пережить. Несмотря на дополнительные сеансы с Зафриной, которые я организовала для Эдварда, он все равно был мрачным и угрюмым.

- Я хотел бы чувствовать себя по-другому, - тихо сказал Эдвард, вынимая руки из карманов и обхватывая мою, чтобы переплести наши пальцы. – Я мечтаю о чертовом покое.

- Понимаю, Эдвард, прости, что не могу тебе его дать, - пробормотала я, обнимая его свободной рукой, чтобы прижаться к нему и помочь ему держаться, поскольку чувствовала, что он разваливается на части.

Его броня упала и ищезла, и я видела, как ему плохо от того, что он ничего не может сделать со своей болью. Суд маячил на горизонте, не позволяя должным образом оплакать его потерю.

- Я просто хочу, чтобы эта вина перестала быть моей, - проговорил он и зарылся лицом у меня в волосах, притягивая мое тело к своему, держась за меня, как будто я могла облегчить эту его боль. Я надеялась, что хоть немного, но могла.

Когда мы вернулись с кладбища домой, Эдвард вытащил альбомы с фотографиями себя и родителей. Я никогда не видела их вне контекста с тату его матери, и обнаружила крепкую связь между Эдвардом и мамой, которая, казалось, не распространяется на отца. Он провел пальцем по фотографиям, и только сейчас я поняла, какая из картинок на его теле ассоциируется с матерью, и мне стало интересно, было ли кровоточащее сердце символом его отца, а не его потери.

- Ты был с ним близок? – спросила я, указывая на изображение его отца. Я видела в нем Эдварда, хотя он и был похож на свою мать. Красивый, нежный, за маской жесткости.

- На самом деле, нет, он всегда казался… невероятным, или таким видела его моя мама, но, чем больше я думаю об этом… я не знаю, его почти никогда не было рядом, а когда был, все становилось хорошо, - Эдвард замолчал и вздохнул, а потом прижался губами к моей голове. – Я бы хотел быть с ним ближе, но он всегда был занят, делая все, чтобы обеспечить нас. И мало проводил времени с нами. Интересно, как бы все сложилось, если бы…

Я кивнула, понимая его. Все эти «если бы» были самыми сложными вещами. Их трудно отпустить.

И тут я заметила одну фотографию и заставила его остановиться. Эдвард, еще маленький мальчик лет пяти, стоял под сиреневым кустом, держа в руках букет из нежных фиолетовых цветов. Следующее фото было сделано с более близкого расстояния, и можно было увидеть на раскрывающейся почке крошечную божью коровку. Эдвард смотрел на этого красного жучка, его губы расплылись в нежной улыбке, а лицо было таким ангельским и невинным. Мне стало очень интересно, понимал ли он, что перенес на мою кожу именно этот момент. Я взглянула на него, проводя пальцами по своему бедру, и улыбнулась ему. Он наклонился ко мне, и его губы обрушились на меня.

- Даже тогда, я уже должен был все понять. Моя голова не успевала за членом, я не сразу осознал, - он провел пальцами по моей щеке, ниже, к шее, позволяя им прогуляться по моему боку и накрыть бедро. – Всегда только ты.

Я прижала свою ладонь к его плечу, где он навсегда запечатлел мой образ, и нежно поцеловала его.

- Всегда только ты, - подтвердила я.

Мы остались на диване, свернувшись калачиком, и Эдвард перелистывал страницы своей жизни, пока не добрался до подростковых фотографий. В этот момент он закрыл альбомы и положил их на полку, к моим. Я знала, что для него это огромный шаг вперед, и гордилась этим, хотя это чувство сопровождалось грустью. Ему потребовались годы, чтобы добраться до того уровня принятия ситуации, которого достигла я. А я сделала это только благодаря тому, что он появился в моей жизни, и надеялась, что мое присутствие помогает ему двигаться вперед.

Той ночью Эдвард не был нежным и ласковым, а яростным и нуждающимся, сильным и желающим. Мне казалось, что в первый раз наш секс был очень интенсивным, но он не шел ни в какое сравнение с этим. Я находилась на пике оргазма почти вечность, просто упала в его пропасть и падала, падала, падала. Его глаза были темными, в них плавали привидения; прошли часы, прежде чем он остановился, обессилив нас обоих. Я держала его в своих слабых, неподвижных руках, пока он не уснул. В первый раз за несколько недель у него не было кошмаров.

Кошмары ненадолго оставили нас в покое. Заканчивался апрель, приближался май, а с Эдвардом из-за его резко обострившегося ОКР стало просто невозможно жить. Он бесконечно занимался уборкой, перекладывал любую вещь, которую я клала, потому что ей, по его мнению, отведено другое, более оптимальное место. Я старалась вести себя очень осторожно и быть максимально аккуратной, чтобы лишний раз не тревожить его. Когда он таки выходил из себя, я проводила больше времени с Роуз и Элис, позволяя ему побыть одному в личном стерильном пространстве. И еще я порекомендовала ему назначить дополнительные встречи с Зафриной, которые помогли бы ему справиться с напряжением вокруг судебного процесса, ведь он до сих пор не желал говорить со мной об этом.

Всякий раз, когда я возвращалась домой после его припадков, Эдвард долго извинялся и становился до безумия ласковым. Я уже поняла, что, когда он на взводе, его либидо прет изо всех щелей. Так что, он старался использовать малейший шанс. Я не жаловалась и редко ему отказывала, только, если уж действительно очень уставала. Он был нужен мне так же сильно, как и я ему.

Нежность, которая так и рвалась из него после свадьбы Элис, испарилась за неделю до суда. Эдвард находился на грани. К счастью, он неплохо справлялся с собой, ведь я прекрасно знала, что потом он измучил бы себя чувством вины, думая, что заставлял меня делать то, чего я не хотела. Хотя такое вряд ли бы могло случиться. Я знала свои пределы, и он ни разу не переступил их.

За четыре дня до суда Эдвард пребывал в особенно скверном настроении. Он должен был увидеться с Зафриной, и я могла только догадываться, каким чудом она ведет с ним беседу, ведь даже находиться в одной комнате с Эдвардом было невыносимо. Я перекусывала в гостиной, когда Эдвард вышел из спальни, пыхтя от раздражения. Он встал напротив меня, вцепившись в гранитную столешницу и скрипя зубами. Я действительно слышала, как они скрипели. Положив крекер на тарелку и взглянув на него, я почувствовала, как мое тело цепенеет.

- Ты нарочно это делаешь? – спросил Эдвард стальным голосом, все его движения были под стать тону.

-Что? – не поняла я, пытаясь сообразить, что происходит, потому что в последнее время он постоянно дергался, и его настроение было слишком переменчивым. Я знала, что он переживает, но и я тоже нервничала.

- Ты нарочно, ты это нарочно, - он замотал головой, хватая себя за волосы, пыхтя и тяжело дыша, словно находился на грани приступа паники.

Внезапная перемена в его поведении отодвинула на задний план мое собственное раздражение.

- Эдвард, о чем ты говоришь? – я снизила тон и говорила успокаивающим шепотом, потому что, казалось, он вот-вот взорвется. Я никогда не видела его таким заведенным, ни разу.

- Об этом, - он заговорил громче, обводя комнату рукой.

Я огляделась, пытаясь понять, что его так бесит. Пришлось глубоко вздохнуть, потому что, начиная с мая, ОКР Эдварда прогрессировал, несмотря на дополнительные сеансы терапии. Это бесконечно расстраивало его, особенно, если учитывать, что раньше он очень хорошо с этим справлялся. Я понимала, что все из-за суда и ждала, что во время процесса этот нарыв прорвет. Мне было обидно, что он закрылся, не желая делиться со мной своими тревогами, хотя это могло бы помочь. По большей части, меня обижало именно то, что он не хочет говорить со мной о своей роли свидетеля. Как будто, если о чем-то не говорить, то этого и не произойдет.

Он был на грани, я была на грани, мы оба были там к началу процесса. В салоне постоянно случались стычки, которые Эмметт с Джаспером пытались свести к аргументированному спору. Элис, Роуз и я обсуждали это друг с другом, но никогда с ними, потому что мы знали, откуда ноги растут, и что мы все находимся в одной и той же ситуации.

Предстоящее судебное разбирательство всколыхнуло все дурные воспоминания о том времени, когда у ребят еще не было салона, но для Роуз все было еще хуже. Мне предстояло узнать еще больше о том, что мы обсуждали в Вегасе.

Я снова осмотрела комнату, ища те мелочи, которые заметил Эдвард: журнал сдвинут на дюйм, на столе я оставила ручку, после того как записала сообщение, не убрав её в кармашек. Пульт от телевизора лежал там же, а не в специальном лотке или подставке, которая тоже стояла кое-как, а не идеально прямо.

- Твои сеансы не помогают? – спросила я мягко.

- Что? – переспросил он, явно опешив от того, что я не позволила ему заострить внимание на раздражении. У меня уже был прискорбный опыт, и я знала, что спорить о вещах и их местоположении бессмысленно. Эдварду нужно сосредоточиться на настоящей проблеме, а не на косо лежащем журнале.

- Твои сеансы, как они проходят? – повторила я.

- Охуенно хреново. Я больше не могу выносить это дерьмо, - Эдвард стиснул зубы. На секунду я подумала, что он говорит о нас.

- Не можешь выносить это дерьмо? – шепотом спросила я, не желая верить в то, чего так боялась.

- Я не знаю. Я, блять, не знаю. Я просто... черт, не могу понять. Я просто, блин, не могу так больше жить. Не могу справляться с этим... – он обвел рукой комнату.

- Я побуду немного у Роуз, - проговорила я дрожащим голосом, который выдавал мою напряженность. Мне не хотелось оставлять его одного в квартире. Но это было необходимо. Нужно дать Эдварду пару часов, чтобы он убрался и остыл, а потом я вернусь, и мы поговорим об этом. Если я останусь, то мы разругаемся, и у меня не хватит аргументов. Я не хотела сегодня скандалить, ведь уже скоро суд, и я и так из-за этого чувствовала себя слепым котенком.

- Что? – он резко поднял голову, его глаза встретились с моими, полными ужаса и паники.

- Вернусь через пару часов, - ответила я и встала, чтобы пересечь комнату и подойти к нему. Я обняла его за талию, почувствовав, как дрожащие руки скользнули по моей спине. - Тебе нужно личное пространство, и я не хочу ссориться.

- Прости меня, - пробормотал Эдвард, все еще дрожа. Его губы коснулись моего голого плеча, а руки плотнее сжались вокруг, обнимая.

- Все в порядке, малыш. Я возьму телефон, если что, звони, - я поднялась на цыпочки, целуя его в щеку.

Одна его рука осталась у меня на спине, а вторая утонула в волосах, удерживая мое лицо возле своего. Эдвард приоткрыл рот и разочарованно застонал, очень пылко целуя меня, а потом отпустил.

Я нежно коснулась его щеки, улыбнулась, пытаясь скрыть собственные тревоги и печали, повернулась и направилась к двери.

- Белла? - позвал Эдвард, и его голос был наполнен чувством вины.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и увидела глаза, полные боли.

- Ты скоро вернешься? – тихо спросил он.

- Позвони, когда будешь готов, или я тебе понадоблюсь, - ответила я, медленно кивая.

- Хорошо, - кивнул в свою очередь Эдвард, и я вышла в коридор. - Ты всегда нужна мне, - услышала я вслед.

- И ты мне, - шепнула я, подавив слезы, потому что это было лишним. Я так хотела ему помочь, но не знала как.

Перевод: mened

Редактура: bliss_