Глава 41. Последняя буря. Часть 2.

И я выживу, параноик.

Я потерял желание меняться.

И я не горжусь, хладнокровный рок.

Я запрячу мир подальше.

Я не прогнусь!

Я не сломаюсь!

Я запрячу мир подальше.

Я не паду!

Я не увяну!

Я дам тебе второе дыхание...

--I Will Not Bow, Breaking Benjamin

Listen or download Breaking Benjamin I Will Not Bow for free on Prostopleer

~*~Белла~*~

Не надевая обуви, я отправилась к квартире Розали, надеясь, что она там и не слишком занята, поскольку мне не хотелось немедленно возвращаться к Эдварду. Я пару раз глубоко вздохнула, убеждая себя в том, что слезы, которые я пыталась сдержать, не должны пролиться. Ему действительно требовалось время, чтобы успокоиться, и мне не стоило находиться рядом. Я постучала в дверь Розали и ждала, моля бога, чтобы она открыла.

- Привет, - она улыбнулась, склонив голову, но увидев выражение моего лица, замерла. - Что случилось? – Роуз отступила, пропуская меня в квартиру, и от движения воздуха я почувствовала запах табака.

- У Эдварда очередной кризис, и я подумала, что мне следует дать ему время и пространство, - я печально улыбнулась ей в ответ.

- Да, я не удивлена, скорее всего, он весь на нервах, и понимаю его, сама в таком же состоянии, - Роуз вздохнула, закрывая дверь, и я последовала за ней в гостиную, где увидела тлеющую в пепельнице сигарету. – Прости за это, - сказала Роуз, убирая окурок.

- Не заморачивайся, меня это не волнует, - ответила я, садясь на диван.

- Уверена? – спросила она.

- Конечно, уверена, ты можешь делать то, что считаешь нужным. Я даже представить себе не могу, что ты сейчас чувствуешь, - добавила я.

Предложение уже было произнесено вслух, хотя я и не намеревалась делать ничего подобного. Роуз хранила молчание по поводу того, что её ожидает на суде, как и Эдвард. И это нервировало меня больше, чем я предполагала. Я не хотела давить на них. Но оставалось лишь четыре дня до того, как мы окажемся в комнате судебных заседаний с людьми, которые с радостью передали меня в руки грязному копу, который, если бы ему не помешали, сделал бы со мной что-то ужасное и кошмарное.

В сочетании с множеством других вещей, уверена, что часть нервозности Эдварда была связана с тем, что никто из нас не мог нормально спать. Не говоря уже о возможном восстановлении справедливости в деле об убийстве его родителей.

- Спасибо, - она откинулась назад и сильно затянулась косяком, наблюдая, как завитки дыма плавают вокруг нее. – Хотела бы я предложить и тебе чуть-чуть, - вздохнула она.

- Все нормально, - кивнула я, хотя впервые за долгое время захотела принять участие в этом действе.

- С тобой все нормально? – спросила она, стряхивая пепел с косяка.

Я пожала плечами: вопрос, на который у меня не было ответа. В каком-то смысле, да; физически – еще лучше; что же касается скорби по поводу потери моей семьи, то с этим большую часть времени я справлялась довольно прилично. Но вот эмоционально было сложно из-за всего этого нерешенного дерьма, отягощающего наши с Эдвардом отношения.

- Все нормально, - ответила я. – А как ты справляешься?

Роуз пожала плечами:

- Эмметт считает, что я должна обо всем тебе рассказать, а я уверена, что ты не захочешь это слушать.

Я кивнула и поджала губы, зная, о чем она спрашивает меня без слов.

- И что ты думаешь? – задала я вопрос, поджимая под себя ноги и надеясь, что она все же решится пролить свет на происходящее.

- Что он прав, - тихо сказала она, глядя на огонек своей сигареты. – Но я не хочу, чтобы ты возненавидела меня.

- Роуз, я никогда не буду ненавидеть тебя, - честно сказала я. Я не могла представить её, совершающую что-то настолько ужасающее, что бы вызвало во мне ненависть. Она стала моим первым другом здесь и находилась рядом со мной все это время, даже когда из-за приема лекарств мое эмоциональное состояние было очень неуравновешенным.

Роуз некоторое время молчала, а затем глубоко вздохнула и затянулась. Она наклонилась вперед и положила косяк в пепельницу, стоящую на столе.

- Хотела бы я предложить тебе пиво, - проговорила она, вставая и направляясь на кухню. Ей не нужно было спрашивать, чего я хочу, она уже знала это. Она вернулась с бутылкой Пепси для меня и села на диван.

- Это квартира моей бабушки. Я переехала сюда в прошлом мае, а когда в июле она умерла, то завещала её мне, - сказала она, уставившись в свой бокал.

- Мне так жаль. Вы, должно быть, были очень близки… - тихо сказала я, ощущая боль, звучавшую в её словах. Уверена, это было лишь предисловием к тому, что Роуз должна была рассказать мне о том, что привело её в это место и к этой жизни.

Роуз кивнула.

- Да, очень. Она была мне ближе, чем собственная мать. Потрясающая женщина. Я сильно тоскую по ней, - она повернулась ко мне и притянула колени к груди, тем самым показывая мне свою уязвимость.

- Я начала работать в клубе, когда переехала сюда. Моя мама уже довольно долгое время болела, началось это, когда я была подростком. Она сравнительно поздно родила меня… ну, в тридцать пять. Сейчас это нормально, но не тогда, двадцать лет назад, - она провела языком по нижней губе и закрыла глаза, словно мысленно готовясь к продолжению.

- У нее было хроническое заболевание, которое хорошо поддается медикаментозному лечению, но в её случае оно не помогало. Это стало настоящей проблемой, когда мне было около пятнадцати. Ей становилось все хуже и хуже. С ней постоянно случались припадки, но теперь все чаще; она теряла вес и подцепляла все возможные вирусы. Зима была худшим временем года, - Роуз откинула волосы с лица, а потом вздохнула и печально улыбнулась.

- Боже, тебе, должно быть, было безумно тяжело, - посочувствовала я. Я даже представить себе не могла, насколько это было тяжело – наблюдать за тем, как ухудшается состояние твоей собственной матери.

- Да, это было не просто, - Роуз помотала своей головой, покручивая пальцами нитку рубашки. – Мой отец работал в крупной корпорации, зарабатывал фантастические деньги, и у него был прекрасный компенсационный пакет, но и это все не покрывало медицинских расходов на мою мать. Особенно, когда ей стало совсем плохо… - Роуз замолчала и закрыла глаза.

По тому, как она сидела, по висящей в воздухе тоске, я понимала, что её мама умерла. Я была слишком знакома с этим типом боли и немного боялась, что она собирается рассказать мне намного более страшные вещи до того, как я вернусь назад к Эдварду.

- Как бы там ни было, предполагаю, что мой отец решил не рисковать своими пенсионными накоплениями, поэтому начал уводить деньги из компании, но был пойман и потерял работу как раз в то время, когда состояние моей матери значительно ухудшилось. Она умерла, а его посадили, - Роуз горько усмехнулась, а я прижала руку ко рту, подавляя тихий вздох, и мои глаза наполнились слезами. Я и не представляла, через что ей пришлось пройти.

- Мне так жаль, Роуз, - тихо сказала я, потянувшись к ней, чтобы дотронуться до её руки, потому что не могла найти слов, которые бы облегчили или уменьшили её боль.

- Сейчас уже лучше, - вздохнула она, переворачивая свою ладонь так, чтобы я могла зажать её между своих рук. – Как оказалось, мой отец решил вывести все наши сбережения перед тем, как потерял работу. Наверное, ожидал, что его поймают, - она неуверенно пожала плечами. – Он проиграл их, думая, что сможет выиграть достаточно денег, чтобы оплатить медицинские счета мамы, что, по большому счету, большая глупость - все равно бы их конфисковали. В итоге он потерял все и еще задолжал ублюдкам кучу денег. Он попал в тюрьму до того, как смог расплатиться с ними. Думаю, ты понимаешь, куда я веду? – спросила меня Роуз с печальной полуулыбкой на губах.

- Думаю, да, - сглотнула я, потому что была уверена, что точно знаю, что она расскажет дальше, и мне это очень не нравилось.

- Я переехала к моей бабушке, как только банк описал наш дом и все семейные активы. В мае прошлого года. Я чертовски переживала, что эти головорезы придут и попытаются её убить или ограбить, поэтому я и пошла на работу в клуб. Аро – хитрый мудак, он знал, что сказать, чтобы уговорить меня работать на него, - Роуз постукивала пальцами по бокалу, глядя на картину, висящую на стене напротив.

- Это были очень хорошие деньги, Белла, даже когда я просто танцевала и работала официанткой. Аро разыскал информацию про головорезов, в том числе о том, кто стоял за их деньгами, и тут они приперлись в клуб, разыскивая меня. Конечно же, Аро воспользовался моментом, рассказывая мне о том, как бы я могла побыстрее разделаться с долгом, - Роуз тяжело вздохнула и подняла на меня взгляд, полный боли, будто ожидая, что я скажу что-то, что унесет её в пропасть, что заставит её упасть еще ниже.

- Господи, ты, должно быть, была в ужасе, - предположила я. – Он что, предложил тебе заниматься сексом с клиентами? – спросила я, говоря словами то, что она не хотела произносить вслух. Роуз кивнула.

- Правда, пообещал, что у меня будут только «особые». Как будто, это что-то меняло. Но за это платили просто офигительные деньги. Я даже и не могла представить себе такое. Я как-то умудрилась не вляпаться в сильные наркотики и регулярно выплачивала долг, хотя мой отец так влип, что расплатиться было просто не реально. Я даже собиралась продать квартиру, но вся эта бумажная волокита, чтобы вступить в права наследства…

Я чувствовала, как тошнота медленно наполняет мой желудок, как только я начала складывать вместе все кусочки истории, и ждала того, чего никак не хотела услышать, чего боялась.

- Белла, - Роуз прикусила губу, и её глаза заполнились слезами. – Одним из этих клиентов… это был Джеймс, - её голос был еле слышен, просто превратился в шёпот.

Я уставилась на нее, пытаясь переварить то, что она сказала. Две огромные слезы сбежали по её щекам.

- О, Господи, Роуз, - выдохнула я и задрожала. – Мне чертовски жаль, это же, должно быть, было просто кошмаром для тебя…

Я передвинулась по дивану и обняла её, Роуз жутко тряслась. Я и представить не могла, что она чувствовала, да и не хотела. То, что он говорил мне, что он делал, когда они с Эдвардом вместе тусили, а я знала далеко не все, тот факт, что он сделал из меня предмет поклонения, не умещалось в моей голове. Роуз отклонилась от меня так, чтобы смотреть прямо на меня, её глаза были широко открыты, и в них плескались боль и страх.

- Он - чокнутый, Белла. И… я собираюсь рассказать об этом на суде. Я не хочу делать этого, я не хочу, чтобы ты это слышала. У него… есть видео. Я даже не буду говорить тебе, что там. Это произошло только пару раз, после чего я сказала Аро: «Хватит». Я не могла продолжать это, но к тому времени он оплатил мой долг, не поставив меня в известность, и я была должна уже ему.

- Боже, Роуз, - я сглотнула комок, поднимающийся по моему горлу.

- В сентябре, как раз, когда я встретила тебя, Джеймс неожиданно сказал, что больше не будет моим клиентом. Я испытала облегчение. Я ненавидела делать это, Белла. Я пыталась оправдать себя тем, что это было всего несколько человек, что это нормально, по крайней мере, не так уж и плохо, но даже не представляла, как все обернется.

Роуз полностью сломалась и рассказала мне о том, как Эмметт обо всем этом узнал на их третьем свидании, как он встречался с Аро и выплатил за нее долг. Как были подготовлены все документы, и теперь она являлась полноправной владелицей квартиры и могла не волноваться по поводу того, что потеряет её. И хотя она продолжала работать в клубе, Эмметт убедился в том, что Роуз – только официантка. Он не был по этому поводу счастлив, но ей нужны были деньги, и она переживала, что Аро попытается шантажировать её тем видео. Это единственное, о чем она не рассказала Эмметту, о чем боялась рассказать. Все это было очень сложным, некоторые части истории я просто не поняла, может быть, потому, что она намеренно утаивала от меня часть информации, или потому, что я никак не могла избавиться от мыслей о том, что Джеймс мог с ней делать.

Мы провели много времени, сидя обнявшись. Я гладила её волосы, пока она рыдала и извинялась за вещи, которые, как мне казалось, она не могла контролировать, и я плакала вместе с ней. Вскоре позвонил Эмметт и сказал, что он на пути домой.

А через минуту позвонил Эдвард и спросил, скоро ли вернусь домой я. Он все еще казался напряженным и обеспокоенным, возможно, потому, что давно уже разложил все вещи по своим местам, а остальное время провел, ругая себя за то, что так разошелся.

Я ушла, как только пришел Эмметт, и направилась в нашу квартиру, понимая, что отсутствовала больше двух часов, вероятно, в первую очередь, поэтому Эдвард и позвонил.

Я шла домой, чувствуя себя немного пьяной от полученной информации. Я хотела избавить Роуз от боли, избавить от боли всех, кому эти ублюдки причинили её. Я не могла понять, как они могли взять в оборот этих очень умных людей и перевернуть их жизни с ног на голову…

Эдвард сидел на диване, когда я вошла. Квартира была безупречно чиста, но он все еще психовал, нервно раскачивая ногой. Он так сконцентрировался на том, что происходило в его голове, что даже не заметил меня.

- Извини, что я так долго, я и не предполагала… - тихо проговорила я, и он тут же повернул голову в моем направлении. Эдвард соскочил с дивана, и, не успев даже моргнуть, я почувствовала на себе его руки.

- Прости, я - такой гад, мне очень жаль, Котенок. Я знаю, я – чертов ужас, летящий на крыльях ночи, но я, и правда, стараюсь. Я не знаю, как все это пережить, и безумно боюсь, что ты просто свалишь от меня нафиг, - он выдохнул в мои волосы, протараторив эти слова.

- Эдвард, я никуда не собираюсь уходить, хотя ты и доводишь меня до исступления своим стремлением к чистоте, - проговорила я, поглаживая его спину.

- Это, блять, не смешно, - сердясь, сказал Эдвард. – Мне жаль.

- Я знаю, - пробормотала я ему в шею.

Я не знала, сколько еще смогу вынести сегодняшним вечером, но чувствовала необходимость заставить Эдварда рассказать мне все, если я хотела хоть как-то мирно просуществовать эти несколько дней перед тем, как разразится последняя буря. Было очевидно, что ему тоже стоило выговориться. Но на сегодня меня уже не хватало.

- Как там Роуз? – осторожно спросил Эдвард.

- Она рассказала мне о том, что происходило, когда она работала на Аро, - тихо сказала я, слегка отталкивая его, чтоб взглянуть ему в глаза. В них плескалась паника и настолько сильный страх, что я захотела отвести взгляд, но не смогла, поскольку ему было нужно, чтобы я увидела это. Я дотронулась до его лица и провела по линии скулы.

- Все так плохо? – спросил он.

- Да. Возможно, даже хуже, чем мы представляли, - кивнула я и позволила ему подтащить меня к дивану, где мы сели, и я пересказала ему историю, которую он бы услышал в суде. Но нам предстояло свидетельствовать первыми.

- Господи, блять, боже! – Эдвард выглядел потрясенным и убитым. – Я должен был убить этого ебаного застранца.

- Не говори так, - ахнула я.

- Но это же ебаная правда! Мне следовало это сделать, когда была такая возможность, - пробормотал он, пытаясь глубоко дышать, но, похоже, им завладела паника, и он никак не мог остановить дрожь.

- Эдвард, - нежно сказала я, дотрагиваясь до лоз и маленьких цветков, оплетавших мою пинапную версию на его руке.

Он взглянул на меня, ужас отражался на его лице, и я мгновенно свернулась клубочком на его коленях, зная, как ему требовался физических контакт для того, чтобы успокоиться и убедить себя в том, что я не оставлю его.

- Я никуда не денусь, - пробормотала я, легонько целуя его.

Я не заставила его говорить, хотя напряжение между нами было сильным, тяжелым. Вместо этого мы занялись тихой любовью, наши губы, тела соединялись в беззвучных обещаниях друг другу: моем – остаться с ним, и его – сказать мне правду до того, как станет слишком поздно.

~*~

На следующий день напряжение между нами все еще присутствовало. Даже когда Эдвард позвонил с работы. А уж когда вернулся, оно было повсюду, покалывая нас своими острыми пиками, как мерзкий мираж. Наши разговоры были вымученными и неестественными из-за непроизнесенных слов, отдалявших нас друг от друга. Поэтому, когда мы направились в постель, я решила, что это самое подходящее время, чтобы получить ответы на свои вопросы.

- Я думаю, настало время рассказать мне то, что я, скорее всего, услышу в суде, - тихо пробормотала я, прижимая свою руку к его сердцу.

Эдвард молчал, но накрыл своей рукой мою и провел пальцами по тыльной стороне моей ладони.

- Я могу быть первым, - рассуждал он, как будто это что-то меняло.

- Ты же знаешь, что это неважно, Эдвард. Совсем не важно, - мягко сказала я.

- Знаю, - вздохнул он, сдаваясь. Я изменила свое положение так, чтобы видеть его лицо. Когда его глаза встретились с моими, наполнявший их страх, как темная завеса, заструился и осел вокруг него болезненным туманом.

- Чем меньше я знаю, тем сложнее мне будет, - я подняла его руку и поцеловала костяшки пальцев, пытаясь этим доказать ему, что не покину его только потому, что он когда-то сделал ошибки, которые теперь не исправить.

- Я расскажу еще больше о том дерьме, про которое ты уже знаешь, и которое видела, Белла. О том, что я творил с Джеймсом перед тем, как встретил Аро, и после этого. Я просто… - тихо говорил он. Его голос трепетал, а я водила губами по его пальцам, желая, чтобы он рассказал мне обо всем, что мне следовало знать. Чтобы я была готова и могла держать удар.

Он тяжело выдохнул и содрогнулся, поднимаясь выше, чтобы принять полусидящее положение, а потом включил ночник. Я прижалась к нему и накрыла нас одеялом.

- Я не могу перестать думать об этом, Белла. Я все еще ощущаю вину в смерти родителей, а потом там было столько дерьма, связанного с Джеймсом. Я постоянно вижу этот гребаный сон… ту девочку, её глаза, и Джеймса, считающего, что это охрененно круто, - он помотал головой, будто пытаясь стереть все эти образы из головы, как с волшебного экрана.

- Большую часть времени, когда происходило подобное дерьмо, я был обдолбан. А девочки всегда хотели, всегда. Но теперь, оглядываясь назад и анализируя все, что я делал… Я был постоянно под кайфом, все время обдолбан.

Его плечи опустились, и он вытащил свою руку из моей, словно не веря тому, что заслуживает моей любви, или, боясь осквернить нас своими словами. Он опять потряс головой и сжал губы перед тем, как продолжить.

- Я тогда ни с кем не мог общаться, может быть, за исключением мамы, и то до определенной степени. Я не мог находиться в обществе, особенно в школе. Я ненавидел правила и не понимал этого дерьма. Я даже не осознавал, почему мне нравится зависать с Джеймсом, за исключением того, что он всегда доставал любые наркотики. А я просто хотел убежать от своих чертовых мыслей. Толпа людей, наркотики и секс тогда казались базовыми вещами, понимаешь? Просто нажрись до онемения, до пустоты в голове, и тогда убежишь от всей этой хрени.

- Я поняла: отсутствие мыслей и чувств, - проговорила я. Слова быстро пересекли расстояние между нами. Я была так близко к нему и в то же время, он находился настолько далеко от меня, настолько глубоко внутри себя, что я испугалась, как бы он там не потерялся.

- Я не знаю, Белла. Думаю… Иногда я задумываюсь, насколько эти девочки действительно хотели. Я имею в виду… Блять… Это все наркота. Чтобы заполучить её, они трахались: чем больше трахались, тем больше получали наркотиков. Такой вот порочный круг. Так действовал Джеймс. И хотя я не продавал это дерьмо, я приводил этих девочек к нему, словно овечек на убой, и пользовался ими в свое удовольствие. И многое из того, что он сделал, было моей гребаной виной.

Я начала говорить, чтобы защитить Эдварда: он был моложе Джеймса, использовавшего его, словно пешку. Но Эдвард покачал головой, глубоко вздохнул и продолжил:

- Такая грязь, а я не могу просто отпустить это. Оно просто все время поедает меня изнутри, поэтому я и веду себя, как полный мудак. И еще эта ебаная Таня. Боже, я же знал, какое на тебя произведет впечатление – увидеть её там, услышать все это дерьмо… Я не знаю. Она же – продукт манипуляций Аро. Я никогда не хотел разбираться в её мотивах, но сейчас до меня дошло. Она подсела на это все. У нее была возможность вырваться, и что она сделала? Просто вернулась к нему, блять.

Я с трудом отслеживала ход его мыслей, но была уверена, что сейчас он просто не в силах говорить связно. Слишком много боли, слишком много эмоций бурлило в нем, чтобы облечь его мысли в адекватные слова и предложения. Словно вскрыли старую гнойную рану, и вот, все перед нами: его страхи и волнения, то, что он и желал бы утаить, но уже не мог.

- Я не знаю, как двигаться дальше, Белла, со всем этим дерьмом и потерями. Я чертовски надеюсь, что суд поможет. Зафрина тоже так думает. Но, Белла, я охрененно боюсь, что ты уйдешь от меня, когда все это выплывает наружу. Я так далек от совершенства, - он глубоко вдохнул и посмотрел на меня с болью в глазах от страха быть брошенным. – Если бы твоя семья была жива, она бы никогда не приняла меня, особенно узнав, что я из себя представляю.

- Ты не можешь этого знать, Эдвард, и не стоит гонять в голове вещи, которые ты не в силах изменить. Я люблю тебя таким, какой ты есть, и не важно, кем ты был, - нежно сказала я, понимая, что, какими бы искренними ни были мои слова, сейчас он их не услышит.

- Я могу только догадываться, какое дерьмо выплывет на суде, Белла, - сказал он, игнорируя мои слова, потому что не мог их принять. – Я не хочу вдаваться в детали. Да я и не помню всего. Только самое худшее…

- Хуже, чем Таня? – спросила я, потому что это стало для меня базой для сравнений.

- Я не знаю. Это была, конечно, полная херь, но дерьмо с Джеймсом… Я имею в виду, я тогда был ребенком, а эти девочки, они же не стриптизерши… они и понятия не имели, во что вляпались. Подсаживались на наркоту, которую он им продавал, а потом требовали больше. И Джеймс… Ебать, Белла. Ужас. Он менял секс на наркотики, а я просто сидел рядом, ничего не говоря, и пожинал плоды.

Это было тяжко слушать и невозможно себе представить. Я не хотела думать об Эдварде в этом ключе. Я знала, все должно было быть ужасно, принимая во внимание, что Джеймс за человек, но также осознавала, что Эдвард принимает всю вину на себя, хотя он и не был ответственным за то, что тогда происходило. Этому меня научил Лоран. Я носила в себе чувство вины перед Джейком, когда в действительности не могла повлиять на последствия своих решений, не могла вернуть его назад.

Эдвард сидел, прижимая руки к своему лицу и качая головой, а потом протер ладонями глаза.

- Я делал столько дерьма, которое даже не могу вспомнить, только какие-то вспышки и образы, которые мало что объясняют. Я не хочу, чтобы ты думала обо всем этом, когда смотришь на меня, - прошептал он.

- Малыш, взгляни на меня, - нежно сказала я, опираясь на руки и поднимаясь на колени, чтобы находиться на уровне его глаз. Я отвела его ладони, и он наклонил голову, неистово ею качая. – Джеймс – больной уебок, если бы он не использовал тебя, Эдвард, то нашел бы кого-нибудь другого, - пыталась успокоить его я.

Я была уверена, что Зафрина сказала бы ему именно это, если бы он ей признался. Из того, что я знала о его прошлом, можно было прийти к выводу, что, будучи подростком, Эдвард очень часто оставался один на один со своими мыслями, а для кого-то с таким уровнем интеллекта, с проблемами в общении со сверстниками и, вообще, с социализацией, возможность убежать и найти место, в котором комфортно, была бы очень привлекательной. Добавьте туда неограниченное количество секса для тинэйджера с высоким либидо, и вы не удивитесь, что его так засосало. Судя по словам Эдварда, он общался с Джеймсом не более года до убийства его родителей, и лишь потом попался в лапы Аро. Эдвард бы не победил в этой битве, как бы ни старался.

- Я такой слабый, - пробормотал он.

- Эй, - я гладила его по щеке кончиками пальцев, ощущая легкое покалывание из-за того, что он не побрился вчера. Он поднял голову, все еще держа глаза закрытыми. Я вздохнула и прижалась губами к его векам. Он вздрогнул от этого прикосновения. Погладив большим пальцем кожу на моей руке, он открыл глаза и посмотрел на меня мутным, влажным взглядом. – Мы пройдем через это вместе, Эдвард, - убежденно сказала я, потому что мы должны были это сделать. В этом мире мне никто не был нужен больше Эдварда.

Он резко обвил меня своими руками, и его губы обрушились на мои в отчаянном и болезненном поцелуе, который постепенно становился все более нежным и полным желания. Его руки нежно ласкали меня, его рот выводил сладкую симфонию из слов, полных обожания, а я пыталась растворить его боль в своей любви.

~*~

Я смотрела, как Эдвард вынимает кольца из своей губы и штангу из брови. Он провел рукой по волосам, которые сейчас были значительно короче, чем обычно, потому что он специально подстриг их, готовясь к суду. Мне это не нравилось, но я ничего не говорила: это же волосы, отрастут и станут снова непокорным восстанием, какими я их обожала. Он поправил галстук и повернулся ко мне с гримасой на лице.

- Ты выглядишь обнаженным, - я улыбнулась ему, пытаясь разрядить напряженность, висевшую в комнате. Уровень волнения зашкаливал, и я ощущала, как воздух мучает мою кожу напряженной тяжестью.

- Хочу, чтобы я был голым, а ты подо мной, - ответил он мне.

Слова прозвучали неестественно, и он вздохнул, а я дотронулась пальцами до маленьких дырочек под его губой.

Он повернул голову так, чтобы мои пальцы коснулись его рта, и поднял руку, обвивая ей мою талию. Он прижался губами к моей ладони, и я моментально почувствовала нехватку контрастных ощущений жесткой стали и мягкой кожи.

- Я люблю тебя, - прошептал он, закрывая глаза.

- Я люблю тебя больше всего на свете, - ответила я, прижимаясь к нему всем телом и желая защитить нас обоих от начинающегося шторма.

Мы оба нервничали, переживали и боялись того, что ожидало нас сегодня. И Эдвард больше моего, конечно, потому что он очень надеялся, что Джеймса обвинят в «соучастии в убийстве». Я тайно радовалась, что Джеймс был существенно старше Эдварда, что он был совершеннолетним, когда втянул Эдварда в свой мир. Мы были уверены - Аро являлся вдохновителем все произошедшего, и надеялись, что во время суда все это прояснится. Роуз разговаривала со своими бывшими коллегами, и некоторые из них, освободившись от влияния Аро, были готовы свидетельствовать против него.

- Ты как, нормально? – спросила я, уже зная ответ.

- Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось, чтобы я мог начать двигаться дальше и прекратить вести себя, как мудак, - вздохнул он, целуя меня в макушку.

Я ощущала волнение Эдварда, когда мы выходили из квартиры. Его глаза метались по комнате, а рука дергалась, чтобы поправить то, что лежало не на месте. Но это было невозможно, ведь все находилось там, где и должно было. Сегодня ночью я проснулась и нашла его в который раз убирающимся на кухне. Я заманила его в спальню и заставила заняться со мной любовью, потому что это был единственный известный мне способ усыпить его.

Мы встретили всех в лобби и направились к машине Эмметта, в которой могли бы все уместиться. По пути в суд все были мрачными и тихими, и я почувствовала, как в моей груди поднимается паника по мере того, как мы приближались к зданию суда. Эдвард держал меня за руку, всю дорогу выписывая большим пальцем круги на моей ладони, пытаясь тем самым уменьшить мою нервозность, пока я водила рукой по его плечу с той же целью. Я чувствовала себя потерянной, одинокой, разлученной с ним, потому что он находился слишком глубоко в своих мыслях, как, собственно, и я. Я надеялась, что это чувство отдаления не продлится долго, и мы найдем путь обратно друг к другу.

- О, боже, - выдохнула я, и мои глаза широко распахнулись, когда мы подъезжали к зданию суда. – Что тут происходит?

Эдвард сжал мою руку и поднес к своим губам.

- Суд будет очень широко освещаться прессой, Белла. Джеймс же был копом, - тихо проговорил он.

- Но их же не будет в комнате судебного заседания, да? – спросила я, чувствуя, как в моей груди нарастает страх, перекрывая дыхательные пути. Я не была готова к тому, что такое количество прессы, стоявшей около здания суда, пустят внутрь. Сама идея того, что именно этот случай станет, или уже стал предметом обсуждения в газетах и на телевидении, взволновала меня.

- Нет, камер точно не будет, - ответил Эмметт с переднего сидения, а Элис сжала мою руку.

- Слава богу, - выдохнула я с небольшим облегчением, а Эдвард обнял меня свободной рукой за плечи и притянул к себе, прижимаясь губами к моему лбу. Я посмотрела, как они с Джаспером обменялись взглядами, значения которых я не поняла, да и слишком нервничала для анализа.

- Я был бы рад защитить тебя от всего этого, - тихо сказал он, когда Хаммер въехал на стоянку. Я больше не видела переживаний и волнений на его лице.

Наши адвокаты встретились с нами в гараже и провели нас через черный вход, чтобы мы не столкнулись с Джеймсом.

- Хорошо выглядишь, Эдвард, - Рэндолл Годчок, его адвокат, с одобрением кивнул Эдварду, явно радуясь отсутствию украшений.

- Спасибо, - сухо ответил Эдвард, и я сжала его руку, зная, как его раздражала необходимость вынуть всю эту сталь перед судом. Он понимал, какую реакцию она вызывает у публики, но не значит, что ему это нравилось.

- Сегодня пройдут предварительные слушания, открытые прения. Мы послушаем адвоката защиты, и, возможно, вам не понравится, что он будет говорить, - сказал Рэндолл, обводя нас шестерых взглядом.

- Мы к этому готовы, - с силой выдохнула Роуз, и Эмметт взял её сжатую в кулак руку и массировал до тех пор, пока она не расслабилась, а затем накрыл своей ладонью.

Элис что-то прошептала Джасперу, и тот помотал своей головой и прижался губами к её волосам, обнимая её.

- Белла, завтра вы будете первой давать свидетельские показания. Мы с вами уже прошлись по всем вопросам, которые я задам вам… - он посмотрел на Эдварда и поджал губы, возможно, думая о том, как он отреагирует на них. Эдвард напрягся от того, что он не сможет быть рядом со мной в этот момент.

Это был долгий день, открытые прения эмоционально изматывали. В деле содержалось много аспектов, совершенно нам не известных. И я беспокоилась за Эдварда, который пребывал в напряжении в течение всего заседания. Я сидела к нему настолько близко, насколько это было возможно: наши тела прижимались друг к другу, пальцы были переплетены, ладони потные, мокрые, но мы не хотели расцеплять их.

Когда мы вернулись домой, я тут же повела Эдварда прямо в ванную, где надела кольца ему на губу и украсила штангой бровь. Я поцеловала те места, где только что находились мои пальцы, пытаясь облегчить ему путь обратно в самого себя, в физическом смысле этого слова.

- Как ты? – спросила я, потому что мы практически не разговаривали с тех пор, как вышли из здания суда.

- Не знаю, - вздохнул Эдвард, будучи не в состоянии сформулировать, что происходило у него внутри. Тот факт, что завтра я начну давать свидетельские показания, а он нет, давил на него, и это давление не прекратится, пока все не закончится, пока я не выберусь оттуда невредимой.

- Как бы я хотела помочь тебе, - пробормотала я, обнимая его за талию.

- Испеки мне кексы, - предложил он, устало улыбаясь мне.

- Серьезно? – спросила я, готовая сделать все, что он хочет.

- Нет, конечно, если ты не хочешь, день был тяжелым, ты вымоталась, - ответил он, проводя руками по моим бокам и на секунду закрывая глаза.

Вот таким было закодированное «да» Эдварда, когда он старался не давить на меня.

- Конечно, хочу, - ответила я. Что-то печь, чем-то заниматься было намного лучше, чем постоянно крутить в голове мысли о том, как я буду стоять перед судом меньше, чем через двенадцать часов, а Эдварду не будет позволено туда войти.

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в подбородок, будучи рада себя чем-то отвлечь. Было настолько проще и приятнее позаботиться о нем, чем думать о том, что мне предстоит сделать завтра без него. Я предложила ему подремать, потому что он явно был изможден недостатком сна. Я тоже устала, но только что выпила банку Пепси, чтобы восполнить энергию, необходимую для готовки кексов, зная, что кофеин, так быстро поступивший в организм, тут же выветрится, и позже я просто свалюсь от эмоционального истощения.

Я надела шорты и фартук, который доставлял Эдварду как минимум половину удовольствия от приготовления кексов, и закрыла дверь в спальню, поскольку Эдвард отключился, как только его голова коснулась подушки. Было что-то комфортное в процессе замешивания теста, запекания кексов, может быть, в бездумности действий? Я всегда вспоминала тот первый раз, когда Эдвард поцеловал меня в моей квартире.

Я закончила уборку, положив все противни и прочую утварь на место. Я уже привыкла проверять и перепроверять за собой, чтобы удостовериться, что все в порядке, что ничего не вызовет ненужного раздражения, лишний раз не заведет Эдварда. Наполнив мешочек кремом, я начала выдавливать его на кексы, когда услышала, как Эдвард передвигается в коридоре. Он появился в дверном проеме с бледным лицом. В его глазах плескалась паника и страх.

- Эдвард, что случилось? – спросила я, бросая мешок с кремом на стол и подходя к нему, чтобы обнять его.

- Плохой сон, - прошептал он, притягивая меня к себе.

Он не рассказал мне о нем, просто прижал к себе и ослабил свою хватку лишь, когда успокоился. Стоя позади меня и обнимая меня за талию, он смотрел, как я украшаю кексы кремом.

Следующим утром все началось заново, и так продолжалось до конца суда. Мы вместе принимали душ, обмывая друг друга, что обычно заканчивалось медленным, влажным сексом, по крайней мере, в начале судебного процесса. Потом одевались, я снимала с лица Эдварда пирсинг, кладя украшения в коробку из-под своего браслета от Тиффани, а он пристегивал браслет к моему запястью. Эти простые действия немного облегчали напряжение Эдварда.

Я все больше нервничала и переживала по мере того, как приближался момент, когда нам предстояло покинуть квартиру и отправиться в суд. Я ничего не могла есть, и Эдвард позвонил Карлайлу, чтобы спросить, что с этим можно сделать. Я отказалась от лекарств, потому что предпочитала, чтобы меня вырвало прямо в суде, чем пройти через это в дымке искусственного спокойствия.

Средства массовой информации выяснили, что мы не заходим в здание через главный вход, и окружили нас на подземной парковке. Я остолбенела, а Эдвард, смертельно побледнев, прижал меня к себе, и пока я прятала свое лицо у него подмышкой, тащил меня к дверям, пока мы не оказались в безопасности в здании суда. Что по-своему было очень ироничным, ведь я направлялась в комнату к психически больному сталкеру и потенциальному соучастнику убийства.

Но мы передвигались недостаточно быстро, поэтому я слышала вопросы о моей семье и об авиакатастрофе, о том, что они успели нарыть на Эдварда и Джеймса. В лифте я разрыдалась, и Эдвард отвел меня в туалет, чтобы помочь успокоиться. Я ужасно себя чувствовала, ведь мы оба и так находились на взводе, и я никак не ожидала нападения прессы. Я не могла остановить поток извинений до тех пор, пока Эдвард не провел своими губами по моему лбу, щекам, глазам, и, наконец, по рту. Тут я остановилась, думая о том, что я творю, и какое влияние это оказывает на нас.

Мы стояли там минут пятнадцать, пока кто-то не постучал в дверь и не сказал, что меня ждут в зале заседаний через пять минут.

- Я не могу смириться с тем, что меня не будет рядом, - Эдвард обвил руками мою талию и крепко прижал к себе.

- Я понимаю, но ты же будешь ждать меня, - пробормотала я, больше всего желая, чтобы он находился рядом, но в то же время радуясь, что его не будет.

Когда мы вышли из туалета, Рэндолл ободряюще улыбнулся мне, и я пошла прочь от Эдварда и остальных друзей, чтобы в одиночестве предстать перед судом.

Мои показания были ограничены несколькими неприятными пререканиями с Джеймсом и неудобными вопросами об отношениях с Эдвардом.

Когда я пересказывала инцидент о том, как Джеймс вытащил меня и Эдварда из машины после Дня Благодарения, я с облегчением подумала, что Эдвард не может этого слышать. Я так и не рассказала ему все, что тогда произошло, да и вообще забыла об этом, пока мне не пришлось все это вытаскивать на свет перед кучей незнакомого народа. Я даже не могла представить себе, какова была бы его реакция на то, что Джеймс прикасался ко мне самым неподобающим образом.

Я знала, что мне следовало сказать ему перед тем, как это станет публичным достоянием, и он выяснит это от кого-нибудь другого. Я не знала, как он отреагирует, но надеялась, что все будет хорошо, что мы справимся с этим так же, как и со всем остальным.

Мои воспоминания о событиях прошлого были затуманены, и я думала, что мои показания не примут. Адвокат защиты вел себя со мной довольно резко, подвергая сомнению мои ответы и ужасно придираясь. Но было очевидно, что то, как он обращался со мной, не нравилось присяжным, и не важно, насколько сильно он настаивал на своей версии событий, было что-то в моих показаниях, коррелирующее со свидетельствами других людей. И я порадовалась, что у меня случались моменты эмоциональной слабости.

Кроме того, тот факт, что меня накачали наркотиками, был зафиксирован, побои сфотографированы. А найденные образцы кожи под моими ногтями указывали на Таню и Джеймса, и на то, что они находились в одно и то же время и в одном месте со мной.

Эдвард был единственным, кто ждал меня после дачи свидетельских показаний. Уверена, он отослал всех домой, чтобы я не слишком переживала. Я сдерживалась, пока мы не сели в машину, и там разразилась слезами. Он не был бы самим собой, если бы не чувствовал себя виноватым за то, что не мог находиться рядом со мной. Мы добрались домой, он ничего не разрешил мне делать, будто выступление в суде превратило меня в инвалида. Эдвард попытался накормить меня, хотя мой желудок сопротивлялся всяческой еде. Кое-как я убедила его отвезти меня в МакДональдс, где я бы купила себе МакФлурри.

Потом мы поехали в ближайший парк, где сидели на лавке до тех пор, пока не стемнело. На обратном пути я уснула прямо в машине, объевшись мороженым и полностью измочаленная. Эдвард разбудил меня, когда мы въехали на стоянку рядом с домом. Я брела к лифтам, уткнувшись в грудь Эдварда, и с трудом помню, как мы вошли в квартиру, и как я доплелась до кровати.

Следующее утро было похоже на предыдущее. Эдвард стих и не мог оставить меня ни на минуту. Мы поехали в суд вдвоем, потому что Эдвард сказал, что не было нужды всем таскаться в суд каждый день, все равно же никто ничем не мог помочь. С одной стороны меня радовало то, что я смогу находиться с ним, пока он дает показания, но с другой стороны, отчаянно желала, чтобы кто-то был рядом со мной, потому что чувствовала, что нам обоим придется нелегко.

- Ничего из того, что ты скажешь, не уменьшит мою любовь к тебе, - пообещала я ему, заверяя сказанное нежным поцелуем, после того, как Эдвард припарковал машину.

- Я знаю, - тихо ответил он, и, заглянув в его глаза, я увидела, что он наконец-то поверил мне.

Я прижала руку к его предплечью, где мой образ был навеки впечатан в его кожу.

- Я очень хотела бы стоять рядом с тобой, - со вздохом сказала я.

- Пока я буду видеть тебя, со мной все будет хорошо, - он провел пальцами по моей щеке, а потом мы вышли из машины, направляясь в ад судебного процесса.

Эсме и Карлайл ждали нас там.

- Я же просил вас не приходить, - выплюнул Эдвард, сжимая мою руку. Его взгляд метался между дядей и тетей.

Эсме сжалась от его тона, и я видела, как чувство вины моментально захлестнуло его. Я понимала, что единственной причиной, по которой Эдвард не хотел, чтобы они присутствовали во время слушаний, было его нежелание открывать им завесу над его прошлым.

- Эдвард, они здесь, чтобы поддержать тебя и меня, всех нас, - тихо проговорила я.

Эдвард вздохнул и выпустил мою руку, чтобы обнять Эсме, которая на мгновение застыла в шоке, а потом приняла его в свои объятия. Она приехала сюда не только, чтобы поддержать нас, но и потому, что потеряла свою сестру и ожидала развязки с не меньшим, чем Эдвард, волнением.

Эдвард выглядел нервным и неуверенным, когда встал для дачи показаний и обвел глазами комнату. Эсме прижалась ко мне, хватая меня за руку, и я увидела, как напряглась его челюсть. Он прищурил глаза и зашипел. Я проследила за его взглядом и поняла, что он смотрит на Джеймса, сидящего в противоположном конце зала суда. На нем был серый костюм, и он выглядел усталым, но наглая усмешка, появившаяся на его лице и направленная на Эдварда, заставила Эдварда напрячься.

Я молила его смотреть на меня, остаться со мной, и он тут же повернулся в мою сторону, словно мы были соединены на уровне мыслей и тел даже тогда, когда находились недостаточно близко друг к другу. Я тайком коснулась того места на своем боку, на котором распускались цветы, такие же, как у Эдварда. Он проследил за движением моей руки и больше не концентрировался на мужчине, которого хотел убить.

Рэндолл задал ему несколько вопросов, к ответам на которые я была готова. Эсме крепко сжала мои пальцы.

- Вот почему он не хотел, чтобы ты находилась здесь, - прошептала я ей, когда Эдвард рассказывал о том, как проводил время в компании Джеймса: наркотики, девочки, он сам, выступающий в роли приманки. Чувство вины и стыда стало очевидным, как только он опустил голову, отказываясь встречаться со мной взглядом. Его мучила боль без всякой надежды на отпущение грехов, и от этого мое сердце ныло.

- Я ничего этого не знала, а если бы знала, то заставила бы его остаться с нами… - пробормотала Эсме больше себе, чем мне.

Она тоже склонила голову, и из её глаз полились слезы. Я поглаживала тыльную сторону её ладони так, как бы я хотела сделать это для Эдварда. Его голос переполняли эмоции, когда он рассказывал о ночи убийства его родителей. Ему не раз пришлось останавливаться, чтобы собраться с духом и не сломаться прямо посреди слушаний. Эта очевидная слабость только еще больше расстроила его.

Адвокат защиты вел себя жестко, безжалостно, спрашивая о клубе Аро. Он постоянно переворачивал слова, переиначивал события и закручивал гайки, пытаясь заставить Эдварда нервничать еще больше. Но самым удивительным было то, что в течение всего процесса, повествуя о событиях, которые Эдвард предпочел бы держать в тайне даже от меня, не говоря уже о незнакомых людях, сидевших в зале суда, и своей семье, он ни разу не употребил ни одного бранного слова. Он был красноречив, красив и невероятно опустошен.

К тому времени, когда вопросы исчерпались, он был более чем достаточно унижен, обнажен и рассмотрен под микроскопом. Нас отпустили, и мне было больно видеть его настолько сломленным.

- Я так горжусь тобой, Эдвард. Я знаю, как тяжело тебе пришлось, - пробормотала я, сжимая его руку. Теперь мы покидали зал суда, как и намеривались, вместе.

- Если ублюдка засадят, то это того стоило, - тихо сказал он.

С каким-то новым уровнем понимания Эсме и Карлайл обняли нас с Эдвардом, потому что он не хотел меня отпускать. Все вещи, которые он сегодня рассказал о своей жизни до Аро, не шокировали их до такой степени, как он боялся, наоборот, его больше воспринимали как жертву, чем что-либо другое. Но в то же время вся эта информация позволила его семье осознать, до какой степени Эдвард был сломлен и одинок еще до смерти его родителей. Его блестящий ум в сочетании с невозможностью общаться с обычными людьми, за исключением матери, - ну, и меня, - стали его погибелью в столь молодые годы. Он, скорее, был жертвой обстоятельств, и я надеялась, он поймет это и сможет себя простить.

Когда мы добрались домой, он сломался окончательно. Его тело разрывалось от молчаливых рыданий. Я уложила его голову себе на колени и поглаживала её до тех пор, пока он не провалился в сон. Я тихо сидела в одном и том же положении, пока сама не уснула. Через некоторое время он проснулся, перенес мое затекшее тело в спальню, где заключил меня в свои объятия.

~*~

Суд длился шесть напряженных и болезненных недель. Мы с Эдвардом поочередно страдали бессонницей, мучились от ночных кошмаров и лишь изредка забывались и погружались в мирное забытье. На одной из недель у меня случился серьезный срыв, и по рекомендации Лорана, я встретилась с Викторией и деканом Северо-Западного Института, обратившись к ним с просьбой ограничить мою загрузку до конца семестра.

Эдвард отправился со мной и, конечно, ждал у дверей кабинета, в котором Виктория, декан и я обсуждали, стоило ли мне вообще продолжать учиться, учитывая мое физическое состояние, которое уже не внушало серьезных опасений, и эмоциональные потрясения, которые я сейчас переживала. Это было ужасно, возникло такое чувство, словно я потерпела неудачу. В конце концов, мы согласились, что я справлюсь с усеченным расписанием без TA-курсов.

На следующий день опрашивали Маркуса, что удивило и Эдварда, и меня, поскольку никто из нас не знал, что он собирается свидетельствовать. Его показания против Джеймса были очень весомыми. Джеймс оделся как разносчик пиццы и избил Маркуса дубинкой. Маркус выглядел испуганным и расстроенным, вспоминая события той ночи. Это был последний раз, когда я его видела.

Показания Элис против Аро и остальных ублюдков из клуба потрясли нас всех, особенно Джаза. Конечно, он и так все знал, но ему было трудно все это заново пережить и слышать в мелких деталях. Я чувствовала их боль в каждом слове, в каждом объятии, после того как Элис закончила и вернулась к Джазу.

Роуз попросила меня не присутствовать в зале суда, когда она будет свидетельствовать. Я пыталась не обижаться на нее за это, но мы все были так напряжены, что я проплакала всю ночь. Я хотела поддержать её так же, как и она меня, а Эдвард прижимал меня к себе и повторял, что так будет лучше. В конце концов, я уснула, но лишь после того, как Эдвард позвонил Карлайлу, чтобы попросить разрешения дать мне успокоительное. Он положил мне таблетку на язык и протянул стакан с водой, наблюдая, как я проглатываю её. А затем он поставил стакан на ночной столик и прижался к моим губам, как он делал много раз, пытаясь таким вот способом принести мне успокоение.

Следующий день я провела в магазине Эсме, безуспешно пытаясь работать над тезисами. Я никак не могла сосредоточиться. Когда Эдвард приехал за мной, он был напряжен и взволнован. Он вытащил меня из магазина, посадил в машину и повез домой, с такой силой сжимая руль, что костяшки его пальцев побелели. Как только мы, наконец, зашли в квартиру, с ним случился срыв. Еще более сильный, чем тем вечером, когда он сам давал показания. Я знала, что Роуз пыталась защитить меня, попросив не приходить. Эдвард не разрешил мне смотреть новости и ничего не рассказывал, но его ночные кошмары этой ночью были просто ужасны, и он проснулся, трясясь и весь в поту.

Мы не занимались сексом после этого до тех пор, пока не закончился суд.

~*~

В день вынесения судебного решения Эдвард был спокойным и отстраненным. Я же находилась в ужасе. Мы стояли в зале суда, глядя на бумаги, которые передавали судье. Я не могла не задаться вопросом, что семья Джеймса сейчас думает о нем. Они ни разу не появились в суде, по крайней мере, я не видела ни их, ни его коллег. Я была уверена, что они чувствовали разочарование, стыд и абсолютный ужас от того, что натворил их сын, и не могли смотреть на его падение. Не представляю, как это – узнать, что твой ребенок – воплощение зла.

Джеймс был обвинен по всем статьям, так же, как Аро и Кай. Мы стояли в зале суда с чувством удовлетворения, но оно длилось недолго.

Приговор не соответствовал тем ужасным вещам, которыми занимались Джеймс и все остальные. Его приговорили к пятнадцати годам тюрьмы, Аро получил двадцать, а Кай – пять, из-за отсутствия доказательств его причастности к убийству родителей Эдварда, хотя мы все знали, что он тоже принимал участие в этом. Приговор был отвратительным, не принеся ни облегчения, ни ощущения завершенности, которого мы все так ждали. Эдвард был опустошен, и мне было больно смотреть, как он разваливается на кусочки, одновременно пытаясь взять себя в руки.

После суда Эдвард был не похож сам на себя, и я бесконечно беспокоилась за него, как и все остальные. Кошмары, мучавшие его во время процесса, никуда не делись и продолжали терзать его, не так часто, и не так сильно, но они сбивали его с ног. Я пыталась помочь ему, но, казалось, что даже сеансы терапии не могут вытолкнуть его из темноты.

Вскоре после суда наступил его двадцать пятый день рождения, и Эдвард попросил не устраивать торжеств по этому поводу. Я и не хотела ничего экстравагантного, поэтому мы просто заказали ужин. Я не знала, что ему подарить, поэтому просто сделала альбом с нашими фотографиями, чтобы у него были мои снимки, которые ему не придется прятать в ящике прикроватной тумбы.

В конце августа, через три месяца после суда и как раз перед тем, как я начала готовиться к полноценному возвращению к учебе, нам сообщили, что Джеймс был убит в тюрьме. Кто-то перерезал ему горло ножом, выточенным из зубной щетки, пока он находился у себя в камере. Иногда судьба предстает эдакой холодной, бессердечной сучкой с чувством юмора таким же черным, как беззвездная ночь.

Эдварду тут же стало лучше: кошмары закончились, настроение приподнялось, и, казалось, он был способен двигаться дальше. Я никогда не спрашивала его о показаниях Роуз и не искала этой информации, хотя могла бы найти, если бы захотела. Я почувствовала облегчение от того, что Джеймс умер и больше никогда не сможет никому причинить зла.

За несколько дней до моего двадцать второго дня рождения Эдвард стоял позади меня на кухне, потирая член о мою задницу и ожидая, когда я открою простую белую коробку, которую он поставил передо мной. Он только что вернулся от Зафрины, после встреч с ней он всегда находился в особенно возбужденном состоянии – больше, чем обычно – и пребывал в задумчивости. Сексуально заряженный и задумчивый Эдвард. Это говорило о том, что нам предстоит интересный вечер.

- Помочь? – спросила я, открывая коробку и улыбаясь её содержимому.

- Я просто наблюдаю за тобой, - сказал он, прильнув ближе, чтобы поцеловать мою шею.

- Держи, - я передала ему один из кексов, который он принес – для себя или меня, не знаю, но он взял его и положил на стол.

- Белла, - мягко сказал он. Обычно он не так обращался ко мне, если хотел забраться в мои штаны. А уж тот факт, что он просто отложил кекс, предупредил меня о том, что что-то явно происходило у него в голове.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него.

- Все нормально? – спросила я, проводя пальцами по лозам на его шее.

- Да, мне просто интересно… - он замолчал, заводя локон моих волос за ухо.

- Что тебе интересно? – я наклонила голову в сторону, пытаясь понять, что же такое с ним происходит.

- Мне просто интересно, поддерживаешь ли ты контакты с кем-нибудь из дома, твоего дома. Ты никогда не говорила ни о ком, и я… Там должны быть люди, которые все еще волнуются о тебе, - сказал он, выводя большим пальцам круги на моей щеке.

- У м-меня действительно нет… - я запнулась, не зная, как ответить на этот вопрос. Это было сложно, потому что там действительно остались люди, о которых я беспокоилась. Но до недавнего времени чувство вины было невозможно выносить, поэтому и речи не могло идти о том, чтобы я навестила свое прошлое.

- Тебе не нужно говорить об этом прямо сейчас, я не прошу тебя это делать. Я просто подумал, что, может быть, это и не плохая идея – съездить к тебе домой. Ну, когда-нибудь, например, в феврале, чтобы у тебя появилась возможность как-то покончить со всем этим, - сказал он, а потом притянул меня к себе в объятия и прильнул лицом к моей шее.

- Мой дом – здесь, - тихо сказала я.

Я провела пальцами по его позвоночнику, по изгибам его тела, такого родного, такого моего. Я знала, что бы ни случилось, возвращение туда, в Форкс, не будет возвращением домой. Мой дом только рядом с Эдвардом. Он – моя сердцевина, ось моего мира, именно его присутствие в моей жизни заставило меня двигаться вперед и сделало это движение возможным.

- Я знаю это, Котенок, и тебе не нужно говорить «да» прямо сейчас, просто я бы хотел, чтобы ты подумала о такой возможности, - пробормотал он, целуя мою ключицу.

- Может быть, - ответила я. – Я подумаю об этом.

- Отлично, и, Белла? – позвал он.

- Да? – я прижалась ухом к его груди, слушая, отчаянный ритм его сердца, в котором я обосновалась.

- Я люблю тебя.

- Я тоже люблю тебя.

~*~

Форум.