Глава 2. Прекрасное будущее

«Риталин», «Клонопин». Я стояла и смотрела на свой ящик с лекарствами. У меня закончился «Ксанакс», и, наверное, это к лучшему. Вообще-то мне больше хотелось пива. Я положила в сумку парочку таблеток «Клонопина», на всякий случай.

Я никогда особо не увлекалась таблетками или чем бы то ни было. Бокал вина время от времени или излишек алкоголя на Новый год - конечно. Но это, как и всё остальное, изменилось, когда Захарий умер. Зак был моим мужем. Его убили пять лет назад в Афганистане.

Я влюбилась в него, когда мне было шестнадцать, Зак дразнил меня на уроке испанского за то, что я была такой застенчивой, и уговорил сделать за него домашнюю работу. Я вышла за него сразу после школы, несмотря на протесты со стороны моих разведенных родителей и всех наших близких друзей. Я хотела сразу же завести семью, но Зак хотел быть героем, поэтому стал солдатом. После двух миссий он больше не чувствовал себя непобедимым, но сказал, что не может уволиться, пока не закончит работу. Он уехал на третью миссию и просто не вернулся домой.

Я была на полдороге к ученой степени, когда его убили, и не смогла закончить. Прошел год, но боль после его утраты не ослабевала. Все вокруг говорили, как это должно быть. Но всё было не так. Я не ценила то, что у нас было. Я не уважала память о нем. Я просто пила, что делала редко, пока он был жив. И потом, когда алкоголь перестал помогать мне забыться, перешла на таблетки.

Каждый день после смерти Зака был словно первым днем, когда я узнала об этом, и я понимала, что это ненормально. Мне было всё труднее вставать по утрам, дошло до того, что я не поднималась с постели две недели и под моей тумбочкой образовался внушительный ассортимент пустых бутылок. Вокруг меня были разговоры о лекарствах и больнице, но я знала, как избежать этого. К тому же это никак мне не помогло бы.

Нужно было уехать из Джерси. Я больше не могла смотреть на стены нашего дома, на пустую половину кровати, его любимую машину, брошенную нетронутой в гараже. Я не могла ездить по улицам, по которым мы ездили вместе, без того, чтобы не думать о том, о чем не могла думать. Я даже не могла написать свою фамилию – его фамилию. Мне нужно было уехать, избавиться от памяти о нем.

Мой отец, Чарли Свон, жил в Форксе и работал здесь шефом полиции. Я родилась здесь и, пока росла, мы были близки, хотя проводили мало времени вместе,

– Приезжай домой, Белла, – сказал он однажды по телефону. – Я сделаю всё, чтобы помочь тебе.

Форкс был настолько далеко от моей разбитой жизни, насколько я только могла уехать. Он был так далеко, что это могла быть Венера, которая оказалась бы первой в списке, если бы это было возможно. Так что я поехала, и Чарли помог мне найти жильё и работу, и, к моему удивлению, постепенно я собрала по частям новую жизнь для себя. Некоторые дни были лучше, чем другие, но я вставала каждый день, и это уже хорошо.

Думая о Чарли, я вдруг поняла, что, как обычно, опаздываю на ужин. Как и в большинство вечеров по понедельникам, я села в машину и поехала к небольшому ресторанчику, чтобы встретиться с отцом.

– А где Сью? – спросила я, усаживаясь за стол. Мой отец и Сью Клирвотер были вместе около семи лет. Она часто присоединялась к нам по понедельникам.

– В химчистке, забирает мою форму.

– Знаешь, если ты не сделаешь ей предложение в скором времени, она перестанет делать для тебя подобные вещи.

– Ты говоришь, как она, – ответил отец.

– Ну, мы обе правы.

– Вот это денек у тебя сегодня был, – он сменил тему.

– Да, ты уже проверил?

– Я заезжал на то место, но медведей не видел. Только следы, – сказал он.

– Это напомнило мне, как сегодня утром я вступила в кучу дерьма возле дома. Держу пари, это был тот самый медведь.

– Ты не в Джерси, Беллс. – Он посмотрел на меня своим взглядом шефа полиции, который напоминал мне о том, почему я была так благодарна, что не жила с ним, будучи подростком.

– Да, – сказала я. – В Нью-Джерси мы видели медведей, потому что там уже начали строить дома на их территории. А здесь у вас столько этого леса, что медведям нет никакого оправдания.

Я допила своё пиво и заказала еще одно.

– Еще одно? – спросил Чарли, и я закатила глаза.

– Наверное, что-то меняется в эко-системе, – продолжил он.

– Что, например?

– Не знаю. Что-то, что влияет на источник их питания. Или может быть в округе завелся какой-то хищник.

– И какой же хищник охотится на медведей?

– Человек.

Официантка вернулась с нашим заказом.

– Шериф, видели еще одного медведя сегодня утром, он подошел к мусорке возле Thriftway*, – сказала она. – Я боюсь, как бы кто не сделал чего-нибудь глупого, что может заставить его напасть.

– Я тоже боюсь, – сказал Чарли, поливая кетчупом свой гамбургер. Он взглянул на меня, – Белла, ты знаешь, что делать, когда медведь нападает?

– Пап, нахрена мне это знать?

– Защищайся. Используй это, – сказал он и протянул мне газовый баллончик.

– Боже, пап. – Я запихнула его поглубже в сумку. – Я скорее себя ослеплю, чем медведя.

– Хорошо, что я не даю тебе пистолет, – ответил он.

*****

Каллены быстро стали самой обсуждаемой темой в школе, ученики разбились на два лагеря: фан-клуб Калленов и клуб ненавистников Калленов. Было ощущение, что это музыкальная группа или спортивная команда – каждый должен был иметь мнение о них. Каллены, в основном, держались друг друга, и никто из учеников не пытался завести с ними дружбу. Не знаю, что отпугивало окружающих – их деньги, внешний вид или странные таланты. Кроме того, ученики были в недоумении по поводу отношений среди Калленов, потому что вскоре стало ясно, что Джаспер и Элис вместе, то есть трахаются, и то же самое с Эмметтом и Розали. Такие вещи определенно не приветствуются в обществе, но обращение в центр по защите детей в Вашингтоне подтвердило, что никто ничего с этим сделать не может. Розали и Эмметту по восемнадцать лет, а Элис и Джаспер станут совершеннолетними через год, похоже, они мало интересовали администрацию штата.

И потом, Эдвард. Одинокий, надменный, скучающий и обычно витающий где-то в облаках. Меня беспокоило то, как он изолировал себя от остальных. Отчужденные дети часто были депрессивными, такие обычно появляются в твоем кабинете после того, как приняли горсть таблеток, или совсем перестают появляться в школе. Однако парень оказался выдающимся учеником, и у него не было дисциплинарных взысканий, за исключением пары раз, когда его ловили с сигаретами на школьной территории. Некоторые из учителей думали, что это делает его бунтарем. Я не была так уверена в этом.

Я больше не сталкивалась с Эдвардом после первого учебного дня, но с тех пор постоянно ловила себя на том, что повсюду его замечаю. Его густые каштановые волосы постоянно были в идеальном беспорядке. И казалось, его глаза меняли цвет – от черного к карамельному и обратно к черному – за несколько дней. Эдвард никогда ни с кем не разговаривал, кроме своей семьи, за исключением случаев, когда к нему обращались, но он быстро заканчивал разговор. Мне было интересно, что же конкретно с ним произошло, учитывая то, как мало я знала о его мистическом прошлом.

Что я знала об Эдварде? Он был приемным ребенком, и это могло значить, что он сменил много домов в детстве. Я могла предположить, что с ним жестоко обращались, или же он был брошен. И, должно быть, это случилось, когда он был маленьким – детей редко усыновляют после того, как они достигают двенадцати лет. И вообще, шансы на то, что кто-то усыновит подростка, были малы. Эдвард был умен и воспитан. Может быть, Каллены усыновили его еще совсем ребенком. Но тогда почему он такой замкнутый и угрюмый? Проблемы в семье? Склонность к депрессии на генетическом уровне? Или какое-то другое расстройство?

Я заметила, что много об этом думаю. Возможно, даже чересчур много для моего собственного спокойствия.

На второй неделе школьного семестра я увидела Эдварда на парковке. Он стоял один, облокотившись на машину, в ожидании своих братьев и сестер, и слушал музыку. Я узнала песню, это была одна из моих любимых, и использовала это как предлог, чтобы подойти к нему.

Я направилась в его сторону, и он открыто смотрел на меня, как и в тот первый день. Я подумала, что Эдвард предупреждает меня о чем-то таким образом, но мне было всё равно. Чем ближе я подходила, тем мягче становилось выражение его лица, словно я пересекала какой-то психологический барьер. Сначала он выглядел сбитым с толку, но потом я увидела, как уголки его губ стали подниматься вверх, пока он не взял себя в руки, стерев улыбку с лица.

– Классная песня, – сказала я.

– Вы её знаете? – спросил Эдвард.

– Да, «Дневной Свет» Мерси Браун. Она мне нравится.

– Правда? – Он был удивлен. Большинство учеников думают, что если ты старше двадцати пяти, то ничего не понимаешь в музыке. Я к этому привыкла.

– Да, я большая фанатка, – сказала я. – Прочитала о ней в журнале этим летом и обожаю её с тех пор.

– Ух ты.

Он не делал разговор легким. Это не было неожиданностью для меня.

– Ну, так как тебе наша школа по сравнению со школой в Хайлэнде?

– Я об этом не думал, – сказал он.

– Как уроки?

– Нормально.

– Хорошо. – Я улыбнулась ему, может быть слегка самодовольно. Было очевидно, что по какой бы то ни было причине он не хотел разговаривать со мной. – Ну ладно, хороших выходных, – сказала я на прощание. – Должно быть солнечно в кои-то веки.

– Я не люблю солнце, – сказал Эдвард. Было очевидно, что он борется с собой. Он снова взглянул на меня так, как не смотрят на незнакомых людей. Он не хотел, чтобы я уходила, это было ясно. И это было взаимно и нехорошо. И я вдруг поняла, что у меня есть реальная проблема.

– Тогда ты переехал на подходящий полуостров, – сказала я, пристально глядя в его глаза, не в силах сдержать ухмылки, хотя мой голос был ровным и спокойным.

Наш натянутый разговор был прерван, когда подошли остальные Каллены, все они улыбались, увидев нас вместе. В особенности Элис, которая выглядела чрезвычайно довольной. Эдвард зло посмотрел на неё.

– Привет, мисс Свон, – сказала она, полностью проигнорировав брата. – Проводите с Эдвардом сеанс терапии?

– А что, нужно? Я могу назначить ему встречу.

– Шутите? – сказал Эмметт. – Тут и армия психиатров не поможет.

– Заткнись, – ответил Эдвард. – Нам пора.

Ученики заполонили парковку беспечной толпой, довольные тем, что неделя закончилась. Каллены начали подшучивать друг над другом, и я оставила их, но на входе в здание краем глаза заметила, что Эдвард всё еще смотрел на меня. И если бы я не увидела, то всё равно знала это.

Но я не обернулась.

*****

Моей лучшей подругой в Форксе была Иллеана Роджерс, молодой психиатр из Кубы, которую я встретила на конференции в том же году, когда переехала сюда. Формально она была из Порт-Анджелеса, что было компромиссом для её мужа, который уговорил её уехать из Сиэтла десять лет назад. У Иллеаны было чутье на всё непонятное, злое чувство юмора и способность понимать и чувствовать боль других людей, что делало её одним из лучших психотерапевтов, которых я знала. Она также любила темную сторону жизни – фильмы ужасов, любительское порно, оккультные и тайные вещи. А еще она была связующим звеном между мной и таблетками.

Многие будут удивлены, узнав, как часто и легко доктора прописывают лекарства «офф-лейбл»*, особенно психиатры. Большинство честных докторов скажут вам, что «Риталин» действует гораздо лучше, чем кофе, если ты пытаешься закончить медицинскую школу и сохранить рассудок.

– Всё двигается немного быстрее на колесах, – говорила Иллеана. Я не возражала.

Она была не против поделиться со мной каким-то лекарством или выписать рецепт в трудные времена. Например, в годовщину или день рождения Зака. Я и сама никогда не считала это чем-то ненормальным. Какая разница, кто-то прописывает тебе «Клонопин», потому что у тебя психиатрическое расстройство, или потому что ты не можешь собрать себя по частям после того, как твой муж был убит, оставив тебя вдовой в двадцать пять лет? Вся разница в деталях, и кому какое дело до них?

У меня закончился «Ксанакс» и «Клонопин» подходил к концу, так что я пошла к Иллеане в гости, чтобы выпить. Лето было трудным и одиноким, и она не один раз намекала мне о своем беспокойстве, что я снова впаду в депрессию. Я знала, она правильно делает, что беспокоится, и было бы хорошо, если бы я сама об этом беспокоилась. Так что, когда я появилась у её двери с намерением получить новую дозу таблеток, то не была удивлена, когда она начала меня отчитывать.

– Тебе нужно поговорить со специалистом, Белла, – сказала она. – Ты же знаешь, лекарства – это не выход. Тебе необходима терапия.

– Пожалуйста, Иллеана, мы уже говорили об этом. – Психолог или нет, я не была большим поклонником терапии. Да, я проходила терапию. И лечила людей терапией. Я нахожу это в малой степени полезным, если только человек сам не хочет измениться. Большинство людей не хочет, несмотря на то, что они думают и говорят. Большинство людей хотят оставаться такими же и просто говорить о переменах. Я не была заинтересована в переменах. Я просто пыталась избавиться от черных облаков смерти, которые преследовали меня повсюду.

– Ладно. Что будешь делать в день рождения на следующей неделе? Хочешь пойти куда-нибудь?

– Да ну нахуй, ни за что. Я останусь дома и буду пить, пока не забуду, что когда-то родилась.

– Это патетично.

– Тогда это мне подходит.

– Да ладно, брось. Давай посмотрим, что принесет с собой твой тридцатый год. – Она потерла руки и достала бутылку «Мерло» и карты «Таро». Я не верила в этот таро-идиотизм, но Иллеана относилась к своим картам, как к руководству по диагностике и статистике психических расстройств или как к «Нью-Йорк Таймс» (это был еще один источник правдивой информации для неё). Она перетасовала карты и попросила меня сдвинуть колоду. Я наполнила два больших бокала вином и уселась поудобнее на диване, пока Иллеана склонилась над своими картами, разложенными на журнальном столике.

– Ох, милая, по-моему ты наконец-то встретишь кого-то, – радостно сказала она. – Это «Отшельник», он символизирует тебя. Мне даже объяснять не надо, правда? Одиночка. Кто-то изолированный от всего мира, кто-то, кто очень много думает. Это прямо о тебе, подруга. Потом на тебя ложится «Тройка мечей». Три конфликтующих человека. Один из них истекает кровью. Может быть он ранен. Не смотри на меня так.

– Ты знаешь, что я ненавижу, когда ты предсказываешь такую херню.

– Ты такая категоричная. Пожалуйста, успокойся. Дальше идет «Тройка пентаклей». Может быть новая работа?

– Получается, меня уволят? Чудно.

– Пессимистка. Эта карта под тобой – «Семь мечей» – как основание. Означает какое-то смещение, как твой переезд в Форкс. А может, это значит, что тебя ограбят.

– И почему я хочу это знать? – спросила я. – Еще вина, пожалуйста. – Она наполнила мой бокал и продолжила.

– Видишь это? Это «Солнце». Это то, что в прошлом. Означает новые начинания, бизнес. Ребенка.

– В прошлом, конечно. Мечтания об этом уже давно в прошлом.

– Не будь занудой, - сказала Иллеана. - Тебе всего лишь двадцать девять. Теперь посмотри-ка на это – это то, что ждет тебя в будущем. «Колесница». Означает путешествие. Так что тебя ждет поездка в будущем, понимаешь? Но эта карта также означает выбор. Тебе предстоит сделать выбор в этом году. Но это также может значить, что ты хочешь переустроить свой дом.

Я рассмеялась над этим абсурдом.

– Так, а вот эта карта олицетворяет тебя, hija*, – сказала она. – «Королева пентаклей». Ты будешь богатой! Ох, не забудь обо мне, когда разбогатеешь. Я буду скучать по тебе, когда ты переедешь в Голливуд. – Она посмотрела на меня и шутливо нахмурилась.

– Когда я разбогатею, закажу вышить на каждом твоем полотенце мое изображение. Не говори потом, что я ничего тебе не дарила.

– Следующая карта – это то, а точнее тот, кто находится рядом. Поэтому я говорю, что ты встретишь кого-то. Это, дорогая моя, «Король волшебных палочек».

Я расхохоталась.

– Ха! Это именно тот, кого я хочу встретить в этом году. Мастер вибраторов тоже подойдет. Там не написан его номер телефона?

– Так, Белла, это может быть твой будущий муж. «Король волшебных палочек» олицетворяет очень талантливого человека, но очень замкнутого. Креативный, страстный, ревнивый тип. Это кто-то, кого ты знаешь, кто-то рядом с тобой.

Джейкоб, подумала я, но не произнесла вслух. Джейкоб Блэк был одним из моих близких друзей с тех пор, как я переехала в Форкс. Мы знали друг друга с детства, потому что его отец, Билли, был хорошим другом моего отца. После того, как я переехала в Джерси, будучи еще ребенком, мы очень редко виделись, но он был таким другом, с которым тебе всегда комфортно, с которым ты мог бы проводить время каждый день. Он был единственным, кто подходил под описание «Короля волшебных палочек». К тому же, у него была очень хорошая «волшебная палочка». Хотя мы редко виделись в последнее время.

– Джейкоб? – спросила Иллеана. Не то, чтобы она умела читать мои мысли, просто других вариантов не было.

– Я ему не нравлюсь, – сказала я. Я уже знала об этом какое-то время. Мы были близкими друзьями и иногда трахались, чисто из любопытства, от скуки и недостатка секса. Но мы так и не вышли из зоны дружбы.

– Может быть он пока еще не знает, что ты ему нравишься. Может быть это изменится, – ответила Иллеана. – Давай посмотрим, что еще у нас есть. Смотри, на месте надежд и страхов у тебя «Справедливость». Черт, ненавижу эту карту. Она говорит о том, что правильно и неправильно, бла-бла. Ты боишься, что тебя осудят. А кто не боится?

– Дальше.

– Подведем итог... – Она остановилась и с любопытством посмотрела на карты. – Ну, вот эта карта паршивая. «Четверка пентаклей». Она говорит о том, что ты будешь богатой, но мы это уже знаем. Она также означает препятствие переменам. То есть, в конечном итоге ты не изменишься. Ты навсегда останешься такой, какая ты есть, Белла.

– И именно поэтому я не хочу психотерапию.

– Знаешь, ты невыносима. – Она бросила мне вязаный плед свой мамы, и я завернулась в него, устраиваясь поудобнее на диване. – Buenos noches*.

Засыпая, я думала о том, что сказали карты, особенно об этом «Короле волшебных палочек». Талантливый, замкнутый, страстный мужчина – звучало довольно приятно. В первый раз после смерти Зака я думала о том, что не против новых отношений.

Полюбит ли меня Джейкоб Блэк? Он был красивым, и между нами проскакивала искра. Мы много смеялись. И много пили, что часто было причиной того, почему мы оказывались в одной постели. Я могла бы влюбиться в Джейкоба, но мне было трудно воспринимать эту возможность всерьез из-за его приятельского отношения ко мне. Я не была заинтересована в большой драме или разбитом сердце. Но если бы я думала, что это возможно? То могла бы себе это представить.

Я перебирала в голове других знакомых мне мужчин, мои мысли были в беспорядке от вина и сонливости, но вдруг в голову мне пришло имя, которого я совсем не ожидала.

Эдвард Каллен.

И только на минуточку я позволила себе постыдное удовольствие представить его до малейших деталей. Я думала о его идеально небрежной прическе, его свирепых пронзающих глазах, и этих полных дразнящих губах, когда он хмурился или раздраженно сжимал их в тонкую линию. И после того, как я начала думать, оставил ли он девушку на Аляске, и скучал ли по ней, и как его губы чувствовались бы на моих, и какими они были бы на вкус в следующие десять лет, я должна была остановиться. Слишком много вина.

– Даже не думай об этом, – сказала я себе.

Была ли у меня реальная возможность начать отношения с Джейкобом Блэком? Стоит ли мне что-то сделать по этому поводу? Отношения мне не помешали бы. Может быть время пришло?

Я заснула, мечтая о кубинском кофе на завтрак, почти забыв о том, что утром я пойду домой без новой порции лекарств, помогающих облегчить моё существование.

------------

*Thriftway – сеть магазинов в США
*Офф-лейбл – назначение лекарств по показаниям, не утвержденным в инструкциях
*Hija (исп.), [иха] – дочь
Buenos noches (исп.) - спокойной ночи.

-------------------------------

Следующая глава 11-ого апреля. Спасибо что читаете и пишите отзывы, это очень много значит для меня.

Огромное спасибо Лиле, которая смягчает углы в моем переводе, и делает повествование немного мягче и намного ровнее :)