Добрый вечер
Встречайте новый моментик из жизни семьи Каллен.

Амбар. Не судите меня строго.

Я в паре с Грейс. Локоть к локтю. Грейс смеется, и мне плевать, выглядим ли мы глупо. Она смеется, и она счастлива и, кажется, влюблена в того поющего парня в обтягивающих джинсах и ковбойской шляпе. Он смотрит прямо на нее. Деревенскую девушку. Он чертовски хорош. Эдвард, вероятно, где-то в стороне планирует его убийство. Мне не все равно. Грейс счастлива. Это проклятая песня.

Мы потряхиваем своим дерьмом.

Локоть.

Круг.

Локоть.

Что? Чертов Эдвард привез нас сюда. Он может вытерпеть это.

Он даже улыбается. Зелень и счастье в его глазах мелькают размытым пятном, когда я петляю, петляю, кружусь, вращаюсь.

Он должен быть рассерженным, что я надела эти джинсовые шорты. Они показывают практически все. Он должен сердиться из-за мистера Уотерса, пялящегося на это, то и еще больше этого. Там побывали четверо твоих детей, дурачок. Там был ты - большим количеством способов, чем я могу сосчитать. Это посвятило свою жизнь твоей, и я упоминала о четверых детях?

Певец с детским лицом смотрит на мою Грейс снова. Поет о влюбленности, трепете и милых одуванчиках. Я пристально смотрю на него, взглядом говоря не играть с моей дочерью. Он ухмыляется, подмигивает и поет немного для меня. Я наполовину люблю, наполовину ненавижу этого ублюдка.

Амбар. Кто бы знал. Кто бы знал, что я буду танцевать в амбаре в пятницу вечером. Кто бы знал, что я буду здесь и что мне понравится. Кто бы знал, что я буду аплодировать парню, поющему для Грейс, и наблюдать, как она встречает свою первую любовь. Это первая любовь. Я вижу это. Это произойдет. Я в бешенстве, когда эта задница отдает ей свою ковбойскую шляпу. Я убью его, и он будет мертвее мертвых. Где, черт возьми, этот простофиля, мой муж?

- Он такой симпатичный. Мама, серьезно. Разве он не привлекательный?

Я киваю, потому что я идиотка. И, да. Он такой же привлекательный, как персиковый пирог.

- Он спросил меня, могу…

- Нет. Ни в коем случае.

- Но я даже не договорила…

- Нет, ни в коем случае. Этому парню, похоже, двадцать пять лет в реальной жизни и пятьсот, проведенных в путешествиях по миру, где он раздавал направо и налево ковбойские шляпы. Ты – Грейси Каллен, и ты несовершеннолетняя. Так что никоим образом.

- Мне будет восемнадцать через каких-то шестнадцать месяцев. Я просто хочу потусоваться. Послушать песни или что-то такое.

- Посмотрим через шестнадцать месяцев. До тех пор – через мой труп.

На той стороне амбара. Мой простофиля-муж - на той стороне сарая. Я шлепаю его по руке, когда подхожу к нему. Он отодвигает свое пиво подальше, словно я не видела этого дерьма. Ему можно, просто он не делает этого из-за меня. Мне нельзя. Вы ведь понимаете, верно?

- Ты же понимаешь, что эти шорты выставляют меня настоящим болваном сегодня, правда, любимая?

Я наклоняюсь к бару, потому что я - это я.

– А как насчет моей задницы, Эдвард?

Он – дурачок, который слишком много улыбается.

- Я люблю тебя, как никого.

Я придвигаюсь ближе. Ха, правда?

– Думаю, это пиво в тебе говорит.

- Я сделал всего два глотка. Я все еще говорю правду.

- Ты разговариваешь с человеком, который спец по такой лжи.

Он подцепляет пальцем мое декольте, притягивая меня к себе.

- А ты разговариваешь с человеком, который никогда не верил в твое дерьмо и продолжает не верить.

Я поднимаюсь на цыпочки. Губы к его уху.

– Хочешь пойти домой и пересмотреть определение хоудауна? (п. беты: Хоудаун – hoedown – американский народный танец, распространен на юге и юго-востоке страны.)

Его смех - неподделен. Не пьяный. Его руки вокруг меня - да, они тоже стопроцентно его.

Мой диван. Проигрыш Эдварда.

- Господи, эти сучки - чокнутые. Я их обожаю.

Он сидит. Домохозяйки вот-вот подерутся. Горсть сухофруктов и орехов направляется мне в рот. (п. беты: имеются в виду домохозяйки из «Отчаянных домохозяек».)

- Ты все еще общаешься с Джинжер Беннет, любимая?

Мои глаза теряют весь интерес к этому шоу.

– Сейчас нет. А что?

- Я… я видел ее сегодня.

Я уже знаю.

– Где?

- Малыш Регины родился раньше, до срока, и я был в больнице, присматривал за NICU. Джинжер была в отделении скорой помощи.

Я кидаю пакет со смесью на журнальный столик. Он хватает меня за руку, прежде чем я пойду туда, куда должна пойти.

- Это было несколько часов назад, Белла. Ее там больше нет.

- Тогда зачем ты говоришь мне это? – Какого хрена ты срываешься на Эдварде? Потому что он здесь.

Он знает это.

- Я просто хотел, чтобы ты знала, что я видел ее, на случай, если она не появится в школе в понедельник.

- Она никогда не появляется в школе.

- Я не хочу, чтобы ты шла искать ее, Белла.

- Нет, вместо этого я должна остаться здесь и выяснить, собирается ли Нина врезать Ким по ее громкому рту. Ты прав, Эдвард. (п. беты: имеются в виду германская певица Nene и британская певица Ким Уайлд.)

- Это небезопасно. – И он знает, что проиграл.

- Я уже была в опасности. Я определенно привыкшая к опасности. Я могу с этим справиться.

- Я не могу.

- Я должна.

И я делаю.

На расстоянии всего в двадцать миль от земли совершенства. Вдали от Каза де Каллен, яблонь и невинных детей. Вдали от того места, где мир имеет смысл. Вдали от всего, чем я являюсь. Вблизи от всего, чем я являлась раньше. Всего, чего мне повезло миновать. Всего, что я понимаю без необходимости вертеть головой по сторонам. Этой головой. Головой, что ясно видит. Головой, в которую вбивали и из которой выбивали всякое дерьмо. Той головой, которая думает, что двадцать миль - это чертовски близко к моей Грейс. (п.п.: 20 миль – чуть больше 32 километров.)

Джинжер на улице. Она - отражение всего, от чего я убежала. Это встреча, где я должна буду пройти через все это снова. Дерьмо, которое я должна буду объяснить после того, как сама пыталась сделать то же самое. Ярко-розовые колготки. Косички. Мне хочется убежать. Меня вот-вот стошнит. В глазах двоится. Я делаю два шага. Короткая юбка, которая с таким же успехом могла бы быть и невидимой. Синяк под ее глазом от ее отца. Она замечает меня и бросает сигарету. Уходит, и я должна заставить себя пережить это. Я ненавижу ее и хочу завернуть в детское одеяло.

Вот это какое чувство. Это то, что чувствовал Эдвард. Это то, что я должна возместить.

- Джинжер, постой. – Я практически слышу в своем голосе его голос. Я слышу звук его блестящих туфель позади себя. Когда я впервые увидела его на стоянке. – Стой, черт возьми. Я не собираюсь преследовать тебя.

Но он преследовал меня, так что и я так делаю.

- Я просто хочу осмотреть твой глаз.

- Уходите, миссис К.

Иногда быть миссис К хорошо, потому что она просто называет меня «Каллен». В другие дни я - миссис К, потому что К – первая буква чертовски грязного слова. Не уверена, кто из них я в настоящее время.

- Не могу, я послана с Божьей миссией.

- Вы такая сука.

Да, сегодня я - миссис Сука. Это нормально. И не впервой. (п.п.: не забываем, что на английском фамилия Каллен – Cullen, а Белла говорит, что сегодня она - Mrs. Cunt, что переводится как дрянь, сука.)

- Просто позволь мне дать тебе кое-что, и я уйду.

- Вы - сука и лгунья. Вы никогда не уходите.

- Да… что ж… у меня был отличный учитель для этого дерьма.

Она останавливается, поворачиваясь. Ее глаза не только в синяках, но еще и красные и мутные. Она спотыкается.

- Он реально хорошо зарядил тебе на этот раз, девочка.

- Разве так не всегда? – Она улыбается одной из тех улыбок, которыми раньше улыбалась я. Той, что заставляла меня принимать все дерьмо, которое сейчас в ее полуоткрытых глазах. Полуоткрытых. Да. Я понимаю почему. Кому, на хрен, хочется видеть такую жизнь?

- Ты должна встретиться с Эдвардом. Позволить ему осмотреть это.

- Он уже видел меня в больнице. Разве не поэтому вы здесь?

- Просто пойдем со мной, Джинжер. По крайней мере, чтобы поесть и поспать.

- Куда это, миссис К? – Ее глаза распахиваются, гнев назревает. – В ваш замечательный маленький дом с вашими ангельскими детьми? Вы хотите, чтобы это видели ваши дети? Ваша прекрасная Грейси?

- Никто не идеален. Тебе будут рады в моем доме.

Потому что мне рады в моем доме. Потому что Грейс – единственная причина, почему у меня есть дом. Потому что никто не смог бы ответить на этот вопрос таким дурацким ответом. Грейс не может встречаться с певцом с многообещающим будущим, но, уверена, примет в доме эту девочку. Вместе с наркотиками и сердцем грешника. С проблемами сломленного отца и его кулаками. Мы предоставим кров и чистое полотенце из сушилки.

- Вы не сможете исцелить меня.

- Я и не пытаюсь.

- Тогда почему вы никогда не уходите? Это выглядит как неуважение или что-то такое. Вы что, сумасшедшая?

Я качаю головой, хотя должна бы кивнуть.

– Я – это ты.

Она смеется, как когда-то смеялась я. Язвительно и возбужденно от наркоты.

– Вы идеальны.

- Я была проституткой.

Воздух густеет. Она оглядывает меня, начиная с ног и заканчивая лицом.

– Да, а я испражняюсь радугами.

- Я была бездомной. Раньше я воровала еду и деньги. Я – выздоровевший алкоголик, и единственная причина, почему я лгу и ношу эти Мать-Терезовские наряды - я не хочу, чтобы мои дети знали, какой испорченной я была раньше.

Она смотрит на меня, как на сумасшедшую. Должно быть, я такая и есть. Я только что рассказала нестабильному мозгу свою самую страшную тайну. Я только что открыла ей вещи, которые могут сломать весь мой мир. Она просто смотрит. Мое сердце собирается отказать. Я чувствую себя возбужденной и уродливой. Я хочу домой к Эдварду. Я чувствую, что нахожусь на грани паники. Словно вот-вот выцарапаю свои собственные глаза.

- О, что за херня. Да пошли вы, миссис К. – Она уносится прочь, и я не могу следовать за ней.

Я заслуживаю сегодняшнего титула.

Прачечная. Приятная неожиданность.

Эдвард закрывает дверь. Я сворачиваю теплые полотенца.

- Привет, детка.

- Привет, – целую я его. Он запрыгивает на столешницу для белья. – Как дела на работе?

- Все по-старому. – Он засовывает конфету в рот. - Где наши оболтусы?

- Эсме забрала их на выходные.

- Забрала? Почему?

- Может, потому что кто-то хотел провести время со своим доктором Шалленом?

- Да? – В зелени глаз - улыбка.

Я стукаю полотенцем по его колену.

- Три свободные от детей дня, Удивительные Штаны.

- Ну и куда мы отправимся, Бел?

- Ты уже на месте.

Он улыбается в ответ на мою улыбку. Мы хороши в своем подшучивании.

В этом.

Под нашей яблоней.

Я на боку. Лежу. Пальцы переплетены. Вечернее небо. Светят звезды. Оранжевые всполохи.

- Что ты ненавидишь во мне?

- Ничего, - правдиво говорю я. – А ты во мне?

- Ничего. Ненависть – зло.

Я изменяю вопрос:

– А не любишь?

- То, что ты убегаешь в опасные места к опасным людям.

- Достаточно справедливо, – я сжимаю его пальцы.

Его очередь:

– А ты?

- Крошки, которые ты оставляешь в масле. Определенно.

Он смеется.

– Это преступление.

- Откровенное.

- Какими мы будем через пять лет, любимая?

- Морщинистыми.

- Где?

- Везде. Черт побери это.

Он приподнимается на локоть, глядя на меня сверху вниз. Зеленоглазый и свежий. Мой. Бог любит его.

- Я имею в виду, где бы ты хотела быть? – он целует мои пальцы.

- Здесь. Где же еще?

Он качает головой.

– В жизни?

- Здесь. Где же еще.

Еще поцелуи. Вверх по моей руке. Он садится. Это будет что-то серьезное. Я тоже сажусь. Его пальцы щиплют траву. Да, он посерьезнел. Опущенные глаза? Для этого дерьма не нужен диплом. Это Калленовское дерьмо.

- Ты бы сделала это снова? Если бы могла все вернуть назад - ты сделала бы это снова?

Ладно, вот для этого нужен диплом.

– Что, Эдвард? Сделать можно много вещей. Я сделала много, много всего.

Но никакой улыбки. Больше травы. Быстрый взгляд.

– Ты села бы в мою машину? В тот день в Форксе … ты села бы в мою машину? Ты сделала бы это снова, если бы знала то, что знаешь сейчас?

Я должна подумать об этом, и не потому, что не знаю ответ - я чертовски хорошо знаю ответ - просто… чтобы донести это правильно. Сказать правильно. Его глупое лицо пялится на траву. После всего этого времени? Действительно? Серьезно? Ты трусишка.

- Ты знаешь, как большинство женщин говорит о том, что день их свадьбы или… день рождения их ребенка - лучший день в их жизни? Счастливейший? - Он кивает. Его зеленые глаза погружены в мои карие. Хорошо. Послушай. Услышь это. - У меня нет этого. Для меня этот ответ не такой. Для меня? Лучший день? Гребаная лотерея… тот день, когда я увидела тебя на кладбище. Та поездка, Каллен. Та поездка все изменила. Та поездка была первым разом, когда я сидела рядом с мужчиной. Настоящим мужчиной. Первый раз, когда мне захотелось этого и мне это понравилось. Та поездка – причина того, что у нас есть наши дети и наша жизнь. Вот это. Но, нет, я не сделала бы этого снова, если бы знала, что в конце будет приз. Я не смогла бы. Если бы я знала, то испугалась бы до чертиков и сбежала. Та девчонка была идиоткой. Та девчонка не знала, как хороша могла быть любовь. Как хороша она может быть.

Наши руки сплетаются. Наши губы соприкасаются.

– Твой вопрос, любимая. – Потому что мы не задерживаемся долго на серьезном.

- Любимое воспоминание?

- Откровенно? - он крадет мою украденную фразу.

- Откровенно. – Грейс использует ее. Мне нравится это слово.

- Все, что ты только что сказала.

Я закатываю глаза, потому что, как я и говорила, мы не задерживаемся долго на серьезном.

Небо решает разразиться дождем над местом нашего отдыха. Деревом. Тентом. Везде. Я бегу. Он бежит. Наше новое убежище - под нашими одеялами. В нашей постели. Какая-то игрушка из комнаты Карлика вращается и светится. Ноги спутываются. Дождь делает все это настолько прекрасным. На крыше. На окне. В темноте комнаты. Под мягкую музыку.

Он целует каждый из моих пальцев. Я лежу и смотрю. Он отражает мой взгляд. Я могла бы делать это вечно. Я могла бы быть рабом этого на веки вечные.

- Я не хочу быть кем-то еще.

Эдвард двигает пальцем вниз по моей щеке.

– Хорошо это знать.

- В смысле, в тот день, в моем офисе, я не хотела, чтобы ты подумал, что мне хочется чего-то другого. Мне нравимся мы. Мне это нравится.

- Мы просто играли, - он пожимает плечами. – Именно по этой причине играют дети, притворяются кем-то, правильно? Это весело.

- Я знаю. Я просто хотела убедиться, что ты понимаешь. Я люблю нашу любовь. Я люблю это. Это все, чего я хочу. Всегда.

- В какой-то момент Эсме попытается вернуть детей.

Я начинаю хохотать, потому что Эдвард слишком глуп для слов. Я выцеловываю дерьмо из его рта. Я смеюсь, хихикаю и вздыхаю, пока мои глаза не закрываются и ночь не усыпляет меня. Сквозь сон я чувствую его губы в своих волосах. Мои руки остаются на нем, где угодно, пока солнце не встает.

Джек. Понедельник. Тот день.

- Что ты делаешь, малыш?

Я опускаю корзину с бельем на диван. Джек сидит на полу, уставившись в экран.

- Мама? Ты была хорошенькой.

Я смотрю туда, куда и он. Черный и белый. Цветы и Он. Я. Улыбки. Лучшее кино всех времен. Джек подходит к моим ногам и стоит, опершись на меня, пока мы просматриваем тот день.

- Где был я? – спрашивает он. – Я вижу Грейси.

- Мы еще не зачали тебя, Джекки.

Эти слова жалят, но в хорошем смысле. Я знаю, когда он был зачат. Я знаю, как это произошло. Я также знаю, что произошло в тот день и чего не покажет это кино. Лучшая часть его не была записана. Лучшая часть – в воспоминаниях, моих и Эдварда. Я часто задаюсь вопросом, не потому ли это настолько хорошо. Тайны походят на фейерверки в кармане.

Между этой частью – танцем – и той частью, что вскоре будет показана, – тортом – меня украли. Подхватили на руки и утащили. Принесли в летний домик и дали способность дышать. Теперь та часть, которой не видно. Его пальцы под моим платьем. Его рот на моем. Смятое и сброшенное на пол одеяло. Медовый месяц, начавшийся задолго до того, как приехал лимузин. Волосы, которые мне пришлось поправлять, прежде чем разрезать торт. Улыбки, о которых гости думали, что они сияют только потому, что все нас поздравляют и приветствуют.

Слова в тишине после. На вершине пыльных простыней.

- Сожалеешь об этом? – спрашивает меня он.

- Этот секс был определенно достойным, чтобы связать с тобой жизнь, Каллен.

Он ухмыляется. Палец на моем носу.

– Каллен.

- Пожалуйста, не заставляй меня облевать свое белое платье. Ты и так его испачкал. Меня.

- Это не так уж плохо для фамилии, правда?

Зелень его глаз игрива, но она также всегда наполовину сомневается в большинстве вещей. Глупый. Он просто самый умный глупый человек, которого я когда-либо знала.

- Придвинь свои губы немного ближе к моим, и я скажу, что чувствую по этому поводу, дурачок.

- Мама, ты счастлива, что вышла замуж за папу?

Джек вырывает меня из потаенных воспоминаний. Я притягиваю его на колени, оборачивая руки вокруг маленького тела. У него знакомые волосы и глаза Эдварда. Это. Я могла бы быть рабом этого навсегда.

- Это самая умная вещь, которую я когда-либо сделала, Джек. – Я стараюсь не заплакать, но знаете ведь детей - дерьмо, они всегда все замечают.

- Почему тогда ты грустишь?

- Я не грущу. Я счастлива. Иногда плачешь и тогда, когда счастлив.

- Как когда выигрывают Reds? (п.беты.: «Cincinnati Reds» – команда младшей бейсбольной лиги, базируется в г. Цинциннати, штат Огайо.)

Я смеюсь и киваю.

– Определенно.

- Дай мне кулак. – Он протягивает маленький кулачок. Я прижимаю свой к его. – Прижми покрепче.

Я кручу рукой. Он видел этот фильм слишком много раз. Черт побери Джейка и Бри и их безобразные навыки нянек. (п. беты: имеется в виду комедия «Секс Гуру» - The Love Guru. Полная фраза в вольном переводе: «Дай мне кулак. Прижми покрепче. Раздави проблему. И щекочи, щекочи.»)

Два пальца прижимаются друг к другу.

– Раздави проблему.

И затем я щекочу, щекочу.

Перевод: LeaPles
Редактура: nats - xo