Я помолчу ))

________________________

Белла.

- Иссусегребаноедерьмо, – вылетает из моего рта в момент интенсивного оргазма. Эти слова кажутся такими же греховными, как и наши действия.

Он задыхается рядом с моим лицом. Мои глаза закрыты, и его - тоже, и я знаю это только потому, что знаю его. Я знаю, когда его голова падает мне на плечо. Я знаю, когда его руки сжимаются вокруг моих бедер. Я знаю, когда…

- Дерьмо.

- Я знаю, детка. Так хорошо, - он тяжело дышит и вот-вот ухмыльнется. Я знаю это.

Я качаю головой в момент паники и слегка толкаю его.

– Нет, я имею в виду - дерьмо. Там парень снаружи косит лужайку.

Он поворачивает голову, глядя через плечо в большое кухонное окно. Следует раздраженный стон, а затем он тянет меня от холодильника, где наш завтрак был прерван чем-то более приятным.

В безопасности и уединенности прачечной я смеюсь. Он сажает меня на верх стиральной машины, и я чувствую себя до нелепого тепло. Мои бедра помнят то, что произошло здесь ранее. Судя по его хищной ухмылке, он тоже помнит.

Я отталкиваю его.

– Даже не вздумай. Я уже чертовски сильно опаздываю, Эдвард.

Он снова придвигается к моим губам.

– Тогда еще десять минут ничего не изменят.

Моя ступня упирается в его обнаженный живот.

- Я сомневаюсь, что опоздание в первый же день создаст хорошее впечатление обо мне.

Он берет мою ногу и показывает всю степень привязанности к ней, целуя ступню. Он шепчет в нее:

- Я думал, ты любишь меня.

Я улыбаюсь ему… всему этому.

– Так и есть, – я убираю свою ногу, – именно поэтому и не хочу напортачить.

Он следует за мной из прачечной, и, прежде чем вернуться в кухню, мы выглядываем из-за угла. Все чисто - жуткого парня, стригущего лужайку, не видно. Мы собираем с пола свою одежду и продолжаем день.

Поцелуй в макушку, пальцы на щеке.

– Я буду скучать по тебе. Я люблю тебя. Хорошего дня. – Это для Грейс. От Эдварда. – И не забудь съесть свой обед. Весь. – Он подмигивает.

Обнять, затем опуститься на колени, чтобы убедиться, что ее челка не лезет ей в глаза.

- Помни, мамочка будет рядом, в соседнем кабинете, если я тебе понадоблюсь, хорошо? Все будет хорошо. Эмм, и сядь впереди, чтобы тебе было видно. – Это я. Говорю Грейс.

Она оглядывается по сторонам. Ей нравится использовать свои руки вдобавок к голосу, и это чертовски прекрасно. Но она все еще маленькая, а у маленьких людей недоверие такое же большое, как большие люди.

«Я боюсь».

Я тоже. Но мы делали это раньше. Мы делали это раньше. Черт, мы делали это раньше. Ей протягивают руку, и она смотрит вверх. Ее глаза доверяют руке, и она берется за нее. Он храбрее меня, поэтому и делает неприятную работу. Я наблюдаю, как он помогает ей найти место. Подружиться. Поговорить с учителем, а я просто улыбаюсь и показываю пальцами «я люблю тебя» в ответ двум другим маленьким пальчикам, которым хотелось бы, чтобы моя задница не была такой трусливой.

Я буду неподалеку.

Это убеждение несет мои ноги в нужном направлении, пока я не размещаюсь в своем кресле и не поправляю табличку на столе, которая поясняет, кто я такая. Но в моей сумке есть кое-что, что содержит больше правды. Я удостоверяюсь, что стекло чистое и что я посмотрела на него достаточное время, чтобы преодолеть этот день, прежде чем вытащить подставку и установить его передо мной, готовясь к своей первой попытке в качестве консультанта.

Я не нужна ей.

У нее все хорошо.

Но я ловлю себя на том, что посещаю уборную слишком часто.

Уборную, которая расположена рядом с дверью в ее класс.

Маленькое окно позволяет быстро заглянуть внутрь.

И хранить мой ум от неизвестности весь остаток дня.

Почти.

- Я ничего не сделал! – Я наблюдаю за тем, как его вводят в мой кабинет.

- Драка в холле, миссис Каллен. Удачи вам с ним.

Я хочу сосредоточиться на том, что Джейкоб был усажен на стул передо мной и что у него проблемы. Миссис Каллен. Это дерьмо все еще звучит странно. Я улыбаюсь, как девчонка. Сосредоточься.

Когда дверь закрывается, я говорю:

– Знаешь, Джейк, когда я позволила тебе остаться с нами, то мне казалось, что это к лучшему. Именно это я сказала твоей маме. Теперь это заставляет меня быть похожей на чертову лгунью.

Он пыхтит и сутулится.

– Эта школа – отстой. Здесь слишком много маленьких детей.

- Город маленький, - пожимаю плечами я. – И к твоему сведению, если ты думаешь, что тебе приходится трудно из-за необходимости делить территорию с маленькими детьми, то попробуй быть мной. Я должна не только разбираться с теми парнями, но также иметь дело и с дерьмом, которое вытворяешь ты со своими тупыми друзьями-десятилетками.

Я надеваю свои очки. У меня отличное зрение, но я пытаюсь выглядеть профессионально. Не его другом. И к тому же им скоро предстоит встретиться с Эдвардом, и мне нужно привыкнуть их носить.

- Например, - я достаю папку с его данными, – драка в холле. Желаешь объяснить?

Он сползает ниже на стуле.

– Можем мы поесть пиццы на ужин?

- Джейкоб.

- Это глупо, Белла.

- Единственный, кто глуп здесь сейчас, это ты. Теперь сядь прямо на своем чертовом стуле и скажи мне, что не так, прежде чем я отправлю тебя в кабинет директора, а потом сможешь объяснить доктору Каллену за ужином без пиццы, почему мы имели это разговор.

Проклятье. Я хороша в этом.

Он выглядит сердитым, но слушает.

– Я видел, как какой-то мальчишка пялился на Брианну.

Она стала Брианной два года назад. Не Бри. Брианна. Бри больше не существует. Она - ребенок. Брианна – девочка-подросток, которая вызвала появление двух седых волосков на голове своего дяди. Тарелка овсянки, которую он ест каждое утро – результат жертвы другому имени. Ангелочку.

Здоровое сердце, кровяное давление или какое-то такое дерьмо.

- Ну, она очень симпатичная девочка. Это должно было произойти, - я пожимаю плечами.

Он наклоняется вперед.

– Она моя девушка.

- Во-первых, ты говоришь, как пещерный человек. Во-вторых, если ты будешь драться каждый раз, когда на Бри кто-нибудь посмотрит, то в ту же секунду будешь усажен в самолет и отослан домой. Подальше от Бри. И тогда… кто знает, Джейкоб. Она могла бы найти и другого парня.

Он ненавидит меня сегодня. Хорошо.

- Прекрасно.

- Хорошо. Теперь будь умницей и верни свою задницу в класс. И больше никаких неприятностей.

Он встает.

– Ты страшная, Белла.

Я смеюсь.

– Серьезно?

- Ага. – Он поворачивается к двери.

- О, и, Джейкоб… - я поправляю очки, – во время школьных занятий я – миссис Каллен.

И когда чуть позже я захожу в другой кабинет с двумя порциями шоколадного молока и двумя бутербродами с цыпленком, то продолжаю быть миссис Каллен.

- Боюсь, он с пациентом, миссис Каллен.

- Все в порядке, Регина. Я подожду в его кабинете. – Я угощаю ее небольшим количеством овсяного печенья и иду в его кабинет.

Внутри я раскладываю наш обед на столе и сажусь в его кресло. Я улыбаюсь улыбкам, смотрящим на него на его столе. Цветным фотографиям под стеклом, лежащим поверх столешницы. Памяткам, в которых он не нуждается. Он никогда бы не забыл.

Дверь открывается, и он выглядит радостным, но есть что-то еще.

- Что случилось?

Он садится на стул напротив меня. Берет шоколадное молоко и открывает его. Смеется. Делает глоток и качает головой.

– Ничего.

- Выкладывай, Эдвард.

Делает еще глоток.

– Поверь мне, ты не хочешь знать.

Он даже не заметил еще мои очки, которые означают: «Поверь мне, да, я хочу».

Он улыбается, а я превращаюсь в слух.

– Этот ребенок… о, господи, - его рука в волосах, и я уже смеюсь. Его голос чуть понижается: – Этот ребенок пришел с очень… странной проблемой.

- Да, продолжай. Пожалуйста.

Он вздыхает.

– Это действительно не смешно, милая.

- Что-то подсказывает мне об обратном, но, ладно, я заткнусь.

Он бросает усталый взгляд и продолжает:

– Он вроде как… принял то, что не должен был. Травяную добавку. Это было… она была для его отца.

Я закусываю губу, так чтобы он рассказал мне остальную часть истории.

- Это вызвало у него эрекцию на протяжении…

И я не удерживаю свое дерьмо и смеюсь, падая лицом в стол. Я просто не могу удержаться. Мне так нужно воскресенье, Бог и прощение.

Он вздыхает.

– Именно поэтому я и не хотел ничего говорить тебе.

Я вскидываю голову.

– Прости. Здесь не над чем смеяться. Не над бедным ребенком, которому пришлось иметь дело с этим. Просто… - ах, дерьмо, я не могу остановить себя. Я хихикаю. Так хорошо. - Просто твое лицо. Я могу только представить, что ты увидел там. – Мой смех снова встречает его стол.

- Ты представляешь, как неловко, должно быть, было бедному ребенку, Белла? Сказать своей матери, что у тебя стояк, который не проходит?

Я пытаюсь успокоиться. Пытаюсь посмотреть на него, но мне как будто двенадцать лет.

- И для справки, мне не в радость иметь дело с эрекцией перед обеденным перерывом. Особенно, если это не моя собственная.

Он не помогает. Он знает об этом, правда?

Он качает на меня головой, когда берет свой завернутый в фольгу бутерброд. Откинувшись на спинку кресла, я беру себя в руки.

– Хочешь поговорить об этом? Я могла бы, эмм… - я поправляю свои очки, - притвориться терапевтом.

Он жует. Замечает мои очки. Я усмехаюсь и закидываю ноги на его стол, скрещивая их.

Он глотает.

– Мы собираемся обсуждать мою эрекцию?

Я поднимаю руку и вынимаю ручку из своего пучка, позволяя волосам рассыпаться по плечам.

– Все, что вы захотите, доктор Каллен.

И завернутые в фольгу бутерброды – ничто. И шоколадное молоко – ничто. А его стол, его столешница - все. И моя юбка оказалась чертовски замечательной идеей. Эти шпильки – чертовски изумительны вокруг его талии. Его пальцы, нашедшие мои подвязки, и последующие за этим стоны в мой рот повышают температуру между моих ног, и мои собственные руки цепляются за его халат и галстук, отчаянно пытаясь избавиться от лишних вещей. Влажные губы пробегаются по моей шее, пока на моей блузке расстегиваются пуговицы. Очки, его лицо, зарывшееся в мою грудь, и каблуки у его задницы. И я слышу звук ящика стола, но посрать на ящик.

- Нет. – Мой каблук упирается в его задницу, когда я пытаюсь втолкнуть его в себя. – Только ты.

- Белла, - это предупреждение, но я знаю, что делаю. Я знаю то, чего хочу.

Я позволяю ногам и языку, и пальцам в его волосах говорить за себя. Он сдается, хватает мои бедра и раздвигает их. Между мной и ним ничего нет, и это так чертовски хорошо. Так же замечательно, как и сегодня утром. Гораздо лучше, чем в кровати и использовании защиты.

Он тянет меня со стола. Мои ступни касаются пола, и я поворачиваюсь кругом. Раздвигаю ноги и наклоняюсь. Упираюсь локтями в стол, и его чертовы руки на моих бедрах – просто Небеса. Его член, погруженный глубоко в меня – Рай. Необходимость быть тихими – пытка. Его ладонь мягко хлопает меня по заднице - вероятно, за мое хихиканье ранее.

Я оглядываюсь через плечо и позволяю ему воплощать свою фантазию. Он заслужил это. Он смотрит на мои очки и держится за мои волосы, и мне хочется говорить ему грязное дерьмо и умолять его трахать меня жестче, но по другую сторону двери есть маленькие дети и медсестры, и этот город равняется на него. Этот город думает, что я - хорошая жена и мать, и миссис Каллен. Я готовлю лучшее овсяное печенье для ежегодной ярмарки домашней выпечки.

Он накрывает меня весом своего тела, как будто знает мои мысли. Его рот - возле моего уха, и, учитывая мощные глубокие толчки, ему приходится скрывать мои стоны, которые вырываются из меня, прижимаясь ртом к моим губам и подавляя их поцелуями.

И я знаю. Когда его тело напрягается. Когда его руки сжимаются вокруг меня. Когда его голова падает… но на этот раз все не так. Его ладони обнимают мое лицо, и он смотрит прямо на меня. По хорошей причине.

Словно у меня есть лишь секунда, чтобы принять решение.

– Ты уверена?

Я была уверена этим утром, и это дерьмо не изменилось. Я киваю.

И тотчас же его глаза закрываются. Тотчас же его тело напрягается, а голова падает на меня. Его губы целуют мою щеку, и с кем-то другим это был бы пошлый офисный перепих. Но мы – это мы, и это не перепих.

Я удостоверяюсь, что его волосы и галстук в порядке. Его палец поправляет мои очки, а мой палец проводит по ухмылке в уголке его рта. Он хватает его и переплетает наши руки. Его губы касаются моего лба.

- Как дела у Грейс?

Мое лицо прижато к его рубашке. Вдыхает немного лаванды и Эдварда на потом.

– Она в порядке. Но Джейкоб – задница.

Он говорит это только из-за Ангелочка:

– Разве так не всегда?

- Думаю, я исправила это. На данный момент. Так или иначе… мне нужно вернуться. – Я поднимаюсь на цыпочки и чмокаю его в губы. – Увидимся в семь.

- Мне принести желтую или розовую?

Я улыбаюсь его любви и заботе.

– Розовую. Ей бы понравилась розовая.

Он подмигивает мне, и на этом заканчивается лучший обед всех времен.

***

Ее маленькие ручки лежат на моих плечах, пока я помогаю ей одеть колготки. Потом обувь. Ее кудряшки выглядят восхитительно, завязанные на макушке. Розовой лентой.

- Поторопитесь. Мы хотим поиграть на сцене до начала спектакля, - просит Бри.

- Притормози лошадей. Она сейчас будет готова.

Бри кружится и смеется вместе с другими девочками, пока я удостоверяюсь, что упомнила все, что должна была сделать.

- Хорошо. Позволь мамочке сделать снимок. – Она стесняется, и это делает ее еще более хорошенькой.

- Это наша девочка.

Она улыбается, услышав бабушку, которую не видела со времени нашего последнего визита. И дедушка стоит рядом с ней. И Эдвард, великолепно выглядящий и подоспевший прямо в срок.

Эсме получает первые поцелуи и объятия, прежде чем мы находим свои места. Я все еще не видела, чем заканчивается «RENT», но, так или иначе, это кажется не таким значащим, как первое выступление Грейс в балетном спектакле. Это единственное выступление, которое я хочу досмотреть до конца. Мою нервозность успокаивает лишь рука Эдварда, лежащая на моей. Его лицо полно гордости, когда он смотрит на открывающийся занавес. Я хочу больше этого. С ним. (п.беты: «RENT» - мюзикл 1996 года Джонатана Ларсона, поставленный на основе оперы Джакомо Пуччини «Богема».)

Она не пропускает шаги. Не оступается и не теряется. Девочка рядом с ней оступается. Несколько раз. Ее слух не позволяет ей оступаться или падать. Она просто не обращает внимания. Просто ее имя – Грейс. (п.п.: в переводе с английского наряду с другими значениями – изящество, грациозность.) Она - совершенство и достойна своего имени.

Преподаватель вручает им за кулисами маленькие мешочки со сладостями и ленточки. Я сижу и жду. Моя камера - на моих коленях. Она много улыбается, и Бри, обнимая ее, хвастается своими собственными наградами, но это не то, чего я жду.

Показываются блестящие туфли, и никакие пакетики со сладостями или ленточки не сравнятся с ее папочкой. Ее папочкой, который опускается на колени и ждет, пока розовые балетки найдут его. Ждет, когда розовые губы улыбнутся, а карие глаза посмотрят так застенчиво, словно на ней распустились розовые цветы, и теплые поцелуи встретят ее щеку со всей гордостью и всей любовью, которых только хотелось бы любой маленькой девочке.

И именно этого ждет моя камера.

***

- Итак, как дела? Дом выглядит прекрасным. Во дворе цветы цветут, просто как в поле.

Я передаю Эсме чашку чая и сажусь рядом с ней за стол.

– Спасибо. Все хорошо. Даже великолепно.

Она улыбается.

– Тогда что скрывается в глубине этих карих глаз, Белла?

Она – мать. Всегда.

– Ничего. Просто я такая глупая.

- Почему?

Мои руки обнимают теплую чашку.

– Вы когда-нибудь чувствовали, что что-то может случиться? Просто все… слишком хорошо, чтобы быть правдой, или что-то такое?

- От старых страхов трудно избавиться?

Я киваю.

- Да. Как-то так.

- Несомненно, дорогая. У нас у всех это есть. Именно поэтому жизнь непредсказуема.

Я посмеиваюсь. Ее рука касается моего запястья, поправляя браслет, который я все еще ношу.

– Просто живи так, как будто каждый твой день – последний, и тогда не о чем будет сожалеть.

- Я стараюсь. – И мои губы не могут не улыбнуться. Эсме замечает это дерьмо. Ее взгляд и материнская сущность Эсме хотят знать. – Мы пытаемся зачать ребенка.

Ее глаза становятся круглыми и счастливыми.

– Правда?

- Пытаемся – ключевое слово. Не радуйтесь раньше времени, пожалуйста.

- Ну, я уверена, что у вас не возникнет никаких проблем. Вы оба здоровы, и я не могу представить, почему Господь не захотел бы наградить вас ребенком.

Я зато могу.

– Только не говорите Эдварду, что я рассказала вам.

Ее лицо недоуменно хмурится.

– Почему бы он стал возражать?

Сказать или нет? Черт.

– Потому что, я уверена, он уже и так чувствует ужасное давление, и если ничего не получится, он будет винить себя.

- Почему… есть что-то, чего я не знаю?

И мой большой рот:

– Он не смог иметь детей с Таней.

Ее глаза расширяются.

– Они… о, бож… я никогда… я не знала этого.

Я знаю.

– Просто ничего не говорите. Пожалуйста?

Она гладит мою руку.

– Молчу, как рыба.

Он заходит, когда мы допиваем наш чай. Улыбается и целует меня в макушку, прежде чем подойти к холодильнику. Я делаю так же.

И я не расскажу об этих улыбках. Неважно, сколько раз она будет спрашивать.

***

- Грейси, ты готова?

Она довольно кивает, сидя у него на коленях. Утром приехали еще двое гостей. Элис и Джаспер. Они сидят на диване, наблюдая, как Эдвард собирается играть на рояле. Грейс просто нравится класть свои руки на его, притворяясь, что она - тот, кто играет.

Он не возражает ей в этом.

Я вижу, как Джейкоб сбегает с Бри, но ничего не говорю. Они выходят через черный ход, и я решаю, что, пока они находятся на веранде, а не в его спальне, это дерьмо – нормально.

Все взгляды сконцентрированы на рояле. Эсме фотографирует и улыбается так, как будто не видела этого раньше, хотя она видела. Она просит об этом каждый раз, когда мы встречаемся. Когда музыка заканчивается и овации затихают, Элис остается стоять. Она улыбается Джасперу так, как будто что-то произошло. Это тот же самый взгляд, который у нее был, когда она объявила, что они собираются пожениться.

- Мы с Джаспером хотели бы кое-чем поделиться. Ну, фактически… мы с Джаспером и… эмм… - она кладет руки на свой живот, и предложение заканчивает ее улыбка от уха до уха.

И я хочу радоваться. Я хочу крепко обнять ее, как Эсме, со слезами счастья и всем тем дерьмом, что должен испытывать каждый приличный член семьи. Но я наблюдаю за тем, как смотрит на нее Эдвард, как он улыбается ей и старается сделать вид, что это хорошие новости, но я знаю его глаза, и улыбка не сможет скрыть страхи и неуверенность в них.

И когда мы лежим в постели, глядя на луну, смотрящую на нас, я права.

Он пропитан этим.

– Ты знаешь, что у нас может не получиться, верно, Белла?

Я рада, что он обнимает меня сзади. Я не хочу смотреть ему в лицо.

– Ммхмм.

- Прости.

Я оглядываюсь через плечо.

– Ты вправду просишь прощения за дерьмо, которое еще даже не произошло?

Он прячет лицо в моих волосах.

– В этом то и дело. Возможно, это и не произойдет.

- Прошел всего один день, Эдвард. Это недостаточно долго, чтобы попробовать или узнать о чем-то. Не мог бы ты иметь хоть немного чертовой веры?

- Я просто пытаюсь быть реалистом.

Иисус Христос. Я переворачиваюсь, чтобы посмотреть его проблеме в глаза.

– Я бы предпочла оптимиста.

Как маленький мальчик:

- У меня с Таней не получилось. Есть вероятность, что у нас тоже не сработает. Ты всегда говорила мне не быть наивным.

- А ты и не будь. Оптимист и наивный не одно и то же. Даже рядом не стоят. И для гребаной справки, я не Таня. Мы не… мы не ты с Таней. Мы – это ты и я.

Тихое:

– Я знаю.

Я дразнюсь. Вроде как.

– Так заткнись уже на хрен.

Он смеется.

– Прости.

- Прекрати повторять это, а просто посмотри на луну со мной. Она круглая и красивая, и не хочет слушать твои слезливые истории. - Я целую его в нос и откатываюсь на свою половину.

И чувствую его руки и смех.

– Я думаю, что ты выбрала правильную профессию, Белла.

И только луна видит, как я улыбаюсь.

***

Я направляюсь в учительскую комнату отдыха за содовой, когда слышу это. Звук металла. Громкий. Снова и снова. Мольбы девочки. Других детей. Я спешу туда.

- Джейкоб, нет! Остановись! – И она вот-вот получит удар в лицо, если не сдвинется. Овсяная каша не вылечит этого дерьма.

- Разойдитесь. Разойдитесь. – Я пробираюсь сквозь круг детей, и хорошо, что мне известно, как избежать кулаков и пинков. Благодаря Эммету и нашему прошлому. Я хватаю Джейкоба за рубашку и сильно тяну, пока он не убирает руки от мальчишки, которого ранее ударял об шкафчик.

Другой учитель помогает навести порядок, а я тащу задницу Джейкоба в свой кабинет. Он молчит, зная, что сейчас получит пинка под собственный зад. Я хлопаю дверью со всеми гневом и разочарованием, которые чувствую. Он падает в кресло.

- Что, черт возьми, с тобой не так, парень? Ты что, не понял нашего небольшого разговора о прекращении драк и отправке тебя к матери?

Он вскакивает.

– Тот парень прикасался к Брианне.

- Меня не волнует. Ты не должен нападать на людей, Джейкоб.

- Ты не понимаешь. Он пытался прикоснуться к ней так… как… как прикасаюсь к ней я. – Его лицо немного успокаивается. – Он причинил ей боль.

- Тогда скажи учителю. Или мне. Это у него были бы тогда проблемы. Сейчас посмотри на себя. Неприятности у ТЕБЯ. Опять.

Он сползает вниз на кресле.

– Если бы кто-то сделал тебе больно, разве доктор Каллен не защищал бы тебя?

Да. Я обхожу стол и занимаю свое место.

– Джейкоб… ты не можешь бить людей. Ты просто не можешь. И доктор Каллен никогда бы не… - я даже не могу выговорить это фальшивое дерьмо. Конечно, он бы ударил. Он ударил Эммета кулаком в лицо и ссорился с ним, по меньшей мере. – Ты просто не можешь бить людей.

Он молчит в течение минуты. Я потираю свое лицо. Я достаю папку с его делом.

– Что он делал с Бри?

Этот стол и мои очки уже потеряли немного его доверия.

– Я уже сказал тебе.

- Тогда повтори это мне снова.

Он скрещивает руки на груди.

– Я говорил ей не носить эту юбку. Она слишком короткая, - фыркает он. – Мне просто не нравятся люди, которые причиняют ей боль, Белла. Что взглядом. Что словами. Чем угодно. Она плакала, потому что он сказал грубые вещи… о том, что хотел бы сделать с ней, и я просто хотел защитить ее. Понятно?

Джейкоб упирает взгляд в стену, и мне хочется разозлиться на него. Мне хочется в который раз сказать ему, что он не может бить людей. Мне хочется сказать, что он должен вернуться домой. Но когда-то и я была девочкой, нуждающейся в защите и в человеке, который бы вступился за нее, и хотя он пока может и не мужчина, но ближе к этому званию, чем большинство тех, которых я встречала.

Я закрываю его папку.

- Как твой друг, Джейкоб, я чертовски горжусь тобой. Но как твой консультант, я решаю, что ты проведешь следующие две недели под домашним арестом, и каждое утро ты будешь вставать на час раньше и приезжать в эту школу, чтобы проверить, нет ли какой жвачки, прилепленной под столами в кафетерии. Я слышала, что леди на раздаче терпеть не могут заниматься этим, а так как ты хочешь помочь и быть защитником меньших и прочее, тебе не доставит труда защитить их пальцы от чертовски липкой жвачки, которую вы, придурки, оставляете под столами. Верно?

Он закатывает свои глаза и ненавидит меня сейчас.

- Верно?

Он хлопает ладонями по подлокотникам кресла.

– Да. Как скажешь.

***

Я плюхаюсь на диван. Эдвард отводит взгляд от телевизора.

– Что случилось, детка?

- Спроси меня, что не случилось. Этот список короче.

Он пододвигается.

– Я не знал, что у первоклассников так много проблем.

Я слегка пихаю его.

– Знаешь ли, я имею дело не только с маленькими детьми.

Он тянет меня к себе.

– Расскажи доктору Каллену обо всем этом, доктор… - он смеется, – Каллен.

Я гримасничаю.

– Это просто Джейкоб. Он начал чудить.

- В школе?!

- Нет, на Юпитере. Конечно, в школе. - Он молчит, а я жалуюсь неподходящему для этого человеку. – Прости. Он просто злит меня.

- Что он сделал?

- Он все время дерется из-за Бри. Он, очевидно, очень ревнив, чего я не знала. Он выбил сегодня дерьмо из какого-то мальчишки, который заставил ее плакать.

И неподходящий для этой беседы человек говорит:

– Почему она плакала?

- Мальчишка что-то ляпнул о ее короткой юбке. Напомни мне поднять тему дресс-кода на следующем родительском собрании или чем-то таком. Так или иначе, он сказал что-то грубое, из-за чего, полагаю, она и расплакалась, а Джейкоб поколотил его задницу.

- Ха.

Я передвигаюсь так, чтобы увидеть его лицо.

– Ха? Я говорю тебе, что Джейкоб избивает людей, а твой единственный комментарий - «ха»?

Он пожимает плечами.

– Я бы сделал то же самое, если бы кто-то заставил тебя плакать.

Проклятые мужчины.

- Я отправлю его домой, если он будет продолжать это дерьмо.

Эдвард притягивает меня к своему боку.

– Я поговорю с ним. И с Бри. И с Кармен. Больше никаких коротких юбок.

Его пальцы копошатся в моих волосах, и это поразительно расслабляет. Он откидывается так, что я оказываюсь на его груди, и вскоре наши губы находят друг друга. Моя спина упирается в спинку дивана, а нога, которую он поглаживает рукой, оборачивается вокруг его бедра.

- Грейс гуляет с твоими родными. У Джейкоба футбольная тренировка. Знаешь, у нас есть немного времени. Наедине.

Его рука поднимается выше, отвечая мне. Губы - под моим подбородком, и я предоставляю ему больше доступа. Я задыхаюсь от его тепла и запаха лаванды. Мое лицо пылает, и мое сердце сильнее бьется из-за него. Мои руки находят его лицо, и я жажду его около своего. Я держу его так, прижавшись лбом к его лбу, и мне не нужно ничего говорить. Он просто знает, что это из-за моей любви к нему. Потому что мне хватило бы и одного того, чтобы просто чувствовать его лицо в своих ладонях. Он здоров, а я была бы просто счастливицей.

Мое сердце бьется в унисон с дыханием, когда он оставляет на моих губах легкий поцелуй. Потом в одном уголке рта, затем в другом. Его глаза горят. Такие живые и наполненные, и я прижимаю его к себе, пока не заканчивается кислород.

Я поднята с дивана и избавлена от одежды, когда мы достигаем нашей комнаты. Я нежно уложена на кровать. Его колени вжаты в матрас. Губы целуют мой пупок. Местечко над сердцем. Затем его лицо поднимается к моему. Он смотрит вниз. И солнечные пятна в зелени его глаз отражаются, как сквозь окна.

- Ты хочешь зачать ребенка со мной, Белла?

Я беру его лицо в свои ладони.

– Я просто хочу тебя. Все остальное – это лишь по-настоящему большой бонус.

И солнце исчезает из его глаз, когда он закрывает их. Склоняется. К моим губам, а я смотрю на луну, желая, чтобы там жил человек, который услышал бы мои тихие молитвы о чуде, прежде чем солнце снова встанет.

***

- Я не могу поверить в то, насколько голодна. – Я иду за Элис, пока она пытается съесть половину торгового центра.

Я пожимаю плечами.

– Это ребенок. По крайней мере, ты все еще худая. Я уже была жирной коровой в шесть месяцев. – По правде говоря, она немного пухлее, чем когда я видела ее в прошлый раз в последний ее приезд. Ладно, намного пухлее. Однако я стараюсь быть любезной.

- Ты так себя тогда чувствовала?

Странный вопрос. На самом деле нет. Это я странная.

– Да.

- Я могла бы поесть пиццы. Где здесь продают пиццу? – Она останавливается у карты торгового центра, и я ожидаю, пока она смотрит.

***

Я машу в ответ, счастливая от того, что мы все встретились. Эдвард наклоняется, чтобы я сняла Грейс с его плеч.

- Ты повеселилась?

Она кивает и показывает сумку. Эдвард забирает ее у нее, слегка посмеиваясь.

– Пока нет, сладкая. Мы должны дождаться Санты. Помнишь?

Она говорит ему, что сожалеет, хотя это и не нужно. И я вижу что-то новое. Я смотрю на него. Он знает этот взгляд.

Ему не нужно слышать вопрос.

– Она захотела их.

- Мммм. А когда она захочет пони, ты и его купишь, мистер Простофиля? – я провожу пальцем по ее новым серьгам с розовыми бриллиантами, которые делают мой взгляд немного раздраженным.

- Пони? – Ну конечно, теперь она заговорила.

Я качаю головой.

– Никакого пони.

Ее голова ложится на мое плечо.

– Она выглядит уставшей. Думаю, мне пора заканчивать тут. Твоя сестра все еще пытается найти пиццу или что-то такое. Возможно, тебе стоит остаться с ней.

Он наклоняется и целует нас обеих.

– Езжайте аккуратно, пожалуйста. Дороги будут скользкими.

Я целую его.

– Ты тоже. – И еще раз. – Я люблю тебя.

Его губы в ответе целуют мой лоб.

***

Я оставляю огни на Рождественской елке зажженными и сворачиваюсь на диване. Грейс не была единственным человеком, кто вымотался. Я одновременно зеваю и улыбаюсь. Пялюсь на висящие вдоль камина чулки. Один, два, три, четыре, пять. Эдвард. Я. Грейс. Джейкоб. Бри, потому что она - избалованный ребенок, но она не живет здесь. Егоза.

Я смеюсь про себя и прижимаюсь к дивану. Я никогда не чувствовала себя настолько тепло, и когда моя дремота прерывается шумом подростков и пакетов, и взрослых, и всем, что появляется в результате предпраздничных поездок по магазинам, я не возражаю. Все недовольное всегда порождает недовольство. Мне не из-за чего быть недовольной.

Эдвард выглядит как раз таки наоборот. Он укладывает мои ноги к себе на колени и начинает их массировать, но я убираю их и сажусь. Прижимаюсь к подлокотнику дивана и раскрываю свои объятия.

- Хочешь, поделюсь своим одеялом?

Конечно, он хочет. Он ложится, прижимаясь ко мне, как обычно я прижимаюсь к нему. Его голова лежит у моей груди, и я гадаю, слышит ли он, как стучит мое сердце. Я перебираю пальцами его волосы, и он издает звуки, говорящие мне, что ему это нравится.

И мой рот просто не может помолчать. Мне стоило бы заткнуться и подарить это ему на Рождество, но мой рот просто не может заткнуться.

- Я купила кое-что.

- Мммм.

- В торговом центре. Я кое-что купила.

Он смеется, но не двигается.

– Мы для этого и ходили туда, любимая.

Мужчины...

– Хочешь посмотреть?

Он пожимает плечами.

– Конечно.

- Это на журнальном столике.

Я наблюдаю за его лицом, когда его глаза открываются и он смотрит туда.

– Я ничего не вижу. Нового, во всяком случае.

Я указываю.

– Чулок.

- Оу. – Он мгновение молчит. – Эм, он красивый.

Я закатываю глаза. Я плоха в этой игре. Очевидно, просто так это не сработает.

- Я купила его для малыша.

Он снова прижимается ко мне.

– Элис понравится.

Иисус Христос.

– Не для ее. – Я перемещаю его руку со своего бока на место, что сейчас чуть ниже его лица. – Для нашего.

Самая длинная пауза всех времен. Прямо сейчас. Зеленые глаза в конце концов поднимаются вверх. Но он мне не верит. Я знаю этот взгляд. Глаза. Как я молюсь, чтобы такие же были у ребенка.

Мой большой палец разглаживает складочки на его лбу.

– У нас получилось. – Моя рука пробегается по той, что лежит на моем животе. – Мы сработали вместе.

И, очевидно, очень хорошо сработали.

***

Мы стоим в дверном проеме, выглядывая на лестницу. На наших телах фланелевые пижамы, а на ногах – теплые носки. На его затылке еще добавилось седых волосков. Не все они из-за Бри. Она нашла защиту в другом. Эдвард наконец-то смирился с этим, имея слишком много своих девочек, чтобы смотреть и за ней. А Джейкоб – он не позволил бы и мухе обидеть своего Ангелочка, кто носит его колечко на пальчике и кто когда-нибудь станет его женой, и, возможно, они будут похожи на нас.

Они будут стоять в дверном проеме, пытаясь подглядеть первый миг счастья и волнения, когда маленькие ножки сбегут вниз по лестнице, торопясь посмотреть, что оставил Санта.

Год за годом.

- Это моя любимая часть, – шепчет он.

Я оглядываюсь через плечо и улыбаюсь.

Потому что у всех у них – его глаза. В них добро. Счастье. Любовь. Потому что все то дерьмо, что могло случиться с нами, так и не случилось. Потому что, если бы даже и случилось, это не имело бы значения.

Мы уже сталкивались с ним прежде.

И можно превратить сломанную пустоту в дом, полный этого.

Можно рискнуть.

Своей жизнью, когда другой болен и нуждается в этом. Судьбой своей семьи, когда кто-то нуждается в защите и ты надеваешь бейджик и делаешь это, просто потому, что кто-то должен это делать. Своим сердцем, если сможешь найти мужество и силы забыть, что оно умерло, но вспомнить, что оно может быть воскрешено. Своей гордостью, если сможешь отпустить все и признать свои ошибки. Превратить эти ошибки в человека, который сделает все что угодно для ангельской девочки, которую он любит. Научиться танцевать и найти свое место, даже если ты другой. Даже если все, что тебе помогает – это вибрация под твоими ногами и поддержка в глазах твоего отца.

Некоторые самые значимые вещи, которые мы сделали в своей жизни, произошли просто потому… потому, что мы рискнули.

Под яблоневым деревом.

Несмотря ни на что.

На неустойчивых ногах.

И иногда ты не открываешь двери, которые закрыты. Иногда достаточно того, что у тебя есть. И не имеет значения, если ты никогда не посидишь за чашечкой кофе и педикюром. То, что ты никогда не будешь иметь номера телефона для совета в списке контактов, потому что тот человек никогда бы и не подошел, даже если бы ты и позвонил. И нет возврата к определенным вещам. Иногда нет прощения или второго шанса.

Не все всегда получается. Не все может быть идеально.

Но это - часть всего этого.

Жизни.