Эдвард
Черт. Мне нужна моя мамочка. Я просыпаюсь на диване, и моя голова раскалывается от боли. В доме тихо, за исключением звука стиральной машины. Похлопываю по своим карманам в поисках телефона и сыплю проклятьями, когда не нахожу его. Беллы не видно. Мое тело чувствует себя одеревенелым, когда я поднимаюсь и направляюсь к лестнице. Оно чувствует, что мне никогда не подняться наверх. К счастью, я это делаю. Взяв телефон с тумбочки, я валюсь на кровать и набираю свою мать, чтобы сказать ей, что мне нужен выходной по болезни. Она не задает много вопросов и говорит, что заедет позднее. Великолепно, теперь я фальшивый «реально больной». На лестнице слышатся шаги Беллы, и я зову ее.
– Да? – спрашивает она с той стороны двери. По собственному желанию она не войдет, не после того, что я сделал.
– Ты можешь зайти, Белла. – Я поворачиваюсь на бок, и головная боль снова вспыхивает. Она медленно открывает дверь и просовывает голову. – Что ты стираешь?
– Постельное белье и полотенца. Сегодня понедельник. В инструкции сказано делать это по понедельникам. Плюс, я пропустила субботу... так что... еще твои рубашки и прочую фигню.
– Полотенца высохли?
Она кивает.
– Ты их уже разложила?
Она качает головой.
– Сушилка только отключилась. Я вытаскивала одежду, о которой забыла, что стирала. – Ее голос становится тише. – Свою одежду.
– Хорошо. Могу ли я получить полотенце прямо из сушилки? Я стану счастливейшим человеком в мире, если оно будет еще теплым.
Уголки ее губ подрагивают. Она кивает и ждет.
– Это все. Мне просто нужно полотенце.
Закрывая свои глаза, я слышу, как дверь закрывается, но не замечаю, когда она приносит полотенце. Время на часах говорит мне, что я снова уснул и сейчас уже вторая половина дня. Полотенце лежит в изножье моей кровати, сложенное и плотно завернутое. Тепло ушло, но оно все еще пахнет свежестью. Я надолго забираюсь в душ и не придаю значения тому, что одеваю. Больные люди ходят в спортивных штанах и старых футболках. Это то, во что я одет. Теперь я лгун и к тому же выгляжу как бродяга. Прекрасно.
Я спускаюсь вниз и устраиваюсь на диване. Мне стоило бы позвонить Розали – перезаписать пациентов и узнать как дела в офисе, – но я не звоню. Вместо этого я наблюдаю за тем, как Белла несет полную белья корзину вверх по лестнице. Мне интересно, почему, черт возьми, она просто не воспользуется гладильной комнатой здесь, внизу, чтобы складывать ну и, в общем, гладить. Но я держу свой язык за зубами. Она уже и так достаточно стеснительная, а я не такой уж и «control freak». (примечание переводчика: control freak - человек, стремящийся держать под контролем всё, что происходит в семье, на работе.)
В дверь звонят, когда я щелкаю каналами в телевизоре, и я стону, зная, что это моя мать. Она улыбается, когда входит вместе со своими сумками. Я следую за ней в кухню.
– Я принесла тебе немного супа. – Она начинает вынимать продукты, а потом вдруг поворачивается ко мне лицом. – Открывай.
Ее рука обхватывает меня за подбородок, и я смеюсь над ней.
– Мне не пять лет, мама.
– Открывай рот, – настаивает она. Я закатываю глаза и позволяю ей проверить мое горло. – Хм. Немного красное, но ничего слишком ужасного. – Руками она продолжает ощупывать мои миндалины, и я подыгрываю ей. Оставшись довольной, она подходит к принесенным продуктам и переливает суп в кастрюльку, чтобы подогреть на плите. Я устраиваюсь на стуле возле стойки и отщипываю кусочки от хлеба, который Эсме принесла от Элис.
– Ты слишком много работаешь, – говорит она. – Ты изматываешь себя. Я сказала твоему отцу, что это уже слишком. Он вскоре собирается подыскать тебе замену.
– Я в порядке, серьезно. Мне просто был нужен выходной.
– Ты также вчера не был на службе. Есть только две вещи, о которых мой сын не забывает – это церковь и работа. Ты благополучно пропустил обе, друг за другом.
– А также я работаю в местах, где находятся больные люди. Существует вероятность, что время от времени я могу подхватить что-нибудь от них.
Она переливает суп в тарелку.
– Эдвард, я знаю тебя, и ты не болен. Ты устал и нуждаешься в продолжительном сне. Ты в последнее время видел себя в зеркале? Твои мешки под глазами размером с Техас.
– Спасибо тебе. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
Она ставит тарелку передо мной. Я беру ложку и, клянусь, ее пальцы подергиваются от желания заправить мне за ворот салфетку. Я начинаю есть, а она садится рядом. Не говоря ни слова, она просто смотрит на меня, и это не кажется странным – тишина между нами комфортная. Может, она и не моя биологическая мать, но она моя мать и ведет себя как мать в каждом своем проявлении. Особенно сейчас. Белла быстро входит в кухню, не замечая нас, сидящих здесь. Ее шаги замедляются, а голова отпускается вниз, когда она проходит мимо нас в прачечную.
– Как она справляется? – шепчет Эсме.
– Прекрасно, – я продолжаю есть.
– Дом выглядит чистым, даже полы блестят.
Я киваю.
– Большинство женщин в ее положении стараются поменьше заниматься домашней работой. Не то чтобы я знала это из личного опыта, но я слышала об этом, – ее лицо поникает, и я перестаю есть. Она складывает руки на груди и улыбается. Но я не ведусь на это – я откладываю ложку и отталкиваю тарелку в сторону.
– Ты когда-нибудь сожалела о том, что удочерила Элис?
– Эдвард, – отчитывает она.
Я сжимаю зубы.
– Я не так это имел в виду. Господи. Я просто хотел сказать… Если бы тебе пришлось сделать это снова, ты бы сделала?
– Нет ничего, что я люблю больше, чем быть матерью для тебя и Элис, Эдвард. Ничего.
Я киваю, замолчав на минуту. Стоит ли говорить с ней об этом? Но она единственная, кроме Элис, кому я доверяю, а Элис я сказать не могу. Она все еще относится к Белле скептически.
– Она не хочет его, – тихо говорю я.
Эсме наклоняется вперед.
– Ребенка?
Я киваю.
– Она рассматривает усыновление… но она также рассматривает и другие варианты.
И это я сказал женщине, которая отдала бы все, чтобы иметь способность родить ребенка, и которая не может. На ее лице отражается все, что чувствует женщина в ее ситуации. Я ненавижу себя за то, что причиняю ей боль, но мне необходима ее помощь. Белле необходима ее помощь.
– Я думаю, ты могла бы поговорить с ней, мама. Возможно, если бы ты рассказала ей о том, как счастлива, усыновив нас, она бы поняла.
Она качает головой.
– Я даже не знаю, что ей сказать. Я про то, что едва знакома с ней. Это очень сложное решение для молодой женщины, чтобы пойти на это, Эдвард.
– Вот почему мне нужно, чтобы ты поговорила с ней. Я не прошу тебя убеждать ее в том, что усыновление лучше или правильнее. Просто расскажи ей, как ты себя чувствуешь при этом. Как это изменило твою жизнь. Мне нужно, что бы она понимала, что имеет множество вариантов, и чтобы она знала результат каждого из них.
Эсме кивает.
– Я подумаю, что можно сделать. – Она протягивает руку к моей тарелке и снова двигает ее ко мне. – Поешь, пожалуйста.
Я слегка улыбаюсь ей и делаю, как она просит.
– Я когда-нибудь говорила тебе, что ты очень красивый?
Ее слова рассмешили меня, но смеяться с супом во рту не самая лучшая вещь. Я вытираю салфеткой рот и столешницу.
– Я думал, ты сказала, что у меня мешки под глазами?
– Так и есть, – она пожимает плечами. – Но ты все еще красив. – Ее руки обхватывают мое лицо, и я пренебрежительно улыбаюсь.
Белла опять проходит мимо нас, на этот раз еще быстрее. Я покачиваю головой, когда она выходит. Это никогда не перестанет удивлять меня. Она легко может снять одежду перед посторонними, но вокруг меня и членов моей семьи ведет себя стеснительно, причем полностью одетая и занятая своей работой.
– Могу я спросить тебя кое о чем, сынок?
– Нет, – подразниваю я, прекрасно понимая, что это не к добру.
Она игнорирует мой сарказм.
– Почему тебя так сильно волнует эта девушка? Белла?
Я смотрю на тарелку, пожимая плечами.
– Ей просто нужна помощь.
– И ты думаешь, что можешь помочь ей?
– Я не знаю, мам.
– Эдвард, – Эсме встает, и вот оно, начинается. Она обнимает меня и кладет подбородок на мое плечо. – Ты не сможешь вернуть Таню назад. Я знаю, ты скучаешь по ней, и то, что случилось, это просто… непостижимо. Но спасение Беллы ничего не изменит.
– Я знаю. Я не дурак. Просто оставь это, пожалуйста.
– Я не могу. – Ее руки крепче сжимают объятия. – Ты мой сын, и у тебя такое чудесное сердце, – она целует меня в макушку, – огромное сердце. И мне становится страшно, когда подумаю, что если с этой девушкой что-то пойдет не так, если она… снова оступится или не примет такое решение, как ты надеешься, то твое доброе сердце будет уже не собрать. – Она снова целует меня в макушку. – Я не прошу тебя не помогать ей, просто будь осторожен. Не все такие же замечательные, как ты, – она отстраняется, проводя рукой по моему затылку. Я замечаю, что она тайком вытирает глаза. Мой суп остыл, а я так и не поел.
Выражение ее лица смягчается.
– Твой отец собирается сегодня вечером придти к тебе на ужин. Я сказала ему, что он тоже должен что-нибудь делать со своими мешками под глазами. Я приготовлю мясо в горшочках, и я не хочу слышать никакого дерьма о том, что красное мясо тебе вредно.
Я улыбаюсь ее проклятьям. Она улыбается в ответ.
***
Эсме готовит ужин, и я пытаюсь сказать ей, чтобы она отдыхала, но она не позволяет мне помочь. Белла убирается в гостиной, и мне ничего не остается, как подняться в свою комнату. Усевшись на кровать, я решаю почитать книгу, которую начал несколько месяцев назад. Я все еще на первой главе. Я даже не помню, о чем она. Дверь приоткрывается, и я поднимаю голову.
– Ох, прости.
Белла отходит, чтобы закрыть дверь, но я останавливаю ее.
– Все в порядке. Я просто в ссылке. – Я смеюсь и отбрасываю книгу в сторону, когда вижу, как ее лицо вытягивается. – Моя мать выгнала меня из моей собственной кухни.
– Оу, – она ступает в комнату, и неловкость возвращается. Она, опустив голову вниз, поправляет на своем бедре корзину с бельем. – Эмм, мне просто нужно разложить это здесь, – она указывает в сторону комода, и я киваю ей. Она опускает корзину на пол и открывает ящик комода так тихо, как будто я сплю и она может меня разбудить. Она обращается с моими носками таким образом, словно они – бомба в ее руках, и я не выдерживаю.
Я швыряю в нее подушку с кровати.
Она подпрыгивает, поворачивая голову.
– Расслабься, Белла. Если бы я не хотел, чтобы ты прикасалась к моему барахлу, то я не стал бы нанимать кого-то, кто прикасается к моему барахлу.
Ее глаза мечутся с подушки на меня и обратно.
– Рада знать, что это не твое представление о прелюдии. Я могу быть горничной из твоих фантазий, если ты хочешь, но метание подушками не сделает меня влажной. Просто чтоб ты знал.
Она отворачивается назад, и я улыбаюсь. Моя голова на подушке.
– Я молюсь, чтобы моя мать была все еще на кухне. Твои слова, вырванные из контекста, могут бы быть ужасно поняты, – смеюсь я, – черт, твои слова и в рамках контекста ужасны.
Она заканчивает раскладывать мои носки и поднимает корзину.
– Ты сам напросился.
Я мгновенье смотрю на нее, и она поворачивается, чтобы уйти.
– Белла? – Она оборачивается. – Присядь на секунду, – я хлопаю по кровати. Широко улыбаясь, она подходит и шлепается вниз, сделав неправильные выводы.
– Сумасшедшая фантазия с горничной, Эдвард? Я так и знала. – Она садится на колени и наклоняется ко мне, но я кладу руку на ее бедро и останавливаю ее.
– Успокойся, глупая. Нет. Никаких сумасшедших фантазий с горничной. Я хочу просто посмотреть, как ты.
– Как я?
– Как ты себя чувствуешь. Моя мать думает, что я, возможно, слишком нагружаю тебя домашней работой. Это так?
Она вздыхает.
– Из-за этой штуковины?
– Это может негативно сказаться. Просто скажи мне, если слишком устала или плохо себя чувствуешь, пожалуйста. Это может серьезно повредить мою репутацию, если кто-то, в частности моя семья, узнает, что я применяю кнут к беременной женщине.
Белла приподнимает бровь.
– Сейчас это точно прозвучало, как дикая сексуальная фантазия.
Я сталкиваю ее.
– Убирайся с моей кровати со своими извращенными мыслями. Ты оскверняешь ее.
Она сползает с кровати и в этот раз по-настоящему улыбается. Я наблюдаю, как она идет к корзине и поднимает ее. Она покидает мою комнату, но улыбка на моем лице остается.
перевел: LeaPles
редактура: nats
Источник: http://robsten.ru/forum/19-868-59
0
пошлячка))))
