Последние несколько дней были сплошным кошмаром и одновременно благословением. Работа смазывает реальность, но реальность в последнее время стала весьма приятной. Или терпимой. Где-то между. С одной стороны, я каждое утро переполнен энергией, которую не чувствовал еще несколько недель назад, каждый вечер с непреодолимым желанием возвращаюсь домой - такого я не чувствовал раньше никогда. С другой стороны, меня сопровождает вина, и моя душа рвется на части за то, что я испытываю эти чувства. Моя бесчувственность была комфортной. Признание этих чувств - нет. И все же они комфортны.

Погруженный в свои мысли и смятение я потираю руками лицо. Было забавно слышать, как мое имя слетело с губ Беллы, но все веселье теряется в реальности. Белла – красивая женщина, в этом нет никаких сомнений, но моя цель не в том, чтобы оценивать ее. В мои планы не входит завоевать ее сердце или каким-то образом затащить в свою постель. Я не хочу, чтобы она грезила обо мне, и не хочу пересекать черту и устраивать неразбериху. Но, скорее всего, я еще не знаю, что, черт возьми, я действительно хочу.

Я стараюсь бесшумно войти в дом. Уже поздно, и мне ненавистна сама мысль, что я оставляю ее одну на всю ночь. Ей ничто не угрожает - мы живем в безопасном районе, - но глубоко внутри все равно присутствует тревожное чувство. Насколько я знаю, у нее нет друзей, чтобы приглашать их в гости, и Эммет запретил ей общаться с единственным человеком, который проявил к ней интерес. Я понятия не имею, чем она занята, пока одна, но надеюсь, что алкоголь в баре останется целым, так как раньше он был ее единственным другом.

Я тихо закрываю дверь и запираю на замок. Она оставила включенным свет в прачечной, и я протягиваю руку, чтобы выключить его, но останавливаюсь. Мне приходится прикрыть рот рукой и отвернуться, чтобы не рассмеяться и не побеспокоить ее. Она спит в бельевой корзине на одеяле, свернувшись, как котенок, калачиком. Оставив свои вещи на полу, я тихо пробираюсь к ней и опускаюсь на колени. Она такая милая, просто невинная и милая. Моей руке хочется прикоснуться к ее лицу. Подушечки пальцев покалывает от желания пробежаться вниз по ее щеке, легким, как перышко, движением. Кто-нибудь когда-нибудь прикасался к ней так, словно перышко? Любуясь ее утонченностью?

Я осторожно просовываю одну руку под ее колени, а другую – под шею. Мне кажется, что она сейчас проснется и ударит меня, прикажет не прикасаться к ней, но она не просыпается. Я поднимаю ее на руки и плечом выключаю свет. Мои вещи остаются на полу около двери. Пересекая кухню и гостиную, я чувствую, что Белла свернулась в моих руках. Ее кулачок сжимает мою рубашку, а голова устраивается в изгибе моей шеи, пока я иду по лестнице. С каждым шагом мне все больше кажется, что я пробираюсь через зыбучие пески. Она такая легкая.

Я дохожу до ее комнаты и открываю ногой дверь. Подойдя к кровати, чтобы уложить ее, обнаруживаю отсутствие постельного белья. Дерьмо, она его постирала. Я, черт возьми, не могу стелить кровать и одновременно удерживать ее на руках, и я определенно не собираюсь будить ее, чтобы она сделала это прямо сейчас. Я направляюсь к своей комнате и останавливаюсь. Нет. Иду вместе с ней в свободную комнату и укладываю ее. Возвращаюсь в свою спальню, хватаю одно из запасных одеял со своей кровати и несу ей. Я накрываю ее им, и она что-то бормочет. Мои глаза блуждают по ее лицу. Мои пальцы все еще покалывает от желания прикоснуться к ней. Я легонько пробегаюсь по ее щеке - она теплая. Ее глаза распахиваются и смотрят на меня в замешательстве. Я не могу удержаться от улыбки. Я замечаю, что в последнее время такое происходит постоянно.

Я шепчу:

– Ты заснула внизу.

Она на мгновение задумывается, а потом вздыхает:

– Я ждала, когда мои простыни высохнут. Тупой зуммер должен был разбудить меня.

От ее лица невозможно отвести взгляд. Я опускаюсь на колени, теребя пальцами край одеяла. Она смотрит прямо на меня. Смятение, которое я сейчас чувствую, вне моего понимания. Я считаю себя умным человеком, но понятия не имею, почему глядя в лицо этой девушки, находясь рядом с ней, я чувствую себя таким образом. Я вздыхаю.

– Ты – загадка, Белла.

Ее лицо морщится.

– Это что, болезнь?

Вот оно. Это чувство. Эта улыбка на моем лице, причины появления которой я не понимаю. Я качаю головой.

– Нет, загадка подобная пазлу, что-то, чего не можешь разгадать до конца. Тайна в своем роде.

Ее голос становится тихим:

– О. – Она обдумывает это. – Это хорошо или плохо?

Я разглядываю ее лицо.

– Я не уверен.

Наши глаза встречаются, и моя рука непроизвольно поднимается, чтобы погладить ее щеку. Она разрывает зрительный контакт и уклоняется от моего прикосновения. Я убираю руку назад и сожалею, что даже попытался. Это глупо по многим, многим причинам.

– Спокойной ночи, Белла.

Она молчит, и я оставляю ее спать и грезить.

Утром я разбит. Вся усталость от прошедшей недели лежит на моих плечах. Пытаюсь смыть ее в душе, но она остается. Я одеваюсь и отсчитываю для Беллы зарплату за неделю. Засовываю конверт во внутренний карман куртки и направляюсь вниз. Она сидит с тарелкой у кухонного островка. Ее босые ноги качаются взад-вперед, пока она ест. Медленно, по одной. Она смотрит на меня, когда я складываю мои вещи на стойку.

– Как ты можешь есть эту гадость?

Я смотрю ей в тарелку. Овсянка. Пожимаю плечами.

– Это полезно для тебя.

– На вкус как картон.

Я помню, как она поддразнивала меня со своей соленой лапшой.

– Ну, Белла, вот поэтому она и полезна для тебя.

Она чуть улыбается и возвращается к еде.

– Добавь мед, и вкус улучшится. – Я достаю конверт из своего кармана и кладу на стойку. – Веселой пятницы. – Я поворачиваюсь, беру кружку и начинаю готовить кофе.

– Устал? – спрашивает она. Я оглядываюсь через плечо. – Ты никогда не пьешь кофе посреди недели.

Никогда? Да, никогда. Я пожимаю плечами.

– Длинная неделя, наверное.

– Ты сегодня допоздна работаешь?

Я качаю головой, и она возвращается к еде.

– Нам, наверное, нужно позже сходить в магазин. Я не хочу ждать, а потом застрять со всеми этими припозднившимися праздничными покупателями.

Она кивает.

– Я заеду за тобой около двух.

***

В офисе Розали трясет перед моим лицом блестящим пакетом.

– Счастливого, счастливого рождества, доктор Э.

Я улыбаюсь и забираю его у нее.

– Спасибо.

Она трясет головой.

– Нет, спасибо тебе. Это был приличный бонус к Рождеству. Чувствуешь себя щедрым или виноватым из-за чего-то? – дразнится она.

Хороший вопрос.

– Ты просто заслужила это.

Она улыбается и обнимает меня.

– Спасибо. Так приятно быть признанной.

Я киваю, и она садится за свой стол.

– Итак, что вы все собираетесь делать в этом году?

– Просто пойдем к родителям. Так же как обычно.

– Да, мы тоже.

Она начинает печатать, и я покидаю ее.

Я оставляю сумку в своем кабинете и поднимаю первую карту из стопки. Джейкоб Блэк. О, вселенское счастье. Я открываю дверь и улыбаюсь. Он уже в кислом настроении. Резиновые перчатки везде поразбросаны, а его мама пытается заставить его сесть, но он вертится в ее руках, издавая этот чертов визжащий звук. Убейте меня сейчас.

– Как мы сегодня? – Я кладу его карту на стойку, и он по-прежнему извивается.

– Привет, доктор Каллен. Джейкоб, пожалуйста. – Она выпускает его из рук, и он начинает собирать перчатки с пола и, смеясь, бросать ими в меня. Он всего лишь мальчишка, говорю я себе. Просто истеричный, громкий, несносный, маленький ублю… – Мне очень жаль. Я уберу это, клянусь.

Я отмахиваюсь рукой.

– Все в порядке. – Отодвигая стул, я сажусь. – Итак, здесь сказано, что у тебя болит нос. Почему твой нос болит, Джейкоб?

Он презрительно фыркает мне в лицо и смеется.

– Джейкоб! - бранит его мать.

– Девчонка ударила меня! – восклицает он.

– Какая девчонка? - спрашиваю я.

Он делает глубокий вздох.

– Девчонка в парке, тупица! Она не позволила мне поцеловать ее, так что я погнался за ней. И она ударила меня в нос. – Он показывает пальцем, и мне хочется «дать пять» (п.п. жест приветствия, одобрения) той девочке из парка, кем бы она ни была. Нет, нет. Это отвратительные мысли. Ему только семь. Я уверен, что тоже в семь лет был болваном.

Черт, я болван и в двадцать девять.

– Как насчет того, что ты сядешь на кушетку и мы проверим твой нос? – Я встаю, и у него начинается очередной приступ истерики. – Я дам тебе конфетку, если будешь хорошо себя вести. – И не пну тебя под зад.

– Нет, дебил!

– Джейкоб!

Дверь открывается. Входит Розали. Она широко улыбается и кладет руки на бедра.

– Джейкоб Блэк, из этого кабинета доносится слишком много шума. Ты ведь не устраиваешь моему другу доктору Каллену проблем, верно?

Он качает головой – нет.

– Не думаю, что это так. – Она остается, и он не сопротивляется, когда мать ставит его на кушетку. Я подмигиваю Розали, и она подмигивает в ответ. Мне стоило бы удвоить ее премию в этом году.

***

Я приезжаю домой на тридцать минут позже обычного. Белла сидит на диване со своей одеждой. Она выключает телевизор, и я забираю у нее пульт. Я плюхаюсь рядом с ней, и она выглядит заинтригованной.

– Прости, но думаю, мне нужно двадцать минут, чтобы забить мою голову бессмысленной чушью, прежде чем пойти и столкнуться с еще большей чушью, – я включаю какой-то канал и откидываюсь на спинку дивана.

– Трудный день?

Я стону.

– Один ребенок перевернул всю клинику кверху дном и плюнул в меня. В процессе этого он сообщал мне, каким тупым меня считает.

Белла смеется, и ее тело двигается в мою сторону.

– Что ж, это было похоже на твой день со мной.

Моя голова наклоняется в сторону, и я смотрю на нее. Она прикусывает губу. То чувство возвращается. Оно вспыхивает. Оживает. Это невероятно.

– Но пока ты еще в меня не плевалась.

Она улыбается. Чувство усиливается.

– До конца дня еще несколько часов.

Я поворачиваюсь к экрану телевизора и стараюсь отключить те непонятные чувства, которые оживают внутри меня.

Мы уезжаем через несколько минут и движемся по городу медленно и мучительно. Естественно.

Она толкает тележку, тогда как я иду рядом, засунув руки в карманы.

– Что мы будем покупать? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Все что захотим, я думаю.

– У тебя нет списка? Твоя мать ходит со списком. – Она кажется взволнованной.

Я слегка улыбаюсь.

– Она закупалась для приготовления обеда на тридцать человек. А это только для нас с тобой, Белла. Бери все, что ты хочешь. – Ее губы подергиваются. Я исправляюсь: – За исключением лапши быстрого приготовления в пенопластиковых стаканчиках или водки.

Она закатывает глаза.

– Ты реально такой зануда. Ты знаешь об этом, Каллен?

– Ага.

Я вынужден совершать большую часть покупок. Она и вправду не выбирает ничего, кроме замороженных продуктов и закусок. Я молчу. Она не придирается ко мне и к тому, что я кладу в тележку. Это справедливо. Мне это не нравится, но я не ее надсмотрщик. Я плачу за покупки, и мы складываем их в машину. На улице неприлично холодно, и я позволяю двигателю несколько минут поработать вхолостую, чтобы согреться.

– Эдвард? – ее голос тихий. Я оборачиваюсь. Она смотрит вперед. – Как думаешь, мы можем остановиться где-нибудь? Около магазина с одеждой или еще где? – Она вздыхает и смотрит на меня. – Эта штуковина делает меня толстой, так как заставляет меня есть все время.

Я киваю.

– Да. Конечно.

Она расслабляется в кресле.

– Спасибо.

Я везде следую за ней, пока она присматривает себе одежду. Женщина-продавец строит мне глазки, но я игнорирую ее и прохожу с Беллой дальше. Она начинает перебирать вешалки с брюками и ворчать о том, что никогда не покупала второго размера.

– Ты знаешь, что существует окно, правда?

Она смотрит, продолжая перебирать вешалки.

– Что?

– Окно… – Мой голос понижается: – Для абортов.

Она останавливается и смотрит. Ее лицо морщится в непонимании.

– Где существует окно для абортов?

Я качаю головой.

– Я имею в виду, что у тебя ограниченное время. Окно. Если ты будешь ждать слишком долго, то оно закроется.

Она смотрит вниз.

– О. – Ее пальцы перебирают вешалки, на этот раз медленнее.

– Ты все еще думаешь об этом?

Она пожимает плечами.

– Белла.

Она смотрит на меня.

– Я не знаю, Эдвард. – Она боится.

– Чего ты боишься? В смысле, должна ли ты бояться? Раньше ты говорила, что все из-за денег, но теперь это не проблема. Так чего ты все еще боишься?

– Потому что я не хочу его, Каллен. – Она отворачивается в сторону. – Разве ты не чувствовал бы себя как дерьмо, если… - она прерывает себя, и я знаю, что она хотела сказать. И да, я чувствовал себя дерьмом, когда моя собственная мать решила, что не хочет меня. Но…

– То, как поступила Элизабет, дерьмово. Я знаю. Но это не то же самое, Белла.

– Кажется похожим.

И снова возникает желание прикоснуться к ней. Утешить ее. Я не делаю этого. Не руками.

– Знаешь, Элис не ненавидит свою мать. Они ходят по магазинам вместе и занимаются прочим дерьмом. Они тусуются вместе и ладят просто отлично. Она не обижается на нее. Ни капельки.

Она поворачивается ко мне лицом.

– А ты?

Я опираюсь на стойку с одеждой.

– Обижаюсь на ее мать? Нет, зачем мне это?

– На свою мать. На Элизабет.

– Я говорил тебе, что это не то же самое, Белла.

– Принимаю это как «да».

– Я благодарен за Эсме. Ей нужен был сын, а я нуждался в матери. Это был отличный выход из скверной ситуации. – Я вздыхаю. – Во всяком случае, я зря поднял эту тему здесь. Мне было просто любопытно. Выбирай свою одежду. Я пойду поищу, где можно присесть и не создать проблем.

Я повернулся, что бы уйти, но она хватает меня за руку.

– Эти дамы думают, что я хочу ограбить магазин. Просто оставайся здесь. Пока ты и твой дурацкий галстук находятся рядом со мной, я в порядке.

Я слегка рассмеялся.

– Не уверен, что они так думают.

– Эдвард, я знаю, о чем они думают.

Я пристально смотрю на нее.

– Мне стоит об этом знать?

Она качает головой.

– Нет, вероятно, нет.

В любом случае я интересуюсь:

– Ты украла что-то отсюда?

– Я слиняла один раз, не заплатив. – Она улыбается. Я покачиваю головой. – У меня были деньги, но такова была фантазия Джона. Я хотела понравиться, что мне еще сказать?

Иисус. Мой мозг отказывался воспринимать это дерьмо.

– Ты воровала одежду, потому что кто-то тебе платил за это?

– Нет, я примеряла одежду, потому что кто-кто мне платил… и они наблюдали… в примерочной. Словно за моделью, но только он хотел, чтобы я притворялась, будто я - его девушка. Он был конченым ублюдком. Но, как я уже сказала, он хорошо платил.

Я трясу головой и делаю глубокий вздох.

– Какое это имеет отношение к воровству?

– Они поймали нас, когда мы трахались в примерочной. Они хотели вызвать полицию, так что я унесла ноги. На мне все еще была их юбка.

Я смеюсь, но без юмора. Это просто невероятно. Она пожимает плечами, словно это в порядке вещей, и снова возвращается к поиску брюк. Я не понимаю этого. Я не могу постичь ничего из этого. Я наблюдаю за ней – она улыбается, передвигаясь к следующим стойкам. Улыбается не мне, а леди за столом. Они сверлят ее взглядом, а она смеется, глядя на одежду. Белла. Белла Свон. Загадка. Тайна. И с каждым новым обнаруженным кусочком информации о ней возникает очередной вопрос. Однако реальный вопрос в том, хочу ли я знать ответы?

Действительно ли я хочу знать?

---

Перевод: LeaPles

Редакция: nats