(п.п.: Хантер Доэрти "Патч" (с англ. Целитель) Адамс - доктор медицины родился 28 Мая 1945 года, в Вашингтоне, округ Колумбия; американский врач, общественный деятель, дипломат и писатель. Он основал «На Здоровье!» - институт в 1971 году. Каждый год он собирает группу добровольцев со всего мира и путешествует по разным странам, где они одеваются как клоуны в целях исцеления юмором детей-сирот, обычных пациентов и других лиц.)

Эдвард.

Среда.

Когда она входит, я практически умираю. Она застывает у двери. Один палец во рту, другой рукой держит тарелку. Ее голос на октаву выше. Фальшивый. Голос чирлидерши. (п.п. в оригинале Bimbo-ish – глупенькая девушка, сравнимая с чирлидершей, и сама либо является ею, либо дружит с командой. Как правило, блондинка, но есть и исключения. Все Bimbos выглядят одинаково, говорят одинаково и истерически хихикают тоже одинаково.)

- Я слышала, в этой комнате находится ооочень больной пациент.

Мне больно, но я смеюсь. Ее одежда… она, должно быть, купила ее в магазине костюмов… или секс-шопе. Точно не знаю. Я полагаю, она изображает из себя медсестру. На ней обтягивающее белое платье, едва прикрывающее грудь. Бумажная шапочка. Красные шпильки в тон губной помаде. Иисусе. Она присаживается на кровать, поднимает ложку и подносит к моему рту.

- Открой рот.

- Я не настолько болен, чтобы не поесть самому, Белла.

В ее глазах порочность.

– Эдвард, не заставляй меня выходить за рамки. Они у меня есть, и я знаю, как использовать их. Открывай рот.

Еще один болезненный смешок. Я послушно открываю рот. Она кормит меня супом, который теплом растекается в моем горле.

– Ты приготовила это?

На ее лице расползается гордая улыбка, однако глаза по-прежнему смотрят в тарелку. Она кивает.

– Но Эсме принесла продукты и дала рецепт. Я только следовала указаниям.

- Это вкусно. Мне очень нравится. – Она вливает в меня еще ложку. – Хотя ты и не должна была наряжаться как на Хэллоуин, - дразнюсь я.

Она закатывает глаза.

– Это одежда медсестры. Я - медсестра, заботящаяся о своем больном. Догоняешь, Эдвард?

- Тебе, очевидно, нужно заехать в больницу. Это не то, что носят медсестры. Даже близко не походит.

- Ну, может быть, им стоило бы.

Я смотрю на нее, вздыхая.

– Да, не могу с этим не согласиться.

Она смеется и садится верхом на мои ноги. Снова кормит меня супом.

– Думаю, что понимаю, почему ты стал врачом. Это так занимательно.

Я улыбаюсь ей.

– Чтоб ты знала, Белла, я не провожу свой день, сидя на коленях у моих пациентов – причем полуголым - и кормя их супом.

- Ты знаешь, Эдвард, Патч Адамс считает, что можно вылечить болезнь при помощи радости и смеха.

- Не могу поспорить и с этим. Но… медицина тоже имеет место быть. Не все можно вылечить одним лишь смехом. Это было бы провалом его методики.

- А моя методика помогает?

Я улыбаюсь.

– Твой суп – идеален. Спасибо. – Я улыбаюсь шире. – И твои груди определенно не вредят.

Белла смеется и отставляет тарелку с супом в сторону. Она наклоняется вперед, опираясь руками на мои бока.

– Может, тебе следует сжать их, чтобы убедиться, что я подобрала правильную дозу.

Она заигрывает, и мне не хочется портить ей настроение. По крайней мере, этим я оправдываю себя. Я дотрагиваюсь до ее груди, сжимая несколько раз.

– Думаю, что уже готов завтра вернуться к работе.

Белла смеется над моей шуткой, и я убираю руки, проводя ими по ее бокам и гладя спину. Так хорошо чувствовать ее под своими руками. Мое тело согласно. Я держу ее в своих объятиях, и ее грудь прижимается к моей.

- Из тебя вышел бы отличный Патч Адамс, Белла. Ты доставляешь мне море радости. - Она пристально смотрит на меня. Ее лицо светится от гордости, которой я еще не видел. Мне хочется, чтобы так было всегда.

Она трется об меня, и на ее лице вновь появляется хитрое выражение.

– Думаю, я нашла лекарство для вас, доктор Каллен.

Смех, вырывающийся из моей груди, вибрирует через нее.

– Если бы все медсестры были так прекрасны, мир был бы счастливейшим местом, Белла.

И именно это я и имею в виду. И я смотрю на ее губы. Красные. Близкие. Настолько близкие.

- Ты что, флиртуешь со мной, Каллен?

Я закрываю глаза.

– В этом виноват сироп от кашля. Слишком большое содержание спирта. – Мои губы растягиваются в улыбке, и я приоткрываю один глаз.

- Тогда тебе стоило бы принимать его как можно чаще. Под его воздействием ты гораздо прикольнее. – Она отклоняется и скармливает мне остатки супа.

Четверг.

Чувствую себя дерьмово.

Пятница.

Все еще дерьмово, но уже немного лучше. Лихорадка прошла, но только благодаря супу Беллы.

Суббота.

Во второй половине дня меня навещает Эсме. Она приносит еду, таблетки от кашля и бумажные платки, и я люблю свою маму. Там еще фруктовое мороженое. С настоящими фруктами. Я - везучий ублюдок.

- Как поживает мой мальчик? - Она усаживается на краешек дивана. Опасность заразиться минула, и меня уже тошнит от нахождения в своей комнате. Кроме того, Белла убирается там, а шум пылесоса убивает мои уши.

Я откусываю кусочек своего мороженого. Клубничного.

– Думаю, я выживу.

Она убирает мои волосы с лица, словно мне снова десять.

– Знаешь, что меня поражает? Элис никогда не беспокоится о своем здоровье и привычках в еде, но никогда не болеет. Ты же, совсем другое дело. Следишь за всем этим, и вот ты тут, весь расклеился от гриппа. Как такое возможно?

- Ее тело, возможно, предназначено отражать дерьмо, и под дерьмом я подразумеваю то дерьмо, которого там не должно быть. Типа тройных шоколадных печений и кекса со взбитыми сливками. – Я откусываю снова. – Хотя это и звучит восхитительно.

Эсме улыбается.

- Ты слишком много ругаешься, дорогой… но я понимаю, о чем ты говоришь.

Белла спускается по лестнице, и я слегка повышаю голос:

– Это все Белла виновата. Она оказывает дурное влияние.

Она смотрит на меня. Я подмигиваю ей, а она нахмурится.

- Оставь Беллу в покое, Эдвард. И для справки: ты слишком много ругался и до того, как Белла начала жить здесь.

Белла улыбается, прежде чем исчезнуть в кухне. Я поворачиваюсь к маме.

– Кстати, спасибо, что поделилась рецептом супа с Беллой.

- Мне следует поблагодарить ее за то, что она cварила его.

Я немного приподнимаюсь и понижаю голос:

– Ты не понимаешь: она не любит готовить не потому, что не находит это приятным, а потому что думает, что не умеет. – Я смотрю на маму, и до нее доходит.

Эсме кивает и целует меня в нос.

– Ну, у меня еще много рецептов, которые нуждаются в новой хозяйке.

Я улыбаюсь ей, и она встает.

– Мне нужно идти. Твой отец вечером будет выступать на каком-то ужине с речью. Мы с Элис скоро встречаемся в салоне. Мне хотелось бы, чтобы ты тоже смог придти.

Я смеюсь.

– Я лучше прикинусь больным, чем буду слушать папины скучные речи.

- Эдвард, будь хорошим. - Она наклоняется и целует меня. – И позвони своей сестре. Она скучает по тебе.

- Мам, я практически умирал в последние три дня, - жалуюсь я.

- Не оправдывайся. Позвони ей.

Я бормочу себе под нос, а она говорит «Пока» Белле. Когда она уходит, я перелистываю каналы на телевизоре. Мой телефон лежит на журнальном столике, гипнотизируя меня. Я беру его и нахожу номер Элис. Мне нужно поговорить с ней лично, поэтому я пишу ей сообщение, чтобы просто показать, что между нами все в порядке.

Весело проведи время, слушая речь папы. Я буду есть фруктовое мороженое и смеяться над вами с моего дивана.

Я кладу телефон на грудь и возвращаюсь к перелистыванию каналов. Политика. Нет. Новости. Нет. Какое-то кукольное шоу на MTV. Нет. Моя команда проигрывает. Нет. Белла со шлепком опускается на диван. Она садится практически на мои ноги. Да. Мой телефон вибрирует. Да.

Я буду весь вечер заниматься секси-эсэмэсингом с Джаспером. Плюс, они подают бифштекс из вырезки. Укуси меня.

На моем лбу от удивления появляются складки.

– Что, черт возьми, такое секси-эсэмэсинг? – задаю я себе вопрос, но Белла меня слышит.

- Это когда вы посылаете непристойные смс друг другу. Что-то типа секса по телефону.

Я пялюсь на нее. И думаю. Мой рот открыт, но мне нечего сказать. Она смеется и пожимает плечами.

– Лично я не вижу в этом ничего сексуального. Не только потому, что твои руки заняты печатанием, но и потому, что тебе приходится ждать между каждым сообщением и вроде как… а что если твой партнер медленно печатает? Я медленно печатаю. Это никогда не сработает со мной.

Она выглядит серьезной, когда рассуждает об этом, и я не могу не рассмеяться. Она сверлит меня взглядом.

– Кто-то обращался к тебе с такой просьбой, Каллен?

Я качаю головой.

– Нет-нет-нет. Элис просто пытается смутить меня. Я даже не знал, что, черт возьми, это такое, хотя… теперь, когда я знаю… да, я реально смущен.

Ее бровь приподнимается.

– Она занимается секси-эсэмэсингом с тобой?

Я потираю лицо.

– Нет… какого… Белла, она - моя сестра.

- Некоторых людей это не останавливает, Эдвард. Кроме того, вы не кровные брат с сестрой. Я не знаю, какое причудливое дерьмо заведено в вашей семье, – дразнится она. Мне это нравится. Я наклоняюсь вперед, хватаю ее за руку и притягиваю к себе… ну и теперь мы оба лежим. Это не мой первоначальный план. Я не планировал это.

- Она занимается секси-эсэмэсингом со своим бой-френдом. С Джаспером. – Я показываю ей телефон, и она смеется.

- Какое дурацкое имя.

Я пожимаю плечами. Мне немного неловко находиться с ней так близко. Но не совсем. Я не могу это объяснить. Белла тиха и неподвижна. Ее пальцы держатся за мою рубашку, а глаза смотрят в телевизор.

- Почему ты смотришь на то, как спариваются дельфины? – на ее губах расползается улыбка. Я смотрю на экран. Черт. И да, морские животные там спариваются.

Я трясу головой.

– Я остановился на том месте, где Элис отвлекла меня. И ты почти села на мои ноги.

Она утаскивает у меня пульт.

– Хорошо, потому что это бесстыдство совсем не заводит. – Она переключает канал. – Знаю, что я извращенка, но даже я не стала бы трахаться с лошадью. В смысле, как это вообще возможно? – Она продолжает листать каналы. Я отбираю пульт обратно, и она зыркает на меня.

- Ты употребила слово бесстыдство и тут же, в моей гостиной, стала спрашивать о возможности секса с лошадью. Ты потеряла право на пульт дистанционного управления.

Она молчит, пока я щелкаю каналами. Я ожидаю чего-нибудь язвительного в ответ, но она молчит. Наверное, я расстроил ее. Я смотрю на нее, чтобы извиниться. Ее глаза изучают меня, но в них нет обиды.

Ее голос тихий, а взгляд - искренний. Испуганный, возможно?

– Ты действительно можешь умереть, если заболеешь, Эдвард?

Я смотрю на нее. Мои брови сходятся вместе.

– Почему ты спрашиваешь об этом?

- Ты сказал Эсме, что умирал. – Ее лицо становится на десять лет моложе.

- Я просто шутил, Белла.

- Но такая вероятность существует? У Бри одна из твоих почек, - объясняет она, и ее голос затихает.

О.

Я пристально смотрю на нее какое-то время и щелкаю пультом, выключая телевизор. Ответ требует больше, чем слов «да» или «нет». Я перекатываюсь на бок. Белла погружается вглубь дивана, прижимаясь к его спинке. Я кладу одну руку под подушку, другой глажу ее волосы. Они шелковистые и мягкие. Она смотрит на меня. Тихо. Слишком тихо.

- Ты сказала, что тебе нравится музыка, правильно? – Она кивает. Я встаю и включаю что-то легкое, потом снова занимаю свое место на диване. – Только то, что у меня одна почка, не значит, что я собираюсь умереть, Белла.

- Я уверена, что это и не помогает.

Я продолжаю гладить рукой ее волосы.

– Это нормально для меня. Бри – вот, кто должен беспокоиться.

- Ты думаешь, она умрет?

- Мы все умрем, Белла.

- Но она может умереть… с бОльшей вероятностью. Верно?

Я киваю:

– Да.

- Разве ты не боишься?

Я пропускаю пальцы через ее локоны. Один завивается, и я накручиваю его на палец, наблюдая за этим.

– Иногда. - Постоянно, хотя она и не может знать об этом. Я продолжаю смотреть на ее волосы. – Но это не имеет смысла. Как я и сказал, мы все умрем. Я мог бы быть здоровым как… лошадь, - ее губы подрагивают, когда я произношу это слово, - но попасть под машину или подавиться, пока ем что-то… умереть какой-нибудь случайной и неожиданной смертью. Ты никогда не узнаешь, когда придет твое время, так почему бы не взять лучшее из этого. Просто попытаться быть счастливым. Верно? - Я перевожу взгляд на Беллу. – Я думаю, ты заразна Патч-Адамс-лихорадкой. - Я улыбаюсь и позволяю локону ее волос освободиться от моего пальца, начиная ласкать ее щеку. – Или, возможно, у меня просто был хороший доктор.

- Медсестра, - поправляет она меня. – Я могу переодеться снова. Костюм все еще в моем шкафу наверху.

Смех вибрирует в моей груди. Кончиками пальцев я пробегаюсь от ее щеки вниз к подбородку. Мягкая. Приятная. Что я делаю? Почему моим глазам хочется смотреть на ее губы? Они розовые. Почему мои пальцы находят дорогу к ее коже? Теплая. Склониться к ней было бы так хорошо.

- Мне нравится эта песня. – Ее слова напоминают мне, что музыка вообще звучит. – Тебе нравится эта песня?

Я киваю.

- Это мой сборник, не так ли?

Она улыбается.

– Ты сегодня лучше себя чувствуешь?

В высшей степени. Лучше, чем лучше. Почти как новенький.

– Да.

- Достаточно хорошо, чтобы потанцевать?

Я испускаю смешок.

– Ты хочешь потанцевать, Белла?

- Ты сказал, попытаться быть счастливым… так что… да. Я хочу потанцевать. То есть, я могла бы попасть под поезд или подавиться чем-то… или что там, черт возьми, ты сказал, а тут мне выпал шанс потанцевать под одну из лучших песен Рэя Чарльза. (п.п. Рэй Чарльз (полное имя Рэй Чарльз Ро́бинсон, 23 сентября 1930 — 10 июня 2004) — американский слепой музыкант, автор более 70 студийных альбомов, один из известнейших в мире исполнителей музыки в стилях соул, джаз и ритм-энд-блюз. Был награждён 17 премиями «Грэмми», попал в залы славы рок-н-ролла, джаза, кантри и блюза, в зал славы штата Джорджия, его записи были включены в Библиотеку Конгресса США) Правильно?

Я смеюсь и, вставая, беру ее за руки и поднимаю с дивана. В комнате темно, приближается ночь. Сумерки. Дымчато-серое освещение. Камин не зажжен. Я пытаюсь сдержать свое волнение. Играет новая песня. Я оборачиваю руки вокруг ее талии, сцепляя пальцы в замок за ее спиной. Ее руки покоятся на мне, и мы не столько танцуем, сколько качаемся из стороны в сторону. Это правильно. Это неправильно. Я ошибался. Это только глупый танец. Мое тело несогласно. Тепло на моем лице и в моей груди несогласно. Покалывание в моей коже несогласно.

- Ты знаешь, какая вещь мне нравится в тебе, Эдвард?

Я улыбаюсь.

– Только одна? Класс. Нет, я не знаю, какая одна вещь во мне тебе нравится?

Она искренне смотрит мне прямо в глаза. Эсме говорит, что люди делают так, когда говорят правду.

– Ты всегда говоришь то, что имеешь в виду. Ну, я не о твоих шутках… но когда ты говоришь что-то мне, ты не лжешь.

- Откуда ты знаешь? Возможно, я просто отличный лгун, Белла.

Она качает головой. Ее волосы щекочут мои руки на ее талии. Они как перышки. Мягкие и возбуждающие. Не спрашивайте меня почему. Я не знаю этого.

- Это в твоих глазах. Я могу сказать, когда ты говоришь правду. Я всегда могла определить, когда мои Джоны лгут мне. Даже если то, что они говорили, было добрым или сексуальным, или что бы там ни было. Я знала, что они лгут, но в этом не было никакого смысла, потому что они в любом случае получили бы то, что хотели.

Моя хватка усиливается.

– Может быть, они просто лгали сами себе?

Она пожимает плечами.

– Может быть.

Я убираю руки с ее талии. Песня еще не кончилась. Ее голова поднимается. Я провожу пальцами сквозь ее волосы, глядя ей в лицо.

– У меня нет причин лгать тебе, Белла. Я обещаю тебе не делать этого.

Темнота и глубина. Они в ее глазах в тусклом свете комнаты. Карамель и глубина, если бы в комнате было освещение. Доверие. Я хочу ее доверие. Мое тело хочет чего-то еще. И если я дам ему это, доверие уйдет. Белла уйдет. Эта Белла. Настоящая Белла. Мягкая. Теплая. Розовая. Я обнимаю ее за плечи, прижимаю к себе и заканчиваю танец под песню.

Ее сердце бьется у моей груди. Мое сердце прижато к ее уху. И это слишком хорошо. Я счастлив от этого. Она счастлива от этого. Возможно, это равноценно. Мое счастье ради нее, потом ее доверие. Ее счастье ради меня, потом мое доверие. Фортепьяно звучит в песне, но все, что я слышу – это слова. Мои ноты, прячущиеся в тетради позади меня на пианино, звучат в моих ушах.

Песня о тебе

Звучит так сладко и ясно,

Как лунный свет сквозь сосны.

Другие руки прикасаются ко мне,

Другие глаза улыбаются нежно,

Но все еще в мирных снах я вижу

Дорогу, ведущую обратно к тебе.

И никакой другой правды не существует. Семь простых строк подводят меня к тому, чего я не понимал. К аккордам, которые я написал. К причине, почему, показывая Белле беседку на Рождество, я чувствовал себя совершенно по-новому. К моей слепоте к Кейт и ее заигрываниям. К моему отвращению к тому, что должно быть желаемо для и от женщины. К теплым одеялам. К желанию вернуться домой.

Я обнимаю ее крепче.

Я не знаю много о Патче Адамсе, но помню, что он сказал: «Вы лечите заболевание - вы побеждаете, вы свободны. Вы лечите человека, и я вам гарантирую, вы победите независимо от исхода».

Может быть, его рецепт правдив. Истина заключается в том, что мы все когда-нибудь умрем. И нет лекарства от этого. Но в жизни ты лидируешь до тех пор, пока не попадаешь в место своего упокоения… может быть, это - та часть, которую я никогда не понимал в его теории.

До этой поры.