Глава 13.2. Разрушение

Ваши разум и страсть – руль и паруса вашей плывущей по морю души. Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь носиться по волнам и плыть по течению, либо неподвижно стоять в открытом море. Ибо разум, властвующий один, – сила ограничивающая; а одна страсть – пламя, сжигающее само себя.

Халиль Джебран

21 июня

Эдвард

Звуки шагов на кухне и хруста, сопровождающих эти шаги, вырвали Эдварда из сна, и он присел, находясь в замешательстве от того, где он был и какой сейчас час. Он медленно оглядел комнату, в которой находился, отмечая опустевшую жилую зону и вспоминая разрушения, что он учинил несколько часов назад.

Вот дерьмо.

Те фотографии, что не были раздолбаны до неузнаваемости, шатко висели на гвоздях, угрожая свалиться в груду ошметков стекла и дерева при малейшем воздействии на них.

Он слегка посмеялся над выпотрошенными подушками от дивана: некогда бывшие его внутренностями перья и пух теперь покрывали пол по всей гостиной.

Он сдул с кончика носа заблудшее перышко и внезапно замер, его глаза встретились тет-а-тет с потрясенными глазами его матери Эсми.

– Эдвард?

Эдвард тяжело сглотнул:

– Мам, – он посмотрел на нее так, словно его только что поймали на краже конфет в магазине или за просмотром эротических журналов в его спальне в подростковом возрасте.

– Что... что ты делаешь? – ее голос слегка дрожал, выдавая ее панику от того, что открывалось перед ее глазами, хоть она и старалась изо всех сил скрыть эту реакцию.

– Обновляю интерьер? – застенчиво пожал плечами Эдвард.

– Обновляешь интерьер, – тяжело сглотнула Эсми. – Хм... хорошо. Хорошо. Могу я спросить, почему ты занялся обновлением в столь раннее утро?

Эдвард вздохнул и поднялся с пола. Выставив ладони перед собой в знак мира, он медленно подошел к ней в надежде, что она поймет, что он в здравом уме... по крайней мере, теперь уже.

– Ничего такого. Правда, – пожал плечами Эдвард, его тон был раздраженным. Он действительно не хотел иметь дело с этим прямо сейчас.

Глаза Эсми слегка сузились, показывая лишь намек на чувства, переполнявшие ее от полнейшего хаоса вокруг и от абсолютной отрешенности Эдварда на все это. В течение нескольких долгих мгновений она изучала его лицо, и в каждой ее черте отразилась явная тревога. Эдвард молча наблюдал за ее внутренней борьбой: настаивать на разговоре или отступить – вот о чем она думала, ведь она, мягко говоря, не была удовлетворена его ответом. После содержательной паузы Эсми громко выдохнула, на данный момент признавая свое поражение, на что и Эдвард выдохнул, признательный за краткую передышку в ее допросе. Она осторожно протянула свою мягкую ладонь к его лбу, собрав несколько заблудших перьев, прежде чем любовно приласкать его щеку, давая понять, что она понимает: прямо сейчас он просто не готов говорить об этом.

Ее глаза пропутешествовали по оставшимся частям его тела, ее брови в беспокойстве и огорчении сошлись на переносице, когда она провела своими руками по его, стряхивая пыль и грязь. Эдвард на мгновение подумал, что она немедленно отправит его в ванну, и приготовился к атаке. Однако она этого не сделала, продолжая внимательно изучать его, проводя руками дальше к его пальцам.

– Эдвард, у тебя кровь, – с досадой произнесла Эсми, и Эдвард перевел взгляд туда, где Эсми держала его за руку. Его кутикулы были разодраны и кровоточили, и у него был ряд царапин и повреждений, которые он получил во время его спорадической работы по реновации дома прошлой ночью. Тупая боль в стопе правой ноги напомнила о других травмах, которые он получил, бегая вслепую по разбитым зеркалам и стеклам.

– Тут лишь немного кровит, мам. Я в порядке. – Он попытался отвести свои руки от нее, неловко переступая на своих больных стопах, но его мать была слишком быстрой: она проворно облизнула один из своих пальцев, прежде чем смазать окровавленные кутикулы слюной, которую, как он думал, она собиралась использовать и на его лице.

– О, Эдвард, – вздохнула Эсми и посмотрела на него. – Аптечка уничтожена тоже? – в легком веселье она ухмыльнулась ему, слишком хорошо зная своего сына, и ее улыбка расширилась, когда Эдвард вернул ей игривую ухмылку.

Эдвард пожал плечами.

– Может быть. Я не уверен. Вероятно, одну мы найдем в прилегающей к моему кабинету ванной. Я не думаю, что я обновлял эту комнату прошлой ночью.

Эсми потянула его за руку через кухню и коридор в сторону упомянутой ванной комнаты, в то время как он старался не вздрагивать от давления своего веса на поврежденные стопы. Подойдя к упомянутому шкафу, скрытого за зеркалом, она умело в нем копошилась, материнские инстинкты явно подсказывали ей, где именно были расположены необходимые медикаменты. Она ни о чем не говорила, пока очищала и перевязывала его раны, только прищелкнула языком, когда расположила для обработки его ноги на сиденье унитаза. Эдвард натянул маску храбрости на лицо, стараясь не реагировать на укусы пинцета, которым ковыряли мелкие порезы нежной плоти, или на легкий укол антисептика, пока его мама чуть ли не купала своего израненного сына в игристой жидкости.

После того как она закончила, она легонько поцеловала каждую из его ран и ссадин, а затем легко улыбнулась ему:

– Так-то лучше.

Эдвард улыбнулся ей в ответ, вздохнув с облегчением, чувствуя, что его мир мгновенно снова становится правильным. Его мама всегда знала, когда следует надавить на него, а когда уступить, а главное – она всегда знала лучший способ, чтобы успокоить его.

– Я люблю тебя, мам.

– Я тоже тебя люблю, Эдвард. Иди наверх и надень одежду, в том случае, если у тебя еще осталась хоть какая-то одежда.

– Да, мэм, – Эдвард снова улыбнулся своей матери, но уже застенчиво, и отправился наверх, осматривая по пути масштабы разрушений, что он учинил.

Должно быть, он был в ужасном состоянии прошлой ночью. Пробираясь сквозь свое разгромленное жилье, он безучастно задумался, почему его соседи не вызвали вчера полицию, чтобы пожаловаться на шум. Господь свидетель, он не разрушал свой дом в полной тишине. Конечно же, они не вызвали, подумал он с сухим смешком. Если они думали, что он убийца, они, вероятно, боялись, что их он тоже прикончит. Пока они его не беспокоили, ему было все равно, считай они даже, что он Тед-чертов-Банди. (ПП: Тед Банди, урожденный Теодор Роберт Кауэлл – американский серийный убийца, насильник, похититель людей и некрофил.)

Эдвард не помнил и половины того дерьма, что он вытворял прошлой ночью, но его дом, очевидно, пал жертвой каждой из его причуд, заявивших тогда о себе. Он осторожно поднялся по ступенькам, стараясь не наступить ни на одно из битых стекол. Его спальня была наихудшим местом для одевания, поскольку она взяла на себя всю тяжесть его гнева, наиболее зверский погром был именно здесь. Он задохнулся от состояния ковра, смутно вспоминая, как разрывал его до ниточек покореженным куском металла, который он извлек из груды мусора, которую он же и создал. Он осторожно подошел к своему шкафу, натянул серую футболку с длинными рукавами и джинсы, думая, что это, вероятно, к лучшему – защитить как можно большую часть тела от разрушений внизу и в остальной части его дома. Он надел пару «Саукони» и провел рукой по волосам, зная, что он мало чего может сделать, чтобы укротить их и заставить выглядеть презентабельно. (ПП: Saucony – крупная американская компания, производящая спортивную обувь. Основана в 1898 году.)

Спускаясь по лестнице, Эдвард услышал тихий голос своей матери, разговаривающей с кем-то по телефону. Когда он завернул за угол, заметил метлу, которую мама использовала, чтобы тщательным образом смести разбитое стекло на полу кухни в кучу. Сейчас метла была прислонена к кухонному островку, пока мама заканчивала разговор.

– Да. Ближе к вечеру было бы здорово. Большое спасибо, что делаешь это в такой короткий срок. Ты тоже.

Завершив разговор, она посмотрела на него.

– Готов к походу за покупками?

– Элис? – застонал Эдвард.

На что Эсми только улыбнулась.

– Я не думаю, что есть другой человек в этом мире, более благодарный тебе за уничтожение всего, что было в твоем доме. Теперь у нее есть предлог для основательной переделки декора здесь.

Эдвард вздохнул, в легком веселье качая головой. А после он задался вопросом, действительно ли он был готов сделать этот шаг. Ответ пришел сам собой. Да, он был готов. Он понимал, что все это было частью неизбежного процесса, где нужно было медленно собрать себя по кусочкам и склеиться воедино. Перепланировка дома даст ему то, по чему он скучал больше всего – ощущение собственного «я».

– Будет здорово, знаешь, иметь свои собственные вещи, обустроить тут все по-своему.

Эсми мягко улыбнулась ему, прежде чем взять метлу и вернуться к своей задаче. Она полагала, что изменения в доме воодушевят его. Эдвард же был благодарен, что мама предусмотрела, как ему следует действовать дальше, и организовала первый шаг в процессе его исцеления.

Теперь ему оставалось только найти помощь, чтобы вытащить все разбитое дерьмо отсюда. Задача из серии «легче сказать, чем сделать». Он решил, что мог бы подкупить Джаспера несколькими пинтами пива и пиццей, и сделал себе мысленную пометку позвонить ему позже.

– Так ты собираешься рассказать мне настоящую причину твоего спонтанного ремонта прошлой ночью?

Эдвард вздохнул и подошел к ней, протягивая ей открытый мешок для мусора, чтобы она могла очистить совок.

– Ты знаешь меня; иногда я веду себя немного иррационально. Я, хм, немного вышел из себя, мам.

– Была ли какая-то конкретная причина?

Эдвард вздохнул и, наблюдая, как она собрала еще одну кучу мусора в совок, оценивал, как много он должен сказать ей.

– Я тону в ней, мам. Я даже не могу дышать здесь. Все это она… Мебель, шторы, краски, красивые вещи... Я пытался уснуть прошлой ночью и не мог. Я чувствовал, что задыхаюсь, и я просто устал от всего, что напоминает мне о ней. Я должен был избавиться от этого.

– Понятно, – Эсми закончила убирать последнее стекло с пола, прежде чем прислонить метлу к островку посреди кухни. – Усилия Элис не помогли?

– Нет, помогли… немного. Но все остальное напоминало мне о ней: картины, фотографии, ковер... даже сами комнаты. У меня были проблемы со сном, я разозлился, и просто...

– Потерял терпение и уничтожил все, что было на виду. Да, я знаю. Ты ведь мой сын, – улыбнулась ему Эсми, опять поддразнивая.

– Да, и правда, – Эдвард стукнул носком своей обуви по плитке пола, не зная, что еще сказать.

– Эдвард, слушай. Это может звучать немного безумно, но я на самом деле очень довольна прямо сейчас. Все твое зомби-подобное состояние, в котором ты пребывал последнюю пару недель, начинало пугать меня. Мне на самом деле вроде как не хватало вспышек. Это, – сказала Эсми, указывая на разрушение, – больше похоже на тебя.

– Ну и дела, спасибо. Всегда приятно знать, что твоя мать предпочитает, когда ты ведешь себя как тиран. – Эдвард слегка улыбнулся. – Однако я не должен был буйствовать в таких масштабах. Сложить вещи по коробкам, вероятно, было бы более подходящим решением.

– Возможно. Но что сделано, то сделано, – его мама открыла и закрыла рот, украдкой глядя на него и пытаясь решить, хочет ли она кое-что добавить. – Эдвард? – посмотрела она на него.

– Да?

– Ты не думаешь, что ты сделал это инстинктивно?

– Прости, я не уследил за твоей мыслью, – нахмурился Эдвард

– Быть может, твой разум знал, что тебе нужно сделать это, чтобы сдвинуться с мертвой точки.

– Мам, прошло только две недели. Я не думаю, что мой разум действительно знает, что он вообще делает. Моя жизнь сейчас – просто набор движений.

Эсми вздохнула, пожевывая губы в раздумье.

– Может быть, а может, и нет. Я думаю, что мы всегда знаем, что лучше для нас, даже если сознательно этого не понимаем.

– Так ты думаешь, что, вероятно, я сделал это, потому что в глубине души я знаю, что пора двигаться дальше?

Эсми кивнула.

– Поразмышляй над этим. Вот и все, о чем я прошу. Просто приоткрой себя чуть больше, Эдвард, а не баррикадируйся за этими защитными стенами, которые у тебя есть. В этом мире хорошего тоже много, того, что может войти в твою жизнь, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Кто знает? Могут открыться такие двери, о которых ты никогда и не предполагал.

Покачав головой и не скрывая яда в голосе, несмотря на то что он говорил со своей матерью, Эдвард промолвил:

– Ты предлагаешь мне начать ходить на свидания? Мам, я не в форме, умственной или эмоциональной, чтобы начать открывать такие двери налево и направо.

– Я не именно это имела в виду, Эдвард. Ты знаешь историю о том, как я познакомилась с твоим отцом. Я была не в состоянии «двигаться дальше» от трагедии, которая была мне ниспослана, но оказалось, что жизнь припасла для меня даже нечто большее, чем отняла. Да, я потеряла мужа, и я потеряла ребенка, но также я приобрела двадцатипятилетний брак с самым замечательным человеком из всех людей, которых я когда-либо встречала, и стала матерью двум прекраснейшим людям из когда-либо существовавших во всем мире. Я даже не осознавала, что нечто подобное возможно.

Эсми смотрела на него серьезным взглядом. Все сказанное было правдой. Когда-то, прежде чем выйти замуж за его отца, Карлайла, она уже состояла в браке. Первый муж бросил ее, когда узнал о ребенке, не желая примерять на себя роль отца по собственным эгоистичным причинам. В результате несчастного случая Эсми потеряла ребенка, а также возможность когда-либо выносить детей в своей утробе. Отец Эдварда Карлайл днем и ночью ухаживал за ней в больнице, прикладывая все силы, чтобы поставить ее на ноги, и в результате безумно влюбился в нее.

Таким образом, она говорила не просто так, а основываясь на собственном опыте. В его мыслях на мгновение вспыхнула Изабелла. Он никак не ожидал встретить ее, отнюдь нет. Она была ему равной на стольких уровнях, будь то интеллектуальный или эмоциональный. Он знал, что так же, как и ему, ей есть, что скрывать, и что ее прошлое не всегда было радужным. Он и предположить не мог, что встретит кого-то, кто не только сможет защищать его, но также сумеет проникнуть в него.

Редактор: Нея