Глава 18. Ночуя вне дома
Все истины легко понять, когда они обнаружены; проблема в том, что обнаружить их сложно.
Галилео Галилей
Суббота, 14 июля
Эдвард
— Она хотела сообщить мне об интрижке своего мужа… с Таней.
Эдвард таращился на Изабеллу, блуждая взглядом по ее телу — начиная от макушки головы и заканчивая кончиками пальцев ног. Челюсти Эдварда сжались, и он чувствовал и слышал, как раздувались его ноздри и скрипели друг о друга зубы. Белла просто смотрела на него, ее карие глаза усердно, но осторожно пытались определить лучший способ разрядить обстановку.
Кровь Эдварда забурлила в венах, когда реакция «бей или беги» пронзила все его существо — адреналин со свистом пульсировал в голове, на ладонях обильно выделялся пот, а сердце неистово стремилось вырваться из груди.
Но ноги его словно приросли к полу кухни, тело не было способно двигаться, несмотря на громкий звон предупреждающих колоколов, которые требовали, чтобы он скрылся с места происшествия немедленно.
Эдвард сжимал и разжимал кулаки по бокам, силясь понять, как именно реагировать. Надо закричать? Незначительная его часть хотела орать и бушевать, пока не сдадут голосовые связки. Проклинать всех и вся. Он хотел взбелениться на Таню за то, что имела наглость ему изменить. На сей раз у Эдварда действительно было серьезное основание полностью слететь с катушек. Прямо сейчас Таня заслуживала его ярости… даже если и была мертва.
Эдвард хотел избить Джеймса за предательство. Образ его окровавленного лица, когда он наносил бы ему удар за ударом по разбитому носу, разжег глубоко внутри Эдварда отвратительное чувство удовлетворения.
Может, надо было возопить на Бога, злиться на него за то, что он почему-то проклял Эдварда и принес столько боли и страданий в его жизнь. Часть Эдварда даже хотела кричать на Карлайла за то, что он забрал его так много лет назад — только чтобы сын вырос и стал позором для своего отца.
Черт, а может, даже следует вскричать на Изабеллу и осудить все ее стремления его защитить. В любом случае кем, блядь, по ее мнению, она была? Его рыцарем в сияющих доспехах? Королевой Елизаветой, едущей на своем белом коне, чтобы воодушевить войска на борьбу с вторгающейся испанской армадой1? Вот уж вряд ли.
Он всегда мог снова разнести свой дом. Возможно, это было бы верной реакцией.
Нет.
Гнев не был правильным решением, независимо от того, насколько обоснованным мог быть в этот момент. Эдвард слишком далеко ушел за последние несколько недель, чтобы снова пойти по этому эмоционально истощающему пути. Может быть, лучшей линией поведения было бы освободиться от комка эмоций, что прочно застрял в горле и мешал голосовым связкам. Более слабые мужчины открыто плакали из-за менее значительных вещей.
Возможно, это было правильной реакцией. Может, ему надо просто рухнуть на пол, свернуться в позу эмбриона и зарыдать, демонстрируя свою крайнюю уязвимость в присутствии Беллы и отца. Черт, наверное, можно было даже устроить раздражающим папарацци шоу и, крича, выбежать из дома — дать им хорошую новость, помочь продать еще несколько газет. Это меньшее, что Эдвард был в силах для них сделать за столь преданное ожидание у его дома в течение большей части месяца.
Нет. Ни того, ни другого Эдвард делать не хотел. Он, конечно, был удручен. Как бы ни старался Эдвард твердить, что Таня совершенно невиновна, на деле доказано обратное. Она ошиблась и не была идеальной, и, если говорить предельно откровенно, ее предательство разбило сердце Эдварда. Пьедестал Тани был полностью уничтожен, разрушен на тысячу крошечных кусочков. Просто пока Эдвард не хотел это признавать в полной мере.
До настоящего времени ему было гораздо легче просто взвалить всю вину за полный крах на себя. Однако по мере того, как шли дни, и правда понемногу становилась яснее, Эдвард понимал, что необходимо начать приписывать каждому причастному соразмерную долю вины.
Он также знал, что должен принять все как есть.
Надпочечники стали замедлять атаку на его тело, красный уровень тревоги сменялся на более управляемый оранжевый. Это не было всецело виной Эдварда, равно как и Тани.
У него действительно не было выбора, кроме как смириться. Отрицание ничего не изменит и не вернет Таню.
— Эдвард? — Звук обеспокоенного голоса Изабеллы прорвался сквозь мысли Эдварда, и он только сейчас осознал, что еще не ответил.
Он просто стоял, словно изваяние, будто бы целую вечность, хотя, бросив взгляд на время на микроволновке, понял, что прошла только пара минут.
У Эдварда закружилась голова, когда он оглянулся на отца, стоящего у стойки с противоположной стороны. Глаза Карлайла быстро перемещались с Изабеллы обратно к Эдварду, и лишь намек на тревогу пробивался сквозь тщательно закрытое выражение его лица.
Эдвард перевел взгляд на только что открытую бутылку виски «Джек Дэниелс», которая стояла на кухонном островке, и понял, что хотел сделать.
Он хотел выпить.
Да.
Тряхнув головой, чтобы освободиться от всех своих мыслей, Эдвард подошел к шкафам, находящимся позади отца, молча открыл застекленную дверцу и вытащил стакан хайбол (ПП: высокий стакан цилиндрической формы). Затем направился к холодильнику и лишь смутно слышал, как с красноречивым звуком лед покидал вынутый из морозильника поддон и шумно падал в стакан.
Эдвард немного повернулся и потянулся через столешницу за бутылкой, после чего оцепенело налил в стакан виски на три пальца и сделал ненужный глоток янтарной жидкости, глядя то на отца, то на Изабеллу. Он чуть поморщился от вкуса — с виски так всегда поначалу, — но затем удовлетворенно вздохнул, когда спиртное подействовало, согревая его замерзшее сердце и внутренности. Эдвард ощутил, как его сердце вновь забилось жизнью, благодаря алкоголю возобновляя свою работу после краткого прекращения активности.
Белла молча стояла на другом конце кухни, нервно ерзая и наблюдая за Эдвардом. Она прикусила нижнюю губу, метнувшись глазами к его отцу, но Карлайл просто пожал плечами.
— Что? Я должен бросить стакан великолепнейшего «Джека Дэниелса» в стену? — Эдвард сделал еще один глоток. — Полагаю, должен, но виски слишком хорош на вкус, чтобы попусту его тратить на столь неразумную вещь.
Эдвард слегка нахмурился. Голос, покидающий губы, вовсе не был похож на его собственный. Звучал отрывисто… коротко… пусто. И слишком, блядь, нормально. Занятно.
Он отпил еще виски и, подняв брови, вопросительно взглянул на Изабеллу, которая так и стояла у двери, заламывая руки и с беспокойством глядя на него.
— Ладно. Серьезно. Вы, ребята, начинаете меня пугать.
Изабелла выпустила смешок, по-видимому, шокированная отсутствием у Эдварда реакции. Готовилась она явно к гораздо худшему.
— Эдвард… — Белла снова посмотрела на него и покачала головой. — Только что я сказала тебе, что у твоей девушки, вероятно, был роман с одним из твоих лучших друзей, а ты не говоришь ничего.
— И что? — Эдвард пожал плечами и еще раз глотнул из стакана.
Изабелла фыркнула и закатила глаза.
— И что? Ты ведешь себя так, будто я тебе сказала нечто простое, вроде того, что небо голубое. А Папа Римский — католик. Что происходит?
Эдвард шумно вздохнул и с грохотом опустил стакан на кухонный островок.
— А что ты хочешь, чтобы я сказал, Белла? Мне следует надуться и затопать ногами, выйти из себя и метать оскорбления в свою мертвую девушку? Может, тебе станет лучше, если я назову ее ничтожной, никчемной шлюхой? Это ты хочешь услышать?
— Эдвард… — В этот раз голос с нотами осуждения исходил от отца Эдварда, предупреждая того сохранять хладнокровие.
В данный момент Эдвард решил его проигнорировать.
— Или, может, я должен запрыгнуть в машину, помчаться к дому Джеймса и Викки и вытрясти из него все дерьмо? Да… наверное, это мне и стоит сделать. Так ведь в фильмах поступают, верно?
— Эдвард, я не прошу тебя отправиться надрать Джеймсу задницу, даже если это оправданно. Я твой адвокат, черт побери. Думаю, у меня достаточно проблем и без совершения тобой еще одного правонарушения, ладно? Но ты действительно должен сказать… хоть что-то.
Эдвард снова вздохнул, безмерно расстроенный.
— Мне нечего сказать, честно. Я вроде как и сам догадался, что нечто такое происходило. Как еще объяснить тот факт, что Таня вынашивала не моего ребенка? Не похоже, что это было непорочное зачатие.
Заговорил Карлайл:
— Эдвард. Изабелла не просит тебя злословить в отношении Тани или избивать Джеймса, хотя у меня самого чешутся руки это сделать. Она лишь просит тебя подумать о только что ею сказанном, а не просто отмахнуться.
Эдвард фыркнул и закатил глаза, подавляя желание разочарованно ударить ладонью по столешнице.
— Что, как ты думаешь, я делал последние два дня, папа? Белла? Я думал! И, честно говоря, мне это осточертело.
— Эдвард, — встряла Изабелла. — О чем ты думал в последние два дня? Ты должен впустить меня и поделиться этим. Ты что-то понял? У тебя есть соображения, которые могли бы как-то помочь делу?
Эдвард вздохнул.
— Слушай. Поразило ли меня, что у Тани была интрижка? Да, немного. Я не понимаю, как она нашла время для полноценного романа. Это просто бессмыслица. Черт, мы почти всегда были вместе. Больно ли мне? Невероятно. Зол ли я? Думаю, да. Но предельно ли я ошеломлен? Вовсе нет.
— То есть ты не догадывался, что она изменяла? Ничего не вызывало у тебя подозрений?
Эдвард глубоко вздохнул и с минуту, размышляя, смотрел в потолок.
— Несколько раз она работала допоздна. Но каких-то явных признаков никогда не было — ни следов укусов, ни царапин, ничего такого. Не было никаких, так сказать, пресловутых следов помады на ее воротнике. Она определенно ни разу не приходила домой с запахом другого мужчины на себе. Думаю, я бы заметил, если бы аромат пачули вдруг проник в мой дом.
— Ладно. Что насчет Джеймса? Происходило что-нибудь, что могло тебя насторожить?
— Кроме нашей ссоры на поле для гольфа, о которой я тебе уже рассказывал? Нет.
Пожав плечами, Эдвард сделал глоток виски, как вдруг вспомнил:
— Ну… на похоронах. Он пришел почтить ее память, конечно же. Мы были на кладбище, и он поцеловал гроб Тани. Наверное, это было немного странно. В тот момент я об этом не задумался, но вот сейчас, вспоминая, не думаю, что кто-то еще на прощании счел необходимым поцеловать ее гроб. Помимо меня, естественно.
— Виктория там была?
— Нет. Он сказал, что она ушла раньше и выражает мне свои соболезнования или вроде того. — Эдвард пожал плечами.
— Как хорошо ты знаешь Викторию? Вы с ней друзья?
— Полагаю, да. Она долгое время присутствует в моей жизни, учитывая, сколько я дружу с Джеймсом. Так что смею предположить, что знаю ее довольно хорошо.
— Отлично. Здорово. — Изабелла подошла на пару шагов ближе к Эдварду. — Что можешь сказать про ее типичное поведение? Как она обычно держится в обществе?
— Она очень сдержанна. — Эдвард задумался на секунду и кивнул. — Да. Очень сдержанна в своих эмоциях. Редко выставляет напоказ свое грязное белье. На самом деле, я немного удивлен, что она пришла к тебе.
— Я тоже. Вообще-то, я спросила об этом Викторию, и она ответила, что почти отказалась от этой затеи. Но понимала, что это правильное решение. У нее были сведения, которые, возможно, могли помочь тебе, пусть даже эта информация касалась ее мужа.
— Она будет давать показания? — спросил Карлайл. — В соответствии с Конституцией, она не обязана, верно?
— На самом деле это не конституционное право, а скорее правило доказывания. Однако оно часто неверно истолковывается как подпадающее под действие Пятой поправки2. Но вы правы, Виктория не обязана давать показания против своего мужа, если так решит. Это называется супружеской привилегией. Она может воспользоваться своими правами двумя способами, сославшись либо на привилегию супружеской конфиденциальности, либо на супружескую неприкосновенность.
— В чем разница? — Карлайл склонился над столом, внимательно наблюдая за Беллой.
— Привилегия супружеской конфиденциальности, по сути, защищает право на тайну общения между супругами, при том условии, что в этот момент не присутствовало третье лицо, которое разрушает конфиденциальный характер общения.
— То есть все, что Джеймс говорил Виктории в условиях конфиденциальности, считается привилегией?
— Правильно.
— А второе… супружеская неприкосновенность?
— Это защищает супруга от дачи показаний против своей второй половины в таких уголовных делах, как наше. При необходимости Виктория может воспользоваться этой привилегией и не будет обязана давать показания против Джеймса.
— Так как же можно использовать информацию, которую она предоставила в своих интересах?
— Легко, на самом деле. Получить доказательство непосредственно из источника. Виктория — лишь приток, ведущий к устью реки.
— Выходит, она просто дала зацепку? — Карлайл задумчиво кивнул.
— Да. Довольно крупную зацепку, я бы сказала. — Изабелла слегка улыбнулась и повернулась взглянуть на Эдварда. — Эдвард. Ты как? Скажи мне что-нибудь, или я свихнусь.
Эдвард улыбнулся и начал было говорить, желая как-то заверить Беллу, что не собирается погружаться на самое дно, как тут его желудок громко заурчал.
— Эм-м-м… вообще-то, я голоден.
***
Эдвард помчался наверх, перешагивая через две ступени за раз, чтобы быстро принять душ. Он был абсолютно отвратителен и, хотя умирал с голоду, ни за что бы не решился выйти из дома в таком виде. Кроме того, Эдвард был уверен, что воняет, как гнилой мусор или нечто в равной степени омерзительное.
Включив воду в душе, он снял с себя одежду и слегка задохнулся от неожиданности, когда холодная вода коснулась его кожи. В запасе не было достаточно времени, чтобы дать ей нагреться, поэтому придется обойтись чем есть.
Эдвард встал под струи и вздохнул, вода приятно пробивалась сквозь грязь, покрывающую его немытую кожу. Боже, как это было хорошо. Он взял кусок мыла и спешно намылился, ухмыльнувшись, когда добрался до члена, что неудивительно, уже полуэрегированного. Прошло несколько дней с тех пор, как он заботился хоть о каких-то делах, и его пенис находился в начальной стадии развертывания полномасштабного протеста. Не улучшало ситуацию и то, что Изабелла пришла, одетая, как горячий йога-инструктор.
Пару раз Эдвард погладил себя, обещая члену, что уделит ему щедрое внимание позже. Не хватало времени даже по-быстрому подрочить, что было весьма досадно. Его яйца, казалось, были размером с грейпфруты. Эдвард просто наденет джинсы посвободнее, чтобы отвести взгляды от своего затруднения, и будет надеяться, что член на время оставит свои возмущения.
Выскочив из душа, Эдвард быстро вытерся полотенцем, обернул его вокруг бедер и неторопливо вернулся в спальню, одновременно используя другое полотенце, чтобы резкими движениями высушить волосы. В этом по большей части и состоял уход Эдварда за волосами — мытье головы и сушка полотенцем, — и обычно именно по этой причине его шевелюра была так растрепана основную часть времени. Эдвард бросил полотенце на край кровати и подошел к шкафу, пытаясь пальцами привести влажные волосы в подобие сколько-нибудь послушного состояния.
Он открыл шкаф и, сбросив полотенце с бедер, натянул и застегнул джинсы Diesel. Вытащил из комода рубашку хенли с рукавом три четверти и схватил оксфордскую рубаху в клетку, натягивая на себя, после чего скользнул в пару кроссовок Saucony. Затем закрыл дверцу и направился к окну в углу своей спальни, которое выходило на автостраду и близлежащие окрестности Куин-Энн.
Стоя у окна, Эдвард закатывал рукава и любовался прекрасной погодой. Дождь, который шел ранее, закончился, и клочки голубого неба проглядывали из-за быстро рассеивающихся облаков. Эдвард закатал один рукав и, поднеся левую руку к правой, начал процесс заново.
Район был действительно красивый, и из дома Эдварда открывался замечательный вид, хотя и заплатил он за это прилично. Его взгляд переместился на крышу ближайшего соседского дома — симпатичного здания в стиле Тюдоров без современных декоративных украшений, которыми мог похвалиться Эдвард. Шиферная крыша была одним из главных достоинств этого строения, и Эдвард всегда думал, что воспользуется этой идеей, если когда-нибудь соберется построить собственный дом.
Закончив закатывать рукав, Эдвард вздохнул и положил руки на бедра, в последний раз оглядывая окрестности, прежде чем уйти.
Яркий белый отблеск, исходящий с крыши соседа, привлек его внимание. Эдвард наклонился ближе к окну и ухмыльнулся, заметив что-то, напоминающее сотни брошенных сигаретных окурков — они засоряли небольшой периметр юго-западного угла поверхности.
— Чего только не делают мужчины, чтобы спрятаться от своих женщин. — Эдвард покачал головой и снова ухмыльнулся, отступая от подоконника и бегом спускаясь на первый этаж.
***
— Я просто не понимаю, почему женщина, будучи в здравом уме, может прийти и донести о предполагаемой измене своего мужа, если у нее нет скрытых мотивов. — Розали откинулась на спинку стула, бросая недоеденный ролл с тофу на тарелку перед собой. — Не вижу в этом никакого смысла.
— Согласен. — Карлайл наклонился вперед и отпил из своего бокала мохито. — Это выглядит немного подозрительно, тебе так не кажется, Изабелла?
Изабелла кивнула, делая глоток малинового мохито.
— Конечно. Ясное дело, я не могу полагаться на эти сведения, но, как я сказала раньше, это хорошая зацепка. Нужно будет исследовать эту версию и посмотреть, что обнаружится. И если информация об интрижке между Джеймсом и Таней окажется подлинной, то, что ж, мы воспользуемся ею, насколько это возможно.
Эдвард оглядел сидящих за столом, молча наблюдая, как каждый из них по всем медицинским правилам препарирует его дело кусочек за болезненным кусочком. Ему хотелось добавить что-то — что угодно — к обсуждению и, вероятно, он бы это сделал, не выпей уже три стакана саке и один мохито. Он уже кое-как пытался стереть остатки сахара со рта, стараясь скрыть точный уровень своего опьянения от присутствующих за столом.
Когда Эдвард упомянул, что голоден, глаза Беллы загорелись, словно рождественская елка, идея поесть явно пришлась ей по вкусу. Изабелла позвонила Розали, посчитав, что это великолепная возможность собраться всем вместе и обсудить новые детали, возникшие в деле Эдварда. Розали согласилась только при одном условии — если они пойдут в ресторан Tamarind Tree на Интернэшнл-Дистрикт, чтобы выпить и отведать немного невероятной вьетнамской кухни, которая, по ее заверениям, потрясет мир каждого. Со слов Розали, вегетарианские блинчики наверняка понравятся той части их группы, которая придерживалась вегетарианства, а малиновый мохито, сезон которого, к счастью, наконец-то начался, был единственной вещью, способной убедить ее принять душ в субботу.
Аргумент засчитан.
Большая часть разговора казалась в лучшем случае запутанной для пьяных ушей Эдварда, но он смог различить, что Виктория без предупреждения появилась накануне днем в офисе Изабеллы и много чего выложила даже без предложения это сделать. Она не заливалась слезами и не закатывала скандала.
Похоже, Виктория держалась стойко и сдержанно, что Эдварда отнюдь не удивило.
За эти годы время от времени Джеймс жаловался, что Виктория неэмоциональный человек, и что, если бы она не признавалась ему в своей любви, он бы этого и не знал. Но, хотя Викки казалась эмоционально холодной, в физическом плане она была далеко не фригидной, и пару раз Джеймс признавался, что ее ненасытный сексуальный аппетит заставлял его продолжать возвращаться за большим. По сути, именно это главным образом и привлекло Джеймса в Виктории много лет назад в колледже.
Порой Эдвард испытывал почти зависть к мнимой безэмоциональности Виктории, просто потому что это было прямой противоположностью его ежедневного взаимодействия с Таней.
Таня постоянно была «на взводе», готовая биться с Эдвардом за каждую мелочь, по отношению к которой испытывала хотя бы отдаленную страсть. Неважно, что это было — бездомные котята, бесцельно скитающиеся по окрестностям, или эпидемия СПИДа в Африке. У Тани всегда имелось громкое и твердое мнение по любой теме.
Основную часть времени это сводило Эдварда с ума. Но теперь он обнаружил, что больше всего на свете скучает по пылким рассуждениям Тани.
— Эдвард? — Он оторвал взгляд от своего практически опустошенного бокала маргариты, когда услышал, как Белла произнесла его имя. — Что думаешь?
— Прошу прощения. Что я думаю о чем? Я на секунду отключился. — Эдвард смущенно улыбнулся и пожал плечами, делая глоток алкоголя.
— Розали поинтересовалась твоими мыслями насчет того, насколько охотно Джеймс предоставит информацию, если его попросят.
Эдвард пожал плечами.
— Ну, он явно не был особенно откровенен со времени смерти Тани и определенно не делился информацией, пока она была жива. Я знаю не больше вашего.
Эдвард почувствовал, как горячая волна гнева поднялась из глубины его живота и обосновалась в груди. Возможно, дело в спиртном. Бог знал, что Эдвард выпил более чем достаточно.
Белла положила руку на предплечье Эдварда и серьезно на него посмотрела.
— Думаешь, он сбежит? Возможно, придется допросить его под присягой, если есть хоть малейшее опасение, что он может исчезнуть. Нам нужны его показания.
Нахмурившись, Эдвард рассматривал пальцы Беллы, которые нежно сжимали его запястье. Они были длинными и изящными, ногти — короткими, но безукоризненно ухоженными, кожа ее ладони — мягкой на его коже. Он почувствовал новый вихрь эмоций, хотя и намного ниже, чем волна гнева, что бушевала в груди. Гораздо ниже.
Эдвард прочистил горло и, оторвав взгляд от пальцев, посмотрел на Беллу. Вид ее гладкой кожи, отражающей мягкий свет свечи, которая стояла в середине стола, никак ему не помог усмирить вновь активизировавшиеся протесты члена в джинсах.
— Не думаю, что он сбежит. Он пуглив, но не глуп.
Розали фыркнула.
— А я бы сказала, что женатый мужчина, трахающийся с без пяти минут женой своего лучшего друга, чертовски тупой.
Эдвард видел, как Белла бросила на Розали предупреждающий взгляд, и усмехнулся. Кто-то, очевидно, тоже выпил изрядную дозу алкоголя.
— Розали права. — Эдвард вздохнул. — Возможно, он достаточно глуп, чтобы сбежать.
Белла вздохнула и убрала руку с запястья Эдварда, откидываясь на спинку стула.
— Он спрятал некоторые из принадлежавших Тане вещей в своем доме. Выражаясь словами Розали, это тоже было чертовски тупо.
Эдвард снова усмехнулся и, нахмурившись, допил остатки спиртного. Чтоб тебя.
— Так допросите его под присягой. Это же достаточно просто, разве нет?
— Джейкоб Блэк, без сомнения, будет скулить и стенать. Вероятно, разорется, как банши. Но, думаю, я смогу доказать, что показания Джеймса необходимы, учитывая предоставленную Викторией информацию.
Эдвард кивнул.
— Делай, что должна. — Он отодвинул стул и встал, слегка покачиваясь. — Мне надо отлить.
***
Изабелла
Изабелла смотрела, как Эдвард встал, умело и проворно приводя себя в порядок, когда побрел прочь. Бледно-серая хенли, которую он надел под клетчатую рубаху на пуговицах, натянулась на его широких плечах, насколько это вообще было возможно. Рубашка была настолько облегающей, что Белла видела выступы лопаток Эдварда, пока он маневрировал между столами по направлению к туалету. Клетчатую рубаху Эдвард уже давно с себя сбросил, небрежно повесив на спинку своего стула. На долю секунды Изабелла задалась вопросом, пахла ли она Эдвардом.
Белла скрестила под столом ноги и сделала большой глоток из своего бокала, мысленно быстро перебирая горсть более-менее толковых приятелей по траху, номера которых у нее хранились на случай особенно трудных времен. Таких, как сейчас.
— Изабелла, не переживай об Эдварде. Он отойдет.
Изабелла подняла взгляд от ободка своего бокала на Карлайла.
— Простите, что? Задумалась немного.
— Эдвард. Иногда он упрям как мул, но в конце концов придет в себя. С ним так всегда.
Белла покраснела и кивнула.
— Не беспокойтесь. В последнее время я более чем привыкла к его типичному подходу к делам. — Она слегка улыбнулась Карлайлу, а затем повернулась взглянуть на Роуз, которая сомнительно на нее посматривала поверх собственного бокала.
Изабелла почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, но с вызовом приподняла бровь, как бы провоцируя Розали что-нибудь сказать. К счастью, Роуз слабо пожала плечами и вернулась к своему блюду, на данный момент махнув невидимым флагом капитуляции.
— Можно кое о чем спросить? Пока у нас есть пара минут наедине?
— Да, конечно. — Изабелла кивнула.
— Возможно, еще чересчур рано это даже обсуждать, но какие прямо сейчас перспективы? Реальные? Есть у Эдварда шанс?
Изабелла прикусила губу и несколько секунд смотрела на Карлайла, прежде чем ответить:
— Я буду с вами честна. Когда Джаспер впервые связался со мной насчет дела Эдварда, мне оно показалось трудным, и так и есть. Но я не берусь за дела только потому, что они очень легкие или же слишком сложные. Я знала наверняка, что Джаспер не стал бы просить защитить своего друга, если бы сам сомневался в его невиновности. Безусловно, не все потеряно, мистер Каллен. В мою смену с Эдвардом ничего не случится.
Карлайл выдохнул. До этого момента Белла и не замечала, что он задерживал дыхание. Глаза мужчины слегка увлажнились от эмоций, и Изабелла покраснела, прикусив губу. Некоторое время Карлайл сидел за столом, опустив голову, и старался взять под контроль эмоции.
— Спасибо, Изабелла. От всей глубины моего сердца. И Эсми тоже. — Карлайл потянулся через стол и погладил руку Изабеллы, ненавязчиво подмигивая Розали. — Думаю, лучше мне пойти проверить Эдварда.
— Я это сделаю. Мне все равно надо в уборную. — Изабелла поднялась со своего места, радуясь возможности вырваться из хмельного тумана эмоций, нависшего над столом.
Белла пробралась между столиков в заднюю часть ресторана и нахмурилась, когда увидела, что Эдвард еще не появился. Возможно, ему плохо. Он весь день пил как сапожник. Момент, когда он наклюкается по уши, был лишь вопросом времени.
Только Белла завернула за угол в нишу, скрывающую уборные от остальной части ресторана, как дверь мужского туалета распахнулась, являя растрепанного Эдварда, который поправлял рубашку, мельком обнажив при этом кожу, из-за чего Изабелла зарделась.
Ей в самом деле стоит притормозить с мохито.
Инстинктивно она отступила назад, опуская взгляд в пол и вознося молитвы Богу, чтобы Эдвард не поймал ее за слежкой.
— Белла…
Изабелла прикусила губу и рискнула посмотреть на Эдварда, невольно ахнув, когда обнаружила, что он кусает собственную губу, а его зеленые глаза затуманились явным вожделением. Взглядом Эдвард обвел всю длину тела Беллы, и кончик его языка выскользнул, чтобы увлажить нижнюю губу. Она совсем не думала о том, во что оделась, планируя во второй половине дня сходить на йогу. Ее наряд нельзя было назвать неуместным. Но внезапно она почувствовала себя обнаженной.
Белла не успела понять, что происходит, а Эдвард уже сделал два больших шага к ней, сокращая между ними расстояние, и обрушился на нее, словно хищник, бросившийся на свою добычу.
В считанные секунды она оказалась прижатой к стене, руки Эдварда оперлись на поверхность над плечами Изабеллы, окружая ее лицо и фактически заключая в ловушку между его телом и стеной.
— Белла… — снова прошептал он ее имя. Жаркий выдох Эдварда ей в ухо послал вниз по позвоночнику Изабеллы восхитительные мурашки, которые с содроганием остановились в ее штанах. Черт.
— Белла, посмотри на меня.
Изабелла поняла, что до сих пор ее взгляд был сосредоточен на очертаниях подтянутых грудных мышц Эдварда, выпирающих из-под поношенной хлопчатобумажной рубашки. Нервно прочистив горло, она переместила взгляд с его груди на мужественную шею, смуглую и с заметной щетиной после нескольких дней без бритья. Когда он сглотнул, его адамово яблоко подпрыгнуло. Медленно глаза Беллы продолжили путешествие вверх — к полным розовым губам, идеальному носу и глазам. Иисус, его глаза. Словно изумрудные похитители трусиков. Несколько прядей волос упали ему на лоб, но Эдвард не обратил на них никакого внимания, рассматривая Беллу.
— Красивый… — Слово шепотом сорвалось с губ Изабеллы прежде, чем она смогла это остановить.
Эдвард простонал и, уронив одну руку, слегка притянул Беллу к себе, зашипев при соприкосновении с ее телом. Штаны для йоги не оставляли много места воображению, даже через деним.
— Могу сказать то же о тебе.
Эдвард опустил другую руку на подбородок Беллы, привлек к себе и провел по ее нижней губе большим пальцем. В попытке не позволить себе его облизнуть, Изабелла до крови прикусила язык.
Наклонившись ближе, Эдвард нежно провел кончиком носа по левой щеке Беллы, после чего легонько повернул ее голову влево и щедро уделил то же внимание правой. Его правая рука напряглась на плоти ее бедра, и Изабелла ощутила дрожь в коленях.
О, боже.
Это не должно было происходить. Она не могла быть на грани поцелуя со своим клиентом. Это недопустимо. Это пересечение черты. Она просто не могла. Изабелла хотела захныкать, глядя на губы Эдварда и задаваясь — несмотря на войну, которую мысленно вела с собой — вопросом, каково было бы ощутить их прижатыми к своим губам. Белла чувствовала трепет его длинных ресниц у своей скулы, и прикусила язык еще сильнее, впиваясь ногтями в гипсокартон за спиной в попытке обрести хоть какую-то опору и взять себя в руки.
Она увидела, как кончик его языка снова высунулся наружу, и почувствовала горячее дыхание Эдварда на своем лице, когда он наклонился к ней для, как она знала, неотвратимой встречи.
Эмоции вскипали в ее груди. Она вжалась ногами в пол и позволила своей руке подняться от стены к животу Эдварда, достигая его груди как раз в тот момент, когда он начал приближать свои губы к ее.
— Эдвард…
Эдвард мгновенно остановился, его рот завис в мизерных миллиметрах от ее рта. Медленно открыв веки, он посмотрел в глаза Беллы, и в его взгляде вспыхнули досада и раздражение.
— Не говори это, Белла, — прошептал он. — Пожалуйста, не говори «нет».
Сердце Изабеллы разбилось. Ей придется это сказать. Она должна это сделать.
Найдя в себе решимость, Белла нежно, но твердо толкнула Эдварда в грудь, и его тело само отодвинулось от нее на пару дюймов. Изабелла сразу же ощутила потерю тепла.
Она покачала головой и прикусила губу, слезы кололи ей глаза. Сделав глубокий вдох, Белла сморгнула влагу и посмотрела на Эдварда.
— Эдвард. Я твой адвокат. Мы уже обсуждали это. Я не могу это сделать. Мы не можем это сделать.
— Ты говоришь, что не чувствуешь этого? — Спокойным жестом Эдвард указал между ними. — Ты лжешь, если такое заявляешь.
Изабелла сокрушенно вздохнула.
— Я чувствую, Эдвард. Но пока я твой адвокат и пока суд не завершится, ничего не может быть. Ничего.
— Я всегда могу тебя уволить. — Эдвард в шутку исказил лицо в коварной усмешке, но откуда-то Изабелла знала, что он всерьез обдумывает эту идею.
— Это не значит, что я позволю чему-то произойти. Во-первых, я разозлюсь на тебя за мое увольнение. Меня никогда не увольняли. Во-вторых, ты нуждаешься во мне, Эдвард. Слишком многое стоит на кону, и это дело… ты… очень важны для меня.
Веселье покинуло глаза Эдварда, и он начал пятиться от Беллы.
— Есть кто-то другой?
Изабелла вскинула голову, удивленная его вопросом.
— Мы же говорили про это. Нет никого другого. Будто это имеет какое-то значение.
Несколько секунд Изабелла разглядывала Эдварда.
— Кроме того, как же Таня?
Изабелла почувствовала колыхание воздуха и услышала хлопок ладони Эдварда о штукатурку возле своего лица, когда он яростно ударил рукой о стену.
— А что Таня? — Эдвард отшатнулся от Изабеллы и встал у противоположной стены. — Что с ней? А, Белла?
— Эдвард…
— Не надо мне этих «Эдвард», Изабелла Свон. Для нее нормально изменить мне? Трахнуться с кем-то другим? Блядь! Залететь от другого мужчины? Это нормально?
— Я не говорила, что…
— Ну, а что ты тогда говоришь? «О, Эдвард, твоя девушка только умерла. Тебе нужно немного времени». У меня было время, Белла. Было так много гребаного времени, чтобы понять, что ничего у нас не выходило. Я любил ее до трясучки, любил. Но сейчас я знаю, что упускал все это время. Таня, должно быть, тоже это знала. Иначе за каким чертом она трахалась за моей спиной?
— Не знаю, Эдвард. Я не знала Таню…
— Нет. Абсолютно точно ты ее не знала.
Изабелла вздохнула и посмотрела себе под ноги. Она понятия не имела, что еще сказать.
— У меня нет времени на эту херню.
Эдвард пронесся мимо нее.
— Я не обязан чтить ее гребаную память больше, чем она уважала меня, — услышала Белла бормотание Эдварда, а затем он исчез.
Изабелла тяжело оперлась плечами о стену позади себя, когда ее колени снова начали дрожать.
Ну, все прошло на удивление неплохо.
— Эй, — проник в альков тихий голос Розали. — Все хорошо?
— Нет. Да. Черт, не знаю.
— Эдвард только что вышел с таким видом, как у быка в Памплона. Какого черта ты с ним сделала? (ПП: Памплона — город в Испании, известный своим обычаем энсьерро — убеганием от разъяренных быков.)
Изабелла вздохнула.
— Я отвергла его ухаживания.
Розали присвистнула.
— Ауч.
Белла просто кивнула.
— Мне всегда было любопытно, хорош ли он в постели. Потрясающие плечи, сексуальный голос, трусикосрывающий взгляд. Интересно, как выглядит его лицо, когда он кончает?
— Розали Хейл!
— Даже не говори, что никогда не думала об этом. Готова поспорить, у него потрясающее лицо во время оргазма.
— Я не собираюсь это с тобой обсуждать.
— Ты бы трахнулась с ним?
— Не могу поверить. — Изабелла оттолкнулась от стены. — Нет. Нет, я не стала бы с ним трахаться.
— Не сейчас? Или ни в жизнь?
— Не… — Изабелла запнулась. — Черт. Не сейчас. — Она повела плечами. — Его дело значимо для меня. Он для меня важен. И так очень многое поставлено на карту, не хватало еще моей путающейся под ногами гиперактивной вагины.
— Наверное, он фантастический трахальщик.
— Спасибо, Роуз. — Изабелла закатила глаза. — Теперь, когда моя вагина переехала в пустыню, завернулась в саван и принялась читать Сильвию Плат, можем мы, пожалуйста, пойти выпить? (ПП: Сильвия Плат — американская поэтесса; в 1963 году, страдая от депрессии, покончила с собой.)
— Твоя вагина — суицидальная американская поэтесса?
— Да. Она потеряла всякую надежду на счастливый конец.
Розали вздохнула и закатила глаза.
— Тебе и правда надо перепихнуться, подруга.
***
Эдвард
— От него несет, как от триатлониста, искупавшегося в виски.
— А потом для верности обрызганного водкой.
Приглушенные голоса пробудили Эдварда ото сна; тихий гул слов постепенно перерастал в громкое крещендо шума, болезненно проникающего в пространство между его висков. Яркий солнечный свет из какого-то окна или еще откуда пытался раздвинуть его тяжелые веки, и Эдвард смутно отметил, что лежал на диване-футоне, который определенно ему не принадлежал.
Где он, черт возьми, находился?
И почему они не прекратят, мать вашу, шептаться?
— Когда он сюда заявился?
Голос, который Эдвард смог распознать только как мужской, задал вопрос громче, чем то точно, блядь, было необходимо.
— Несколько часов назад. Разбудил меня, ломясь в дверь в три часа ночи.
— Боже. Откуда у него этот фингал?
Эдварду казалось, будто он испытывал внетелесный опыт3. Словно его сознание парило над телом, которое просто безразлично лежало под ним. Или, наверное, это можно было сравнить с моментом, когда пробуждаешься от наркоза и слышишь голоса всех окружающих, но никак не можешь найти в себе силы ответить.
Мозг пульсировал в голове, и Эдвард почти жалел, что у него нет хорошей дозы анестезии, дабы справиться с этой сучьей головной болью.
Что он, блядь, делал прошлой ночью?
Погодите-ка. Прошлой? Сегодняшней? Какой вообще сейчас день? Иисус. Эдвард так не напивался со времен первого курса колледжа. Бурление в животе подсказывало, что, что бы он ни поглотил, это, вероятнее всего, вернется обратно. Хотелось застонать от осуждения к самому себе, и Эдвард попытался заставить легкие вытолкнуть необходимое количество воздуха, но даже они будто сдулись, словно кто-то взял булавку и проткнул их.
— Во сколько твой отец ушел из ресторана?
— Около четырех вечера, думаю. Эдвард уверил его, что в порядке, а потом, видимо, куда-то ушел и напился до полного беспамятства. Это все, что я могу сложить в единую картину, пока он не очухается от своей алкогольной комы.
Элис? Он был в квартире у Элис? Каким чертом он сюда попал?
Ну, теперь хоть понятно, почему он лежал на неудобном куске дерьма из IKEA, именуемом диваном.
— И ты позвонила мне, потому что без помощи не управишься со своим братом-алкашом?
— Джас, ты единственный знакомый мне человек, который знает, как с ним справиться.
Джаспер. Элис и Джаспер. Подождите. Элис позвонила Джасперу? Эдварду захотелось улыбнуться, но губы по-прежнему отказывались даже незначительно пошевелиться.
— Полагаю, это правда.
Эдвард услышал глухой звук приближающихся к дивану Элис шагов и поморщился, когда вибрации тяжелой поступи отозвались ударами гонга в его похмельном мозгу.
— Эдвард. — Джаспер попытался растрясти его ото сна. — Эдвард.
Как-то Эдвард сумел выдавить стон — слабый сигнальный огонь для цивилизации о том, что он действительно жив. Джаспер снова потряс Эдварда, из-за чего его зубы едва не вылетели изо рта. Иисус Христос.
— Ядесь… ИусХрисядесь…
— Что? Он что-то только что сказал? — Элис мигом оказалась у дивана.
— Думаю, это было «Я здесь… Иисус Христос… я здесь» на каком-то вымершем неандертальском диалекте.
— Эдвард. Сейчас же поднимай свою задницу. Мой диван воняет, как раздевалка, а я бедная студентка колледжа и не могу себе позволить новый чехол. Вставай.
Эдвард почувствовал, как Элис потянула его за одну из безвольных рук, и снова выдавил стон. Ну, это уже прогресс. Звуки, издаваемые организмом, являлись добрым предзнаменованием тому, что все будет в порядке.
— Боже. Почему он такой увалень? — Элис тяжело вздохнула и, упираясь коленями в бок Эдварда, со стоном сумела притянуть брата в вертикальное положение.
Голова Эдварда упала набок, но новая позиция помогла прийти в себя. Он медленно открыл один глаз и зашипел, когда свет проник в глазное яблоко, пронзая его, словно сотни крошечных иголок.
— Блядь! — Эдвард застонал, откинул голову на спинку дивана и, щурясь, посмотрел на Элис с застывшим в чертах лица угрюмым видом.
— А вот и ты, спящая красавица. Проснись и пой! — Элис лучезарно улыбалась, судя по всему, не подозревая, что в этот момент единственным желанием Эдварда была смерть.
— Отвали, Динь-Динь. — Он почувствовал, как Элис оставила влажный поцелуй на его лбу, и даже нашел в себе силы с весельем немного улыбнуться, когда она сморщила нос от отвращения.
— Я люблю тебя, братишка. Но ты противная свинья, от которой несет виски.
Эдвард чмокнул губами, его пересохшее горло было сухим, как Сахара в полдень.
— Кофе.
— А вот и мой выход. Пойду раздобуду для Граучо Маркса немного варева. — Джаспер развернулся и направился к двери. (ПП: Граучо Маркс — американский актер, был участником комик-группы «Братья Маркс».)
— Буквально за углом есть кофейня…
— Это Сиэтл. Конечно, есть. — Джаспер улыбнулся Элис. — Скоро вернусь.
Дверь тихо закрылась за Джаспером, и Эдвард смежил веки, желая, чтобы боль исчезла. Никогда он больше не будет пить. Вообще никогда.
— Вот. Станет получше. — Эдвард приподнял голову и с сомнением посмотрел на Элис, которая держала в руках стакан с каким-то таинственным пойлом.
Элис заметила его взгляд и раздраженно вздохнула.
— Если не хочешь, чтобы твоя голова вот так раскалывалась… — она вынула ложку из стеклянной емкости и громко постучала ею по ободку, отчего Эдвард вздрогнул, — то выпьешь это. На. — Элис положила ложку обратно и сунула питье Эдварду.
Он взял из рук сестры чашку, приоткрыл глаз и заглянул внутрь. Опасливо принюхался и побледнел, когда к горлу подступила волна тошноты.
— Не думай об этом и, ради любви к богу, не нюхай. Просто выпей.
Эдвард зажал переносицу и забросил жидкость в горло, снова побелев, но все же как-то умудрился на время подавить рвотный позыв.
— Это было охренительно мерзко! Что это, блин, такое? — Эдвард поежился и оттолкнул стакан подальше от себя. — Листерин и Алка-Зельтцер?
Элис отмахнулась.
— Я не давала тебе Листерин, придурок. Хотя, судя по запаху твоего тошнотворного дыхания, тебе не помешало бы использовать немного. Это Алка-Зельтцер, чтобы успокоить желудок, и поливитамин Flintstones, чтобы восполнить твои запасы. Я была милой и дала тебе с вишневым вкусом.
Элис подмигнула и поставила стакан на столик, после чего свернулась на диване у брата под боком.
— Ну, Линдси Лохан, не хочешь мне рассказать, что за фигня стряслась прошлой ночью?
Эдвард застонал и потер ладонями лицо.
— Я бы тебе рассказал, если бы помнил, но думаю, что ты, вероятно, все лучше знаешь.
— Это правда. Я знаю гораздо больше, чем ты, но это данность. — Элис игриво ткнула Эдварда локтем под ребра. — Хочешь, чтобы я начала с того, как ты пожелал снять все свои деньги со счета, чтобы пустить их по ветру в новом казино на юге города? Со слов отца, ты считал, что банковский работник должен быть на связи круглосуточно, и был довольно зол, когда не смог с ним связаться. Или мне лучше начать с чуть ли не случившейся драки в баре Kells?
Эдвард снова застонал.
— Я почти ввязался в драку в баре?
Элис кивнула.
— С напившимся ирландцем, представь себе. Очевидно, это не лучшее из твоих решений. Думаю, именно так ты и очутился здесь. Дошел от паба до моего порога. Я удивлена, что ты вообще смог отличить свою задницу от локтя, не говоря уже о том, что вспомнил, где я живу.
— Как ты узнала о барной драке?
— Тебе удалось пробормотать «Kells», «виски» и «истекающий кровью ирландец», прежде чем ничком рухнуть на мой диван. Я решила, что, наверное, там ты и получил синяк под глазом.
— О. — Эдвард откинул голову на диванную подушку. — Подожди. Синяк под глазом?
Он вскочил с дивана и подлетел к зеркалу, которое висело в коридоре. Оттуда и вправду на Эдварда уставился его левый глаз, полностью скрытый здоровым багровым синяком.
Эдвард охнул и попятился от зеркала, нетвердой походкой возвращаясь к дивану и снова тяжело на него опускаясь.
— Иди сюда. — Элис тянула Эдварда, пока он не оказался вплотную к ней, и заботливо пристроила голову брата на своем плече. Эдвард с облегчением вздохнул и закрыл глаза.
— Я же вроде воняю, как нажравшаяся свинья? — Он ухмыльнулся, не открывая глаз, и улыбка стала еще шире, когда Эдвард почувствовал, как Элис пожала плечами и положила свою голову на макушку его головы.
— Воняешь, братик. Но чего я ради тебя не сделаю. — Эдвард почувствовал улыбку Элис, и еще крепче сжал закрытые глаза, ощущая, как его мир снова начинает приходить в порядок.
— Я правда не знаю, что произошло вчера, Эл, — прошептал Эдвард, еще пытаясь все осмыслить и понимая, что должен объясниться.
— Это было из-за Тани?
Эдвард поднял голову с плеча Элис и посмотрел на сестру, внимательно изучая ее лицо, пока старался найти лучший способ объяснить свои чувства на этот счет.
— Да. Нет. — Эдвард сглотнул. — Да. Отчасти.
— Только отчасти? — Элис со скепсисом изогнула бровь.
Эдвард положил голову обратно и опять стал глядеть в потолок.
— Сначала я был в шоке, Эл, пусть даже догадывался, что нечто такое произошло.
— Ох, ты про Джеймса? Я говорила в общем обо всей этой драме с отцовством, но продолжай.
Поведя плечами, Эдвард заговорил:
— Какие еще есть объяснения тому, что она носила ребенка другого мужчины? Я видел достаточно эпизодов Мори Повича. Знаю, что эти тесты вполне доказательные.
Элис кивнула.
— Так значит, услышав этому подтверждение, ты не разозлился? — По тону голоса сестры Эдвард мог сказать, что она все еще сомневалась.
— Не поначалу, нет. Эл, я был мудаком по отношению к ней. Знаю, ничего не оправдывает измену и бла-бла-бла. Знаю, что, если хочешь быть с кем-то другим, сначала надо уйти от того, с кем ты сейчас. Я это понимаю. Понимаю. Но все еще продолжаю думать, что осталось что-то недосказанное.
Элис снова кивнула.
— Ну, ты знаешь только версию Виктории. А ее взгляд на ситуацию довольно пристрастный.
Эдвард согласно качнул головой.
— Именно. Так или иначе, преимущественно это и крутилось у меня в голове. Поэтому нет, я не злился. Не сразу.
— Не сразу?
— За запой можешь винить папу. Это он появился у моей двери с «Бейлисом» и виски.
Элис усмехнулась.
— Прости, что разрушаю твои иллюзии, Эдвард, но, по-моему, папа немного староват, чтобы уходить в запой со своим сыном.
— Он бы обиделся, что ты называешь его старым. — Эдвард улыбнулся. — Но вот тут-то мне и пришла мысль выпить. Реально. Никогда в жизни я не хотел напиться так, как в тот момент.
Элис сощурила глаза.
— Нам пора вмешаться? Потому что, да поможет мне бог, я…
— Замолчи. — Эдвард легонько ткнул сестру локтем в бок. — Нет необходимости вмешиваться. Я не хочу просыпаться, чувствуя себя, как сейчас, каждый день всей оставшейся мне жизни, будь уверена.
— Ладно. Итак, на завтрак ты заправился «Бейлисом» и виски, и…
— Не забывай про Doritos. Завтрак чемпионов.
Элис закатила глаза.
— И потом пришла Изабелла и сообщила тебе новости, после чего ты отправился в Интернэшнл-Дистрикт и напился?
— Примерно так.
Элис долго смотрела на брата.
— О чем еще ты умалчиваешь, Эдвард? Ты лев, когда зол, но, пока тебя не взбесить, ты обычно маленький котенок. Что-то произошло, и я хочу знать, что именно.
Эдвард закатил глаза и повернул голову, чтобы снова взглянуть на Элис.
— Я подкатил к Белле.
Элис выпучила глаза и едва удержалась от улыбки.
— Ты… что?
Эдвард кивнул и пошевелил бровями.
— Подкатил. Но она меня отшила. Давно я не чувствовал этого жгучего жала отказа. Это довольно унизительно, на самом деле.
— Унизительно настолько, чтобы ты захотел всыпать ирландцу? Да уж.
Эдвард засмеялся и покачал головой.
— Я не должен был приставать к ней. Она мой адвокат и все такое. Это неэтично, у нее могут быть проблемы, это подпортит дело…
Элис коротко кивнула и продолжила изучать брата.
— Так… ты приударил за Беллой, да? — Элис изогнула бровь, после чего продолжила: — И затем ушел в загул, чтобы забыться?
— Типа того. Думаю, именно тогда я реально разозлился. Был очень расстроен. Все ожидают, что я буду горевать по Тане, в том числе и я сам… И я горевал. Никогда я так не скорбел за всю свою жизнь, Эл. И в довершение всего от меня ждут, что я буду чтить ее память все свое существование, тогда как она не уважала меня. По крайней мере, не в конце.
Элис вздохнула и кивнула.
— Никто не хочет, чтобы ты оплакивал ее вечно, братишка. Но я могу понять, как это все несправедливо. Что Таня изменяла. И что ты все равно должен чтить ее память и не продолжать жить дальше, потому что еще слишком рано. Я понимаю.
Эдвард сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Да. Так что, думаю, именно это и толкнуло меня на разгульный путь.
— В этом есть смысл.
Застенчивая улыбка начала приподнимать уголок рта Элис.
— Давай, спрашивай. Я знаю, тебя это убивает.
— Давно ты называешь Изабеллу Беллой? Мне кажется, это мило. И как давно ты чувствуешь ее?
Эдвард закатил глаза в притворном раздражении.
— Чувствую ее? Серьезно? — Эдвард покачал головой, а потом снова вздохнул, пожимая плечами. — Не знаю. Какое-то время. С первого дня, как она ворвалась в ту комнату для допросов, наверное, хотя я не осознавал этого в тот момент.
— И ты говорил ей?
— Я не признавался, нет. Но мы говорили об этом… взаимном притяжении… несколько недель назад. Она не будет — не может — ничего делать, поскольку я ее клиент. Не так уж сложно это понять.
— Но ты все равно вчера из-за этого взбесился?
— Иисус, Элис. Да. Взбесился. Что ты хочешь от меня услышать? Что она горяча? Что из-за нее у меня стояк? — Эдвард закатил глаза, когда при этом упоминании Элис сморщила в отвращении нос. — Это в любом случае не имеет значения. Она не заинтересована.
Элис вздохнула.
— И после этого ты решил себя вести как знаменитость-середнячок в Chateau Marmont? (ПП: известный отель в Лос-Анджелесе, где часто останавливаются звезды разной величины.)
Эдвард только согласно кивнул.
— Ну, хорошо. Не могу сказать, что виню тебя. Но она ведь не сказала нет. Правильно? Просто не… сейчас.
Эдвард покачал головой.
— Неважно. Не хочу думать об этом. Ладно?
Элис небрежно махнула рукой, на данный момент уступая желаниям брата.
— Так… что ты собираешься делать в ситуации с Джеймсом?
Эдвард пожал плечами.
— Прежде всего, собираюсь сидеть смирно и не делать слишком много. Еще не доказано, что отцом ребенка был он. Пока это только слухи, помнишь?
Элис кивнула.
— А если окажется, что он отец?
Эдвард застонал.
— Ну, избить его задницу до полусмерти — не вариант, тюремный срок у меня и без того плох. Я уже хожу по тонкому льду. Но это не значит, что я не буду об этом всерьез думать.
— Есть законные способы это сделать? Доказать отцовство?
— Белла все проверяет. Уверен, если что-то можно сделать, она найдет способ. А пока мне не следует находиться с ним в одном районе. Иначе, если я его увижу, совершенно уверен, мое досье меня не будет заботить.
Элис кивнула, соглашаясь.
— Эдвард?
— Да? — Эдвард снова повернулся к сестре, нежно ей улыбаясь.
— А ты думал… я имею в виду… Как ты считаешь, Виктория могла это сделать?
Эдвард нахмурился.
— Виктория?
— Ну, если подтвердится, что у Джеймса и Тани была интрижка, у нее появляется мотив, правильно? Во всяком случае, Белла и Розали именно это пытаются установить. Что мотив был и у других людей, не только у тебя. По-моему, обнаружив, что твой муж занимался грязными делами с другой женщиной, ты получаешь чертовски весомый мотив.
— Не знаю, Элис… — Эдвард замолчал, задумавшись. — Белла и Розали видели фотографии аутопсии… — Волна горя, словно желчь, подступила к горлу, но он сглотнул ее обратно. — Женщине было бы трудно сделать… это.
— А если она кого-то наняла? — Элис встала на колени, как будто умоляя. — Что, если она наняла мужчину, чтобы устранить угрозу, зная, что сама не сможет это сделать?
Эдвард покачал головой.
— Я не знаю… Не знаю. Слишком много «если» в этом уравнении. Для начала, Виктория не могла знать, где мой ключ. Она редко приходила ко мне в гости вместе с Джеймсом. Белла предполагает, что человек должен был знать, где лежал ключ, чтобы попасть в дом, пусть даже я не включил сигнализацию. И если теория с ГГБ подтвердится, то откуда Виктория знала, что я предпочитаю воду комнатной температуры? Наверное, если она была внимательна за ужинами и на светских приемах, она могла это понять, но у меня ни разу не создалось впечатления, что Викки настолько пристально за мной наблюдает. Она всегда пребывала немного в своем собственном мирке, сосредоточенном на Джеймсе.
Элис задумчиво кивнула.
— Это просто мысль.
Эдвард кивнул и погладил сестру по колену.
— Если что-то можно найти, Белла точно это обнаружит. Она очень сообразительная. Уверен, эту вероятность она уже рассмотрела.
— И то правда.
Тихий стук в дверь предупредил их о возвращении Джаспера. Мужчина медленно вошел, неся в руках кофе и булочки, и бесшумно все разместил на кухонной стойке.
Эдвард соскочил с дивана в считанные секунды. Приятный аромат кофе атаковал все его органы чувств и притянул к столешнице, словно магнит. Напиток пах так чертовски хорошо, что у Эдварда слюнки потекли.
Эдвард взял булочку и откусил огромный кусок, после чего схватил один из стаканов кофе и сделал глоток. Желудок наконец начал успокаиваться. Он еще раз отпил из чашки и повернулся взглянуть на Элис и Джаспера, которые стояли посреди кухни с мертвенно бледными лицами.
— Что? — пробубнил Эдвард, пытаясь проглотить еще один кусок булки. — Вы выглядите так, будто приведение увидели.
Широко раскрытые глаза Элис моргнули и опустились на газету в ее руках, которую Эдвард до этого не видел. Подойдя к сестре в два быстрых шага, он взял ее за запястье и поднял так, чтобы газета оказалась перед его лицом.
Желудок куда-то рухнул, как свинец, когда взгляд сфокусировался на цветной фотографии сердитого и окруженного репортерами Джеймса, покидающего свой дом, с демонстративным штампом «Срочные новости». Лоб Эдварда нахмурился, когда он пробежался глазами по большим буквам, написанным над фото его бывшего лучшего друга.
«Эдвард Каллен: Ты на 100% НЕ отец ребенка».
[1] В 1558 году Елизавета I произнесла речь войскам, собранным в Тилбёри, чтобы отразить ожидаемое вторжение испанской армады (крупный военный флот).
[2] Пятая поправка к Конституции США гласит, что лицо, обвиняемое в совершении преступления, имеет право на надлежащее судебное разбирательство, не должно привлекаться к ответственности дважды за одно и то же нарушение и не должно принуждаться свидетельствовать против себя.
[3] Внетелесное переживание, также внетелесный опыт — нейропсихологический феномен, в котором человек испытывает иллюзию выхода из собственного физического тела и иногда также видит его со стороны.
Источник: http://robsten.ru/forum/96-2033-1