Глава 19.2. Обнаружение

***

— Выходит, у вас был секс с Таней Денали, затем несколько месяцев вы тосковали, умоляли ее бросить бойфренда, а после, когда она вам не угодила, убили?

— Протестую, мистер Блэк. Я был бы вам признателен, если бы вы не задавали наводящих вопросов во время своего допроса.

Джейкоб взглянул на Сэма Улея и усмехнулся.

— Я вашего клиента ни на что не навожу, мистер Улей. Если бы он не был столь невероятно откровенен, — ответил Джейкоб голосом, сочащимся сарказмом, который опасно граничил с угрозой, — с деталями до сих пор, возможно, мы бы не нуждались в настоящей беседе.

— Мой клиент уже назвал причины, по которым до нынешнего момента скрывал информацию.

— И все эти причины — чушь несусветная. Я уже подумываю выдвинуть против него обвинения в фальсификации улик и препятствовании следствию.

— В этом не возникнет необходимости… — попытался вставить слово Сэм, но Джейкоб остановил его ударом своей ладони о стол.

— По-моему, я здесь буду решать, возникнет необходимость или нет. А теперь не разрешите ли мне продолжить? Мистер МакКафери, вы убили Таню Денали?

— Нет! — Джеймс негодующе посмотрел на Джейкоба, широко распахнув глаза и метнувшись взглядом к адвокату. — Я ее любил. Все еще люблю.

Джейкоб вздохнул.

— Вы любили ее достаточно сильно, чтобы оставить свою жену?

Джеймс повел плечами и уставился в стол.

— Возможно. Не знаю. Каждый раз, когда я пытался обсудить этот вопрос с Таней, она замыкалась. Мысль об отношениях со мной ее не прельщала, но я не терял надежды, что, может быть, однажды она изменит свое мнение.

Эммет откашлялся, глядя на Джейкоба и молчаливо прося разрешения продолжить. Джейкоб просто кивнул и, сев, вперился взглядом в Джеймса МакКафери и его адвоката. Он был ужасно раздражен.

— Джеймс, как долго вы знали мисс Денали?

— Несколько лет. Впервые я с ней увиделся сразу после того, как она начала встречаться с Эдвардом.

— И когда это было?

— Не знаю. Четыре года назад, может? Возможно, чуть меньше.

— Сколько вы были знакомы, перед тем как действительно стали с ней друзьями?

— Мы были приятелями некоторое время благодаря нашим общим дружеским отношениям с Эдвардом. Наверное, дружить мы стали после того, как она начала работать в The Stranger по окончании учебы.

— В каком году это произошло?

— Две тысячи шестом.

— Получается, она работала на вас примерно два года?

Джеймс кивнул.

— Да. На самом деле, ее вторая годовщина прошла как раз перед тем, как она… она, э-э… умерла.

— Вас она всегда привлекала?

Джеймс шокированным взглядом посмотрел на Эммета, удивленный этим прямым вопросом. Его лицо слегка покраснело, и он поерзал на месте, несколько мгновений поигрывая со своими пальцами, после чего поднял глаза кверху.

— Конечно. Она красива. Перед влечением к ней трудно устоять.

— Когда вы впервые задумались об установлении с ней любовных отношений?

Джеймс опять пожал плечами.

— Не знаю, была ли у меня вообще когда-нибудь сознательная мысль об этом, правда. Думаю, мои чувства к ней продолжали расти вместе с тем, как мы становились более близкими друзьями. Естественная прогрессия.

— Таня ответила взаимностью на ваши чувства?

Джеймс мрачно покачал головой.

— Нет.

Эммет откинулся на спинку стула, внимательно наблюдая за Джеймсом.

— Какие это вызвало в вас эмоции?

— Грусть. Разочарование. Не то чтобы я вообще признавался ей в этом.

— Вы никогда не заявляли о своих чувства к ней? — Эммет нахмурился.

— Долгое время нет. Не до того, как… ну, как…

Эммет кивнул.

— Сколько раз вы вступали в интимные отношения с мисс Денали?

Джеймс впился в свою губу, глядя в стол.

— Лишь однажды.

— Когда это произошло?

— Четвертого марта.

— Вы помните точную дату? — Удивленно вскинув брови, Джейкоб с удовлетворением кивнул головой. — Впечатляет.

Эммет только закатил глаза.

— Как это произошло? Было ли это запланировано?

— Запланировано?

— Вы где-то встретились? В отеле, например?

Джеймс решительно закачал головой.

— Нет. Нет. Мы, эм, заработались допоздна. Горел дедлайн для газеты. В те дни Таня с Эдвардом много ссорились, что для них было типично. Но их последняя ссора реально расстроила Таню.

— Вы знаете, из-за чего они ругались?

— Женитьба, вероятно. По-моему, этот вопрос у них всплывал систематически.

Эммет снова кивнул. Эдвард сказал почти то же самое во время своего допроса.

— Получается, она была расстроена потому, что Эдвард не хотел на ней жениться?

— Да. Думаю, каждая последующая ссора на эту тему ранила ее все сильнее.

— Итак, она была расстроена, и вы засиделись на работе. Что произошло дальше?

— Ну, мы не стали заказывать доставку еды, а выбрались поужинать. Нам был нужен час времени, просто чтобы прочистить головы и вновь сосредоточиться.

— Куда вы пошли?

— Bleu Bistro в Кэпитол-Хилл. Возле работы. Слишком далеко не стали уходить.

— Хорошо. Итак, вы отправились ужинать. Выпивка присутствовала?

Джеймс раскраснелся.

— Да. Пара бокалов. — Он пожал плечами. — На самом деле, я предложил. Посчитал, что чем бы Эдвард ее ни расстроил, это можно исправить, немного развеявшись.

— Исправило?

— Нет. Ну, то есть сперва да. Она расслабилась. Улыбалась и смеялась. Выглядела непринужденной. Больше не плакала. Я принял это за хороший знак. Мы покончили с выпивкой и вернулись на работу, и оба прекрасно себя чувствовали, если вы понимаете, о чем я.

Эммет кивнул.

— А потом?

Джеймс вздохнул.

— Мы были в копировальной, стояли рядом друг с другом у одной из машин. Таня повернулась, посмотрела на меня и спросила, любит ли меня Виктория. Я был немного ошеломлен, недоумевая, с чего она захотела это узнать, но Таня лишь грустно улыбнулась. Чтобы получить больше информации, я надавил на нее, спрашивая, почему ей хочется знать, после чего она наконец призналась, что задается вопросом, каково это… любить кого-то и чувствовать любовь в ответ.

Ауч.

— Было больно слышать, как она произносит эти слова. Наверное, момент признаться в своих чувствах был неподходящий, но тогда меня это не волновало. Это просто казалось… правильным. Поэтому я признался. Сказал, что уже довольно давно влюблен в нее.

— Что она ответила?

— Сначала ничего. Она лишь молча смотрела на меня. Прежде, чем успел передумать, я наклонился и поцеловал ее. Я просто хотел, чтобы она знала.

— А потом пошло по накатанной?

— Да. — Джеймс громко сглотнул, снова принимаясь теребить руки и крутить серебряное обручальное кольцо на безымянном пальце.

— Когда вы поняли, что Таня не собирается ответить взаимностью на ваши чувства?

— Тогда же. Когда мы были… близки. Я едва ли думал об этом, но она плакала.

— Слезы вины? — влез Джейкоб.

— Да, наверное. И печали. Ее всхлипы становились все громче и громче. Мы зашли уже слишком далеко, понимаете, к тому моменту, когда она попросила меня остановиться.

— Слишком далеко — в смысле?

— Слишком далеко в том смысле, что я… закончил.

— О. — Пришел черед Эммета неловко сглотнуть. — Что случилось после этого?

— Она привела в порядок одежду и прошептала, что ей нужно идти домой. И ушла.

— Впоследствии вы это обсуждали?

— Я хотел. Пытался поговорить с ней. Но она не позволяла. Просто полностью вычеркнула меня из всех сфер своей жизни, кроме работы.

— Что насчет судебного иска, которым она вам угрожала?

— Судебного иска? — И Сэм, и Джеймс одновременно подняли глаза.

— У нас есть несколько писем, в которых вы просили ее рассказать все Эдварду, а она отказалась. Когда вы намекнули, что можете уволить ее, она пригрозила вам судебным иском.

— А, да. Это. — Джеймс пожал плечами. — Я злился на нее. Был расстроен. Я лишь хотел поговорить с ней. Продолжить быть ей другом. Не знаю… извиниться, может быть? Глупо было угрожать ей работой, но я не имел этого в виду.

— То есть вы бы ее не уволили?

— Нет.

— Но все же отступили?

— Да.

— Таня когда-нибудь говорила вам о своей беременности?

— Нет. Ни разу.

— У вас вообще возникали подозрения?

— Не знаю. Тяжело объяснить. Я подозревал что-то, но не знал, что это было. Она начала вести себя иначе, но, опять же, по отношению ко мне Таня вела себя по-другому с той самой ночи.

— Что именно заставило вас заподозрить о каких-то переменах?

— Ее настроение, в основном. В одну минуту она смеялась и пребывала в великолепном расположении духа, а в следующую была на грани слез или вспышки гнева. Это не было на нее похоже.

— Эдвард Каллен охарактеризовал ее как страстную натуру.

Джеймс кивнул.

— Она такая… была такая. Но она не постоянно спорила, не искала внимания или чего-то такого. На работе Таня была более сдержанной, погруженной в свои обязанности.

— Хорошо. — Эммет покрутил на столе ручку. — Что-нибудь еще вызывало у вас подозрения, что Таня была беременна?

— Задним умом все крепки, или как там говорится. Сейчас я припоминаю пару раз, когда она потирала живот, у нее было это характерное для беременных свечение. В то время я этого не смог определить, но теперь понимаю.

— Когда ваша жена узнала об измене?

Джеймс тяжело вздохнул.

— Я точно не уверен. Полагаю, у нее были свои подозрения. Напрямую она заговорила со мной об этом через несколько недель после смерти Тани.

— Как вы думаете, ваша жена знала это наверняка до того, как умерла Таня?

Джеймс неистово закачал головой.

— Нет. Если я знаю свою жену так хорошо, как считаю, то она пришла бы ко мне с этой информацией сразу, как ее обнаружила. Она не стала бы долго ждать. Думаю, она все поняла уже после того, как умерла Таня.

— Когда она вас обвинила?

— Как-то за ужином. Недели через три после смерти Тани. Мы ели в Sonrisa в Юниверсити-Виллидж, когда она сбросила бомбу.

— Она вам рассказала, как все выяснила?

— Она начала о чем-то подозревать, когда я стал задерживаться на работе, проводя больше времени вне дома. Сказала, что установила какую-то отслеживающую программу на мой телефон, пока я не видел. — Джеймс пожал плечами.

— Как вы отреагировали?

— Естественно, я разозлился, что она это сделала. Что просто не подошла и не спросила напрямик.

— Вы бы стали это отрицать?

Джеймс пожал плечами, но потом кивнул.

— Да, вероятно. Инстинкт самосохранения, понимаете?

Эммет кивнул.

— У вас, ребята, уже какое-то время были проблемы?

Джеймс покачал головой.

— Никаких реальных проблем, нет. Просто… зашли в тупик, наверное.

— Что подтолкнуло вас рассказать все начистоту?

Джеймс сокрушенно выдул воздух из щек.

— Я действительно задумался о ребенке, знаете, после того как выяснилось, что Таня была беременна. В частности, о сроке беременности по отношению к нашей… встрече. Я знал, поскольку хорошо дружил с Эдвардом, что у них была здоровая сексуальная жизнь, так что, вероятнее всего, ребенок был его. Но когда… когда на прошлой неделе стало известно, что этот ребенок был не от Эдварда… я просто понял, что он должен быть мой.

— Почему ваш, а не кого-нибудь другого?

Джеймс впился в Эммета взглядом.

— То, что сделали мы с Таней, было ошибкой. В нормальных обстоятельствах Таня никогда бы не изменила Эдварду. Она дала мне понять, что считала это заблуждением, и что вновь это не повторится. С этой ошибкой ей пришлось жить, и, будь у нее шанс сделать это снова, она бы им не воспользовалась. Таня никогда бы не стала спать с несколькими мужчинами. Просто не стала бы.

— Выходит, ребенок должен быть либо ваш, либо Эдварда?

— Да. — Джеймс сглотнул. — Никого другого не было.

***

Изабелла

Слабый желтый свет одинокой настольной лампы едва освещал комнату. Изабелла сидела, склонившись над столом, и снова корпела над делом Эдварда. Всплеск активности на прошлой неделе привел к тому, что ее стол был завален документацией и новыми доказательствами. Изабелле казалось, будто это дело хоронило ее заживо. Розали давно свалила, потому как этим вечером шла на жаркое свидание.

Сучка.

У Беллы мелькала мысль, что стать ведущим адвокатом по этому делу значило просто обломать себе весь кайф. И словно сексуальной неудовлетворенности было недостаточно, СМИ ошивались у ее офиса, из-за чего она раздражалась еще хлеще. Она получала от прессы звонков больше, чем от клиентов, и после последнего вызова несколько минут назад с просьбой дать комментарий, включила беззвучный режим на телефоне, впредь отказываясь отвечать. С нее было достаточно.

После произошедших в субботу событий Изабелла попыталась вернуться в привычную колею. Решила, что лучшим способом оставаться профессионалом было, ну… вести себя профессионально. Каждое утро она бегала, затем шла на работу, посещала несколько слушаний, снова бегала, возвращалась домой, ужинала, смотрела какой-нибудь фильм на Netflix и работала над своими делами в кровати, пока не проваливалась в сон. Просыпалась и повторяла все заново.

Также, убедившись в том, что Эдвард не собирался сбегать, Белла перестала проверять его лично. Пару раз она ему звонила, чтобы узнать, все ли у него в порядке. Было легче сохранять дистанцию с Эдвардом, когда они общались по телефону. По крайней мере, находясь на другом конце города, он не мог прижать Изабеллу к стене и заставить ее влагалище петь арии.

Белла раздраженно зарычала. Ни для кого не было секретом, что ее ужасно привлекал Эдвард. Будь это нормальная жизнь, и будь он обычным мужчиной, а не обвиняемым в убийстве, Изабелла, без всякого сомнения, накинулась бы на него, как Донки Конг (ПП: человекоподобная обезьяна из одноименной игры). Испытывать к Эдварду теплые чувства не составляло труда. Конечно, поначалу он делал все, чтобы оттолкнуть от себя, но по прошествии недель Белла стала действительно понимать и узнавать его. Для начала, он был дьявольски красив. Сперва она подумала, что он почти слишком хорош собой. Но, лучше узнавая Эдварда, поняла, что внешность была не более чем щитом, защищающим его от мира.

Большинство женщин, включая саму Изабеллу, сочли бы Эдварда привлекательным, но, вероятно, побоялись бы даже осмелиться к нему подойти.

Но стоило лишь преодолеть изначальный страх, как обнаруживалось, что Эдвард безумно интеллигентный и мудрый человек, что только добавляло ему привлекательности. А если удача оказывалась на твоей стороне, и ты пробивался сквозь его неприветливую наружность, то наградой тебе становился по-настоящему обаятельный и забавный мужчина. Каким-то образом Белле удалось прорваться через все защитные барьеры Эдварда, чему она радовалась, поскольку это упрощало ее работу. Но вместе с тем Изабелла была и бесконечно расстроена, потому что это также разрушало ее собственную защиту.

Это было одной из тех «если я упаду, то и ты упадешь со мной» ситуаций.

Эдвард практически утянул Беллу на дно и задушил своей сексуальностью в ресторане вьетнамской кухни. В течение всей недели она воспроизводила этот конкретный момент в сознании бессчетное количество раз. Из-за этого образа, крепко засевшего в мыслях, у нее с трудом получалось уделять внимание делу.

Естественно, никакой помощи не было от Розали и ее острого языка. Всю неделю Роуз напевала в коридорах офиса порно-музыку и посылала Изабелле грубые письма с возможными псевдонимами для будущих любительских видео.

«Pro Boner» был ее фаворитом. Сразу после «Жесткий УК». (ПП: Розали иронизирует, используя игру слов с «Pro bono» — оказание юридических услуг на безвозмездной основе, «boner» — стояк, в итоге по смыслу получается что-то вроде «оказание юридических услуг взамен на член/секс». УК — Уголовный кодекс, ну а жесткое понятно что.)

Изабелла боролась с притяжением, которое испытывала к Эдварду, с того дня, как познакомилась с ним, но это становилось чертовски изнурительным. По крайней мере, сейчас дело стремительно близилось к суду, из-за чего у нее имелся веский повод держать дистанцию.

Белла посмотрела на записи в своем блокноте и застонала. Там, словно в записках томящейся от любви пятилетки, было накалякано имя Эдварда. Везде.

— Иисус.

Злясь на саму себя, она вырвала из блокнота преступный клочок бумаги и, скомкав, бросила в мусорную корзину у двери. Бумажный шарик отскочил от края и упал на пол, на что Изабелла пожала плечами. Баскетбол, по правде, никогда не был ее сильной стороной. Потом поднимет.

Она перевела взгляд обратно на бумаги, загромождающие стол, и попыталась вновь сконцентрироваться на имеющейся задаче.

Офис окружного прокурора закидывал Изабеллу новым дерьмом и слева, и справа, последним из которого были записи всех телефонных звонков и почтовых переписок. Большую часть дня они с Розали работали над ними и очень быстро заметили, что дважды поток текстовых сообщений, звонков и писем увеличивался. Первый раз — когда, по предположению Изабеллы, произошла любовная связь. И второй — довольно близко ко времени смерти Тани, в тот момент, когда, вероятнее всего, Джеймс стал заподазривать что-то неладное.

Таня старательно оберегала свой секрет, и не было ничего, указывающего, что Джеймс знал о ее беременности. Ничего, что могло бы подкрепить теорию Изабеллы о причастности настоящего отца ребенка к смерти Тани.

Но это была отправная точка. Конечно, никакой конкретики, да и «козырного» открытия здесь не содержалось. Во всяком случае, на данный момент. Но дело стало немного более запутанным. Обвинение в убийстве теперь было прицелено не только на Эдварда. И это радовало Изабеллу.

В сущности, выглядело все это как ошибка, единоразовая любовная связь, которая никогда не повторялась и, вероятно, не случилась бы впредь, если бы Таня была жива.

Изабелла вновь и вновь читала дневниковые записи Тани и не находила ни намека на то, что она считала отцом своего ребенка кого-то кроме Эдварда.

В свою очередь, Эдвард пребывал в твердом убеждении, что ребенок был его, не имея ни малейших оснований сомневаться в верности Тани. Так что все склонялось к подтверждению той версии, что никакого длительного романа не существовало вовсе.

Эта новость не слишком сильно изменила ход дела, как изначально надеялась Изабелла, но все же немного помутила воду. Таня не была невинным ангелом. Очевидно, скелеты скрывались в ее шкафу, а возможно даже, некоторые враги притаились неподалеку. Опять же, все, что нужно было сделать Изабелле, так это выискать достаточно дыр в стратегии обвинения, чтобы опрокинуть их концепцию.

Когда Джеймс выступил перед прессой с признанием, что это он был отцом ребенка, Изабелла сразу же позвонила Эдварду, но тот снова почти никак не отреагировал. Как будто теперь его уже ничего не удивляло. Подчас ей было больно видеть Эдварда таким побежденным, но, по крайней мере, Таня больше не находилась на своем пьедестале, и он намного отчетливее смотрел на вещи.

Следует признать, отсутствие у Эдварда выплеска эмоций относительно отцовства сначала заставило Беллу понервничать, но потом ей позвонил Джаспер и рассказал все грязные подробности того, что обнаружил в воскресенье. Очевидно, Эдвард все-таки отреагировал на новости, пусть и несколько позже, чем Изабелла ожидала. Детали пьянки Каллена одновременно и посмешили, и успокоили. Эдвард определенно нуждался в отвлечении.

Джеймс МакКафери сейчас был самым большим препятствием, которое предстояло преодолеть, и сделать это будет трудно. Во-первых, он нанял своим адвокатом Сэма Улея, на что Изабелла презрительно фыркнула. Изначально Улей не пожелал браться за это дело, но как только увидел знаки долларов и высокую вероятность раскрываемости, то, конечно же, захотел, чтобы его имя в нем фигурировало. Он хотел славы. Мудак.

И потом, конечно, ей были нужны подробности взаимоотношений Джеймса и Тани. А получить их будет не так-то просто. Несомненно, следователи допросят МакКафери и, возможно даже, сочтут его заинтересованным лицом, и в конце концов Изабелла узнает подробности того, о чем он рассказал полиции.

Но Изабелла нуждалась в большем. Если бы она только могла заставить Джеймса МакКафери говорить и выложить ей, что, черт возьми, произошло. Прямо сейчас он был лучшей возможностью выяснить, были ли вообще у Тани враги. Белла будет бить эту лошадь, пока та не умрет наверняка. (ПП: Белла немного перефразировала английскую идиому «beat a dead horse», дословно — «бить мертвую лошадь», в русском языке аналогичные выражения — «тратить время попусту», «толочь воду в ступе».)

Кто-то должен был иметь мотив убить Таню, и это не Эдвард.

Вот бы только представился случай пообщаться с Джеймсом и выяснить, что за херня случилась…

Пронзительная трель звонка вырвала Беллу из мыслей, и, нахмурившись, она схватила телефон и ответила. Лучше бы этим придуркам из СМИ не звонить ей на сотовый.

— Изабелла Свон.

— Белла? Это Эдвард.

— О. — Изабелла села прямо, вмиг расслабившись. — Прости. Я подумала, это пресса звонит допытываться заявления.

— Тебе они тоже названивают? — Эдвард застонал. — Вот заявление… идите на хуй.

Изабелла рассмеялась. Если бы только можно было сказать им это.

— Чем могу помочь?

— Вообще-то, я хотел узнать, не могла бы ты приехать.

Изабелла нахмурилась. Только сейчас она заметила, что Эдвард, казалось, задыхался.

— Все в порядке?

— Мне нужно кое-что тебе показать.

Изабелла прикусила губу и, сомневаясь, бросила взгляд на время. Почти девять вечера. Последнее, что ей, вероятно, было нужно, так это оказаться ночью в доме Эдварда, одной. Это не особенно поможет ей сохранить между ними дистанцию.

— Что показать?

Эдвард слегка раздраженно вздохнул.

— Будет лучше, если я покажу тебе. Пожалуйста. Просто приезжай. — Прежде чем Изабелла успела ответить, он положил трубку.

Вот же дерьмо.

Поднявшись со стула и схватив сумку, Белла направилась к двери, впервые в жизни жалея, что отец не исполнил все свои угрозы касательно пояса целомудрия для единственной дочери.

***

Изабелла остановилась на обочине и, выключив двигатель, нахмурилась. В доме Эдварда было совсем темно, весь свет выключен. Но его машина стояла на подъездной дорожке, так что он должен был быть дома. Может, лег спать?

Она взглянула на часы на приборной панели. Сейчас было только полдесятого вечера — еще довольно-таки рано, особенно для вечера пятницы в Сиэтле. Пожав плечами, Белла открыла дверцу и выбралась из машины, оглядываясь по сторонам. Поспешно зашагала по тротуару и ступенькам к боковой двери, ставшей такой знакомой за последние две недели, которые она занималась делом Эдварда. Поднеся костяшки пальцев к серому металлу, Изабелла только собралась постучать, как дверь распахнулась. Она тихо ахнула, но немедленно успокоилась, понимая, что это был всего лишь Эдвард.

— Господи. Ты меня напугал. — Сердито глянула на него Белла, но он мельком ей улыбнулся и потянул внутрь, отчего ее раздражение мгновенно рассеялось.

— Идем. — Эдвард махнул рукой и направился через темную кухню в небольшой коридор, ведущий к лестнице.

Остальная часть дома тоже была погружена во мрак, и Изабелла нахмурила лоб, не понимая, почему он жил в полной темноте.

У них что, ночевка намечалась?

Ладони Беллы начали потеть, когда Эдвард стал подниматься по лестнице, а пульс ускорился. Они идут в его спальню? Черт побери. Возможно, все-таки будет ночевка. От этой мысли сердце забилось еще быстрее. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Белла сомневалась, следует ли ей подняться вслед за Эдвардом или нет, поскольку верхний этаж дома после смерти Тани оставался относительно неприкосновенным. Но ведь он сказал ей идти, чего, наверное, не стал бы делать, если бы не хотел, чтобы она последовала за ним.

Тихо вздохнув, Белла засеменила вверх по ступенькам вслед за Эдвардом. Что он, черт возьми, задумал? Оказавшись на верхней ступени, она сделала глубокий вдох и мысленно подбодрила себя, готовясь удрать в любой момент, если он попытается сделать что-нибудь странное. Такое поведение было совершенно не в его характере. Возможно, недавние открытия не оставили в нем ничего святого. Излишне говорить, что Белла была крайне встревожена.

— Эдвард? Почему весь свет выключен?

Он шикнул, не потрудившись обернуться и просветить ее, и прошел в спальню.

Изабелла смущенно стояла в дверях, не зная, стоит ли идти дальше. Что за чертову игру он затеял? Эдвард, почувствовав ее нерешительность, повернулся и раздраженно закатил глаза. Ладно, может, он все-таки не собирался делать ничего сумасшедшего. Не имел никаких скрытых мотивов, а действительно просто хотел что-то ей показать. Немного огорченная этой мыслью, Изабелла вздохнула и вошла в спальню, медленно двинувшись к окну в углу комнаты, где стоял Эдвард.

От вида ночного Сиэтла у нее перехватило дыхание. Вдалеке, к югу от дома Эдварда, мерцал освещенный горизонт. Белла видела все очень четко: множество известнейших небоскребов, борющихся за превосходство со всеми остальными, Спейс-Нидл, обособленно стоящая среди других зданий. Вид был просто великолепный, и с молчаливым изумлением она поняла, что Эдвард, должно быть, выложил немалые деньги, чтобы иметь возможность наблюдать это каждую ночь.

Эдвард нежно улыбнулся, без сомнения, угадав ее одобрение, и потянул ближе к окнам, пересекающимся в углу спальни, недалеко от двери в патио. Расположившись за спиной Беллы, Эдвард аккуратно положил руки ей на плечи и направил ее взгляд на крышу, обзор на которую открывался с северо-восточного угла его дома. Она находилась прямо через улицу.

Изабелла бессильно покачала головой, хмурясь и не понимая, что именно должна была увидеть.

Эдвард сжал ее плечи и прошептал:

— Он видел меня. Он видел нас. Сосед наблюдал за нами.

— Эдвард… что? О чем ты говоришь? — Изабелла хотела было повернуться к нему лицом, но он твердо удержал ее, одним из своих длинных пальцев указывая на крышу напротив.

— Смотри, Белла.

Она проследила взглядом за его пальцем, указывающим на небольшой участок соседской крыши. Прищурилась, и ее глаза сфокусировались на чем-то, усеивающем поверхность и по виду напоминающем маленькие белые точки. Белла сильнее наклонилась и поняла, что белые точки на самом деле были несколькими выброшенными окурками, которые замусоривали крышу. Она ахнула и повернулась к Эдварду, взволнованно наблюдающим за ней.

— Как ты их увидел? — Сердце опять неслось вскачь, но уже по другой причине.

— Вообще, я заметил в прошлый выходные, перед тем как мы поехали обедать. Кажется, тогда их было несколько сотен, но, уверен, дождь смыл часть. Однако значение этого до сегодняшнего вечера до меня не доходило. Я сидел снаружи, наслаждаясь вечером, и посмотрел на его крышу, желая полюбоваться шиферной черепицей, и снова увидел окурки. И меня вдруг озарило, что если я хорошо вижу дом соседа, то и он отлично видит мой.

Подойдя к двери патио, Эдвард открыл ее и поманил Изабеллу за собой.

— Я сидел здесь. — Эдвард указал на стул. — Если смотреть с этого угла, то можно увидеть все, что видит сосед: окно с видом на горизонт и кровать.

Сердце Изабеллы колотилось так громко, что она не сомневалась в том, что Эдвард слышал его стук. Адреналин и возбуждение быстро растекались по телу. Это было хорошо. Это было очень хорошо.

— А если ты встанешь здесь, — сказал Эдвард, потянув Беллу в угол патио и подталкивая слегка перегнуться через перила, чтобы расширить обзор, — то сможешь увидеть лоджию в гостиной через оконные ниши… и кухню тоже. Конечно, его точка обзора немного лучше, потому что ему не нужно перегибаться и вытягивать шею. — Эдвард улыбнулся и потянул Беллу встать прямо.

— О, боже мой. — Изабелла посмотрела на крышу соседа, а потом снова на окна спальни. — И штор у тебя нет.

— Нет. Это часть суперсовременного арт-деко, который дизайнер интерьеров и Таня навязали мне, когда мы делали ремонт.

Изабелла подошла к двери патио, поворачиваясь и убеждаясь в выгодности пункта наблюдения соседа. Она не сдержала осветившей лицо улыбки.

— Эдвард, это прорыв. Я имею в виду, серьезный прорыв.

Прежде чем поняла, что делает, Белла обернула руки вокруг шеи Эдварда, обнимая его и испуская огромный вздох облегчения.

— Спасибо.

Она уткнулась головой ему в шею, пытаясь скрыть смущение, возникшее из-за неловкой ситуации.

В ответ Эдвард просто обнял ее за талию и притянул ближе к себе.

— За что? — прошептал он ей в волосы. Изабелле пришлось изо всех сил постараться, чтобы подавить дрожь, пробежавшую по позвоночнику, когда Эдвард погладил ее спину.

— Ты правда думал об этом, да? — Изабелла сглотнула, не зная, как выразить то, о чем думала. — То есть… это просто… иногда ты кажешься таким отрешенным, и это очень сильно меня тревожит. Мне нужно, чтобы ты изо всех чертовых боролся за свою жизнь, Эдвард. И сейчас ты, кажется, делаешь это. Ты реально, действительно, наконец-то борешься за свою жизнь.

Он кивнул, но ничего не произнес. Изабелла смаковала ощущение рук Эдварда, обнимающих ее, так долго, как только могла, прежде чем осторожно оторваться от него и твердо встать на ноги. Эдвард сжал ее в объятиях еще один последний раз — взгляд его казался почти печальным, — после чего опустил руки по боками и нервно сунул в карманы. Он со стеснением глядел на Беллу, покусывая нижнюю губу, и, по-видимому, не зная, что сказать после их неловкого взаимодействия.

Изабелла снова перевела взгляд на дом соседа, желая разорвать зрительный контакт и сосредоточиться. Сделав пару глубоких вдохов, она закрыла глаза и, набравшись решимости, наконец повернулась к Эдварду.

— Что я не могу понять… детектив МакКарти опросил всех твоих соседей. Никто из них не видел и не слышал ничего необычного в ту ночь.

— Люди лгут, Белла.

Изабелла не упустила оттенка печали в голосе Эдварда и поняла, что ссылался он не только на соседа. Он говорил о Тане.

Она кивнула.

— Да, лгут.