Глава 16

День шестой: побережье Сан-Хуана, Пуэрто-Рико, США, раннее утро

— У нее была боль в области сердца. Когда я привез ее в больницу, она не могла дышать.

Ощутив, как в горло от начинающейся истерики хлынула желчь, я разве что не задыхаюсь и, скрючившись, зажимаю ладонью рот. Чувствую руку у себя на плече: та дарит тепло и покой... но будто бы издалека.

Прямо сейчас не могу ни на чем сосредоточиться.

— Папа, с мамой все в порядке?

Миг до отцовского ответа — самый долгий из всех, что я когда-либо проживала.

— Доктор Джеранди поместил ее в отделение интенсивной терапии. Врачи считают, что это сердце.

— Но у нее нет проблем с сердцем. Она здоровая сорокадвухлетняя женщина, по крайней мере, была суперздоровая до того, как…

— Доктор Джеранди сказал что-то о влиянии химиотерапии на ее сердце.

— Что именно сказал доктор Джеранди, папа?

— Не знаю. Не помню, Белла, — его голос дрожит. — Я просто... я просто так…

— Ничего страшного, папа. Доктор Джеранди сейчас рядом? Могу ли я с ним поговорить?

Отец вздыхает так, будто несет на плечах все тяготы мира.

— Был еще недавно, но где сейчас, не знаю. Возможно, он у твоей мамы. Меня пока к ней не пускают.

— Что? Почему?

— Проводят какие-то исследования, я... я не знаю. Не знаю, что происходит, Беллз.

Представляю отца в приемной больницы Форкса — растерянный, не имеющий возможности увидеться с женой, он, очевидно, вырывает волосы с корнем — и сердце щемит почти так же, как из-за мамы.

— Папа, кто вместе с тобой?

— Я не хотел никого беспокоить, Белла. Было поздно. Я не хотел беспокоить и тебя, милая, но когда ты уезжала в круиз, мама взяла с меня слово сообщить тебе, если что-то случится. Ей не понравилось бы, что я нарушил ваш договор.

Зажмуриваюсь и, несмотря на то, что изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, из каждого глаза выкатывается по слезе. Наступает тишина, и теплая рука, которая поглаживала меня по затылку, едва ощутимо усиливает давление.

С глубоким вдохом распрямляюсь в полный рост.

— Ладно. Буду, как только смогу.

— Милая, я не хочу, чтобы ты торопилась и пострадала.

— Папа, все нормально. Не стоит обо мне беспокоиться. Буду на месте еще до вечера. Обещаю.

Молчит.

— Папа?

Отец пытается ответить, но голос срывается. Он пробует замаскировать это кашлем, и у меня теснит в груди.

— Хорошо, Беллз. Хорошо. Только осторожнее, ладно? Ты вернешься с Квилом?

— Нет, папа. Я вернусь одна.

Рука, что ласкала мой затылок, внезапно застывает, но спустя долю секунды возобновляет движение. Папа опять замолкает: думаю, решил, что сейчас не время интересоваться ситуацией с Квилом.

— Хорошо, милая.

Заканчиваю разговор и направляюсь прямо к выходу из каюты.

— Мне пора.

— Белла, подожди, я с тобой.

— Я не могу ждать, Эдвард. У меня нет времени ждать. Это срочно.

Рывком открываю дверь и бросаюсь к лифтам, но из-за роста Эдвард легко держится прямо за мной.

— Мама уже несколько часов в больнице, а папа совсем один, и по какой-то невообразимой причине им не разрешили увидеться. Ты даже не представляешь, каково ему сейчас. И я упустила шанс поговорить с ее онкологом, бог знает где он теперь.

Сгребаю волосы в кулак. Парень нагоняет меня, хватает за руку и, переплетя наши пальцы, разворачивает к себе — раздраженно рычу.

— Подожди!

— Какую часть фразы «Это срочно» ты не понимаешь?

— Я понимаю, что это срочно, — выпаливает он. — Я попросил тебя подождать, чтобы мы могли определиться с планом нашей игры…

Отталкиваю его руку и возобновляю бег.

— Не нужно мне никакого гребаного плана игры. Все, что мне нужно, — так это свалить с корабля и как можно быстрее попасть домой.

— Я знаю, Белла, именно поэтому хочу помочь…

Сокрушительный ужас, смятение и отчаяние от безысходности, растерянность, волнение и страх... обрушиваются на меня. И когда я поворачиваюсь к Эдварду, когда у меня изо рта вылетают первые жестокие слова, мне известно, что все они — ложь и совсем не по делу. Мне известно, что я просто перекладываю свою ношу, поскольку одна ее просто не вынесу.

Но остановиться уже не могу.

— Мне не нужна твоя треклятая помощь! Это твоя чертова вина, что у меня не было при себе телефона! Это твоя чертова вина, что я только что узнала, что мама вот уже несколько часов лежит в больнице! Это твоя чертова вина, что я не смогла поговорить с ней или с онкологом, а отец вот уже несколько часов разбирается со всем в полном одиночестве! Это все твоя вина! Ведь тебе было просто необходимо, чтобы последнее слово осталось за тобой, а не за Квилом, верно? Но я, блядь, тоже виновата, — пасую я, — и в первую очередь потому, что вообще связалась с тобой. Так что отстань от меня, Эдвард!

Все это время Эдвард просто стоит — грудь тяжело вздымается, а изумленные глаза цвета морской волны от каждого брошенного в него обвинения становятся все шире и шире... однако молча сносит мои нападки.

— Мне пора. — Я слишком растеряна, чтобы разбираться еще и с ним.

Снова принимаюсь двигаться — следует за мной. Подходим к лифтам; он успевает первым нажать на кнопку вызова. Подъезжает лифт, и Эдвард, придержав двери, тоже запрыгивает в кабину.

— Ты хоть знаешь, куда идти, Белла?

Крепко зажмуриваюсь и, пока пытаюсь обдумать свой следующий шаг — свой первый шаг, ощущаю, как ломит в висках.

— Мне нужно свалить с корабля. Это все, о чем могу сейчас думать.

Взгляд его настолько интенсивен, что прожигает меня даже сквозь закрытые веки.

— На тебе нет обуви.

Открываю глаза.

— Плевать.

Он вздыхает.

— Белла, иди к себе в каюту, собирай вещи, а я отправлюсь в гостевую службу и…

— Ты просто не понимаешь, верно?— качая головой, бормочу я. — Наша игра, о которой ты только что говорил…

— Я говорил совсем не об этом, — шепчет он в то время, как я попеременно тычу пальцем то себе, то ему в грудь.

— …окончена, Эдвард. У меня больше нет на нее времени.

Точеный подбородок становится твердым как сталь, парень отворачивается и лупит ладонью по кнопке «Этаж 5: гостевая служба». Лифт едет вниз. Я забиваюсь в дальний угол, Эдвард замирает в центре кабины лицом к дверям.

— Это была не игра.

— Давай будем честными, Эдвард, это была игра для нас обоих. Для знаменитого музыкального продюсера, который в круизе по Карибскому морю развлекался с глупой девчонкой…

— Белла, нет.

— ...которая, блядь, даже не представляла, кто он такой…

— Белла…

— ...и для меня, позволившей себе отвлечься от реальной жизни.

Он качает головой и примерно на середине моей едкой фразы, фыркнув, поворачивается ко мне лицом.

— Нет. Нет, Белла. Знаю, что должен был признаться раньше, знаю, что не мог выбрать еще более поганый момент…

— Да ну? Мог даже еще более поганый! — Мой крик разносится по небольшому замкнутому пространству. — Как насчет того, чтобы попытаться признаться, пока я отсасываю, стоя перед тобой на коленях?

У Эдварда бледнеет обласканное солнцем лицо, а голова дергается, как от удара. Лифт звенит — двери открываются, однако Эдвард продолжает стоять, словно его ноги приросли к стеклянному полу, и таращиться на меня. Удерживаю взгляд, к горлу тем временем подкатывает тошнота. Краем глаза замечаю пару, ожидающую, пока мы освободим кабину.

— Хм, извините, но могли бы мы…

— Это была ошибка, Белла. Мне не следовало…

— Ага, я знаю, Эдвард, — одариваю его кривой усмешкой. — Это распространенная ошибка — в пылу страсти, перепутав похоть с любовью, выпалить несколько неуместных слов, которые ты и не предполагал произносить.

Ожидающая лифта пара ахает.

— Ты так считаешь? — шепчет Эдвард. — Что это была просто похоть?

Фыркаю.

— Не притворяйся, что это было нечто бόльшее. Мы с самого начала знали, что это всего на неделю, так, перепихон во время круиза. Ты ни разу не заговаривал о бόльшем, я ни разу не просила о бόльшем.

Протискиваюсь мимо него к выходу и выскакиваю из кабины. Передо мной расступается пара среднего возраста, одетая в одинаковые шорты и футболки с логотипом круиза; у обоих открыты рты, а глаза круглые-круглые.

— Белла, подожди! Подожди!

Сквозь огромное — от пола до потолка — остекление атриума проникают сиреневатые, пока еще скудные солнечные лучи. На фоне едва-едва занявшегося рассвета замечаю, как мерцают огни на острове — очередной стоянке лайнера. Они стали видны еще вчера вечером, когда судно приблизилось к пуэрториканскому побережью и потом... встало на рейд.

Несколько пассажиров бродят по кораблю — ищут открытый бар, где перед завтраком «шведский стол» им могли бы подать утреннюю порцию «Кровавой Мэри» или «Мимозы». Прогуливаясь с ежедневниками в руках, они обдумывают день, который предполагают провести на острове, и предстоящие экскурсии. Я здесь единственная, кто не прогуливается, поэтому удостаиваюсь пары-тройки взглядов, полных чрезмерного любопытства.

Опять потянувшись ко мне, Эдвард соприкасается кончиками пальцев с моими, и на какое-то мгновение мне не хочется ничего, кроме как сплести наши руки, крепко обнять парня и... поверить, что на самом деле пять волшебных ночей были бόльшим, чем просто пятью волшебными ночами.

— Отпусти!

Эдвард поднимает руки ладонями вверх. 

— Прости, прости. — Запускает пятерню в волосы и сильно сжимает их в кулаке. — Я все сделал неправильно.

— Мне пора, Эдвард.

— Я знаю, — порывисто выдыхает он, — знаю. Я не стану задерживать тебя еще больше, но на всякий случай, вдруг это что-то будет значить в дальнейшем... ты должна понимать, что это никогда, никогда не было для меня просто сексом.

Миг, когда пронзительный взгляд глаз цвета морской волны ловит мой, длится целую вечность. И каждая секунда из тех, что я провела вместе с парнем в последние пять дней и ночей, проносится у меня в голове. Каждый восход и закат в его объятиях, каждая прогулка по берегу и увлекательная беседа, каждый проигрыш и выигрыш в викторине, смех в перерывах, каждое мгновение у бассейна с его друзьями, с Элис и Джаспером... каждое прикосновение его губ и рук…

И в то же время я знаю, что этот миг — мой последний шанс дотронуться до него, моя последняя возможность, встав на цыпочки и обхватив широкие плечи руками, прижаться губами к его теплым губам и, укрывшись в надежных объятиях, сказать ему, что это было больше, чем просто…

— Прощай, Эдвард.

От произнесенных слов голова идет кругом.

— Прощай, Белла,— отвечает Эдвард. — Береги себя.

— Ты тоже.

ОооооoO

К моменту моего появления в гостевой службе там уже ждут двое пассажиров. Встав в очередь, принимаюсь постукивать ногой о мраморный пол. В горле клокочет крик, но вместо того, чтобы заорать, я стискиваю зубы.

Взгляд бесцельно блуждает по сторонам — не уверена, что или кого хотела бы тут увидеть… того, кто продолжил бы вокруг меня виться вьюном? Но, за вычетом нескольких жаворонков, на палубе никого.

Неподалеку обнаруживаю судовой фотостенд с аккуратными, словно в библиотеке, стопками бесчисленного множества случайных и постановочных кадров, сделанных местными фотографами. Изображения — ряд за рядом — ждут, чтобы их рассмотрели и, выбрав нужные, приобрели.

На глаза попадается фото (оно в центральной стопке первого ряда). На девушке нюдовое трапециевидное платье средней длины — продавец высказывался о нем, как об унылом и скучном... но парень на снимке искренне восхищен. Он, в свою очередь, в темно-синем, сшитом на заказ костюме. Костюм, который сидит как влитой, подошел бы и для церемонии награждения. Девушку с парнем застигли врасплох, когда они рука об руку перебегали одну из бессчетных палуб и улыбались так искренне, словно сорвали куш в судовом казино. Кажется, что пара знакома не день-два, а долгие, долгие годы, и в том, как спутники не отрываясь смотрят друг другу в глаза, читается предвкушение... обоюдной страсти... людей, которым только что стало очевидно, что они сойдутся, и оба открыты для новых отношений…

Глаза жгут слезы, и прежде, чем они успевают пролиться, отвожу взгляд.

Наконец подходит моя очередь, и молодая женщина лет двадцати пяти жестом приглашает меня к стойке гостевой службы. Судя по бейджу, служащую зовут Шивон, она ирландка из Дублина. В отличие от британки Джессики и остального персонала из службы развлечений, где униформой служат белые поло и темно-синие шорты-бермуды, на этой сотруднице официальные темно-синие брюки, блейзер точно такого же цвета, а под ним белая, отглаженная до хруста рубашка. У Шивон ярко-рыжие волосы и зеленые глаза…

Зеленые глаза…

…изумительный контраст с униформой.

— Доброе утро, мисс, как поживаете? — У Шивон заметный ирландский акцент, на губах играет дружелюбная улыбка.

— Привет, доброе утро. — Кладу ладони на стойку. — Мне нужно как можно скорее сойти с корабля.

— Да, — продолжая улыбаться, отвечает Шивон, — разумеется. Сегодня утром всем не терпится сойти на берег, верно? Пуэрто-Рико — потрясающий остров, к тому же это последняя стоянка перед завтрашним возвращением в порт Майами. Уверена, вы отлично проведете время. Тем не менее экскурсионное бюро, — машет она в сторону еще одной, пока пустующей стойки, которая находится в нескольких футах от нас, — откроется только в шесть сорок пять…

— Нет. Я говорю о том, что мне нужно сойти с корабля прямо сейчас. — Указательным пальцем правой руки стучу по столешнице.

— Ох, — ее улыбка слегка увядает. — Ну, лайнер пришвартуется в Сан-Хуане через три часа, и, как я уже сказала, экскурсионное бюро откроется…

— Почему мы еще не причалили? — Я повышаю голос, и улыбка Шивон меркнет. — Мы уже давно держимся берега: расстояние до островных огней, которые я вчера поздним вечером заметила с балкона своего парня… со своего балкона, не изменилось, — яростно машу рукой в направлении корабельных иллюминаторов.

— Ну, согласно расписанию, мы причалим в порту Сан-Хуана не раньше восьми…

— Но я должна сойти... — Понимая, что это не объяснение, стискиваю волосы в кулаках. К этому моменту ярко-зеленые глаза Шивон кажутся немного встревоженными, а сама женщина начинает аккуратно посматривать по сторонам, будто бы опасается, что поблизости есть еще кто-то типа меня.

— Послушайте, Шивон, мне только что позвонил отец и сообщил, что мама тяжело заболела, — у меня дрожит голос, — поэтому я должна как можно скорее вернуться домой, в штат Вашингтон.

— Ох, — вырывается у женщины; она расслабляется, а выражение лица меняется с настороженного на сочувствующее. — Мне очень жаль, мисс. Но, как я уже сказала, мы пришвартуемся в Сан-Хуане примерно через три часа, после чего, разумеется, вы сможете без проблем завершить круиз и покинуть наш лайнер. В Сан-Хуане один из крупнейших аэропортов. Не уверена в наличии прямых рейсов до штата Вашингтон, однако не сомневаюсь, что найдется транзит через материковую часть США.

— Нет. Нет, Шивон, я не могу ждать еще три часа, пока не причалит корабль. Отец уже несколько часов один в больнице, мне нужно поговорить с онкологом, а мама… Я даже не знаю, будет ли мама…

Пытаюсь сдержать рыдания — Шивон с жалостью смотрит на меня.

— Мне так жаль, мисс, правда, — бормочет она. — Хотелось бы сделать больше, но у корабля действительно нет разрешения причаливать раньше восьми. Ну а пока, как я уже сказала, буду рада оказать помощь в поиске рейсов…

— Нет! Мне нужно немедленно сойти с корабля!

— Что не так?

К нам подходит еще одна сотрудница гостевой службы — высокая и худощавая женщина лет тридцати пяти; на ней бейдж с надписью: «Зафрина: Рио-де-Жанейро, Бразилия». Повернувшись к ней, Шивон шепотом разъясняет ситуацию, после чего Зафрина обращается ко мне:

— Извините, мисс, но Шивон права: мы причалим в Сан-Хуане только через три часа. Но мы можем вывести расписание подходящих вам рейсов на экраны ноутбуков…

По-прежнему дергая себя за волосы, облокачиваюсь на стойку и принимаюсь мотать головой из стороны в сторону.

— Неужели нет способа доставить меня на берег? Я заплачу, сколько нужно. Послушайте, я знаю, что три часа — это мизер, но за это время многое может измениться.

— Мисс, уверяю вас, дело не в деньгах. Пока корабль официально находится в плавании, только капитан по рангу может обращаться с просьбой насчет досрочной высадки пассажира. Более того, в процессе задействована служба береговой охраны. Обычно все это проделывается, если на борту есть заболевший, и он нуждается в срочной транспортировке, а не когда… Прошу прощения…

Внезапно звонит телефон — Зафрина отводит глаза и снимает трубку. Мне кажется, что у меня вот-вот лопнет голова. Женщина тем временем вытягивается в струнку, словно проглотила линейку.

— Ох, доброе утро, капитан. Ясно. Ох, да, да, здесь и... Ох, да, сэр. — Смотрит на меня, а потом поворачивается спиной и бормочет в трубку: — Да. Да, сэр. Ладно. Немедленно, я поняла. Будет исполнено. Пожалуйста.

Кладет трубку, откашливается, после чего ее пальцы принимаются порхать по клавиатуре ноутбука.

— Ладно, мисс Свон, приступим. Пожалуйста, предоставьте мне всю необходимую информацию, чтобы я связалась с подразделением береговой охраны США, которое отвечает за Пуэрто-Рико, и попросила их выслать за вами катер. Шивон тем временем дозвонится до порта и сообщит, что у нас возникла чрезвычайная ситуация, и скоро мы высадим на берег пассажира. Еще она подберет оптимальный маршрут перелета. Ну а Сенна, — Зафрина щелкает пальцами, и рядом возникает еще одна сотрудница гостевой службы, — проводит вас до каюты и поможет упаковать вещи. — Она поднимает взгляд и одаривает меня сочувствующей улыбкой. — Не волнуйтесь, мисс Свон, мы доставим вас домой как можно скорее.

— Спасибо, — заплетающимся языком отвечаю я, — спасибо.

— Не стоит благодарностей, мисс Свон.

Далее начинается безумная, но упорядоченная суета. И только спустя полчаса, уже сидя в такси — вызванное прямо в порт, оно мчится по направлению к Международному аэропорту Сан-Хуана, где на взлетной полосе, словно по волшебству, меня дожидается рейс — рассеянно смотрю на остров, который не успела исследовать, на пальмы, что качаются на ветру, и вдруг осознаю, что не сообщала свое имя Зафрине до того, как она в первый раз назвала меня «мисс Свон».

— Эдвард, — выдыхаю я и, опустив голову, захожусь в рыданиях.

Что скажете?