СЛУШАЙ, ГОВОРИ

Семнадцать разговоров, которые изменили Беллу Свон, то есть меня, и её – мою жизнь.

#1: Вторник. Второй день в школе. Утро.

– Эмм, привет. Тебе помочь? Ты новенькая? – Глубокий, бархатный.

– Умм, да. Иногда людям нравится обращаться ко мне по имени.

– И какое оно?

– Белла. Белла Свон.

– Белла. Белла Свон. – Мягкий. Мелодичный.

– Да. Больше шансов, что я отвечу, когда ты называешь меня так. Я не отзываюсь на «новенькая».

– Я это запомню.

– Ты собираешься часто меня звать?

– Э, ммм… а что?

– Я просто пошутила, не волнуйся так...

– Я не… эээ… я не… я имею в виду, я не... – конечно, разволновался.

– Ты не должен уходить… как тебя зовут? Долговязый? Долговязый!

Ушел.

#2: Среда. Третий день в школе. Обед.

– Здесь занято? – Громкий, оглушающий.

– Эээ, нет?

– Ты новенькая.

– Все мои друзья называют меня «Новенькая».

– Ну, это милое прозвище.

– Тогда они должны звать тебя Ямочка.

– Или Эммет. Но мне нравится восхищение в твоем голосе.

– Если это так называется...

– Не волнуйся. Ты не единственная.

– О, да?

– Да. Мне тоже нравятся мои ямочки. – Усмешка. (И ямочки.)

– Привет «Или Эммет».

– Да, «Новенькая»?

– Она собирается просто сидеть здесь, или она говорит?

– Ох. Это Розали. – Глуповатый.

– Я полагаю, такое количество блеска говорит обо всем.

– Эээ, да. Эй, ты собираешься доедать эту пиццу?

– Нет, ты хочешь её? – Кивок. – Ты собираешься взять еду от совершенно чужого человека?

– Ты не чужая. Ты ‒ «Новенькая». Кроме того, мы все будем хорошими друзьями очень скоро.

– Даже мы с ней?

– Ну, может, и нет. Ничего страшного. Она в значительной степени похожа на Эдварда.

– Ох, ладно. Полезная информация. – Чавкает. – Эй «Или Эммет»?

– Хм? – Жует.

– Кто такой Эдвард?

Подавился.

 – Ну, «Новенькая». Мне надо идти. Роуз?

– Подожди…

Ушли.

#3: Среда. Третий день в школе. Английский.

– Привет, Белла. Как прошли твои первые дни здесь? – Тихий, теплый.

– Хорошо, Анжела. Народ тут дружелюбный. Странный, но дружелюбный.

– Я думаю, ты сейчас описала большинство маленьких городков. А насчет дружелюбия…

– Анж... Ты любительница сплетен? Что бы сказал преподобный Вебер? Разве сплетни не осуждают, а?

– Забавно, Белла. Может сплетни и осуждают, но любопытство – нет.

– Ну, вот она я. Спрашивай.

– Я слышала, Эммет Каллен сидел с тобой сегодня на обеде!

– Ты имеешь в виду Ямочку? Да. Он и кошмарная Блонди просто плюхнулись за мой столик из ниоткуда.

– Розали – это его девушка.

– Да, я догадалась.

– Ну, и, ты новенькая…

– Да. Это то, что я ему и сказала – я новенькая!

– Хм, ладно... Но ты не поняла. Эммет Каллен, это... ну, Каллен.

– Это своего рода клуб?

– Можно и так сказать.

– То есть?

– То есть, есть три брата Каллена. Они все великолепные, лучшие студенты и сыновья доктора Каллена, который работает для детской больницы Сиэтла, центра исследований и фонда помощи при ней.

– Почему же они живут в Форксе?

– Я собираюсь игнорировать легкое отвращение в твоем голосе, когда ты говоришь о нашем добропорядочном городе. Он приехал сюда много лет назад исследовать растения Национального олимпийского парка для лечения рака или что–то в этом роде. Встретил свою жену здесь и, как  говорит мой папа, они поженились уже через месяц.

– Да ладно? А откуда твой отец это знает?

– Он проводил церемонию.

– Ох. Брак по залету?

– Нет! В том то и дело, что все три парня – приемные. Вот почему они непохожи. Ты видела, Эммета, да? Что же, Джаспер нашего возраста, и он блондин. Эдвард – тоже в нашем классе. И у него волосы, как это, я не знаю, рыжие, но не совсем... бронзовые или каштановые или...

– Я поняла. Он рыжий.

– Он великолепен. – «Лунатик».

– Я поняла, о чем ты говоришь. Буду иметь это в виду, когда в следующий раз заговорю с Эмметом. Если я с ним заговорю.

– О, да. А что он хотел?

– Ничего. Он просто трепа… извини, поговорил ни о чем.

– А потом он вроде как удрал, после упоминания о брате... погоди, ты сказала, у Эдварда рыжие волосы?

– Бронзовые.

– Ладно, хорошо. Бронзовые, реально красивые глаза, красивая линия челюсти?

 – Да, это определенно Эдвард.

– Эдвард – Долговязый!

– Эээ, да, Эдвард – высокий парень.

– Нет, Анжела! Я говорила с ним!

– Подожди, что? Эдвард Каллен разговаривал с тобой? Эти ребята действительно держатся замкнуто. Общаются только с Розали и Элис, когда они рядом.

– Кто такая Элис?

– Подруга Джаспера. Она живет в Сиэтле, у них – любовь на расстоянии.

– Оу. У них есть подруги?

– Да. И они встретились довольно странно. Конечно, большинство девушек хотят зацепить любого из них, понимаешь? Но Розали и Эммет никогда даже не замечали друг друга на всем протяжении начальной и средней школы. А потом, в один прекрасный день, бац! Он бегает за ней, как щенок. А Джаспер? Встречался со многими девушками – многими! Увидел Элис в кофейне, когда мы были на экскурсии два года назад, и бац! Хм, снова.

– Хорошо, Эмерила. Когда был важный момент Эдварда?

– У него этого не было. Пока, я думаю. Он все еще один. – Хихикает.

– Перехватил эстафету от Джаспера?

– Нет, на самом деле. Вежливый, обаятельный, даже милый, но очень застенчивый.

– Ни одна девушка не взяла его в оборот?

– Ну, они пытаются. Он действительно милый, но никогда не разговаривает ни с кем больше тридцати секунд.

– В таком случае, не волнуйся. Наш разговор продлился всего тридцать пять секунд, максимум.

– Все равно, два Каллена. И два, которые не были Джаспером. И Эммет искал тебя! А ты здесь всего три дня!

– Хорошо, притормози. Давай не будем забегать вперед.

– Я понимаю. Это просто... это же Каллены. Ох, и Белла?

– Да, Анжела?

– Ты можешь ругаться рядом со мной.

– О, да? Я просто подумала, ты знаешь, преподобный...

– Ну, я чертовски уверена, что не предлагаю тебе ругаться рядом с ним. – Улыбается.

Звонок.

#4: Среда. Третий день в школе. Биология.

– Здравствуй. Жаль, что я не смог представиться вчера. Я – Эдвард Каллен. – Вкрадчивый, почти гипнотический.

– Приятно добавить имя к росту.

– Не понял?

– Ничего. Хм, я Белла. Свон.

– Я помню. Как тебе нравится в Форксе?

– Нормально. Но я не большой любитель дождя.

– О, печально. Думаю, это не то, с чем я… ммм, кто–либо… может помочь.

– И вот она – я, готова обвинить тебя в этой сырости.

– Эээ, я, ммм, изви… то есть…

– Ты снова взволнован.

– Похоже, это ты заставляешь меня волноваться.

– Извини. Я не хотела.

– Все хорошо. У тебя уникальное чувство юмора.

– Спасибо?

– Это был комплимент.

– Ну, тогда точно – спасибо. Уникальность может быть хорошей или плохой.

– По–моему, уникальность – это хорошо.

– Ну, эээ, спасибо. Еще раз. Хей, а ты знаешь, кто еще уникален?

– Кто?

– Твой брат.

– Мой… что? Мой брат?

– Да, твой брат, Эммет. Или, как я его называю – Ямочка. Он сидел сегодня со мной на обеде. С Розали.

 – Ямоч… он что? Он говорил с тобой?

– Ты опять волнуешься.

– Ну, ты меня волнуешь!

– Не специально! И только ты так реагируешь! Анжела не волнуется, когда я с ней говорю. Эммет не волновался, когда... на самом деле, он тоже разволновался. После того, как я упомянула твое имя. Тогда он встал и ушел.

– Эээ…

– Я предположу, что ты не оправился от предыдущего приступа волнения и забудем об этом.

– Ты откровенная.

– Нет, я – Белла. А еще – «Новенькая».

– Что? Нет, я имел в виду, что ты очень честная.

– Спасибо?

– Опять же, это был комплимент.

– Опять же, честной может быть хорошо или плохо.

– Для меня, честный – это хорошо.

– Ну что ж, еще раз, спасибо. Снова. Хмм...

– Ты может считать, что если я сказал что–то о твоей личности, это комплимент. – Вкрадчивый. Очаровательный.

Краснею.

– Оу... спасибо, то есть, я... – Вау.

– Ну, теперь, когда я тебя взволновал... – ухмылка, – ...лабораторная о клетках лука?

– Эээ, да, конечно.

– Девушки вперед, напарник.

– Первая проба – это профаза. Можешь проверить.

– Профаза.

#5: Четверг. Четвертый день в школе. Обед.

– Эй, Белла?

– В чем дело, Джесс?

– Эдвард Каллен пялится на тебя. – Недоверчиво.

– Хм. И что?

– И Эммет Каллен машет тебе!

– Да, я вижу. Ямочка очень дружелюбен.

– У вас что, есть прозвища друг для друга?

– Нет. Это…

– Привет, Новенькая. – Шумный, оглушающий.

– Привет, Ямочка!

– Привет, Белла! – Нежный.

– Привет, Эдвард!

Тишина.

– Ну, увидимся на биологии?

– Конечно.

Тишина.

– Ну, эээ… пока, Белла.

– Пока, Эдвард.

– Пока, Белла!

– Пока, Ямоч… ммм… Эммет!

– О, Боже! О, Боже! О, Боже! О, Бо…

– Джесс, с тобой все хорошо?

– Братья Каллены говорили с тобой! И я сидела рядом!

– Ну, понимаешь, Эдвард – мой напарник на лабораторной по биологии, так что…

– Нет, ты не понимаешь! Это братья Каллены!

– Я знаю их фамилию.

– Они ни разу не говорили, ни с кем.

– Возможно.

– Но они говорят с тобой.

– Похоже на то.

– О, Боже! Точно так же Эммет начал говорить с Розали, ни с того, ни с сего! Ты думаешь, это то же?

– Что - это?

– То! Когда Эммет неожиданно заговорил с Розали, а потом начал с ней встречаться. Зная её до этого годы, и не перемолвившись словцом…

– Ну, вообще–то, я не знаю, не думаю…

– Белла. Ты покраснела.

#6: Четверг. Четвертый день в школе. Биология.

– Здравствуй, Белла.

– Привет, Эдвард.

– Эээ… у меня есть кое–что для тебя.

– У тебя?

– Да. Я случайно заметил вчера, что ты читала сонеты во время самостоятельного обучения.

– Эээ… да. Я люблю Шекспира.

– Ну, вот.

– Что это?

– Это стихи Кристофера Марло (п.п. – английский поэт, наиболее выдающийся из предшественников Шекспира. Благодаря нему в елизаветинской Англии получил распространение не только рифмованный, но и белый стих).  «Геро и Леандр», и несколько других… я подумал, если тебе нравится Шекспир, то может понравиться и его современник.

– Я читала его перевод Фауста, но не знаю стихов. Спасибо, Эдвард. Я верну тебе её, как только прочитаю.

– Нет, она твоя.

– Я не могу её взять, Эдвард.

– Белла, я живу в доме с четырьмя мужчинами. Мы можем претендовать на цивилизованность, но мы, совершенно точно, не собираемся читать книгу любовных стихов, не говоря уже о получении удовольствия от этого.

– А что насчет твоей мамы?

– С таким количеством книг, что есть у нас в доме, я абсолютно уверен, что у нее свой собственный экземпляр.

 – Эдвард... я не могу...

– Пожалуйста, Белла.

– Ты должен работать на ЦРУ.

– Почему?

– Потому, что твой щенячий взгляд будет работать гораздо лучше, чем большинство пыточных приемов. Спасибо, Эдвард. Это... действительно приятно.

– Это ерунда, Белла. Правда. Надеюсь, стихи тебе понравятся.

#7: Пятница. Пятый день в школе. Обед.

– Привет, Белла, Джессика.

– Привет, Эдвард. – Пронзительная. Даже визжащая.

– О, привет, Эдвард. Ты, эмм, может, ты хочешь присесть?

– Нет. То есть… спасибо, Белла, но я не могу. У меня назначен прием у врача через несколько минут.

– О, так ты пропустишь биологию сегодня?

– К сожалению…

– Ну что ж. Я могу потом дать тебе мой конспект. Если хочешь.

– Да, это будет здорово! И кстати… может, ты отдашь мне конспект, завтра, на обеде? Если у тебя еще нет планов.

– У неё нет планов. Никаких.

– Джесс!.. Хорошо, договорились.

– Хорошо. Тогда увидимся завтра. Могу я забрать тебя из дома около полудня?

– Конечно.

– Великолепно. Пока, Белла. – Согревающий.

– О, Боже! О, Боже, Белла!

– Шшш, подожди хотя бы две секунды, пока он выйдет из кафе, Джесс!

– О’кей. – Пауза. – О, Боже, Белла! Эдвард Каллен только что просил тебя о свидании! Ты – следующая Розали!

– Я бы не хотела таких сравнений, Джесс.

– Хорошо. Ты ‒ не что-то наподобие Розали… но! Свидание с Эдвардом Калленом!

 – Он просто попросил меня встретиться за обедом, Джесс. Я действительно не думаю, что он будет следовать за мной повсюду, как Эммет за Розали, наподобие верного ретривера.

– Ты не представляешь, Белла, ты – новенькая…

– Мне говорили…

– …в первый раз, когда кто–либо видел Эммета и Розали вместе, он подошел к её столику в кафе, бросил коробку шоколадных конфет и ушел. На следующий день они уже держались за руки!

– Ну, я полагаю, что обед в одном шаге от этого.

– Эдвард! Эдвард Каллен! И ты видела? Он сказал «привет» и мне тоже!

– На самом деле, записка с вопросом «я тебе нравлюсь?» и ответ «да» или «нет» могли бы быть следующим шагом.

– Эдвард Каллен!

– Прекрати произносить его имя!

– Прости, Белла. Это просто… Эдвард Каллен.

Слегка помешанная.

#8: Суббота. Бистро в Форксе.

– Я надеюсь, ты не против поесть в бистро.

– О, совсем нет. Я и Чарли – мой отец – едим здесь все время.

– Вот почему я думал, что ты можешь возражать.

– Вовсе нет. Я немного человек привычки.

– В самом деле?

– Да. Не то, чтобы мне ничего не нравится, но мне нравится то, что мне нравится, и мне это очень нравится. И, по–видимому, одна из вещей, которые я сильно люблю, это говорить о себе. Извини.

– Ничего. Мне нравится тебя слушать. Ты завораживаешь меня. – Застенчивый.

– О. Спасибо. – Тоже застенчивая.

– Итак, Эдвард…

– Так что, Белла…

– Извини, ты – первый.

– Нет, говори ты.

– Честно, Эдвард?

– Я не ожидал от тебя что–то меньшее.

– Мне действительно нечего сказать.

– Ох. Я уже тебе наскучил.

– Нет, совсем нет. Просто действительно не хочется говорить обо мне. Расскажи мне что-нибудь о себе, Эдвард.

– Что ты хочешь знать?

– Что ты хочешь мне рассказать?

– Хм...

– А еще лучше, что ты не хочешь мне рассказывать? Я любопытная, и хочу это знать.

– Эээ, давай не будем открывать этот ящик Пандоры.

– Отлично. Тогда что-нибудь, что ты не против мне рассказать.

– Хорошо. Я полихромный.

– То есть…

– Мои глаза, на самом деле, имеют два разных цвета. Я разноцветный, что означает, что моя радужная оболочка другого цвета внутри, чем снаружи. В моем случае, зеленый доминирует на внешней части радужки, а янтарный – на внутренней.

– Ничего себе. Я не знала, что ты можешь иметь янтарные глаза.

– Да, они достаточно редки. Вот, посмотри мне в глаза.

– Ха, я уверена, что ты единственный парень в мире, кто может законно использовать эту уловку. Ух ты. Твои глаза – они выглядят почти золотыми, из–под зеленого. Они действительно... хм, привлекательные.

– Эээ, спасибо. Кстати, у моих братьев тоже это есть. У Эммета глаза карие и янтарные, у Джаспера – голубые и янтарные.

– Но как у вас всех это может быть, если вы не родственники? Извини, я не хотела быть грубой.

– Ничего. На самом деле, наше усыновление не является секретом. И я не мог бы пожелать лучшей семьи, включая моих родителей. И, отвечая на твой вопрос, полихромия не наследуется.

– Говоря о семье, это не твой брат со своей подругой?

– Что?!

– О… Я думаю, что не должна была обращать на это внимание.

– Я собираюсь убить Эммета.

– Почему он здесь? Глядя на лицо Розали, не думаю, что они часто бывают в закусочной Форкса.

– Мой отец, которому я сделал одолжение и подвез на работу, прежде чем заехать за тобой, должно быть, проговорился, что я на свидании. И, конечно, мои братья никогда не упустят возможность подколоть меня.

– Так это свидание?

– Ох… эээ…

– Растерялся. И кончики твоих ушей покраснели! Ух ты, твои братья могут быть такими. И, Эдвард, это не самый братский жест.

– Хоть я и не могу сказать ему: «Отвали». Ни один другой жест не говорит так много, как один палец. (п.п. – имеется в виду «птичка»)

– Ну, это сработало... он ушел.

– Возможно, это больше заслуга Розали, чем моя.

– Я тоже так думаю. Можно я спрошу кое–что? Что ты думаешь о Розали?

– Ну… Эммет сходит по ней с ума, так что она – хороший человек.

– А если бы Эммет не сходил по ней с ума?

– Это невозможно. Он без ума от неё, так что мне она тоже нравится.

– Вот как… Это преданность.

– Я считаю, что мои братья – лучшие парни, что я знаю. И если они выбрали, или, ммм… хотят быть с Розали и Элис, значит, они должно быть классные девчонки, тоже.

– Это мило. Элис, это девушка Джаспера?

– Да, она живет в Сиэтле.

– Она крошечная? Изящная, с черными волосами?

– Да. Ты с ней встречалась?

– Нет, но я предполагаю, что это она стоит рядом с Джаспером на парковке, пытаясь незаметно вглядеться внутрь бистро.

– Что? О, Боже, Белла. По их действиям, ты решишь, что я никогда даже не разговаривал с другими девушками раньше. Я собираюсь их прикончить…

– Эдвард! Сядь, все в порядке. Если ты сейчас выйдешь туда, то просто спровоцируешь их еще больше. Давай просто игнорировать их и продолжать, как будто нас не волнует, кто еще может подсматривать.

– Звучит так, будто ты постоянно этим занимаешься.

– Это происходит время от времени с новичками.

– Да, ты новая блестящая игрушка Форкской средней школы.

– Повернись–ка ... У тебя есть прядь черных волос на затылке. Я полагаю, ты знаешь об этом.

– А, ты заметила?

– Да, заметила, когда ты обернулся и практически выпрыгнул в окно. Я могу сказать по твоему выражению лица, что есть целая история, связанная с этим.

– Эээ, ну… когда я был ребенком, я реально ненавидел свои рыжие волосы.

– Почему?

– Ты когда–нибудь слышала термин «рыжий пасынок»? Ну, я, буквально, рыжий пасынок. Ты можешь смеяться сколько угодно, это довольно забавно.

– Извини, я смеюсь, но это смешно в ужасном смысле... и я имею в виду, ты даже не пасынок, ты приемный.

– Ну, когда я был моложе и немного более впечатлительный, Эммет, на самом деле, не потрудился делать такого различия. И он никогда не упускал возможности напомнить мне. Поэтому я решил покрасить волосы.

– О Боже, но почему в черный?

– Ну, Эммет – брюнет, Джаспер – русый блондин, Карлайл – мой отец – платиновый блондин, и моя десятилетняя личность не хотела быть обвиненной в копировании, поэтому я покрасился в черный. К тому же, моя мама тогда красилась в черный, не было проблем с краской. К счастью, она поймала меня, когда я только начал, но та прядь навсегда осталась черной. Да, смешно. Ха–ха. Продолжай.

– Извини… это просто… – фыркаю. – Хорошо, я фыркнула. Ничья.

– Эээ, я не согласен. Одно фырканье не равносильно жизни фолликулов обесцвеченных волос.

– Но теперь ты хоть частично брюнет.

– Мне жаль, что я рассказал эту историю.

– Нет, серьезно, мне понравилось. Может быть... ты завораживаешь меня, тоже.

– Ты покраснела.

– Как и твои уши.

#9: Понедельник. Вторая неделя в школе. Биология.

– Привет, Эдвард.

– Привет, Белла. – Робкий, катастрофически застенчивый.

– Как прошел остаток твоих выходных?

– Эээ, нормально. А твои?

– Очень хорошо.

– Рад это слышать.

– Я хорошо провела время в субботу.

– Я тоже.

– Ну…

– Да-а…

– Слушай, тебе придется работать здесь со мной, Эдвард. Ты должен, по крайней мере, попытаться вести какую–то беседу.

– Тебе очень идет синий цвет, Белла.

– И это то, что приходит тебе на ум, когда я предлагаю беседу?

– Это то, о чем я подумал.

– Ты имеешь в виду «первое».

– Что?

– Ты сказал, «это то, о чем я подумал»… ты забыл сказать «первое». Это было первое, о чем ты подумал.

– Если ты так считаешь, Белла.

– Это не было твоей первой мыслью?

– Было.

– Тогда…

– Но это не «первая» мысль в моей голове. Это просто мысль, что пришла мне в голову.

– Оу.

– Да.

– Я не понимаю тебя, Эдвард.

– Ты меня не понимаешь?

– Да. Не понимаю. Ну ладно, я. Я прямолинейная. Но ты? Иногда ты смотришь на меня, как будто ты тонешь, а все, что тебе нужно - больше, чем глоток воздуха - это слово от меня. Иногда ты так взволнован тем, что я сказала, что даже не можешь говорить. А иногда ты так красноречив… Я могу поклясться, что ты тренируешься, что сказать, вот почему это выходит звучащим так хорошо! Ты не поддаешься никакой логике.

– Тебе это не нравится?

– Я этого не сказала. Я просто… просто… никогда не знаю, чего от тебя ожидать.

– И это расстраивает тебя.

– Нет, это меня не расстраивает, это просто… Я пытаюсь тебя разгадать, Эдвард.

– Что тут разгадывать?

– Ты считаешь, что нечего? А тот факт, что ты говоришь со мной и делаешь мне комплименты все время?

– Тебе это не нравится?

– Этого я тоже не говорила. Но, насколько я понимаю, не многие удостоились твоего внимания.

– Я не хотел смущать тебя, Белла.

– Ты меня не смущаешь. Наоборот, на самом деле, потому что ты мне нравишься…

– Правда?

– Вот опять! Утопающий!

– Что, если я скажу, что причина того, какой я, в том, что я пытаюсь разгадать тебя?

– И здесь встает главный вопрос. Почему из всех девушек этой школы Эдвард Каллен начал разговаривать с новенькой, которую он не знал? Почему я?

Молчание.

Молчание.

Молчание.

Звонок.

– Белла, подожди…

– Что, Эдвард?

– Я не собираюсь раздражать тебя или смущать; я просто не знаю, как объяснить это тебе…

– Объяснить что?

– Это… это… это.

– Ах, это! Почему бы тебе не сказать мне, что ЭТО? Если бы я знала, что это было, тогда это все объяс…

– Ты можешь встретиться со мной после школы? Я хочу поговорить с тобой.

– У меня встреча после школы. Я остаюсь готовить выпускной альбом.

– Хорошо, после этого. Так даже лучше. Вокруг не будет много народу. Увидимся около четырех. У твоего грузовика.

#10: Понедельник. Около четырех. У моего грузовика.

– Ну, давай, Эдвард. Колись. Иначе я найду твою самую ужасную фотографию и вставлю её в выпускной альбом. Если такая существует.  Хотя я не видела никаких доказательств, подтверждающих это.

– Я не знаю, как сказать это…

– Почему бы тебе не начать с того, что это такое?

– Ну, я должен начать с объяснения, что хотя мы и приемные, Эммет, Джаспер и я связаны между собой. Отдаленно, седьмая-вода-на-киселе. На самом деле, мы также связаны с Карлайлом. Вот так мы все стали жить вместе. Когда Карлайл переехал в Форкс, он встретил Эсме – мою маму – и, если верить его описанию этого, влюбился в нее с первого взгляда.

– Гм...

– Просто выслушай всю историю сначала, пожалуйста. Он встретил Эсме, как я уже сказал. Но это было больше, чем любовь с первого взгляда. Это перевернуло его жизнь. Он рассказал мне, это было так, словно сила притяжения не держала его больше, Эсме делала это. Естественно, он был в шоке от такого поворота событий, и он не знал, как объяснить это девушке, с которой только что познакомился. Как объяснить ей, что он не мог не быть рядом с ней, что каждый её шаг вызывал в нем ответное движение. Он не знал, как объяснить это с помощью естествознания или генетики. Но именно генетика привела его к ответу. Карлайл является потомком цыган, называемых «Павис», или ирландские путешественники. Говорят, что их племя было полигамно. И за это они были прокляты чем–то более мощным, чем любовь с первого взгляда. Они назвали это явление импринтингом. Наконец, разобравшись, но не в состоянии объяснить этот феномен, Карлайл решил разыскать больше информации о своей семье и случайно наткнулся на трех мальчиков, которые росли в приюте в ожидании приемной семьи. Эти мальчишки тоже оказались потомками «Павис». Он усыновил нас, объяснил нашу особенность, и вот...

– Так Эммет и Розали…

– Да, Эммет знал Розали несколько лет, но – и это предположение Карлайла – когда он достиг зрелости, около 16 лет, он запечатлелся. Мы достоверно не знаем, что в нем изменилось, чтобы заметить девушку, которую он видел каждый день из года в год, но это произошло.

– А Джаспер и Элис…

– Да, он просто увидел её и… Джаспер описывал это очень интересно: как если бы вы всю свою жизнь медленно всплывали наверх, и неожиданно вас выдернули на землю и заставили ходить. Это не так, как будто ты пошел в противоположном направлении, это как будто ты выбрал совсем новый путь. И ощущение того, что твои ноги могут ходить по земле, неописуемо.

– Так ты… и… я?

– Да, Белла. Я запечатлелся на тебя, как только увидел в первый раз. На самом деле, как только ты вышла из своего грузовика, в первый день в школе… я понял, что это случилось и со мной, Белла. Я стал цельным, Белла. Хоть и не знал, что был лишен своей половины. Перефразируя формулировку Джаспера, я вышел на твердую землю в первый раз.

– Так вот почему ты заговорил со мной, хотя никогда не разговаривал с другими?

– Я бы не заметил, что никто и никогда со мной не говорит, до конца моих дней. Но лишиться тебя… ты теперь моя жизнь.

– О, Боже.

– Может быть, именно Бог проклял наших предков. Но это фантастическая реальность, с которой мой отец и братья жили в течение многих лет, и которую я только сейчас начинаю постигать.

– Так вот почему ты так молчалив иногда, при том, что так очарователен с другими… это потому, что ты, на самом деле, не хочешь говорить со мной, но вынужден это делать.

– Глупышка Белла. Я обычный подросток, не представляющий, как вести себя с девушкой, которую он безумно хочет. Ты такая открытая, и смешная, и восхитительная, и умная, и…

– Эдвард!

– Извини. Просто я не знаю, какие парни тебе нравятся. Застенчивые и сдержанные, дерзкие и обаятельные… И, конечно, мне надо было преодолеть свою нервозность, чтобы просто заговорить.

– И какой же ты на самом деле?

– Откровенно, Белла? Любой, какого бы ты захотела.

– И ты бы изменил себя и свои привычки только ради меня? Потому, что я твой импринт?

– Это звучит нелепо, но ведь это и есть любовь, в кратком объяснении. Разве любящие друг друга люди, в конечном итоге, не приносят себя в жертву и не меняются друг для друга?

– И что в ответ? Встречный импринтинг?

– Нет, конечно. Это одностороннее. Розали и Элис, Эсме, они абсолютно счастливы. Они говорят, это… трудно противостоять такому количеству обожания. Но они предпочли поверить и использовать свой шанс. Рискнуть с этим сумасшедшим дураком, который говорит самые нелогичные вещи.

– Но это… не обязательно же  отвечать на эти чувства?

– Нет, мои братья и отец, они… просто счастливчики. Это проклятие было лучшей вещью, что с ними случилась.

– Значит, у меня есть выбор.

– Конечно, Белла. Ты никому ничего не должна. И прошу прощения, что я втянул тебя во все это.

– Это… это сумасшествие, ты понимаешь? Где доказательства, почему я должна в это верить?

– Только я, стоящий перед тобой.

– Вау! Когда я сегодня приставала к тебе на биологии, то и понятия не имела… Я довольно прямолинейна. И я хотела, чтобы ты тоже… Я просто хотела, чтобы ты признал, что я тебе нравлюсь.

– Что же, так и есть. – Ухмыльнулся. – И, честно говоря, я хотел бы сделать это по–другому – я хотел бы пригласить тебя на свидание, познакомиться с твоим отцом, и быть нормальным, а затем рассказать тебе. Я не… – я хотел получить нормальный шанс с тобой, но, полагаю, такой вариант не для меня.

– Ну, хотя бы есть что–то новое, что я узнала о тебе.

– Эээ, что?

– Я имею в виду, все говорят о вас, ребята, и о вашей семье, так много, и, как ты понимаешь, это все одно и то же.

– Эээ, что?

– Например, "о–о–о, их трое, это Эмметт, это Джаспер и, вот там, Эдвард"

– Ну, я имею в виду…

– Этот высокий, тот великолепен, а вот этот находится на доске почета школы…

– Ладно, ты имеешь в виду, что Эммет высокий, Джаспер великолепный, а я на…

– И их папа – врач, который исследует лекарство против рака…

– Полагаю…

– Но это? Это что–то новое. Новый поток информации. Отец и приемные сыновья, на самом деле, отдаленно связанные родством потомки одного и того же цыганского племени, которое проклято любовью с первого взгляда! Только они называют это импринтингом. Я имею в виду, ничего себе. Это же новый виток сплетен вокруг вас.

– Я не хотел тебя обидеть, ты…

– Почему ты думаешь, что обидел меня?

– Ну, ты звучишь обиженно!

– Нет, не так. Нет ничего обидного в совершенном великолепии – или в великолепном совершенстве? – семнадцатилетнего парня, который говорит, что влюблен в тебя, и что ты для него – весь мир, и что все это случилось в первый же раз, как он тебя увидел.

– Белла...

– Это не оскорбительно. Это безумно и абсурдно, и невероятно, и, я думаю, что начинаю истерить...

– Я тоже так думаю. Твой голос пищит. Просто сделай несколько глубоких вдохов и выдохов. – Выдох. – Ну же​​, Белла. Пожалуйста, не сходи с ума. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась или истерила.

–  Еще выдох.

– Почему я?

– А почему не ты?

– Это не ответ.

– Почему кто–то влюбляется в кого–то, Белла?

– Это тоже не ответ.

– Это его начало. Есть куча причин быть с кем–то – влечение, привязанность, совместимость, восхищение.

– И ничего из этого не возникает внезапно, кроме влечения. Так вот что это? Мощнейшее влечение?

– Нет! То есть, частично, Белла, но… слушай. Я не знаю, как объяснить это точнее. Все, что я знаю, это то, что я увидел тебя и захотел тебя. Каждую часть тебя. И я хочу быть таким, каким тебе нужно, чтобы я был.

– А если я захочу, чтобы ты ушел?

– Если это то, чего ты действительно хочешь? Я исчезну. Как будто меня никогда не существовало.

– Тебе будет больно?

– Я буду опустошен. Но дело в том, что ты не улавливаешь саму суть импринтинга. Я не имею значения в этом. Только ты.

– Это едва ли справедливо.

– Вот почему это проклятие.

– Ты ненавидишь это?

– Не могу, даже если бы и хотел. Только если это ранит тебя. Поэтому, я полагаю, да, сейчас ненавижу, потому что это бесит тебя.

– Так почему же ты запечатляешься на одного человека, например, меня, а не на кого–то другого. Например, Лорен Мэллори? Не делай такое лицо, это резонный вопрос!

– Для этого ​​нет объяснений. Это просто судьба, я думаю.

– Судьба?

– Ты не можешь не видеть судьбу и рок в этом, Белла. Карлайл, возможно, пытался найти моих братьев и меня нарочно, чтобы усыновить нас, зная, что мы бы столкнулись в один прекрасный день. Но что еще, кроме судьбы, могло сделать так, что все четверо из нас, случайно, нашли свои половинки в штате, в котором мы живем?

– Справедливо.

– Конечно, это мое мнение. Джаспер думает, если мы поищем достаточно сильно, то найдем связь между Эсме, Розали и Элис. И тобой.

– И как?

– Никак. Вероятности безграничны – может быть, вы все связаны родством, как и мы, а может быть, у вас есть своего рода генетическая связь. Или, может быть, это просто реакция на окружающую среду. Если это родственная связь, то это может стать ключом к объяснению импринтинга биологически. И мы, вероятно, должны для начала искать объяснение именно в биологии, чтобы сузить наши поиски. Это что–то вроде «Ловушки–22» (п.п. – "ловушка–22", парадоксальная ситуация (по названию романа Дж. Хеллера (1961 г.), в котором главный герой пытается обойти содержащий непреодолимое противоречие пункт 22 устава американской военной базы) {т.е. – безвыходное положение}).

– Значит, пока ничего.

– Нет ничего, что бы связывало вас, кроме пола.

– А может и это рассмотреть?

– Что?

– Что, если бы ты был геем?

– Я думаю, мы уже достаточно выслушали с твоей истерикой... кстати говоря, ты перестала пищать. Ты чувствуешь себя лучше?

– Немного.

– Тебе что–нибудь нужно, Белла? Просто дай мне знать, все что угодно. Что? Почему ты так на меня смотришь?

– Потому что я, возможно, тебе верю.

– Да?

– Да. Я… я слышу это. В твоем голосе. Особенно, когда ты называешь меня по имени.

– Это прекрасное имя. – Краснеет. – И это правда, так почему бы тебе не слышать это в моем голосе?

– Эдвард…

– Все нормально. Я не жду, что ты ответишь прямо сейчас.

– Нет?

– Я не жду ответа, или еще чего–либо от тебя. Самого твоего существования достаточно для меня. То, что ты не убегаешь с криками, уже само по себе достижение.

– А Элис убегала с криками?

– Нет. Она приняла это сразу. Она – особенная.

– Ты испытываешь к ней нежные чувства.

– К Элис? Я больше, чем испытываю к ней нежные чувства. Она мой лучший друг. И запечатление моего брата.

– А что сделала твоя мама?

– Она потеряла сознание. В первый раз, когда она говорила с моим отцом, она была его пациенткой – сломала ногу. Он просто наклонился и поцеловал её, а она потеряла сознание.

– А Розали?

– Она дала Эммету пощечину.

– Ты не должен делать шаг назад, я не собираюсь давать тебе пощечину. Я сказала, что верю тебе. По крайней мере, какая–то часть меня. Но мне так много надо осмыслить, так много принять, и я еще не до конца решила... но я не знаю, смогу ли... Я имею в виду, я не могу просто принять, я просто... Эдвард…

– Все в порядке. Я понимаю.

– Действительно?

– Да. Я разволновал тебя.

– Среди прочего, да, ты определенно взволновал меня. Я не пытаюсь быть грубой или холодной, просто так много всего, что надо принять.

– Я знаю. И я собираюсь уйти сейчас, дать тебе время переварить все это. Я просто должен был сказать тебе, Белла. Ты неотъемлемая часть меня.

Легкий обморок.

 – Неотъемлемая?

– Не признавать это, как попытка скрыть, что мои волосы рыжие.

– Они не совсем рыжие... это может быть бронзовый… или каштановый. Даже коричневый при некотором освещении – не то, чтобы я их рассматривала.

– Мои волосы рыжие, Изабелла. И я люблю тебя.

Сильный обморок.

– Ничего себе. Рыжик в меня влюблен.

– Как ни странно, это высказывание убедило меня, что твоя истерика прошла. Ну, я пойду.

– Хорошо.

– Могу ли я, как и раньше, сидеть рядом с тобой на биологии?

– Конечно! С чего бы ты…

– Увидимся завтра, Белла.

#11: Вторник. Вторая неделя в школе. Биология.

– Привет, Эдвард.

– Здравствуй, Белла.

Молчание.

Много молчания.

Звонок.

#12: Среда. Вторая неделя в школе. Биология.

– Привет, Эдвард.

– Здравствуй, Белла.

– Эдвард? Я хотела спросить тебя кое–что об… э–этом.

– Да?

– А Карлайл полихромный?

– Итак, ты запомнила это. Да. Он такой. Все мужчины, которые могут... ты знаешь, такие.

– О–о–о. А есть другие… гм... признаки?

– Никаких других физических проявлений. Но Карлайл занимается этими поисками биологического объяснения.

– О. Хорошо.

Тишина.

#13: Четверг. Вторая неделя в школе. Биология.

– Привет, Эдвард.

– Здравствуй, Белла.

– Как дела?

– Нормально. А как… эээ,… то есть, как… как твои дела?

– Хорошо.

– Очень рад это слышать. – Низкий. Волнующий.

Вздох. Вау.

– Что это было, Белла?

– Что было что, Эдвард?

– Ты сказала «вау».

– Что? Я не говорила.

– Конечно, говорила.

– Если ты уверен, что я говорила, то почему спрашиваешь «что это было»?

– Потому, что я… эээ… ну… эмм…

– Это то, что я думала.

– Умная задница.

– Ты любишь это... эээ, я хочу сказать...

Хихикает.

– Ты не ошиблась.

– Эээ... ммм...

– Извини. Мне жаль. Я просто думал, что если бы мы могли шутить по этому поводу, было бы легче разделаться с этим.

– Ты можешь разделаться с этим?

– Никогда. Я имею в виду, ты можешь.

– О.

– Но я не хочу, чтобы тебе было не комфортно рядом со мной вечно, Белла.

– Я не...  Это действительно странная ситуация, так что ты прав, мы просто должны покончить с этой неловкостью.

– Согласен.

– И мы можем сделать это, разговаривая. Как нормальные люди. Беседа.

– Хорошо. Итак, Белла?

– Да, Эдвард.

– Почему ты говоришь «вау»?

– Хорошо, дети, убрали книги! Быстрый тест по одноклеточной анатомии! Посмотрим, что вы знаете.

#14: Четверг. Вечер. Дома.

– Привет, детка!

– Привет, мам.

– Белла, ты в порядке? Я не знаю, может это связь, но ты звучишь действительно тихо, малышка.

– Это… это просто были действительно сумасшедшие две недели, мам.

– О, мне так жаль, детка! Тебе понравился Форкс?

– Все нормально, мам. Погода, конечно, немного угнетающая. Но зато, здесь я точно не обгорю на солнце.

– Ну а дети? Ты завела новых друзей? Есть классные парни?

– Ребята нормальные… дружелюбные, но странные. И парни довольно привлекательные.

– Белла… ты познакомилась с мальчиком?

– Эмм… отчасти.

– О, Боже! Какой он? Симпатичный? Белла, ты предохраняешься? – Ультразвук. Возбужденная.

– Мама! Я здесь всего две недели! Мы даже еще не целовались… у нас пока этап разговоров.

– Что это значит?

– Хотела бы я знать.

– Но он тебе нравится?

– Ммм… да, уверена, что ДА.

– И ты ему нравишься?

– Как тебе сказать… Я думаю, нравилась. Или я думала, что нравилась. Или я думаю, что нравлюсь.

– Послушай, Белла, это все здОрово, когда ты нравишься мальчику. Но не делай ошибки, встречаясь с парнем только потому, что ты ему нравишься. Это должно быть взаимно… вот что случилось с твоим папой, дорогая, вот почему я не смогла остаться. Отношения не работают, если оба партнера не одинаково чувствуют.

– Но ты не думаешь, что любовь может расти? Что может, когда ты узнаешь кого–то получше, ты влюбляешься в него так же, как он любит тебя?

– Не знаю, Белла. Этого так и не случилось между мной и твоим папой.

– Без обид, мам, но вы с папой были женаты всего шесть месяцев. Из которых - четыре месяца ты была беременна, а в остальные два имела новорожденного ребенка. У вас не было времени.

– Белла…

– Извини, я не хотела быть грубой. Это просто… Папа классный.

– Ладно. Может быть ты права. Или может тебе действительно нравится этот парень и по каким–то причинам, ты пытаешься найти другие аргументы, чтобы быть с ним.

Стук.

– Белла? Время ужина. Ты идешь?

– Пап, я буду через минуту. Извини, мам. Время ужина. Я тебя люблю.

– Ты скоро позвонишь? Ты всегда можешь со мной поговорить, родная. Обо всем. Я тоже тебя люблю.

#15: Четверг. Вечер. Ужин.

 – Великолепные макароны с сыром, Беллз. Намного лучше, чем из той синей коробки.

– Спасибо, пап.

– Все в порядке, Белла? Ты тихая сегодня.

– Просто есть много о чем подумать.

– Мне очень жаль, но я подслушал конец твоего разговора с мамой.

– О, Боже, папа!

– Нет, просто хочу сказать, что я действительно ценю то, что ты сказала. И для сведения, я всегда думал, что если бы Рене застряла здесь подольше, мы могли бы спасти наш брак. И я признателен, что ты защищаешь меня.

– Я действительно так думаю, папа.

– Это я и хотел тебе сказать. И ты, наверное, никогда услышишь от меня так много рассуждений снова, но я человек привычки.

– Звучит знакомо.

– Мне нравится то, что мне нравится, и как только я это полюблю, это навсегда. И мне нравилась – все еще нравится – твоя мать. Я знаю, что это не модно, и большинство людей в наши дни так не делает. Но я хотел бы думать, что есть еще люди, которые живут по тем же принципам. Кто выбирает одного человека и остается с ним. Независимо ни от чего. Это не всегда получается, я тому пример. И, некоторые называют это упрямством, а некоторые - глупостью. Но, ты должна сделать выбор, Белла. И должна его придерживаться... твоя мама, что же, она не смогла.

– Это её потеря, папа.

– Фил с тобой не согласится. – Смешок.

– Я рада, что переехала к тебе, пап.

– Я тоже, Беллз. Я тоже.

#16: Пятница. Вторая неделя в школе. Биология.

– Изабелла, ты знаешь, где мистер Каллен?

– Ммм, нет, не знаю.

– Мистер Баннер?

– Да, Майк?

– Я в одной команде с Эмметом. Он сказал мне, что уедет сегодня с братьями на специальную лекцию, даваемую доктором Калленом в Сиэтле. У миссис Коуп есть документы.

– Хорошо. Спасибо, Майк. Изабелла, вы можете работать с другой группой.

– А? Ну... нет, все в порядке. Я буду одна.

#17: Субботнее утро. Моё крыльцо.

– Привет.

– Привет. – Робкий. Застенчивый.

– Просто вышел прогуляться, Эдвард?

– Я никогда не упущу шанс пропитаться всем, что предлагает климат Форкса. – Мокрый. Улыбающийся.

– Так ты всегда прогуливаешься в семь тридцать субботним утром? Под дождем?

– Если мое расписание позволяет. Я пропустил что–нибудь важное на биологии?

– Ты поэтому здесь? Ради этих важных записей по биологии? – Ухмылка.

– Извини, Белла. Я знаю, что обещал подождать, пока ты решишь что–то насчет всего этого, но… ничего не могу с собой поделать, и чувствую небольшое облегчение.

– Облегчение?

– Ты не уехала до сих пор.

– Нет. Я все еще здесь живу.

– Ты не присоединилась к программе по защите свидетелей.

– Я оставила это для боссов мафии.

– Однажды, когда ты проснешься и найдешь голову лошади в своей постели, тогда ты не будешь ухмыляться.

– Ты подложишь мне её?

– Нет. Я просто поддерживаю беседу. Как ты предложила в прошлый раз.

– Перестань об этом упоминать. Это делает тебя жутким.

– Более жутким, чем раньше, ты хочешь сказать?

– Я не считала тебя жутким раньше.

– Сумасшедшим? Страшным? Отталкивающим?

– Ни один из вышеперечисленных.

– О.

– Эдвард...

– Белла, я знаю, что я, вероятно, кажусь сумасшедшим. И что это, наверное, далеко от  романтики. И что я, возможно, последний человек, о котором ты когда–нибудь подумаешь. И, как я уже сказал, это обязательно только для меня. Я могу понять, если ты ничего не чувствуешь, ничего не хочешь…

– Эдвард!

– Да. Извини. Я заткнусь. И я пойму, если ты не захочешь меня рядом с тобой в любом месте, в школе, или в вашем доме, особенно теперь, когда я упомянул мертвых лошадей и…

– Эдвард!

– Извини. – Одинокий. Нервничающий. Печальный.

– Эй, Эдвард?

– Да?

– Ты знаешь, что у тебя рыжие волосы?

– Ты так думаешь?

– Несомненно. – Усмешка. – Не хотел бы ты войти? Познакомиться с моим папой за завтраком?

– В самом деле? – Яркий. Красивый. Восхитительный.

– Да. Я бы очень этого хотела. – Надеющийся. Голодный. Счастливый.

– С удовольствием.

– Заходи.

– Чарли уже встал?

– Нет, я разбужу его, как только сделаю что–нибудь поесть.

– Подожди. Прежде чем мы войдем, Белла...

– Да?

– Я всегда хотел попробовать одну вещь...

Вздох.

Больше никаких разговоров.