Глава. 22. Папа

– Я не хочу отпускать её, – прошептала я, пока мы стояли и наблюдали за тем, как Майя остановилась на последней ступеньке, чтобы завязать шнурки. Свет осеннего солнца проникал в дом через распахнутую входную дверь, окутывая мою дочь желтым теплом.

Я хотела снять её ботинки и сказать, что мы пойдем в зоопарк, потому что там Майя не была шестилетней девочкой, там она вся ещё ходила как пингвин, и там она не росла со скоростью света.

– Она идет в первый класс, а не в армейский лагерь, – твердо ответил Эдвард. Я сходила с ума и была стандартным примером эмоциональной матери, и он это понимал и поддерживал меня. Он знал, что как бы много мы ни шутили на эту тему, тот факт, что Майе было пора идти в школу, убивал меня. Я продолжала с нарастающей силой беспокоиться о больших и маленьких вещах: достаточно ли она активна? Получает ли необходимое количество знаний? Нужно ли ей больше витаминов? Нормально ли то, что она так любит отламывать головы человечкам из печенья и с остервенением жевать крекеры в форме животных?

Подбородок Эдварда всегда идеально ложился на моё плечо, а его руки – вокруг моей талии. Я вздохнула и оперлась на него. В руках мы держали чашки полные бодрящего и ароматного кофе, который всегда придавал мне сил и уверенности в себе, когда мои мысли начинали приобретать оттенки безумия.

Мы стояли у входа на кухню, облокотившись на дверной проем, спокойные и беспокойные одновременно, с ощущением горечи и сладости на душе. Смешанный запах одеколона Эдварда и кофе всегда заставлял меня улыбаться, после двух лет он стал мне родным и был одним и тем же почти каждое утро. Этот запах был повсюду – на наших простынях, пижаме, на моей коже. Наши запахи сливались и боролись за первенство, хотя я могла слышать только запах Эдварда, а он клялся, что мог чувствовать только мой.

Эдвард сделал глоток из своей битой и дважды склеенной кружки, на которой практически нечитабельным почерком было написано «Лучший папа».

– Что такое День отца? – спросила Майя, когда я уложила её в постель и взяла с тумбочки потрепанную книгу «Ветер в ивах». Моя дочь смотрела на меня с сонным любопытством, и я не собиралась ей лгать. Это не про нас.

– Это особый день, когда мы поздравляем дядей, которые папы. Отец – это папа, – ответила я, усаживаясь на своё привычное место на её кровати.

– О… Но у меня и Сета нет папы, – подметила Майя. В её голосе не чувствовалось грусти или горечи. Это был простой факт. – И у тебя тоже. И у Эдварда.

– У меня есть папа. – Я с улыбкой посмотрела на выпускницу детского сада. – Деда Чарли – мой папа. Он вырастил меня, и укладывал меня в кровать, как я укладываю тебя. И он всегда целовал меня на ночь, когда не был на работе. Он помогал мне с домашним заданием, водил на бейсбольные матчи, и мы всегда проводили много времени вместе.

Майя слегка нахмурилась, обдумывая мои слова.

Я вздохнула и закрыла глаза, готовясь к неминуемому вопросу «А где мой папа?» В этот момент я была рада, что Эдвард на съемках в Лос-Анджелесе. Как обычно, думая о нем, я вспомнила ту ночь, когда он сделал мне предложение, и улыбнулась.

Это было зимней ночью в доме у озера. Мы лежали у камина, обнаженные, удовлетворенные, завернутые в одеяло. Пламя костра освещало комнату и отражалось от окон, не позволяя нам увидеть снежную простынь, окутавшую мир. Эдвард провел серебряным кольцом по моему бедру, ребрам, груди и носу. Я помнила его слова: «Белла, я люблю тебя всем сердцем и не могу представить свою жизнь без тебя. Даже если мы никогда не распишемся, даже если ты не встретишь меня у алтаря, даже если мы никогда не съездим в Вегас, я хочу, чтобы ты знала – ты для меня гораздо больше, чем жена, больше, чем брачный контракт, больше, чем клятва перед нашими родственниками и друзьями. Ты – часть меня, та часть, которой я хочу быть, которой я являюсь. Я хочу разделить с тобой каждый свой вдох». Я помнила, как сорвался его голос. Помнила вкус соленых слез на своих губах. Я помнила, как защемило в груди, помнила чувства абсолютной любви и преданности. Помнила его глаза, сияющие изумрудом в свете огня. Помнила, как мягко поцеловала его, помнила прикосновение холодного металла к горячей коже.

Я начала крутить кольцо на пальце, пока Майя тихонько сидела рядом, обнимая старый свитер, пытаясь понять законы жизни. Однажды я сказала ей, что Эдвард будет с нами всегда, а она фыркнула и ответила, «где же ещё он может быть?»

– Получается, ты – мой папа? – мягко спросила Майя, подняв голову с моего плеча и посмотрев на меня. Она увидела правду до того, как я её озвучила. Я не могла сдержать тихий смешок.

– Нет, милая. – Я пыталась скрыть улыбку. Моя дочь раздражалась, сталкиваясь с непонятным. – Помнишь, я тебе говорила, что я не твоя мать, но твоя мама? – Она молча кивнула. – Также и с твоим отцом. Он был хорошим мужчиной, который любил тебя и твою мать ещё до того, как ты родилась, но он ушел туда, куда уходит Хорошее, когда его освобождают.

– Но почему я не слышу его песню? – обеспокоенно спросила девочка.

– Может, если ты прислушаешься, – прошептала я и потерлась своим носом о её, успокаивая наши нервы. Мы задержали дыхание и прислушались к тихой ночи. Шелест листьев на ветру и стрекот цикад доносились из открытого окна, олицетворяя сердцебиение природы. Майя изо всех сил пыталась услышать то, чего не существовало.

– Мне не нужна песня, – решила она, и снова в её голосе не было грусти. – Я выбираю Эдварда. – И едва заметной улыбки на её лице было достаточно.

На следующий день я подготовила все юридические бумаги и спрятала их в своем ящике комода до третьего воскресения июня. Майя выбрала в магазине кружку, и я помогла ей написать слова «Лучший папа». В тот день мы заставили Эдварда оставаться в кровати, что сильно сбило его с толку, и приготовили гренки.

– С Днем отца! – закричала Майя, когда я поставила поднос с едой на прикроватную тумбочку. Она запрыгнула на кровать и обняла Эдварда как настоящий монстр. Он раскрыл рот и уставился на меня через её плечо так, словно у меня неожиданно выросла вторая голова.

– С-с-спасибо? – заикаясь выговорил он, вопросительно глядя на меня. Он нервно сглотнул, но его глаза сияли от счастья.

– Я сделала это для тебя! – Майя достала кружку, которая была завернута в подарочную бумагу с изображенными на ней героями «Звездных войн». Эдвард осторожно взял в руки сверток и посмотрел на него с неким благоговением, не торопясь развернуть свой подарок.

– Для меня? Почему? – спросил он, всё ещё не понимая, что происходит.

– Потому что я выбрала тебя, – нежно объяснила Майя, словно Эдвард был маленьким ребенком. Эдвард развернул кружку и рассмотрел её со всех сторон, словно не в силах поверить в то, что на ней было написано.

– Спасибо. Я прямо сейчас начну ей пользоваться. – Он широко улыбнулся Майе той самой улыбкой, которая была предназначена только для нас, а не для фотокамер на ковровых дорожках.

– У меня для тебя тоже кое-что есть, – прошептала я, занервничав. Я прошла к комоду и вытащила документы в большом конверте. Я ненавидела то, насколько моя жизнь зависела от бумаг, а не от фактов.

– Сценарий? – спросил Эдвард с хитрой улыбкой. – О, нет, пожалуйста, пусть это будут фотографии. Особые фотографии. – Он подергал бровями, и я засмеялась. Он взял конверт, и я уселась рядом и усадила Майю к себе на колени. Она была моей поддержкой, моим щитом.

Я наблюдала за тем, как Эдвард начал рассматривать документы, пока Майя играла с моими волосами, не обращая внимания на то, что в этот момент решается один из самых серьезных вопросов её жизни. Она выбрала его, но он должен был выбрать её в ответ. К тому же, это был мой способ сказать ему о том, что я тоже его выбрала. Я была готова отдать ему частичку себя, которая принадлежала только мне.

– Это… – Его глаза жадно шарили по напечатанным словам, в которые он не мог поверить.

– Да, – ответила я и глубоко вдохнула.

– Нет, это… – Он покачал головой и посмотрел на меня. Казалось, что он не мог выбрать между смехом и слезами. – Это…

– Да, – повторила я.

– Ты уверена? – Улыбка начала расползаться по его лицу, но он остановил её и пристально посмотрел на меня.

– Да. – Я кивнула, и с моих ресниц сорвалась слеза.

– Ты выбрала меня? – спросил он, и его голос дрожал.

– Мы любим тебя.

– Ты делаешь папины дела, – добавила Майя. – У нас нет песни, но ты мой Эдвард.

Он уставился на бумаги. Потом на меня. На Майю.

– Майя, мне бы очень хотелось быть твоим папой, – наконец, сказал он, его глаза были полны счастья. – И эти бумаги здесь не при чем. Я люблю тебя, монстр.

Он крепко обнял её и поцеловал в щечку, а затем притянул меня к себе. Когда Эдвард начал целовать меня, Майя высвободилась из наших рук и взяла чашку с клубникой с тумбочки.

Мы съели завтрак в постели, и Эдвард выпил кофе из своей новой кружки, словно это было основным подтверждением сделки.

– Сэмми, перестань! – Майя засмеялась и оттолкнула собаку, которая облизывала её руки, пока она пыталась завязать бантики на ботинках. Её огромный телохранитель сел рядом, вывалил наружу язык и начал тяжело дышать, не понимая и не представляя, какой сегодня день.

Майя росла. Моя принцесса собиралась в школу, и я переживала по каждому возможному поводу: хулиганы, обидчики, зазнайки, толпы, учебные тревоги и куча других ужасных вещей, о существовании которых ей лучше было не знать.

Эдвард крепко обнял меня.

– Всё будет хорошо, – сказал он, и я кивнула и выпрямила спину. Учитель не должен опаздывать в первый день занятий.

– Мама, я готова пойти в школу! – радостно объявила Майя, стоя у входной двери. Красный рюкзак на спине, две косички, чистая и торжественная одежда, свойственная первоклассникам Сэмми сидел рядом с ней, словно тоже собрался в школу. Мне хотелось плакать, но вместо этого я улыбнулась своей дочери. Она уже была такой высокой, её ноги и руки вытянулись, лицо потеряло округлость. Её темная кожа напоминала, что она не была только моей, но улыбка и глаза говорили об обратном.

– Так, станьте вместе, я вас сфотографирую, – сказала я и достала фотоаппарат из ящика комода. Майя стала по стойке смирно, а Эдвард подошел к ней и закатил глаза. Я чувствовала себя настоящей мамой, для меня было естественным вести себя как курица-наседка, и я смирилась и приняла это.

– Пап, ты придешь на соревнования, или уедешь? – Улыбка исчезла с лица Майи, когда я убрала камеру. Эдвард надел на собаку поводок и раздал нам наши пакетики с обедами.

– Думаю, мне лучше прийти, раз уж все остальные тоже там будут? – Он улыбнулся ей, и она крепко его обняла. Он никогда не осознает того, насколько важным для неё было его присутствие на её первых больших соревнованиях по плаванию.

Мы вышли на улицу, где погода соответствовала календарю – прохладное сентябрьское утро заставляло нас забыть о жарком лете. Эдвард и Майя обсуждали новый фильм о китах, который шел в кинотеатрах. Они собирались пойти посмотреть его и были просто невероятно возбуждены, заставляя меня смеяться. Сэмми рвался вперед, вытягивая поводок как струну, но Эдвард сказал ему прекратить, и он послушался. Меня он никогда не слушался.

– Эдвард! – заверещала я, спустившись вниз, чтобы приготовить кофе.

– Что такое?! – тут же прозвучал его обеспокоенный голос и через две секунды он уже стоял рядом со мной в одних трусах и с волнением на лице. – Что случилось?

– Я его убью! – зарычала я, подняв свои туфли, которые были просто вымочены в слюне, а у одного не хватало каблука. Было очевидно, что Эдвард пытался сдержать смех, а моё лицо наливалось кровью, и мышцы дрожали от ярости. Сэмми сидел на своей подушке и выглядел абсолютно невинно. – Это уже вторая пара за неделю!

– Сейчас только утро, а ты уже кричишь, – с улыбкой сказал Эдвард и бросил туфли собаке.

– Эй!

– Они всё равно испорчены, пусть играет. – Он захихикал. Да, Эдвард Каллен захихикал. – И давай вернемся в кровать. Я куплю тебе новую пару туфель.

– Четыре пары! – возразила я, и он обнял меня, но я всё ещё была напряжена. – И собака пойдет к тренеру.

– Две пары, а то в шкафу не хватит места для меня. И я сегодня же отведу его к тренеру.

– Девять пар. – Я прищурилась и скрестила руки на груди. – И если ты его не отведешь, будешь сегодня спать вместе с ним.

– Девять пар, – согласился Эдвард и нервно сглотнул.

– Привет, Сью, как дела? – поприветствовала я улыбающуюся маму Сета, когда мы привели Майю ко входу в школу для младших классов.

– Сет! – закричала Майя и дала ему пять, а Эдвард пожал ему руку, пока Сэмми слюнявил всех первоклассников, которые подходили достаточно близко. – Мама разрешила мне прийти на твой бейсбольный матч! – Губы Майи двигались в такт с её руками.

– Классно! – ответил он. Сет сильно вырос за лето – обогнал всех шестилетних мальчишек в своем классе, он стал более угловатым, неуклюжим, его длинные волосы падали на загорелое лицо, но он всё равно был милым мальчиком.

– Так он теперь может меня слышать? – спросила Майя, разглядывая ухо Сета, из-за которого торчали проводки. – Мне не нужно говорить руками?

– Нет, ты всё ещё должна использовать руки. Он только учится слышать, – объяснила Сью, и Сет кивнул.

– Он прямо как робот. – Майя улыбнулась и осторожно провела пальчиками по устройству для слуха, которое было закреплено на голове мальчика.

– Майя, – заикаясь, прошептал Сет.

– Сет, – ответила она и улыбнулась ещё шире.

– А я приду на твои соревнования! – сказал Сет.

– Ты справишься с ними двумя? – спросила Сью Эдварда, который обнял меня за талию и притянул к себе.

– Сью, я тебе уже тысячу раз говорил, – со смехом ответил Эдвард, – мне нравится, когда Сет приходит в гости. Не переживай, Эсме нужна твоя помощь с проектом.

– Ему просто нужен напарник, чтобы поиграть в мяч, – сказала я, закатив глаза и ударив Эдварда локтем. – Майя это ненавидит, а Сет его терпит.

– Эй, он меня не «терпит», – возразил Эдвард, пальцами изображая кавычки. – Я невероятно очарователен, и со мной куда веселее, чем с тобой, понятно?

Я показала ему язык, а он поцеловал меня в нос.

– Я приду за ним не позже семи, обещаю, – сказала Сью, и мы с Эдвардом покачали головой. Эта женщина никогда не поймет, что Сет является такой же частичкой нашей сумасшедшей семьи, как и она. – Веди себя хорошо, малыш, – попросила она Сета, опустившись перед ним на колени. Он кивнул, наблюдая за тем, как двигаются её губы и руки. – Покажи всем, какой ты умный. – Она поцеловала его в щеку, которую он тут же вытер рукавом. – Мне пора бежать. Эдвард, ещё раз спасибо!

– Сью, если я ещё раз услышу от тебя слово «спасибо», заставлю Сэмми пописать на твои ботинки, – предупредил он, пока она обнимала меня на прощание, после чего быстро обняла и поцеловала его в щеку.

– Мне всё равно, что пишут в журналах, ты далеко не самый очаровательный мужчина в Америке, – подразнила она. – Подумать только, что я чуть не заплатила деньги, чтобы посмотреть твой фильм, вместо того, чтобы скачать его в интернете.

– Так ты его всё-таки скачала? – со смехом спросил Эдвард.

– Конечно, дорогой. – Она улыбнулась и помахала нам рукой. – Из-за плохого качества я не поняла, что эта игра стоит «Оскара».

– Осторожнее, Сью, а то люди подумают, что мы с тобой враги, – предупредил Эдвард, а она показала ему язык и села в машину.

– Почему сегодня все показывают мне язык? Это уже не смешно.

Эдвард сжимал мою руку. Мы сидели в окружении лучших звезд Голливуда, которые вежливо беседовали друг с другом в ожидании, когда золотые статуэтки будут выданы тем, кто их заслуживает. Я поцеловала руку Эдварда и положила её к себе на колени ладонью вверх, затем вытащила ручку из своего клатча и начала писать на его руке.

– Что ты делаешь? – спросил он, почувствовав прикосновение холодного металла. Я улыбнулась и посмотрела на него. Он выглядел в тысячу раз красивее в смокинге.

– Просто напоминаю тебе, чтобы ты зарычал для Майи, если выиграешь. Ты уже однажды забыл, и если это повторится, она никогда тебе этого не простит, – объяснила я, аккуратно выводя слово «ЗАРЫЧИ» на его коже.

Он застонал, вспомнив своё предыдущее фиаско с рычанием, и покачал головой.

Ведущие начали объявлять фильмы в очередной категории, но мы не обращали на них внимания и играли в крестики-нолики, пока гробовая тишина не отвлекла наше внимание, и мы засмеялись, едва ли сдерживая громкость.

– И «Оскар» в категории Лучший актер получает… – Эдвард слабо улыбнулся мне и подергал себя за волосы. – Эдвард Каллен.

Толпа взорвалась аплодисментами, заиграла музыка. Эдвард молча смотрел на меня, не двигаясь с места.

– Это ты! – наконец выдавила я и улыбнулась. Он поцеловал меня в щеку и крепко обнял. – Я люблю тебя. Я так тобой горжусь, малыш.

– И я тебя люблю.

Пока он поднимался на сцену, я хлопала громче всех, этот звук был громче моего сердца, сотрясающего всю мою грудную клетку, и пыталась сдержать слезы.

– Ух ты… – начал Эдвард, запустив руку в волосы. – Никто никогда не говорит тебе… как вести себя в такой ситуации, что чувствовать. Честно говоря, сейчас я чувствую себя так, словно только что выиграл «Оскар». – Все засмеялись, а я наблюдала за своим любимым мужчиной, пока он улыбался, сиял и нервно сглатывал так, словно это было непосильным трудом. Гордость, любовь, ошеломительное чувство радости и восторга заставляли меня чувствовать себя так, будто это я только что выиграла главную награду в кинематографе.

– Я стою здесь перед вами вместо многих других номинантов, которые заслуживают эту статуэтку также, как я, если не больше. Я стою здесь, потому что целая армия выложилась на сто процентов, работая над этим фильмом, несмотря на ужасное расписание, которое установил для нас Аро Волтури. Он рисковал очень многим в случае, если бы эта работа не была успешной. – Зал зааплодировал Аро, очаровательному, эксцентричному седовласому режиссеру, которого мне очень понравилось принимать в гостях. Он говорил с сильным итальянским акцентом и постоянно улыбался. Он изматывал всех своих актеров, заставляя их работать на износ, но именно за это его и уважали.

– Я стою здесь, потому что женщина, которую я люблю, которая делит со мной свою жизнь, каждый день показывает мне, что такое любовь. Белла, любовь моя, спасибо за то, что терпишь меня. – Все снова засмеялись. – Я так сильно тебя люблю. – Слезы с новой силой начали подступать к моим глазам, и я улыбнулась так, что мои щеки заболели.

– Я стою здесь, потому что в одно прекрасное утро мой отец сказал мне, что я могу сделать со своей жизнью всё, что захочу, а моя мама сказала, что я её самый любимый человек во всем мире. Этого достаточно, не так ли? К сожалению, моих родителей здесь нет. Но всё это, то, что я сейчас стою здесь, это всё благодаря им, и я обязан им всем. – Все снова зааплодировали, и я начала хлопать в ладоши так сильно, мне казалось, что кожа сошла с моих рук.

– И, наконец, я стою здесь, потому что маленькая девочка сказала мне, что будет любить меня, даже если я не принесу домой блестящую фигурку. Она сказала, что отдаст мне одну из своих наград. Я люблю тебя, монстр! – Его речь ускорилась, и он начал заикаться, нервничая и перечисляя людей, которым он был благодарен. – Эта награда для всех тех, кто сделал меня тем, кем я являюсь сегодня. Спасибо вам, тысячу раз спасибо. – Он помахал рукой и заметил чернила на своей ладони. – Блин, чуть не забыл! – Он повернул ладонь к аудитории и камерам и прорычал в микрофон так, как он всегда делал, укладывая Майю в постель. – Вот, Майя. Спасибо, что научила меня этому. Ещё раз спасибо всем, от всей души! – Заиграла музыка, и Эдварда увели со сцены.

И я, наконец, вдохнула.

В ту ночь Эдвард выиграл ещё один «Оскар» - за лучший документальный фильм, который он снял о том, как Сет потерял слух, о проблемах усыновления и родителях-одиночках.

– Эй, сумасшедшая женщина, – сказал Эдвард и мягко толкнул меня в бок. Я наблюдала за тем, как Сет и Майя играют с другими детьми, которые будут их одноклассниками. – Возвращайся в реальность.

– Я здесь.

– Мне показалось, я тебя потерял. – Он прижал меня к себе, и я прислонилась щекой к его мускулистой груди, наслаждаясь мягкой тканью его рубашки. Она была его самой любимой, синий цвет уже давно полинял до светло-голубого. Однажды я попыталась выкинуть её, но Эдвард запретил, и я не стала возражать. Нам всем нужны такие вещи в жизни.

– Ни за что. Мне пора на работу. Нужно вложить немного знаний в юные головы и всё такое.

– Ага, я тоже пойду поработаю. У меня есть новая идея для документального фильма под названием «Эротика и еда». Тебя бы такое заинтересовало?

– Смотря о чем этот фильм, – ответила я, подыгрывая его странному чувству юмора. Этот Эдвард, который глупо шутил и пошлил, ничем не был похож на очаровательного Эдварда, которым он был на интервью, на сочувствующего Эдварда на благотворительных вечерах, на счастливого Эдварда на красных ковровых дорожках, или на раздраженного и злого Эдварда, преследуемого фотографами. И я любила этого Эдварда, настоящего, который был собой, расслабленным и живым.

– Я как раз собирался провести предварительное исследование сегодня. – Он поцеловал меня в губы и крепко прижал к себе. – Взбитые сливки, шоколад… Как тебе?

– Ммм. Но я сомневаюсь, что на это уйдет весь день.

– Ты права, – ответил он и глубоко вздохнул. – Я запрусь в своей пещере и буду писать. Может, займусь спортом в перерыве. Я зайду на обед в 12.30?

– Только если хорошо поработаешь перед этим, – строго сказала я. Я понятия не имела, над чем он работал в своем кабинете под названием «пещера», но когда он был там, в коридоре был слышен быстрый стук пальцев по клавишам, скрип карандашей и шорох бумаги.

– Конечно. – Он отпустил меня и выпрямился. – Майя, мы пойдем, хорошо?

Она подбежала к нам, её хвостики развивались на ветру. В наших жизнях много чего изменилось, и продолжает меняться каждый день.

– Пока! – Она широко нам улыбнулась, и я крепко обняла её.

– Если что, я всегда рядом, в другом крыле школы. Я тебя люблю, novia. И горжусь моей взрослой, умной первоклассницей. – Она засияла от моих слов.

– Я тоже тебя люблю, – добавил Эдвард. – Я буду ждать тебя прямо здесь в два часа, хорошо?

– А ты придешь с Сэмми? – спросила Майя, поглаживая собаку по голове.

– Конечно, если он не будет спать, – пошутил Эдвард и поцеловал её в щеку.

– Люблю тебя, мам. И тебя, пап. – Эдвард раздулся от гордости.

Майя вернулась к своим одноклассникам, выстроившимся в линию. Я улыбнулась и помахала её учительнице – Джессике. Она была молодой и приятной девушкой. Я уже поговорила с ней о Майе, поэтому никаких проблем и неожиданностей не должно было быть. Но я всё равно переживала.

Эдвард потянул меня за собой к главному входу в школу.

– Мне нужно идти, у нас с Джеймсом и Аро назначен конференц-звонок. Желаю тебе хорошего первого дня. Веди себя хорошо и не позволяй никому себя обижать.

– Я ненавижу, когда ты разговариваешь со мной, как с Майей. – Я надула губы, а он улыбнулся и убрал волосы с моего лица. Зеленые глаза шарили по каждому сантиметру моего лица.

– Вы с ней слишком похожи друг на друга. – Я нежно поцеловала его и отпустила. – Сегодня ночью ты и я. Частное документальное расследование. Очень важное. Очень научное.

– Уходи уже, – сказала я со смехом. – Я тебя люблю, но ты плохой.

– Мне есть у кого учиться. – Он подмигнул мне. – Люблю тебя, малыш. Увидимся у бассейна.

И с этим он ушел. И с этим начался мой день. Первый день, когда моя дочь была в школе, а не дома. Моя жизнь была сюрреальной.

Уроки мелькали один за другим. Я встретилась со своими новыми учениками, к которым очень быстро привяжусь, которые вырастут и превратятся во взрослых прямо на моих глазах. Между уроками я отвлеченно думала о Майе: сейчас она должна была перекусить, а сейчас пообедать, а сейчас её должны были отпустить. Я ненавидела то, что не могу поговорить с ней сразу после её уроков.

– Мисс Свон, я как раз собиралась Вас позвать, – сказала мисс Коуп, когда я зашла в учительскую перед уходом на соревнования Майи.

– Мисс Коуп, как Вы? – дружелюбно спросила я.

– Прекрасно, просто прекрасно. – Её улыбка стала шире. – Но мне нужно обсудить с Вами документы, касающиеся Вашей дочери.

Никакие другие слова не заставляли моё сердце биться настолько быстро, что казалось, оно замерло. Я с трудом сглотнула. Было такое ощущение, что стенки моего горла превратились в наждачку, или слюна – в куски бетона.

– Что на счет них? – спросила я, следуя за мисс Коуп к её столу, с которого она подняла папку бумаг.

– Получилась какая-то путаница. У Вас есть её свидетельство о рождении, а также договор об удочерении.

Я замерла, пытаясь быстро выдумать какую-нибудь ложь, но моя голова была пуста. Я представила, как у меня забирают Майю, и как весь мой мир рушится. Вокруг нас царил хаос: дети пытались разобраться с расписанием, учителя собирались домой, ящики столов громыхали, ноги топотали, но я ничего не слышала.

– Мисс Коуп, я сейчас расскажу Вам всю правду. Майя – не моя дочь. Свидетельство было подделано для того, чтобы я могла ввезти её в страну. Бумаги об удочерении нужны были для того, чтобы оставить её в стране, потому что свидетельство практически не играет никакой роли в США.

Мисс Коуп держала в обеих руках ложь перед государством. Одна ложь защищала Майю от революции и оружия. Другая говорила органам опеки США, что Майя является сиротой, что я подписала бумаги в Гватемале и привезла её сюда, как свою дочь. Эти бумаги не должны были быть вместе. Они взаимоисключали друг друга и нашу безопасность.

Мисс Коуп положила их в папку и передала её мне.

– Заберите это домой, а завтра скажете мне, что из этого является правдой. – Она вздохнула и отвернулась от меня, а я сглотнула очередную порцию камней и выбежала из учительской.

Самый большой страх моей жизни реализовывался прямо перед моими глазами.

– Мама? – прозвучал тихий сонный голос. Красные электронные цифры на будильнике говорили мне о том, что было полчетвертого. Я осторожно привстала на кровати, чтобы не разбудить Эдварда, но он только перевернулся и продолжил похрапывать.

– Что такое, novia? – спросила я, потирая глаза. Она стояла в дверях в нашу спальню, ночник в её комнате освещал её силуэт.

– Мне страшно, – прошептала она, и я быстро села и подняла её к себе на кровать. Мне никогда не хотелось услышать эти слова на её невинных губах. Я крепко обняла свою дочь, прошла в её спальню и уселась на её постель. Она зарылась лицом в мои волосы, а я нежно гладила её по спине.

– Майя, почему тебе страшно? – тихо спросила я. Большие карие глаза посмотрели на меня. Я аккуратно потерла пальцем её крошечный носик и прикоснулась своим лбом к её.

– Ты такая красивая ночью, – прошептала она, пальчиками распутывая копну моих волос. – Как раньше.

– Ты боишься, что тебя кто-то заберет? – Она покачала головой, и тяжесть упала с моей груди.

– Я боюсь, что тебя кто-то заберет.

– Я никогда не брошу тебя, Майя, обещаю. Не нужно бояться.

– Я знаю. Просто мне стало немножко страшно.

– Можно я посплю с тобой? Иногда мне тоже бывает страшно по ночам, и мне кажется, что если я буду спать с тобой, как раньше, мне будет лучше.

Майя кивнула, и мы забрались под одеяло. Ночи до сих пор пугали меня, а её страхи были отражением моих.

Мы лежали на кровати, прямо как тогда, посреди джунглей. Шум, доносившийся с улицы, был другим, подушка и одеяло были мягкими, дорогими, но то, как её тело прижималось к моему, то чувство спокойствия и тепла, было таким же.

Но то, что обстановка была другой, не значило, что наши страхи не преследовали нас. Я прижимала к себе Майю, даже когда она уже заснула, и тихо плакала, так же, как и на узкой койке в приюте.

– Белла, ты бледная как простыня, – нахмурившись, сказала Элис.

– Что? Ой, прости, я сегодня в облаках летаю. Всё переживаю из-за того, что Майя пошла в школу. – Я попыталась улыбнуться ей.

– Не переживай, мамаша, – строго ответила она и крепко обняла меня. – Она всегда будет твоей маленькой девочкой.

Я сидела на скамье рядом со своей семьей. Эмметт держал в руках огромный плакат с именем Майи и изображением кита. Он громко кричал и улюлюкал, пока моя девочка разминалась и болтала с членами своей команды. Ничто в этом мире её не беспокоило, и я собиралась сделать всё возможное, чтобы это не изменилось.

Розали держала на руках Эмму – счастливую и говорливую двухлетнюю дочку. Они обе смеялись, наблюдая за Эмметтом, которому криками и аплодисментами помогали Элис и Джаспер. Когда Майя подошла к кромке бассейна, Эсме и Карлайл приподняли фотоаппарат и видеокамеру. В такие моменты было практически невозможно сдержать слезы. Моя дочь была такой счастливой и любимой.

Она поправила свои защитные очки и помахала нам. Когда она повернулась, я увидела на её руке рисунок молнии маркером, маскирующий её шрам.

– Я не хочу идти.

– Майя, ты же любишь плавать.

– Да, но ни у кого больше нет вот этого, – сказала она и указала на свой шрам, который тянулся от её плеча до локтя. – Он такой некрасивый.

Эдвард вышел из кухни, а я подняла Майю и усадила её на разделочный стол.

– Майя, не нужно этого стыдиться, – мягко сказала я. – Это шрам воина. Он показывает, насколько ты сильная и выносливая. Он показывает всем, что ты выжила.

– Я его ненавижу. – Она покачала головой и отвела взгляд в сторону.

– Давай сюда руку, – сказал Эдвард, вернувшись в кухню. – Сейчас всё сделаем.

– Что? – спросила Майя, наблюдая за тем, как Эдвард пытался удержать в руках несколько маркеров.

– Будем что-нибудь рисовать на твоей руке перед соревнованиями. – Я отошла в сторону, а Эдвард сложил маркеры на стол и взял в руки желтый и оранжевый. – Как на счет языков пламени?

– Давай.

Её рука превратилась в холст, и я улыбнулась, увидев улыбку на её лице.

Она подпрыгнула и грациозно погрузилась в воду, словно это было её призванием в жизни. Вся наша семья заверещала, а Эдвард опустился на колени на краю бассейна. Он был ассистентом тренера. Он ничего не понимал в плавании, кроме того, что я ему рассказала, но ему нравилось проводить время с детьми.

Я наблюдала за каждым ударом руки о воду, за каждым движением ног, за каждым вдохом, и как обычно, глядя на успехи своей дочери, чувствовала честь и гордость. Она была такой красивой, целеустремленной и умной, я едва ли могла сдерживать слезы. Но мне нужно было продолжать дышать, нужно было верить в то, что она всё ещё будет здесь, со мной, спустя несколько недель. Я должна была верить в то, что она будет засыпать на моем плече, зарывшись лицом в мои волосы, пока я читаю ей сказки.

Эдвард помог ей выбраться из воды и завернул в полотенце. Она выиграла соревнование на дистанцию. Улыбка на её лице служила напоминанием о том, что я всё ещё была жива.

– Что ты здесь делаешь? – Голос Джейкоба напугал меня. Я сидела на заборе и наблюдала за течением реки, которая поила густые леса.

– Не думаю, – ответила я с улыбкой. Джейкоб грациозно перелез через деревянные бруски и уселся рядом со мной. Мы тогда даже и не думали о сиренах, а я всё ещё была наивной оптимисткой и пахла мылом и большим городом.

– Ну и как? – спросил он, бросив камушек в воду.

– На удивление отлично.

Облака закрывали собой полную луну и звезды, пачкая небо случайными серыми пятнами.

– Кое-кто однажды сказал мне, что даже когда я вырасту, я должен искать лица в формах облаков, – сказал Джейкоб. Он запрокинул голову назад, закрыл один глаз и начал очерчивать контуры облаков указательным пальцем.

– Ну и как?

– Ну… – Он широко улыбнулся, словно мальчишка. – Все мои облака прозрачны и очевидны. Надеюсь, ты тоже найдешь смысл в своих облаках.

Пока мы ужинали в небольшом ресторанчике, я забыла обо всем на свете, кроме той ночи у реки с Джейкобом, кроме того покоя, что я тогда ощущала, кроме его слов и надежды… и его отсутствия в этом мире.

Майя заснула в машине по дороге домой, и Эдвард хотел отнести её в спальню, но я поменялась с ним и оставила его замыкать двери и закрывать окна.

– Мама? – Майя проснулась, когда я натягивала на неё пижамку.

– Что, novia? – прошептала я.

– Я счастлива.

Я смотрела на её лицо, распуская её косички. Она устроилась поудобнее под одеялом, притянула к груди свой любимый свитер и сонно улыбнулась мне.

– Я тоже счастлива, – ответила я и поцеловала её в лобик. – Te amo.

– Люблю тебя, – пробормотала она и унеслась в мир, где не существовало законов и документов.

Я наблюдала за ней, пока она спала, как и каждую ночь с тех пор, как мы уехали из Гватемалы. В такие моменты мне было трудно поверить в то, что она моя. Я поцеловала её и приняла простое решение. Нашла лицо в облаках, как сказал бы Джейкоб.

– Приветик, – сказал Эдвард, когда я спустилась вниз. – Я приготовил сэндвичи на завтра, и поставил ваши сумки у входа. Постираю завтра после встречи с фотографом, хорошо?

– Хорошо, – согласилась я, даже не слушая его. Я достала папку с документами из сумки и сжала её в руках.

– Я забронировал столик на субботу, – продолжил он. – Сью сказала, что Майя может остаться у них на ночь.

– Мне нужно принять решение, – я прервала его и наши повседневные планы. Эдвард уставился на меня, слегка нахмурив брови. Мы стояли в гостиной друг напротив друга, как часто делали при ссоре.

Впервые за весь день я посмотрела на него, по-настоящему посмотрела на него и содрогнулась от осознания. Его волосы были короче после последней роли, но как обычно взъерошенные. Его глаза были уставшими, и я вспомнила, как много он делал, и снова содрогнулась. Его плечи были шире, руки больше, всё его тело было мускулистым и жилистым, так как он готовился к новой роли. Он был облаком, и рекой, и звездами.

– Какое решение?

– Ты будешь меня любить несмотря ни на что? – серьезно спросила я. – Несмотря на то, что будут думать люди? Несмотря на то, что тебе придется поддерживать ложь? Чтобы удержать Майю здесь.

– Малыш, ты меня пугаешь, – тихо ответил он, глядя на меня круглыми глазами.

– Просто ответь.

Вся тяжесть дня упала на мои плечи, каждая мышца в моем теле была напряжена до предела.

– Белла, я уже говорил тебе, что я сделаю ради вас всё что угодно, и что я буду любить тебя несмотря ни на что, – сказал он, словно разговаривая с диким животным. Я положила папку на стол, подошла к Эдварду и поцеловала его. Он был сбит с толку, но поцеловал меня в ответ и крепко обнял, после чего я уселась на диван, открыла папку и положила перед нами два листа бумаги. Один из них останется, другой будет сожжен.

– Я могу соврать и сказать, что Майя – моя дочь от Джейкоба, который изменил со мной своей жене, – начала я, мой голос звучал бездушно, сухо, ровно, словно я перечисляла факты. Казалось, что пока я была занята жизнью, пока я проводила время со своей семьей и наслаждалась повседневными заботами, мой мозг усиленно работал над этой проблемой и, наконец, решил её, как математическую задачку. – Или же я могу сжечь эту бумагу и сказать, что я удочерила Майю, и тогда эти документы будут рассмотрены органами опеки, которые заметят, что у меня не было государственного разрешения со стороны Гватемалы, и тогда Майю могут забрать и поместить под опеку государства.

Я уставилась на два документа. Эдвард прикоснулся плечо к моему, и мы оба вдохнули и выдохнули воздух, который пах свежестью и печеньем. На втором этаже Майя вдыхала и выдыхала этот же воздух. В доме царила такая тишина, что я могла практически слышать, как моя рука медленно тянулась к одной из бумаг.

Я подняла со столика документ и скомкала его, нарушая ночной покой. Шелест бумаги звучал словно гимн, словно молитва.

Я ни на секунду не сомневалась в своем выборе. 

-----------------

Всем привет и спасибо за терпение! Осталось две главы и один из самых милых и прекрасных эпилогов, которые я когда-либо читала ^_^

К сожалению, размер глав вынуждает меня сбиться с расписания, поэтому о том, как продвигается работа и когда примерно можно ждать главу, буду сообщать в теме.