Глава 20. Пожалуйста, пожалуйста дай мне получить то, что я хочу.


Наши дни

- Даже не говори мне, что он вернулся в свою гостиницу, - издевался Сет.

- Но он вернулся.

- Ты плохая лгунья, мисс Свон. Я имею ввиду, правда, мне все равно, но секс написан у тебя на лице.

- У нас с Эдвардом не было секса в Сиэтле.

- Тогда о чем ты думала, скажи на милость?

Я сложила руки на груди. - Ни о чем.

Сет закатил глаза.

- Затем после Сиэтла он встретил меня в ЛА.

- И там он тоже не спал с тобой?

- Это не твое дело!

- Я воспринимаю это как...

- Нет, - вставила я. - Просто... нет. Мы просто говорили, держались за руки и, ну, целовались… и прочее. Но я была напугана. Понимаешь, он не просто еще одно свидание?

Сет поперхнулся своим чаем: - Да, ну, я знаю.

-

12 февраля 2007 – вздох

- Скажи, что это не обо мне.

Я рассмеялась и покраснела. Я ждала Эдварда на этот раз. На этот раз уже я нервничала на рейсе из Сан-Франциско. На этот раз уже я сводила Элис с ума. Она ничего не знала. На этот раз он ей не звонил.

И вот он, выглядел необъяснимо по-калифорнийски в серой рубашке-поло и джинсах, его волосы, казалось поцеловало солнце.

- Это не о тебе, - рассмеялась я.

Эдвард облокотился о стол, приблизил свои губы в нескольких сантиметрах от моих.

- Если это не обо мне, тогда я поймаю этого парня, Натана, - тихо объяснил он, указывая на фотографию главного героя на обложке моего романа.

- И что? - спросила я, пытаясь выглядеть серьезно, когда в шутку бросила ему вызов.

- И я сообщу ему, что мы целовались... и тебе это понравилось, - улыбка Эдварда была немного самодовольной.

- Я никогда этого не говорила, - возразила я.

- Ты это написала.

Эдвард открыл титульный лист, на котором была моя надпись и толкнул книгу мне под нос. - Поужинай со мной?

-

Мы прогуливались по Венис-Бич, солнце косыми лучами освещало воду на пути к горизонту. Пляж был более пустынным, чем я его себе представляла, но мы взяли это на заметку на будние вечера и зимнее время.

Магазины выглядели слишком ярко и одиноко, несколько хиппи и запыхавшиеся туристы прошли мимо.

- Я не взяла бикини, - хихикнула я, косясь на Эдварда, защищая глаза от солнца.

- Ну это не Малибу. Я могу подождать.

Эдвард мог подождать. Он ждал. Я сжала его руку.

- Без ума от Эммета и Роуз, да? - спросил он, в то время, когда поглядывал на мягкие волны.

- Что?

- Я был таким придурком с ними в начале.

- Эммет и Роуз? - спросила я.

Эдвард повернулся и пристально стал изучать мое лицо. - Черт. Полагаю, я и сейчас с ними такой же придурок.

- Как на счет Эммета и Роуз?

- Тебе стоит спросить Роуз.

Кожу на затылке покалывало.

- Ух ты, дежа вю, - нервно рассмеялась я.

- Не совсем дежа вю. У нас был похожий разговор пятнадцать лет назад.

- Неужели правда? - спросила я. - Эммет и Роуз? - Розали была замужем. Она была практически мамой года.

- Я сказал слишком много. Поговори со своей подругой.

- Я... разговариваю со своим другом, я думаю.

- Твой друг? Ты всех своих друзей целуешь? - спокойно спросил Эдвард. - Нет, не отвечай. Есть определенно дружественный сосед, которому предположительно нравятся мужчины, которого, я уверен, ты целовала.

- Ты единственный друг, которого я целовала, - заверила я Эдварда, оказавшись в тупике от особого значения фразы. Солнце сияло в его волосах, делая его похожим на постаревшую версию несколько растрепанного бога.

- Итак, я друг? - спросил он. Я была вполне уверена, что сотни женщин выстроились бы в очередь, чтобы быть другом этого мужчины.

- Я не знаю. Ты флиртуешь со всеми своими друзьями? - увиливала я.

- У нас с Джаспером присутствуют все эти кокетливо-чувствительные моменты... но это совершенно другое дело.

Эдвард и я рассмеялись, он повел меня с пляжа к светящемуся маленькому ресторану, расположенному между домами на крошечной жилой улице.

- По некоторым необъяснимым причинам, - сообщил мне Эдвард, - я, в первую очередь, думаю об освещении, когда выбираю для нас место, чтобы поужинать.

- Выглядит прекрасно, - с энтузиазмом сказала я.

- Ты выглядишь прекрасно.

Возможно, мы немного целовались прежде чем войти внутрь.

Официанты были дружелюбными, еда вкусной, вино фруктовым, с легкой ноткой специй. Нога Эдварда коснулась моей под столом, в то время как над столом его пальцы коснулись моих. После того как мы закончили трапезу, он помог мне надеть пиджак. Я почувствовала его пальцы везде: на шее, плечах, затем скользнули вокруг талии. Я повернулась и столкнулась с ним: его губами, обросшим подбородком, пульсом на шее.

Эдвард был тем, кто отпрянул.

- На нас смотрят, - пробормотал он, руки были на моих плечах.

Я забыла, что мы в ресторане.

Тепло распространилось от лица к груди. Эдвард взял меня за руку и рассмеялся. Мы отправились обратно гулять по пляжу. Песок светился белым при свете луны, и вода спокойно накатывала и ударялась, когда чайки ныряли в волны за едой.

Эдвард украл поцелуи. Я прислонилась к грубому стволу пальмы, и Эдвард наклонился. Его тело было таким, как я его помнила, худым и упругим, горячим и твердым. Однако, губы были сладкими, нежными и требовательными. Его руки пробежались по моим волосам и в конце концов остановились на моих бедрах. Большие ноги Эдварда ворошили песок, засыпая мои лодыжки.

- Мой отель совсем не близко, - извинилась я.

- Я отвезу тебя обратно.

В машине Эдвард оставил руку на моем колене. Я наклонилась через консоль и поцеловала его шею, глубоко вдохнула, надеясь сохранить внутри частичку его запаха. Когда он наконец остановился перед отелем, мы обнимались, как малолетки. Это было все, что я могла сделать, чтобы не залезть к нему на колени.

Без предупреждения, Эдвард наклонился над моим сиденьем и открыл бардачок.

Я уж было подумала, что он потянулся за презервативом. Его глаза мерцали, когда он протянул мне маленькую коробочку.

- Отбеливающие полоски для зубов? - спросила я.

- Я ничего не могу поделать с солнцем или выхлопными газами от автомобиля. Между прочим, я не думаю, что тебе они нужны.

Я старалась не рассмеяться, внезапно застеснявшись своих зубов.

- В следующий раз может я наберусь мужества взять бикини, - предложила я.

- В следующий раз, - выдохнул он, приближаясь. - Мне нравится как это звучит.

Я не хотела отпускать его, но пришлось. Он убрал случайную прядь с моего лица.

- Спокойной ночи, Белла.

- Спокойной, Эдвард.

Я словно плыла, когда уходила. Когда я обернулась, Эдвард наблюдал. Я покраснела. Он прикусил губу. Я повернулась, чтобы он не мог видеть, как я губами прошептала "я люблю тебя.”

-

Наши дни

- Я любила его.

- В прошедшем времени? - спросил Сет.

- Теперь ты меня будешь грамматике учить?

- Ты писательница; это убедительный довод.

Я закатила глаза. - Я ничего не говорила, пока ты не проболтался... о Джарете.

- Не в ту сторону свернула, Свон.

- Тогда ты тоже.

- Папочка! Мне нужна твоя помощь с замком! Он падает прямо посередине, я не могу...

- Спокойно, ребенок, - усмехнулся Сет и подмигнул, быстро поцеловав меня в щеку. - Иду, Малышка, - крикнул он и напрявился в ее комнату.

Я сделала глубокий вдох, взяла свою кружку, схватила свитер с крючка за дверью и пошла на крыльцо. Было холодно и сыро, и вода ледяным блеском покрывала качели, но я все равно села, подогнув под себя ногу и вдохнула теплый, мятный пар из моей кружки.

Мой разум вернулся туда, где хотел оказаться этим вечером.

-

- Поспи со мной, Белла?

Эдвард обнял меня, наши сердца были открыты поэзии, и я знала, что сейчас самое время получить то, что я хотела все это время. Я кивнула и сделала шаг из платья у моих лодыжек. Я осталась в красивых трусиках и на каблуках, и пара рук расстегнула мой лифчик. Огни с горизонта выводили дрожащие рисунки на нашей коже.

Большие руки медленно скользнули вниз, задели живот, обвились вокруг и остались на

бедрах, играя с резинкой моих трусиков. Его губы оставили теплую дорожку поцелуев на моей шее, его руки прошлись по моей промежности.

Я закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями – тем, как они могли зажечь во мне огонь и в тоже время заставить таять.

Расстегнутый бюстгальтер упал на пол. Его губы были на моих, я стянула рубашку с его плеч. Мы пошли, ноги переплелись, я возилась с его ремнем, пока не расстегнула, затем последовала ширинка, и внезапно я оказалась на своей старой кровати.

Его поцелуи стали более настойчивыми, пальцы скользнули под шелк, я вздрогнула и ахнула, я была так близка к тому, чтобы оказаться обнаженной. Эдвард был надо мной, толкнул меня вниз, сбросил брюки и нашел пристанище у меня между ног.

Еще больше поцелуев спускались ниже, пока сосок не стал влажным и не заныл. Мои руки обвились вокруг него, конечности переплелись, и я страстно желала фрикций. Вместо этого я была вознаграждена пальцами и вздрогнула, открылась и толкнула вниз пояс. Толчок, растяжение, и два глубоких согласованных вздоха... в конце концов это не продлится долго. Мы замерли. Время остановилось. Мое тело горело и проснулось впервые после рождения моей дочери. Я купалась в моменте покоя и совершенства, в чувстве наполненности.

Я мягко поцеловала его, и мы начали движение. С его первым толчком мои мышцы сократились, второй – и я в огне. Руки Эдварда обвились вокруг меня, как сталь, я была в ловушке. От его темпа и ритма у меня закружилась голова: мой разум уплыл на десятилетия назад, в то время как тело извивалось на кровати.

Затем его глаза нашли мои, он дышал, останавливался и любил меня. Я видела это прямо в его глазах; я чувствовала это в том, как его пальцы ласкали мое лицо. Затем мягко, нежно, он целовал... и любил... и двигался. Внезапно мы стали трахаться, вместо того, чтобы трахал он.

- Эдвард, - прошептала я, вцепившись ему в волосы.

- Все, - пробормотал он.

- Шшш, - цыкнула я, потому что боялась, что это уже слишком. Я боялась, что расплачусь.

- Любовь, - прошептал он мне в ухо, прежде чем укусить его.

Это был момент, когда я чуть не призналась. И потом мы уже не трахались; сердца открыты, мы делились большим... всем.

- Эдвард?

Мой разум потерялся в толчках, стонах, чистых простынях, моей старой кровати, лунном свете, дорожном движении, и окнах, открытых ветру… и, конечно, Эдварде, который вздыхал и целовал, его грудь тяжело вздымалась. Большие руки держали мое лицо, и с настойчивыми поцелуями и стонами, мое сердце распахнулось. Он был сильным, держал меня. Он был сильным, когда упивался мною.

- Твою мать.

- Боже.

- Господи.

Слова вырывались с каждым движением. Слова подчеркивали каждую искру. Одно слово, как кирпичик, ложилось на другое, когда мы покоряли новые высоты и царапали друг другу спины.

- Иисус.

- Боже.

- Твою мать.

Кощунственные, благоговейные слова были нашептаны, и все, что существовало помимо рук, губ и глаз, сияло в темноте вместе.

Потом мы рухнули, спутавшись вместе, умиротверенные, сердца бешено колотились вразнобой. Я чувствовала, что погружаюсь в сон.

- Я люблю тебя, Белла, - прошептал он мне в ухо.

На этот раз он хотел, чтобы я услышала его сердце, он смортел в мои сонные глаза, хотел убедиться, что я не сплю.

- Я… - вечер закончился поцелуем.

-

Наши дни

- Я думаю, спас королевство от гибели.

- А?

- Ее замок падал. Блин, Белл, сегодня ты – это что-то. Мы оставили тебя с твоим приборчиком на ночь, а секс у тебя в мозгу.

Я спрялась за кружкой, глядя в сторону залива. Он мерцал серо-голубым в тусклом зимнем свете.

- Тебе нужно время? - спросил Сет, задерживаясь у двери.

- У меня было много, много времени. Мне больше не нужно время.

- Сколько? - спросил он.

- Неделя, - вздохнула я. - Вечность.

- Не знаю, кажется, что время летит.

- По моему опыту, время ползет и прыгает, затем поворачивает обратно. Тот, кто решил, что время идет вперед размеренным ритмом и темпом совершенно ошибаются.

- Размеренный ритм и темп, - размышлял Сет. - Это они сказали о сердцебиении, так?

- Сердце. Не знаю. Может быть.

- Ты рассказывала мне о ЛА, - подсказал Сет, когда сел рядом со мной на качелях. Он раскачивался, и я дрожала, но была благодарна за холодный, влажный воздух. В противном случае, я уверена, меня прошиб бы пот.

- Да, правильно, следующее чтение было...

- В Вегасе, - сказал Сет, завершая мою мысль.

- Да, в Вегасе. После чтения, Эдвард взял меня на ужин в горах недалеко от города. Они делают этот удивительный сладкий картофель фри и бургеры с говядиной, и стены были увешаны фотографиями с автографами. Они помнили Эдварда. Мы сели у окна, и Вегас сиял в отдалении. Мы были здесь только одни. Потом был Майами. Полет был самым длинным, который я делала без вас, ребята. Я очень скучала по Малышке, и была готова прервать наше свидание, чтобы проверить ее.

- Я помню звонки.

- Да, хотя я не сказала тебе, кто именно был рядом со мной, пока я звонила, - сжалась я.

- Ублюдок, - усмехнулся Сет.

Он пожал плечами и уставился вдаль.

- В Майами я впервые могла сказать, что он хотел большего. Он дал мне момент поговорить по телефону с вами, ребята. Он знал, что значит сильно скучать по ребенку, и знал это лучше, чем я, и он был действительно милым и добрым, но я могу сказать, что он чувствовал себя покинутым. Он не сказал ничего, когда мы шли рука об руку через Маленькую Гавану и помог мне выбрать игрушку, которая могла бы понравиться двухлетней девочке.

- Мадам Александра? - спросил Сет.

Я кивнула. Эдвард и я выбрали темнокожую куклу в традиционном кубинском наряде. На сегодняшний день Мадам Александра была любимой.

- Парень просто не может держать свои игрушки при себе.

- Мы ужинали в этом маленьком кубинском кафе, потом гуляли по пляжу.

- На этот раз ты взяла бикини? - спросил Сет.

Я покачала головой, отчаянно краснея. - Там влажно, и в сочетании с брызгами волн... к концу вечера это оставило мало простора для воображения. Нет необходимости в бикини.

- И полуголая и мокрая, там ты тоже с ним не спала?

- Нет.

- Каллен либо святой, либо мазохист, либо просто сумасшедший. И ты знаешь мое мнение по этому вопросу.

- Да, ну, он противостоял мне в этом вопросе на следующем чтении.

- Чикаго, - напевал Сет. - Ты отсосала у него в ветренном городе или нет?

- Эй! - толкнула я Сета, и он скатился на другую сторону качели.


1 апреля 2007 – сделка накрылась

Ледяная крупа летела с неба. Эдвард и я вбежали в холл моего отеля, где стряхнули замерзшую влагу, смеялись и прыгали с красными носами и щеками.

- Я думала, это предположительно весна, - усмехнулась я.

- Я не думаю, что в этом месте весна начнется раньше июня, - предложил он. - Я был в Чикаго пять или шесть раз. Погода была одинаковой каждый раз.

- Тогда почему ты каждый раз возвращаешься? - спросила я, когда мы направились к роскошному, коричневому кожаному двухместному диванчику перед камином.

- Я бы не возвращался, - он притянул меня ближе и сомкнул вокруг руки. - Но я поеду в Москву, Марокко или даже Чикаго...

Мои руки нашли путь под шерстяное пальто Эдварда. Его холодные руки были на моем затылке, но губы были теплыми. Я расслабилась в его объятиях, прижалась к нему, когда руки Эдварда блуждали ниже.

Огонь потрескивал, люди бормотали, коридорные сновали с чемоданами на буксире. Я отстранилась, предпочитая положить голову ему на плечо, а не устраивать постыдную сцену. Мы задержались в холле, пальцы переплетены, ноги касаются друг друга, разговаривали о моем следующем чтении в Нью-Йорке.

- Оно пройдет на 92-й Стрит Y.

- Ты чертовски удивительная.

- Мне чертовски страшно.

- Не бойся.

- Ты знаешь калибр авторов, читавших на этой сцене?

- Никто из них не может сравниться с тобой.

- Прекрати, - возразила я.

- Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя там, под огнями, пока аудитория ловит каждое твое слово. Я знал это, понимаешь, с момента, когда в первый раз прочел то, что ты написала.

- С того момента, когда ты прочел мой дневник.

- С момента, когда я прочел то, что ты написала о... нас. Секс.

Я сжала бедра, и губы Эдварда нашли мои. Его руки были решительными, когда нашли свою цель под пальто. Я старалась не произнести ни звука, держать все внутри; он держал меня близко. Его глаза умоляли.

Конечно, я поняла. Мы были взрослыми. Мы целовались по всей стране.

- Дай мне время до Нью-Йорка? - попросила я. - Я ... я не могу больше держать тебя в секрете. Я хочу быть открытой и честной. Я хочу, чтобы все было правильно.

- Ты должна переговорить с Сетом? Он стоит между мной и твоей спальней? Ему нравятся мужчины, так?

- Дай мне время до Нью-Йорка.

- Я уже говорил тебе, Белла; я дам тебе все, что угодно.

-

Наши дни

- И ты пришла домой, и я такой "все я уезжаю!”

- Ты застал меня врасплох, - призналась я. - Было похоже, что наша маленькая жизнь внезапно рушится.

- Я знал, что с тобой что-то происходит. Я знал тебя слишком хорошо. Я мог ссориться с тобой из-за того, что ты вешаешь мне лапшу на уши и трахаешься направо и налево, когда чертовски вероятно, ты могла сделать тоже самое. В конце концов, мы оба взрослые люди. Я понял, что нам нужно просто немного личного пространства.

- Я знала, что ты будешь здесь ради Малышки, но я думала, что теряю тебя.

- Это глупость. Ты не можешь потерять меня, Свон.

- Я знаю, но все же... если что-то было бы последней каплей, это был бы Эдвард.

- Эдвард Каллен гораздо больше, чем капля, - рассмеялся Сет.

- Видишь о чем я говорю?

- Ты до сих пор можешь рассказать мне. Я никуда не собираюсь.

- Ты определенно куда-то собираешься, - возразила я. - Ты переехал!

- Хорошо, я собирался переехать... на десять кварталов дальше по улице. Ты знаешь о чем я.

- Это спорный вопрос. Это был последний раз, понимаешь? Это не повторится снова.

Сет улыбнулся, несмотря на неприязнь. - Рад слышать, что ты говоришь это. Я правда счастлив за тебя, Свон.

-

17 апреля 2007 – я надела самое красивое нижнее белье, которое у меня было

У меня было шесть часов и три тысячи миль для размышления. Я едва могла сидеть спокойно. Сначала Элис делала вид, что не замечала, затем пожала мне руку.

- Вы двое созданы друг для друга, - сказала она с доброй улыбкой. Не было нужды использовать имена. Мы оба знали, кого она имела ввиду.

- Но Элис, - вздохнула я.

- Ты сделала его таким счастливым, Белла. Скажи мне, что он не сделал того же с тобой.

- Сет несчастлив.

- Сет просто ревнует, - рассмеялась она.

Я стрельнула в Элис взглядом и покачала головой.

- Сет хочет, чтобы ты была счастлива, так же как хочу этого я. Он беспокоится. Что до меня, то я не беспокоюсь.

Я бросила еще один взгляд в ее сторону.

- Прекрасно. Я больше не беспокоюсь. В предыдущие разы я была более обеспокоена, что ты пристрелишь меня, чем поведением Эвдарда.

- Ну, я волнуюсь, Элис. Может быть мне следовало вынести урок из своих ошибок.

- Люди также выносят урок из того, что они делают правильно. Ты любишь полностью и без оговорок. Нам надо быть смелыми.

Смелыми? Я дрожала на своем месте.

Я не знаю, видели ли вы когда-нибудь Еврейский Центр на 92-1 Стрит, но он огромный и царственный. Вся аудитория отделана панелями под орех с золотой филигранью с именами известных философов, написанных на балках, чтобы зрители в аудитории могли сравнивать тебя с ними... Или по крайней мере, так я себя чувствовала, когда сидела в одиночестве на сцене перед тысячью пар глаз.

Мой голос дрожал, когда я начала, и микрофон зашипел и завизжал. Я покашляла и начала снова. Медленно моя уверенность росла – особенно, когда уверенность моих чувств отражалась в прозе. С каждым последующим чтением я продвигалась по моему роману, пока здесь, в Нью-Йорке, все наконец не встало на свои места для моих героев.

"... И затем, в конце концов, он физически присутствовал здесь, и мое сердце билось в ускоренном ритме. Он всегда был со мной, но сейчас прикосновение его руки, взгляд его голубых глаз усилили мои чувства многократно, пока мне не показалось, что я сейчас лопну.”

"Шшш,” - предупредила моя мать. - "Успокойся, дорогая. Ты же не хочешь, чтобы сердце выдало тебя.

Однако, она не поняла, потому что если бы мое сердце выбрало тот момент, чтобы испустить свой последний вздох, было бы хорошо. Я жила в любви, в любви и умру.”

Раздались громовые аплодисменты, и слушатели встали. Последовала сессия вопросов и ответов, и было сложно не отвечать на каждый вопрос одним словом: Эдвард.

Он ждал своего часа, сияющий и гордый, и его руки привествовали меня, когда я ушла со сцены. Он обнял и немного покачал меня, и наш поцелуй был знакомым и захватывающим одновременно.

- Пойдем ко мне домой? - спросил он.

Я ответила поцелуем.

Мы взяли такси от театра, но прошли те дни, когда Эдвард старался раздеть меня на заднем сиденьи. На самом деле, я думаю он был напуган. Скрестив длинные ноги и приложив руку ко рту, он изучал проносящийся за окном пейзаж.

Когда такси остановилось, у меня скрутило живот от вида величественного здания, которое я звала домом на короткий промежуток времени. Швейцар был другой, но холл не изменился: все из мрамора и латуни и темно-красный ковер, ведущий к лифту с зеркальными стенами. Наша нервозность отражалась со всех сторон, пока мы ехали в пентхаус.

Я нашла руку Эдварда и позволила ему вести себя по коридору, но не могла взглянуть, когда он открыл дверь. Я затаила дыхание и закрыла глаза, и вздохнула только тогда, когда его теплая рука прикоснулась к моей щеке.

- Ты уверена? - спросил он.

Я знала, что квартира была частью нашего прошлого и частью настоящего Эдварда. Я знала, что принять его, значит принять все с открытыми глазами. Итак, я открыла глаза... и увидела пианино, высокие потолки и большие окна. Его дом был меньше и теплее, чем я помнила.

- Ты войдешь? - спросил он.

- Гм, да.

Мы ели в столовой, но я использовала слово "ели” условно. Мой желудок упал и покатился, несмотря на прекрасно прожаренную курицу, картофельное пюре с чесноком и салат с нежной весенней зеленью. Наш разговор был тихим и сопровождался музыкой, стильной и современной.

- Explosions in the Sky, - сказал Эдвард, призвал меня слушать внимательней.

- Как будто они положили на музыку то, что происходит у меня в животе, - усмехнулась я.

Эдвард рассмеялся: - Твои впечатления всегда были бесценными. Я тоже не могу есть, - сказал он, оттолкнув тарелку. - Хотя мы неплохо попытались.

Я потягивала вино, Эдвард начал убирать со стола. Он сосредоточился на столовых приборах, и, переполненная внезапным, озорным вдохновением, я схватила с тарелки помидорку-черри и бросила ее в него. Я прыснула со смеху, когда она отскочила от его носа. Еще мгновение, и другая помидорка полетела в меня. Я вовремя увернулась.

Эдвард усмехнулся, но не мог смотреть мне в глаза.

- Ты собираешься сказать мне, что ты не единственный снова кидающий помидоры? - спросила я, сдерживая смех. - Это ты, Белла, такая какая есть, просто мое отражение, - пробормотала я глубоким, хриплым голосом.

- Если ты хорошенько посмотришь на себя, Белла, - начал он, и его улыбка росла.

- Я думаю, я достаточно насмотрелась за годы.

- Тогда ты знаешь, какая ты очаровательная.

- Я вполне ясно вижу, кто я и ... вижу, кто ты, тоже.

- Ты видишь нас вместе? - сказал он, рискнул и посмотрел через стол на меня.

Я колебалась лишь один удар сердца: - Да.

-

Наши дни

- Ты можешь остановиться здесь, Свон. Я уловил суть.

- Знаешь, я тут не единственная, кто рассказывает о своих любовных связях. Это все, что ты получишь.

- Да, оставь все себе, но тогда ты все прокрутишь у себя в уме, как какое-то кино для взрослых, - сказал Сет, тыкая меня в бок.

Я посмотрела на залив. Конечно, я делала это весь вечер. Мне ненавистно было признавать, что он прав.

- Это мои воспоминания, делаю с ними все, что хочу.

- Тем не менее прошло так много времени после поездки.

Я вздохнула и проглотила комок в горле. - Элизабет заболела.

- Да. И тебе все еще страшно, - сказал он как ни в чем ни бывало.

Сет прав, снова. Я до сих пор нервничала. Незначительные вещи выводили меня из себя. Это было несправедливо к нашим отношениям, или, может быть, это было более чем справедливо. Кто знает? Я не знаю, есть ли правила в ситуации, подобно нашей.

-

18 апреля 2007 – утро, печаль. Какая разница. (По-агнлийски слова "утро” и "печаль” произносятся одинаково и пишутся с добавлением одной буквы - morning, mourning – пп)

Я проснулась навстречу солнцу и сильным рукам, ослепительному свету, тяжелому дыханию и белым простыням, утреннему стояку. Голова Эдварда мирно лежала на подушке, а рука на моей талии. Он был великолепен: все линии, длинные конечности, редкие с проседью волосы на груди. Предположительно я должна была проснуться с чувством безопасности, но вместо этого я проснулась в глубокой тревоге. Вместо этого, моему сердцу было больно видеть Эдварда таким довольным, и от осознания этого меня затошнило.

Суть в том, что я была здесь раньше, когда думала, что проснуться вместе, значит быть вместе вечно, но вместо этого, это стало предвестником конца.

Эдвард все еще спал, когда я выскользнула из его рук.

Я нашла его рубашку и сунула руки в рукава, когда шла к своему старому месту у окна. Я с трудом узнала очертания зданий. Здания были выше; они тоже выросли.

Голуби клевали на пустом балконе, когда я пыталась организовать эмоции в некое подобие рациональности. Эдвард выпил лекарство; ему позволительно спать. Но... но... мой разум возражал... но что случится, когда он проснется? Что случится, когда прекратится действие лекарства? Свернется ли он в своей постели и никогда не вылезет оттуда? Выйдет ли он за дверь и снова бросит меня?

Руки обняли меня сзади, и теплый поцелуй опустился на изгиб моей шеи.

- Я не могу пережить это снова, - задохнулась я. Слеза скатилась по щеке.

- И не должна, - пробормотал он и прижал меня ближе. Тепло его объятий было одновременно и успокаивающим и вызывающим клаустрофобию.

Я не прошла бы через это снова... Почему? Потому что на этот раз он бы не ушел? Потому что он не впал бы в депрессию? Потому что он сделал вазэктомию, и я была почти бесплодна? Я повернулась спросить и увидела, какую боль причинило мое отчаяние. Я увидела, что он все понял.

- Некоторые вещи не меняются, - пробормотал он. - Не в этой жизни. Я хочу...

Так много изменилось, однако... очертания зданий, каждая клетка в наших организмах, мой дом, моя семья, мой возраст. Вещи резко изменились. Почему не может так измениться химия мозга? Как насчет болезни?

- Когда ты спал со мной впервые – здесь, - объяснила я. - Я думала, что это только начало. Это должно было быть началом, но это было... заблуждение.

- Я сплю девять ночей из десяти, - объяснил он с грустной улыбкой.

- Дело не просто во сне.

- Я знаю.

Я притянула колени к подбородку, обняв себя за ноги. Эдвард уселся рядом со мной, Манхэттен позади нас, кровать спереди.

- Расскажи мне? - попросила я.

- О чем?

- О баночках в твоей аптечке.

Он понял, о чем я спрашиваю. Эдвард рассказал мне об Элизабет, и как все начало меняться с ее рождением. Он был полон решимости сделать ее жизнь лучше, чем у него, когда он был ребенком.

- Вместо самоизоляции, я работал, чтобы жить настоящим. Я любил ее и хотел быть рядом с ней. Она нуждалась во мне. Она нуждалась, чтобы я был лучше, чем я есть.

Эдвард перевел взгляд от беспорядочной постели на мои глаза. - Ты нуждалась во мне, Белла. Прости.

- Я любила тебя.

- Ты любила героя; глупую рок-звезду, которая тебя покорила и которая заботилась о тебе. Я не заслуживал этого.

- Я любила тебя.

- Ты используешь прошедшее время, это... грустно.

- Пожалуйста прекрати анализировать, какое время я использую.

- Я прекращу, когда ты будешь использовать правильное время.

- Ты говорил, что смог жить настоящим ради своей дочери, - напомнила я, меняя тему, обняв себя крепче.

- Ради этого пришлось много поработать, консультации, психиатры, много попыток.

- Раньше ты ненавидел лекарства.

- Но я любил мою дочь, и им удалось не допустить худшего, и до сих пор удается.

- Как на счет лучшего? - спросила я. Я знала, что лучшее сложнее презирать. Я знала, насколько могут вызывать привыкание хорошие времена.

- Лучшее? - спросил он. - Лучшее – это моменты, которые я делил с людьми, которых люблю. Ничто этого не изменит, Белла. Я отказался от наркотиков ради Элизабет. Я бросил их ради...

- Нет, пожалуйста... не говори этого.

- Скажу и должен. Конечно, я сделал это слишком поздно и в неправильное время.

- Да, время – это сука, - горько рассмеялась я.

- Скажи, что не любишь меня, Белла.

Вместо этого я смотрела на свои пальцы.

- Я не хочу давить на тебя, но я больше не хочу терять время тоже. Может быть мне следует принять то, что ты даешь мне и быть благодарным, но я не хочу опять упустить возможность. Помни, что вера, которая у тебя есть, что идея, что было между нами может что-то исправить? Как бы там ни было, это так. Ты знаешь это, правда?

Я спустила ноги перед собой, пока они не коснулись бедра Эдварда. Я сосредоточилась на дыхании. Эдвард ждал; демонстрируя новые навыки, которые он приобрел. Умение ждать. Хотя он не хотел больше ждать. Он просил меня сделать шаг; он просил меня принять веру, которую я полжизни чернила.

Я сделала глубокий вдох, посмотрела в его, объятые надеждой, зеленые глаза и открыла рот, чтобы заговорить.