- Я не хочу давить на тебя, но я больше не хочу терять время тоже. Может быть мне следует принять то, что ты даешь мне и быть благодарным, но я не хочу опять упустить возможность. Помни, что вера, которая у тебя есть, идея, что было между нами может что-то исправить? Как бы там ни было, это так. Ты знаешь это, правда?

Я спустила ноги перед собой, пока они не коснулись бедра Эдварда. Я сосредоточилась на дыхании. Эдвард ждал; демонстрируя новые навыки, которые он приобрел. Умение ждать. Хотя он не хотел больше ждать. Он просил меня сделать шаг; он просил меня принять веру, которую я полжизни чернила.

Я сделала глубокий вдох, посмотрела в его, объятые надеждой, зеленые глаза и открыла рот, чтобы заговорить:

- Я люблю тебя до боли.

Слова повисли между нами в холодном весеннем воздухе. Эдвард дал им пространство, пока я привыкала к их присутствию. Мое тело трясло. Я сделала еще один вдох, закрыла глаза и продолжила:

- Я никогда никого не любила так, как люблю тебя. Это иррационально, но очень реально. Я дышу ею каждый день, она внутри меня, и когда я думаю о вечности, я могу думать только о...

Губы Эдварда накрыли мои. Я вздохнула, поперхнулась и заплакала одновременно, когда его вес и его присутствие затмило все – все, кроме солнечного света, стука моего сердца и моего заявления. Открытая, с обнаженной душой и влюбленная, я была ошеломлена и окутана объятиями Эдварда, когда он забрался на меня, толкнул назад на подоконник, так что я лежала на подоконнике. Он стянул мою рубашку, солнце согрело грудь. Его руки были грубыми, губы солеными и утренними. Руки, ноги, губы, влюбленные, мы сплелись друг с другом, толчок, растяжение, мы начали легко двигаться. Мы перешли от ласк к захватам и борьбе, когда мои ноги боролись за свое приобретение, а руки хватались за край. Мы поскользнулись и упали на деревянный пол.

Эдвард ругнулся.

Я рассмеялась.

Мы смотрели друг другу в глаза, нам было больно и смешно. Мы были теми же людьми, что падали на пол, целуясь, двадцать лет назад, но мы повзрослели и изменились. На этот раз я знала, Эдвард любит меня. В этот раз я надеялась, что могу любить его в ответ.

Мы сидели, опершись о стену, Эдвард держал меня за руку. Его грудь сотрясалась от беззвучного смеха. Его тело двигалось с вновь обретенной легкостью, как будто веса не было. Он потер колено и толкнул меня плечом.

- Вечно ты выбираешь худшие места, чтобы обниматься со мной, - тихо рассмеялась я, качая головой.

- Два раза за двадцать лет, Белла. Это вряд ли считается, как всегда, - спорил он со смехом. Я толкнула его плечом в ответ. Мы легко коснулись друг друга голыми коленками, и Эдвард поморщился. Я сделала вид, что не заметила.

- Ты любишь меня, - пробормотал он победоносно, тайком бросая взгляд, стараясь скрыть улыбку.

- Это пугает меня до смерти, - призналась я.

- Я предпочту быть мертвым, чем причиню тебе боль вновь.

Мои эмоции бурлили, и я оперлась о плинтус. Эмоциональная честность вдруг оставила меня на произвол судьбы.

- Но это то, что ты хочешь и... и кто ты есть, Эдвард. Что ты предпочитаешь делать – какая на самом деле разница?

Эдвард держал обе мои руки в своих и ждал, когда я посмотрю ему в глаза. Заняло какое-то время прежде, чем я смогла набраться смелости. Мой желудок покачивался на гребне волны.

- Я человек, которому приходится иногда усердно работать, чтобы быть порядочным человеком. Я работал над этим с момента, как оставил тебя, Белла. Я не могу дать никаких гарантий, кроме того, что я люблю тебя. Это никогда не изменится.

- Меня ведь не нужно убеждать, так? - спросила я.

- Убеждение – последнее дело. Мне повезло, что ты вообще со мной разговариваешь.

Мне нравилось разговаривать с Эдвардом. Мне нравилось, как мои колени касались его. Мне нравилось, как его рука держала мою. Мне нравилось смотреть на его колени, и я хотела забраться на них. Я хотела потеряться в морском шторме, когда он обнимал меня. Я хотела его... Я хотела того же самого, что и двадцать лет назад – сердце Эдварда.

- Ты любишь меня? - спросила я.

- Навеки.

- И?

- И ты любишь меня тоже.

Проблеск улыбки появился на его лице. Он наклонился поцеловать уголок моих губ.

- Ты знал, что я люблю тебя, - пробормотала я.

- Ты не говорила этого.

Эдвард прислонил ладонь к моей щеке, и провел носом по моему носу, и на момент показалось, что мы оба грациозно скользим по волнам.

- Как и ты, за двадцать лет, - напомнила я ему.

- Я боялся, что причиню тебе боль.

- Не любовь причиняет боль, идиот.

- Мы можем попытаться снова? Пожалуйста? - спросил он.

Мое сердце искало рваные остатки защитного кожуха. Я склонила голову.

- Как на счет того, чтобы сначала попытаться сделать завтрак? - тихо предложила я.

С грустной улыбкой Эдвард согласился. Он помог мне подняться на ноги, обратно на твердую землю, и застегнул рубашку у меня на груди. В итоге, мы были растрепаны и в синяках, но мы, слава Богу, восстановились. Эдварду всегда нравились завтраки, и годы не изменили этот факт. Я села за стойку и смотрела с кружкой теплого кофе в руках, как он разбивал и взбивал яйца и открывал упаковку бекона; когда он проходил мимо, я поймала его ногами и держала.

Кухня все еще сохранила для нас определенную привлекательность; кажется это тоже не изменилось. Я обняла его ногами, его руки нашли путь под рубашку. Но в эти дни не было пропитанных солнцем воспоминаний, внезапно омлет подгорел и запищала пожарная сигнализация. Я поспешила открыть окно, в то время как Эдвард кинул сковородку в раковину и бросился включать вентиляцию.

Прежде чем мы поехали в аэропорт, я остановилась перед дверью в старую комнату Эвдарда, рискнула и нажала ручку. На удивление, она поддалась, и прежде чем я поняла, дверь открылась. В комнате было чисто и аккуратно, даже обезличенно. Мебель сменилась и стены покрашены. Пропали картины со стен, и груды грязного белья уже давно исчезли. Она превратилась в комнату для гостей, как и множество других комнат для гостей в бесчисленном множестве других домов.

Я не знаю, чего ожидала, может, быть ошеломленной горем и гневом, может, увидеть тень маленькой обнаженной девочки, которая все еще ждала возвращения более молодого и сумасшедшего Эдварда. Вместо этого, здесь были пустота и пыль. Мои шаги эхом раздавались по комнате, когда я прошла и открыла жалюзи. Солнечные лучи хлынули внутрь, освещая серые поверхности, освещая место. Комната не виновата.

Эдвард поехал со мной в аэропорт. Он держал меня за руку на заднем сиденьи такси, помог мне с сумками, которые едва были распакованы. Мы задержались на тротуаре. С поцелуем, соприкосновением тел, контактом взглядов, я видела, что его губы готовы заговорить.

- Ты спрашивал, могли бы мы попытаться, но ты смотрел, как я пытаюсь, Эдвард. У меня нет выбора, кроме как попытаться. Все остальное будет, как борьба с приливом.

- Борьба с приливом? - спросил он. - Быть со мной, это значит тонуть?

- Это как разница между цунами и проливом Лонг-Айленда, - попыталась объяснить я. - И то и другое вода, но...

- Я пролив? - спросил он.

- И цунами. Два в одном.

- Я тяну тебя на дно, в то время как ты мое солнце, - рассуждал он, заправляя прядь волос мне за ухо. - Кажется несправедливым.

- Не выйдет, - пробормотала я, смеясь сквозь слезы.

- Ты знала это по крайней мере последние пару лет.

- Не втягивай ее в это, - умоляла я. Я почти готова была позволить ему причинить мне боль снова, но не моей дочери.

Эдвард поджал губы и посмотрел в небо, как будто в поисках помощи. - Ты любишь меня, - ответ, который пришел ему на ум.

- И ты, - ответила я.

- Я всегда любил.

- Я всегда буду. Я стараюсь, - напомнила я ему. - И я чувствую, что тону иногда, но это к лучшему, - рассмеялась я. Мои метафоры стали туманными и чувства беспорядочными.

- Я уже скучаю по тебе, - сказал он, притягивая меня к себе.

- Я люблю тебя, - практиковалась я в произнесении этих слов вслух.

- Скажи еще раз? - попросил Эдвард с застенчивой улыбкой.

- Ты жадный.

- Я люблю тебя, Белла Свон.

- Я ждала целую вечность, чтобы быть уверенной.

- Давай не будем больше ждать.

- Поцелуй меня? - попросила я.

Он поцеловал. Длинный, сильный, уверенный поцелуй, он не просто целовал, он лелеял. Я забыла о своих страхах и моем испуганном сердце. Я перестала беспокоиться о своей семье и своем здравомыслии. Я даже забыла о такси, полете, движении и TSA. Вместо этого я вспомнила безопасность и трепет, который я чувствовала в объятиях Эдварда. Вместо этого, я дала место радости. Вместо это, я схатилась за его руки и держалась крепко.

Затем кто-то свистнул, и таксист закричал и ударил по двери такси, напоминая, что нам нужно двигаться.

- Когда я смогу увидеть тебя снова? - спросил он.

- Когда ты сможешь приехать в Сан-Франциско?

Он остановился. Задумался. Облизал губы. Мы оба знали, что ответ будет завтра или послезавтра. Я обняла его за плечи и оттолкнула сомнения за задворки разума.

- Дай мне немного времени, чтобы сделать кое-какие приготовления? - попросила я.

- Хорошо.

- Хорошо?

- Да.


-

Наши дни

- Вот тогда ты попросила меня брать нашу дочь на выходные каждый месяц, как какая-нибудь пара в разводе, - рассмеялся Сет.

Я кивнула. Гордиться нечем.

- И затем я сражался с мебелю IKEA, две недели стараясь приготовить ее комнату.

- Это не все, чем ты занимался эти две недели, - напомнила я Сету, подняв бровь и толкнув его. Мы двое ходили вокруг да около, как подростки. Я нашла немного утешения в том, что я не единственная вела себя незрело. - Ты также делал с Джа...

- Очень смешно, Свон.

- Эти две недели были забавными? Странный выбор прилагательного.

- Хорошая попытка уклониться. Ты только что добралась до части, где разгуливала по дому голая – с Эдвардом Калленом.

- Я вообще не добралась до этой части.

Сет прищурился.

- Я собиралась вести себя по-девчачьи и говорить об эмоциональных перепадах, которые я чувствовала.

Сет застонал. Я пихнула его. Он пихнул меня в ответ.

- Прекратите драться! - смеялась моя дочь, когда скользнула на крыльцо.

- Только когда твоя мама прекратит себя вести как девочка, - усмехнулся Сет, когда начал щекотать.

- Только когда твой папа прекратит вести себя как мальчишка, - возразила я, пытаясь восстановить мою защиту.

- Но вы мальчик и девочка! - рассуждала Малышка.

Сет и я потянули ее на колени, и мы обнялись вместе и были счастливы, несмотря на то, что остатки теплого чая брызнули мне на штаны во время щекотания.

- Каков конец истории Эдварда, мамочка? Неужели я пропустила? - спросила она.

- Твоя мама не спешит рассказывать истории, - рассмеялся Сет.

- Я знаю, - сказала дочь, закатив глаза. - Она будет рассказывать эту историю вечно.

Мы все рассмеялись. Если бы она только знала, как много времени на самом деле потребовалось, чтобы прожить эту историю.

- Я даже не знаю, где я остановилась, - призналась я дочери, внезапно засмущавшись.

- Ты говорила о лююююбви, - сказала она, растягивая букву "ю” и выкатив глаза. Сет тоже захлопал на меня глазами. Застенчивость сменилась смирением.

- Ты ничего не пропустила, - объяснил Сет. - Твоя мама только что дошла до части, где сказала Эдварду, что любит его.

Я кивнула.

- Но почему?

- Потому что я... любила его, понимаешь.

- Ты его больше не любишь? - спросила она.

- Я думаю, решила, что настоящая любовь длится вечно.

Моя дочь наморщила лобик. Сет кивнул головой на меня, затем посмотрел на свою дочь. - Таков способ твоей мамы сказать да, она до сих пор любит Эдварда.

- Да? - спросила она. - Любишь?

Я кивнула.

- И он любил тебя, и ты любила его, он тебе нравился, ты его целовала, и он был твоим бойфрендом? - спросила она. - И он поет для тебя и пишет песни о тебе снова? И ты пишешь истории о нем? И... ждешь. Ты не живешь с ним снова. Эдвард не живет здесь.

- Любовь не может умереть, но жизнь сложна. Люди не похожи на любовь, которая их освещает. Я беспокоюсь о нас троих. Я не хочу потерять это.

- Ты не можешь потерять семью, мамочка, - сказала моя дочь, как будто это самая очевидная вещь в мире. Однако, Сет и я знали, что семьи создаются и распадаются гораздо чаще, чем могла представить моя дочь. Он сжал мою руку.

- У тебя всегда будем я и папа, Малышка. Всегда.


-


июль 2007 – я должна быть взрослой. Я старалась не побежать.

Бабочки в моем животе улетели в ту минуту, как только я увидела Эдварда у места выдачи багажа. Я удержала себя, чтобы не побежать, но не смогла сдержать улыбку, я обняла его и подставила свои губы, как только он оказался в пределах досягаемости.

- Как прошел полет? - спросила я, когда наконец-то смогла говорить.

- Офигительно долго. Запоздало поздравляю с днем рождения, Белла.

- Тебя тоже, Эдвард.

Мы снова поцеловались.

- Как ты? - спросила я, когда мы шли, держась за руки, к парковке.

- Теперь офигительно.

- Ты много говоришь офигительно (мягкий перевод слова fucking - пп), - рассмеялась я.

- Я надеюсь, что на самом деле делаю много... (fucking – пп)

- О Боже!

Я убрала руку, но он обнял меня за талию и притянул ближе. - Только не говори мне, что ты не заинтересована в небольшом...

Грузовик прогрохотал мимо, заглушая слова Эдварда, но я поняла суть, и, да, я заинтересована. Эдвард рассмеялся и прижал меня крепче, стало труднее идти, все стало труднее. Я не могла смотреть на него, но когда глянула, уже не могла отвести взгляд.

Мы поехали обратно домой на моей машине, движение было ужасное, но это дало нам время поговорить и нервно смеяться, и это дало время Эдварду склониться над консолью и поцеловать, его рука остановилась на моем колене и скользнула выше на бедро.

- Черт, - выдохнул он, когда я подъехала к дому, наклоняя голову, чтобы все видеть из машины.

- Это хороший черт или "я ненавижу это” черт? - спросила я.

- Боже, я люблю тебя, - улыбнулся он, глядя на меня, и потом обратно на дом.

- За мой вкус в архитектуре? - пошутила я.

- За все.

Я устроила ему экскурсию по дому, меня распирало от гордости и чувства, как будто это сон, и я иду сквозь кадры одного из моих фильмов. Я даже не чувствовала, что мои ноги касаются пола все это время. Эдвард Каллен был у меня дома: бродит по холлу, пользуется ванной, любуется моей спальней, задерживается у недостаточно используемой кровати. Эдвард останавливается и изучает фотографию моей семьи: той, на которой моя девочка хихикает и вырывается из рук Сета Клирвотера, пока я щекочу.

- Я забронировала столик на ужин с Элис и Джаспером, - сказала я, обнимая его сзади, вдыхая его запах.

- Я знаю, - тихо сказал он, переплетая свои пальцы с моими. - Элис на седьмом небе от счастья. А как на счет...

- У нас есть время, - намекнула я, потянула в направлении спальни.

Эдвард осмотрел дом, поискал глазами, прежде чем остановить взгляд на мне. - Кажется есть.

Что-то в интонации его голоса заставило меня остановиться. Он смирился, разочарован и возбужден одновременно? Внезапно я почувствовала как будто мне семнадцать, пытаясь анализировать неоднозначный смысл простой фразы, которую он произнес. Эта деятельность происходила глубоко у меня в душе, и я думала, что переросла это. Я должна была спросить, как он себя чувствует; так поступают в зрелых отношениях.

Вместо этого мы медленно целовались. Вместо того, чтобы раздеваться, мы шли и целовались, улыбки, ласки, эрекция, конечности, все это у меня дома, в рассеянном свете, в непосредственной близости от моего шкафа, где в коробке были похоронены мои самые глубокие страхи и раны.

Я наблюдала, глаза открыты. Я позволила себе почувствовать счастье, забыла его тон, наслаждаясь прикосновением, ощущением нас вместе: живая, легкая, правильная. Мы все еще подходили друг другу.

Я забыла о нотках грусти в голосе Эдварда, пока не вышла из уборной после ужина и увидела Элис, разговаривающую с Эдвардом. Он отчаянно сражался, когда она произносила зажигательную речь, которую я хорошо знала. Я была объектом в течение многих лет.

Однако, все разговоры прекратились, когда я вошла. Вместо этого, меня обняли на прощание и обещали встретиться в конце недели. Эдвард взял меня за руку, когда мы шли к машине. Между тем в животе мутило, а голова чувствовала себя как дома на его плече. Поездка обратно ко мне домой была нервная.

Я открыла бутылку вина. Мы обнявшись сидели на крыльце.

- Твой дом, - пробормотал он, и я не могла понять, то ли он просто сказал, то ли у него были глубокие, сложные мысли на этот счет.

- Да? - спросила я.

- Он... пустой.

- Что? - спросила я. - Я имею ввиду, я знаю, что обстановка спартанская, чистые линии и прочее, но... - один взгляд на Эдварда, и я все поняла.

- Ты сказала, что хотела рассказать Сету прежде чем мы... Нью-Йорк. Ты хотела все сделать правильно.

- Я...

- Я хочу, может быть... больше чем ты мне можешь дать. И я не могу винить тебя. Это моя чертова вина, - вздохнул он.

Я хотела его здесь, рядом со мной, больше чем что-либо, за исключением моей дочери. Я хотела сидеть на крыльце, назюзюкаться и позволить ему целовать мою шею и губы, и затем переместиться внутрь. Я хотела идти спать в свою кровать с Эдвардом. Я хотела проверить, каково это просыпаться с ним здесь, в Сан-Франциско. - Я хочу тебя, - задыхаясь сказала я, потому что так оно и было.

- Тогда я согласен.

- Я никогда не думала, что ты будешь сидеть здесь со мной.

- Ты хотела вообще, чтобы я сидел здесь с тобой? - спросил он с беспокойством.

- Вопреки трезвому расчету.

- И теперь?

- И теперь я хочу тебя еще сильнее, и теперь я хотела бы думать, что мой расчет более четкий.

- Я хочу все, - прошептал он мне в губы. Они пахли мерло. Я попробовала.

- Я думала, я была всем.

- Теперь это означает больше, чем ты, - он обнял меня. - Мое определение постоянно расширяется. Это раздражает.

- У тебя есть я.

- Правда?

Я всегда принадлежала ему, даже когда не хотела его. - Да.

- Тогда я буду следить за тем, чтобы не потерять тебя, - с последней строчкой стихотворения Уитмена все наконец перестало быть секретом, объятие и долгий поцелуй, он встал и понес меня в дом.


-


Наши дни

- Он целовал тебя прямо здесь? - спросила моя дочь, глядя вниз, как будто пытаясь найти там какие-то доказательства.

- На этих качелях? Фу! - рассмеялся Сет, театрально спрыгивая на ноги.

- Прекратите, - хихикнула я.

- Качели, Свон?

- Пожалуйста! Мы просто целовались.

- Ты и твой, просто целовались, - сказал Сет, качая головой, сел обратно. Я многозначительно посмотрела на нашу шестилетнюю дочь. Ее прищуренные глаза выдавали, как в ее голове крутятся шестеренки. Я не была готова к разговору откуда берутся дети относительно моей истории с Эдвардом Калленом.

Сет пришел на помощь.

- На диване ты тоже только целовалась? - спросил он.

Я покачала головой и закатила глаза. Тоже мне помощник, и он знает это. Я пнула его.

- Ты просто целовала Эдварда в столовой, мама?

- Вы просто целовались перед камином? - поддакнул Сет.

- Гадость! - фыркнул Сет.

- Фу! - содрогнулась я.

Моя дочь упала на меня, трясясь от смеха.


-


2007, 2008, 2009 – месяцы пролетали незаметно


Эдвард взял то, что я смогла дать. Он приезжал в Сан-Франциско каждый месяц, и мы вновь узнавали друг друга... Мы читали газету в постели. Он мужественно пытался научить меня готовить. Мы работали бок о бок на диване с большими кружками кофе и булочками.

Это были выходные без моей семьи, и я позволила себе затяжное игнорирование части моего сердца. Это были выходные, которые мы проводили полуодетыми, когда мы разводили огонь, когда мы заново переживали тот идеальный месяц, который был так давно, но в гораздо более умеренной степени.

Конечно, были времена, когда мы находили куклу под подушкой на диване, или я ловила Эдварда стоящим у холодильника, куда я вешала последние рисунки Малышки. Это были времена, когда реальность взрывала дом: либо я была неправа, либо мы были неправы вместе. Эдвард не должен был быть классифицирован как экстравагантный секрет, но я подтолкнула свою судьбу, и Эдвард мне позволил.

Это было легко сделать, когда мы могли украсть такое блаженство. Кто хотел сталкиваться с реальной жизнью, когда мы могли проводить с Эдвардом дождливые дни принимая горячий душ, использовать всю горячую воду и затем вместе упасть в кровать? Эти дни мы лежали под пушистым одеялом, устроившись в мягких подушках, смотрели фильмы и целовались, пока это не приводило к большему. Мы медленно двигались вместе, перемещаясь и вздыхая, пока Кэри Грант говорил Деборе Керр, что она может прийти и найти его, когда будет готова любить. (возможно имелся ввиду фильм "Незабываемый роман” - http://ru.wikipedia.org/wiki....C%E0%ED – пп)

- О Боже.

- Твою мать.

И он ущипнул меня за сосок, наклонил мои бедра под углом, и волосы на его груди терлись, когда он совершал толчки и держал меня именно так. Я задыхалась и прижалась сильнее, и он наблюдал, как мои веки затрепетали.

Это были дни, когда мы игнорировали звонки телефона и вибрирование сотовых телефонов. Мы наверстывали упущенные годы и другие жизни, когда не торопились рядом друг с другом... Пока снова не зазвонил телефон, не включился автоответчик, и крик моей дочери и неистовый голос Сета не поднял меня с постели за считанные секунды.

- ...полезла на книжный шкаф, и я сказал ей спуститься, но прежде чем я смог подойти, полка треснула, и ей нужно поехать в больницу, но я не могу усадить ее в детское сиденье и...

- Я сейчас буду!

Я бегала по дому в поисках страхового полиса моей дочери, бумажника и обуви, пока наконец не остановилась посреди гостинной без малейшего намека, что же мне делать.

Уверенные руки остановили меня и легли мне на плечи. - Белла. Стой. Дыши. Давай оденем тебя.

Мы работали быстро, и я в длинных предложениях высказывала свое беспокойство, мой разум пошатнулся.

- Я всегда говорила ему, чтобы он смотрел за ней, когда она лазает, и эти книжные полки такие опасные, и я так и знала, и теперь ее рука, и ее автомобильное сиденье, о Боже мой, мне надо ехать.

Эдвард был в полушаге позади меня, когда я ринулась по ступенькам, но глазами я остановила его, когда открыла дверь машины. Его рот открылся.

- Я позвоню тебе, хорошо? - спросила я.

- Что? Подожди. Мой рейс...

У него не было ключей. У меня не было запасного комплекта. Он не очень беспокоился о рейсе. Он хотел поехать.

- Элис придет и запрет дверь. Я позвоню тебе. Обещаю.


-


Наши дни

- Черт, ключи от дома прямо ключи к сердцу, - сказал Сет.

- Когда я сломала руку? - спросила моя дочь.

- Ты не сломала ее, - в сотый раз объяснила я.

- Это был эпизод с не-сломанной рукой, - дополнил мысль Сет. - Это до сих пор убивает меня.

- Да – не-сломанная рука, - согласилась Малышка. - Я не встретилась с Эдвардом, когда не-сломала руку.

- Он хотел быть там, - заверила я.

- Ты не позволила ему прийти? - спросила она.

Я покачала головой.

- Что это значит? - размышляла она вслух.

Воспоминание о телефонном звонке промелькнуло у меня в голове.


-


апрель 2009 – облегчение не может ощущаться так ужасно.

- Как она? - спросил Эдвард, когда я позвонила ему следующим утром.

- Что тебе рассказала Элис? - ответила я. Я знала, что он никак не смог бы прожить пятнадцать часов ничего не зная о состоянии моей дочери.

- Подвывих полуплечевого сустава с компрессией кольцевидной связки-ротатора, - признался он. - Из того, что я прочел в интернете, это может быть очень болезненно.

- Им пришлось держать ее, чтобы сделать рентген. Она кричала. Боже, это было ужастно. Но они вправили ей сустав обратно, и теперь ей кажется лучше. Они сказали, что может быть больно.

- Как Сет держится? - спросил Эдвард.

Вопрос застал меня врасплох. - Сет? Чувствует себя очень виноватым.

Разговор неловко остановился. Эдвард и я не говорили о Сете.

- Эдвард, я не...

- Белла, я не могу.

- Подожди. Что?

- Я... Прости. Я люблю тебя, но не могу летать через континет, чтобы просто трахнуться, Белла. Я не могу притворяться, что меня волнует только как затащить тебя в постель. Я... не могу.

- Но ты сказал...

- Когда я такое говорил? Когда? Я поставил свою жизнь "на нейтралку” ради тебя. Я понимаю, но не могу так больше.

- Но...

- Никаких но.

- Ну, тогда что я должна сказать?

- Все... или ничего.

- Я не... я не была... Прости.

- Это все?

- Я люблю тебя, - сказала я.

- Твою мать, - выругался он.

Сет позвал меня на кухню. Маленькие ножки застучали в моем направлении.

- И такова твоя реплика, что тебе надо идти, - сказал раздраженно он.

- Эдвард...

- Мама? - спросила моя дочь, дергая меня за ногу.

- Иди, Белла.


-


Наши дни

- И все кончилось вот так? - спросил Сет.

- Но все было не так! - возразила моя дочь. - Я встретилась с Эдвардом, папочка. Как и ты, - напомнила ему дочь. - Помнишь, когда мы ездили на отдых в Лондон?

Лондон был чем угодно, но не отдыхом.


-


- Меня это совсем не удивляет, - пробормотала Кейт Денали, оставляя меня и Эдварда наедине, держащимися за руки в приемной больницы.

- Я должна идти, - предложила я.

- Никогда не оставляй меня снова? - спросил Эдвард.


-


Наши дни

- Эдвард перезвонил мне, но это было из-за того, что Элизабет заболела, - объяснила я дочери.

- Его маленькая девочка? - спросила она.

Я кивнула. Слезы жалили мне глаза. - Сильно заболела.

- И внезапно все вышло наружу, - вставил Сет. - Твоя мама пришла ко мне и сказала, что хочет, чтобы мы все поехали в Лондон. Она рассказала мне об Эдварде – немного. Я не знал всей истории, но я знал, что она встречается с ним, и что ей небезразлично, чтобы пролететь полмира, чтобы быть рядом с ним.

- Твой отец не хотел оставлять своего бойфренда все же. Он тоже должен дать определенное объяснение.

- Джарет? - спросила Малышка. - Эй, что случилось с Джаретом, папа?

- Джарет – это другая история, - уклонился Сет. - В этой истории о твоей маме и Эдварде, нам пришлось ждать, когда закончится семестр, чтобы я мог взять отпуск прежде чем ехать в Лондон.

- Я пропустила премьеру моего фильма, - вздохнула я. - Каким-то образом, Элис совсем не разозлилась.

Конечно, Элис не разозлилась. Если бы не Элис, я не знаю, где бы мы с Эдвардом были сегодня.


-


Май 2009 – Элис всегда была жестокой, с самой нашей первой встречи

- В чем на фиг твоя проблема? - потребовала Элис, когда влетела на мою кухню.

- Хм, прости? - спросила я, полностью опешив.

- Ты правда делаешь это? Ты правда бросаешь его. Сейчас? - спросила Элис, бросая свою сумку на стол.

- Что? Я не бросала Эдварда, - упрямилась я.

- Все эти годы я была более высокого мнения о тебе! Все эти годы я постоянно нарушала закон ради тебя. Но водить его за нос, только бросать его, когда дела идут плохо...

- Я защищала свою семью, Элис – заботилась о своем ребенке!

- О, что за чушь. Твой ребенок имеет значение, когда дочь Эдварда на больничной койке!

- Что?

- Я знаю у тебя было хреновое детство, но это не дает тебе право проходить свою эгоистичную подростковую стадию далеко за тридцать! Он был святым для своего ребенка и для тебя, а ты отреклась от него...

- Элис, стоп. Остановись!

Мой разговор с Эдвардом постоянно преследовал меня с того момента, когда он повесил трубку четырнадцать дней назад. Он поставил мне ультиматум: все или ничего. Сначала это показалось несправедливым – учитывая все эти годы, прожитые впустую. Это кажется несправедливым, что он сделал тот звонок.

День проходил за днем и ничего не происходило, и мысль об одиноких годах замаячила передо мной, я знала, что должна была попробовать. Я не могла представить, что буду снова жить не видя его.

Я ждала, что он позвонит, но телефон молчал. Я рассматривала возможность открыться Сету. Я намекала об Эдварде Роуз. Я делала маленькие шажки, в то время как его жизнь дала крен и вышла из-под контроля.

- Он не в порядке, Белла.

- Что происходит? - спросила я и села.

- Как же ты не знала об этом?

- Мы поссорились.

- Ты нужна ему.


-


Наши дни

- В Лондоне было туманно, как и здесь, - размышляла Малышка. - Но Эдвард все говорил о свете в моем сердце.

- Эдвард, - выдохнула я, вспомнив его состояние, в котором я нашла его. - Он был таким грустным. Таким...

- Ненормальным, - сказал Сет, завершив мое предложение как ни в чем не бывало. - Это был твой худший ночной кошмар, Белл. Но в некотором смысле, это было хорошо. Ты до сих пор любишь его.

- Да. И ты тоже встретился с ним и любишь его тоже.

- Давай не будем заходить слишком далеко, - рассмеялся Сет. - Я угрожал жизни человека, и он мне позволил. Для меня это было достаточно.

- Все шутки в сторону, тебе он нравится. Так? - спросила я, проверяя в миллионный раз.

- Все шутки в сторону? - спросил Сет с той застенчивой улыбкой, которая позволяет заглянуть ему в сердце. - Шутки в сторону – если бы Джейк мог вернуться и сказать, что сделает все, чтобы мы двое были вместе, я ухвачусь за этот шанс. Я сделаю это за одно мгновение и сделаю с радостью. Таким образом, если Эдвард Каллен делает тебя счастливой, и пока он серьезно воспринимает мою угрозу мучительной смерти, если прокатит тебя, я могу жить с этим... с удовольствием, дорогая.

Я сморгнула слезы.

- Это реально, - пробормотала я.

- Более реально, чем кто-либо из нас видел раньше, - согласился Сет.

Я открыла рот, чтобы возразить.

- Молчи, Свон, - попросил Сет. - В словах нет необходимости. Я люблю тебя. Больше нечего сказать.

- А как на счет меня? - спросила дочь.

- А что на счет тебя, дорогая? - ответила я, обняв ее за плечи. Темнело и холодало – время ей спать.

- Как на счет меня, когда я встретила Эдварда? Эта часть истории?

- Это большая часть истории, Малышка.


-


Полный круг

Эдвард был таким безутешным, каким я когда-либо боялась его увидеть, когда встретилась с ним в холле его гостиницы в Лондоне. Его большие, яркие глаза были пустыми и стеклянными, лицо искажено. Он очевидно не ел, и одежда висела на его высокой фигуре.

Его рука схватила мою. Я словно приросла к месту, не способная ни двигаться, ни говорить. Все, чего я боялась, слилось в этом моменте – видеть любовь моей жизни опустошенным и полумертвым. Вернулась давно похороненная боль и огромная потребность свернуться в маленький, беспомощный комочек и спрятаться от мира. Эдвард увел меня в укромный уголок, и я плакала на его плече. Он крепко меня держал.

- Я не думал, что снова увижу тебя, - прошептал он, покачиваясь.

- Как ты? - спросила я, потому что это единственное, что мне пришло в голову сказать.

- Я в дерьме, Белла. Она нуждается в пересадке костного мозга, который я не в состоянии ей дать. Она маленькая, тоненькая, лысая и она может...

- Нет, - прервала я. - Просто, нет. - Я сжала руки крепче, желая, чтобы это не было правдой. Он не мог потерять единственного человека, который держал его в здравом уме. Он не мог потерять дочь. Если ее не станет, не станет и его, и я потеряю его навсегда... и я была такой идиоткой, что не прыгнула, когда мы вновь соединились, что держала его на расстоянии вытянутой руки, когда знала, что не будет другого человека, который пробуждает во мне такие чувства, как Эдвард.

- Я заставлю ее чувствовать себя лучше, - сказала я, вырываясь из его объятий, чтобы посмотреть ему в глаза. - Я не могу потерять тебя, и с ее болезнью, и ты... - мой голос сломался, я не способна была продолжить, не способна понять как лечить рак, чтобы Эдвард почувствовал себя хорошо.

- Белла, тссс, детка. Пожалуйста, неужели ты не понимаешь? Ты не можешь меня потерять. Я пытался вернуть тебя с момента, как ушел. Ты – все. Я буду держаться, ради тебя, всегда.


-


Психиатр Эдварда работал над изменением его лекарственных препаратов, но когда жизнь вокруг вас рушится, депрессия не исчезнет с таблетками. Эдвард хотел заснуть и никогда не проснуться, но он заставлял себя подниматься, чтобы проводить время со своей дочерью. Он заставлял себя выйти с Сетом на ужин, пока я присматривала за дочерью в гостинице. Он поднимал себя с постели, чтобы встретиться со мной и моей дочерью в парке одним тоскливым днем. Было туманно и холодно, напоминало наш дом. Даже трава светилась зеленым также как в Presidio.

Эдвард прислонился к забору рядом со мной, и я расслабилась от его прикосновения. Солнечные лучи проглядывали сквозь туман, останавливаясь на его обнаженных руках. Я удерживала себя, чтобы не обнять его за талию.

- Она больше, чем я себе представлял, - сказал он, когда его глаза следили за ее гибкими формами.

- Безумно высокая форма ее отца.

- И нежные черты ее матери.

Я сделала глубокий вдох.

- Ты нервничаешь. Мы не должны делать это, - предложил он.

Я нервничала... и сдалась. Я должна была сделать это. Я не должна была снова сдаваться; раз уж они встретились, это к лучшему. Я схватила его за руку и повела к качелям. Малышка затормозила ногами по земле, когда увидела, что мы уводим ее.

- Эй, детка, - сказала я. Моя дочь нахмурилась. Она не любила, когда я называла ее "деткой” на публике. Пальцы Эдварда сильнее сжали мои, как будто он догадался, что сейчас произошло между мной и дочерью. Он встал на колени перед ней.

- Ты держишь маму за руку.

- Это мой друг Эдвард, Малышка, - представила я.

- Почему ты держишь его за руку? - спросила она меня, нахмурив маленькие бровки.

Эдвард попытался вырваться, но я держала крепко.

- Эдвард, это моя дочь Теа.

- Очень приятно познакомиться с тобой, маленькая Богиня Света, - пробормотал он.

Теа улыбнулась и ее беспокойство о том, что мы держимся за руки, ушло. - Мама сказала тебе это? - спросила она.

- Я понял это, когда узнал, что ты родилась.

Ее улыбка стала шире.

- Но это глупо, потому что облачно и туманно, - объяснила она. От Сан-Франциско до Лондона, она была права на счет тумана.

Эдвард посмотрел на меня и вынул свою руку из моей. Он сел на качели рядом с качелями Теи.

- Но вот в чем дело, Теа. Как мне кажется, маленький огонек живет внутри каждого из нас. Эти огоньки всегда там, потому что на самом деле очень много света в этой маленькой девочке.

- Ты говоришь, как мама, - хихикнула она, посмотрела на меня. - Он говорит, как ты, мамочка.

- Я давно знаю Эдварда, Малышка.

- Дольше чем меня? - спросила она.

Я кивнула.

- Вау.

- Я знаю, - согласился Эдвард. - Я знаю твою маму, когда она была еще очень молодой. Ты можешь поверить, что она всегда была такой красивой?

- Моя мамочка самая красивая, - согласилась она. Я прислонилась к качелям. Я могла привыкнуть тусоваться с ними обоими.

- Дольше чем мама знает папу? - спросила она Эдварда.

- Нет, не дольше, чем папу, но знаешь что? - спросил Эдвард.

- Что?

- Если бы не твой отец, твоя мама и я могли бы никогда не встретиться.

- Это... странно.

- Да.

- Ты старый, - сказала она, пристально рассмотрев мужчину, которого я люблю.

- Достаточно старый, - колебался Эдвард, криво улыбнувшись.

- Тебе сто?

Я громко рассмеялась. Малышка откинулась на качелях и попыталась раскачаться самостоятельно. Хотя до сих пор не могла сделать этого самостоятельно. Эдвард соскочил со своих качелей и помог.

- Почему я никогда не видела тебя раньше? - спросила Теа, выбросив ноги вперед почти вовремя.

- Это долгая история, - колебался Эдвард. - Может быть твоя мама сможет рассказать ее тебе когда-нибудь.

Историю... нашу историю. Я посмотрела на Эдварда, и вся история развернулась у меня перед глазами: загадочная рок-звезда превратилась в неохотного любовника, потом превратилась в мужчину, который украл мое сердце и заставил поверить в себя. Это был тот же человек, что разорвал меня на части и оставил умирать, и это был тот же человек, который пытался вновь завоевать меня спустя десятилетие.

Теперь он был в отчаянии и терял свою дочь из-за болезни. Теперь и навсегда, он любил меня.


-


Наши дни

- Пора спать, Малышка, - сказала я. - Я могу рассказать тебе оставшуюся часть истории, когда уложу тебя.

- О том, как мы долго, долго отдыхали? - спросила она. - И о том, как Эдвард иногда катал меня на качелях?

- О том, как мы наконец-то вытащили маму обратно домой спустя шесть месяцев, - добавил Сет. - Раз уж Элизабет стало лучше.

- О том, как он звонил тебе поздно вечером, когда ты думала, что я сплю. Сегодня он будет звонить, мама?

- Это моя история. Я сама буду рассказывать окончание. Теперь обними папу, Малышка.

- Спокойной ночи, папочка, - сказала она, обнимая своими длинными руками Сета за шею и поцеловав его в щеку.

- Спокойной ночи, ребенок, - сказал он и сжал ее в ответ.

Я взяла ее за руку, и мы пошли по коридору, ее босые ножки шлепали по деревянному полу.

Она забралась в постель. Мне не нужно было спрашивать, хочет ли она услышать. Я поставила иглу на винил и убавила громкость. Моя дочь и я тихо слушали первые строки песни Эдварда об отце и сыне, песне-мольбе о любви. Он нашел ее. Мы оба нашли, вместе и порознь. Наконец-то.

- Что случилось в конце, мамочка?

- В конце, я позволила себе снова любить Эдварда, и позволила ему быть частью моей жизни.

- Я знаю, - сказала она сонно кивнув и слабо улыбнувшись.

- Откуда ты знаешь?

- У тебя на лице написано, когда ты произносишь его имя. Скажи Эдвард? - попросила она.

Я почувствовала, как мои щеки загорелись. - Эдвард.

- Ты любишь его в смысле поцелуев.

- Он тоже меня любит.

- Он хороший.

- Сейчас... да. И он очень сильно старается. Он старается любить и делать все правильно. - Я сделала глубокий вдох. - Но он не всегда может делать все правильно. Иногда для него это очень сложно.

- Потому что он иногда больной и грустный.

- Но у тебя всегда есть я и папа. И ты всегда у Эдварда в сердце, несмотря на то, каким бы грустным он ни был.

- Как свет? - спросила она.

- Именно, как свет. Ты один из огоньков в его сердце.

- И его маленькая девочка Элизабет, и ты?

Я кивнула.

- И папа тоже? - спросила она.

Мы обе рассмеялись.

- Как ты думаешь, что бы сказал на это твой папа? - спросила я.

Она сильно покачала головой. Ее каштановые волосы закрутились вокруг головы.

- Они по-особенному относятся друг к другу, чем каждый из них готов признать, - решила я.

Моя дочь повернулась на бок и положила ладошки под смуглую маленькую щечку. Она устала. У меня было мало времени.

- Итак, Малышка, об Эдварде... Он хотел бы приехать и жить здесь, раз уж Элизабет стало лучше.

- Что? - спросила она, совершенно удивленная, вскочила и села в постели.

- Он любит меня, и любил тебя еще до того, как вы встретились.

- Потому что я твоя дочь.

- И поэтому тоже, но в основном потому, что ты удивительная и особенная.

- И потому что я хорошая танцовщица и певица?

- Умная и смешная.

- И потому что я знаю Мейсенов, и они мне очень нравятся, и потому что во мне есть свет?

- Это не больно, - рассмеялась я. - Послушай Малышка, это не только мое решение, также твое и папы.

Она подняла брови. - Папы? - скептически спросила она.

- Папа уже дал свое согласие, но я очень хотела бы услышать тебя.

- Где будет жить Эдвард?

- Вначале, где-нибудь недалеко от нас.

- Что значит вначале?

- В конце концов, если все пойдет хорошо, мы будем жить все вместе.

- Даже папа?

- Вероятно папа будет жить у себя дома.

- И Эдвард будет жить здесь?

Эта идея временами меня очень пугала, но я хотела этого больше всего на свете – все люди, которых я люблю, окружают меня – жить жизнью, полной света и любви.

- Что скажешь, Теа?