Глава 27
12 ноября 1520 г. - Сафейра

Позже вечером, когда на землю уже опустилась ночь, Торп ходил по своей комнате и бормотал себе под нос. Он не был удивлен, когда в дверь постучали, и без предупреждения в нее вошел Грэм.
- Этот Уильям вызывает тревогу, - усмехнулся он.
Торп осторожно посмотрел на него. Он так и не знал, как относится ко всему этому Грэм. Как и лорды Рэйли, Ириас и Блэк, он всегда мудро старался держаться за пределами конфликта. Торп мог прятаться за кардинальской рясой и вести себя более-менее пассивно, но лордам приходилось играть в открытую.
- Зачем ты пришел, Грэм? – пробормотал кардинал. Он отошел от окна, из которого повеяло морозом.
- Думаю, что мы понимаем друг друга, да? – небрежно произнес Грэм, проходя дальше в комнату. Он привык к способу мыслей Торпа, несколько недель проведя рядом с ним. Через некоторое время Грэм понял, что они сделаны из одного теста.
Торп усмехнулся.
- Возможно, - осторожно сказал он. – В зависимости от того, насколько одинаково мы понимаем слово «тревога», - загадочно добавил он. Грэм рассмеялся. Торп никогда не говорил прямо. Он никогда не отвечал сразу «да» или «нет». Он извивался как змея, создавал превосходные формулировки ответа так, что даже мог полностью исказить ситуацию в свою пользу. Вероятно, именно по этой причине наследный принц не смог бросить его за решетку.
- Скоро тебе придется выбрать сторону, кардинал, чтобы тебя не вышвырнули из страны. Никто не заступится за тебя.
- И тебе, лорд Грэм, тоже придется выбрать сторону. Если Уильяма Фелла коронуют в Сафейре, Виктория не простит тебе этого.
Грэм медленно наклонил голову.
- Похоже, мы в одной лодке. Те, кто раньше был предан королеве, сейчас перешли на сторону изменников. Алан Мур, лорд Куинн – они верны Уильяму. – Грэм все еще не мог поверить, что Куинн, человек долга и чести, бросил Викторию Фелл ради Уильяма. – Единственный способ добиться успеха в такие времена – оставаться верным только себе. Хотя я подозреваю, что вы уже и так поняли это, - поднял он бровь.
- И те, кто придерживается этого пути, могут выиграть от совместной работы, - добавил Грэм.
- Смотря что они хотят получить, - задумался Торп.
- Если вы примете участие в коронации Уильяма, а он проиграет войну, то с мечтами о папстве можете попрощаться. Виктория сделает все возможное, чтобы перекрыть вам все пути, - пожал плечами Грэм.
- Как и ты, управляющий Нью-Лондона, позволивший этому мальчику возложить корону на свою голову. Ты потеряешь Сафейру навсегда, Грэм.
- Но, - продолжил интриган, - если Уильям Фелл победит свою сестру, то мы будем вознаграждены.
Торп поморщился.
- Я ни на кого не буду ставить, милорд. Для меня все всегда идет само собой, - ухмыльнулся он. Грэм точно знал, на что намекал кардинал, и изогнул бровь. Топ продолжил. – Но вот некоторых людей из двора следует удалить в любом случае, иначе нам придется плохо.
- Согласен, - кивнул Грэм. – Однако, даже если вы не любите Эдварда Каллена, сейчас он нужен нам, чтобы выиграть войну. И его будет трудно убрать.
Торп посмотрел на него, оценивая, можно ли доверять управляющему.
- Мы сможем контролировать Каллена, если разделим его и Свон, - продолжил он. – Но нам мешает Теодор Гловендейл. Он не даст нам достичь поставленных целей. Он настраивает Атара против нас. А нам нужно, чтобы Атар считал, что мы на его стороне.
Грэм усмехнулся.
- Атар никогда не примет тебя после того, что ты сделал с ним в Уэсспорте. Ты унизил его, бросив в тюрьму. Однако ты прав по поводу Гловендейла. Если тут будут и он, и Атар, то у них двоих окажется слишком много силы. Нужно сбалансировать влияние, - ухмыльнулся Грэм.
Торп был поражен тем, как быстро они смогли договориться. Он по-прежнему не доверял Грэму, но собирался использовать его в своих интересах.

***

Джейкоб прислонился к колонне и смотрел, как крыши Сафейры блестят в лучах заходящего солнца. В любой момент может пойти снег, и тогда сражаться станет намного сложнее. Конечно, лучше бы подождать, пока пройдет коронация и вообще зима. Но у них вряд ли получится это.
Джейкоб не мог выкинуть из головы, насколько сломанной выглядела Изабелла, одиноко скрывающаяся в своей спальне вместе с Элис. Служанка не спрашивала, что случилось. Но Джейкоб знал, почему так страдала молодая женщина. И это разбивало его сердце.
- Говорят, что закаты в Нью-Лондоне… Сафейре самые красивые в Англоа, - раздался голос позади него.
Джейкоб замер, услышав его. Он медленно обернулся и увидел крупную фигуру отца.
- Мне не о чем с тобой говорить, - пробормотал он и собрался уходить. Билли Блэк встал перед своим сыном.
- Твои братья и сестры желают тебе здоровья, - негромко сказал он. Очевидно, лорду самому не очень нравилась эта ситуация.
- Скажи им, что я продолжаю участвовать в войне, - сухо ответил Джейкоб. – Войне, на которую ты не хотел меня отпускать.
- Да, я сказал, что идти на север и сражаться с англичанами – не наш путь. Ты должен был остаться дома, в стороне от конфликта, - проворчал его отец.
- Но ты переменил мнение? Разве мы не стоим в городе, который завоевали наши войска всего несколько недель назад? – спросил Джейкоб.
Губы Билли сжались. Он молчал, признавая правоту сына. Джейкоб, вздохнув, ушел, раздражаясь от двойных стандартов отца.


18 ноября - Сафейра

По замерзшей земле карета въехала в огромные ворота сапфирового города.
- Они вновь назвали его Сафейрой, - вслух подумал старик, сидящий в ней. Священник, сопровождающий его, кивнул, и его пухлые губы расплылись в улыбке.
- По королевскому указу, ваша светлость, - проговорил отец Николас.
Николасу, который был ближе всего к архиепископу Мезирскому, доверили привезти старика в Сафейру. В юности Кларенс уже был здесь трижды и помнил, какое впечатление оказали на него величественные сооружения. Он увидел знакомый акведук, поднимающийся высоко вдали, древний собор, тянущийся к небу, матовые в морозном воздухе крыши.
Город был чище, чем обычно, готовясь к коронации принца. Николас никогда не думал, что Уильям Фелл с готовностью увенчает себя короной и восстановит древнюю столицу. Жертва, которую он приносил, заставляло сжиматься сердце священника.
- Без сомнения, это призывает назад прошлое, - прошептал архиепископ, поднимая бровь. Он приближался к своему девяностому дню рождения. Большую часть жизни он жил в мирное время и возвысился под властью Филиппа Фелла. Теперь он с нетерпением ждал коронации сына этого великого человека.
- Я надеюсь, что сын похож на отца, - продолжил он.
- Больше, чем вы могли надеяться, ваша светлость… но он – совсем другой. Вы сами увидите, - подмигнул Николас.
Белых волос Кларенса коснулся одинокий солнечный луч. Старик рассеянно поправил фиолетовую шапочку, прикрывающую макушку. Прищурив добрые карие глаза, он смотрел на город.
- Надеюсь, что Торп не причинит нам проблем.
- Мы сами позаботимся о нем, ваше светлость.
Кларенс кивнул в знак благодарности. Торп был причиной того, что за последние тридцать лет его ни разу не позвали в королевский дворец на торжество. После смерти Филиппа Кларенс потерял опору при дворе. Не то чтобы это имело для него значение, но его печалило то, во что превращалась Англоа.
Карета отвезла их в Алдею по кипарисовой аллее, и Кларенса быстро провели в отведенные ему комнаты.
Ему нужно было немного отдохнуть, прежде чем вечером встретиться с принцем. Коронацию назначили на следующую неделю.
Вечером Кларенса привели в Тронный зал – его внушительные размеры, белый и черный мрамор, высокие окна и хрустальный купол всегда вызывали у него бурный восторг.
Кларенс вошел в зал. Его уже предупредили, что принц невероятно похож на отца, но он хотел увидеть это сам. Уильям Фелл сидел на троне, лорд Грэм стоял рядом с ним, как управляющий городом. Эдвард Каллен занял место справа от принца. Кларенс узнал лорда Атара, Теодора Гловендейла, кардинала Торпа и многих других. Большинство приветствовало его. Кларенс отвернулся от хмурого кардинала и обратил свой взор туда, куда больше всего хотел.
Все с любопытством наблюдали, как глаза старика медленно расширяются при виде Уильяма Фелла. Принц встал и сам пошел к архиепископу, показывая свое уважение к его сану.
- Я рад, что вы наконец прибыли, ваша светлость, - склонил голову принц.
Кларенс в шоке и ошеломлении разглядывал его черты. Через некоторое время он кивнул.
- Простите старика, но мне показалось, что я стою перед своим старым другом, который по милости Бога сумел победить само время.
Эдвард улыбнулся.
- Я понимаю, что вы хорошо знали моего отца, ваша светлость.
- И не только я, - Кларенс бросил взгляд на Атара.
Старый лорд вышел вперед.
- Ваша светлость, мы должны провести коронацию, которая только подтвердит то, что вы уже и сами видите. Легитимность его высочества не нуждается в подтверждении. Но Виктория Фелл будет кричать на весь свет, что Уильям Фелл – не тот, кем называет себя.
Кларенс кивнул.
- Конечно, существует проблема коронации и помазания двух человек, которые при этом оба живы. Но, - он перевел взгляд на Торпа, - не думаю, что Ватикан будет возражать.
Торп вышел вперед.
- Конечно, ваши светлости простят меня, - кивнул он Эдварду и Кларенсу, - но Розали Фелл поступала правильно, желая дождаться победы в войне.
Кларенс покачал головой.
- Его королевское высочество имеет право на коронацию. Он законный сын Филиппа, не сомневаюсь. Я знал про его брак с Леонорой и то, что у нее был ребенок. Теперь про это должны узнать все, чтобы подкрепить притязания на трон. Я короную вас здесь, в Сафейре, как когда-то было принято.
Эдвард снова склонил голову.
- Я благодарен вам, ваша светлость.
Губы Торпа плотно сжались. Для него это не сулило ничего хорошего. Его единственной силой были связи с церковью. На протяжении десятилетий он упорно боролся с присутствием Кларенса не только при дворе Англоа, но и в Ватикане. Теперь все его труды могут пойти прахом из-за глупой коронации. Он уловил ухмылку Грэма и поднял бровь. Торп покосился на Атара, а затем на Гловендейла и Каллена. Придется как-то отменять коронацию.


18 ноября - север Албанских гор

Она посмотрела на лагерь, более чем довольная увиденным. Земля давно замерзла, горный перевал был закрыт, и теперь те, кто хотел бежать в переименованную Сафейру, взяты в плен.
Виктория собрала огромные силы. В ее распоряжении было более тридцати тысяч человек.
- Ваше величество, мы посчитали пленных, - подошел к ней Алистер, плотнее кутаясь в плащ. Холодный ветер пробирал до костей. – В основном пожилые мужчины и женщины. Не о чем волноваться.
Она продолжала смотреть на горный перевал, на заваленную снегом дорогу. Королева очень хотела перебраться через горы, но единственный безопасный способ добраться до Сафейры – на корабле. Она не успеет остановить коронацию претендента.
- Он думает, что переименование Нью-Лондона и возложение короны на голову сделают его
королем, - пробормотала она. Виктория вдруг обернулась. Огонек безумия в ее глазах сменился чем-то другим.
- Ваше величество, нам нужно отправить сообщение, - предложил Алистер. Королева важно кивнула.
- И до того, как пройдет коронация. – Она посмотрела на свое доверенное лицо. – Это лучшее, что ты мог предложить, Алистер, - улыбнулась она. Алистер просветлел лицом. – Приведи после ужина в мою палатку Амалию Раджак.
- Конечно, ваше величество, - поклонился Алистер и ушел по замерзшей траве. Весь мир был лишен цвета, словно бы мороз прятал тепло и яркие оттенки. Такое же ледяное выражение теперь было в глазах Виктории. После потери сестры в королеве почти не осталось ее прежней. Она теперь могла только ненавидеть и уничтожать.
- Мы еще должны решить вопрос с пленными.
Виктория начала спускаться с холма к своей палатке. Бархатное платье развевал ветер, рыжие локоны плясали вокруг ее лица, рубиновые губы застыли в жесткой линии.
- Мы должны дать знать всем, что их ждет в случае предательства. Отдайте женщин солдатам, пусть делают с ними все что хотят, а потом просто выкинут на мороз. Заберите из города все запасы, а его сожгите до основания. – Виктория с безумным взглядом посмотрела за горизонт. – Пусть в башнях Алдеи увидят дым.
Она продолжила спускаться. Через серые облака проникли солнечные лучи. Алистер еще не успел уйти от нее достаточно далеко, чтобы не услышать следующий приказ:
- Мужчин пусть распнут. Добавим немного религиозности. Как ты думаешь? – со странным огнем в глазах спросила она.
Алистеро промолчал, не желая делиться с ней своими мыслями. Он понимал, что Виктория свихнулась. В ней не осталось ни капли здравого ума. Если он хотел выжить, то должен следовать ее приказам.

***

Амалия дрожала, когда ее в одном тонком платье втолкнули в палатку королевы. Жена Раджака все это время была в плену у королевы. Каждый день она боролась за выживание. Ее кормили насильно, когда она отказалась есть. Ей угрожали, что убьют мужа, заставляя писать ему письма с приказами Виктории и уверениями, что она совсем не страдает.
Но она страдала.
Очень сильно.
И теперь опять стояла в роскошной палатке, на персидском ковре, в окружении масляных ламп, книг, шелка и атласа. В одном угле шестиугольника стояла широкая кровать. Перед Амалией сидела королева. Виктория несколько минут молчала, наслаждаясь дрожью женщины и пытаясь угадать, от чего она так трясется – от испуга, холода или того и другого.
Она любила дразнить Амалию Раджак, как и Монику Савойя. К сожалению, вторая женщина осталась в Уэсспорте после смерти мужа.
- Амалия, тебе нравится здесь? – спросила Виктория, мешая ложечкой теплый бульон в чашке. Женщина опустила голову. Она не собиралась унижаться перед королевой, не желая больше доставлять ей такого удовольствия.
- Сегодня ты молчишь, да? – хмыкнула Виктория. – И это после всего того, что я сделала для тебя. – Она с громким стуком отставила чашку на соседний столик. Амалия вздрогнула и обхватила себя руками, стараясь подавить дрожь. Обмороженные пальцы ее ног зарывались в ворс персидского ковра. Она каждую ночь надеялась, что мороз заберет ее жизнь и тем самым избавит ее от боли.
- Мне нужно, чтобы ты написала еще одно письмо своему дорогому мужу, – продолжала Виктория, улыбнувшись и положив подбородок на ладонь. – Передай ему, что мне нужна его помощь…
- Убей меня, если хочешь, Виктория! – выплюнула Амалия. – Но больше я не буду помогать тебе.
Виктория цокнула языком.
- А знаешь, в прошлый раз он был более чем рад помочь мне, - проворковала она, вставая. Она подошла к бедной женщине и провела холеным пальцем по ее щеке. – Ты так красива… Неудивительно, что он хочет, чтобы с тобой все было хорошо, - вздохнула она, подошла к столу и взяла с него ножницы.
- Алистер! – крикнула она. – Чернила, перо и пергамент. И стул для нашей гостьи, - приказала она.
Амалия вздрогнула, увидев ножницы. Виктория никогда не причиняла ей физического вреда. Этого и не требовалось. Хватало того, что королева мучила разум женщины. Это было хуже всего, что мог причинить ей тюремщик.
Алистер приготовил письменные принадлежности и заставил Амалию сесть. Королева встала позади нее, обдавая горячим дыханием ее спину. Женщина закрыла глаза от страха.
- Ты должна написать мужу еще одно письмо, если еще хочешь увидеть его.
- Ты уже заставила его отравить Изабеллу Свон! Я больше не буду участником преступления! – воскликнула Амалия. Она мучилась от того, что стала одной из причин смерти графини. Никто так и не сказал ей, что Изабелла осталась в живых.
Виктория всунула перо в дрожащую руку.
- Ты видела размер моей армии, девочка. Мы победим.
Слезы безнадежности, страха и боли текли по грязным и пересохшим щекам. Амалия видела в голове образ Изабеллы – той робкой и наивной девочки, которая жила в Уэсспорте.
- Если ты будешь вести себя хорошо, то когда мы займем Нью-Лондон, я пощажу твоего мужа и забуду про его предательство, - шепнула ей на ухо гадюка.
Губы Амалии задрожали. Она вздрогнула.
Виктория толкнула ее в плечо.
- Вот так. Хорошая девочка, - фыркнула королева ей в спину. – Я диктую, ты пишешь.
Королева Англоа торжествующе посмотрела на сломленную женщину перед ней.
- Дорогой муж, - начала она громко. – Я так давно хочу снова оказаться рядом с тобой. Мне трудно без тебя. Виктория очень доброжелательна, но я не знаю, сколько еще продлится ее милость.
Амалия душила в себе рыдания, набрасывая слова на пергаменте. Буквы были неровными и кривыми.
- Ее величеству нужна еще одна услуга от тебя. Нью-Лондон потерян. Виктория хочет вернуть себе город, и гавань – единственный оставшийся вариант, поскольку путь через горы заблокирован. Ты должен убедиться, что ее корабли смогут войти в гавань в течение ближайших двух недель. Тогда она выкинет лже-принца из Нью-Лондона и вернет город короне. Я хочу быть с тобой. Твоя всегда, Амалия.
Виктория вплела палец в длинные локоны Амалии и приблизила к ним ножницы.
- Как всегда, напоминание, кто автор, - усмехнулась она, отрезая прядь волос. Алистер скрутил ее в спираль и прикрепил к письму.
Как только она вернет себе Нью-Лондон, то сотрет все следы своего прошлого и будет править без всякого сопротивления. Все те, кто пошел против нее, сгорят на костре или попадут под топор палача.
Королева довольно улыбалась, глядя на горы. Ее шпионы сделают все остальное, и вскоре она снова займет Алдею и Адельтон-холл.


19 ноября - Сафейра

В полдень зазвонили колокола. Месса подходила к концу. Огромный собор готовили к коронации на следующей неделе. Эдвард специально оттягивал эту процедуру. Перспектива ощутить тяжелый металл на голове вызывала у него кошмары.
Эдвард мрачно бродил по нефу, оставшись один на один со своими мыслями. Он зайдет сюда через несколько дней, перед собственной коронацией. Но тогда здесь будет полно людей: придворных, богатых торговцев, иностранных послов, которые интересовались неизвестным доселе принцем. Там будут люди, которых он никогда не знал и никогда не узнает. И там будут знакомые ему люди. Даже София.
Он одиноко бродил по высокому нефу со сводчатым потолком и трифорием вдоль него. На самом верху в окна просачивался солнечный свет, падающий на мраморный пол. Хоры впереди уже приготовили для коронации.
Хоры, сделанные из темного дерева, угрожающе нависали над ним. Но сейчас их смягчал свет, проникающий во все уголки церкви через огромное окно из розового стекла. Солнечные лучи, проникающие через него в это время дня, залили алтарь и хоры золотом. Именно в это время архиепископ Кларенс хотел провести коронацию.
Кларенс был мастером в планировании подобных вещей. Он хотел, чтобы коронация Эдварда не только прошла без сучка без задоринки – он хотел показать ею, что принц восходит на престол по божественному промыслу. Все детали были продуманы, и те, кто будет присутствовать на коронации, станут свидетелями впечатляющего зрелища.
Эдвард прошел под хором и поднялся по небольшим ступеням, по красной ковровой дорожке к алтарю. Здесь стояло еще одно возвышение, на котором поставили трон. Не просто старый стул – его привезли из Адельтона. Это был трон древней Англоа. Даже корона, которую возложат на его голову, была древней реликвией, сохранившейся с двенадцатого века. Ее восстановили лучшие мастера, которые могла предложить Сафейра.
Эдвард много раз видел этот трон в зале Адельтона, но теперь, зная, что в ближайшее время сядет на него как король, он сильно занервничал. У него пересохло горло и забилось сердце.
- Он выдержит тебя, не волнуйся, - сказал ему добрый голос. Эдвард ощутил запах меда и улыбнулся, узнав отца Николаса. Он обернулся. Солнечные лучи осветили его фигуру. Работающие в соборе люди зашептались и расступились, освобождая ему проход.
Эдвард кивнул, не зная, что сказать. Николас подошел к нему, встал рядом и тоже перевел взгляд на деревянный предмет в захватывающем интерьере собора.
- Королям часто сопутствует одиночество, друг мой, - пробормотал монах, боясь, что громкий голос разбудит тех, кто отдыхает в толстых стенах дома божьего.
- Все это до сих пор не кажется мне реальным, - сказал принц в ответ. – Через несколько дней я приму помазание, возложу корону на голову и объявлю себя королем Англоа. – Слова его тяжко падали на пол.
Взгляд Николаса скользнул по лицу принца.
- Наличие кусочка металла на твоей голове не изменит тебя, - улыбнулся монах. - Королем тебя делает не тот титул, которым тебя будут звать, и не скипетр с державой, которые дадут тебе в руки. Это содержится в твоей способности руководить страной, выводить ее народ из тьмы, в которой он жил столько лет.
- Это слишком много для одного.
Николас усмехнулся.
- Вот поэтому это называется божественным правом, мой мальчик. Кому еще по плечу все это сделать?
Эдвард не мог сдержать смешок. Они оба знали, что ему пришлось отставить в сторону. Корона могла стать между ним и Изабеллой, и Эдвард надеялся, что не навсегда. У него еще оставалась слабая надежда, что если он не сможет признаться в том, что Уильям и Эдвард – один и тот же человек, то все же сможет вернуться к маске и Изабелле.
Шаги эхом разносились по собору, отдаваясь от стен и пола. К ним шел Карлайл в облике Каллена.
- Ваше королевское высочество, - спешно сказал он, увидев растерявшегося Эдварда.
- Карлайл, - проговорил Эдвард достаточно громко, чтобы его услышал отец Николас. – Что случилось?
- Из Уэсспорта сбежало несколько человек. В Албанских горах их застала снежная буря, и они добрались до Сафейры только сейчас.
- Кто?
- Лорд Лаунель, сбежавший от Виктории. По крайней мере, так он говорит, - сообщил человек в маске. Его глаза вдруг весело вспыхнули. – И лорд Дурун. – Его губы расплылись в улыбке.
Эдвард тоже улыбнулся.
- Дурун? Где он? – Эдвард быстро направился к выходу, потребовав подвести ему коня.
- В Алдее. Они прибыли только полчаса назад. Идем, - позвал Карлайл. Они оба бросились к выходу.
Эдвард на бегу оглянулся и весело крикнул:
- Я ценю ваши советы, отец Николас!
Монах добродушно улыбнулся. Эдвард был еще совсем молодым человеком, полным не только энергии, но и ума.

***

Дурун выглядел мрачнее, чем помнили многие. Как и Раджак, он дошел до ада и вернулся обратно, получив на пути шрамы от многочисленных ран. Его взгляд говорил о том, что ему пришлось пережить на севере.
Лаунель, бежавший из лап королевы, выглядел безупречно. Его черные волосы были зачесаны назад, одежда осталась нетронутой, на дублете не было ни пылинки.
Их доставили в Алдею, как только они въехали в Сафейру. Лаунель, который всегда был так уверен в себе, нервничал.
- Расслабься, - пробормотал Дурун. – Это правдивые и честные люди. Ничего похожего на Викторию. Узнав, что ты помог мне сбежать, они будут снисходительны к тебе.
Лаунель покачал головой. Его карие глаза расширились.
- Уолтер, я сделал много того, что невозможно простить.
Дурун поднял руку.
- Убеждай не меня, а принца и Атара.
- Торп будет…
- Ты считаешь, они будут слушать этого негодяя? – выплюнул Дурун. – Его дни сочтены. Он выбрал не ту сторону. Меня удивляет, что он еще не в тюрьме.
- У него больше силы и влияния, чем представляет большинство из нас. И он хорошо умеет говорить, - процедил Лаунель. – Очень хорошо.
- Я слышал, что управляющий Нью… Сафейры не хуже Торпа умеет говорить.
Лаунель пожал плечами.
- Тогда, боюсь, мы с тобой идем прямо в яму с гадюками.
Открылись двери во впечатляющий Тронный зал. Дурун изогнул бровь, увидев огромные колонны, белый, бежевый и черный мрамор, огромные окна и стеклянный купол.
- Я нахожусь в более безопасной компании, чем ты.
Лаунель громко сглотнул. Дурун подавил небольшой смешок.
Их впустили в зал. Они пошли по красной ковровой дорожке к ступеням, ведущим к трону под хрустальным куполом, пропускающим солнечный свет.
В зале присутствовали многие. Лорды Атар и Гловендейл – старшие из совета принца – стояли слева от трона. Правая сторона всегда принадлежала самому преданному Уильяму человеку – Эдварду Каллену, который, разумеется, мрачной громадой нависал над полом. Были и южные лорды: Рэйли, Ириас и Блэк с младшим сыном. Фоукс стоял рядом с Калленом, как и Изабелла Свон, которая завоевала свое место среди них. Как владелец Кадерры, она потребовала места в совете. И ей предоставили его, после усиленного одобрения Атара. Принц тоже, казалось, был рад ее присутствию.
Многие в Алдее видели, как он иногда бросает на нее взгляд. Но никто не винил его – Изабелла Свон была красавицей, и мало кто мог отвести от нее взгляд.
Здесь были и люди из Сафейры. Уильям собирал собственный двор.
Лаунель и Дурун с интересом посмотрели на трон, задаваясь вопросом – кого они увидят там? Виктория назвала Уильяма жалким проходимцем, простолюдином, который случайно оказался похож на Филиппа. И они оба ждали встречи с ним.
Дурун, увидев сидящего на троне мужчину, с твердой упрямой челюстью, темными медными локонами, падающими на поразительно зеленые глаза, гордым носом и аурой власти, не смог сдержать улыбку. Лаунель же, пошатываясь и запинаясь, сделал последний шаг к трону и склонился перед принцем.
Дурун упал на одно колено и склонил голову в знак веры и принятия королевской власти.
- Ваше королевское высочество, - громко произнес он. В некотором смысле аура принца напоминала ауру Каллена. Она внушала то же уважение, что и к герою войны. Лаунель заколебался, но тоже, в конце концов, опустился на колено.
Уильям Фелл смотрел на них с престола. Его пальцы мягко постукивали по подлокотнику.
- Лорд Уолтер, ваши попытки остановить англичан вдохновили и нас здесь, - дружелюбно сказал принц. – Я благодарю вас за это.
Дурун поднялся на ноги.
- Ваше королевское высочество, сожалею, что не смог остановить англичан. Но я пришел сюда не для пустой болтовни. – Его голос выровнялся. – Конфликт сестер вызвал вторжение врага. Ваша сестра Виктория… - он засомневался, но принц не прервал его, - объединила силы с англичанами и захватила большую часть севера.
- Они за Албанскими горами, - сказал Уильям. – Мы знаем - я знаю, - поправился он, вспомнив облако дыма над горами и сообщение, что небольшой городок был сожжен дотла.
- Я пришел сюда в надежде, что смогу сделать больше, чем в Кастелле, - Дурун опустил голову, глядя на красную дорожку, ведущую к трону. – Я видел, как осаждали Уэсспорт. Я видел, что сделала Виктория, чтобы отвлечь англичан и выиграть время. – Дурун не сожалел о своих словах. На поле боя он потерял свои придворные манеры. Придворные могли морщиться, не понимая его – но Каллен, Карлайл, Джейкоб поняли бы его с полуслова.
- Эта мерзавка источает змеиный яд, - отчетливо произнес Дурун. – Она все еще хочет убить тебя, - сказал он, показывая на Лаунеля. – Скажи им сам.
Взгляд Лаунеля заметался по залу. Он побледнел. Теперь все внимание было приковано к нему.
- Лорд Лаунель, я слышал, вы происходите из гордой и влиятельной семьи в Англоа, - начал принц, наклонившись к нему. – Почему, во имя Бога, вы совершили ошибку, поддержав мою сестру?
Лаунель сглотнул и покраснел.
- Из благородных побуждений, которые оказались неверными, - пробормотал он.
- Вы не смогли контролировать ее, как хотели? – поинтересовался Фоукс.
Лаунель бросил на него взгляд.
- После смерти Розали Виктория совсем потеряла разум, - признался он. – Думаю, поэтому она открыто заключила сделку с англичанами. Большинство из нас не знали, во что она была вовлечена с самого начала. Есть то, что сильно тревожит меня в ней. – Лаунель игнорировал взгляды, которые кидал на него Торп. – Прежде чем продолжить, я хотел бы узнать свою судьбу…
- Лорд Лаунель, я благодарен вам, что вы прибыли в Сафейру и готовы поделиться с нами информацией. Однако ваши действия против Джаспера все еще могут рассматриваться как измена. Только суд определит, какое наказание вы получите. Пока у меня нет ни времени, ни возможности разбираться с этим. Я все еще только принц и не провозглашен регентом этой земли. По закону я не могу помиловать вас. – Эдвард заметил, как Лаунель начал терять надежду.
- Тем не менее после коронации мы можем заключить сделку, обсудив ваши действия. – Эдвард не был дураком. Он не хотел давать Лаунелю полную свободу действий, а потом ждать, что все остальные дворяне выстроятся в очередь за прощением. Он должен был показать свою силу и власть с самого начала.
Многие согласились с ним. Предложение и формулировка были справедливыми. Даже Лаунель так считал.
- Тем не менее, находится ли в опасности моя жизнь? – уточнил он.
Принц долго смотрел на него, прежде чем ответил.
- Вас не казнят по моему приказу, милорд. Я сам считаю, что такое решение слишком сурово для вашей ситуации.
Лаунель свободно вздохнул. Груз слетел с его плеч. И он начал делиться с ними тем, что знал. С самого начала.
Как Браун начал собирать тех, кого считал патриотами страны, истинно верными основной линии Фелл, полагающих, что Джаспер не должен сидеть на престоле. Как все решили, что на престол должна войти Виктория. К сожалению, они ничего не знали о соглашении с англичанами или о последующей казни Джаспера. Когда первый переворот потерпел неудачу, и Браун нагло похитил Изабеллу, все вернулись в тень, ожидая подходящего момента. И после исчезновения Каллена он, наконец, наступил.
Сначала Виктория была нежна и добра к ним. Она беспокоилась о лордах, своих приспешниках и подданных, надеясь, что они полюбят ее. Но шли недели, и все доброе в Виктории угасало, уступая место тому, что она похоронила глубоко внутри себя и никогда не выпускала. Она начала править огнем и мечом. Ужас вырвался на улицы Уэсспорта вместе с казнями, повешениями и залитыми кровью мостовыми. Лаунель рассказывал такое, что кровь в жилах превращалась в лед.
- Впервые услышав о вас, ваше королевское высочество, об Уильяме Фелле, она отмахнулась от этого, как от глупой шутки. Она посчитала это жалкой попыткой сестры собрать больше последователей, и была абсолютно уверена, что вы не можете быть ее братом.
- Почему?
Эдвард знал ответ, но ему нужно было, чтобы об этом услышали все в зале. Пришло время раскрывать старые тайны.
- Она рассказывала, что в юности предприняла меры предосторожности. Она узнала о ребенке, рожденном Леонорой Валуа, о своей сестре, и… - Лаунель запнулся, не в силах выговорить страшные слова о чудовищном поступке Виктории.
- Она убила собственную сестру? – заговорили в зале.
- Да поможет нам Бог, - прокричал кто-то. Теперь все взгляды устремились на принца. В его глазах мелькнуло признание, которое только усилило эффект слов Лаунеля.
- И Виктория охотно рассказывала об этом? – спросил Эдвард, поглаживая отросшую щетину.
- Она рассказывала это всем, кто готов был слушать. Но только после смерти Розали, - кивнул Лаунель. – Но ее деяния не ограничиваются только покушением на свою кровь. Есть люди, которых она подставила. – Взгляд Лаунеля остановился на Изабелле, и в нем читалась печаль. Сердце графини забилось в груди. Она начала понимать, о чем пойдет разговор.
- Чарльз Свон многое узнал о ней, о том, что она совершила в прошлом и усиленно скрывала. Он обнаружил, что Виктория готовила заговор, и узнал, кто помогает ей. Тогда она назвала лорда Свона предателем и убедила Джаспера казнить его. – Лаунель с трудом сглотнул и виновато посмотрел на Изабеллу.
- Не только Чарльз Свон стал жертвой того заговора! – свирепо прорычал Сакстон, еле держа себя в руках. Он дорого заплатил за пьесу, написанную Викторией и Алистером.
Эдвард напрягся. Это было тем, что он никогда не хотел рассказывать Изабелле. Он верил, что она обретет покой, считая, что единственный виновник смерти ее отца - Браун – умер от ее руки. Эдвард, не выдержав, посмотрел на нее. Изабелла стояла, побледнев, сжав руки в кулаки и глядя в пустоту.
На ее глазах заблестели слезы. Она сморгнула их, не желая ловить на себе взгляды сострадания. Ей не нужна их жалость. Карие глаза долго смотрели на Лаунеля, а потом перевели взгляд на Эдварда. Надев жесткую маску, она тихо вышла из комнаты, не произнеся ни слова.
Лаунель встряхнул головой.
- Виктория Фелл теряет рассудок. Она приняла помощь англичан и хочет вернуть себе Сафейру, даже если ее придется сжечь до основания, - глухим голосом сказал он. – И хочет сделать это до коронации.
- Этого не будет, - спокойно сказал Эдвард.
- Я рассказываю то, что узнал перед побегом. – Лаунель замолчал. – Она пожертвует любым, чтобы остаться на вершине. Виктория отправила Савойю сражаться с англичанами, а потом, когда он проиграл и погиб, возложила всю вину на него, используя в качестве козла отпущения, чтобы укрепить ее отношения с англичанами. – Лаунель еще никогда не чувствовал такой стыд. – Тогда я понял, кто она такая на самом деле… - прошептал он. – Сначала я верил, что в ней есть честь, искренность и добро. Я последовал за ней, потому что искренне верил, что она желает перемен для Англоа.
- Думаю, что большая часть ее сторонников думают так же. По крайней мере, мне так кажется. Я никогда не встречался с сестрой, - соврал Эдвард.
Принц задумался.
- Лорд Атар, - сказал он, наконец. – Думаю, нам стоит перенести коронацию на более ранний срок.
Атар кивнул в знак согласия.
- И созовите всех. Нам нужно укрепить наши позиции.


Трифо́рий — в средневековых, романских и готических соборах Западной Европы — узкая невысокая галерея второго яруса главного нефа. Название «трифорий» происходит от сдвоенных или, чаще, строенных, арочных проёмов таких галерей.

Хо́ры - верхняя открытая галерея или балкон внутри церкви (обычно на уровне второго этажа), в парадном зале и т. п.