Было такое ощущение, что со дня смерти мамы в отце уживалось сразу несколько личностей.

Я имею в виду, он всегда играл многочисленные роли в пьесе своей жизни, ещё до того, как её не стало, потом они стали просто более динамично разносторонними. Самая яркая из них являлась той, которая присутствовала ещё тогда, когда мама была жива – она побудила меня играть с мячом, начать тренироваться – эту личность я видел чаще, чем остальные. Следующая – Мэр Каллен, который был крайне обходительным и делал всё, чтобы за него голосовали – она появлялась в основном во время выборов и во время публичных мероприятий. А затем появился тот парень, который просто… не мог справиться с тем, что случилось.

Последняя являлась той, которая была способна на жестокость. В основном он кричал и вопил, но иногда набрасывался на меня, потому что я был именно тем, кто сделал его таким. Эта личность появлялась, как правило, на короткий период времени, а затем ненадолго исчезала, пока стресс не возвращал её обратно.

Но теперь... теперь всё стало по-другому.

Большую часть времени отец вёл себя, как тот парень, но в нём появилось что-то ещё – что-то новое. Я не уверен, что именно. Впервые, я начал замечать это в клинике и реабилитационном центре, когда он терял хладнокровие перед посторонними людьми. Отец никогда этого не делал. Он никогда не терял хладнокровие в общественных местах.

Это едва ли походило на жестокость или, возможно, он стал более беспощадным или может быть… просто может быть… окончательно погрузился в эту роль. В первый полноценный день дома это предположение стало более очевидным.

Когда я проснулся утром, моя первая мысль была, что я делаю в комнате для гостей? Разобравшись с путаницей в голове, я вспомнил, что я – калека, и, в то же самое время, это вызвало ассоциацию, что я был похож на нож для хлеба и являлся самым большим бездельником, с тех пор как оказался здесь.

Что ж, аналогия имела определённый смысл!

Вместо ежедневной пробежки в шесть утра, отец заставил меня проснуться и начать выполнять кучу упражнений с руками. Видимо, новый физиотерапевт дал ему список того, что мне делать, пока он не прибудет через два дня сам. Упражнения были не такими уж плохими и очень походили на занятия с Ириной. Но ничего из этого не казалось прежним, потому что не было Беллы, сидящей в углу и старающейся не злить меня, слишком много улыбаясь, глядя на мои маленькие достижения.

Я должен был найти способ, чтобы прекратить её удержание от меня, но отец практически сделал меня недосягаемым. Он конфисковал мой сотовый, и у нас не имелось стационарной телефонной связи, а мой ноутбук находился в моей комнате тремя лестничными пролётами выше. Я спросил его об этом и сказал, что мне необходимо связаться с Эмметом или кем-то ещё, кто мог принести мне задания, чтобы я мог снова заниматься и стать в следующем месяце выпускником, но он ответил, что уже договорился о доставке их для меня.

Затем я допустил ошибку.

- Белла могла бы приносить их для меня.

И тогда отец сорвался.

- Что я тебе говорил? – начал орать он. – Что я, чёрт возьми, сказал тебе? Эта сука даже близко не подойдёт к моему дому, иначе ты пожалеешь!

- Я хочу увидеть её! – крикнул я в ответ. Даже когда слова уже покинули мой рот, я почувствовал, как моё тело обдало холодом и онемело ещё больше, чем было до этого. Я вступил на тонкий лёд с мешком гантелей.

Глаза отца потемнели, и он медленно пересёк комнату по направлению ко мне. Я потянулся к колёсам моего кресла и начал катить себя назад, но было некуда. Осознание попадания в ловушку было больше, чем просто ощущение – здесь не было никаких докторов или медсестёр - только он и я.

Его рука схватила ручку кресла, полностью блокируя его. Он наклонился к моему лицу, его глаза горели, но голос стал снова спокойным и тихим.

- Не хочешь ли ты пересмотреть своё желание? – усмехнулся он. – Потому что одно твоё слово, и я позабочусь, чтобы ты увидел её. Ты и каждый в этом городе увидите её с кое-какими мудаками, тыкающими свои члены в её пьяную маленькую пиздёнку. Это то, что ты хочешь? Скажи всего лишь одно слово, Эдвард. Я буду очень счастлив угодить тебе.

Я отвернулся от него, неуверенный, смогу ли сдвинуться, даже если все мои конечности заработают.

- Ты думаешь, я не знаю, кем был тот парень на поле?

На самом деле, я даже не думал об этом. В тот момент это должно было казаться важным. Дерьмо, я не подумал об этом, когда начинал действовать.

- Ты немного избил его, - продолжил отец. – Но эта маленькая шлюшка заслужила то, что получила. Я буду счастлив показать её отцу и всему городу грязные подробности.

- Её папа знает, - осторожно сказал я, понимая, что это не имеет никакого значения.

- Да, я уверен, что знает, - кивнул отец. – Мне просто интересно, как много его коллег узнает об этом? Или детей в вашей школе? Бьюсь об заклад, они могли бы использовать эти фотографии для мастурбаций, ведь так?

У меня не было ни малейших сомнений, что он это сделает, и что он, вероятно, не остановится на достигнутом.

- Оставь её в покое, - взмолился я. – Она больше не сможет причинить вред моей игре…

- Нет, я думаю, что из неё вытрахали всё, на что она была способна, - согласился отец. Он выпрямился и коснулся пальцем подбородка. – Ты знаешь… может быть, для неё это самая подходящая судьба.

Он сделал несколько шагов назад.

- Я имею в виду, она раздвигает ноги... возможно, небольшое телесное возмездие будет иметь больше смысла.

Моё затруднённое дыхание практически остановилось. Он не собирался причинить ей боль… или собирался?

- Может быть, она должна попасть в другой несчастный случай?

- Папа… нет, - прошептал я, с трудом формулируя слова. – Просто забудь, что я говорил, ладно? Я не упомяну её снова… Клянусь, я не буду! Просто оставь её в покое.

- Возможно, ты смог стать более благоразумным, - сказал он с выражением, которое было так далеко от благоразумного, которое я никогда не видел, даже у него.

Он вышел из комнаты, а я попытался снова нормально дышать.

Мне придётся забыть о ней.

Это был единственный способ, чтобы сохранить её в безопасности.

По крайней мере, пока я не смогу выбраться отсюда.

Смогу ли я выбраться? Я имею в виду, мне было восемнадцать. Не думаю, что он сможет вынудить меня остаться… нелегально. Конечно, законность этого вопроса, вероятно, для него ничего не значит. Если бы я сказал что-то об этом в клинике или реабилитационном центре, то мог бы остаться там, но теперь… теперь было уже слишком поздно.

Я был здесь наедине с отцом. Я не мог добраться до телефона или компьютера, и, хотя люди знали, что я здесь, никто из них не будет искать меня, чтобы в ближайшее время забрать на игру.

Я оказался целиком и полностью в жопе.

Даже осознав всё это, на самом деле я мог думать только о Белле, и хотел убедиться, что что бы со мной не случилось, он не сделает ничего, что может причинить ей боль. Это означало смирение со всем тем, что он сказал.

Я всегда повиновался ему. Всегда. Ещё до того, как умерла мама, я всегда делал то, что он говорил. Это должно было сделать его счастливым, потому что я так много взял от него.

На мгновение я задумался о Тайлере и задался вопросом, что он думает и чувствует. Мне стало интересно, считал ли он, что я ненавижу его, или он полагает, что всё это его вина. Совершенно очевидно, что это не было его виной. Фургон просто занесло, и он потерял контроль над управлением. Я был тем, кто решил прыгнуть перед ним. Он не мог остановить меня, и я не ощущал в этом вообще его вины.

Просто несчастный случай.

Авария.

- Это был просто несчастный случай.

- И иногда что-то происходит само собой.

- Это не твоя вина.

Это был голос мамы в моей голове, хотя я не помнил точных слов.

Это не было виной Тайлера.

Я вообще его не виню.

Если бы это было не по его вине я был бы ранен... может быть... может быть ...

Я почувствовал, как первые горячие слёзы обожгли моё лицо.

- Это был просто несчастный случай, - тихо прошептал я.

Шекспир однажды сказал: «Пора вам поступить подобно небу, которое простило вас давно. Забудьте то, что позабыли боги». Так или иначе, я, наконец, понял.

Теперь я увидел всё это в совершенно ином свете.

============================

Весь следующий день в дом приходили люди. Я не был уверен, кто именно это был, потому что отец всегда избавлялся от них прежде, чем я успевал добраться до двери, но я узнал и услышал Эммета и Роуз, Пола, Бена… и Беллу.

В тот момент я находился в постели, заканчивая есть замороженный и затем разогретый ужин, когда раздался звонок, и я услышал её голос. Я бросил поднос на столик и начал крутиться, пытаясь попасть в кресло. Я был уставшим от упражнений на руки, которые выполнял непосредственно перед едой, и не смог перебраться в инвалидную коляску с первого раза. Когда мне удалось усесться в кресло и покатиться по коридору через гостиную в прихожую, он уже выпроводил её.

На следующий день появился Чарли.

Мы сидели с отцом на кухне, разглядывая кучу бумаг с меню и выбирая мне завтрак. Вдруг, голова отца повернулась, и он взглянул на кухонное окно. Он буркнул себе под нос, а потом взглянул на меня, подходя ко мне сзади и выкатывая оттуда.

- Что ты делаешь? – закричал я на него.

- Заткнись, - ответил он, увозя меня в комнату для гостей, а потом фактически помог забраться на кровать. Я попытался протестовать, но это не продлилось долго, потому что он тут же заткнул меня. - Ни одного грёбаного слова, ты понял меня?

Уходя, он забрал с собой мою коляску.

- Какого хрена? – пробормотал я.

Затем я услышала звонок в дверь.

Я мог слышать приглушённые голоса, и они не приближались. Я переместился вниз на край кровати и выглянул в окно. Там, где заканчивалась подъездная дорожка, я смог разглядеть заднюю часть полицейской машины.

Чарли.

Потом я услышал, как хлопнула входная дверь, и несколько минут спустя автомобиль двинулся с места и уехал. Я смог увидеть только Чарли, который держал в руке телефон. Я уткнулся головой в свои руки и ждал отца, чтобы он вернул мне мою инвалидную коляску.

...

Стефан Чейз был жутким ублюдком.

Не потому, что он был большим парнем – он был мускулистым, но не огромным - и не потому, что он был внешне сдержан – не из-за этого. Он был высоким и темноволосым человеком, на вид лет тридцати, с восточноевропейским акцентом, что было не совсем уместно, но его вид определённо вынудил меня задуматься, не являлся ли он потомком Влада Цепеша.

Это было ещё до того, как я осознал всё, что он для меня запланировал.

По всей гостиной было расставлено большое количество оборудования, некоторое из которого я видел раньше. С Ириной я уже узнал несколько тренажёров, среди которых доминировали одни – параллельные брусья – Ирина показала мне их в реабилитационном центре, но сказала, что мы пока не будем их опробовать. Стефан, как я полагаю, был с этим не согласен.

И, как оказалось, ему нравились иглы.

- Мы готовы начать наши упражнения, сообщил он мне, пока отец наблюдал за нами с лестничной площадки. – После того, как ты закончишь, ты повторишь их снова. Не будет никаких перерывов между первым подходом и вторым. Затем, если ты признаешь, что устал, или, если это будет слишком трудно для тебя, у меня есть несколько способов, чтобы дать тебе больше стимула.

Всё мое тело напряглось. Я даже почувствовал, как согнулись мои пальцы.

Он открыл кейс, полный игл для инъекций.

- Что это такое? – нерешительно поинтересовался я.

- В ней адреналин, - сообщил Стефан, вынимая один из шприцев. Я слегка вздрогнул. – Это чистейший тестостерон.

Я сузил глаза и посмотрел на отца.

- Правда?

- Это имеет определённый смысл, - сказал отец. – Хотя именно поэтому некоторые не поддерживают способы физиотерапии Стефана. Тестостерон формирует мускулы. Чтобы ты снова смог играть, тебе нужно нарастить мышечную массу.

- Разве у него нет каких-либо… гм… побочных эффектов или чего-то ещё?

- Нет причин для беспокойства, - заявил отец. – Разве что твой член может стать больше.

Они посчитали, что это было чертовски смешно. Я уставился на них обоих.

- Невозможно сделать его ещё больше, - огрызнулся я. Я не был настолько же уверен в отсутствии побочных эффектов, но он стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, так что спорить с ним было нежелательно. Он явно был готов в любой момент сорваться.

Начало занятий не сильно отличалось от тех, которые я проходил с Ириной – тяжело и болезненно – и ещё задолго до их завершения, по моей спине лил пот. То, что было по-другому – мы ещё не закончили.

- Продолжай! – крикнул Стефан. С тех пор, как мы начали, он не просто «говорил», а вопил. – Ещё десять! И десять после этого, если ты начнёшь замедляться!

Это была даже не боль в руках, которая беспокоила меня – в своё время я прилично занимался силовыми упражнениями, чтобы понять, как это чувствуется – но мою спину, где была глубокая рана, ломило, и это осложняло дыхание. Излишне говорить, что я начал замедляться, и примерно ещё через шестнадцать рывков мои руки ослабли, а всё тело пронзила боль. Маленькие гантели упали на пол.

- Это всё, на что ты способен? – рявкнул Стефан. Он поднял их и протянул мне, но моя правая рука снова уронила гантелю на пол. Он зарычал на меня, а затем подошёл к своему кейсу со шприцами.

- Что это? – спросил я, пытаясь усесться обратно в кресло.

- Мы уже обсуждали это! – снова прорычал он. – Адреналин, чтобы ты продолжил упражнения и получил желаемые результаты! Всё только для твоих рук! Просто подожди, пока мы не добрались до твоих ног!

Перед тем, как я действительно успел запротестовать, он воткнул иглу в изгиб моего локтя и нажал на поршень.

Почти сразу же моё сердце заколотилось.

Моё дыхание участилось.

Моя голова закружилась.

Стефан всунул ганьтели обратно в мои руки, а мои пальцы схватили их плотнее – рефлексивно.

- Ещё двадцать! – скомандовал он. – Сейчас же!

Несмотря на дрожь в руках и усилия не уронить гантели снова, которые стали более напряжёнными (усилия), мои руки – просто в знак протеста – сделали всё, что он потребовал.

Когда двадцать минут спустя я лежал в своей постели, моё сердце продолжало колотиться, отдаваясь даже в ушах, мои руки всё ещё дрожали, а моё сознание парило.

Я нуждался в Белле.

Я хотел, чтобы мой отец вошёл в комнату, и, чтобы я мог откатиться назад и ударить его.

Я зажмурился и попытался уменьшить скорость дыхания, но оно не замедлялось. Голова кружилась, и когда я закрыл глаза, то почувствовал тошноту. Я немного повернул голову так, чтобы мой нос уткнулся в её подушку, и посмотрел в небольшое окно, надеясь, что мой организм успокоится.

Мой старый приятель Бард однажды сказал: «К тем людям, что внушают нам боязнь, не можем мы питать большой любви». Так или иначе, я больше не мог с ним не соглашаться.

И теперь, пожалуйста, пусть всё это прекратится.

============================

- Прекрати ныть, - сказал Стефан. Он жестом головы показал на свой маленький кейс, полный игл и всякого дерьма. – Или тебе нужно немного помочь?

Я покачал головой и начал выполнять ещё один комплекс подъёмов, чувствуя, как горят мои руки, а спина готова расколоться на части.

Такое вообще бывает?

Я почувствовал дрожь по всему телу, но не был уверен, с чем это связано: с гантелями в руках или с мыслями об открытой ране на моей спине. Я продолжал качаться, потому что у меня действительно не было выбора. Отец наблюдал за мной из кухни, и когда я закончил, он вынул из кармана вибрирующий телефон и вышел за пределы слышимости.

- Где твой вчерашний график? – спросил Стефан, когда я совершенно обессиленный уселся в своей коляске.

- Думаю, что отец положил его в своём кабинете, - ответил я.

- Тогда пойди и принеси его! Мне нужно выполнить кое-какие сравнения.

Я сделал большой вдох и задумался, смогу ли я прямо сейчас вообще пошевелить своими обессиленными руками. Так или иначе, еле как мне удалось добраться до коридора и к двери кабинета отца. Я протянул руку и повернул ручку, а затем толкнул дверь, чтобы заехать на коляске внутрь.

Я мог слышать, как повысился голос отца, но не понимал его слов. Что-то о том, что никто не собирается пытаться напрягаться об этом дерьме, и что он грёбаный мэр или что-то ещё. Я слышал, как ему отвечает Стефан, но тоже не мог разобрать, что он говорит.

Я протиснулся через дверь, стараясь не замечать всё, что, чёрт возьми, происходит в соседней комнате. У меня на это просто не хватало энергии.

Раньше я никогда не входил в эту комнату. Не из-за того, что мне не разрешалось или что-то ещё, он просто… никогда не приглашал меня сюда. Стены были выкрашены, внешне напоминая драпировки из красной кожи, а по всей стене в линию стояли книжные полки, содержащие медицинские книги и журналы. В углу за большой витриной даже имелся человеческий скелет.

Его вид вызвал во мне нервную дрожь.

Также здесь имелось всевозможное дерьмо. Повсюду книги, несколько стопок бумаги и огромный слой пыли. На столе лежали степлеры и дыроколы, рядом со спинкой стула – письма, а угол стола был посвящен товару Реал Вальтури, в том числе маленький Реал Вальтури в виде садового гнома.

Хорошо, если бы меня спросили, на самом деле, гном вызывал даже больший ужас, чем скелет. У скелета не имелось глаз, а гном, казалось, постоянно смотрел на меня.

Стараясь не обращать внимания на чёрные глаза пластиковой фигуры, я проманеврировал креслом до стола отца и схватил папку, лежащую сверху. Я открыл её, чтобы убедиться, что это было именно то, что мне нужно, закрыл и начал разворачиваться вокруг стула и непосредственно самого стола.

Теперь отец и Стефан явно начали кричать друг на друга. Я до сих пор не мог разобрать слова. Я понадеялся, что, возможно, отец разозлится на него и уволит.

Я был бы таким счастливчиком.

Чтобы ничего не выпало, я крепче схватился за папку и попытался выехать из небольшого пространства. Это было нелегко – чтобы проехать прямо, для кресла было слишком узко, и я хотел убедиться, что не наткнусь на скелет. Это бы просто добило меня. Я развернулся и рванул вперёд, в итоге крутанув себя немного вокруг, чтобы иметь возможность выбраться.

Ну, почти.

Я стукнулся об стол, и три книги, которые были сложены в стопку, упали. Они задели кучу бумаг, и всё это рухнуло на пол. Я попытался схватить их и снова стукнулся об стол. Ещё больше книг полетело вниз, сбивая за собой ещё больше бумаг.

- Чёрт! – в данной ситуации, поднимая всё это дерьмо, я, возможно, получу истощение раньше, чем Стефан успеет добраться до меня и начать второй этап тренировок. Я услышал, как открылась и захлопнулась входная дверь, и практически молился, чтобы прямо сейчас он уже был уволен.

Я потянулся вниз и схватил кучку бумаг. Это дало некоторую нагрузку, отчего моя спина немного напряглась, но я справился. Я сложил их в стопку на уровне книг и протянул руку, чтобы задвинуть ящик стола, который приоткрылся в процессе моих разрушений. Когда я потянул за ручку ящика, мне в глаза бросилось что-то очень знакомое, и вместо того, чтобы закрыть его, я, наоборот, открыл его чуть больше.

Это был мой альбом.

Я быстро взглянул на дверь – там никого не было, поэтому я резко схватил альбом. Я покрутил его в руках, а затем пролистал. Все эскизы Беллы исчезли, но те, на которых изображалась моя мама всё ещё лежали там, также как и пара футбольных рисунков. Я оглянулся вокруг моего кресла в поисках места, где это можно спрятать, и в это время из пространства между страницами выпал конверт и приземлился мне на колени.

Я взял его в руки и перевернул, прочитав на месте адресата имя моего отца, и заметил сбоку печать с отметкой Чикаго, штат Иллинойс. На нём не был указан обратный адрес, поэтому моё любопытство взяло надо мной верх.

Я открыл конверт и вытащил письмо.

Доктор Каллен,

Когда мы виделись с Вами в последний раз, считалось, что Эдвард станет профессиональным футболистом. В то время я согласился, что не приближусь к нему, хоть и имею на это полное право, особенно с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать. И теперь я услышал о несчастном случае и о его телесных повреждениях.

Вам придётся позволить мне познакомиться с ним. Я никогда даже не виделся с ним, потому что так хотела Эсме, но он мой биологический сын. Наша договорённость всегда была такой: если он станет играть профессионально, как этого хотите Вы, то я не приближусь к нему. Если он долго не сможет ходить, то сейчас более чем когда-либо имеет смысл, чтобы он узнал, кто я, чтобы понять, что у него есть выбор.

Карлайл, Вы не сможете скрывать меня от него вечно. Вы сказали, что он по-прежнему рисует, это означает, что у него уже есть потенциал. Если он не сможет ходить, то и не сможет играть в футбол, и я смогу предложить ему совершенно другие возможности жизни – теперь более чем когда-либо.

Свяжитесь со мной до конца месяца, чтобы устроить это, или я буду вынужден обратиться к нему напрямую.

Эдвард Мейсен

Я пристально смотрел на письмо в моих руках.

Я перечитывал его снова и снова, и снова, и снова.

Шекспир однажды сказал: «Голос родителей – голос Богов». Так или иначе, я понял, что в словах на обыкновенном листе бумаги в моих руках, я нашёл своё спасение.

И теперь, как я собирался добраться до него?

============================

Мои руки ощущались так, словно по ним кто-то непрерывно водит кубиками льда, а мои пальцы на ноге, казалось, начали непроизвольно сгибаться. Я понял, что не дышал, когда моя грудь начала гореть, и сделал быстрый вдох, чтобы наполнить своё тело кислородом.

Я перечитал письмо ещё раз.

Было такое чувство, что в моей голове что-то тихонько щёлкает и, подобно акробатам, выстраивается в сложную фигуру, медленно объединяя последствия и раскрываясь.

- Какого чёрта ты тут делаешь?

Я подпрыгнул и чуть не выпал из инвалидной коляски. Отец стоял в дверях, его глаза перемещались от моего лица к альбому у меня на коленях и письму в руках.

Я просто как придурок уставился на него.

- Я задал вопрос, - повторил он.

- Я забираю… мой график… - запнулся я, посмотрев вниз на письмо, а затем медленно поднял голову и взглянул на него. – Папа…?

Его глаза, казалось, потускнели, когда он заметил бумаги у меня в руках. Он облизал губы и медленно вздохнул.

- Дай мне это, – потребовал он, хотя в его тоне не было гнева, который я ждал. Моя грудь напряглась, когда он протянул руку, но я не двинулся.

- Ты не… - моё дыхание ускорилось, пока я пытался выяснить, что должен сказать. – Ты не мой…

- Заткнись! – завопил он, сделал шаг ко мне и резко выхватил письмо. – Я твой отец! Я тот, кто воспитал тебя – жертвовал ради тебя! Ради тебя я забросил грёбаную карьеру! Он ничего не сделал для тебя! Ничего! Это всегда был только я!

В моей голове эхом повторялись слова - я твой отец. Мне не помогало то, что я уже слышал их раньше голосом Джеймса Эрл Джонса [ПП: на русском не нашла. Он там говорит: «Я твой отец!»]. Я смотрел, как его лицо от гнева становится красным, но не мог заставить себя испытать чувство вины или страха. Я просто ощущал оцепенение. Был ли он вообще когда-либо отцом для меня? Ещё до того, как умерла моя мама, он ещё мог им быть, но теперь? Нет. Определённо не сейчас.

- Ты никогда не говорил мне, - осторожно произнёс я. – Почему?

- Почему мы должны были беспокоиться об этом? – прорычал он, и я знал, что это был первый раз за долгое время, когда он ссылался на себя и маму. – Он был никем – ничто для неё и ничто для меня. Он – никто.

Я вспомнил те времена, когда был ещё очень маленьким и интересовался, почему похож только на маму. Я вспомнил её похороны и ряд людей, которые останавливались, чтобы оказать своё почтение. Я вспомнил, что видел отца с человеком, у которого был тот же цвет волос, что и у меня, и поинтересовался, являлся ли он моим родственником. Я спросил о нём отца, но он проигнорировал меня.

- Он был на её похоронах, - сказа я. Это был не вопрос.

- Он не имел права быть там! – закричал отец.

- Ты должен был сказать мне! – крикнул я в ответ. Я попробовал сдвинуться вперёд и приподнять себя – я знал, что стоя на ногах, я был выше его, но, конечно же, не смог встать. Я по-прежнему был застрявшим возле стола. Я хлопнул по столу и попытался одной рукой откатить своё кресло.

Ноги отца перегородили мне путь и пихнули колесо, частично отталкивая коляску назад.

- Куда, чёрт возьми, ты думаешь сможешь уйти? – завизжал он. – Думаешь, что уйдёшь к нему? А?

Он снова пнул по колесу.

- Ни за что! Ты мой сын! Мой!

- Нет! – закричал я на него. В моей голове вспыхивал каждый пинок, каждый толчок, каждый удар кулаком по моим кишкам, каждое сломанное ребро… - Вот почему ты так относишься ко мне! Вот почему ты ненавидишь меня, не так ли? Это не имеет ничего общего со смертью мамы! Это просто потому, что я – его ребёнок, а не твой! Ты всегда ненавидел меня!

На этот раз его нога попала в колесо под другим углом и с гораздо большим усилием.

Инвалидное кресло опрокинулось, а я ухватился за стол, чтобы удержать себя на месте, но это закончилось тем, что мои пальцы вцепились в стопку книг. Кресло, книги и я сам повалились на пол. Моя спина пронзительно щёлкнула, а я ударился челюстью о край стула, отчего моё дыхание покинуло меня.

- Ты не уйдёшь к нему, слышишь меня? Ты не посмеешь! Я запрещаю это, чёрт, я тот, кто воспитывал тебя – Я! Она оставила меня, и единственное, что осталось от неё – это ТЫ! Я делал всё, что она хотела – я был уверен, что ты станешь лучшим грёбаным футболистом, которым только можешь! Я добился этого! Сейчас нет ни единой проклятой возможности, что он приблизится и протянет к тебе свои грёбаные руки!

Я взял себя в руки и попытался выбраться из кресла, чтобы попробовать встать вертикально. Отец всё ещё кричал, но в моей голове стучало, а в ушах звенело, поэтому я не слышал, что он говорил. Несколько раз покачав головой, я попытался избавиться от головокружения.

- Ты – мой сын! Мой сын! – кричал он снова и снова. – У него нет права претендовать на тебя! Никогда!

Я прикоснулся к своим губам и перенёс палец вплотную к глазу, замечая кровь от моей лопнувшей губы. В моём образе мыслей произошёл какой-то сдвиг, который я практически слышал в своей голове. Я вытер рот и решительно уставился на него.

Но мой взгляд дрогнул, когда я встретился с его глазами.

Там было что-то такое – что-то в его глазах, чего я не видел прежде. Взгляд был холодным и бессердечным, и это посылало дрожь вниз по моей спине. Но это был не просто гнев или решительность.

Он смотрел ... покорно.

- Ты не должен был знать, - сказал он, его голос стал снова тихим и спокойным. – Она этого никогда не хотела. Она даже ему не сказала. Она сказала, что ты – мой. Ты мой, и никто никогда не изменит этого. Не он. Не ты.

Он резко повернулся и дёрнул за верхний ящик шкафа, просунул туда руку и повернулся лицом ко мне. Его рука выпрямилась и вытянулась вперёд, а я посмотрел туда, где рука сжимала пистолет.

Направленный на меня.

В мою голову пришли слова Короля Лира, написанные Шекспиром: «Не суйся меж драконом и яростью его». Так или иначе, я был уверен, что это предупреждение пришло в мою голову слишком поздно.

И теперь, имея все эти знания, мог ли я вообще выжить?

============================