BPOV

Две ночи подряд он снится мне; его завораживающие зеленые глаза, необычные бронзовые волосы, идеально пошитый на заказ костюм, тот, что был на нем на симпозиуме и отлично подчеркивал сильные плечи и красивое телосложение.

В первую ночь он вторгается в мой сон, в котором я нахожусь в лесу. Там темно, и я бегу, как, собственно, всегда это делаю. Но на этот раз я не одна. Его рука крепко держит мою. Со всех сторон нас окружают огромные зеленые деревья, грязь и болото, в то время как мы отчаянно пытаемся обогнать человека в лыжной маске. Я останавливаюсь и прошу его дать мне пять секунд, чтобы отдышаться, но он отказывается и тянет меня за собой, ведя через дикую местность с головокружительной скоростью. Он смотрит на меня буквально долю секунды, и я вижу ужас в его зеленых глазах, но знаю, что он боится не за себя, он боится за меня. Я хочу сказать, чтобы он оставил меня, развернулся и бежал, никогда не оглядываясь назад, потому что я была здесь раньше, и это не закончится хорошо. Но решимость на его лице удерживает меня; он не уйдет, что бы я ни сказала. Поэтому мы бежим, огибая деревья и папоротники, и я молюсь, чтобы на этот раз сон закончился по-другому, хотя знаю, что конец всегда одинаковый. И действительно, человек в лыжной маске неожиданно появляется перед нами с пистолетом в руке. Я жду, пока он нажмет на курок, и знакомый крик заставит меня проснуться.

Хотя в этот раз во сне что-то меняется. Когда человек в маске взводит курок, мой зеленоглазый герой внезапно становится передо мной. И у меня есть доля секунды, чтобы понять, что на этот раз в меня не выстрелят. Поэтому я кричу не в ожидании пули, которая достанется мне, а от ужаса, что она предназначена ему.

Как обычно, я просыпаюсь от своего крика. Мне холодно, и я вся мокрая от пота. Мой пульс зашкаливает, а в груди бешено колотится сердце.

Оставшуюся часть ночи я лежу в постели и не могу уснуть.

В следующую ночь мне снится, что он лежит на мне, вколачиваясь между моими бедрами, а его зеленые глаза поглощают меня. В этом сне я снова кричу, но на этот раз в экстазе, потому что его член возносит меня к таким высотам, о существовании которых я никогда не подозревала. Он большой, длинный и твердый и достигает всех нужных мест внутри меня, создавая трение у моего клитора и посылая волны тепла вниз по моим ногам. Я отрываю бедра от матраса, чтобы доставить ему то же удовольствие, что и он мне. Его зеленые глаза темнеют, и он усмехается той самой ухмылкой, которой одарил меня в отеле, но в тысячу раз более озорной; он наклоняет голову и посасывает мои соски; я пропускаю между пальцами его бронзовые волосы, когда перед моими глазами начинают танцевать звезды. Тепло перемещается от моих бедер вверх по телу, в то время как его горячий язык лижет и дразнит каждый дюйм моей груди.

- Еще, - прошу я.

Он просовывает одну руку под мою спину, приподнимая меня с матраса, а другой рукой захватывает спинку кровати, чтобы использовать ее в качестве рычага, и начинает колотиться в меня со всех своих сил, и, господи, у этого парня их чертовски много. Я на небесах. Я кричу, стону и, кажется, даже молюсь, потому что в этот момент с моих губ слетают все возможные религиозные слова. От этих усилий сухожилия на его руках и плечах напрягаются и заметно выступают, а упругие мышцы его живота ударяются о мои каждый раз, когда они встречаются друг с другом. Я смотрю вниз, туда, где мы соединены, где он толкается внутрь и выходит обратно; он видит, что я наблюдаю, смотрит вверх и снова усмехается. В его глазах сосредоточено так много темноты, что трудно увидеть прежнюю зелень. И в этот момент он с такой страстью выдыхает единственное слово, что у меня захватывает дух.

- Белла.

Я разлетаюсь на кусочки. Мое тело содрогается в конвульсиях, в то время как жгучий жар перемещается вверх и вниз по моим бедрам, а пламя синего тепла облизывает все мое тело. Когда я просыпаюсь, то погружаю глубоко в себя два пальца и достигаю оргазма с зелеными глазами и кривой усмешкой за закрытыми веками. Это лучший оргазм, что я испытывала за последнее время.

Остаток ночи я сплю, как ребенок.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

В этот богом забытый утренний час Аэропорт Гонолулу заполнен битком, но это хорошо. Я люблю толпы. Толпы скрывают меня. Толпы помогают мне затеряться. На мне обычные старые джинсы, темная футболка и темная кепка, надетая поверх моего конского хвостика. На кепке нет никаких надписей. Я не хочу выделяться. Голова опущена вниз. Я прохожу через охрану, пока здесь много людей, снимаю один за другим свои черные конверсы и помещаю свою ручную кладь на конвейерную ленту. Охранник проверяет мой билет и паспорт, быстро осматривает меня и возвращает мне мои документы. Я надеваю кеды, беру свои вещи и иду дальше. Не слишком быстро, но и не слишком медленно, так, как учил меня Джейк. Так, чтобы ничто не выдало то огромное облегчение, которое я ощущаю.

Прошло три дня с тех пор, как закончился симпозиум, и как я залегла на дно. Как бы мне ни хотелось убраться отсюда, я должна быть осторожной. Поэтому в течение трех дней я скрывалась в небольшом потрепанном отеле в Вахайава, ожидая, пока все сядут на самолёт и улетят домой. Я занималась йогой, отжималась, практиковала боевые искусства и бокс и залечивала свою лодыжку. Каждую ночь я доставала драгоценности, которые мне удалось заполучить в этой поездке, разглядывала их, наблюдая за тем, как играет свет, когда они сверкают на всю комнату, и удивлялась: чем же только некоторые люди готовы пожертвовать ради этого ничего не значащего блеска.

Я перебирала часы; IWC, Roths, несколько Rolex. Эти врачи и парни из фармкомпаний действительно знают, как выбирать подобные штуки. И Tag Heuer.

Каждую ночь я брала в руки золотые часы с бриллиантом по центру и в течение долгого-долгого времени смотрела на них. Странно. Я совсем его не знаю, но почему-то мне кажется, что они не подходят к его запястью. Я крутила их в своих руках и рассматривала со всех сторон; искала что-то, хотя понятия не имела, что. А потом убирала их и ложилась в постель, где я вспоминала... и мечтала...

Когда стюардесса объявляет посадку на рейс в Сиэтл, я пропускаю несколько человек, прежде чем встать в очередь. Я первой достигаю своего места в первом ряду второго класса, но это только потому, что двух других пассажиров, которые купили билеты на места рядом со мной, не существует. Так же, как и тех, что зарегистрировались на места в ряду позади меня. Это имена без лиц, придуманные Джейком на его ноутбуке. Конфиденциальность является важной составляющей в моей жизни.

Я занимаю свое место рядом с иллюминатором и ставлю ручную кладь у своих ног, позволяя себе глубокий вдох. Все еще находясь в эпицентре хаоса, пока осуществляется посадка на рейс, я достаю свой мобильный телефон.

Джейк отвечает после первого гудка.

- Ты на борту?

- Да.

- Все хорошо?

- Да.

Я слышу его глубокий вздох облегчения.

- Все у тебя?

- Безопасно упаковано.

- Хорошо. Наш друг встретится с тобой завтра там, где мы договорились. Ты все передашь ему, и он даст то, что нужно тебе.

Я снова и снова думаю о часах Tag Heuer, помимо всех других дешевых Гавайских сувениров, и что-то внутри меня сжимается. Я заставляю себя избавиться от этого чувства.

- Жаль, что ты не смогла достать другой образец, - добавляет Джейк, и я знаю, что он имеет в виду ожерелье этой стервы. – Мы могли бы использовать его.

- Мы возьмем в оборот то, что у нас есть. По крайней мере, мне неожиданно удалось достать кое-что другое.

Я заставляю себя сказать это, чтобы даже и мысли не возникало о том, чтобы их сохранить. Я избавлюсь от них вместе с другими вещами. Он является одним из них, независимо от того, что мне снится, или от того, как выглядят его глаза.

- Да, это должно компенсировать, - соглашается Джейк.

Опустив голову и натянув кепку низко на глаза, я смотрю, как остальные пассажиры заходят внутрь, продолжая разговаривать с Джейком. Я нахожусь в передней части второго класса, так что все люди будут видеть лишь мой затылок во время ночного перелета. Первый класс находится передо мной, но отделяющие классы занавески будут закрыты, как только пассажиры займут свои места. Полет должен пройти спокойно, и в течение него у меня будет время, чтобы психологически подготовить себя к тому, что ждет меня в Сиэтле.

Джейк дает мне еще несколько общих инструкций, и я также неопределенно отвечаю ему. Когда мы заканчиваем разговор, я поворачиваюсь лицом к окну и смотрю, как под теплым Гавайским ветром колышутся из стороны в сторону пальмы. После разговора с Джейком я чувствую себя более расслабленно. Он - моя единственная связь с реальностью. Иногда я до боли скучаю по нему. Так, что заставляю себя не думать о Джейке и вместо этого воображаю, что исследовала этот остров больше, чем на самом деле. Я представляю, как занимаюсь серфингом на больших волнах Северного Побережья; как лежу в крошечном красном бикини и впитываю солнечные лучи на белых песках Гонолулу. В мой мозг вдруг вторгается картинка меня, лежащей на теплом пляже, но на ней я не одна. Со мной он, зеленоглазый врач. Его голый торс надо мной; твердый, влажный и блестящий от океанской воды. Под Гавайским солнцем его сильные плечи загорели, а бронзовые волосы приведены ветерком в красивый беспорядок. Когда он приближает свой рот к моему, я чувствую вкус соли и солнца, и это настолько восхитительно, что я облизываю свои губы, просто думая об этом. Одну долю секунды я сожалею…

Нет. Я прерываю эту мысль прямо на этом месте. Мне нужно было выполнить свою работу, и она не включала его.

Независимо от того, где витают мои мысли, они заканчиваются доктором Энтони Мейсеном.

Я знала, что в группе появился новый врач, и да, я ожидала, что он будет молодым и красивым. Похоже, что только таких людей великий доктор Джеймс Пенн приветствует в своей команде. Я также ожидала, что он будет высокомерным и дерзким. Еще одно предъявляемое к вам требование, если вы хотите работать под руководством доктора Пенна.

Чего я не ожидала, так это зрительного контакта.

Этот зрительный контакт выбил меня из колеи. Я ни в коем случае не расскажу об этом Джейку. Это будет конец всему. Зрительный контакт не должен был состояться. Это не было частью плана, так же, как и замирающее при его виде сердце. Я улавливала всю иронию ситуации и даже начала думать, что, возможно, он отличается от остальных...

Но потом он произнес свою речь, и я поняла, что он именно такой, как я ожидала.

Я также не рассказала Джейку об инциденте в номере отеля. Если я сделаю это, он никогда не позволит мне закончить работу.

Я оставила комнату Кейт напоследок, чтобы, не торопясь и наслаждаясь, забрать у нее что-то из драгоценностей, даже если это никогда не сможет сравниться с тем, что она и остальные забрали у меня. Я обчистила все другие номера. Все, что мне осталось, - это комната Кейт...

Он вышел из ванной комнаты без рубашки и с расстегнутыми штанами. Из всех людей, которые могли меня застукать в этом чертовом отеле, это должен был быть именно полуголый Доктор Мейсен. Я не знала, то ли мне бежать прочь, то ли помочь ему закончить снимать эти штаны. Поэтому я просто застыла на своем месте.

И бросила это чертово ожерелье.

Я закрываю глаза и издаю тихий стон. Даже спустя три дня тот факт, что я не украла ожерелье этой стервы, раздражает меня до предела. Ни один из других предметов не компенсирует утраченного. Ну, за исключением, может быть...

Я поворачиваюсь и смотрю в спины пассажиров первого класса, вспоминая ощущения рта Доктор Мейсена на моем. Вверх по моей спине пробегает теплое покалывание.

Я убеждена, что он загипнотизировал меня своими невероятно зелеными глазами. Они в этой медицинской команде, должно быть, изучают культ вуду, не считая всего прочего. Это единственное объяснение, почему в течение последних нескольких дней я мечтаю о нем днем и ночью. Я все еще не знаю, как нашла в себе силы разорвать этот поцелуй.

Проклятый поцелуй. О чем, черт возьми, я думала? Я не думала, вот в чем проблема.

Я никогда не увижу его снова. Это было бы слишком опасно. Это уже слишком опасно.

В пятидесятый раз с момента первого зрительного контакта я задаюсь вопросом, возможно ли такое, что доктор Мейсен не знает о происходящем. Неужели он ни о чем не подозревает? Господи, пусть это будет так, чтобы я могла оправдать тот поцелуй. Но если он не осведомлен, значит, я украла часы стоимостью восемьдесят тысяч долларов у невинного человека.

Часы прожигают дыру в моей сумке. Они не хотят там находиться. Я смотрю на свою сумку, а потом возвращаю взгляд обратно и разглядываю спины пассажиров первого класса. Даже если он еще не знает, чем занимается его группа, то поймет это в ближайшее время. Он узнает и присоединится к ним. Он красивый, самоуверенный, высокомерный и, судя по часам, гребаный выпендрежник. Он присоединится к ним, и мне придется стать очень осторожной. Джейк остановил бы меня, узнав о зрительном контакте; о поцелуе. Но я вижу перед собой эти зеленые глаза, и они говорят, что не предадут меня. Я должна верить в это, поскольку уже не в силах остановиться.

Я теряюсь в мыслях, слишком пристально уставившись в сторону первого класса, в то время как эти глаза кружатся у меня в голове. Но в какой-то момент я понимаю, что вижу их не только в своей голове.

Опоздавший пассажир влетает внутрь как раз в тот момент, когда закрываются двери. Мои глаза расширяются, когда я узнаю бронзовые волосы, четко очерченную челюсть и полыхающие глаза.

Слышит ли Бог молитвы воров? Я начинаю молиться и прошу, чтобы всевышний все же рассмотрел ее. Я быстро отворачиваюсь и еще глубже погружаюсь в кресло, проклиная себя. Боковым зрением я вижу, как доктор занимает свое место в первом классе.

Мои мысли набирают обороты. Почему он все еще на Гавайях? Прошло три дня! Разве они не должны были уже улететь назад в Сиэтл? Знает ли он, что я на этом рейсе? Это из-за его часов? Вся отвага и храбрость, которые я пыталась развить в течение двадцати лет, внезапно исчезают, и я снова чувствую себя шестилетней девочкой, желающей спрятаться за спину Чарли. Но Чарли здесь нет, и именно поэтому я тут.

Я вижу его затылок и еще больше погружаюсь в свое кресло, прежде чем стюардесса, наконец, закрывает занавес, отделяющий наши салоны. Загорается табло "пристегнуть ремни", и я повинуюсь. Стюардессы проводят предполетную проверку безопасности, демонстрацию правил поведения на борту, а затем мы оказываемся в воздухе. Каждый раз, когда кто-то проходит через занавес, мое сердце подпрыгивает к горлу, потому что я ощущаю себя в ловушке. И нет никаких балконов, чтобы спрыгнуть отсюда. Скоро мы окажемся в небе, будем находиться на высоте нескольких тысяч футов в течение шести часов полета. Если он обнаружит меня, то я попала, и время отвечать за свои поступки наступит раньше, чем мне бы того хотелось.

Мы не можем увидеть друг друга. Никогда.

῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀*῀῀῀

Занавес открывается лишь изредка, когда кто-то из второго класса направляется в уборную, а наша занята. Нашему классу были поданы прохладительные напитки, а за пределами занавеса я чувствую запах стейков, овощей и других деликатесов, которые предложили привилегированному меньшинству. Мое сердце вернулось к устойчивому ритму. Мой пульс замедлился.

Он не знает, что я здесь. Он остается на территории своего класса, а почему бы и нет? Их кормят, они могут посмотреть фильм, и их уборная, вероятно, в два раза больше нашей.

Я в безопасности.

Примерно через полтора часа, мои глаза начинают закрываться. Эти несколько дней были изнурительными, и мое будущее выглядит не лучше. Но я собираюсь принять его с широко открытыми глазами. Я точно знаю, что меня ждет, и понимаю, что должна это сделать. За Чарли. За Рене. За всех остальных, имена которых я даже ни разу не слышала, но кто заслуживает справедливости.

Я начинаю отключаться, и уже ставшие привычными зеленые глаза снова вторгаются за мои закрытые веки.

Они сопровождаются кривой, но нежной улыбкой. Я слишком устала, чтобы бороться с глазами и улыбкой, поэтому я позволяю им остаться со мной в моем подсознании. Я четко вижу его за своими закрытыми веками. Его глаза горят, и он снова касается моей руки, посылая эти прекрасные искры по всему моему телу. Я дрожу в ответ, и он посмеивается. Я чувствую его запах. Чистый, свежий и уникальный мужественный аромат…

- Я надеюсь, тебе снятся приятные сны.

Мои глаза резко открываются, и вот, на одном из свободных мест рядом со мной сидит доктор Энтони Мейсен.

Он улыбается своей чудесной кривой усмешкой, той, которую я только что видела во сне, а его глаза еще более удивительные, чем в моих воспоминаниях. Они яркие, живые и практически светятся в полумраке затемненного салона. Его рука на моем предплечье.

Я делаю рывок назад, в сторону от него, и ударяюсь затылком об иллюминатор.

- Ой, черт! – вскрикиваю я, автоматически поднимая руку к своей голове.

Он шипит сквозь зубы, и его улыбка становится извиняющейся.

- Черт, ты в порядке?

Он выглядит по-настоящему обеспокоенным. Он убирает руку с моего предплечья и поднимает ее к моей голове, нежно, но уверено отталкивая мою собственную руку, он придвигается поближе и рассматривает место, где я ударилась. Я чувствую, как его дыхание омывает мое лицо, и инстинктивно делаю глубокий вдох, стараясь не упасть в обморок от его невероятно сладкого и опьяняющего аромата.

- Никаких порезов, но я чувствую маленькую шишку, - очень тихо шепчет он, двумя пальцами потирая кожу моей головы. - Тебе, вероятно, не следует спать до конца полета.

Я заставляю себя собрать достаточно силы воли, чтобы оттолкнуть его руку и снова отодвинуться от него, хотя на этот раз я более осторожна.

Наши глаза встречаются, и он ухмыляется мне. Высокомерно, да, но одновременно и сладко. И это выводит меня из себя так же, как это происходило в номере отеля, потому что я должна ненавидеть его, а не желать протолкнуть свой язык ему в горло. Я должна ненавидеть всех в этой группе, и неважно, есть у них завораживающие зеленые глаза или нет.

- У тебя проблемы с личным пространством, не так ли? – спокойно говорю я.

Он фыркает, но улыбка не исчезает.

- Мне очень жаль, но здесь не так уж много личного пространства для прогулок. И я просто делаю свою работу, проверяя твою голову.

- Ты - официальный врач на борту?

- Нет, - смеется он.

- Тогда моя голова - не твоя забота.

Я отворачиваюсь от него в сторону закрытого окна, но мое сердце бьется так бешено, что я убеждена, он может слышать его со своего места. Я тяжело дышу, но стараюсь контролировать себя, когда всем телом отворачиваюсь в сторону, пытаясь показать, что я не настроена на разговор, дружелюбный он или нет. Он не получит свои часы обратно. Я никогда не признаюсь, что взяла их.

Доктор Мейсен не двигается с соседнего места.

Проходит целая минута.

Еще пять.

Мне кажется, что прошло около десяти минут, и он все еще сидит здесь. Мои мысли находятся в полном беспорядке. Мое тело просто умоляет меня обернуться. Я чувствую его дыхание на своем затылке. Он посылает дрожь по моей спине, и становится так трудно не содрогнуться. Магнитное притяжение к нему просто ошеломительное. Но мне нужно выполнить свою работу, и встреча с ним один раз уже поставила эту работу под угрозу. Это может полностью уничтожить ее.

Проходит еще несколько минут, и я больше не могу этого выносить. Я поворачиваюсь к нему. Он смотрит на меня, и когда видит, что я обернулась, на его лице появляется самодовольное выражение. Я хочу стереть ухмылку с его лица, но проблема в том, что я хочу сделать это своим ртом. И это плохая идея, поэтому я стараюсь сделать это своими словами.

- Знаешь что? Парень, сидящий рядом со мной, относится к группе действительно больших гавайских парней, - подчеркиваю я, - и он, кажется, довольно легко приходит в раздражение. Так что, если ты не знаешь, как пережить падение с высоты двадцати двух тысяч футов, я предлагаю тебе вернуться к твоим первоклассным удобствам, вон туда, - я пренебрежительно машу рукой в сторону первого класса.

Он фыркает, и его глаза искрятся. Я пытаюсь контролировать свою реакцию на это.

- В самом деле? - спрашивает он, его голос пронизан с недоверием. Он опирается руками на оба подлокотника. Его левая рука вступает в контакт с моей правой, и мне еще раз приходится собрать все свои силы, чтобы нацепить бесстрастное выражение лица. Его прикосновение порождает электрический толчок, который сводит с ума. Хотя, в отличие от меня, он не пытается скрыть свою реакцию. Он резко шипит сквозь зубы, и его лицо выглядит так, будто обнаженная женщина вдруг села на его колени.

И хотя он не скрывает своей реакции, но и не позволяет ей подействовать на него.

- Итак, поясни мне кое-что. Может ли этот твой громадный гавайский дружок становиться невидимым?

- Что? - фыркаю я. - Ты думаешь, что я лгу?

- Здесь никто не сидит, - смеется он.

- Нет, сидит! - настойчиво шиплю я. - Он в уборной!

- Тогда у бедного парня должно быть серьезный понос, потому что он находится там с тех пор, как самолет оторвался от земли.

Значит, он увидел меня, как только сел на борт.

- Может и так, - упорно твержу я. – Что является еще более веской причиной для того, чтобы ты вернулся на свое место, - я раздраженно сталкиваю его руку с подлокотника. Он снова смеется. – Мы бы не хотели, чтобы твоя прелестная задница вступала в контакт с его микробами, не так ли?

Он кладет руку обратно на подлокотник и чертовски тихо стонет, когда наши руки снова соприкасаются. Я на мгновение закрываю глаза, в то время как они закатываются к затылку, потому что это тот самый звук, который он издавал в моем сне в ту ночь, когда вколачивался между моих ног.

- Не беспокойся обо мне. Я - врач. И могу справиться с несколькими микробами.

Он смотрит на меня; изучает меня, и я не нахожу слов для ответа. Он усмехается и поворачивает голову в сторону ряда позади меня.

- А что за история с этим рядом? У них всех тоже понос?

Я поднимаю брови и пожимаю плечами.

- Может быть.

Он смеется.

- Таким образом, все пять пассажиров, сидящих вокруг тебя, скрываются в одной уборной размером с аптечку в течение почти двух часов. Это то, что ты хочешь мне сказать? - его глаза полны веселья. – Тебе стоит научиться придумывать истории получше, любовь моя, в противном случае ты долго не продержишься в своей сфере деятельности.

То, как он дразнит меня; как небрежно говорит о моей «сфере деятельности»; как называет меня «любовь моя», заставляет меня хотеть и оседлать его, и убить одновременно.

Он должен уйти.

- Если ты не вернешься на свое место, я буду вынуждена позвать стюардессу.

Он поднимает бровь и заговорщицки шепчет:

- Ты уверена, что это хорошая идея?

Он поймал меня. Его глаза говорят, что он тоже это знает. Я не могу позволить привлечь к себе внимание.

Я нахожусь в воздухе на высоте двадцать две тысячи футов. Даже я не смогу выпрыгнуть отсюда и приземлиться без травм.

Я в ловушке.

Перевод: koblyktet
Редакция: Maria77, mened
Дизайнер: Дашулич