Wide Awake. Глава 49. Флорентини из Осколков
ЭДВАРД
Должно быть, я был самым невезучим мудаком на всей планете. Все шло так хорошо. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я должен был понимать это.
Эсми не вела себя как полная сука, Элис не угрожала судьбе моих яиц, а Джаспер все понимал, несмотря на его разоблачение перед Элис. Он даже пообещал заглядывать и тусоваться по вечерам. Карлайл разрабатывал план моего возвращения в школу в надежде, что я не отстану на год из-за своего отсутствия. Он был счастлив, что я дома, и уже позаботился о моей матери. Он не рассказал мне никаких подробностей. Но я и не хотел ничего знать. Наши отношения стали проще, и теперь мы могли свободно разговаривать о любой ерунде, без всякой херни, стоящей между нами. Это был хороший день. Первый хороший день на моей памяти.
А Белла... ну,.. всю ночь мы проспали, а днем просто сидели рядом на кровати, ощущая близость, и все дерьмо становилось лучше. Она почти проговорилась этим утром, что любит меня, и не сказала Эсми, что в предохранении не было абсолютно никакой необходимости. Я не был счастлив от перспективы, что ей нужно именно это или что-то еще в этом роде. Просто это означало, что она не собирается отрицать нашей близости. Если бы у нее вообще не было желания быть со мной, она бы так и сказала. В этот момент я испытал такой сильный прилив надежды, что она почти затмила мое полное унижение. Не говоря уже о том, что она была так близка к тому, чтобы поцеловать меня в ответ там, в холле, и я почувствовал это. А теперь... теперь это.
Все, бля, в лучших традициях.
Держа в руках свою - мою - одежду, она слегка приоткрыла рот от удивления и уставилась на меня. Я замер, готовясь к тому, что действительность наконец-то обрушится на меня, как того и следовало ожидать. Она замотала головой. "Я не... ладно, не больна в буквальном смысле этого слова, просто..." - она запнулась, подошла к дивану и опустилась на кожаную обивку, подтягивая под себя ноги. Она перевела беспокойный и настороженный взгляд в пространство где-то в стороне от себя, а я оттолкнулся от стены, с волнением отвечая на ее тихую просьбу.
Для одной жизни у меня было более чем достаточно всей этой херни с неопределенностью. "Давай выкладывай, Белла", - попросил я, опускаясь на кожаный диван рядом с ней. Так много вариантов пронеслось в этот момент в моей голове, превращая нарастающее беспокойство в настоящую панику.
Она опустила подбородок вниз, пряча от меня свое лицо, пока ее пальцы беспокойно возились с рукавами. К настоящему времени я знал этот жест достаточно хорошо, чтобы понимать, что она была действительно охренительно обеспокоена. "Я боюсь", - наконец, призналась она, взглянув на меня сквозь завесу волос.
Только несколько вещей пугали Беллу.
Мое дыхание начало превращаться в острое удушье, пока я безрассудно перебирал в уме все возможности и варианты несовместимых с жизнью болезней. Рак, заболевание крови, отказ органов, дегенерация костей. Большинство названий приходило мне в голову случайно, благодаря тому, что я успел повидать за многие годы, и на месте всех этих пациентов я представлял Беллу – на больничной койке, страдающую от боли и ухудшающегося состояния. Такое длительное проживание с Карлайлом посвятило меня во множество ужасных вещей. Моя насмешка прозвучала как удушье, когда я ответил: "Боюсь я". Я честно не знал, смогу ли вынести, если с ней что-то не так. Это должен был быть рай, а не ад.
Она медленно втянула воздух и развернулась всем телом в мою сторону со страхом во взгляде. Белла продолжала оттягивать рукава, и я проглотил ком в горле, уставившись на ее дрожащую от беспокойства фигуру. "Ты уедешь", - выдохнула она и крепче ухватилась за ткань.
Я недоуменно взглянул ей в глаза и слегка разозлился. "Какого хрена ты так думаешь?" - спросил я, останавливая ее пальцы, когда положил сверху свою ладонь и отцепил их от ткани. "Пожалуйста, скажи мне", - попросил я, цепляясь за ее руку и с отчаянием вглядываясь в ее глаза.
Ее подбородок и губы задрожали, усиливая мою панику, и она прошептала: "Эти лекарства прописаны моим... психотерапевтом". Белла закрыла глаза и поморщилась, расслабив руку в моей ладони.
Я моргнул и на некоторое время уставился на ее замершую фигуру. Ее карие глаза выглядели испуганными и встревоженными, когда она медленно открыла их. Все еще отходя от шока, я наконец спросил: "Так ты не... больна?". Когда она покачала головой в ответ, медленно и сдержанно, я окончательно позволил себе вздохнуть с облегчением. Притянув ее к себе, я обрушил ее на свою грудь, пряча лицо в ее волосах. "Бля, больше никогда так со мной не поступай! Срань господня, Белла, ты меня до усрачки напугала", - я пытался успокоить свой голос и панику, вдыхая ее запах.
"Ты не... злишься?" - спросила она у меня на груди, оставаясь бездвижной в моих объятиях. Мне и правда было насрать, даже если у нее нет силы воли или еще хрен знает что. Я продолжал раскачивать нас из стороны в сторону, впитывая мысль о том, что она не умрет в самом ближайшем будущем. Она всегда вынуждала меня вести себя чертовски нерационально.
Глубже зарывшись носом в ее волосы, я честно замотал головой в ответ, понимая, что в будущем нам придется вернуться к этой теме, но в данный момент чувствуя себя слишком опустошенным, чтобы тратить на это силы. Я поцеловал ее в макушку и отстранился, жалея, что мы не могли избежать всего этого дерьма и просто быть счастливыми, как за ужином, когда она смеялась. В ее взгляде по-прежнему читались настороженность и озадаченность, когда она исчезла в ванной, чтобы приготовиться ко сну.
Я последовал ее примеру, распаковав пижаму и почистив только зубы перед выходом из ванной. Ни один из нас не стал закрывать дверь, когда мы забрались под одеяла и жадно обхватили друг друга в нашей знакомой позе. Я приник к ее мягкости и теплу, стремясь заполучить каждую частичку ее тела и желая, чтобы одежда между нами попросту исчезла. Я хотел почувствовать ее жар и пульс на своей коже, как постоянное напоминание о том, что слова моей матери были лишь фиктивной, мизерной возможностью, и я никогда не буду жить в горе, как она. Тихий голос Беллы убаюкал меня за пару минут, а приглушенный свет из коридора был скорее приятным сопровождением, чем помехой.
Суббота была моим днем, но воскресенье стало днем Беллы. Она сидела рядом со мной на кожаном диване и грызла свой сэндвич. Я же бесстыдно жрал свой, как долбанный неандерталец. То, что она не испытывала при этом никакого отвращения ко мне, было за гранью моего понимания. Но она была рядом, и все ее гребаные улыбки, хитрые движения, чтобы быть ближе ко мне, тоже никуда не делись. Я мысленно закатывал глаза в ответ на ее неудавшуюся хитрость, желая, чтобы она просто-напросто перестала вести себя так охренительно осторожно.
Когда я проснулся, меня снова ждал еще один чрезмерный завтрак, но меня это начинало немного раздражать. Не могла же она каждое утро делать это дерьмо. Она застенчиво призналась, что проголодалась, и ей просто не нравилась мысль готовить только для одной себя. Скептически, но все же удовлетворенный ответом, я принял ее попытку выполнить мою просьбу прошлым утром, и, в конечном счете, присоединился к ней на диване.
"Йога хуже всего", - продолжила она с кислой миной на лице, при виде которой я лениво усмехнулся. Весь последний час она рассказывала мне про свое расписание. А перед этим - подробно про психотерапию и свое лечение. Наши тринадцать часов сна сделали ее нетерпеливой и непривычно откровенной. А может, это был всего лишь результат ее высвободившейся после вчерашнего ужина честности - я не был уверен наверняка.
Она попыталась вытащить из меня больше информации о Чикаго, но мне хотелось провести день, не думая и не разговаривая на эту тему. Все это походило на гребаное эмоциональное истощение. Признавшись ей в этом, я тут же попросил ее рассказать мне, как прошло лето. И о психотерапии, конечно же. Меня не волновало, что Белла выложила все о нас совершенно незнакомому человеку. Но я чувствовал себя некомфортно, и меня настораживало, когда речь обо мне заходила чаще одного раза. Меня так не волновали даже ее занятия боксом с кем-то, кто мог выбить ее маленькие миленькие зубки.
Но я проглотил все это дерьмо и размазал по улыбке, потому что то, что меня действительно волновало – это блеск успеха и гордости в ее глазах во время рассказа. Я продолжал повторять себе, что это единственное, что имеет значение.
"Йога", - поджал я губы и отбросил прядь волос с глаз. "Это не там становишься весь из себя такой гибкий и прочее дерьмо, со странными названиями типа "Холмик зебры" или все в таком духе?" - спросил я, широко улыбаясь. Ее раскатистый хохот был похож на глоток свежего воздуха, и я невозмутимо упивался им, когда она откинула голову назад и зафыркала от смеха.
"Да, все в таком духе", - кивнула она с кривоватой улыбкой на губах. "Кармен настоятельно рекомендовала, так что..." - она умолкла, пожав плечами, и вздохнула. Эта тетка Кармен всплывала в нашем разговоре за последние два часа чаще, чем Эсми и Элис вместе взятые. Я завидовал этой незнакомке, которая, вероятно, знала гораздо больше о ней, чем я сам.
Взглянув на то, как Белла придвигается ближе, я вздохнул, раздраженный этой ее херней с робостью. Недолго думая, я придвинулся ближе, и ее взгляд стал более настороженным, когда наши бока соприкоснулись. Возможно, мне стоило вести себя чуть осторожнее, когда я съехал ниже по спинке дивана, но, в конечном счете, я решил послать все в жопу, и просто положил свою голову ей на плечо. Я зевнул, отбрасывая волосы с глаз, и мысленно поблагодарил Эсми за то, что она настояла на стрижке. Белла немного повернула голову, взглянула вниз на меня и медленно растворилась во внезапности моей близости.
Долгое время мы сидели в тишине. Я взял ее руку и стал водить пальцем по линиям на ее ладони - как она делала с моей до этого - просто наслаждаясь нашими случайными прикосновениями, которые все же были иногда доступны нам без всякой неловкости. Я спрашивал сам себя, как много должно пройти времени, чтобы избавиться от нее полностью. Может, это никогда и не произойдет.
Прерывая мои молчаливые размышления, она наконец-то прошептала: "Мы можем поговорить о том дне, когда ты уехал, когда мы?.." - она затихла, как только я замер всем телом.
Я зажмурился, не уверенный в том, могу ли я даже думать, а не то что говорить, об этом. "А нам действительно нужно? " - спросил я умоляющим тоном, подняв голову и внимательно посмотрев на нее.
Она нахмурилась, отвела взгляд в сторону и, перед тем как ответить, закусила губу. "Знаешь, это вроде как важно", - она посмотрела мне в глаза, столь же беспокойным, как и, скорее всего, у меня, взглядом, и я сжал зубы. Возможно, она нуждалась в этом больше, чем я. Раз уж она вела себя так неуверенно и нервно, то весь день, вероятно, пошел насмарку, решил я, и будет хорошо, если я смогу что-нибудь сделать ради ее уверенности или чего-либо еще.
Хотя этого было все равно недостаточно, отстранившись от нее, я быстро выболтал ей все, что было у меня на уме: "Я не имел в виду ничего из того дерьма, что сказал, я просто вроде как... сошел с ума и был вне себя. Я вывалил все это на тебя, как мудак, а потом..." - я остановился, когда вспомнил, как ее ладонь бьет меня по лицу, и вздохнул, - "Я заслужил то, что ты сделала, и даже больше".
Она замотала головой, в то время как ее губа была по-прежнему поймана в ловушку между зубами, и возразила: "Никто не заслуживает такого, Эдвард", - и притянула колени к груди. Отлично - вздохнул я, увидев ее в этой проклятой позе зародыша.
"Даже Ньютон?" - я выдавил улыбку, пытаясь разрядить дерьмовую обстановку, но это не сработало.
Она уставилась в пол и нервно сглотнула. "Я заставила тебя заняться со мной любовью".
Не поверив своим ушам, я уронил челюсть на пол, и усмехнулся. "Белла, это... это совсем не то, что называют "заниматься любовью", - ответил я голосом, в который просочилось отвращение к самому себе за то, что не дал ей возможности для сравнения. Тот день стал всем, что она действительно знала, и... я не мог вспомнить, чтобы вел себя так ужасно даже с такой дрянью, как Стэнли. Моя грудь горела, пока в голове одна за другой всплывали непрошеные картинки. Мои пальцы в ее плоти, толкающие, оставляющие синяки. Я отмахнулся от воспоминаний и отвел взгляд в сторону, не в силах смотреть ей прямо в глаза. Мне было горько от того, что оказалась поднята эта тема, в то время как наши дела складывались таким приятным образом.
Белла вздохнула: "Мне плевать на семантику. Это была моя вина".
Я покачал головой, невесело усмехаясь и избегая ее взгляда. "Это вина на двоих".
И вот так мы провели весь следующий час - как жадные собаки, которые борются за большую мясистую вину. Она винила себя в том, что потеряла контроль, но и я его потерял. Она винила себя в том, что ввела меня в заблуждение, а я винил себя за то, что обманул ее. Она винила себя в том, что вела себя эмоционально непредсказуемо, а я винил себя за то, что вел себя, как гребаный псих.
"Но, Эдвард", - раздраженно выдохнула она, и ее лицо раскраснелось и приняло сердитое выражение, - "Я понимала, что делаю. Это было элементарное манипулирование", - почти визжала она, взволнованная нашей перепалкой.
Я затряс головой, скрипя зубами. "А я понимал, что ты манипулируешь мной, Белла. Бля", - расстроено зарычал я. "Поверь мне хоть чуть-чуть".
Игнорируя здравый смысл, она продолжила. "Я знала, что ты будешь сожалеть об этом", - и уверенно кивая головой, добавила - "я вела себя просто как эгоистка".
Мне было охренительно невыносимо слышать, как за все она корит только себя. И я продолжал спорить: "Я позволил тебе сделать это, и даже не мог остановиться".
Она усмехнулась. "А я и не хотела, чтобы ты останавливался".
"А я не хотел, чтобы ты не хотела, чтобы я остановился", - возразил я.
Она приподняла подбородок, и ее глаза вспыхнули от злости. "Хорошо. Я рассказала Элис и Роуз все о пожаре и твоей матери".
Ни капли не задетый этим, я пожал плечами и ответил: "А я рассказал своей матери все о тебе и Филе".
Невероятно расстроившись, она выпалила: "Ладно. Я согласилась на психотерапию тебе на зло", - она замолкла, и, раздраженно выдохнув, добавила более тихим голосом, - "И чтобы можно было пошпионить в твоем шкафу".
Немного запутанный и разочарованный ее признанием, я чуть было не остановился и не попросил ее продолжать. Но вместо этого я потер лицо рукой и вздохнул: "Неважно", - и совершенно искренне добавил, - "Ты не убедишь меня в том, что ты отвратительная сука, так что, пожалуйста, перестань пытаться".
Она застонала, уронив голову на спинку дивана. Искоса взглянув в мою сторону, она на секунду затихла, но потом попросила шепотом: "Скажи что-нибудь плохое обо мне".
"Что? Нет", - отказался я в шоке, отпрянув от нее подальше.
"Пожалуйста", - повторила она.
"Я серьезно думаю, что тебе стоит рассказать об этом своему психотерапевту", - сказал я, округлив глаза, потому что это вряд ли можно было назвать здравой просьбой.
Она раздраженно фыркнула и выпрямилась, глядя мне в глаза. "Разве ты не видишь, Эдвард? Ты воздвиг меня на пьедестал, но я не идеальна". Она вскинула подбородок и уверенно выпятила грудь вперед. "Скажи это. Я не идеальна".
Я отвернулся и покачал головой. "Нет".
Она опять раздраженно выдохнула. "Во мне должно быть что-то, что просто... раздражает тебя до усрачки". Когда я не ответил, она пораженно вздохнула. Честно говоря, она действительно раздражала меня, но слишком уж незначительно. Однако, прежде чем я успел это сказать, наши глаза встретились, и я понял, что этого будет недостаточно. Она закрыла глаза, и линия ее губ только подчеркнула глубокий хмурый вид, когда она заговорила: "Жить в тени твоей диаметрально противоположной интерпретации меня... это такой тяжелый прессинг, Эдвард". Она открыла свои глаза, и в них отразились печаль и мольба.
Бля. Я застонал и плюхнулся в кожаную обивку, борясь с сильным желанием брыкнуться, как какой-нибудь нетерпеливый двухлетний младенец. "Ладно", - коротко ответил я, сдавливая переносицу и закрывая глаза. Я попытался отыскать что-нибудь в Белле, что раздражало и расстраивало меня, но не было связано с ее собственной искаженной интерпретацией себя, чтобы она не заметила моего жульничества. Честно говоря, мне пришлось нелегко, придумывая хоть что-нибудь. Я открыл глаза и уставился в пространство, задумавшись о том, как такое вообще возможно. Уверен, даже Эсми и Карлайл раздражали друг друга. И каким бы болезненным это ни было, я даже помнил, как спорили мои родители, когда я был маленьким.
Белла ждала, нетерпеливо облизывая губы, пока я изо всех сил пытался найти в ней недостатки. Она была права. Никто не идеален. Прищурившись, я изучал ее лицо и снова и снова проигрывал последние десять месяцев в голове, как мог, и, наконец, меня осенило.
"Ты..." - начал я, и она приободрилась, восторженно сверкнув глазами. "В смысле, иногда ты можешь быть немного..." - я умолк, забеспокоившись возможностью задеть ее самолюбие, но ее одобряющий кивок вызвал у меня быстрый выдох, - "неблагоразумной". Вот. Я сказал это. Белла была неблагоразумной. Я приготовился к чему-то вроде горечи, но вместо этого она улыбнулась и согласно кивнула. Получив поощрение, я добавил: "Даже иррациональной", - и пожал плечами.
Она всплеснула руками в воздухе. "Я знаю", - и начала смеяться гортанным, свободным хохотом. "Я совершенно чокнутая, клянусь!" Я наблюдал за тем, как она хихикает, фыркает от смеха и, спустя какое-то время, успокаивается. "Спасибо", - наконец выдохнула она, и еще один смешок сорвался с ее губ.
Я поджал губы, глядя на нее, и вдруг мне стало любопытно. "Моя очередь", - попросил я.
Она перевела свой взгляд на меня и переспросила: "Чего?", - и ее улыбка стала исчезать.
"Моя очередь", - повторил я, закатывая глаза. "У меня тоже есть свой собственный пьедестал. Спихни меня".
Она побледнела и широко распахнула глаза. "Почему? Ни за что", - настойчиво ответила она. - "Я уже и так назвала тебя болваном, разве это не считается?"
Я прищурился. "Нет. Это совершенно, бля, нечестно. Я показал тебе себя, теперь твоя очередь", - упорствовал я, выразительно добавив, - "Прекрати вести себя неблагоразумно".
Она нервно сглотнула, всплеснув руками, но я ждал. Втянув нижнюю губу между зубами и покусывая ее, она погрузилась в раздумья. Теперь всецело понимая ее предшествующее поведение, я выжидающе наклонился вперед, испытывая любопытство и нетерпение. Какая же мы долбанутая пара, - весело думал я, - раз получаем удовольствие, обижая друг друга. Какая бы это могла быть необыкновенная радость для ее Кармен...
Вдруг она зашевелилась и развернулась ко мне с неуверенным видом. "Есть кое-что", - объявила она, и я с энтузиазмом кивнул, наморщив лоб и приготовившись впитывать. Она откашлялась и произнесла: "Ты слишком строг к себе и..."
"Не считается", - резко прервал я, вспоминая, как она воспользовалась точно такой же отговоркой.
Она поймала мой сердитый взгляд и нахмурилась. "Ты не дал мне закончить", - и снова вздохнув, продолжила, - "Ты думаешь, что не заслуживаешь определенных вещей, поэтому ты лишаешь себя их, и иногда... это заканчивается тем, что ты задеваешь... эм-м... чувства других людей", - закончила она, положив руки на колени.
Я почувствовал, как углубилась складка у меня на лбу, когда я нахмурился. "Как это?" - спросил я.
Она неуютно заерзала, переводя свой взгляд на ладони на коленях. "Ты знаешь. Как с едой вчера", - прошептала она, взглянув на меня из-под своих пышных ресниц. Но, увидев мое все еще непонимающее выражение лица, уточнила: "Ты думал, что не заслуживаешь ее, так? Хотя и хотел ее?" Я утвердительно и честно кивнул в ответ, вспоминая, как ужасно чувствовал себя из-за того, что она столько времени потратила на приготовление моего завтрака. "Ну, ты поступил непреднамеренно, но я все-таки вложила много сил, и все, что услышала в ответ - это то, что ты ее не хочешь", - закончила она, и ее лицо приобрело любопытный оттенок красного, когда она сглотнула.
"Оу", - я поджал губы и понимающе кивнул, хотя к этому моменту уже все понял. Я знал ее намного лучше, чем она думала. Я улыбнулся ей, но она замотала головой.
"Это относится и к другим вещам, Эдвард", - добавила она, важно приподнимая брови и краснея еще больше. Я ждал дальнейших объяснений, испытывая такое чувство, как будто упускаю некий тайный смысл. Она застонала, снова опустила голову вниз и закрыла глаз. "К другим, некоторым особым вещам", - лаконично уточнила она шепотом. Когда она наконец-то открыла глаза, я мог только представить себе, что за выражение лица было у меня - бледное, недоверчивое,.. озадаченное, черт побери, или что-то в этом роде.
"Например, секс..." - откровенно предположил я. Я был дома всего два дня, и даже не знал наверняка, была ли она все еще моей. Я стал спрашивать самого себя, решит ли эта проблема мою судьбу, и мне эта мысль ни капли не понравилась. Я чувствовал, что отстраняюсь и замыкаюсь в этих мыслях.
"Нет!" - замотала она головой так сильно, что ее волосы взметнулись вокруг лица. "Меня не волнует секс, обещаю. Если ты не хочешь, то это... бессмысленно и почти ничего не стоит. Даже не стоит обсуждать..." Ауч. "... если ты не задумываешься о нем. Я имела в виду более простые вещи...", - она снова напряглась, забеспокоилась и стала оттягивать свои рукава, выразительно уставившись на меня. Все было как прошлым вечером. Она облизала губы, взглянув на мои, и еще сильнее покраснела, прежде чем пробормотать: "Все так запутанно".
"Да", - с жаром согласился я, а потом расстроено спросил: "Я могу пояснить, почему выбрал именно этот твой недостаток? Потому что твои смешанные сигналы действительно превосходят все остальное", - запустив пальцы в волосы, я раздосадовано покачал головой. Сначала она вынуждает меня умолять и унижаться, только ради разговора со мной, называет меня болваном, и практически подтверждает, что я все проебал. А теперь она почти сказала, что любит меня, и вполне открыто просит меня поцеловать ее. "Запутанно" - это слишком недостаточное определение.
Поморщившись, она кивнула и закатила глаза. "Чокнутая, помнишь? - пробормотала она, указывая пальцем себе на грудь и плюхаясь назад на диван.
Мое лицо вытянулось, когда я откинулся головой на спинку дивана и посмотрел на нее. Она играла с кончиками своих волос. Ее взгляд был сосредоточен. Когда она слегка почесала голову, это выдало ее растерянность, и она еще глубже погрузилась в свои мысли.
"Эй", - прошептал я, разрушая ее сосредоточенность, и наши глаза снова встретились. Я поднял руку к ее щеке и откинул волосы в сторону. "Я не считаю тебя чокнутой. Может быть, ты не идеальна, но ты идеальна для меня". Осторожно коснувшись пальцем ее шеи, я нервно сглотнул, когда провел им вниз по ее мягкой коже. Недоумевая, она всматривалась в мои глаза, пока кончик моего пальца опускался все ниже, за воротник, изучая то, что под ним, и с легкостью находя то, что я искал. У меня не вышло подавить свою дерьмовую ухмылку, когда я потянул за цепочку и вытащил из-под темного хлопка ее свитера кулон. Вообще-то, я пытался рассмотреть его последние два дня, но она всегда прятала его. И у меня не было никакой возможности узнать, носила ли она его вообще. Он был тем единственным доказательством, в котором я нуждался. Все остальное, что происходило в последние дни, было лишь глазурью на моем торте ратификации.
"Что?" - смущенно улыбнулась она, бросив взгляд вниз на кулон в виде лошадей, который я подарил ей на День св. Валентина. Она подняла руку и ласково прикоснулась к нему, заверяя меня: "Я никогда его не снимаю", - и слегка похлопала ресницами, специально прикидываясь робкой.
Моя уверенность стала прибывать, и я наклонился ближе, отпуская цепочку. Поместив ладонь на ее щеку, я провел большим пальцем по ее полным губам, высказывая молчаливую просьбу. Ее взгляд, повторяя мой, отяжелел и покрылся поволокой, и наши лица стали приближаться друг к другу, пока мы не соприкоснулись носами. Наслаждаясь теплом ее дыхания на своей коже, я наклонил голову и наконец-то коснулся ее губ своими. Поцелуй был таким, каким и должен был быть наш первый после моего возвращения поцелуй - никаких фанфар или грандиозных заявлений. Лишь преграда из обвинений и простые истины за сэндвичами с ростбифом и проблемами расставания.
Мой поцелуй был нежен и ласков настолько, насколько позволяло мое волнение. Она вздохнула, обернула пальцы вокруг моей шеи и притянула ближе к себе. Я чувствовал, как уголки ее губ потянулись вверх, борясь с попыткой подавить улыбку, тогда как мои руки запутались в ее волосах. Я позволил себе углубить поцелуй ровно настолько, чтобы кончики наших языков едва коснулись друг друга.
Мы отстранились друг от друга одновременно, но остались близко друг к другу, погружаясь в кожаную обивку. Я положил руку на спинку дивана, коснувшись своих губ кончиком языка, и улыбнулся, когда она широко улыбнулась мне в ответ. Белла схватила мою руку, которая нависла над ее плечом, и стала играть с кольцом, пока я вдыхал аромат цветов и печенья, доносившийся от ее волос.
Внезапно и совершенно неожиданно для меня она выдала: "Я копалась в твоих вещах и выбросила твое порно".
Да. Это меня остановило. Мой взгляд неосознанно метнулся к ночному столику, прежде чем быстро вернуться к ней. Она взглянула вверх на меня с виноватым выражением на окрасившемся в красный цвет лице и кивнула. "Письма и все остальное", - прошептала она негромко, с намеком и многозначительно.
Если бы в моем полу было отверстие, то я бы провалился сквозь него, как полный кретин, и сдох бы там от стыда. Вместо этого я вздохнул и поцеловал ее в висок, пока жар подбирался к моей шее. Я сглотнул и пробормотал рядом с ее кожей: "А я случайно показал своей матери рисунок, на котором ты полуобнаженная".
Она посмотрела прямо на меня, широко распахнув глаза. "Не верю!" Я кивнул в знак подтверждения с извиняющимся видом, пока она медленно возвращалась к своей удобной позе у меня под боком. Мы сидели так, совершенно довольные, оба размышляющие о разных вещах, пока тишина уютно окутывала нас.
Было такое чувство, что с моих плеч свалился огромный груз, о существовании которого я даже не подозревал. Наши недостатки и конфликтные моменты остались, но было ясно, что ни один из нас никуда не уходил. Я по-прежнему был долбанным идиотом, а она по-прежнему была моей девочкой.
Моей неблагоразумной, сбивающей с толку, любопытной, ненавидящей порно девочкой.
"Нет, нет. Смотри сюда" - бормотал Джаспер, пихая бумагу мне под нос и указывая на нее. "Здесь говорится «полторы чайные ложки пищевой соды». Не разрыхлителя теста". Он забрал листок и стал внимательно его изучать его, пока я хмурился.
С сомнением посмотрев вниз на миску для смешивания и добавляя еще больше херни в сито, я спросил: "А в чем разница?"
Какао-порошок, сода с какао, какая, нахрен, разница в странном рецепте из интернета.
Джаспер пожал плечами и поджал губы, уставившись в бумагу и наклонив голову. "Взбейте сливки до состояния густых холмиков"? И что, бля, это должно означать?" - пробормотал он, наконец-то поднимая на меня глаза и морща лоб. "Где, черт возьми, ты достал этот рецепт? Он начинает напоминать какое-то извращение".
Я застонал и вырвал листок бумаги у него из рук. "Перестань пытаться меня смутить. И без того непросто", - я выдохнул и вернулся к выполнению своей задачи. Джаспер наблюдал за мной с незамаскированным весельем на лице, пока я неуклюже сражался на кухне в третьем раунде битвы "Эдвард против Бытовой Техники и др.". Я уже успел за один вечер выполнить ужасающее количество накопившейся домашней работы, поэтому осталось достаточно времени, чтобы предпринять еще одну попытку.
У меня скопилось так много исправительных школьных заданий, что я вынужден был принять помощь Беллы. Или так, или второй год. Карлайл, кажется, был немного обеспокоен тем, что его деньги не имели обычно достаточного веса, но я не возражал поработать на него. В конце концов, это была моя собственная лажа. Неделя пронеслась одним сплошным пятном, после того как я начал все сначала. Все не было настолько странным, насколько я ожидал. В школе, в отличие от дома, абсолютно ничего не изменилось. Я по-прежнему провожал Беллу на уроки и носил ее учебники, когда она позволяла мне это делать, хотя ей больше не так нравился мой способ ее расслабить. Так или иначе, она действительно больше не нуждалась в нем настолько отчаянно.
"Какая это попытка по счету?" - спросил Джаспер, усаживаясь на столешницу и перебрасывая из руки в руку небольшую баночку с экстрактом ванили. В качестве зацепки он воспользовался тем, что Элис и Белла возвращались домой после их пятничных занятий по боксу, но я все прекрасно усек. Он, падла, наслаждался каждой секундой этого дерьма.
Я рассеянно ответил: "Номер три", - и продолжил воровать сахарную пудру из импровизированной кладовой. Мне непривычно было видеть столько много всякого дерьма на кухне Карл… на моей кухне. Тут были вещи, которые я вообще никогда не надеялся здесь увидеть, но у Беллы оказалась целая бутылка вишневого ликера, который просто стоял там и ждал меня. Это был знак, я чувствовал. Официально обыск верхней полки дал в результате банку с вишнями для торта, и этот новый рецепт оказался в победителях.
Джаспер хмыкнул и спросил у меня за спиной: "А что это за торт?"
Найдя сахар, я повернулся к нему и пробормотал: "Шварцвальд". Я пытался подмазаться к Белле, но не был уверен, станет ли осквернение ее кухни таким уж хорошим способом достижения этой цели. У меня была куча времени, чтобы облажаться и начать все заново, пока они не вернулись домой, но я не знал, управлюсь ли с уборкой.
Кроме того, я, как полнейший придурок, пропустил ее день рождения. Я знал, что она ни за что не примет настоящий подарок, а на мой день рождения она приготовила торт. Так что я попытался снова вернуться к принципу "око за око". Конечно же, с выпечкой мы были на "вы", и все это выглядело нелепо. Ужасные брызги, покрывающие мою футболку, подтверждали это: мне нужно было нарисовать ей что-нибудь. "Я чувствую себя как тупая задница", - признался я, посмотрев вниз на футболку.
Благодаря всем этим событиям я был близок к тому, чтобы превратиться в слюнтяя, если бы пришлось одеть один из фартуков моей девочки. Повсюду были большие глыбы муки, сырых яиц и... чего-то еще, чье название я даже не мог вспомнить. Все это прилипало к моим рукам самым вопиющим и неудобным образом. Я решил снять футболку и стянул ее через голову. Сняв футболку, я порадовался, что, встав утром и на скорую руку собравшись в школу, я оставил под ней майку. И приготовился самыми разными способами отомстить миксеру, ответственному за мое затруднительное положение.
На этом ублюдке серьезно нужно писать предупреждение...
"Ты и выглядишь как тупая задница", - рассмеялся Джаспер, уворачиваясь от футболки, которую я запустил ему в голову. "Поверить не могу, что ты держишь скалку. Я был прав на твой счет, когда сказал, что стану жертвой твоего идиотизма", - продолжал он, очевидно довольный собой, в то время как я игнорировал сотый за эту неделю намек на "рыцарство". В тайне смущенный, я обдумывал, как объяснить ему, что мне нравилось спать с Беллой - в очень не сексуальном смысле этого слова. Но решил, что он никогда не поймет этого и закатил глаза, возвращаясь к начатому. Он наблюдал за тем, как я, сосредоточенно нахмурив брови, отмеряю сахар. Разрушая мою полнейшую концентрацию, он задал вопрос: "Еще раз - почему ты не разрешаешь мне помочь тебе? Я пек торт и раньше".
Я решительно свалил весь сахар в фильтр. "Потому что это... одна из тех вещей, которая становится более особенной, если я делаю ее сам", - раздраженно фыркнул я и решил испытать удачу с разбитием еще одного яйца. Я уже успел уничтожить целую дюжину.
Он покачал головой и осмотрел бутылку с ликером. "Не знаю, согласится ли с этим Белла. На самом деле…" - вздохнул он и встретил мой стоический и мрачный взгляд - "…я думаю, что, как только она увидит свою кухню, она испробует на тебе это дерьмо с дзюдо". Серьезное выражение его лица выражало одновременно веселость и обеспокоенность. В смысле, она же сделает ради меня исключение. По крайней мере, я продолжал говорить себе это, когда облизал губы и попытался разбить еще одно яйцо.
Спустя два часа, шесть яиц, одно замечание Джасу о том, что он не может напиться вишневым ликером, и два сломанных миксера, я покрывал глазурью определенно самый уродливый гребаный торт, который я когда-либо видел в своей жизни.
Карлайл заглянул посмотреть, из-за чего стоит весь этот хохот.
Его перекошенное от страха лицо напугало меня. "Она или сочтет это за проявление любви, или придет в ужас", - сказал он, прежде чем добавить - "Ты ее сегодня пригласил?" Я раздраженно кивнул и, когда он вышел из кухни, нервно осмотрел беспорядок на столешницах.
"Почему?" - я угрюмо повесил голову, размазывая глазурь по торту. "Почему этот долбанный торт так крошиться? Ведь так не должно быть, правильно?" - спросил я, задумчиво поджимая губы. Думаю, делать сейчас гребаные шоколадные завитки было бы слегка бессмысленно.
Джас наблюдал за движениями ножа со зловещей улыбкой на лице. "Чувак, думаю, тебе нужно было подождать, пока он остынет, прежде чем покрывать торт глазурью". Я сузил глаза в ответ на его запоздалое замечание, когда до меня донесся отдаленный звук открывающейся парадной двери. Я поднял на него безумный взгляд, но было уже слишком поздно - Белла и Элис входили в кухню. На лице Элис было написано волнение, а Белла фыркала от смеха.
Джас спрыгнул со столешницы на пол, и теперь мы оба стояли посреди разгромленной кухни: я - покрытый липким жидким тестом, он - с подозрительно виноватым видом, быстро спрятав бутылку ликера за спину.
"Ты видела, как она?.." - Белла резко остановилась и ошеломленно обвела кухню широко распахнутыми глазами.
Вот дерьмо. Я мысленно застонал.
Улыбка Джаса превратилась в мстительную, когда он отступил от меня в сторону. "Это все Эдвард", - выболтал он, указывая пальцем на мое встревоженное лицо. Я прищурился, когда он еле слышно добавил: "Час расплаты, сучка", - и незаметно проскользнул к Элис, положив руки ей на плечи. "Я пытался предложить помощь".
Вот урод.
Пытаясь все уладить, я повернулся к Белле и выдавил улыбку. "Это именинный торт", - объяснил я, показательно махнув на него рукой. Мои зубы сжались, когда Элис тихонько фыркнула в ответ на ужасную кучу чего-то темно-коричневого. Белла нахмурилась, переводя взгляд с меня на совершенное с тортом зверство и обратно. На ней не было толстовки. Вместо нее - облегающая футболка, предназначенная, вероятно, для занятий боксом. Ее волосы были завязаны в хвостик, который был переброшен через ее плечо. В шоке она отрыла рот - к счастью, все зубы, кажется, были на месте.
Элис потрясенно застрекотала Джасперу: "Ты никогда не готовил мне торт", - и надулась. Его сердитый взгляд впился в меня с еще большей силой.
"Ты... испек... торт?" - спросила Белла так, как будто пыталась подобрать правильные слова и не в силах этого сделать.
Сглотнув, я кивнул и стал ждать ее осуждения, пока она переводила взгляд туда-обратно с непонятным выражением лица. Любовь. Ужас. Любовь. Ужас. Ее губы дернулись один раз, второй, а потом расплылись в широкой, потрясенной улыбке.
Выражающий любовь ужас, да.
Я облегченно улыбнулся ей в ответ, когда она медленно прошла через кухню. Попытка родить внушающее любовь дерьмо стоила всех усилий, и я улыбнулся шире, отбрасывая свои все еще нуждающиеся в стрижке волосы с глаз, сообщая: "Возможно, нам понадобиться новый миксер".
Она остановилась у столешницы, и ее улыбка на мгновение дрогнула, когда она на секунду сжала челюсть и закатила глаза. "Все в порядке", - усмехнулась она и склонилась над тортом, чтобы рассмотреть его. Встретив недоверчивый взгляд Джаспера, я одними губами произнес: "Любовь".
Он прищелкнул языком и потащил разочарованную Элис прочь из кухни.
Белла продолжала улыбаться и даже немного покраснела, опустив палец в глазурь. "Ты знаешь, я всегда думала, что ты парень «готовых смесей», - задумчиво сказала она и, засунув палец в рот, облизала его. Мои глаза были прикованы к ее движениям, я наблюдал, как глазурь исчезает между ее губами.
Лежать, малыш.
Мое смущение, похоже, было очевидно. Она облокотилась на столешницу и пояснила: "Ну, ты знаешь, все эти готовые смеси в коробках", - и пожала плечами.
"Готовые смеси в коробках?"
Грустно улыбнувшись, она кивнула, но когда ее глаза, наконец, оценили весь мой вид, они расширились. Я поморщился, осмотрев себя спереди, вспомнив, что второй миксер вел себя еще более жестоко, чем первый.
"У тебя... у тебя тут немножко..." - она умолкла, и ее рука неуверенно застыла, когда она потянулась к моему подбородку, провела по нему большим пальцем и уставилась на него с непонятным выражением на лице.
"Миксер выиграл сражение, но поверь мне…" - я изогнул бровь в свою защиту, - "…войну выиграл я". Жестом указав на теперь уже искореженную технику, которая беспомощно валялась возле мусорного ведра, я ухмыльнулся. Затаив дыхание, я развернулся к ней, готовый перейти к сути, прежде чем она поймет, что я на самом деле уничтожил два миксера. Хотя, в свою защиту должен отметить, что первый сломался по чистой случайности.
Когда я посмотрел на нее, у нее на лице было все то же непонятное выражение. Взволнованный и понимающий, что это могло оказаться следствием некой странной привязанности моей девочки к электроприборам, я спросил: "Что не так?", - молясь при этом, чтобы на моей совести не было уничтожение ее любимого миксера или чего-то в этом духе.
Она продолжала моргать и пялиться на меня, прежде чем сделала шаг мне навстречу и странно напряженным тоном произнесла: "Эдвард, ты... ты весь покрыт шоколадом... Стоя на... кухне, в этом..." - не в силах продолжать дальше, она замолкла, приоткрыв губы. Ее взгляд стал напряженнее, и я узнал его.
Прошла почти неделя после поцелуя на диване, но между нами в атмосфере, как неизлечимый рак, по-прежнему витала неуверенность. Мы воровали друг у друга невинные поцелуи, проходя по коридору, всякий раз, когда кто-то из нас покидал комнату, и перед тем, как лечь спать, но, по большому счету, это было не то же самое. Я полагал, что мы оба, скорее всего, были до усрачки напуганы возможностью дать волю всей силе нашего желания, как в прошлый раз. Вот почему я хотел подмазаться к ней и спросить о том, что Карлайл предлагал сделать уже давно,.. а теперь еще и с раздражающей регулярностью.
Не уверен, было ли дело в мысли о том, что я готовил, или же в том, что я весь был покрыт шоколадом, но... ее это явно завело. Она еле заметно наклонила голову, и ее глаза оказались прикованы к моим губам, пока она нервно теребила свой хвостик. Произнеся что-то, что прозвучало как "грязнуля", она снова посмотрела мне в глаза и отпустила волосы.
Как два подростковых магнита с бушующими гормонами, в одну секунду мы стояли спокойно, а в другую уже набросились друг на друга. Я жадно обрушился на ее губы, притягивая ее к себе за талию, пока она сжимала в кулаки мою майку и тянула ближе к себе. Наши губы раскрылись одновременно, языки соединились в смелом порыве, и мы оказались во рту друг у друга впервые за долгие месяцы. Это был далеко не самый изящный мой поцелуй - наши зубы и носы стукнулись, наткнувшись друг на друга, когда она попятилась назад к столешнице, потащив меня за собой руками и губами. Она приподнялась, не прерывая поцелуй, и теперь, оказавшись на одном уровне со мной, притянула ближе к себе. Мы дрожали от волнения.
Я дал себе пять секунд на то, чтобы ощутить ее язык на своем и наше неустойчивое, отрывистое дыхание, прежде чем оторваться от нее, хватая ртом воздух. "Это слишком", - выдохнул я, замотав головой и уткнувшись головой в ее плечо. С самого начала это было для нас настоящей проблемой. Мы продолжали понемногу отмерять все дерьмо, пока его, в конечном счете, не прорвало поспешным переплетением языков и эмоций. Все это сделало нас непредсказуемыми и безрассудными. Она ласково гладила мои волосы, пока я изо всех сил старался восстановить контроль над... всем. Руками я крепко прижал ее за талию к себе. А она поцеловала меня в шею, безмолвно извиняясь - что было совершенно лишним - и со вздохом вернула мне мои объятия.
Наконец, готовый признаться, что мне нужна была помощь в том, чтобы справиться с деликатностью нашей ситуации, я поднял голову. Она уже так далеко продвинулась вперед, и так хорошо с этим справлялась. А я устал постоянно находиться в стороне и хотел при этом понимать, как нужно сделать все правильно, как быть с ней. И только один человек мог мне сказать об этом.
Как обычно, доходив до всего последним, я начал задумываться об ее успехах после сеансов психотерапии, и, опять же, без восторга относясь к тому, что я охотно исключил себя из них. Даже с Карлайлом она была достаточно близка, чтобы иметь возможность обсуждать это, но я по-прежнему оставался лишь тем, кто поддерживает ее на минимальном уровне. Это беспокоило меня больше, чем я хотел бы признаться себе в том, что не могу достаточно и активно подбадривать ее. Она явно гордилась успехами. И мне хотелось верить, что это не приведет ее к какому-нибудь следующему мудаку, как только она почувствует себя достаточно хорошо. И, может быть, если бы я мог продемонстрировать ей это доверие, в итоге, я завоевал бы ее снова.
Встречая ее извиняющийся взгляд, я сжал челюсть и произнес просьбу, которая изводила меня уже несколько дней подряд: "Я хочу встретиться с Кармен".
ЭДВАРД
Должно быть, я был самым невезучим мудаком на всей планете. Все шло так хорошо. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я должен был понимать это.
Эсми не вела себя как полная сука, Элис не угрожала судьбе моих яиц, а Джаспер все понимал, несмотря на его разоблачение перед Элис. Он даже пообещал заглядывать и тусоваться по вечерам. Карлайл разрабатывал план моего возвращения в школу в надежде, что я не отстану на год из-за своего отсутствия. Он был счастлив, что я дома, и уже позаботился о моей матери. Он не рассказал мне никаких подробностей. Но я и не хотел ничего знать. Наши отношения стали проще, и теперь мы могли свободно разговаривать о любой ерунде, без всякой херни, стоящей между нами. Это был хороший день. Первый хороший день на моей памяти.
А Белла... ну,.. всю ночь мы проспали, а днем просто сидели рядом на кровати, ощущая близость, и все дерьмо становилось лучше. Она почти проговорилась этим утром, что любит меня, и не сказала Эсми, что в предохранении не было абсолютно никакой необходимости. Я не был счастлив от перспективы, что ей нужно именно это или что-то еще в этом роде. Просто это означало, что она не собирается отрицать нашей близости. Если бы у нее вообще не было желания быть со мной, она бы так и сказала. В этот момент я испытал такой сильный прилив надежды, что она почти затмила мое полное унижение. Не говоря уже о том, что она была так близка к тому, чтобы поцеловать меня в ответ там, в холле, и я почувствовал это. А теперь... теперь это.
Все, бля, в лучших традициях.
Держа в руках свою - мою - одежду, она слегка приоткрыла рот от удивления и уставилась на меня. Я замер, готовясь к тому, что действительность наконец-то обрушится на меня, как того и следовало ожидать. Она замотала головой. "Я не... ладно, не больна в буквальном смысле этого слова, просто..." - она запнулась, подошла к дивану и опустилась на кожаную обивку, подтягивая под себя ноги. Она перевела беспокойный и настороженный взгляд в пространство где-то в стороне от себя, а я оттолкнулся от стены, с волнением отвечая на ее тихую просьбу.
Для одной жизни у меня было более чем достаточно всей этой херни с неопределенностью. "Давай выкладывай, Белла", - попросил я, опускаясь на кожаный диван рядом с ней. Так много вариантов пронеслось в этот момент в моей голове, превращая нарастающее беспокойство в настоящую панику.
Она опустила подбородок вниз, пряча от меня свое лицо, пока ее пальцы беспокойно возились с рукавами. К настоящему времени я знал этот жест достаточно хорошо, чтобы понимать, что она была действительно охренительно обеспокоена. "Я боюсь", - наконец, призналась она, взглянув на меня сквозь завесу волос.
Только несколько вещей пугали Беллу.
Мое дыхание начало превращаться в острое удушье, пока я безрассудно перебирал в уме все возможности и варианты несовместимых с жизнью болезней. Рак, заболевание крови, отказ органов, дегенерация костей. Большинство названий приходило мне в голову случайно, благодаря тому, что я успел повидать за многие годы, и на месте всех этих пациентов я представлял Беллу – на больничной койке, страдающую от боли и ухудшающегося состояния. Такое длительное проживание с Карлайлом посвятило меня во множество ужасных вещей. Моя насмешка прозвучала как удушье, когда я ответил: "Боюсь я". Я честно не знал, смогу ли вынести, если с ней что-то не так. Это должен был быть рай, а не ад.
Она медленно втянула воздух и развернулась всем телом в мою сторону со страхом во взгляде. Белла продолжала оттягивать рукава, и я проглотил ком в горле, уставившись на ее дрожащую от беспокойства фигуру. "Ты уедешь", - выдохнула она и крепче ухватилась за ткань.
Я недоуменно взглянул ей в глаза и слегка разозлился. "Какого хрена ты так думаешь?" - спросил я, останавливая ее пальцы, когда положил сверху свою ладонь и отцепил их от ткани. "Пожалуйста, скажи мне", - попросил я, цепляясь за ее руку и с отчаянием вглядываясь в ее глаза.
Ее подбородок и губы задрожали, усиливая мою панику, и она прошептала: "Эти лекарства прописаны моим... психотерапевтом". Белла закрыла глаза и поморщилась, расслабив руку в моей ладони.
Я моргнул и на некоторое время уставился на ее замершую фигуру. Ее карие глаза выглядели испуганными и встревоженными, когда она медленно открыла их. Все еще отходя от шока, я наконец спросил: "Так ты не... больна?". Когда она покачала головой в ответ, медленно и сдержанно, я окончательно позволил себе вздохнуть с облегчением. Притянув ее к себе, я обрушил ее на свою грудь, пряча лицо в ее волосах. "Бля, больше никогда так со мной не поступай! Срань господня, Белла, ты меня до усрачки напугала", - я пытался успокоить свой голос и панику, вдыхая ее запах.
"Ты не... злишься?" - спросила она у меня на груди, оставаясь бездвижной в моих объятиях. Мне и правда было насрать, даже если у нее нет силы воли или еще хрен знает что. Я продолжал раскачивать нас из стороны в сторону, впитывая мысль о том, что она не умрет в самом ближайшем будущем. Она всегда вынуждала меня вести себя чертовски нерационально.
Глубже зарывшись носом в ее волосы, я честно замотал головой в ответ, понимая, что в будущем нам придется вернуться к этой теме, но в данный момент чувствуя себя слишком опустошенным, чтобы тратить на это силы. Я поцеловал ее в макушку и отстранился, жалея, что мы не могли избежать всего этого дерьма и просто быть счастливыми, как за ужином, когда она смеялась. В ее взгляде по-прежнему читались настороженность и озадаченность, когда она исчезла в ванной, чтобы приготовиться ко сну.
Я последовал ее примеру, распаковав пижаму и почистив только зубы перед выходом из ванной. Ни один из нас не стал закрывать дверь, когда мы забрались под одеяла и жадно обхватили друг друга в нашей знакомой позе. Я приник к ее мягкости и теплу, стремясь заполучить каждую частичку ее тела и желая, чтобы одежда между нами попросту исчезла. Я хотел почувствовать ее жар и пульс на своей коже, как постоянное напоминание о том, что слова моей матери были лишь фиктивной, мизерной возможностью, и я никогда не буду жить в горе, как она. Тихий голос Беллы убаюкал меня за пару минут, а приглушенный свет из коридора был скорее приятным сопровождением, чем помехой.
Суббота была моим днем, но воскресенье стало днем Беллы. Она сидела рядом со мной на кожаном диване и грызла свой сэндвич. Я же бесстыдно жрал свой, как долбанный неандерталец. То, что она не испытывала при этом никакого отвращения ко мне, было за гранью моего понимания. Но она была рядом, и все ее гребаные улыбки, хитрые движения, чтобы быть ближе ко мне, тоже никуда не делись. Я мысленно закатывал глаза в ответ на ее неудавшуюся хитрость, желая, чтобы она просто-напросто перестала вести себя так охренительно осторожно.
Когда я проснулся, меня снова ждал еще один чрезмерный завтрак, но меня это начинало немного раздражать. Не могла же она каждое утро делать это дерьмо. Она застенчиво призналась, что проголодалась, и ей просто не нравилась мысль готовить только для одной себя. Скептически, но все же удовлетворенный ответом, я принял ее попытку выполнить мою просьбу прошлым утром, и, в конечном счете, присоединился к ней на диване.
"Йога хуже всего", - продолжила она с кислой миной на лице, при виде которой я лениво усмехнулся. Весь последний час она рассказывала мне про свое расписание. А перед этим - подробно про психотерапию и свое лечение. Наши тринадцать часов сна сделали ее нетерпеливой и непривычно откровенной. А может, это был всего лишь результат ее высвободившейся после вчерашнего ужина честности - я не был уверен наверняка.
Она попыталась вытащить из меня больше информации о Чикаго, но мне хотелось провести день, не думая и не разговаривая на эту тему. Все это походило на гребаное эмоциональное истощение. Признавшись ей в этом, я тут же попросил ее рассказать мне, как прошло лето. И о психотерапии, конечно же. Меня не волновало, что Белла выложила все о нас совершенно незнакомому человеку. Но я чувствовал себя некомфортно, и меня настораживало, когда речь обо мне заходила чаще одного раза. Меня так не волновали даже ее занятия боксом с кем-то, кто мог выбить ее маленькие миленькие зубки.
Но я проглотил все это дерьмо и размазал по улыбке, потому что то, что меня действительно волновало – это блеск успеха и гордости в ее глазах во время рассказа. Я продолжал повторять себе, что это единственное, что имеет значение.
"Йога", - поджал я губы и отбросил прядь волос с глаз. "Это не там становишься весь из себя такой гибкий и прочее дерьмо, со странными названиями типа "Холмик зебры" или все в таком духе?" - спросил я, широко улыбаясь. Ее раскатистый хохот был похож на глоток свежего воздуха, и я невозмутимо упивался им, когда она откинула голову назад и зафыркала от смеха.
"Да, все в таком духе", - кивнула она с кривоватой улыбкой на губах. "Кармен настоятельно рекомендовала, так что..." - она умолкла, пожав плечами, и вздохнула. Эта тетка Кармен всплывала в нашем разговоре за последние два часа чаще, чем Эсми и Элис вместе взятые. Я завидовал этой незнакомке, которая, вероятно, знала гораздо больше о ней, чем я сам.
Взглянув на то, как Белла придвигается ближе, я вздохнул, раздраженный этой ее херней с робостью. Недолго думая, я придвинулся ближе, и ее взгляд стал более настороженным, когда наши бока соприкоснулись. Возможно, мне стоило вести себя чуть осторожнее, когда я съехал ниже по спинке дивана, но, в конечном счете, я решил послать все в жопу, и просто положил свою голову ей на плечо. Я зевнул, отбрасывая волосы с глаз, и мысленно поблагодарил Эсми за то, что она настояла на стрижке. Белла немного повернула голову, взглянула вниз на меня и медленно растворилась во внезапности моей близости.
Долгое время мы сидели в тишине. Я взял ее руку и стал водить пальцем по линиям на ее ладони - как она делала с моей до этого - просто наслаждаясь нашими случайными прикосновениями, которые все же были иногда доступны нам без всякой неловкости. Я спрашивал сам себя, как много должно пройти времени, чтобы избавиться от нее полностью. Может, это никогда и не произойдет.
Прерывая мои молчаливые размышления, она наконец-то прошептала: "Мы можем поговорить о том дне, когда ты уехал, когда мы?.." - она затихла, как только я замер всем телом.
Я зажмурился, не уверенный в том, могу ли я даже думать, а не то что говорить, об этом. "А нам действительно нужно? " - спросил я умоляющим тоном, подняв голову и внимательно посмотрев на нее.
Она нахмурилась, отвела взгляд в сторону и, перед тем как ответить, закусила губу. "Знаешь, это вроде как важно", - она посмотрела мне в глаза, столь же беспокойным, как и, скорее всего, у меня, взглядом, и я сжал зубы. Возможно, она нуждалась в этом больше, чем я. Раз уж она вела себя так неуверенно и нервно, то весь день, вероятно, пошел насмарку, решил я, и будет хорошо, если я смогу что-нибудь сделать ради ее уверенности или чего-либо еще.
Хотя этого было все равно недостаточно, отстранившись от нее, я быстро выболтал ей все, что было у меня на уме: "Я не имел в виду ничего из того дерьма, что сказал, я просто вроде как... сошел с ума и был вне себя. Я вывалил все это на тебя, как мудак, а потом..." - я остановился, когда вспомнил, как ее ладонь бьет меня по лицу, и вздохнул, - "Я заслужил то, что ты сделала, и даже больше".
Она замотала головой, в то время как ее губа была по-прежнему поймана в ловушку между зубами, и возразила: "Никто не заслуживает такого, Эдвард", - и притянула колени к груди. Отлично - вздохнул я, увидев ее в этой проклятой позе зародыша.
"Даже Ньютон?" - я выдавил улыбку, пытаясь разрядить дерьмовую обстановку, но это не сработало.
Она уставилась в пол и нервно сглотнула. "Я заставила тебя заняться со мной любовью".
Не поверив своим ушам, я уронил челюсть на пол, и усмехнулся. "Белла, это... это совсем не то, что называют "заниматься любовью", - ответил я голосом, в который просочилось отвращение к самому себе за то, что не дал ей возможности для сравнения. Тот день стал всем, что она действительно знала, и... я не мог вспомнить, чтобы вел себя так ужасно даже с такой дрянью, как Стэнли. Моя грудь горела, пока в голове одна за другой всплывали непрошеные картинки. Мои пальцы в ее плоти, толкающие, оставляющие синяки. Я отмахнулся от воспоминаний и отвел взгляд в сторону, не в силах смотреть ей прямо в глаза. Мне было горько от того, что оказалась поднята эта тема, в то время как наши дела складывались таким приятным образом.
Белла вздохнула: "Мне плевать на семантику. Это была моя вина".
Я покачал головой, невесело усмехаясь и избегая ее взгляда. "Это вина на двоих".
И вот так мы провели весь следующий час - как жадные собаки, которые борются за большую мясистую вину. Она винила себя в том, что потеряла контроль, но и я его потерял. Она винила себя в том, что ввела меня в заблуждение, а я винил себя за то, что обманул ее. Она винила себя в том, что вела себя эмоционально непредсказуемо, а я винил себя за то, что вел себя, как гребаный псих.
"Но, Эдвард", - раздраженно выдохнула она, и ее лицо раскраснелось и приняло сердитое выражение, - "Я понимала, что делаю. Это было элементарное манипулирование", - почти визжала она, взволнованная нашей перепалкой.
Я затряс головой, скрипя зубами. "А я понимал, что ты манипулируешь мной, Белла. Бля", - расстроено зарычал я. "Поверь мне хоть чуть-чуть".
Игнорируя здравый смысл, она продолжила. "Я знала, что ты будешь сожалеть об этом", - и уверенно кивая головой, добавила - "я вела себя просто как эгоистка".
Мне было охренительно невыносимо слышать, как за все она корит только себя. И я продолжал спорить: "Я позволил тебе сделать это, и даже не мог остановиться".
Она усмехнулась. "А я и не хотела, чтобы ты останавливался".
"А я не хотел, чтобы ты не хотела, чтобы я остановился", - возразил я.
Она приподняла подбородок, и ее глаза вспыхнули от злости. "Хорошо. Я рассказала Элис и Роуз все о пожаре и твоей матери".
Ни капли не задетый этим, я пожал плечами и ответил: "А я рассказал своей матери все о тебе и Филе".
Невероятно расстроившись, она выпалила: "Ладно. Я согласилась на психотерапию тебе на зло", - она замолкла, и, раздраженно выдохнув, добавила более тихим голосом, - "И чтобы можно было пошпионить в твоем шкафу".
Немного запутанный и разочарованный ее признанием, я чуть было не остановился и не попросил ее продолжать. Но вместо этого я потер лицо рукой и вздохнул: "Неважно", - и совершенно искренне добавил, - "Ты не убедишь меня в том, что ты отвратительная сука, так что, пожалуйста, перестань пытаться".
Она застонала, уронив голову на спинку дивана. Искоса взглянув в мою сторону, она на секунду затихла, но потом попросила шепотом: "Скажи что-нибудь плохое обо мне".
"Что? Нет", - отказался я в шоке, отпрянув от нее подальше.
"Пожалуйста", - повторила она.
"Я серьезно думаю, что тебе стоит рассказать об этом своему психотерапевту", - сказал я, округлив глаза, потому что это вряд ли можно было назвать здравой просьбой.
Она раздраженно фыркнула и выпрямилась, глядя мне в глаза. "Разве ты не видишь, Эдвард? Ты воздвиг меня на пьедестал, но я не идеальна". Она вскинула подбородок и уверенно выпятила грудь вперед. "Скажи это. Я не идеальна".
Я отвернулся и покачал головой. "Нет".
Она опять раздраженно выдохнула. "Во мне должно быть что-то, что просто... раздражает тебя до усрачки". Когда я не ответил, она пораженно вздохнула. Честно говоря, она действительно раздражала меня, но слишком уж незначительно. Однако, прежде чем я успел это сказать, наши глаза встретились, и я понял, что этого будет недостаточно. Она закрыла глаза, и линия ее губ только подчеркнула глубокий хмурый вид, когда она заговорила: "Жить в тени твоей диаметрально противоположной интерпретации меня... это такой тяжелый прессинг, Эдвард". Она открыла свои глаза, и в них отразились печаль и мольба.
Бля. Я застонал и плюхнулся в кожаную обивку, борясь с сильным желанием брыкнуться, как какой-нибудь нетерпеливый двухлетний младенец. "Ладно", - коротко ответил я, сдавливая переносицу и закрывая глаза. Я попытался отыскать что-нибудь в Белле, что раздражало и расстраивало меня, но не было связано с ее собственной искаженной интерпретацией себя, чтобы она не заметила моего жульничества. Честно говоря, мне пришлось нелегко, придумывая хоть что-нибудь. Я открыл глаза и уставился в пространство, задумавшись о том, как такое вообще возможно. Уверен, даже Эсми и Карлайл раздражали друг друга. И каким бы болезненным это ни было, я даже помнил, как спорили мои родители, когда я был маленьким.
Белла ждала, нетерпеливо облизывая губы, пока я изо всех сил пытался найти в ней недостатки. Она была права. Никто не идеален. Прищурившись, я изучал ее лицо и снова и снова проигрывал последние десять месяцев в голове, как мог, и, наконец, меня осенило.
"Ты..." - начал я, и она приободрилась, восторженно сверкнув глазами. "В смысле, иногда ты можешь быть немного..." - я умолк, забеспокоившись возможностью задеть ее самолюбие, но ее одобряющий кивок вызвал у меня быстрый выдох, - "неблагоразумной". Вот. Я сказал это. Белла была неблагоразумной. Я приготовился к чему-то вроде горечи, но вместо этого она улыбнулась и согласно кивнула. Получив поощрение, я добавил: "Даже иррациональной", - и пожал плечами.
Она всплеснула руками в воздухе. "Я знаю", - и начала смеяться гортанным, свободным хохотом. "Я совершенно чокнутая, клянусь!" Я наблюдал за тем, как она хихикает, фыркает от смеха и, спустя какое-то время, успокаивается. "Спасибо", - наконец выдохнула она, и еще один смешок сорвался с ее губ.
Я поджал губы, глядя на нее, и вдруг мне стало любопытно. "Моя очередь", - попросил я.
Она перевела свой взгляд на меня и переспросила: "Чего?", - и ее улыбка стала исчезать.
"Моя очередь", - повторил я, закатывая глаза. "У меня тоже есть свой собственный пьедестал. Спихни меня".
Она побледнела и широко распахнула глаза. "Почему? Ни за что", - настойчиво ответила она. - "Я уже и так назвала тебя болваном, разве это не считается?"
Я прищурился. "Нет. Это совершенно, бля, нечестно. Я показал тебе себя, теперь твоя очередь", - упорствовал я, выразительно добавив, - "Прекрати вести себя неблагоразумно".
Она нервно сглотнула, всплеснув руками, но я ждал. Втянув нижнюю губу между зубами и покусывая ее, она погрузилась в раздумья. Теперь всецело понимая ее предшествующее поведение, я выжидающе наклонился вперед, испытывая любопытство и нетерпение. Какая же мы долбанутая пара, - весело думал я, - раз получаем удовольствие, обижая друг друга. Какая бы это могла быть необыкновенная радость для ее Кармен...
Вдруг она зашевелилась и развернулась ко мне с неуверенным видом. "Есть кое-что", - объявила она, и я с энтузиазмом кивнул, наморщив лоб и приготовившись впитывать. Она откашлялась и произнесла: "Ты слишком строг к себе и..."
"Не считается", - резко прервал я, вспоминая, как она воспользовалась точно такой же отговоркой.
Она поймала мой сердитый взгляд и нахмурилась. "Ты не дал мне закончить", - и снова вздохнув, продолжила, - "Ты думаешь, что не заслуживаешь определенных вещей, поэтому ты лишаешь себя их, и иногда... это заканчивается тем, что ты задеваешь... эм-м... чувства других людей", - закончила она, положив руки на колени.
Я почувствовал, как углубилась складка у меня на лбу, когда я нахмурился. "Как это?" - спросил я.
Она неуютно заерзала, переводя свой взгляд на ладони на коленях. "Ты знаешь. Как с едой вчера", - прошептала она, взглянув на меня из-под своих пышных ресниц. Но, увидев мое все еще непонимающее выражение лица, уточнила: "Ты думал, что не заслуживаешь ее, так? Хотя и хотел ее?" Я утвердительно и честно кивнул в ответ, вспоминая, как ужасно чувствовал себя из-за того, что она столько времени потратила на приготовление моего завтрака. "Ну, ты поступил непреднамеренно, но я все-таки вложила много сил, и все, что услышала в ответ - это то, что ты ее не хочешь", - закончила она, и ее лицо приобрело любопытный оттенок красного, когда она сглотнула.
"Оу", - я поджал губы и понимающе кивнул, хотя к этому моменту уже все понял. Я знал ее намного лучше, чем она думала. Я улыбнулся ей, но она замотала головой.
"Это относится и к другим вещам, Эдвард", - добавила она, важно приподнимая брови и краснея еще больше. Я ждал дальнейших объяснений, испытывая такое чувство, как будто упускаю некий тайный смысл. Она застонала, снова опустила голову вниз и закрыла глаз. "К другим, некоторым особым вещам", - лаконично уточнила она шепотом. Когда она наконец-то открыла глаза, я мог только представить себе, что за выражение лица было у меня - бледное, недоверчивое,.. озадаченное, черт побери, или что-то в этом роде.
"Например, секс..." - откровенно предположил я. Я был дома всего два дня, и даже не знал наверняка, была ли она все еще моей. Я стал спрашивать самого себя, решит ли эта проблема мою судьбу, и мне эта мысль ни капли не понравилась. Я чувствовал, что отстраняюсь и замыкаюсь в этих мыслях.
"Нет!" - замотала она головой так сильно, что ее волосы взметнулись вокруг лица. "Меня не волнует секс, обещаю. Если ты не хочешь, то это... бессмысленно и почти ничего не стоит. Даже не стоит обсуждать..." Ауч. "... если ты не задумываешься о нем. Я имела в виду более простые вещи...", - она снова напряглась, забеспокоилась и стала оттягивать свои рукава, выразительно уставившись на меня. Все было как прошлым вечером. Она облизала губы, взглянув на мои, и еще сильнее покраснела, прежде чем пробормотать: "Все так запутанно".
"Да", - с жаром согласился я, а потом расстроено спросил: "Я могу пояснить, почему выбрал именно этот твой недостаток? Потому что твои смешанные сигналы действительно превосходят все остальное", - запустив пальцы в волосы, я раздосадовано покачал головой. Сначала она вынуждает меня умолять и унижаться, только ради разговора со мной, называет меня болваном, и практически подтверждает, что я все проебал. А теперь она почти сказала, что любит меня, и вполне открыто просит меня поцеловать ее. "Запутанно" - это слишком недостаточное определение.
Поморщившись, она кивнула и закатила глаза. "Чокнутая, помнишь? - пробормотала она, указывая пальцем себе на грудь и плюхаясь назад на диван.
Мое лицо вытянулось, когда я откинулся головой на спинку дивана и посмотрел на нее. Она играла с кончиками своих волос. Ее взгляд был сосредоточен. Когда она слегка почесала голову, это выдало ее растерянность, и она еще глубже погрузилась в свои мысли.
"Эй", - прошептал я, разрушая ее сосредоточенность, и наши глаза снова встретились. Я поднял руку к ее щеке и откинул волосы в сторону. "Я не считаю тебя чокнутой. Может быть, ты не идеальна, но ты идеальна для меня". Осторожно коснувшись пальцем ее шеи, я нервно сглотнул, когда провел им вниз по ее мягкой коже. Недоумевая, она всматривалась в мои глаза, пока кончик моего пальца опускался все ниже, за воротник, изучая то, что под ним, и с легкостью находя то, что я искал. У меня не вышло подавить свою дерьмовую ухмылку, когда я потянул за цепочку и вытащил из-под темного хлопка ее свитера кулон. Вообще-то, я пытался рассмотреть его последние два дня, но она всегда прятала его. И у меня не было никакой возможности узнать, носила ли она его вообще. Он был тем единственным доказательством, в котором я нуждался. Все остальное, что происходило в последние дни, было лишь глазурью на моем торте ратификации.
"Что?" - смущенно улыбнулась она, бросив взгляд вниз на кулон в виде лошадей, который я подарил ей на День св. Валентина. Она подняла руку и ласково прикоснулась к нему, заверяя меня: "Я никогда его не снимаю", - и слегка похлопала ресницами, специально прикидываясь робкой.
Моя уверенность стала прибывать, и я наклонился ближе, отпуская цепочку. Поместив ладонь на ее щеку, я провел большим пальцем по ее полным губам, высказывая молчаливую просьбу. Ее взгляд, повторяя мой, отяжелел и покрылся поволокой, и наши лица стали приближаться друг к другу, пока мы не соприкоснулись носами. Наслаждаясь теплом ее дыхания на своей коже, я наклонил голову и наконец-то коснулся ее губ своими. Поцелуй был таким, каким и должен был быть наш первый после моего возвращения поцелуй - никаких фанфар или грандиозных заявлений. Лишь преграда из обвинений и простые истины за сэндвичами с ростбифом и проблемами расставания.
Мой поцелуй был нежен и ласков настолько, насколько позволяло мое волнение. Она вздохнула, обернула пальцы вокруг моей шеи и притянула ближе к себе. Я чувствовал, как уголки ее губ потянулись вверх, борясь с попыткой подавить улыбку, тогда как мои руки запутались в ее волосах. Я позволил себе углубить поцелуй ровно настолько, чтобы кончики наших языков едва коснулись друг друга.
Мы отстранились друг от друга одновременно, но остались близко друг к другу, погружаясь в кожаную обивку. Я положил руку на спинку дивана, коснувшись своих губ кончиком языка, и улыбнулся, когда она широко улыбнулась мне в ответ. Белла схватила мою руку, которая нависла над ее плечом, и стала играть с кольцом, пока я вдыхал аромат цветов и печенья, доносившийся от ее волос.
Внезапно и совершенно неожиданно для меня она выдала: "Я копалась в твоих вещах и выбросила твое порно".
Да. Это меня остановило. Мой взгляд неосознанно метнулся к ночному столику, прежде чем быстро вернуться к ней. Она взглянула вверх на меня с виноватым выражением на окрасившемся в красный цвет лице и кивнула. "Письма и все остальное", - прошептала она негромко, с намеком и многозначительно.
Если бы в моем полу было отверстие, то я бы провалился сквозь него, как полный кретин, и сдох бы там от стыда. Вместо этого я вздохнул и поцеловал ее в висок, пока жар подбирался к моей шее. Я сглотнул и пробормотал рядом с ее кожей: "А я случайно показал своей матери рисунок, на котором ты полуобнаженная".
Она посмотрела прямо на меня, широко распахнув глаза. "Не верю!" Я кивнул в знак подтверждения с извиняющимся видом, пока она медленно возвращалась к своей удобной позе у меня под боком. Мы сидели так, совершенно довольные, оба размышляющие о разных вещах, пока тишина уютно окутывала нас.
Было такое чувство, что с моих плеч свалился огромный груз, о существовании которого я даже не подозревал. Наши недостатки и конфликтные моменты остались, но было ясно, что ни один из нас никуда не уходил. Я по-прежнему был долбанным идиотом, а она по-прежнему была моей девочкой.
Моей неблагоразумной, сбивающей с толку, любопытной, ненавидящей порно девочкой.
* * *
"Нет, нет. Смотри сюда" - бормотал Джаспер, пихая бумагу мне под нос и указывая на нее. "Здесь говорится «полторы чайные ложки пищевой соды». Не разрыхлителя теста". Он забрал листок и стал внимательно его изучать его, пока я хмурился.
С сомнением посмотрев вниз на миску для смешивания и добавляя еще больше херни в сито, я спросил: "А в чем разница?"
Какао-порошок, сода с какао, какая, нахрен, разница в странном рецепте из интернета.
Джаспер пожал плечами и поджал губы, уставившись в бумагу и наклонив голову. "Взбейте сливки до состояния густых холмиков"? И что, бля, это должно означать?" - пробормотал он, наконец-то поднимая на меня глаза и морща лоб. "Где, черт возьми, ты достал этот рецепт? Он начинает напоминать какое-то извращение".
Я застонал и вырвал листок бумаги у него из рук. "Перестань пытаться меня смутить. И без того непросто", - я выдохнул и вернулся к выполнению своей задачи. Джаспер наблюдал за мной с незамаскированным весельем на лице, пока я неуклюже сражался на кухне в третьем раунде битвы "Эдвард против Бытовой Техники и др.". Я уже успел за один вечер выполнить ужасающее количество накопившейся домашней работы, поэтому осталось достаточно времени, чтобы предпринять еще одну попытку.
У меня скопилось так много исправительных школьных заданий, что я вынужден был принять помощь Беллы. Или так, или второй год. Карлайл, кажется, был немного обеспокоен тем, что его деньги не имели обычно достаточного веса, но я не возражал поработать на него. В конце концов, это была моя собственная лажа. Неделя пронеслась одним сплошным пятном, после того как я начал все сначала. Все не было настолько странным, насколько я ожидал. В школе, в отличие от дома, абсолютно ничего не изменилось. Я по-прежнему провожал Беллу на уроки и носил ее учебники, когда она позволяла мне это делать, хотя ей больше не так нравился мой способ ее расслабить. Так или иначе, она действительно больше не нуждалась в нем настолько отчаянно.
"Какая это попытка по счету?" - спросил Джаспер, усаживаясь на столешницу и перебрасывая из руки в руку небольшую баночку с экстрактом ванили. В качестве зацепки он воспользовался тем, что Элис и Белла возвращались домой после их пятничных занятий по боксу, но я все прекрасно усек. Он, падла, наслаждался каждой секундой этого дерьма.
Я рассеянно ответил: "Номер три", - и продолжил воровать сахарную пудру из импровизированной кладовой. Мне непривычно было видеть столько много всякого дерьма на кухне Карл… на моей кухне. Тут были вещи, которые я вообще никогда не надеялся здесь увидеть, но у Беллы оказалась целая бутылка вишневого ликера, который просто стоял там и ждал меня. Это был знак, я чувствовал. Официально обыск верхней полки дал в результате банку с вишнями для торта, и этот новый рецепт оказался в победителях.
Джаспер хмыкнул и спросил у меня за спиной: "А что это за торт?"
Найдя сахар, я повернулся к нему и пробормотал: "Шварцвальд". Я пытался подмазаться к Белле, но не был уверен, станет ли осквернение ее кухни таким уж хорошим способом достижения этой цели. У меня была куча времени, чтобы облажаться и начать все заново, пока они не вернулись домой, но я не знал, управлюсь ли с уборкой.
Кроме того, я, как полнейший придурок, пропустил ее день рождения. Я знал, что она ни за что не примет настоящий подарок, а на мой день рождения она приготовила торт. Так что я попытался снова вернуться к принципу "око за око". Конечно же, с выпечкой мы были на "вы", и все это выглядело нелепо. Ужасные брызги, покрывающие мою футболку, подтверждали это: мне нужно было нарисовать ей что-нибудь. "Я чувствую себя как тупая задница", - признался я, посмотрев вниз на футболку.
Благодаря всем этим событиям я был близок к тому, чтобы превратиться в слюнтяя, если бы пришлось одеть один из фартуков моей девочки. Повсюду были большие глыбы муки, сырых яиц и... чего-то еще, чье название я даже не мог вспомнить. Все это прилипало к моим рукам самым вопиющим и неудобным образом. Я решил снять футболку и стянул ее через голову. Сняв футболку, я порадовался, что, встав утром и на скорую руку собравшись в школу, я оставил под ней майку. И приготовился самыми разными способами отомстить миксеру, ответственному за мое затруднительное положение.
На этом ублюдке серьезно нужно писать предупреждение...
"Ты и выглядишь как тупая задница", - рассмеялся Джаспер, уворачиваясь от футболки, которую я запустил ему в голову. "Поверить не могу, что ты держишь скалку. Я был прав на твой счет, когда сказал, что стану жертвой твоего идиотизма", - продолжал он, очевидно довольный собой, в то время как я игнорировал сотый за эту неделю намек на "рыцарство". В тайне смущенный, я обдумывал, как объяснить ему, что мне нравилось спать с Беллой - в очень не сексуальном смысле этого слова. Но решил, что он никогда не поймет этого и закатил глаза, возвращаясь к начатому. Он наблюдал за тем, как я, сосредоточенно нахмурив брови, отмеряю сахар. Разрушая мою полнейшую концентрацию, он задал вопрос: "Еще раз - почему ты не разрешаешь мне помочь тебе? Я пек торт и раньше".
Я решительно свалил весь сахар в фильтр. "Потому что это... одна из тех вещей, которая становится более особенной, если я делаю ее сам", - раздраженно фыркнул я и решил испытать удачу с разбитием еще одного яйца. Я уже успел уничтожить целую дюжину.
Он покачал головой и осмотрел бутылку с ликером. "Не знаю, согласится ли с этим Белла. На самом деле…" - вздохнул он и встретил мой стоический и мрачный взгляд - "…я думаю, что, как только она увидит свою кухню, она испробует на тебе это дерьмо с дзюдо". Серьезное выражение его лица выражало одновременно веселость и обеспокоенность. В смысле, она же сделает ради меня исключение. По крайней мере, я продолжал говорить себе это, когда облизал губы и попытался разбить еще одно яйцо.
Спустя два часа, шесть яиц, одно замечание Джасу о том, что он не может напиться вишневым ликером, и два сломанных миксера, я покрывал глазурью определенно самый уродливый гребаный торт, который я когда-либо видел в своей жизни.
Карлайл заглянул посмотреть, из-за чего стоит весь этот хохот.
Его перекошенное от страха лицо напугало меня. "Она или сочтет это за проявление любви, или придет в ужас", - сказал он, прежде чем добавить - "Ты ее сегодня пригласил?" Я раздраженно кивнул и, когда он вышел из кухни, нервно осмотрел беспорядок на столешницах.
"Почему?" - я угрюмо повесил голову, размазывая глазурь по торту. "Почему этот долбанный торт так крошиться? Ведь так не должно быть, правильно?" - спросил я, задумчиво поджимая губы. Думаю, делать сейчас гребаные шоколадные завитки было бы слегка бессмысленно.
Джас наблюдал за движениями ножа со зловещей улыбкой на лице. "Чувак, думаю, тебе нужно было подождать, пока он остынет, прежде чем покрывать торт глазурью". Я сузил глаза в ответ на его запоздалое замечание, когда до меня донесся отдаленный звук открывающейся парадной двери. Я поднял на него безумный взгляд, но было уже слишком поздно - Белла и Элис входили в кухню. На лице Элис было написано волнение, а Белла фыркала от смеха.
Джас спрыгнул со столешницы на пол, и теперь мы оба стояли посреди разгромленной кухни: я - покрытый липким жидким тестом, он - с подозрительно виноватым видом, быстро спрятав бутылку ликера за спину.
"Ты видела, как она?.." - Белла резко остановилась и ошеломленно обвела кухню широко распахнутыми глазами.
Вот дерьмо. Я мысленно застонал.
Улыбка Джаса превратилась в мстительную, когда он отступил от меня в сторону. "Это все Эдвард", - выболтал он, указывая пальцем на мое встревоженное лицо. Я прищурился, когда он еле слышно добавил: "Час расплаты, сучка", - и незаметно проскользнул к Элис, положив руки ей на плечи. "Я пытался предложить помощь".
Вот урод.
Пытаясь все уладить, я повернулся к Белле и выдавил улыбку. "Это именинный торт", - объяснил я, показательно махнув на него рукой. Мои зубы сжались, когда Элис тихонько фыркнула в ответ на ужасную кучу чего-то темно-коричневого. Белла нахмурилась, переводя взгляд с меня на совершенное с тортом зверство и обратно. На ней не было толстовки. Вместо нее - облегающая футболка, предназначенная, вероятно, для занятий боксом. Ее волосы были завязаны в хвостик, который был переброшен через ее плечо. В шоке она отрыла рот - к счастью, все зубы, кажется, были на месте.
Элис потрясенно застрекотала Джасперу: "Ты никогда не готовил мне торт", - и надулась. Его сердитый взгляд впился в меня с еще большей силой.
"Ты... испек... торт?" - спросила Белла так, как будто пыталась подобрать правильные слова и не в силах этого сделать.
Сглотнув, я кивнул и стал ждать ее осуждения, пока она переводила взгляд туда-обратно с непонятным выражением лица. Любовь. Ужас. Любовь. Ужас. Ее губы дернулись один раз, второй, а потом расплылись в широкой, потрясенной улыбке.
Выражающий любовь ужас, да.
Я облегченно улыбнулся ей в ответ, когда она медленно прошла через кухню. Попытка родить внушающее любовь дерьмо стоила всех усилий, и я улыбнулся шире, отбрасывая свои все еще нуждающиеся в стрижке волосы с глаз, сообщая: "Возможно, нам понадобиться новый миксер".
Она остановилась у столешницы, и ее улыбка на мгновение дрогнула, когда она на секунду сжала челюсть и закатила глаза. "Все в порядке", - усмехнулась она и склонилась над тортом, чтобы рассмотреть его. Встретив недоверчивый взгляд Джаспера, я одними губами произнес: "Любовь".
Он прищелкнул языком и потащил разочарованную Элис прочь из кухни.
Белла продолжала улыбаться и даже немного покраснела, опустив палец в глазурь. "Ты знаешь, я всегда думала, что ты парень «готовых смесей», - задумчиво сказала она и, засунув палец в рот, облизала его. Мои глаза были прикованы к ее движениям, я наблюдал, как глазурь исчезает между ее губами.
Лежать, малыш.
Мое смущение, похоже, было очевидно. Она облокотилась на столешницу и пояснила: "Ну, ты знаешь, все эти готовые смеси в коробках", - и пожала плечами.
"Готовые смеси в коробках?"
Грустно улыбнувшись, она кивнула, но когда ее глаза, наконец, оценили весь мой вид, они расширились. Я поморщился, осмотрев себя спереди, вспомнив, что второй миксер вел себя еще более жестоко, чем первый.
"У тебя... у тебя тут немножко..." - она умолкла, и ее рука неуверенно застыла, когда она потянулась к моему подбородку, провела по нему большим пальцем и уставилась на него с непонятным выражением на лице.
"Миксер выиграл сражение, но поверь мне…" - я изогнул бровь в свою защиту, - "…войну выиграл я". Жестом указав на теперь уже искореженную технику, которая беспомощно валялась возле мусорного ведра, я ухмыльнулся. Затаив дыхание, я развернулся к ней, готовый перейти к сути, прежде чем она поймет, что я на самом деле уничтожил два миксера. Хотя, в свою защиту должен отметить, что первый сломался по чистой случайности.
Когда я посмотрел на нее, у нее на лице было все то же непонятное выражение. Взволнованный и понимающий, что это могло оказаться следствием некой странной привязанности моей девочки к электроприборам, я спросил: "Что не так?", - молясь при этом, чтобы на моей совести не было уничтожение ее любимого миксера или чего-то в этом духе.
Она продолжала моргать и пялиться на меня, прежде чем сделала шаг мне навстречу и странно напряженным тоном произнесла: "Эдвард, ты... ты весь покрыт шоколадом... Стоя на... кухне, в этом..." - не в силах продолжать дальше, она замолкла, приоткрыв губы. Ее взгляд стал напряженнее, и я узнал его.
Прошла почти неделя после поцелуя на диване, но между нами в атмосфере, как неизлечимый рак, по-прежнему витала неуверенность. Мы воровали друг у друга невинные поцелуи, проходя по коридору, всякий раз, когда кто-то из нас покидал комнату, и перед тем, как лечь спать, но, по большому счету, это было не то же самое. Я полагал, что мы оба, скорее всего, были до усрачки напуганы возможностью дать волю всей силе нашего желания, как в прошлый раз. Вот почему я хотел подмазаться к ней и спросить о том, что Карлайл предлагал сделать уже давно,.. а теперь еще и с раздражающей регулярностью.
Не уверен, было ли дело в мысли о том, что я готовил, или же в том, что я весь был покрыт шоколадом, но... ее это явно завело. Она еле заметно наклонила голову, и ее глаза оказались прикованы к моим губам, пока она нервно теребила свой хвостик. Произнеся что-то, что прозвучало как "грязнуля", она снова посмотрела мне в глаза и отпустила волосы.
Как два подростковых магнита с бушующими гормонами, в одну секунду мы стояли спокойно, а в другую уже набросились друг на друга. Я жадно обрушился на ее губы, притягивая ее к себе за талию, пока она сжимала в кулаки мою майку и тянула ближе к себе. Наши губы раскрылись одновременно, языки соединились в смелом порыве, и мы оказались во рту друг у друга впервые за долгие месяцы. Это был далеко не самый изящный мой поцелуй - наши зубы и носы стукнулись, наткнувшись друг на друга, когда она попятилась назад к столешнице, потащив меня за собой руками и губами. Она приподнялась, не прерывая поцелуй, и теперь, оказавшись на одном уровне со мной, притянула ближе к себе. Мы дрожали от волнения.
Я дал себе пять секунд на то, чтобы ощутить ее язык на своем и наше неустойчивое, отрывистое дыхание, прежде чем оторваться от нее, хватая ртом воздух. "Это слишком", - выдохнул я, замотав головой и уткнувшись головой в ее плечо. С самого начала это было для нас настоящей проблемой. Мы продолжали понемногу отмерять все дерьмо, пока его, в конечном счете, не прорвало поспешным переплетением языков и эмоций. Все это сделало нас непредсказуемыми и безрассудными. Она ласково гладила мои волосы, пока я изо всех сил старался восстановить контроль над... всем. Руками я крепко прижал ее за талию к себе. А она поцеловала меня в шею, безмолвно извиняясь - что было совершенно лишним - и со вздохом вернула мне мои объятия.
Наконец, готовый признаться, что мне нужна была помощь в том, чтобы справиться с деликатностью нашей ситуации, я поднял голову. Она уже так далеко продвинулась вперед, и так хорошо с этим справлялась. А я устал постоянно находиться в стороне и хотел при этом понимать, как нужно сделать все правильно, как быть с ней. И только один человек мог мне сказать об этом.
Как обычно, доходив до всего последним, я начал задумываться об ее успехах после сеансов психотерапии, и, опять же, без восторга относясь к тому, что я охотно исключил себя из них. Даже с Карлайлом она была достаточно близка, чтобы иметь возможность обсуждать это, но я по-прежнему оставался лишь тем, кто поддерживает ее на минимальном уровне. Это беспокоило меня больше, чем я хотел бы признаться себе в том, что не могу достаточно и активно подбадривать ее. Она явно гордилась успехами. И мне хотелось верить, что это не приведет ее к какому-нибудь следующему мудаку, как только она почувствует себя достаточно хорошо. И, может быть, если бы я мог продемонстрировать ей это доверие, в итоге, я завоевал бы ее снова.
Встречая ее извиняющийся взгляд, я сжал челюсть и произнес просьбу, которая изводила меня уже несколько дней подряд: "Я хочу встретиться с Кармен".
форум
Источник: http://robsten.ru/forum/19-40-1
0
