БЕЛЛА

Это казалось настолько правильным. Все было так, как он и сказал вчера: Я показала ему свои сны, теперь пришла его очередь показать мне свои – и тогда я перестану ощущать себя уродом.

Все еще сидя «верхом» на скамейке для пикников, Эдвард с расстроенным видом запустил руку себе в волосы, глядя куда угодно, но только не в мои глаза. «Я был в своей комнате, когда случился приступ головокружения». – начал он, а потом, наконец, встретился со мной взглядом. «Знаешь, когда не спишь так долго, начинается чертово головокружение?» – спросил он.

Я кивнула. Я хорошо знала это чувство. Для меня это было особенно тяжело в выходные, когда у меня не было уроков, чтобы поспать.

«Поэтому я лег, чтобы немного поспать… Достаточно, чтобы это чувство стало терпимым. Понимаешь?» – нервно спросил он.

Я снова кивнула. Все понятно. У него наконец-то был благодарный слушатель.

Вместо рассказа, он полез в карман куртки, достал сигарету и начал курить. Казалось, это помогло ему на минутку расслабиться, а я лениво воспользовалась этой минуткой, чтобы оценить иронию того факта, что он курил для того, чтобы снять напряжение, возникшее в результате кошмаров, в которых, скорее всего, был огонь. Однако, я могла ошибаться в этом случае.

«Мне снилась моя мать». – шепнул он, выдохнув длинную струю дыма. «Это была ночь после похорон моего отца, и я был один». Он остановился и немного нахмурился, а потом встретился со мной взглядом с выражением легкого смущения на лице. «Видишь ли, моя мама обычно напевала мне песню, перед тем как я ложился спать. Это была эта песня… «Милые маленькие лошадки». Он вздохнул, тряся головой, и закатил глаза.

Я знала песню, о которой он говорил. Когда я в начальной школе ходила в хор, мы пели ее. Это было еще до того, как я обнаружила полное отсутствие музыкального слуха, но я ничего не сказала об этом Эдварду. Я просто кивнула, чтобы он продолжал.

«Во всяком случае, в эту ночь она не пришла.» Он смотрел вниз на стол и продолжал курить. «И я не мог заснуть, не слыша ее, так что я отправился искать ее», – продолжил он, слегка сгорбившись. «Она была на кухне… пила». Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. «Много. Как абсолютный, полностью пропащий человек». Потом он потряс головой и снова затянулся. «Она плакала, и, черт, даже не удосужилась посмотреть на меня. Только сказала мне, чтобы я убирался. Сказала, что больше не хочет, чтобы я оставался там». Он сказал последнюю фразу таким тихим шепотом, что я едва расслышала ее.

Спустя момент он докурил сигарету и выкинул ее с беседки щелчком, пристально разглядывая тлеющий огонек, снова избегая встречаться со мной взглядом. Затем он пожал плечами, закрывая тему и, не глядя на меня, взял новое печенье.

В моем сердце что-то оборвалось. Почему его мать была такой жестокой с ним? Я знаю, как потеря кого-то столь близкого может полностью тебя изменить, но без сомнений ей не было прощения за то, что она отвернулась от собственного ребенка. Я хотела сказать ему, что мне жаль, сказать, что его мать была ужасным человеком, спросить его, почему она была такой бессердечной, но знала, что все это не те слова. Вместо этого я кивнула, даже зная, что он не смотрит на меня и не увидит этого и, взяв печенье, начала есть.

Мы больше ни о чем не говорили еще несколько часов. Мы просто сидели, глядя на то, что было видно от реки сквозь темный, туманный сад. Тишина была комфортной, задумчивой. Мой разум был занят раздумьями о сне Эдварда и историей, которую он мне рассказал. Я уверена, он думал тоже самое обо мне

В конце концов, я увидела светлеющие облака и, посмотрев на часы, которые лежали у меня в кармане, поняла, что мы пробыли в беседке около шести часов.

Нарушая тишину, я с сожалением вздохнула: «Я должна собираться в школу.» Время, проведенное с Эдвардом, даже в полной тишине, давало мне странное чувство комфорта и безопасности.

Он развернулся ко мне, глядя на меня почти с таким же сожалением, и кивнул. Я встала и, подняв руки над головой, потянулась. Эдвард последовал моему примеру и убрал пачку сигарет с зажигалкой в карман. Слегка улыбаясь, я прихватила остатки Панацеи Из Арахисового Масла, и мы направились обратно по домам.

Я чувствовала легкое сожаление от того, что Эдвард ушел, пока не вспомнила, что мы учимся в одной школе, и я могла видеть его целый день. Глядя на себя в зеркало, пока чистила зубы, я почти улыбалась, потом в тысячный раз эти три дня мысленно шлепнула себя.

Элис была на удивление тихой сегодня утром, скорее всего разочарованной из-за того, что Джаспер не пришел на ту вечеринку в пятницу. Поездка в школу прошла без происшествий, пока мы не приехали, и она не увидела Джаспера, выходящего из серебристого автомобиля. Она пыталась сделать равнодушный вид, хотя и безуспешно, когда я увидела Эдварда, выходящего из той же машины. В дневном свете он выглядел даже лучше… ну… насколько погода Форкса позволяла светить солнечным лучам.

Теперь уже я старалась выглядеть равнодушной. Я отвесила себе еще один мысленный шлепок.

"Капюшон на голову, голову вниз", - мысленно пропела я себе, выходя из Порше.

Элис и я тихонько шли за Джасом и Эдвардом, пересекая двор, чтобы попасть в школу. Следуя достаточно далеко, чтобы не слышать их разговор, но достаточно близко, чтобы видеть, как блестят бронзовые волосы Эдварда в скудном солнечном свете. Я закатила глаза.

Я провела первые два урока, размышляя, нормально ли будет поговорить с Эдвардом в школе, гадая, понравится или нет ему это. На третьей перемене я получила ответ на этот вопрос.

Он шел прямо на меня по двору школы. Вся школа толпилась около кабинетов, избегая меня, что мне нравилось. На Эдварде была та же кожаная куртка, черные брюки и ботинки. С одного плеча у него свисала сумка, выглядел он как модель со стенда за независимость. Когда он, наконец, пристально посмотрел на меня, я слегка улыбнулась ему и стала идти медленней.

Я молча задала вопрос.

"Все хорошо?"

Не было ничего хорошо.

Он открыто посмотрел на меня сощуренными глазами и ускорил шаг, быстро пройдя мимо меня. Его аромат окутал меня. Я застыла в центре двора на мгновение, наполовину из-за того, что этот запах парализовал меня и все мои чувства, наполовину из-за того, что я не была уверена, что именно только что произошло тут.

Я нахмурилась, как обычно пристально глядя себе под ноги. И прошла в класс, пытаясь вытолкнуть из себя всю боль, которую чувствовала, и ругая себя за то, что ожидала чего-то другого.

Когда я вошла в столовую, то с трудом подавила желание найти тут Эдварда Каллена. Вместо этого я просто села за свой стол и стала есть свои печенья и читать книгу, как и всегда. Я даже не подняла голову, когда прозвенел звонок, сообщавший о конце ланча. Я просто собрала все свои вещи и вышла из столовой, чувствуя гордость за себя, что смогла провести целый час, не ища его. Я могла с этим справиться.

Ну, или, по крайней мере, я так думала, до тех пор, пока не зашла в кабинет биологии и не увидела Эдварда Каллена, сидящего за моей партой. Решив, что вселенная ненавидит меня, я, опустив голову, направилась к столу. "Что он тут делает?" - кричала я мысленно, внешне же мое лицо оставалось абсолютно безразличным, без каких-либо эмоций. Хоть в чем-то я преуспела.

Я села на свое место, не глядя на Эдварда. Определенно, биология – самый худший час за сегодня. Я говорю так, потому что все смотрели на меня так, словно я держала в капюшоне бомбу замедленного действия. И я говорю так, потому что я чувствовала запах Эдварда. Он пах мылом, мятой, сигаретным дымом и… теплом. Определенно теплом. Я коротко взглянула на него сквозь занавес волос, потому что я просто не могла не смотреть на него.

Он смотрел прямо перед собой и полностью избегал смотреть даже в направлении меня, что разительно отличалось от взглядов всего остального класса, включая и мистера Баннера. Его явное и очевидное избегание меня очень расстраивало. Я не смогла даже в полной мере насладиться видом сильно разбитого носа Майка.

Слава Богу, урок начался, и все перестали пялиться на меня, что дало мне возможность расслабиться и нахмуриться, пока никто не видел.

Конечно же, Эдвард не хотел, чтобы его увидели со мной в школе.

В конце концов, я же была местным уродом.

Но обязательно ли было так явно это демонстрировать? Оставшуюся часть урока я пыталась сконцентрироваться на учителе сквозь дымку моей сонливости и обволакивающего меня аромата Эдварда.

Когда, наконец, прозвенел звонок, Эдвард вскочил со своего места и вышел из комнаты быстрее, чем мой усталый мозг смог что-либо сообразить.

Я повернулась и нахмурилась, глядя на пустой стул рядом со мной, потом собрала вещи и вышла из комнаты.

И поскольку вселенная все-таки ненавидела меня, Майк оказался около двери, ожидая меня. «Привет, Белла!» – позвал он, прислонившись к стене.

Я съежилась, а потом медленно повернулась, чтобы увидеть его лицо.

Слава Богу, он находился в комфортных десяти футах от меня. По крайней мере, в комфортных для меня. Не для Майка. Он начал приближаться ко мне, обходя людей, выходивших из класса. Его огромный синий нос приближался ко мне.

Сразу поняв, что он приближается, мое дыхание участилось. Адреналин понесся по венам, отчего я немного задрожала. Мне хотелось убежать, закричать, сказать Майку, чтобы он оставил меня уже, к черту, в покое. Но мои ноги примерзли к полу, когда он подошел вплотную… и обхватил меня рукой за плечо.
В ту же секунду в голове начали вспышками проноситься воспоминания. Фил, хватающий меня за плечо и прижимающий меня к стене. Фил, шепчущий мне на ухо. Фил, хватающий меня за волосы и выдирающий их.

«ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!» – завизжала я, сбрасывая руку Майка с дрожащего плеча. Вся сила моего толчка обернулась против меня, и я полетела к шкафчикам, ударяясь с громким ударом о них. Я прислонилась спиной к ним, задыхаясь и дрожа, по щекам текли слезы. Все, кто был в холле, застыли и смотрели на меня недоверчиво. Голова пульсировала из-за звона в ушах, пока я стояла там, прижавшись к холодным металлическим ящикам, и я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони до крови.

Майка, кажется, моя реакция позабавила, и он первый прервал тишину, посмеиваясь, взмахнув мне рукой и послав мне улыбку, после чего повернулся и продолжил свой путь на следующий урок. Ты серьезно?

Спустя еще какое-то мгновение, все вернулись к своим делам, хотя теперь с большим перешептыванием и хихиканьем в мой адрес, чем прежде. Я низко опустила голову и пошаркала в ближайшую уборную.

Я чувствовала клаустрофобию и удушье там, в холле, когда стояла, а все они смотрели на меня. Я оставила открытой дверь в туалет и бросилась в кабинку, плотно закрыв ее за собой. Сев, я подтянула колени к груди и обняла их, жадно глотая вонючий воздух туалета. Я оставалась в кабинке до конца дня, пытаясь успокоить себя настолько, чтобы суметь встретить взгляды любого, когда выйду отсюда

Возможно, при таком раскладе, я больше никогда не пойду в школу.