Крик совы. Глава 7. Часть 3

С годами моё самообладание улучшилось, и теперь я нередко проводил время в городах, среди людей. Цвет глаз мог выдать нечеловеческую натуру, но когда я бывал голоден, - а чаще всего я оставался на грани, избегая лишних жертв, - глаза чернели, обретая оттенок, схожий с человеческим. Насмешка судьбы: в моменты, когда я был наиболее опасен, меня сложнее всего было отличить от человека. 

Проще стало собирать слухи. Я расспрашивал людей, не сея смерти. Удивительно, но нередко панический страх уступал место симпатии, если на то было моё желание, и люди с радостью начинали со мною общаться, делясь новостями и историями. 

Впрочем, изменения не внесли свежей струи в образ жизни: я по-прежнему оставался воплощением ужаса для любого случайного встречного и старался без надобности держаться подальше от людей. 

Я двинулся в направлении средоточия жизни – в центр маленького городка, название которого не потрудился узнать. Сюда не проникал холодный ветер с Ла-Манша – он пропадал в окраинных кварталах, теряясь в узких переулках, застревая в ветхих стенах бедняцких лачуг, не в силах добраться до добротных каменных домов, поэтому казалось, что улицы ещё хранят тепло дневного светила. 

Рыночная площадь, расположенная у городской ратуши, несмотря на поздний час, не спала. Пространство занимала праздничная ярмарка, стояли подмостки, где играли шумный спектакль бродячие артисты. Место было идеальным для прослушивания досужих сплетен и выработки дальнейшего плана действий. За много лет я убедился, что в такие моменты мне нередко сопутствует удача, и нужные разговоры, как правило, достигают моих ушей. 

Я влился в толпу, рассекая её то вдоль, то поперёк, застывая у лавочек, прислушиваясь к беседам горожан. Долгое время казалось, что возможности понять, куда проляжет мой путь, так и не представится, и вояж по толпе напрасен. Я прекратил движение, слившись со стеной в тёмном переулке. Рядом щебетали две женщины, обмениваясь новостями. Они стояли у входа в лавку с домашней утварью и не замечали никого вокруг. 

- Ты знаешь, что я гостила у родственников в Париже? – Звонкий молодой голос был слышен издалека. Я поморщился: забиваясь в затемнённый угол, я собирался чуть передохнуть от утомляющей ерунды, но было похоже, что для тишины надо было уйти дальше. 
- Ты не раз упоминала об этом до отъезда. - Более взрослый голос второй женщины звучал лёгкой доброй насмешкой. – Поэтому, конечно, знаю. Но после поездки мы не виделись. 
- Так вот, - продолжила со смешком младшая. – Молодой король много строит, всё меняется, представляешь? Ах, как бы я хотела там жить! Говорят, король не особо любит Париж, особенно после Фронды, поэтому перестраивает, переделывает. Моя старая тётушка ворчит по этому поводу, не переставая. Но я не об этом хотела рассказать. Перед отъездом мы гуляли с кузиной по улочкам Сент-Антуанского предместья, и на небольшом удалении от церкви Святого Людовика, построенной по приказу покойного короля, зашли в одну любопытную лавку. 
Девушка замолчала, ожидая наводящих вопросов, которые не преминули появиться: 
- И что ж вы прикупили, чтобы ты столь взволновалась? 
- Нет, мы не покупали, - посерьезнела девушка. – В этой лавке принимает посетителей настоящая провидица. Тётушка обозвала её ведьмой, но на ведьму она не похожа – молоденькая совсем и хорошенькая очень. 

Я встрепенулся и выглянул, чтобы рассмотреть собеседниц получше, радуясь, что не сбежал несколько минут назад, а выслушал пустые женские сплетни о короле, Париже и нарядах. 

Старшей было лет тридцать, излишне худая и высокая, одетая строго – тёмно-синее платье из добротной ткани, голова и плечи покрыты кружевной вуалью. Черты лица хоть и правильные, но красотой не блистали: не было огня в глазах, а тонкие губы выдавали ухмылки вместо улыбок. Младшая отличалась разительно: ниже собеседницы на полголовы и моложе минимум лет на восемь-десять, она была одета модно и броско, яркий цвет розового платья и отложной кружевной воротник бросались в глаза издалека, как и сверкающие драгоценности в ушах и на изящных ручках, которыми она отчаянно жестикулировала, вызывая гримасы недовольства у собеседницы. Лицо сияло свежестью молодости, глаза полны были мечтаний и сумасбродства. По шутке Всевышнего у девушки с излишком было того, чего не хватало её старшей подруге. 

Не было сомнений, что обе дамы хоть и не принадлежали к высшей аристократии, но и не бедствовали. Об этом свидетельствовало качество тканей и покроя, наличие драгоценностей. 

- Глупости! – заметно нахмурилась старшая. Черты лица обрели резкость. – Клодетта, тебе пора уже взрослеть. Куда смотрит твой муж, позволяя такие визиты! И мадам Бовуар абсолютно права: подобный сброд – неподходящее общество для молодой благовоспитанной дамы. Таким женщинам не место в приличных кварталах, пусть живут на Дворе Чудес или где-нибудь около кладбища Невинных. 
- А муж оставался дома, Тереза, ему неинтересны наши прогулки, - озорно ответила Клодетта. На лице её расцвела улыбка. – И ты не понимаешь, девушка действительно предсказывает будущее! Она мне столько наговорила интересного! – закатила рассказчица глаза. 
- Так уж и наговорила, - поджала тонкие губы Тереза. – Хоть одно её предсказание сбылось? 
– В том и дело! – просто так воодушевление младшей потушить было невозможно. Тёмные глаза блестели от восторга, щёки залились румянцем, при виде которого я вынужден был сглотнуть и перестать дышать: со времени последней порции крови, попавшей в пересушенное горло, прошло больше двух недель. - Стала она известна, заранее предсказав смерть Итальянца. Её даже пытались в ведовстве обвинить, навела, мол, порчу на кардинала. Но Его Величество, говорят, так радовался самостоятельности, что девочку трогать не стали. Но слухи-то пошли, поэтому клиентов у неё много, очереди выстраиваются. 
- Поговаривают, Его Величество не любит столицу после Фронды? – спросила Тереза. Было очевидно, что удовольствие ей беседа о заговорах против кардинала не доставляла, и она стремилась перевести тему на более безопасную почву.– Постоянно уезжает из Парижа, чтобы быть подальше от Лувра. Где это видано! 
- Ты засиделась в провинции, милочка, - снисходительно фыркнула Клодетта. – Король собирается преобразить столицу. Месье Бовуар знает многих архитекторов, он рассказывал, что старые стены будут сносить… 

Кумушки продолжали увлечённо спорить, но подробности жизни столицы меня не интересовали. Зато слухи о появившейся в Париже настоящей прорицательнице немало взволновали. Вспомнились слова о том, что Алисия ждала именно меня, предчувствуя заранее встречу… После тех событий я начал усиленно искать подобные сплетни, храня безумную надежду на новое свидание. 

Я никогда не бывал в Париже: большой шумный город мог стать чересчур серьёзным испытанием для самообладания. Слишком велик соблазн поддаться слабости там, где люди исчезают постоянно и никто этого не замечает. Но теперь я мог рискнуть, получив вескую причину. Даже если пророчица не имеет отношения к Алисии, она, возможно, сможет подсказать направление поисков… 

Надежда окрыляла: во мне всегда жила вера в маленькие удачные совпадения, такие, как случайная встреча со старой умирающей ведьмой. Я ведь мог тогда выбрать иную жертву и не оказаться в Лондоне в разгар царствования Марии Кровавой. И тогда бы влачил жалкое существование, не скрашенное отблесками веры в лучшее. 

Существовала и иная причина побывать в Париже: до меня не раз доходили слухи о бескрайних подземных лабиринтах – катакомбах столицы, сокрытых от посторонних глаз – и о страшных делах, творящихся там. Болтали о пьющих кровь, а уж такой рассказ точно должен быть проверен. И похоже, настало подходящее время для такого дела. 

Решив, что услышал достаточно, я выбрался из толпы. 

Покинув городские кварталы, вышел на берег Ла-Манша. Время перевалило за полночь, сильный ветер с моря обычного человека мог сбить с ног. Внизу в крутой обрыв ударялись высокие валы волн, рассыпаясь при встрече со скалой в мельчайшую пыль брызг. Никто не тревожил мой покой, на много миль вокруг не осталось ни души. 

Стоило опуститься на край пропасти и погрузить взгляд в бескрайние морские просторы, как разум заполнился видениями минувших лет: счастливыми годами детства и юности, мигом высшего счастья, когда я поднимался в ложу короля, наполненный молодым восторгом от выигранного турнира, и увидел взгляд той, что стала дороже жизни. 

Сердце ожило. Я верил: когда-нибудь скитания подойдут к концу, оковы спадут, и я смогу дожить обычную человеческую жизнь, отнятую вмешательством древнего проклятия, вызванного из небытия чувством нелепой мести. И поэтому теперь, по прошествии многих десятилетий, я знал: если судьба будет благосклонна и позволит найти брата, мои действия не будут обусловлены ненавистью. Лишь долгом. И желанием разорвать замкнутый круг, отправив проклятие обратно в пустоту забытья. Это нужно нам обоим. 

Под утро я сумел вырвать себя из воспоминаний и уйти с морского побережья. То время кануло в прошлое, и воспоминания лишь подтачивали решимость, а рассуждения ни на йоту не сдвигали с места дел. На востоке, куда лежал мой путь, небо начинало светлеть. Следовало укрыться от солнца, чтобы с наступлением ночи двинуться вглубь материка. Время размышлений подошло к концу, оставляя место для действия. Я отправлялся на очередной виток скитаний, подброшенный судьбой. 
 

***

Проведя день в заброшенном доме на краю деревни, за ночь я добрался до Парижа, следуя вдоль берега Сены. Я оказался в окрестностях города под утро, поэтому пришлось вновь искать убежище и прятаться от не по-осеннему яркого солнца. Подслушанный разговор, побудивший отправиться в Париж, не давал покоя, проснувшееся нетерпение требовало кинуться на улицу Сент-Антуан искать таинственную предсказательницу. Я с трудом заставил себя дождаться сумерек, но стоило оказаться в предместье Сен-Жермен, как неожиданная встреча перечеркнула планы и заставила на время остаться на противоположном от цели берегу. 

В тот момент я находился недалеко от Люксембургского дворца. Попав в предместья большого города, бросился выполнять важную задачу: постарался как можно скорее отыскать источник пропитания, чтобы укрепить самообладание для дальнейшего нахождения среди людей. Я миновал большой пустырь за дворцом и углубился в переплетения улиц, когда наконец ощутил эманации приближающейся смерти. Кинувшись в сторону возможной жертвы, чья полуостывшая кровь позволила бы мне существовать дальше, я перепрыгнул высокий забор и оказался в глухом дворе. 

Но я опоздал: некто подобный мне опередил, оставив после себя лишь растерзанное тело, лежащее поверх груды мусора. Я скривился: то, что недавно ещё было живым человеком, теперь представляло собой кучу растерзанных неведомой силой останков. Впрочем, такие картины я уже наблюдал и прекрасно понимал, что произошло здесь несколько минут назад. Я словно наяву увидел горящие алым пламенем глаза, резкие движения, несущие смерть всему, находящемуся поблизости, и ореол тьмы, пугающий и беспощадный. Пусть пролетело четыре с лишним сотни лет, время не стёрло ни малейшей детали в горестном эпизоде, произошедшем в центральном зале донжона замка Хейл-Хилл, с которого и начались мои мучения. 

Жажда могла стать препятствием для визита к таинственной прорицательнице, но охоте на извечных врагов помешать не могла. Обезумевшего зверя, сотворившего такое, следовало уничтожить, поэтому я поджёг ветошь, убирая остатки пиршества врага, и двинулся на поиски. 

Противник петлял и кружил, словно искал что-то, двигаясь по направлению к реке, но при этом старательно избегал ещё не уснувших улиц города, прячась по дворам и глухим тупикам. В конце концов след вывел из дворов и исчез, как провалился под землю. Я впервые поднял голову, оглядываясь. Небольшая площадь, окружённая домами, была пуста. Время перевалило глубоко за полночь, и улицы стихли. С Сены дул пронизывающий ветер. 

Я стоял у стен церкви, внешний вид которой воскрешал воспоминания о родине. Не было сомнений, что старое аббатство простояло на этом месте множество лет, будучи ровесником церкви, возведённой по приказу Жоффруа де Хейли, или даже старше***. 

Строгие лаконичные линии, стремящиеся ввысь, никаких излишеств и минимум украшений – всё напоминало творения зодчих времён моего человеческого бытия, столь разительно отличавшихся от более поздних построек. 

Я несколько раз обошёл окрестности, держась подальше от церкви: не сказать, чтобы страх был настолько силён, но со времён визита в полуразрушенный храм у родного замка сто лет назад я ни разу не переступал порога священной обители. Тогда неосторожный эксперимент прошёл без видимых последствий, но здесь могло сложиться иначе. Напоенная молитвами множества людей земля сама по себе обрела святость и не могла не отторгнуть дьявольское существо. 

Поиски завели меня к отвесной стене высокой колокольни. Благодаря обострённому обонянию я смог отыскать деревянный настил, перекрывающий лаз, ведущий в темноту подземелий. Оттуда веяло сыростью и смертью. Я собирался предпринять рискованный шаг: вряд ли те, кто повстречается там, будут людьми. А предсказать их количество заранее было невозможно. Со времён событий, произошедших в Италии много лет назад, я не сталкивался с соперниками, представляющими опасность для моей жизни, но не мог быть уверен, что не найду их в глухих катакомбах под улицами Парижа, а именно туда, по всей вероятности, вёл ход. 

Отступать было не в моих правилах. Не заморачиваясь вскрытием замка, я выломал несколько грубо отёсанных досок и скользнул в образовавшуюся щель. Узкий коридор уходил вниз, постепенно загибаясь на северо-восток, в сторону Сены. Стена слева была образована основанием древней колокольни, справа - сложена из крупных валунов. 

Через пару сотен выщербленных каменных ступеней спуск прекратился, коридор сузился. В подземелье клубился белёсый сырой туман, я с трудом мог пройти, не поворачиваясь боком – проход была не на много шире плеч, – но потолок видел с трудом, настолько он высоко располагался. 

Я преодолел не меньше мили, когда запах изменился. Сомнений не было: где-то впереди лежала пещера. Если меня не обманывала способность ориентироваться, то над головой должна была уже пролегать набережная Сены. Вдалеке капала вода, и гулкий звук разносился эхом, повторяясь множество раз. 

Несколько шагов – и я действительно очутился в обширном гроте. Неровные щербатые стены светло-серого и грязно-бежевого цвета организовывали пустое пространство с открывающимися во все стороны узкими проходами, подобными тому, по которому я спустился. Из некоторых тянуло свежим воздухом: выход наружу был не единственным. 

Меня резануло воспоминанием: пещера во многом походила на ту, где проходило моё обращение, где кончилась человеческая жизнь. Но если та была местом упокоения одного демона, то здесь не раз находили смерть обычные люди. Продвигаясь дальше, я то и дело наталкивался на мертвые тела, источающие в пространство невыносимую вонь. 

Неизвестный мне вампир пересёк пещеру и удалился по коридору, словно брат-близнец походившему на первый. Только вот тянуло оттуда не свежим ночным воздухом парижских предместий, а сыростью, болезнью и кровью. Сердце сжало тисками нехорошего предчувствия. Идущий из переходов ужас был настолько силён, что лишь усилием воли я смог продолжать движение. 

Я преодолел добрую сотню ярдов, когда впереди раздались голоса. Женское контральто с внезапно прорывающимися нотками визгливой истерики пересекалось с мужским баритоном. Резко снизив скорость, я подкрался ближе и застыл, скрытый от спорщиков крутым изгибом туннеля. Похоже, что двое находились в очередной пещере – звук там был звонче, эхо голосов – громче. 

- Идиотка! Ты не понимаешь, что натворила! – внушал мужчина по-французски. Я голову мог отдать про заклад, что обладатель баритона с трудом держал себя в руках, сильное волнение на грани с яростью крылось за тихим сдержанным тоном. – Обращённые в таком возрасте себя не контролируют! И почти не способны этому научиться, хуже – только младенцы. Как ты могла на такое пойти? Выпила бы до конца, сбросила тело в одну из шахт. Зачем ты обратила девчонку? Чтобы оповестить всех о нашем существовании? 
- Я не могла иначе, - всхлипнула женщина. – Она наткнулась на меня в дальних тоннелях, заметила… Следовало убить, но я не смогла… Ребёнок же! 
- И что ж она увидела? – в голосе мужчины послышалась злость. – Что? Говори! 
- Я была голодна и с поверхности утащила нищенку… 
- А, так ты прекратила питаться у всех на виду! – зло расхохотался мужчина. – Какое достижение, я смог до тебя это донести. И что дальше? 
- Я не закрыла лаз, - робко ответила собеседница. – Девочка, должно быть, прошла вслед за мной… Глаза… Я не могла… 

Она замолкла. Теперь я слышал мужские шаги, мерявшие помещение из стороны в сторону. Судя по отрывку разговора, те двое были несомненными кандидатами в мои жертвы. Но куда разумнее, чем я привык. Впервые за долгое время я задумался над тем, чтобы осуществить очередную попытку допросить пойманного вампира. Я сомневался в успехе мероприятия, печальный опыт был достаточно богат, чтобы убедиться, что при встрече со мной за редким исключением жертвы могли только рычать, шипеть и сходить с ума от бушующей в них ярости. 

- И что ты сделала потом, Люсинда? – язвительно прервал молчание мужчина. 
- Я кинулась и начала пить, но какая-то сила отбросила меня прочь, не дав высушить её до конца, - созналась вампирша. – Началось обращение. Три дня я прятала её в глубоких тоннелях. Притащила старуху, чтобы, придя в себя, она смогла утолить жажду. Думала, девочка останется с нами, ты часто пропадаешь и мне скучно… 
- А она сбежала, - констатировал второй. 
- Да, - согласилась Люсинда. – Кристиан, я искала, долго ходила по переходам. След вывел меня на ту сторону, в районе Двора Чудес, а потом исчез в Сене… Я пыталась там поискать, но без толку. Вернулась кругом через Новый мост – темнота позволяла – и сразу поспешила к тебе. 

Я усмехнулся: не сразу. Успела убить человека, выпив его в тупике, а лишь потом направилась сюда, совершенно позабыв уничтожить следы. Я сильно сомневался, что собеседник девушки мог оставить труп без присмотра: слишком сильно был он озабочен скрытностью факта своего существования. К тому же, он казался сдержанным. 

- Ты не первый раз совершаешь опрометчивые поступки, - строго прервал объяснения тот, кого назвала девушка Кристианом. – Если пойдут слухи большие, чем обычно, здесь могут появиться те, кого я совсем не хотел бы видеть. 
- Итальянцы? – испуганно выдавила вампирша. 
- Теперь их можно так не называть, клана в Италии после гибели главных охранников не осталось, быстро способных воинов не найдёшь, а желающих отомстить всегда хватало. Они вынуждены были куда-то уехать, - ответил Кристиан. – Я же рассказывал тебе: какой-то безумец растерзал на части и сжёг четверых, на которых держалась власть старейшин. Но кто знает, не обосновались ли они в каком другом месте? Лучше не рисковать. 
- Ты же тогда и ушёл? 
- Почти сразу, - кивнул старший вампир. – Я и до того подумывал покинуть Италию, надоело! А уж такой возможностью не мог не воспользоваться. Не знаю, где сейчас выжившие, давно новостей не поступало. Но в любом случае чрезмерная активность вампиров в городе может привлечь внимание. Да, мой дар позволяет заранее чувствовать приближение непрошеных гостей, но мне надоело скрываться и менять места обитания. Мне нравится Париж! Я потратил немало времени, уничтожая всяких полудиких кровососов, расплодившихся здесь последние годы, чтобы забрать город, и не собираюсь по твоей глупости отказываться от планов. 

Упоминание об Италии заставило меня вспомнить сражение на улицах Флоренции. А вот слова о растерзавшем четверых безумце с большой степенью вероятности и вовсе относились ко мне лично. Похоже, моё вмешательство не прошло даром, и предположения о том, что убитые вампиры были непростыми, соответствовало истине. Кристиан был похож на них. А значит, победа лёгкой быть не обещает. Оставалось надеяться, что у него не окажется уникального оружия в руках. 

- А-а-а! – тем временем сдавленно закричала девушка. Я шагнул вперед, рискуя себя выдать. Хотелось знать, что происходит. 

Осторожно выглянув, я смог увидеть небольшую пещеру, не сильно отличавшуюся от предыдущей, но всё-таки менее захламлённую, да и воздух был чище. Спиной стоял высокий брюнет с завязанными в хвост волосами, одетый по последней моде. Казалось, он находится не в грязных переходах глубоко под землёй, а на приёме у короля. Особенно сильное впечатление производил сверкающий в кромешной тьме подземелья белоснежный цвет отложного воротника и нижней рубахи, видневшейся в фигурных прорезях на рукавах бархатного камзола цвета южной ночи. 

Точка обзора не позволяла разглядеть лица мужчины, но профиль его собеседницы предстал во всей красе. Тонкие совершенные черты лица, чуть вздёрнутый носик, огромные глаза, полные страха – она была настоящей красавицей. Картину дополняли вьющиеся светлые волосы, сложенные в причёску со сверкающими драгоценными камнями, и изумрудно-зелёное платье, оставляющее не так уж много места для воображения. 

Лицо Люсинды было закинуто наверх, плечи – зажаты в цепких бледных пальцах Кристиана. Я физически чувствовал ужас девушки, и готов был даже посочувствовать, если бы не одно «но»: я слишком хорошо знал, что обозначал ярко-алый цвет глаз. И сколь бы ни были они красивы, передо мною находились хладнокровные убийцы. Подобные мне, а значит – враги. 

- Не бойся, - голос Кристиана обрёл вкрадчивость и мягкость. – Я не собираюсь тебя лишать жизни. Пока… 
- Утверждал, что любишь, а теперь угрожаешь, - жалобно всхлипнув, напомнила Люсинда, опуская голову вниз. – Зачем ты меня обратил? 
- Ты хотела богатства, власти, - напомнил Кристиан, длинными пальцами поднимая подбородок собеседницы и заставляя смотреть ему в глаза. – Хотела вечно оставаться молодой. Я дал всё это. Тебе больше пятидесяти лет. Если бы не я, с твоим образом жизни ты бы давно обратилась в старуху, а то и сдохла бы уже, и твой труп глодали дикие звери в какой-нибудь сточной канаве. 
- Может, оно было бы и лучше, - прошептала женщина, пытаясь вывернуться из сильных рук. 
- Если бы ты не упустила девчонку, удостоилась бы похвалы, - продолжил он, делая вид, что не заметил произнесённых слов. – Смогла удержаться, а это дорогого стоит. За эти годы я устал прятать следы, когда ты очередной раз уничтожала несчастную горничную, прельстившись порцией свежей крови. Люси, милая, надо быть сдержаннее! Я не хочу остаться один, ты меня устраиваешь, новую подругу воспитывать долго! Так что веди себя впредь прилично. 
- А что будет с ней? 
- Мы сейчас пойдём и отыщем девчонку. И убьём, - безразлично ответил Кристиан. – Ты пойдёшь со мной, не надейся увильнуть от грязной работы. Я бы справился сам, но тебе это необходимо видеть. В воспитательных целях, - прокомментировал он с ехидной усмешкой. 
- Как скажешь, - подавленно кивнула Люсинда. – А дальше? 
- А вечером отправимся на бал в какой-нибудь богатый дом, - пообещал вампир. Глаза Люсинды вспыхнули радостью при этих словах, словно не испытывала она переживаний несколько мгновений назад. - И я позволю тебе пошалить… Обожаю наблюдать, как ты соблазняешь великосветских снобов! Они гордятся голубой кровью, а легко падают к ногам шлюхи из Кале, одетой в нарядные тряпки! Которая потом выпивает их досуха… 
Звук пощёчины эхом разлетелся по коридорам. 
- Никогда не смей называть меня шлюхой, Кристиан! – зарычала Люсинда. – Никогда, слышишь! 
Мужчина кинулся вперёд и вновь схватил девушку, заламывая её изящные белые руки: 
- Не переходи границ, женщина, - резко произнёс он. – Или я забуду о своих чувствах, и твои останки будут гореть с кучей хлама. Ты родилась шлюхой, я – благородным французским графом, но итог у нас один – катакомбы под Парижем. И вкусная кровь, благодаря которой продлевается жизнь. Мы с тобой отлично знаем: на вкус кровь одинакова что у благородной дамы, что у нищенки со Двора Чудес. 

Раздались звуки недолгой борьбы. Мне пришлось отступить, чтобы случайно не попасть в поле их зрения. Но вскоре всё стихло, и я снова осмелился выглянуть из укрытия. Пара слилась в страстном поцелуе, сойдясь телами, словно фрагменты головоломки. Те самые руки, которые только что чуть не отрывал в борьбе Кристиан, зарылись в его тёмную шевелюру, раскидывая волосы по плечам. Вжатая в стену, Люсинда стонала, когда губы вампира покрывали поцелуями лицо и оголённые плечи, постепенно двигаясь к груди, всё ниже и ниже спуская платье. 

Не в силах наблюдать открывшуюся сцену, я ретировался. Отошёл на несколько шагов назад и застыл, прислонившись к бездушному камню подземелий. Узкое пространство наполнилось до краёв эмоциями целующейся пары, мешая дышать. Я давно замечал, что слишком остро чувствую переживания тех, кто находится поблизости, но ни разу не оказывался рядом с поглощёнными страстью людьми. 

Перед глазами лихорадочно замелькали картинки безумно далёкого прошлого: наша с Алисией спальня в родном замке, выходящая окнами на запад, пылающий камин, кидающий отблески на стены, и гибкое девичье тело в моих руках. Алые губы, просящие поцелуев, тёмные волосы, раскиданные по белоснежным простыням, и почерневшие от страсти глаза. И стоны сладострастного удовольствия, каждый из которых становился для меня наивысшей драгоценностью. Я словно наяву ощутил кожу любимой под ладонями и губами, пылающую и нежную, в моменты, когда погружался в поиски взаимного наслаждения… 

Силой вырвавшись из воспоминаний, я вернулся в настоящее, заставив себя думать о деле. Впервые за много лет мною овладело смятение. Из разговора однозначно следовало, что обращённый Люсиндой ребёнок опаснее взрослых вампиров. Но мысль об убийстве дитя, пусть и превращённого в монстра, приводила в ужас, несмотря на годы, проведённые рука об руку со смертью. 

- Господи, - взмолился я про себя, впервые за долгое время обращаясь к Богу. – Я не могу на это пойти! 

Оставался лишь один выход: позволить свершить тем двоим то, что они собирались, и только потом уничтожить их. Я осознавал, что это было лицемерием: ничего не поменяется от того, что я буду сторонним наблюдателем в первом акте предстоящего представления. Но мне жутко было даже представить, что придётся сделать это своими руками. 

Пока я мучительно искал выход из сложившейся ситуации, страстные стоны за поворотом стихли. 

- Люсинда, прекрати, - услышал я голос Кристиана. – Не соблазняй меня. Мы сначала поймаем порождённое тобой существо, вечером нас ждёт великолепный ужин, а уж потом… Пойдём, покажешь, где ты потеряла след девчонки. 

С ужасом я понял, что если не исчезну, двое могут наткнуться на меня в тёмном коридоре. Или учуять, чего тоже не следовало допускать, но предотвратить – практически нереально. Я опрометью бросился назад и спрятался в одном из боковых ответвлений. 

Голоса следовали за мной. Пришлось вжаться в стену, прячась за нагромождением камней, и задержать дыхание. 

- Здесь кто-то был, - раздался голос Люсинды совсем рядом. – Кристиан, ты никого не чуешь? 
- Пришлый, - мрачно ответил тот. – Незнакомый… Мне не нравится это. Я давно увидел его приближение. Он опасен. Откуда взялся, непонятно. Им придётся заняться. Кто бы он ни был, мне не нужны чужаки. Я его не знаю, но отголоски запаха знакомы, хотя я никогда не встречался с ним… 
- Кто-то из итальянцев? – со слышимым ужасом уточнила Люсинда. 
- Нет, - опроверг версию Кристиан. – Их бы я узнал… Пойдём, надо сначала то дело закончить. 

Они удалились из пещеры, я же крадучись последовал за ними, стараясь не терять из виду, но и не приближаться. Мне не понравились рассуждения Кристиана: он запомнил мой запах в Италии и учуял сходство через столько лет. Похоже, если не убью его я, он попытается уничтожить меня. 

Тем временем парочка свернула налево и удалилась по узкому туннелю в сторону, противоположную известному мне входу. Почти лишённый боковых ответвлений, проход сначала шёл строго на север, потом отклонился к востоку. 
 

***

Позади осталось не менее двух миль, когда я почувствовал дуновение свежего воздуха, и ход ощутимо начал забирать вверх. Похоже, мы оказались на противоположном берегу Сены****. 

Поднявшись по лестнице, как две капли воды похожей на ту, по которой я спускался, Кристиан и Люсинда вышли на улицу. Я не стал выбираться из прикрытого полусгнившими досками лаза, наблюдая за парой и прислушиваясь. 

- Тут она явно побывала, - раздался полный брезгливого отвращения голос Кристиана. – Раз, два… Вон там ещё. Сюда вернёмся после охоты, нельзя так оставлять. 
- Этого не было, когда я сюда приходила, клянусь! След вёл прямиком к реке, – с ужасом в голосе проговорила Люсинда. – Какой кошмар… 
- Да, милая, смотри…- фыркнул мужчина в ответ. – Тебе полезно. По сути – твоих рук дело. 

Они удалились от лаза, и я смог выйти на поверхность. Ночь ещё не думала отдавать права утру, тьма заволакивала всё вокруг. Стояла давящая на уши тишина. Я огляделся и зажмурился на минуту, проклиная дарованную способность видеть в темноте. 

Я стоял в узком грязном переулке, окружённом домами в три-четыре этажа, у которых каждый следующий этаж нависал над предыдущим, практически смыкаясь над головой. С двух сторон тянулись канавы, заполненные водой, смешанной с нечистотами. А по центру были разбросаны ошмётки, совсем недавно бывшие человеческими телами. Я чувствовал не ушедшее до конца тепло, воздух был наполнен смертью. 

Боясь упустить врагов, я заставил себя сдвинуться с места, тщательно обходя остатки тел. Кристиан говорил правду: такое оставлять на виду нельзя. И если всё сложится удачно, то грязную работу выполнять придётся не Люсинде, а мне. 

Истошный вопль, исполненный боли, раздался впереди и заставил меня прибавить шагу. Преодолев пару сотен ярдов, я оказался на небольшой площади. Посередине стояла нарядно одетая девочка лет семи. Лёгкие как пух светлые волосы образовывали ореол вокруг головы, скромно опущенной вниз. 

Впервые за четыреста с лишним лет я оказался на грани потери рассудка. Картину дополняли брызги свежей крови повсюду, включая волосы и одежду девочки, растерзанный труп нищего у её ног. Кристиан и Люсинда остановились в десятке шагов. Казалось, время застыло, не желая принимать реальность. 

Девочка подняла голову, и пылающий взгляд алых глаз пронзил меня, добираясь до сердца. Она смотрела лишь на меня, и я ощутил исходящие от неё мольбы о помощи. 

Словно в трансе я сделал несколько шагов вперед, обнаруживая себя. Руки сами потянулись к мечам, с лязгом выскользнувшим из ножен. Через несколько мгновений картина на площади дополнилась парой изрубленных на куски вампиров. Не в силах сдерживаться, захлёстываемый безумной яростью, я не мог остановиться до тех пор, пока не превратил в мелкие клочки тех, кто угрожал жизни ребёнка… И только тогда в замутнённом сознании всплыли мысли о запланированном допросе, очередной раз не состоявшемся, о разбросанных рядом с выходом из катакомб частях тел, к которым Кристиан с Люсиндой отношения не имели, и валяющемся у ног девочки трупе. 

Наваждение спало, оставив противный осадок тошноты. А монстр, нашедший приют в теле ребёнка, исчез. Сбежал, неся смерть и страдания всем, кого встретит на пути. И теперь только я один был за него в ответе… 

Спалив тела убитых вампиров, я бросился по следу, словно гончий пёс. Незнакомые переулки мелькали как в калейдоскопе, я бежал, думая об одном: не должен смотреть в глаза, когда настигну. Просто убить, сделать то, что привык. Хладнокровно уничтожить, не отвлекаясь. Это не ребёнок – это монстр, во мне не должно остаться жалости и сомнения. 

След был чётким и вёл по прямой - не зря упоминал Кристиан о несдержанности и неконтролируемости, существо не пыталось и не умело скрываться. Повернув за угол, я застал чудовищную по своей сути картину: светлые волосы, разбросанные по чёрной рясе монаха, лежащего на мостовой. Жуткий чавкающий звук многократным эхом отражался от стен домов и уносился в тёмное предрассветное небо. 

Увлечённая пиршеством, девочка не заметила моего приближения. Не упуская драгоценных мгновений, я бросился вперёд, не давая себе времени задуматься о действиях. Взмах меча – и кошмар осенней парижской ночи подошёл к концу. На меня смотрели алые глаза, в которых ещё читалось удивление, но уже потерявшие гипнотическую способность подчинять. И я тонул в них, видя там своё пугающее отражение – монстра, отнявшего ещё одну жизнь, безжалостно растерзавшего неразумное дитя, не виноватое в том, кем стало. Потрясение, которое я испытал в это мгновение, перекрывало все, чувствованное мною за все четыреста с лишним лет! Я был опустошён, как мёртвый сосуд, расколот на мелкие черепки, которые уже никогда не собрать, изничтожен. 

Я действовал инстинктивно, бездумно, лишь боль от содеянного пожирала без конца. Пошарив в карманах старого плаща, достал кремень и высек огонь, поджигая и это тело. 
Рядом слабо шевельнулся монах, оказавшийся невольным свидетелем и последней жертвой. Не было сомнений: он умирал. Смерть была рядом. 

Горло сжало клещами жажды, перед глазами заколыхалась красная пелена. После недавних сцен мысль о том, чтобы вцепиться зубами в человеческую плоть, особенно в ту, которую недавно терзали клыки монстра, вызывала оторопь. Но я слишком хорошо отдавал себе отчёт: если этого не сделать вовремя, возникнет риск сорваться при встрече с людьми. А я находился в центре огромного густонаселённого города… И монаху ничем помочь уже было нельзя. Инстинкт самосохранения работал отлично, нечего было и надеяться, что выдержки хватит на то, чтобы уморить себя голодом. Да полно, возможно ли это? Я не знал. 

- Простите, отец, - прошептал я. – Если сможете – простите заблудшее существо, которое так далеко от Бога. 
- Бог простит, - с напряжённым усилием сорвалось с губ монаха. – Все мы под ним ходим… 

Удивляясь, что он ещё мог говорить, я втянул запах и осознал: в кровь попал яд, и промедление грозило куда большей бедой, чем смерть ещё одного человека. 

Инстинктивно выбирая место, где не касались руки и губы моей предшественницы, я прокусил кожу, и живительная влага хлынула в рот, наполняя мёртвое тело силой. Несколько мгновений – и иссушенный труп священника полетел в костёр вслед за виновницей его смерти. 

Небо на востоке начинало светлеть, следовало торопиться. Убедившись, что огонь скрыл все следы, я неслышной тенью скользнул по собственному запаху обратно, пока не достиг входа в туннель. Город спал, но до рассвета оставалось не более часа. Костёр, сложенный из тел вампиров, давно погас. Я тщательно обыскал окрестные дворы и тупики, собрал фрагменты тел несчастных жертв девчонки в кучу. Я действовал машинально, мысли были пусты и холодны, не отражаясь на скорости работы. Через несколько минут костёр заново запылал, жадно пожирая следы ужаса, произошедшего под покровом ночи. 

Не в силах оставаться на месте, я ушёл прочь, не чувствуя земли под ногами. Боль вернулась, заполнила пустоту и теперь непрерывными волнами накатывала на тело. Жажда отступила, успокоенная, но разум, смятенный и изломанный, порождал кошмары наяву. Мысли не могли уйти ни на дюйм от только что пережитых событий, снова и снова прокручивая их в памяти, вылавливая новые детали. 

Я не мог вспомнить детали смерти Кристиана и Люсинды – монстр во мне взял тогда верх, стерев присутствие человеческого и оставив одни только инстинкты. Ядовитыми жалами впивался в сердце ужас, вызванный убийством ребёнка. Одна часть меня понимала, что я уничтожил чудовище, виновное в смерти множества людей. Но существовала и иная часть, где хозяйничало отчаяние, отсутствие веры и надежды, смерть и мрак. 

Я хотел одного: как можно скорее убраться из города, оказаться далеко от людей и вампиров, обрести, хоть ненадолго, покой. Дать отдых исколотому чувством непреходящей вины сознанию. 

Долгие годы я убивал и считал себя правым. Не стоило лукавить: я и до сих пор думал, что мои действия несли благо, уменьшая количество убийц. Но почти всегда враги попадались неразумные, близкие к бездушным животным. Когда я узнал, что встречаются иные вампиры, основы, заложенные моей самонадеянностью, получили чувствительный удар, но я отмахнулся, тем более среди следующих жертв разумных долгое время не было. 

Но сегодня я впервые растерзал думающих и говорящих существ. Способных любить! Да, они все равно оставались монстрами, пожирающими людей, и подлежали обязательному уничтожению. Однако всё сложнее удавалось находить оправдание своему образу жизни. Я взял на себя миссию очистить мир от тварей, считая долгом остановить проклятие. Но с каждым проходившим столетием все чаще задумывался, был ли прав. Моё представление об устройстве мистического мира оказалось слишком узким, и не с кого было спросить ответ – должен ли я продолжать путь смерти или мои надежды напрасны? Кончится ли долг, когда я остановлю брата? Ведьма говорила так, но в сколь многом солгала! Четыреста лет я существовал лишь благодаря вере в завершение мучений. И если ошибся… то выбранный мною путь потеряет смысл, а сам я окажусь всего лишь одним из чудовищ. 

Однако нельзя было отрицать, что бессмертная девочка, выглядевшая как невинное дитя, представляла для людей куда большую опасность, чем я, питающийся редко и обдуманно. Ребёнок убивал не ради крови – он разрывал жертв на кусочки просто ради смерти, ради развлечения и удовольствия. Его следовало уничтожить любым способом, чтобы предотвратить худшее. Одна обращенная семилетняя девочка могла наводнить ужасом целый город, и вред от нее сравним был разве что с последствиями чумы. Поэтому, несмотря на весь кошмар сегодняшнего убийства, я знал, что поступил правильно. 
Но как же тяжело мне дался этот шаг! 

Казалось, в груди пробита огромная дыра, через которую неумолимой рекой утекает в небытие надежда, питавшая прошедшие годы. Хотелось недоступного: забыться смертью. Я знал, что, возможно, Алисия будет ждать меня. Но нужен ли ей тот, в кого я превратился – сломленный, растерзанный, заключивший кабальный договор с дьяволом, не имеющий срока давности… Обречённый на бессмертие. Безжалостный монстр, опасный и давно мёртвый сердцем. Если только мои чаяния не получат того завершения, ради которого я жил: что рано или поздно я смогу найти Эдварда, закрыть счёт и вернуться так или иначе к человеческому существованию. Только тогда… если не солгала ведьма. 

А пока же… представить не мог, как Алисия смогла бы принять мои перемены? Не лучше ли будет держаться подальше от неё, позволив ей жить как человеку, влюбиться в себе подобного – тёплого и смертного, равного. Что она найдёт в моих объятиях сейчас? Я не питал иллюзий, что светлому ангелу подошёл бы монстр в спутники жизни. Прежде, чем произойдёт наша встреча, я должен повернуть проклятие вспять, чтобы явиться девушке в человеческом облике. Другого пути не существовало – а значит, я должен идти только вперёд. Лелея мечты о прощении и поставленной точке. 

Не разбирая дороги, я брёл на восток, спеша к ближайшему выходу из города. Хотелось покинуть Париж как можно скорее и никогда не возвращаться. Рассвет подгонял: там, куда лежал путь, чистое небо стремительно светлело, узкая полоска окрашивалась розоватыми оттенками, предвещая восход. 

Я настолько погрузился в себя, что не заметил, как оказался на улице Сент-Антуан. Низко опустил голову, когда впереди появились мрачные стены Бастилии. Остановился, вглядываясь в переулки в поисках лавки, о которой упоминали женщины, чей разговор отправил меня в Париж. 

- Ты заставил меня долго ждать, Джаспер, граф Хейл, - раздался певучий женский голос за моей спиной. – Где ты пропадал всю ночь? 

------------------------------- 
*Рота (или крота) – средневековый кельтский струнный инструмент, корпус которого напоминает колесо. Считается одним из родоначальников виолы. 

** Английский пот (английская потливая горячка) (лат. sudoranglicus, англ. sweatingsickness) — инфекционная болезнь неясной этиологии с очень высоким уровнем смертности, несколько раз посещавшая Европу (прежде всего тюдоровскую Англию) между 1485 и 1551 годами. 

*** На самом деле, наш герой «слегка» промахнулся: церковь, к которой привёл его след, куда старше возведённого по приказу Жоффруа храма. Сен-Жерме́н-де-Пре, Абба́тство Свято́го Ге́рмана (фр. l'abbayedeSaint-Germain-des-Prés) — самое старое аббатство Парижа, памятник романской архитектуры; основано в 558 году. Впрочем, ошибка вполне оправдана: неф и колокольня (которые, собственно, и увидел наш герой) датируются как раз XI—XII веками и признаются шедеврами романской архитектуры – стиля, к которому относился храм около замка Хейл-Хилл. 

**** Под Парижем действительно существуют старые выработки, катакомбы, где добывали известняк с незапамятных времён. Причём как на правом берегу Сены, так и на левом. Часть из них позднее превратилась в массовые захоронения. В настоящее время туда даже водят экскурсии. Авторам не удалось отыскать свидетельства, что существуют проходы под Сеной, но и фактов, опровергающих, тоже не обнаружилось. Так что данную деталь стоит считать пло