— Кто это сделал? – оглядывая комнату, резким голосом потребовал я. Никакого ответа. Все просто таращились на меня, и я видел что-то похожее на страх в их глазах, и подумал, что не мог их винить, ведь впервые они услышали, как я повышаю свой голос. Обычно я был намного сдержаннее, но не сегодня. – Вы меня слышите? Я хочу знать, кто несёт за это ответственность?

Мне всегда казалось, что работа врача очень полезна, потому что это заставляло меня чувствовать, что я помогаю людям. Но была также и обратная сторона - та, которую невозможно проигнорировать. Мир может быть жесток. За эти годы я многое повидал и кое-что хотел бы просто удалить из своей памяти.

Тем не менее к концу дня я научился оставлять всё это позади и возвращался домой. Так было до сих пор. Я ещё этого не знал, но той ночью мне предстояло долго ворочаться без сна. Всё уже пришло в движение, вот только я понятия не имел, что за этим последует и против чего мне придётся противостоять.

Несколько часов назад в больницу был доставлен мальчик, и по какой-то причине я не мог избавиться от образа его небольшого, но полностью избитого тела. Нет никаких сомнений, что намного тяжелей видеть, когда такое происходит с маленькими детьми, но почему-то этот ребёнок запал мне в душу. Может, потому, что по возрасту он был почти такой, как и мои дети, а я знал, что меня убьёт, если что-то подобное случится с любым из них.

У меня было нехорошее предчувствие. Мои подозрения ещё не подтвердились, но я не был ни невежественен, ни глуп. Я мог увидеть разницу между несчастным случаем и актом насилия. Этому ребёнку причинили боль намеренно. Вопрос в том, было ли это впервые? И что самое главное - кто несёт ответственность?

Моя смена закончилась, но что-то заставило меня задержаться. Я знал, что Эсме ждала известия от меня, но я сказал себе, что она поймёт. Я просто не мог заставить себя уйти, по крайней мере, не раньше, чем получу немного больше информации. Не то чтобы я не доверял людям, с которыми работал, потому что все они знали своё дело, но я хотел - нет, мне было это необходимо - услышать полную историю.

— Гм, доктор Каллен? – тихий голос отвлёк меня от мыслей. Это была Кейт, одна из младших медицинских сестёр, и в отличие от других она на самом деле встретила мой взгляд, когда я повернулся, чтобы посмотреть на неё. Она выглядела так, словно находилась на грани слёз, и я не знал, было ли это из-за ситуации или из-за того, что я практически потерял самообладание.

— Да, Кейт? – я бросил на неё взгляд, как я надеялся, ободряющий, в мои намерения вовсе не входило запугивать её.

Она глубоко вздохнула, и я попытался не раздражаться, пока ждал, когда она продолжит.

— Мы уверены, что это сделал его отчим.

Выворачивающие душу крики и вопли глубоко задели все мои чувства и заставили, толкая своих коллег, броситься в палату, но я резко замер, увидев развернувшуюся предо мной сцену. Мальчик, свернувшись, лежал в углу комнаты, в защитном жесте прикрывая своё лицо, и дрожал так сильно, что казалось, просто разлетится на куски.

Три медработника - двое мужчин и одна женщина - беспокойно кружились над ним, и казалось, никто из них не знал, что нужно делать. Стараясь оставаться спокойным, я прошёл по палате, не отводя взгляда от испуганного и явно дезориентированного мальчика, который, казалось, чтобы убежать, был готов выцарапать стену.

— Вы должны предоставить ему некоторое пространство, – твердо заявил я, радуясь, когда без возражений все они отступили назад, и я заметил облегчение на их лицах, когда они поняли, что ситуацию я взял под свой контроль. На краткий миг я поймал себя на мысли, что, должно быть, окружён кучей дилетантов. Хоть кто-то из них сталкивался раньше с травмированным ребёнком?

— Освободите палату, пожалуйста, – продолжил я, остановившись на безопасном расстоянии от мальчика, который стал вдруг устрашающе тих, и, как и этим утром, когда я впервые увидел его, на меня нахлынула ярость, когда я осознал степень его травм - по крайне мере тех, которые я видел. Как кто-то мог так издеваться над невинным ребёнком - было выше моего понимания.

Мне в голову пришла одна мысль, и тихим голосом я попросил медсестру остаться. Её звали Ирина, и она то и дело недвусмысленно улыбалась мне и хлопала ресницами каждый раз, когда проходила мимо меня в коридоре, хоть я ничем её не поощрял и, честно говоря, в её присутствии чувствовал себя немного неловко, но прямо сейчас я нуждался в ней.

Я не был глуп: если этому мальчику причинял боль мужчина, у него не было никаких причин доверять мне, особенно если в палате мы останемся с ним наедине.

Прочистив горло, я впервые обратился к нему, всё это время старательно соблюдая дистанцию, не желая ещё больше его напугать.

— Эдвард? Я - доктор Карлайл Каллен, а эту женщину рядом со мной зовут Ирина. Уверяю, никто не собирается причинять тебе боль. Ладно, ты знаешь, где находишься?

Никакой реакции. Я ждал почти минуту, после попытался снова:

— Ты слышишь меня, сынок? Всё будет хорошо. – По-прежнему ничего. Походило на то, словно он закрылся, ушёл в себя, отчаянно пытаясь защититься. Я видел это и раньше, и, честно говоря, это вовсе не было для меня неожиданным.

Очень осторожно я подошёл к нему и присел.

— Эдвард? Ты меня слышишь? – Когда он так и не ответил, я протянул руку, чтобы осторожно коснуться его, надеясь, что прикосновение выведет его из этого пассивного состояния, но оказалось, это было большой ошибкой с моей стороны.

Всё его тело напряглось, и он вздрогнул с такой силой, словно я только что ударил его; затылок его стукнулся о стену позади, и он со страхом захныкал. Отступая, я немедленно поднял свои руки и лишь тогда понял, что оба его глаза почти полностью заплыли, и он не мог видеть то, что я делаю.

— Всё в порядке. Прости, я не хотел тебя напугать. Я отхожу, просто расслабься.

Но это было бесполезно: мои успокаивающие слова не возымели абсолютно никакого эффекта, поскольку он снова закрыл лицо руками и, что-то быстро бормоча, начал раскачиваться взад и вперёд. Потребовалось какое-то время, прежде чем я смог разобрать слова, которые охрипшим голосом он снова и снова повторял:

— Я плохой, я плохой, я плохой...

Я услышал шум позади себя и, повернувшись, бросил взгляд через плечо. Ирина быстрым движением смахнула одинокую слезу и глубоко вздохнула.

— Нам нужно усыпить его? – с дрожью в голосе спросила она.

После надежды, что нам не придётся прибегать к этому, что мне удастся успокоить его самому, я поражённо вздохнул.

— Да.

— Карлайл, твоя смена закончилась больше часа назад. Тебе нужно поехать домой и немного поспать.

Сжав переносицу, я посмотрел в обеспокоенные глаза моего коллеги и друга, доктора Маркуса Аро. Вместе с ним мы несколько лет проработали в Форксе, а затем он вместе со своей семьёй переехал в Чикаго. Именно он пригласил меня поработать здесь какое-то время, очевидно, почувствовав мою отчаянную потребность ненадолго отдалиться после того, что случилось.

К счастью, Эсме поддержала моё решение, хоть я иногда чувствовал, что она также хотела немного отдохнуть от меня. Я не был готов отказаться от своего брака, ведь жена и дети были для меня всем. Хотелось надеяться, что какое-то время, проведённое врозь, пойдёт на пользу нам обоим. По крайней мере, чтобы вернувшись домой, мы смогли бы вести себя друг с другом цивилизованно.

Временами я чувствовал себя трусом, думая, что просто сбежал, но я просто не знал, что мне ещё делать. Каждый раз, когда я смотрел на свою жену, меня поглощало чувство вины. Зная, что Эсме пыталась покончить жизнь самоубийством, потому что не смогла вынести боль от потери нашего ребёнка, и зная, что я не смог разглядеть знаки и всё это предотвратить, я чувствовал, что с каждым днём становлюсь всё больше сломленным.

Но теперь она получала помощь. И ей становилось лучше. И я должен был верить, что наша любовь друг к другу достаточно сильна, чтобы это пережить. Мы должны были с этим справиться.

Я отвлёкся от своих мыслей и улыбнулся Маркусу.

— Намекаешь, что меня здесь слишком много? Это твой вежливый способ сообщить мне, что ты устал от моего присутствия?

— Нет, это мой способ сказать старому другу, что он должен покинуть это место и немного отдохнуть, прежде чем будет вконец измотан, – Маркус с лёгким неодобрением покачал головой, но затем вернул мне мою улыбку. – Как Эсме, кстати? Дети?

— У них всё хорошо, спасибо. Я увижусь с ними через несколько дней, – я помолчал. – Говоря о семье: тебе удалось связаться с матерью Эдварда? – я не мог понять почему, но эта женщина, казалось, просто исчезла. И Маркус, и я в течение дня пытались связаться с ней, оставив несколько сообщений, но она не ответила ни на одно из них.

Неужели её абсолютно не волновало состояние сына? Эта мысль была более чем тревожной.

— Нет, – признался он. – Но здесь была полиция. По-видимому, они арестовали её мужа. Теперь они хотят, чтобы мы нашли доказательства того, что такое произошло не впервые. Я проверил медицинскую карту мальчика, но там нет ничего, что показывало бы, что у него когда-либо были травмы. Однако... – в его глазах потемнело. – На его теле много шрамов, не говоря уже о старых травмах, которые, судя по всему, не исцелились надлежащим образом... и это свидетельствует об обратном.

Я мрачно кивнул, потому что пришёл к такому же выводу.

— Но боюсь, что это ещё не всё, – немного поколебавшись, Маркус взял со своего стола лист бумаги и протянул его мне. – Это отчёт из лаборатории. Сегодня мы получили результаты анализов, – он с грустью покачал головой. – Надеюсь, что этого доказательства достаточно, чтобы навсегда запрятать в тюрьму этого чёртова педофила.

Моё сердце сжалось, когда я смотрел на бумагу в руке. Её содержание подтверждало, что всё было ещё хуже, чем я поначалу себе представлял.

Маркус, казалось, прочёл мои мысли, потому что согласно кивнул.

— Верно. Очевидно, что этого ребёнка не просто избивали.

— Всё кончено, сынок, – тихо сказал я, зная, что он не спит и может меня слышать. – Он уехал. И больше не сможет причинить тебе боль. – Прошло два дня, и я снова работал в две смены. Это была долгая ночь, и свои короткие перерывы я тратил на то, что проверял Эдварда. В то время как главным образом он спал, я знал, что его сон далеко не спокоен.

Я полагал, что в течение ночи входил в его палату, по крайней мере, десять раз, и поначалу он сразу напрягался и вздрагивал. Я понимал, что ему снились кошмары, без сомнения, состоявшие из образов того, что произошло с ним, потому что именно так работает человеческий мозг. Поэтому я постоянно с ним говорил, стараясь делать это спокойно и уверенно, и постоянно уверял его, что теперь он в безопасности.

Примерно на третий или четвёртый раз, когда я зашёл в его палату, с порога тихо объявив о своём присутствии, он остался спокойным.

Я больше не решался снова прикоснуться к нему, после того как он отреагировал на это, но в иные моменты у меня просто не было другого выбора. Не имея возможности расслабиться, он то погружался в своё сознание, то ненадолго из него выходил. Однажды дверь резко открылась и в палату зашёл один из санитаров. Приближение незнакомого мужчины хватило Эдварду для того, чтобы впасть в состояние панического ужаса, и, не задумываясь, я положил руку на его плечо.

— Всё хорошо, – заверял я его. – Здесь никто не причинит тебе вреда, – и, к моему облегчению - и огромному удивлению, - спустя несколько минут он полностью успокоился.

Сейчас же он пошевелился немного на кровати и повернул голову в мою сторону.

— Доброе утро, Эдвард, – сказал я, на самом деле не ожидая ответа. До сих пор он сказал только два слова, и это ужасно беспокоило меня, но я уверял себя, что нужно быть терпеливым.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? Что-то болит?

Он покачал головой, и, хоть я не был уверен, что он честен, решил оставить эту тему.

— Думаю, через день или около того твоё зрение снова восстановится. Понимаю, должно быть страшно, что ты не можешь ничего видеть, – я сделал паузу, ненавидя себя за вопрос, который собирался ему задать. – Эдвард, ты помнишь, что произошло? Кто причинил тебе боль?

Я увидел, как он напрягся от моего вопроса, и, глубоко вздохнув, продолжил:

— Всё в порядке. Я знаю, что это не был несчастный случай. Скажи мне, кто это сделал, и, обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы это больше никогда не повторилось, – технически я уже знал ответ, но по некоторым причинам я должен был услышать это от него.

Секунды превращались в минуты, и я понял, что он мне не ответит, и последнее, что я хотел, так это давить на него. Но когда, наконец, казалось, прошли часы, Эдвард открыл рот и, проведя языком по потрескавшимся губам, прошептал одно слово. Имя.

— Джеймс.

— Хорошо, миссис... Хантер? Я так понимаю, у вас с сыном разные фамилии, – я поднял взгляд от документа в моей руке и с некоторым подозрением посмотрел на женщину перед собой. Мать Эдварда наконец-то объявилась, спустя почти три дня. Было между ними какое-то сходство, поэтому я не сомневался в её личности, но что-то в её внешности заставило меня почувствовать себя неловко. Может, это были её глаза.

Или, может, тот факт, что прошло несколько дней, прежде чем она соизволила прийти и проведать своего сына. Я был уверен, что скорее меня смущало последнее, а может, и то, и другое.

— Я вышла замуж. У Эдварда осталась моя девичья фамилия, – не дав больше никаких объяснений, она суетливо ёрзала в кресле.

— Понимаю, – я немного помедлил. – Мы пытались связаться с вами последние пару дней. Вы получили наши сообщения?

Она фыркнула.

— Моего мужа арестовали, доктор Каллен. Думаю, понятно, что мои мысли были немного заняты? Но теперь я здесь, не так ли?

Полагая, что это был риторический вопрос, я подавил желание ответить и просто кивнул.

— Буду честен с вами, миссис Хантер. Три дня назад вашего сына привезли к нам в больницу и он был просто в ужасном состоянии. Когда вы не отвечали на наши телефонные звонки, у нас не осталось другого выбора, кроме как обратиться в социальную службу, – я затаил дыхание, но её реакция стала для меня полностью неожиданной.

Её глаза сузились, но она даже не стала спорить или словесно набрасываться на меня. Вместо этого она только с пониманием кивнула.

— Они его заберут?

Я нахмурился.

— Миссис Хантер...

— Элизабет.

— Элизабет, – кивнув, исправил я себя, стараясь подавить вздох. – Ваш муж на днях причинил вашему сыну ужасную боль. И у нас есть причины полагать, что это было не впервые. Что вы можете сказать об этом?

— Я уже говорила с полицией, – она впилась в меня взглядом. – Я ничего не знаю. И не несу ответственности за то, что делал мой муж.

Потребовалась почти вся сила воли, которой я обладал, чтобы не вскочить со стула и не ударить её в лицо.

— У Эдварда на спине много старых шрамов. Мне трудно поверить, что вы никогда не видели их. Ваш сын очень травмирован, миссис Хантер, и не думаю, что вы настолько невнимательны, какой хотите казаться.

Какое-то время она молчала. Затем опустила взгляд на свои руки.

— Я никогда не поднимала руку на своего сына. Это правда.

Чувствуя подступающую головную боль, я потёр свои виски.

— Вы понимаете, что то, что вы стояли в стороне и позволяли...

Она перебила меня:

— Я должна что-то подписать?

— Прошу прощения? – я в замешательстве моргнул. Я вдруг осознал, что она ни разу не спросила меня, как дела у её сына.

— От социальной службы, – пояснила она, недостаток эмоций в её голосе заставил меня вздрогнуть. – Они заберут его, ведь так? Несомненно, они должны были увидеть, что я не гожусь... – её голос затих, и она посмотрела в окно. – Просто скажите, что мне делать, доктор Каллен, и я не буду вам мешать.

— Дорогая, прежде чем сказать "нет", просто выслушай меня, – взмолился я, взяв в свои руки обе руки своей жены.

Эсме вздохнула.

— Карлайл, я не говорю "нет", но... – она замолчала на мгновение. – Ты действительно всё обдумал? Я имею в виду, что нам известно о роли приёмных родителей? Это огромная ответственность, и, честно говоря, не думаю, что я готова. Я всё ещё на антидепрессантах, и мы только начинаем справляться со всем.

— Эсме... – начал я, но она ещё не закончила:

— Если этот бедный мальчик на самом деле такой измученный и травмированный, как ты говоришь, то почему ты думаешь, что мы сможем ему помочь? Нет сомнения, что он нуждается в профессиональной помощи, и...

Я перебил её:

— Тогда мы сделаем всё для того, чтобы он эту помощь получил. У меня есть связи, Эсме. Я знаю очень много превосходных детских психологов и врачей. Но больше всего Эдварду нужен дом, в котором он сможет чувствовать себя в безопасности.

Она смотрела на меня очень долгое время.

— Это очень важно для тебя, не так ли?

— Да, – искренне сказал я ей, почувствовав облегчение, когда она просто с пониманием кивнула. Она не спросила, почему я так близко принял это к сердцу, и за это я был ей благодарен. Правда в том, что я не смог бы ей ничего объяснить, потому что сам толком ни в чём не был уверен.

Когда Эсме притихла, я заговорил:

— Этот одиннадцатилетний мальчик прошёл через ад, Эсме. Его мать буквально отвернулась от него, и даже если бы она этого не сделала, я не смог бы позволить ему вернуться туда. На мой взгляд, он абсолютно одинок, и не многие люди готовы принять его. Что, если он попадёт туда, где с ним будут обращаться ещё хуже? – сама эта мысль была отвратительна, но я знал, что такое вполне возможно.

— Я понимаю тебя, – позволив мне взять её руки в свои, Эсме сжала мою ладонь. – Ни один ребёнок не должен проходить через это. Но я боюсь, Карлайл. Что, если согласившись стать приёмными родителями, мы поймём, что не справляемся? Что, если это окажется слишком сложным? И захочет ли Эдвард жить с нами? Всё, что он знает - это жизнь в Чикаго.

Я понимал её беспокойство. Но всё же не собирался отступать. В глубине души я знал, что это правильный поступок.

— Поедем в Чикаго вместе со мной, чтобы ты смогла встретиться с ним. Пожалуйста?

Она на миг закрыла глаза, а затем грустно улыбнулась.

— Конечно, я поеду.

Физические травмы Эдварда постепенно исцелялись, но больше всего меня тревожило то, как эти испытания повлияли на него эмоционально. Он, казалось, построил вокруг себя довольно прочные стены, и я просто не знал, как мне пробиться через них. Но, как бы там ни было, я видел, что рядом со мной он чувствовал себя более спокойно, чем... ладно, если быть абсолютно честным, чем со всеми остальными.

Если он не был под влиянием успокаивающих, то приходил в ужас каждый раз, когда кто-то входил в его палату. Но всё было немного по-другому, если там уже был я. В этом случае он сильно вздрагивал и, вжимаясь в кровать, смотрел на меня со страхом в глазах, словно безмолвно умоляя его защитить. И хоть я был благодарен за то, что он, казалось, начал мне немного доверять, видя его в таком ужасном состоянии, я чувствовал, как разбивается моё сердце.

Но он по-прежнему не позволял мне подходить к нему слишком близко. Он был почти спокоен, когда я садился в ногах его кровати, но инстинктивно уклонялся, когда я пытался дотронуться до него. Иногда у меня просто не было выбора, например, когда мне нужно было проверить его раны, но это всегда заканчивалось дрожью и рыданиями, а я чувствовал себя самым ужасным человеком на планете, потому что добавлял к его страху перед физическим контактом.

После этого, когда он успокаивался, я всегда старался поговорить с ним и объяснял ему бесчисленное количество раз, что только то, что я хочу прикоснуться к нему, вовсе не значит, что ему будет больно, и что я не собираюсь причинять ему какой-либо вред. Но на следующий раз повторялось то же самое, снова и снова.

Ещё меня беспокоил тот факт, что его мать больше не появлялась. Он спросил о ней один раз, но после этого больше не поднимал эту тему. Когда я спросил его однажды, плохо ли относилась к нему Элизабет, он всего лишь тихо произнёс: "Моя мама не хочет меня".

От его слов я почувствовал ком в горле, но поскольку у меня не хватило духу солгать ему, сказав, что он неправ, мне пришлось извиниться и просто выйти из палаты. Как только моя смена закончилась, я позвонил домой и очень долго разговаривал со своими детьми, снова и снова повторяя, как сильно я их люблю. Они оба казались немного озадаченными моими эмоциональными заявлениями, и нельзя сказать, что я мог их за это винить.

Прочитав медицинскую карту Элизабет Хантер, я узнал, что её когда-то лечили от послеродовой депрессии, что несколько объясняло её поведение. Но что я не мог понять - с какой стати, она прекратила своё лечение. Я понял, что сделала она это в то же самое время, как вышла замуж.

До этого момента я избегал говорить с Эдвардом о его будущем, но знал, что пришло время поднять эту тему. Он должен был задаваться вопросом, что же будет с ним дальше, несмотря на то, что, судя по всему, просто боялся спросить.

Я прочистил горло.

— Эдвард, есть кое-что, что мне нужно обсудить с тобой, – заметив тревогу на его лице, я быстро поднял руку и тихо пояснил, что всё хорошо, что я просто хотел поговорить с ним о том, что произойдёт, как только он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы выйти из больницы. Я хотел заставить его почувствовать себя более непринужденно, но с досадой понял, что мои слова возымели противоположный эффект.

Его настороженность сменилась на настоящий страх, слёзы навернулись на глаза, а моё сердце разрывалось, когда я понял, что он всеми силами старался подавить рыдания. Пытаясь взять себя в руки, я сделал глубокий вдох и сел на кровать, пытаясь не обращать внимания, как он автоматически вздрогнул, когда просел матрас.

— Всё хорошо, сынок, тебе не придётся туда возвращаться. Успокойся и позволь мне всё объяснить, – потребовалось несколько мгновений, прежде чем он, наконец, на самом деле слегка расслабился. Я продолжил: – На днях я говорил тебе, что у меня есть жена, которую зовут Эсме. Сегодня она здесь и очень хочет встретиться с тобой. Думаю, она тебе понравится, она очень добрая женщина, – я помолчал. – Мы с Эсме надеемся, что ты захочешь поехать в Форкс и жить вместе с нами.

— Папа, когда к нам уже приедет Эдвард? – откусив большой кусок от своего бутерброда, спросил меня мой сын.

Взглянув на часы, я быстро допил свой кофе - надо спешить, иначе я опоздаю. Затем повернулся к Эммету.

— Он приедет в следующий четверг, сынок. В следующий раз, когда я вернусь из Чикаго, заберу его с собой.

Элис осторожно поставила наполовину пустой стакан с соком на стол, её глаза блестели от волнения.

— И ты больше не вернёшься туда, верно? Ты останешься здесь, с нами?

— Так и есть, – я обменялся взглядом с женой, которая нежно улыбнулась мне. Мы решили, что если к нам приедет Эдвард, будет лучше, если я буду рядом, поэтому я переводился в больницу в Форксе. Если честно, я не мог этого дождаться. Все эти последние месяцы я ужасно скучал по своим родным, особенно по ночам, когда я был совсем один в маленькой квартирке, которую снимал в Чикаго.

Там ничего не напоминало мне о доме.

— Класс! – с набитым ртом воскликнул Эммет и виновато улыбнулся, когда Эсме бросила на него неодобрительный взгляд. Он быстро проглотил. – Не могу дождаться, так хочу показать Эдварду свои новые видеоигры.

Даже если Эдвард по возрасту был ближе к Элис - ей должно было исполниться одиннадцать через пару месяцев, - Эммет был очень взволнован, узнав о новости, что у него появится "брат". Мне оставалось только надеяться, что они поладят. Хотя, зная о социальных проблемах Эдварда, я был более чем обеспокоен. Чем больше времени я с ним проводил, тем очевиднее мне было, что рядом с другими людьми он чувствовал себя очень неловко и некомфортно.

— Просто дайте ему время и спокойно отнеситесь к нему, – я перевёл взгляд с Эммета на Элис и серьёзным тоном продолжил: – И мама, и я объясняли вам, как важно, чтобы Эдвард почувствовал себя здесь как дома, но какое-то время он будет немного настороже. Всё это для него очень странно и незнакомо, и он через очень многое прошёл. Я прошу вас не забывать об этом.

— Мы знаем. Ты уже говорил нам, – Эммет казался немного обиженным, видимо, подумав, что я не полностью доверяю ему.

— Не волнуйся, папа, – улыбнулась Элис и нетерпеливо поёрзала на своём стуле, отчего подпрыгнули её тёмные косички. – Мы будем хорошими. Эдвард нас полюбит.

Я улыбнулся своей маленькой дочурке и согласно кивнул.

— Я уверен, что так и будет, дорогая. Просто помните, что я вам сказал, – она кивнула.

— Я знаю, что ты собираешься мне сказать, но я в любом случае должен спросить, – на лице Маркуса отражалось понимание и беспокойство. – Ты действительно в этом уверен, Карлайл? Были и другие варианты. Тебе и так хватает хлопот. Поверь, приёмный ребёнок в семье... особенно настолько травмированный, потребует больше времени и терпения, чем ты можешь себе представить.

— Поверь, Маркус, я в полной мере это осознаю, – я старался, чтобы в моём голосе не звучало нетерпение. – Я знаю, что делаю, и не передумаю. Это сработает.

Какое-то время он внимательно смотрел на меня, а затем согласно кивнул.

— Надеюсь, что ты прав, мой друг. Мне будет тебя не хватать, но я всегда знал, что ты здесь только временно. В Форксе вся твоя жизнь.

— Да, – понимая, что он прав, я улыбнулся. – Но я должен поблагодарить тебя. Проведённое здесь время стало очень интересным и поучительным опытом. Полагаю, ты мог бы сказать, что за последние несколько месяцев, я узнал о себе очень много нового.

— Я рад это слышать, – торжественно ответил он. Я принял его протянутую руку и крепко пожал. – Теперь извини, но меня ждут пациенты, – с этим мы и расстались.

Несколько минут спустя я понял, что стою у двери в палату Эдварда, зная, что это последний раз, когда я вхожу внутрь. Казалось очень странным находиться здесь, в больнице, в своей обычной одежде. И ещё более странно знать, что, когда сегодня я покину это место, сделаю это не один.

Эдвард знал, что вместе со мной уезжает в Форкс, и, казалось, принял эти изменения в своей жизни без возражений. Я видел, что он чувствовал облегчение, зная, что наконец сможет покинуть больницу, но мне казалось, он ещё не понял, что всё это значило для него. Он явно был ещё очень пуглив и робок и редко без необходимости что-то говорил.

Но этого следовало ожидать. Он был всего лишь ребёнком, преданным и покинутым теми, кто должен был называться его семьёй. Без сомнения, он начал терять веру в людей. Скорей всего, нужно было немало времени, чтобы завоевать его полное доверие, но я не собирался отступать.

Я мог только надеяться, что я и моя семья сможем помочь ему.