Глава 16

НЕПРОСТОЙ  РАЗГОВОР

1 июля, день десятый

     – Почему так? Почему у мужчин одинаково, а у женщин по-разному? Объясните, старейшина. Я хочу понять!

     – Н-да… – Фолинор потёр пальцами переносицу, потом вздохнул. – Не думал, что придётся и такое обсуждать, но… Попробую объяснить. Понимаешь, Аэтель, такова уж природа. Чтобы продолжить свой род, мужчина, как и любой самец, должен излить семя в самку. Делает он это только в момент наивысшего удовольствия. Для самки всё иначе – её удовольствие  для зачатия не обязательно.

     – Но некоторые женщины его испытывают, – напомнила я.

     – Люди всё же отличаются от большинства животных, – усмехнулся Фолинор. – Им свойственны чувства – любовь, страсть, желание доставить своей партнёрше удовольствие. Животными же движет лишь инстинкт размножения.

     – А от чего это зависит?

     – От многих факторов. Условий, – поправился он, видя, что это слово мне не понятно. – Видишь ли, женщина способна на половой акт, независимо от того, хочет она мужчину или нет. Иногда она вынуждена согласиться, порой мужчина берёт её силой – итог один. Никакого удовольствия, лишь неприятные ощущения или даже боль. Если же она мужчину хочет, если он достаточно опытен, чтобы пробудить в ней желание, если он умел в постели… В общем, факторов много, но если они совпадут – женщина тоже получает удовольствие.

     – Как всё сложно… – вздохнула я. – Не повезло женщинам.

     – По сравнению с самками животных – очень даже повезло, – улыбнулся старейшина. – У тех вообще без вариантов.

     – А вот вы сказали – «если она хочет мужчину». И что при этом меняется?

     – Ммм… – Фолинор вновь почесал переносицу. – Вот уж не думал, что придётся когда-нибудь подобное девушке объяснять. Может, всё же, спросишь у Нивены?

     – Почему? – удивилась я. Да, тема несколько… неловкая, но старейшина всегда отвечал на все мои вопросы. На все, даже на смешные и глупые. И никогда не испытывал смущение. Мне стало ещё любопытнее. – Разве вы не знаете ответ?

     – Конечно, знаю! – похоже, я его задела подобным предположением. Ну, да, старейшина же знает всё, я была в этом уверена.

     – Тогда объясните! Нивену я увижу только завтра, а узнать хочется сейчас. Пожалуйста! – я умоляюще посмотрела на Фолинора, и он сдался.

     – Ладно, постараюсь объяснить, как могу, – он слегка откашлялся. – Ты, наверное, знаешь, что когда мужчина хочет женщину, его тело меняется?

     – Да, – закивала я. – У него встаёт.

     – Пожалуй, можно и так выразиться, – мужчина криво улыбнулся. – Так вот, тело женщины тоже меняется, хотя внешне это и не сильно заметно. Признаков несколько, и среди прочего – она становится влажной.

     – Потеет? – кажется, что-то начинаю припоминать. Точно, Бертрена как-то говорила: «Когда мой Гесил мне улыбается, я прям сразу мокрая становлюсь!»

     – Я не это имел в виду. Она увлажняется в… одном месте.

     – В каком?

     Старейшина поднял глаза к потолку и беззвучно прошептал: «Небо, за что?» Потом тяжело вздохнул и ответил.

     – В том месте, в которое входит мужчина. Если женщина увлажнилась в этом месте, то мужчина входит в неё легко, и ей от этого приятно. Если же женщина сухая, то пенис мужчины доставляет ей неприятные ощущения, а если он ещё и груб – то сильную боль.

     Я помолчала, обдумывая новые знания. Теперь понятно, о каком месте идёт речь, и как же я, глупая, сама не додумалась? А пенис – забавное слово. Интересно, у женского места, наверное, тоже какое-нибудь учёное слово есть? Наверное, есть, не будут же драконы матерно говорить, я от них ещё вообще ни разу матюков не слышала.

     – Старейшина, а у меня ещё вопрос есть, можно?

     Мужчина уронил лицо в ладони и едва слышно застонал. Потом, не отрывая рук от лица, убитым голосом пробормотал:

     – Можно.

     – А вот вы сказали, что признаков того, что женщина хочет мужчину, несколько. А какие ещё? Понимаете, – услышав ещё один стон, зачастила я. – Я же ничего толком не знаю. Вот подружка же говорила, что мокрая становится, но не говорила, где именно, а вы так всё хорошо объясняете. Просто, вдруг я захочу мужчину, и даже не пойму этого. Глупо же получится, правда?

     – Ты думаешь, такое можно не понять? – старейшина выпрямился и удивлённо посмотрел на меня. – Ладно, хорошо, я попробую перечислить тебе признаки, если тебе станет легче.

     – Станет, – закивала я.

     – Ну, хорошо. Один признак, ты уже знаешь. Далее… Учащается дыхание и пульс…

     – Ммм?

     – Сердце сильнее бьётся. Напрягаются соски. Становится жарко. Может появиться лёгкое чувство головокружения, спазмы в низу живота…

     – А ещё вот тут, – я положила ладонь ниже груди, – словно кто-то в кулак сжимает, да?

     – Да-а… – протянул мужчина, медленно кивая, а потом задумчиво посмотрел на меня. – Кажется, нечто похожее ты всё же уже испытывала?

     – Так вот что это было! А я всё понять не могла, думала – может, заболела? А оно вон что… – осознав, наконец, что же со мной происходит в последние дни, я подняла глаза и зачарованно посмотрела на сидящего передо мной красавца. – Старейшина, оказывается, это я вас хотела. Как мужчину. Ой!

     Поняв, кому и что именно только что сказала, я охнула и сжала ладонями полыхнувшие жаром щёки, не в силах отвернуться. Фолинор резко выпрямился и впился взглядом в моё лицо, его узкие кошачьи зрачки расширились так, что глаза стали почти чёрными. Он тяжело дышал, ноздри расширялись и опадали, губы сжались, словно он сердится. Какое-то время мы так и сидели, замерев, и не сводя глаз друг с друга, пока я не выдержала и не прошептала:

     – Не сердитесь, пожалуйста.

     Мужчина, словно очнувшись от моих слов, резко встал, прошёл на кухню, плеснул в лицо холодную воду прямо из ручейка, а потом замер ко мне спиной, вцепившись руками в разделочный столик и тяжело дыша. А я сидела в растерянности и не знала, что сделать или сказать, чтобы не получилось ещё хуже. Наконец, старейшина вроде бы успокоился, обернулся и, с чуть печальной улыбкой, оглядел меня, растерянно застывшую у стола и нервно сжимающую руки.

     – Какой же ты порой ещё ребёнок, – его улыбка была чуть кривоватой. – В чём-то слишком взрослая, но иногда… Аэтель, запомни, нельзя говорить мужчине такие слова, если ты не готова к последствиям. Он может воспринять их как разрешение, даже как призыв к тому, о чём ты и не думала.

     Я растерялась ещё больше. У меня было слишком мало знаний и вообще никакого опыта – попытки зажать меня у сеновала ведь не в счёт, – чтобы до конца осознать то, что сейчас говорил мне Фолинор. Одно я поняла – он не сердится на мои слова, просто… Нет, быть такого не может, чтобы и он меня хотел. Он же… Он же дракон! А я просто деревенская девчонка. Но… а как же вдовушки и те женщины из «особенного дома»? Но старейшина всегда относился ко мне как к ребёнку, не мог же он…

     Глаза невольно глянули ему ниже пояса – этот-то признак я знала. Но надетая после купания рубаха навыпуск всё скрывала, и понять ничего было нельзя. А какие ещё признаки желания есть у мужчин, я не знала. И как-то не решалась теперь спрашивать. Я быстро отвела глаза, но Фолинор успел перехватить мой взгляд.

– Всё верно, девочка. Я тоже тебя хочу. Удивлена? – я кивнула. – А что же в этом такого удивительного?  Я ведь не железный. И тело у меня сейчас молодое и здоровое. А ты очень привлекательная девушка, Аэтель.

     – Я и подумать не могла…

     – Да, я старался сделать всё, чтобы ты не догадалась. Но твои слова меня чуть с ног не сбили, плюс весь этот разговор. Ты хоть понимаешь, каково мне было вести его с тобой? Я и так уже был на взводе, и тут ты говоришь такое.

     – И что же теперь делать?

     – Делать? – мужчина усмехнулся, подошёл, присел возле меня на корточки и, осторожно расцепив мои судорожно сжатые пальцы, взял их в свои ладони. – Пока ничего.

     – Но… – я растерялась. – Ведь если мужчина хочет женщину, а женщина – мужчину, то разве они не делают… это?

     Я прекрасно знала, что мало кто из девок выходил замуж девственницами, а большинство первенцев у нас в деревне рождались через полгода после свадьбы. И всё же жрец не просто так неустанно повторял, что блуд до свадьбы – великий грех. Тех же детей скромно называли недоношенными, а отношения до свадьбы тщательно скрывали.

     Но я так же осознавала, что теперь моя жизнь вовсе не подчиняется прежним законам. Хотя Керанир и говорил, что я здесь только на десять лет, как и человеческая семья, но для себя я уже точно решила – остаюсь на острове навсегда. Здесь теперь мой дом, моя семья. А значит, совсем необязательно следовать словам жреца. Он тоже не всегда прав. Например, он говорил, что боги создали нашу Землю шесть тысяч лет назад, я это запомнила, хотя тогда и не понимала, что значит это число, для меня это было просто очень-очень много. Но теперь я знаю, что драконы поселились на этом острове два раза по столько, а ещё раньше жили в своих старых землях намного дольше. Значит, и в другом жрец может ошибаться.

     Наверное, жизнь здесь сильно меня изменила. Ещё месяц назад мне бы и в голову не пришло сказать что-то подобное. При мысли, что кто-то из моих тогдашних ухажёров ко мне прикоснётся, мне тошно становилось. А сейчас и представлять не нужно – стоило Фолинору до меня дотронуться, или рубаху снять, а порой и просто улыбнуться, как меня бросало в жар, а тело наполнялось непонятным волнением. То есть – тогда непонятным, теперь-то я точно знаю, что за тепло поднимается от наших соединённых рук, и почему по мне забегали щекотные мурашки, а дыхание участилось.

     Может, всё дело в том, что раньше мне не встречался никто, хотя бы отдалённо похожий на старейшину? Он же такой… такой! Самый-самый! Умный, добрый, заботливый, а уж до чего красивый! Во всём мире нет никого похожего. И теперь я знаю, что и его ко мне тянет. Тогда почему он сейчас качает головой?

     – Нет, девочка, не всегда. И не сразу.

     – Почему?

     – Твоё любимое слово, – усмехнулся старейшина. Потом посерьёзнел. – Потому что всё происходит слишком быстро. Ты здесь всего десять дней, пережила немалый стресс, и теперь твои чувства могут тебя обманывать. А я не хочу этим пользоваться. Меня хочет твоё тело, а что насчёт твоего сознания? Что, если тебя просто потянуло к первому мужчине, который был добр к тебе, когда ты оказалась в незнакомом месте, оторванная от всего, что было тебе близко, понятно и безопасно?

     – Вы хороший… – возразила я, даже толком не понимая, на какие именно слова.

     – Спасибо. Но всё равно, спешить не стоит.

     – А что нам делать, – я совсем растерялась. Разговор, возникший из простого любопытства, слишком быстро ушёл куда-то не туда. Или как раз куда надо? Не знаю. Но я совсем запуталась.

     – Жить дальше. Дать себе время во всём разобраться. Узнать друг друга получше. Просто теперь мы знаем о взаимном влечении, нам не придётся его скрывать, – он провёл тыльной стороной ладони по моей щеке, и я, прижмурившись, потёрлась об неё, как кошка. Приятно. Захотелось самой так же прикоснуться к старейшине, но мне было неловко. Пусть лучше сам.

     – Хорошо, – кивнула я, соглашаясь. Наверное, он прав. Я только что поняла, что моё тело хотело его, но вот моя голова отчаянно стеснялась, я ведь даже просто прикоснуться к Фолинору не решалась. Хотя с удовольствием приняла бы его ласки. Наверное. Представив руку старейшины не на щеке, а на груди, смущённо поёжилась. Да, совершенно точно, мне нужно время, и я решила в этом признаться, раз уж мы сейчас честно обо всём говорим. – Я вас немного стесняюсь, – прошептала, смущённо пожав плечами.

     – Именно это я и имел в виду, – какая же у него всё же красивая улыбка. – Взрослое тело, а здесь, – он легонько прикоснулся к моему лбу, – маленькая девочка. Как же вас, таких юных и совсем неопытных, замуж-то выдают?

     – Дело житейское, – пожала я плечами. – Никто ж нам ничего этого не объясняет, о чём мы сейчас говорим, само как-то получается. Зато я по хозяйству всё умею! – выпрямилась гордо. – Значит, замуж выдавать уже можно, это важнее.

     – Да уж, у всех свои критерии, – поймав мой удивлённый взгляд, пояснил: – Мерило суждения. Для вас умение вести хозяйство – самое важное в будущей жене, верно?

     – Ещё приданное и чтобы не очень некрасивая была, – добавила я, кивая. – Да только лентяйку и неумёху замуж даже с хорошим приданным не возьмут. А Фритсвит страшненькая совсем, и приданного мало, но и её взяли замуж, потому что хозяйственная очень, всё умеет, а у вдовца Идгара малышей ещё побольше, чем у вас.

     – Вот и разобрались, – усмехнулся Фолинор. – В общем, будем понемногу друг к другу привыкать и понемногу переставать стесняться, договорились?

     – Договорились, – кивнула я, хотя не очень представляла, как можно по своему желанию перестать стесняться. Но старейшина умный, он зря не скажет, значит, знает. А я ему верю.

     – И начнём с того, что ты перестанешь обращаться ко мне на «вы». Неужели я выгляжу таким старым?

     – Выглядите… то есть, выглядишь – нет, не старым, – я снова залюбовалась сидящим напротив молодым красавцем.

     – Но ты продолжаешь называть меня старейшиной, хотя я уже давно попросил называть меня по имени.

     – Я просто думаю о вас… тебе… как о старейшине. Мне сложно по-другому, – сникла я.

     – Вот для этого нам и нужно время, понимаешь? Для начала – никакого старейшины, даже в мыслях. Старейшина у нас – Бекилор. Эльрода ты ведь так не зовёшь, даже мысленно, верно?

     – Нет. Никого из них, кроме Бекилора. Но вы-то были раньше! – и в ответ на поднятую бровь поправилась. – Ты был раньше.

     – Действительно, я был раньше. Даже и не знаю, радоваться ли этому факту, из-за которого ты теперь видишь во мне старика, или радоваться, что был первым, и ты не обратила свой взор на кого-то другого, кого могла встретить до меня.

     – Ты всё равно красивее их всех! – возмущённо выпалила я, даже не заметив, как легко произнесла это сложное «ты». – И не вижу я в тебе старика. Ты просто… мудрый, вот! А я глупая.

     – Спасибо за комплимент, – на этот раз улыбка Фолинора сияла во все тридцать два зуба… или сколько их там у драконов? – А ты вовсе не глупая, ты очень умная девочка, тебя просто никто толком ничему не учил, кроме как хозяйством занимать, конечно. Но поверь, это как раз поправимо. Только вот на сегодня, я думаю, урок можно заканчивать, уже скоро полночь, а вставать завтра рано. Нужно закончить облёт острова, вместе с вернувшимися мы всё доделаем за день-два. Или у тебя есть ещё какие-то вопросы, – чуть настороженно спросил мужчина.

     – Есть, – кивнула я. – Только минутку, я запишу, пока не забыла.

     Открыв свою тетрадку для непонятных слов, я записала «СПИТСЫФИЧИСКИЙ», «ФАКТОР», «ПУЛЬС» и «КРИТЕРИЙ», а потом, как запомнила – пояснения к ним. Подумав, написала «СЕКС» и «ПЕНИС». К первому, попыхтев и почесав затылок, приписала – «блуд», второе оставила без пояснений, не писать же матерно. И так не забуду.

     Заглянув через моё плечо, Фолинор хмыкнул, забрал у меня карандаш, исправил ошибки в первом слове, после блуда дописал «половой акт», а после пениса – «мужской половой орган». Во как! А сразу сказать было нельзя?

     – Так какой у тебя вопрос? – поинтересовался мужчина, дождавшись, когда я уберу тетрадь и карандаш, остальное он сложил на полку, пока я писала.

     – Я насчёт девушек и того дома. Теперь я понимаю, почему это было бы ужасно и… больно. Но не понимаю, почему Саннива не выжила бы? Да, больно, и, наверное, сильно. Но не смертельно же? А если смертельно – почему Аннис бы выжила, а Саннива умерла?

     – Здесь дело не только и не столько в физических страданиях, которые девушки могли бы перенести, попади они против желания в тот дом. Не все клиенты грубы, не все стараются причинить женщине боль, таких, наоборот, мало. И есть способы избежать боли, став влажной не от желания, а от каких-нибудь мазей, например. Хотя бывают мерзавцы, с которыми и это не спасёт, но в целом, женщины, живя там, не так уж и страдают телом. Другое дело – моральные страдания от того, что происходит. И именно это здесь и сыграло бы свою роль.

     Физически сёстры не так уж и отличаются. Да, Саннива младше, но в наше время невесты в четырнадцать лет – не такая уж и редкость. Её тело вполне готово для того, чтобы принять мужчину. Другое дело – разум или тот же жизненный опыт. Аннис смотрит на жизнь, не питая иллюзий, она знает все её неприглядные стороны. И выживет, что бы ни случилось, приспособится, прогнётся, подстроится, но выживет.

     – Мне Аннис сначала сильно не понравилась. То, как она на тебя смотрела там, на берегу. Как же мне хотелось ей тогда двинуть, – призналась я. – Если б не держала Лани…

     – А я думал, что ты рассердилась от того, что она про тебя сказала.

     – И это тоже. Но и взгляд её мне очень не понравился.

     – Хмм… Знаешь, приятно это слышать, даже не ожидал от себя. Но продолжу. Саннива – чистое, светлое дитя. Жизнь её тоже не особо баловала, в семье у них там явно не всё в порядке, но, в отличие от сестры, она предпочитает не видеть плохого. Я не так долго её видел, но поверь, я разбираюсь в детях. И могу точно сказать – в отличие от сестры, она бы сломалась. Сошла бы с ума или наложила на себя руки.

     – Бедняга, – я вспомнила девочку, восхищённо, без капли страха, разглядывающую огромных драконов. – Хорошо, что Эльрод их спас.

     – Да. Тем более что и у Аннис будущее было бы нерадужным. Дурные болезни, незапланированные беременности, аборты у сомнительных врачей, – видя, как я открыла рот для вопроса, поднял руку ладонью вперёд. – Не сегодня. Потом как-нибудь объясню. Просто поверь, что ничего хорошего в этом нет. И через десять лет Аннис вышла бы оттуда больной старухой без каких-либо надежд на нормальную жизнь.

     – Ужасно! Теперь понятно, почему Базилда на Эльрода чуть ли не молится.

     – Да. Но теперь у девочек всё будет хорошо, здесь их никто не обидит.

     Ага, кроме родного отца, который, похоже, вообще озверел от всей этой истории, в которой сам же и виноват. Зато, может, пить теперь бросит? Ладно, посмотрим. Я широко зевнула – и правда, спать пора, день был такой длинный, столько всего случилось.

     – Спокойной ночи, – Фолинор ласково поцеловал меня в лоб, от чего меня снова обдало жаром, и ушёл в свою комнату.

     А я проверила сладко сопящую Лани, сбегала в нужник, и уже лёжа на своём диванчике, вспоминала, как Фолинор на меня смотрел своими удивительными глазами, и улыбалась. Он сказал, что мы начнём привыкать друг к другу и делать так, чтобы я перестала его стесняться. Интересно, как это будет?

     И уже засыпая, подумала, что не расспросила стар… то есть Фолинора, что значит «мужчина умел в постели». Ладно, завтра спрошу, главное – запомнить.