Второй.



Маша смотрела на Костика с таким благоговением, что ему стало тошно от самого себя. Отказать ей – оказалось тем же, что отобрать у ребенка горячо желанную конфету - не то чтобы у него был большой опыт общения с детьми.

- Машенька, вы не понимаете, - как можно мягче начал он. – Этого человека нужно отвести в больницу, я не смогу лечить его здесь.

Даже если «здесь»  похоже на роскошные апартаменты в гостинице, где они с женой провели первую ночь после свадьбы. Лепнина, живые цветы, роскошные французские окна, огромная кровать, затерявшаяся вдалеке. Комната была идеально убрана. У окна стоял похожий на оркестровый рояль, сверху на крышке - скрипка и что-то напоминающее альт.  Костик лучше разбирался в дефибрилляторе, который небрежно валялся на прикроватном столике - точно такой же был в его любимом третьем ремзале, как и почти тот же набор препаратов неотложки. Машина растерянность и  разбитая бутылка из-под шампанского, уже спрятанная в сумку Костика, позволили ему  почувствовать себя соучастником, подельником – значимо важной фигурой криминальной драмы. И это ему нравилось. Его скучная жизнь после знакомства с этими девчонками стала насыщенной и закипела в буквальном смысле. Он даже не сказал теще, куда уехал.

Костик бы мог поспорить, что этот изредка постанывающий старик с величавой миной на лице всего лишь смертельно пьян, но Маша так боялась  и так умоляюще смотрела на него. Ее желание навестить своего бывшего учителя пения было понятно, их ссора, закончившаяся тем, что девушка треснула старика по голове бутылкой шампанского – тоже объяснима. Это же Маша.

Костик был раздавлен ее доверием и признался в том, что оставалось тайной даже для его обожаемого сенсея.

- Маш, я просто не умею делать многие медсестринские манипуляции, - покраснев и потупившись, продолжил он, вытирая взмокшие ладони о свои упитанные бока и молясь, чтобы пот не выступил на рубашке. – Я боюсь делать обычные уколы, промывание желудка. Меня самого мутит от этого. Мне нужна помощь.

Маша нахмурилась, выражение ее лица стало подозрительным, но  и – непреклонным.

- Лизка умеет,  - отрезала она и, сорвавшись с места, кинулась искать телефон в необъятной бирюзовой кожаной сумке.

- Маша, ему нужно в больницу,  - занудно, ненавидя самого себя, заныл Костик - ему до смерти хотелось увидеть Лизу, но еще больше он хотел остаться с Марией наедине, твердо веря, что она будет куда более благодарной и податливой.

- Лизка? Ты что еще спишь, шельма? Быстро собирайся, я жду тебя у въезда в тот дом, где мы с тобой жили. Что? Бери такси. Пусть спит. Ты вернешься, пока он продрыхнется. Тут Серж…

Костик отвернулся и разочарованно покатился к кровати. Величавый импозантный старик Серж был самым колоритным из его «комовиков». Он изредка похрапывал, его лицо оставалось покрасневшим и безмятежно  расслабленным, а брови все так же хранили крутой, картинный излом. Гематомы на голове не было, но мысли, что Маша могла солгать так и не возникло.

Чтобы убить время и выключить надоедливое Машино жужжание за спиной - Костик меньше всего хотел думать, что там где-то рядом с Лизой спит тот самый красавчик, что оплачивал ее лечение – пусть лучше будет гуленой. Он проверил зрачки, сосчитал пульс,  брезгливо потыкал мужчину  в живот и, откинув одеяло, проверил, не обмочился ли тот.

- Лизка будет тут через час.

Костик вздрогнул от того, насколько близко оказалась Маша к нему и его фантазиям.



Он все еще дрожал и краснел, когда в комнату ворвалась рассерженная, взлохмаченная и жутко хорошенькая Лиза. Она едва заметно кивнула Косте, перебежала вглубь комнаты и взвизгнула:

- Это, правда, он?

Маша, разбирающая привезенную ею сумку, ничего не ответила, словно сам вопрос был риторическим. Она была подозрительно безмятежна и полна того же благоговения – как и час назад. Костик подумал, что девушки действительно ужасающе близки, фразы, обращенные друг к другу,  у них так часто повисают в воздухе. Странно как-то, словно конкуренция им вообще не свойственна. У его жены совсем не было подруг.

Лиза перевела взгляд на бесцеремонно пялившегося на нее Костика:

- Чем я могу помочь?

Он все гадал, поняла она или нет?



Еще полчаса возни – и у Лизы на удивление ловко получилось подключить капельницу, поставить катетер и даже не запутаться в путанных объяснениях Костика по поводу назначенных препаратов. У нее все получалось. Ее растрепанный хвостик, миленькие синие лодочки и румянец на щеках сделали невозможное – Костик впал в еще большую влюбленность, чем до ее прихода. В нем ладно уживались два этих противоположных чувства - влюбленность плотская, из роскошных Машиных выпуклостей, опыта и фантазии и влюбленность возвышенная – из Лизиной способности сеять умиротворение вокруг себя. Он не хотел думать, что она может быть чьей-то любовницей. Он видел ее голой, но не мог представить, чтобы кто-то наваливался на нее и потел. Она же просто ангел, так? Бесполый и эфемерный.

Она носилась, Маша стояла у окна и все время что-то напевала себе под нос.

Спустя еще полчаса старик прокряхтел:

- Мой одуванчик, я так скучал по Вас, - и кинулся целовать Лизины руки, пытаясь подняться с постели. Ему не позволили.

Машин окрик: «Серж, уймись!» -  опрокинул его назад на подушки быстрее, чем Лизины старания. Старик позволил себя покормить - на поданом из кухни Большого дома  подносе нашелся еще бульон и сухарики.

Когда он вальяжно восседал на приподнятых Лизой подушках и уминал остывшее  второе, Костик в ужасе для самого себя решил, что либо он гениальный док, либо его просто развели. У старикана был зверский аппетит.

После еды, мужчина поднялся, выдернул из трусов катетер и отправился в туалет. Костик пошел следом – незапертая дверь, может и выдавала в дедке сердечника, но вот остальное было присуще скорее пропойце. Он пел, справляя нужду. Костик разобрал пару фраз на итальянском и вспомнил оперу, на которую он водил  тогда еще просто навязанную в отделении, засидевшуюся в девках девочку из хорошей семьи – потому что надоело отказывать. После оперы она позволила ему навалиться и попотеть. После балета – сделала ему минет и потребовала, чтобы он на ней женился. После свадьбы они ходили только в кино.

Было кощунством думать о ней, пока Лиза носилась вокруг, а Маша  ломалась, отвергая предложения снова улегшегося старикана спеть  дуэтом. Его злило только то, что Лиза то и дело поглядывала на телефон – который упрямо молчал, разочаровывая ее все больше и больше. Она бледнела и  оглядывалась на Машу, которая слушала театральные сплетни и не собиралась уходить.

Пытаясь совладать с ураганом эмоций и снова невесть откуда свалившейся на него эрекцией, Костик отошел к окну и с удивлением для всех завизжал:

- Да это же Пашка!

Толстый палец устремился в сторону большой усадьбы, откуда выходил молодой человек в светлом костюме, деловито выкатывая перед собой инвалидную коляску. На ней сидел  недавно выписанный им  пациент – угрюмый дед из блатного бокса в яркой оранжевой куртке. За ним вышел еще один пожилой мужчина, хотелось скорее сказать «джентльмен», тоже в костюме, с глянцево поблескивающей лысиной и роскошной осанкой.

- Как тесен мир, -  пропел подошедший старик, обнимая Костика за плечи и немалым своим весом заставляя его оставаться на месте. Второй рукой он приобнял тянущую его назад Лизу и продолжил петь, уткнувшись в ее волосы: - Этот лысый тип – твой дед, мой одуванчик.

- Что? – взвизгнула протиснувшаяся Маша, раньше, чем Лиза успела открыть рот.  – Афоня – Лизкин дед?  Серж, ты идиот.

Она истерично, совсем по-бабьи расхохоталась, упираясь руками в бедра.

- Ты подложил меня под Лизкиного деда?

Старикан еще сильнее прижал к себе все еще молчавшую Лизу.

Костик вдруг остро почувствовал, что в разыгравшейся перед его глазами драме – он никого не интересующий статист.  Это вызвало его злость – он надел привычную строгую маску уверенного в себе толстяка и четким, отстраненным, достойным чтения студентам лекций голосом доложил:

- Паша – байстрюк, сын цыганского барона, который держал мой городок, и простой учительницы. Цыгане не разрешили ему жениться и близко приближаться к ней, но вот ребенка опекали, раз в год приезжали чуть ли не всем табором, привозили деньги, игрушки и начинали позорить его мать на глазах у ребенка. Она  не так его одевала, воспитывала, кормила. Он был самым сильным и ловким в нашем дворе, мальчишки его обожали, но он редко с кем-то играл. Со мной – играл, хотя я был объектом насмешек для всех,  слишком толстый и неловкий.

Маша перестала смеяться. Лиза отстранилась от старика и с силой зашвырнула сжимаемый в руках телефон в стенку.

- Почему ты мне раньше не сказал?

Старик насупился и театрально взялся за сердце:

- Я узнал об этом только перед смертью Лены, прости.

Лиза нахмурилась, и начала медленно отступать от них, бормоча, словно про себя:

- Мне нужно с ним поговорить, мне нужно с ним поговорить…

Маша кинулась на нее, словно пантера, сжав плечи и встряхнув:

-Ты дура, да? Это же Афоня! Ты думаешь, он будет рад, когда узнает, с кем ты спишь? Да они со Ступниковым-старшим этот  завод уже лет десять делят!

Костик рассеянно обернулся к Сержу, словно уговаривая его объяснить ему хоть что-то – происходящее все больше напоминало фарс.

- Он сделает из вас распятых Ромео и Джульетту, детка, - кивнул Серж, словно это все объясняло.

- О чем вы договорились? – снова тряхнула Лизу Маша. Их волосы спутались и заискрили под последними лучами вдруг вышедшего из-за туч солнца. – С ним?

- Что я спрячусь у матери, - едва слышно проговорила Лиза. Она рассеянно смотрела на Костика, но вряд ли видела его при этом.

Он отвернулся и деловито принялся наводить порядок на комоде, временно ставшим манипуляционным столиком. Он был лишним?

- Я спрячу тебя в Подворотне, - пропел Серж. – Я наконец-то опять кому-то нужен.

- Маш, он спятил? Я не пойду в бордель!

- Зато это под самым носом у Афони, он там точно тебя не найдет. И Андрей не найдет, значит, это никто не сможет использовать против вас.

Маша ослепительно улыбалась, когда неслышными, обольстительными шагами подкрадывалась к Костику и обнимала его.

Он проклинал ее и себя.

- Док, вы когда-нибудь хотели побывать в борделе?

Костик обернулся к окну, иррационально надеясь, что Павел, кативший коляску в сторону озера, обернется и спасет его, как когда-то в детстве, когда мальчишки постарше устроили ему «темную».

- Отвезешь туда Лизу, - продолжала ворковать Маша, поглаживая Костика на спине. – Можешь потуссить, если захочешь, у Сержа там безлимит.

Костик простонал, стиснув зубы и осознавая, что Маша просто насмехается над ним, но его тело реагировало быстрее, чем рассудок.

Он обернулся, разглядывая ее ухмылку сирены с ровными бусинками зубов  - как в рекламе, но опять отвлекся на Лизу, опустившуюся на пол у стены, чтобы подобрать разбитый телефон. Она  раскачивалась из стороны в сторону и тихо простонала:

- Андрей меня не простит.

Серж помог ей подняться и сжал ее плечи:

-Ты выдержишь, детка.

Ее лицо взорвалось от эмоций – оно до чертиков напомнило Костику лицо ненавистного ему красавчика. До чертиков. «Господи… пронеси!», - тихо бормотал он, пока  по Лизиному лицу, словно градом сыпались слезы.