В простыне на ветру по росе поутру
От бесплодных идей до бесплотных страстей
От закрытых дверей до зарытых зверей
От накрытых столов до пробитых голов
Собирайся, народ, на бессмысленный сход
На всемирный совет как обставить нам наш бред, бред, бред

Плазменная панель телевизора мерцала призрачным светом, раздражала глаза мельтешением безвкусных картинок. Полутьма в комнате укутывала лучше бежевой шали из нежнейшего кашемира, что лежала на плечах Ксении.
Прошедшая ночь растворилась в рассвете; день медленно стек за край земли, уступив место весенним, промозглым сумеркам. От прежнего тепла не осталось и следа. Вновь серое полотно дождевых облаков украло солнце, весну, запах пробуждения природы. Дождь противно лупил в окно, выстукивая одному ему понятный ритм.
Погода соответствовала настроению, душевному состоянию. Кошмар по-прежнему не забывался. Как ни пыталась, но Ксения не могла согреться. Казалось, будто на сердце мороз вывел инеем причудливые узоры, сковал холодом, заставляя его медленно гнать кровь по таким же ледяным жилам.
Целый день она не находила себе места. Постоянно старалась быть рядом с мужем; цеплялась за Андрея, пытаясь забрать частичку его живого тепла, дабы вытеснить воспоминания о мужчине, медленно растворившемся в снежном мареве. Ксении мерещилось: силуэт Вадима до сих пор незримо присутствует в комнате, с потолка сыпалась ледяная крошка, засыпает всё вокруг, не тает на ресницах.
Сон смешался с явью. Даже Андрей не смог вытеснить вьюгу, завывания ветра, кровь, расцветшую алой гвоздикой на рубашке Вадима. Слишком реально – всё, что было там; а здесь – не по-настоящему. Не верилось до конца в раскрытие секретов, в то, что застарелая рана, породившая сотню страхов, открылась так внезапно. Правда выскочила чертиком из табакерки. Выбила почву из-под ног. Привычный мир рассыпался пеплом. И теперь внутри образовалась пустота. Больше нечего прятать по тайникам – закоулкам памяти. Незачем делать безучастный вид, когда речь заходит о Вадиме.
Теперь вчерашний сон – явь; а реальность… Так сложно в нее поверить.
Поежившись, Ксения поправила шаль, потерла замерзшие руки, уселась на диван с ногами. Глядя на нее со стороны, можно было подумать – девочка-подросток в одиночестве переживает первые разочарования в любви. От сильной женщины, «Мраморной Дианы» не осталось и следа.
На экране телевизора сменился ряд картинок, прошла реклама. Появилась заставка, заиграл призывный мотив. Именно он стал символом передачи, заставляющей людей бросать дела, приникать лицами к бездушной технике, лишь бы узнать волнующие подробности из частной жизни знаменитых персон прошлого и настоящего.
Как бы Ксения не противопоставляла себя данному жанру, как бы не пыталась донести к зрителю информацию без скабрезности, однако она не вчера родилась, не один год была в масс-медиа, чтобы прекрасно осознавать: во все времена народ жаждал «хлеба и зрелищ». Рейтинги, успех, востребованность телеканалов зарождаются именно здесь, в таких студиях. Ее передачи, идеи – всего лишь «легкий десерт» для гурмана после основного «жирного блюда».
Женщина прибавила громкость. Стали слышны аплодисменты. Показавшаяся на экране Майя Самохина купалась в овациях. Рыжий цвет волос, стрижка-каре, яркий макияж, карминно-красные губы растянуты в притворной улыбке; белое платье обтягивает по-прежнему аппетитную фигуру холеной женщины. Телеведущая, светская львица, завсегдатай статей желтой прессы, ведущая корпоративов и свадеб. И кто сказал, что она может быть конкуренткой? Ксения криво усмехнулась. Какой же глупой ей теперь кажется вечная борьба с бывшей однокашницей, свидетельницей сумасшествия по имени «Вадим Метлицкий»! Как легко она тогда споткнулась и упала в омут синих глаз. Совсем не поняла, насколько явным было притяжение. Мелькали искры, воздух пах предгрозовым озоном. Вадим сразу ее выбрал, накинул сети, из которых не под силу выбраться даже самой прожженной кокетке. Майя быстренько смекнула, «поставила галочку», приберегла «на потом» информацию. А что она, Ксения? Так и не поняла очевидности тех взглядов.
- Ксеня! Ты же обещала!
- Я не заметила, как ты вошел, - женщина вяло улыбнулась мужу.
Андрей укоризненно посмотрел на жену.
- Отдай пульт. Давай к черту выключим эту дрянь! – он попытался протянуть руку, но Ксения вздрогнула, отпрянула в сторону.
- Нет. Я хочу это видеть. Не как заинтересованная сторона. Андрей, я хочу знать, как профессионал, журналист, в конце концов! Я хочу знать, как можно извратить то, что было. Я хочу видеть, какую чушь они будут пороть, на чем спекулировать, что искажать. Пожалуйста, позволь.
Андрей долго вглядывался в лицо жены: в глазах решимость, отсутствие слез, волнения. Сухой и выверенный прагматизм – верный признак упорства, несгибаемости, целеустремленности. Такой Ксюша была всегда, как только речь шла о работе. Еще в самом начале своей карьеры. Сейчас телеведущая даже дома, даже перед сном разрабатывала материал для эфира. С места не сдвинуть, не переубедить. Профессиональный раж задвинул на окраины разума все личные переживания.
- Андрюш, - рука Метлицкой легла на плечо мужа, - отключи эмоции. Не смотри на ситуацию, как ее участник. Ты профессионал, режиссер, сценарист. Смотри на всё как на пример непрофессионализма и нарушения этических норм. Так будет проще.
- Мазохистка, - проронил мужчина, вздыхая. Он присел на диван, притянул Ксению к себе, зарылся носом в ее волосы. – Ксюша, зачем ты себя изводишь? Зачем? – едва не простонал он.
- Привычка. Столько лет… Я сроднилась с болью. Не представляю себя без нее. Она делала меня живой. Всегда напоминала: я жива, а он – нет! Сегодня последний раунд. И всё. Слышишь, Андрей? Всё!
Судорожно всхлипнув, Ксения тут же заставила себя замолчать. Горло саднило. Из него рвались рыдания, разрывая на части, порождая желание скулить побитой собачонкой.
– Андрюшка, мой хороший, скоро мы освободимся. Слышишь? Мы освободимся от семейного проклятия. Ты, Вадик – вы всё, что есть у меня. Я сама выбрала, как жить, никто не заставлял. Это мой крест, моя ноша… А ты иди… Прости. Я чудовище. Ты не должен на это смотреть. Грязью будут поливать твоего отца, его память, его образ, примешают твою жену, пройдутся бетонным катком презрения и осуждения по самому дорогому…
- Я с тобой. Так было всегда и будет. Без вопросов, просьб. Сам выбрал себе жену, - Андрей глухо пробормотал, целуя темно-рыжие, растрепавшиеся волосы. – Я с тобой до конца.
Ксения привычно прикрыла глаза, позволяя памяти устроить танец на углях босыми ногами; боль пронзила сердце иглой. Снова дождливый день. Ливень полосует улицы. Резкий звук дверного звонка вырывает из объятий апатии. На пороге стоит красивый мальчик, держит в руках букетик подвявших цветов. С его волос капает вода. Он счастливо улыбается. Еще бы! Подвиг для прекрасной дамы!
В стенах этой квартиры их жизни разделились на «до» и «после». Ксения просила благословения у Вадима, появившегося на миг призраком в темном углу. Вместо него молодой парень с глазами цвета лазури просит ее быть женой, пустить в мир, где властвовал лишь один мужчина – его отец. Андрей не знал ни о чем, он придумал себе любовь, как только может мальчишка в девятнадцать лет ощутить доселе неизведанные чувства… А Ксюша… Она не смогла отказать, теша себя иллюзией – Вадим будет смотреть на нее теперь глазами цвета неба вместо насыщенного синего индиго.
- Спасибо. За всё спасибо. Позже поговорим, когда будем по-настоящему готовы. Фантазии товарищей с РТВ добавит нам тем для размышлений.
Слабо улыбнувшись, Ксения провела рукой по щеке Андрея, высвободилась из объятий. Удобно устроившись на диване, она принялась разглядывать изображение в телевизоре. В какой-то момент ей показалось: она находится не у себя дома. Она не зритель – сценарист безумного шоу. Это она набирает текст, герои оживают под ее рукой; она вкладывает в их уста слова, заставляет играть роли.
Застучали невидимые клавиши старой печатной машинки. Строчки сценария запестрили стайкой птичек-колибри, рождая четкие картинки перед глазами.

***

Майя улыбается. Приветствует зрителей. Студия отвечает ей аплодисментами. Видно, как женщина купается во внимании и обожании толпы. Ей доставляет удовольствие подкидывать провокации людям, ее забавляют их возмущение, обеспокоенность, эмоциональные выкрики с мест. Она царит над ними, повелевает их состоянием, играет на нервах, манипулирует нужной информацией для взрыва общественного мнения.
Вот и сейчас с широкой улыбкой Майя приветствует собравшихся в студии. Она знает: за пропуски на съемки ее передачи обычно происходит ажиотаж; иногда доходит до потасовок. Заветный бумажный прямоугольник мечтают получить и студенты, и домохозяйки, и пенсионерки. Все хотят увидеть собственными глазами, как Майя Самохина вершит суд над теми, кто оказался недостаточно «чист» и «высокоморален» для шоу-бизнеса, политики, спорта, публичной деятельности. Она словно император в Колизее поднимает перст. Толпа внемлет каждому слову. Ждет движения. И палец, зачастую, оказывается опущен вниз. «Казнить, нельзя помиловать» - главный девиз шоу. Можно смело бросать камни, куски грязи, не боясь запачкаться самому, не видя себя в отражении сотен зрачков камер. Никто не уйдет от справедливого возмездия «общественного мнения».
- Сегодня у нас непростая передача. Невозможно представить, насколько тяжело было решиться на ее создание. - Горестный вздох. Маска скорби на холеном лице. Майя продолжает: - Ее тема касается непосредственно моей семьи, воспоминаний, друзей и всем хорошо известных людей – четы Метлицких. Когда-то мы все были включены в одну ситуацию. Каждый из нее вышел так, как позволяла совесть, понимание морали и ответственности за свои поступки. Но об этом позже. А пока внимание на экран.
Оживает монитор в студии до этого с застывшей белой надписью на красном фоне «Лабиринты тайн семьи Метлицких». Мелькают кадры из телепередач с участием Ксении – она в камуфляжной форме, в руках микрофон; на заднем плане остовы сгоревших зданий; вот Ксения берет интервью у высокого военного, лицо которого обезображено шрамом; она же в студии, еще без привычной прически, зачитывает что-то с листа бумаги; последние кадры – Андрей и его жена получают премию «Теффи», стоят на сцене счастливые. Андрей держит статуэтку, его обнимает сияющая Ксения.
Пока мелькают фотографии и архивные записи, идет голос Самохиной за кадром: «Известная на всю страну телеведущая долгие годы не сходит с экранов. Ее передачи известны даже тем, кто не интересуется политикой. Она обнажает души власть имущих, заставляет отвечать на ставящие перед фактом колкие вопросы. Она замужем за Андреем Метлицким – сценаристом, режиссером, стоявшим у истоков нового телевидения России. Однако мало кто знает, что Андрей – сын советского актера театра и кино Вадима Метлицкого, трагически погибшего более тридцати лет назад. Все это время память о Вадиме живет в сердцах людей. Его фильмы смотрят все поколения, а юные девушки по-прежнему влюбляются в его героя Айвенго».
Идут кадры из фильмов с Вадимом: Айвенго лихо гарцует на коне, сражается на мечах, открыто улыбается в камеру, его глаза сияют; офицер-белогвардеец идет на казнь, устремляя взор куда-то далеко; вот Вадим играет на сцене – белая рубашка расстегнута, волосы слиплись от жара софитов; он что-то порывисто говорит, неистово жестикулируя руками.
Снова голос Майи: «Какая тайна связывает Метлицких? Андрея, Ксению и его отца – Вадима? Об этом сегодня вечером будут говорить друзья, знакомые, коллеги Метлицких. Повторюсь, тема связана напрямую с моей семьей. Однако молчать больше нельзя. Без купюр. Вся правда о прошлом Ксении и … Вадима Метлицких!»
Снова студия. Зрители аплодируют, награждают королеву кривых зеркал шквалом оваций. Им не терпится откинуть полог, заглянуть в черный ящик, выудить на белый свет нелицеприятные подробности из прошлого известных людей.
Красный фон. Белые кресла. В них расположились участники программы. Они жаждут момента, когда будут говорить свою правду, пытаясь казаться лучше, чем те, другие, коим так не хватает «небесной чистоты» в поведении.
- Хочу представить гостей, хотя они и не нуждаются в представлении: Влад Самохин. Генеральный продюсер канала СТВ. Мой супруг уже долгие годы. Непосредственный участник событий, развернувшихся в стенах дачи его дяди Константина Меркулова – лучшего друга Вадима Метлицкого. Светлана Рябикина. Однокурсница Ксении Метлицкой, тогда еще Дроздовой. Анатолий Хрупов. Актер театра и кино, коллега Вадима. И сегодня будет еще один долгожданный момент! Спустя годы затворничества, отказов от всяческих интервью, с нами на прямой связи из Милана будет Анна Русинова-Метлицкая, использовавшая долгие годы сценический псевдоним «Руссо», вдова актера. Она расскажет нам всё, о чем не стала упоминать в книге, ставшей бестселлером, как на Западе, так и у нас в стране.
На экране, занимающем левую стену студии, появляется изображение зданий, являющихся символом Милана. На их фоне сидит женщина в возрасте, не утратившая грациозности, былой красоты. От нее по-прежнему невозможно отвести глаз. Ее возраст стал украшением. Смоляные волосы с проблеском седины уложены в изящную высокую прическу. В ушах блестят рубины, играют темно-вишневыми бликами в лучах света. Губы растягиваются в улыбке, обнажают ровный ряд белоснежных зубов. Платье цвета королевского пурпура подчеркивает достоинства, скрывает недостатки. Небрежный шик вкупе с итальянской элегантностью хот-кутюр. Дива оперной сцены смотрит в камеру сквозь дымчатые стеклышки очков в дорогой оправе. Ухоженная, нестареющая в одночасье женщина, достигшая в жизни небывалых высот. Она напоминает увядающую розу в октябре: от первого заморозка края лепестков почернели, завяли, однако цветок по-прежнему красив, привлекает внимание, заставляет любоваться стойким, хоть и хрупким созданием. Вдова, вторая жена Вадима. Она хочет, чтобы ее запомнили именно такой: надменной, горделивой, властной и в тоже время обычной, знавшей в жизни боль предательства, горечь разочарования в мужчине. Хоть великая певица, но такая же, как все ее сестры по несчастью из некогда огромной страны.
- Как слышите нас, Анна? – Майя готова к сенсациям. Улыбка становится до невозможности широкой, слащавой, натянутой.
- Прекрасно. Здравствуйте. – Легкий итальянский акцент будто нарочно добавлен. Ах, я уже забыла родной язык. Я же живу много лет «там».
- Анна, прежде чем мы услышим вашу версию событий, я бы хотела рассказать то, чему была свидетельницей. – Горестный вздох. Трагическая пауза. – Когда-то, будучи еще студенткой, прибывшей покорять Москву, я оказалась на даче у Константина Меркулова. Там же была и Ксения Дроздова… со своим официальным женихом Владом Самохиным. – Ликующий взгляд. Толпа ахает, охает, слышны удивленные возгласы. Майя делает еще больше грустное лицо, продолжает: - Да, тогда Ксения была невестой Влада. Они оба являлись «золотой молодежью», часто прогуливали занятия. Им было можно: у Влада родители дипломаты; у Ксении – тоже не последние люди в министерстве строительства. Высший круг, избранные. Мы – студенты, однокурсники, - были людьми «второго сорта». И если Влад старался сократить дистанцию между собой и окружением в университете, то Ксения даже не пыталась. Ее прельщала иная роль. Ей хотелось попасть в бомонд, быть в центре событий. Тогда светская жизнь находилась в подполье, в театральной среде. И Ксения всеми силами пыталась попасть в круг творческой интеллигенции. Хотя… «Интеллигенция» - сильно сказано. Обычные пьяницы, прикрывающиеся «творческим кризисом», наплевательски относящиеся к женам и детям, живущие ради себя, тешащие эгоистические порывы.
Зал одобрительно гудит. Раздаются аплодисменты. Некоторые зрители тянут руки, выпрашивая микрофон. Камера показывает женщину: лет пятьдесят, крупная, с короткой стрижкой, одетая в простое платье с цветочным принтом. Она что-то активно выговаривает, но без микрофона расслышать невозможно.
- У вас будет время. Как всегда, мы даем слово зрителям. – Майя одобрительно кивает головой. – С вашего позволения, я продолжу. В один из летних вечеров, моя подруга Света, уговорила меня присоединиться к компании студентов театрального училища. Мы поехали на дачу к Меркулову. Там-то и развернулась драма. – Трагический шепот: - Я стала свидетельницей измены – низкого, гадкого и подлого поступка, от которого женщина не может отмыться. Такую женщину ни один уважающий себя мужчина не посадит за стол, не приведет в дом. Она становится подстилкой, половой тряпкой, о которую эгоист, мерзавец и подлец вытирает ноги, потакая животным инстинктам.
Майя вздрагивает телом, закрывает на мгновение глаза, в которых поблескивают непролитые слезы.
- Извините, - говорит телеведущая притупленным голосом, - очень сложно вспоминать. Ведь дело касается моего мужа. Ему тогда было очень больно. Он не ожидал предательства. Еще я искренне сочувствую женщине, на долю которой выпала череда испытаний. Она их с гордостью прошла, выстояла. Анна заслуживает восхищения!
Зал взрывается. Море оваций зашкаливает. Спустя минуту, Майя поднимает руку, прося тишины. Зрители затихают, жадно вглядываясь вперед, ожидая новой порции «горячего». Блюдо на сей раз оказалось на диво вкусным.
- Вадим Метлицкий слыл записным ловеласом. Сколько московских школьниц старших классов и студенток-первокурсниц резало из-за него вены! Не сосчитать! А ему было смешно. Слава его манила, грела, даже такие ужасающие факты заставляли его лишь косо усмехаться. – Майя трясет головой, передергивает плечами. – И вот в один июньский вечер состоялась встреча Ксении Дроздовой, двадцатилетней студентки МГУ и актера Вадима Метлицкого.
Студия вновь ахает. Гул голосов волнами разносится от одного зрительского ряда к другому. Возмущению предела нет. Люди готовы рвать и метать. Им хочется заклеймить позором всех участников тех давних событий, абсолютно не касавшихся каждого из толпы напрямую.
Майя продолжает:
- Свою связь они скрывали до последнего. Даже когда Влад поймал «на горячем» любовников, они искренне отрицали очевидное.
К разговору подключается Самохин: полный, лысоватый мужчина, с красными прожилками под глазами. Совсем не тот мальчик-красавчик, звезда университета с очаровательной улыбкой. Дорогой костюм на нем смотрится привычно, но при этом серый цвет ему удивительно не идет.
- Я помню тот момент, когда застал их вдвоем. Среди бела дня, у подъезда Дроздовой. Мне казалось, будто я получил удар в солнечное сплетение. От Ксюши, всегда милой, нежной и невинной Ксюши, хотевшей стать моей женой, я не ожидал подобной подлости. Так гадко, противно, больно. Только Майя спасла меня от пропасти, от шага вникуда. Я не стал поднимать скандал. Лучше уйти, сохранив остатки достоинства, чем запятнать себя скандалом.
Зрители аплодируют. Самохина мило улыбается, посылает воздушный поцелуй мужу. Лицедейство в разгаре.
Слово требует Света Рябикина – крашеная блондинка с обрюзгшим лицом и растрепавшимися волосами.
- Прекрасно помню, как Ксения мчалась на свидание к Вадиму. Он на свои спектакли доставал для своей пассии билеты, а та прихватывала с собой закадычную подружку Милку. Ясное дело: Дроздова к своему любовнику бегала, а подружка к Меркулову, которого, кстати говоря, легко охмурила. Теперь жена заслуженного артиста. На чужом горе свое счастье построили, и даже ни разу не покраснели!
Анатолий Хрупов морщится. Седой мужчина, приближающийся к семидесяти годам, хорошо поставленным голосом произносит:
- Вадим никогда не делал тайны из своих «амуров». После спектакля или на проходной у «Мосфильма» его ждала стайка почитательниц. Любой девчонке подмигивал, усаживал в машину… А после она сама шла домой из парка какого-нибудь. Для любого актера, поклонница – табу. Ее чистую любовь нельзя мешать с пошлостью случайной связи!
Люди в зале загалдели, перебивая друг друга. Слышится свист. Микрофон дают в руки женщине в цветастом платье.
- После того, что я услышала сегодня, знать не хочу имени Вадима Метлицкого! Не буду смотреть его фильмы! Я думала, что он был великим мужчиной, а он… Он… После такого не смогу его уважать. Даже делая скидку на талант. Такие люди губят всё вокруг себя. Как яркие птицы приманивают наивных дурочек, которые потом падают вниз из-за таких сволочей!
Аплодисменты зашкаливают. Майя одобрительно улыбается.
- Прошу тишины! Сейчас говорить будет Анна, вдова Вадима. Скажите, вас не шокирует такие высказывания?
С экрана за всем происходящим всё это время наблюдает вторая жена Метлицкого. Она саркастически ухмыляется, готовясь к решающему броску, как кобра в пустыне, предостерегшая замешкавшуюся добычу.
- Нет, Майя, меня не шокирует подобная информация. Более того, я была в курсе с самого начала. – По толпе прокатилось оханье. – Вадим сразу предупредил, что не будет верным мужем. Я думала, что это шутка. У него было весьма своеобразное чувство юмора. Собственно, именно оно влюбляло в себя тысячи женщин. Я пала жертвой его очарования. Он настоял на моем разводе. Ему доставляло удовольствие играть чужими судьбами. Добиваться понравившейся женщины, при этом ставить условия, не щадить ее чувства, манипулировать – стиль жизни Вадима. Он испытывал наслаждение от вида влюбленных глаз очередной дурочке, стремящейся на огонь страсти. Вадим любил играть жизнями поклонниц. Называл их не иначе как «куклы». Для него девушки – чистые, влюбленные, неопытные в отношениях мужчины и женщины, - были просто куклы. Он ими играл, ломал, выбрасывал на свалку. Не запоминал имен. После близости его типичная фраза была: «Между нами только секс, никакой любви». Даже я удостоилась подобного. – Тяжкий вздох. Анна вытирает сбежавшую слезинку, как бы показывает «истинное лицо слабой женщины». Но через миг она вновь владеет собой. Слабость была мимолетной. – Каюсь: не смогла убежать от него. Вадим стал для меня наваждением. Как и всякая женщина, я надеялась на чудо любви. Мне хотелось его исправить. Увы и ах. Всё тщетно. Вадим унижал меня новыми связями с молоденькими девушками. Когда мое терпение лопнуло, я захотела подать на развод. Он мне его не давал, шантажировал проблемами в карьере. Ситуация ухудшилась, когда появилась она – Ксения! Девчонка оказалась под стать мерзавцу. Идеальная пара! Каких только гадостей из ее уст я о себе не слышала. Прекрасно помню новогоднюю ночь. Она, не стесняясь, заявилась к нам в гости, вела себя хозяйкой вечера. Как они смеялись надо мной! Потом, когда Андрюша, которого я любила, как собственного сына, представил нам свою невесту, я не могла поверить! Снова она! Мало отца, так она взялась за сына… Я хотела помешать, но мальчик был влюблен, никого не слушал. А я утратила на него свое влияние. Мы так были дружны. Хоть Вадим был плохим мужем, но сыну был другом. Позже они отдалились, а я заменила Андрею мать, которой не было дела до мальчика, она всё безуспешно пыталась выйти замуж. Андрей… Что же ты….
Анна срывается на сдавленный шепот. Прерывисто дышит. Майя обеспокоенно спрашивает:
- Я понимаю, что очень тяжело. Анна, возможно, вы попробуете рассказать нам, что же было дальше…
- Сейчас я расскажу, что было и будет дальше!
Перед камерой появляется Вера Петровна. У нее на вороте пиджака закреплен микрофон, поэтому лишить ее слова становится крайне проблематичным. Женщина с вызовом смотрит в камеру. Презрительно усмехается Майе:
- Не ждали и не звали, а я пришла.
Самохина пытается управлять ситуацией, однако теряется, явственно бледнеет лицом. Глаза бегают. Она ищет поддержки у технической команды передачи, но ее оставляют в эфире.
- Сейчас мы уходим на перерыв, после рекламы продолжим. - В наушнике ей что-то говорит режиссер трансляции. Зрители замирают в ожидании сенсации. – Реклама чуть позже. – Майя натянуто улыбается. Глаза метают громы с молниями.
Вера Петровна ухмыляется:
– Хотели правду? Получайте! Я первая жена Вадима. И уж кто-кто, а я знаю, как всё было на самом деле.
В студии стоит гробовая тишина. Самохина нервничает. Не знает, что делать. Форс-мажор путает все карты. Режиссер пытается потянуть время. Сенсации, какие бы они не были, нельзя терять. Лишние рейтинги – святое!
Вера Петровна поворачивается к экрану. Вглядывается в лицо Анны.
- И когда это ты, голубушка, стала подругой близкой моему сыну? Ты его терпеть не могла. Фыркала, как кошка дикая, едва Андрей с Вадиком время проводил. Ревность тебя чуть не сожрала. А сейчас пытаешься выехать на том, какая ты «белая и пушистая»? С Вадимом играла, «на слабо» его взяла, что вы поженитесь. Захотелось тебе мужа, о котором легенды слагают, а не какого-то заштатного тенора из Большого театра. Об этом все знают, только вспоминать не любят.
Публика в предчувствии скандала оживилась. По студии разнеслись смешки.
Анна вглядывается в камеру, прерывисто дышит. Потом выбирает самое верное средство – игнорирование. Презрительно фыркает. Делает непроницаемое лицо.
- Я не буду разговаривать с невоспитанной старухой. Всего доброго.
Она поднимается из кресла, отстегивает микрофон, скрывается за пределами обзора камеры. Публика разочарованно вздыхает – словесной перепалки между женами Метлицкого не будет.
- Майка, ну какая ж ты пакостница! – Вера Петровна явно закусила удила. Если женщина решила, то выяснения отношений не избежать! – И вы, господин Самохин! История быльем поросла. Бросила невеста из-за другого мужика? Ты первый, что ли? Или любовь у вас была неземная? Вадима давно нет. Негоже его прах ворошить. Ксюша с Андреем счастливы. Всем на зависть. Это их жизнь, их отношения – его и ее. И нечего их грязными лапами трогать! А вам, уважаемая публика, лучше заняться собой, своими семьями, чем в чужом прошлом копаться. Я всё сказала!
Вера Петровна гордо обводит взглядом притихшую толпу. Кто-то порывается подняться, покричать, но женщина одним только взглядом пригвождает к месту. Не говоря и слова больше, она разворачивается, скрывается из поля зрения камер. На мгновение звенящая тишина парализует всех, а после студия взрывается криками, гомоном людских голосов, искрит эмоциями, фонтанирует людским негодованием. Каждый пытается дать оценку происходящего.
Майя перекрикивает зрителей:
- А сейчас реклама.
Появляется заставка, звучит музыка программы.

***

- Черт возьми! Мама?! Как? – Андрей вскочил с дивана. Принялся переводить недоуменный взгляд с телеэкрана на саркастически ухмыляющуюся жену.
- Знай наших! – нервно хохотнула Ксения. – Боря справился с задачей. Достал пропуск. Остальное Вера Петровна сделала лучше меня: рейтинги РТВ до небес взлетят, а Самохины в луже. Но знаешь, что меня поражает в действительности? Они не гнушаются переворачивать факты с ног на голову. Одно дело, когда история будет вызывать негатив у зрителя, другое дело – состряпанная сказка с кучей гадостей, где от правды осталось один процент.
- Бездарная работа. Сразу видно, кто какой текст заучил. Но Анька меня до сих пор поражает! Лучшая подруга, мать ее! Здесь на миллионный иск о моральном вреде столько всего сказано, причем на всю страну. Надо у юриста проконсультироваться…
Андрей еще что-то говорил, жестикулировал, нервно улыбался, пытался приободрить. Ксения пыталась понять, что чувствует. Прислушивалась к биению сердца, к мыслям, к ощущениям. Ничего. Абсолютная пустота. Черная дыра, поглотившая в космосе галактику. Привычная боль, ее вечный спутник – страх, что зверек с острыми зубками, – их не было и в помине. Как будто ветер унес все тревоги, переживания… Стало всё равно. Вадим был прав: лучше плевать на все кривотолки за спиной, встречать недоброжелателей улыбкой победителя, подбрасывать новые дровишки в костер сплетен, открыто потешаться над теми, кто самолично назначил себя обвинителями и судьями в одном лице.
Из размышлений Ксению вырвала трель телефонного звонка.
- Наверное, сочувствующие или желтая пресса, подробностей изволят, - тихо произнесла она. – Возьмешь трубку?
- Да, конечно.
Андрей подошел к угловому столику, где находился квартирный телефон. Взял трубку, все еще пребывая во власти эмоций.
- Да. Это я.
Лицо мужчины мигом изменилось. Взгляд стал растерянным. Еще более растерянным, чем в момент просмотра передачи. Несколько секунд он молча выслушивал собеседника. Тяжело сглотнул.
- Где? На чем?! Да эта наша машина, но… Да, я понял. Скоро будем.
Словно в гипнотическом трансе Андрей положил трубку, не отключая. Раздались мерные гудки. Он стоял, вперившись взглядом в пространство полутемной комнаты. Ксения озадаченно посмотрела на мужа, пытаясь продумать причину странного поведения. Внутреннее чутье молчало, будто его никогда не было. Это не оно бесновалось внутри, когда Вадим мчал автомобиль по предгрозовым улицам столицы; не внутренняя тревога била в литавры, предупреждая о чем-то ужасающем, едва они сошли с трапа самолета…
Тут же перед глазами пронеслись моменты последних минут Вадима. Искореженный автомобиль. Машина, превратившаяся в металлолом. Машина?! Андрей что-то говорил о машине…
- Что? – хрипло произнесла Ксения, так и не сумев возродить былого чувства.
Ничто внутри не подсказывало ей, с кем же на этот раз произошла беда. Странное дело: в то, что случилось нечто нехорошее, она поверила сразу. А вот с кем… Никак не могла подумать. Запрятала догадку в самый темный чулан сознания.
- Ксюш… Вадик…
Андрей просипел, пытаясь подобрать слова.
- О, Господи! Где?!
Ксения вскрикнула, лихорадочно решая, что сейчас предстоит делать. Эмоции внутри умерли. Черная дыра продолжала пожирать все чувства. Нервное потрясение последней недели не оставило даже материнского предчувствия. Слова мужа слышались издалека, как во сне.
- На том самом месте, та же машина… Съемки должны были начаться завтра, он тайком от меня решил проверить всё сам. Взял машину в павильоне… Наш сын в больнице. Его скорая доставила полчаса назад.
- Надо ехать, - твердо произнесла женщина, поднимаясь с дивана, выключая ненужный телевизор. – Узнай точно, где Вадик. Могут ли нас к нему пустить.
- Это всё из-за меня. Ксюха! Что я наделал?! Если бы я не настоял на передаче, если бы я не привлек сына, - Андрей обессиленно рухнул в кресло, запустил руки в волосы и с силой их дернул.
- Если наш сын умрет, я никогда тебе этого не прощу! А себе – тем более! Сейчас, Андрей, мы поедем в больницу. Мы нужны ему. Я одеваться. Вызови такси. Ты не в том состоянии, чтобы садится за руль, - холодные и расчетливые слова Ксения произнесла механически, даже не глядя на мужа.
Быстро одевшись в джинсы и свитер, она глянула на свое отражение в зеркале. И снова на заднем фоне дама в белом платье сняла карнавальную маску, обнажила гадкую ухмылку с кривыми зубами. Судьба вновь принялась тешиться любимой игрушкой, отвешивая шутовские поклоны и нелепые танцевальные па. Ксения сползла по стенке вниз. Ударилась головой. Раз. Еще раз. Выть, стенать, умолять? Кого просить? Женщина закрыла глаза, ее плечи мелко подрагивали.
- Вадим, прошу, - прохрипела Ксения, - не забирай его. Он еще такой молодой. Не попробовал много. Тебе повезло больше. Ты испытал всё на себе… А он… Прошу, Вадим. Только не сын!
Тихий шепот сродни молитвы. Отчаянная просьба на грани слуха. Ни одной пролитой слезы. В глазах нет той алмазной пыли, что ранит веки, заставляя крепиться из последних сил. Женщина поднялась с пола, понимая – еще секунда слабости, и она останется здесь лежать навсегда. Нет времени для стенаний. Дорогая каждая минута. Она нужна сыну. Она не отдаст его мерзкой старухе с острой косой. Если надо, то пойдет на торг, но ее мальчик останется жив. Она выиграет последнюю битву любой ценой.

ФОРУМ

Источник: http://robsten.ru/forum/75-1805-1