Дождь

Есть магия, доступная каждому, но не каждый даже осознает этот очевиднейший факт, молчу уже о том, чтобы воспользоваться этим знанием.
Сон.
Малоизученный феномен, имеющий много трактовок. Какая кому больше по душе? Окно в параллельные миры. Дорога к божественной мудрости и воле. Инструмент для предсказания будущего и управления судьбой. Набор картинок, идущий из подсознания, постоянно ведущего с нами беседы и исподволь руководящего нами. Соединение с ноосферой. Объяснения на любой вкус и цвет простейшему, элементарному действу, когда закрываешь глаза, полностью отрешаешься от окружающего и уплываешь куда-то.
Мне снился дождь. Исходя из моего опыта, это означало перемены: ливень – глобальные, мелкий дождь – незначительные. Во сне вода стояла белой стеной на фоне кобальтово-серых сумерек. Грохотало, ослеплявшие вспышки молнии прорезали пространство тонкими жилами. Я стояла у огромного окна без рам и безмолвно, равнодушно наблюдала за агрессивным перформансом трех стихий: воздуха, огня и воды.
Выбросила руку вперед, и все, повинуясь моему желанию, застыло: гулкий шум капель, давивший на уши, смолк, поток воды стал серебристо-серой занавесью, скрывшей мир. А я открыла глаза в реальность.
Хмурое небо за окном с волнами туч на нем не удивило. Прогноз погоды еще вчера заставил скривиться своей пессимистичностью, предрекая, что бабье лето свернет свое янтарное солнце и медовое тепло в плотный узел, взвалит его на плечи и уйдет прочь, уступив город депрессирующей осени.
Депрессия навалилась на нее качественная. Утро и не думало высветляться в день, сырой холодящий ветер забирался под полы короткой кожаной курточки, а в тот момент, когда я подошла к остановке, занудил дождик.
Под крышей, на пятачке, окруженном прозрачными стенами из плексигласа, толпились несчастливцы, оказавшиеся не готовыми к непогоде. Краем глаза увидела, как в карман заворачивает автобус характерных цветов «Эльдорадо» и с соответствующей рекламой на бортах. Налетевший порыв ветра заставил придержать зонтик. Капли дождя брызнули в лицо, я шагнула ближе к подъезжающему автобусу, за бордюр, чтобы не упустить возможность втиснуться в него в толчее часа пик, как вдруг «The Mountain» Three Days Grace, грохотавшая в моих наушниках, смолкла.
Досадуя, я зажала зонтик между плечом и щекой и вытащила из кармана телефон. Странно, проигрыватель работал, волны на экране пульсировали, исчезали, поднимались и опускались. Мрачно покрутила наушники в гнезде – ничего, ни звука.
Первая перемена, предсказанная сном? Сегодня придется выделить время для покупки новых наушников, если старые сломались. Жалко их.
Боль кольнула сердце и голову. Вздохнув, я прикоснулась к экрану смартфона, собираясь закрыть проигрыватель и убрать сломавшиеся наушники, как музыка грянула вновь, заставив меня едва не подскочить на месте от неожиданности.
Чудеса в решете! Но и не такое бывает.
Я облегченно улыбнулась. Эти наушники уже два года со мной, и с моей патологической привязанностью к вещам, я с ними практически сроднилась, обидно было бы расставаться тогда, когда еще не все километры заполнены проигранной ими музыкой и не все окрестные маршруты исхожены с ними.
Сложив зонт, я настроилась мять бока в автобусной давке, но в шоке оглянулась. Рабоче-студенческая и офисно-планктонная масса, буквально пару минут назад собиравшаяся отвоевывать свое право на традиционный утренний массаж, куда-то схлынула. У открытых дверей автобуса остались я, три хорошо одетые, но выглядевшие растерянными женщины и не слишком опрятный мужичок.
Вопрос и беспокойство отозвались в голове звоном. Пожав плечами, я первая поднялась в салон и заняла место у окна на сиденье сразу же за дверями.
Дождь перешел в морось, низкое серое небо давило тяжестью на виски, золотые кленовые листья звездами сыпались на мокрый черный асфальт. На душе было сумрачно и по-осеннему пусто.
Водитель, подождав пару минут каких-нибудь других пассажиров – видимо, тоже недоумевал, почему все решили отказаться от поездки, - удовольствовался в итоге теми немногими, что есть, и закрыл двери. И внезапно в них с силой забарабанили с той стороны, требуя открыть, как раз тогда, когда автобус уже начал движение. Однако водитель не услышал и не увидел опоздавшего, вырулил с остановки на трассу. Я же с любопытством разглядывала его в течение короткой минуты: напряженно смотрящий прямо на меня мужчина в белом плаще, очень напоминающем халат врача. По лицу и ничем не прикрытым коротко стриженным темным волосам стекают капли.
Я ободряюще ему улыбнулась, а через секунду полностью забыла о происшедшем. Меня ждал насыщенный день работающей студентки. И еще пробивные гитарные рифы в моих безупречно работающих наушниках.

_____________________________________________________________________________________________________________
- Давай с тех, при ком был паспорт?
- Давай. Диктуй.
- Вот. Первой поступила девушка. Смирнова Дана Леонидовна. Полных двадцать лет. Не замужем. Детей нет. Ближайшая родственница – мать. Указана группа крови – вторая положительная. Записала?
- Ага. Дальше.
- Открытая черепно-мозговая. Ушиб почек. Перелом четырех ребер. Множественные переломы левой руки.
- Бедняга. Надеюсь, смогут собрать.
- Надейся, что выживет вообще.
- Выживет. Слышала, что самого Климова попросили оперировать?
- Слышала. Но Климов не господь бог. Давай дальше.
По белому листу бумаги, расчерченному графами и усыпанному жучками букв, собирающимися в линии или островки, царапал шарик ручки.
Какой-то своеобразный сон. Без лиц, без окружающего пространства. Голоса за плотной стеной дождя и недооформившиеся образы.
___________________________________________________________________________________________________________________________

Я резко подскочила, оторвав голову от локтя и сонно хлопая глазами. Задремала на три минуты. На экране ноутбука застыла недопечатанная страница контрольной, лампа, стоящая слева, проливала теплый свет на чашку с остатками кофе, коричневые крупинки дорожками пристыли к белоснежным стенкам.
Обыкновенный день подходил к концу, за окном синими чернилами заливал город обыкновенный вечер, я делала обыкновенную контрольную, вот только внутри угнездилось не совсем обыкновенное чувство. Сквозь привычное приятное ожидание сна, всегда преобразующего меня своей магией, пробивался адреналин подозрения: обыкновенность – это декорации, которые вот-вот рухнут. Что же останется?

Чаша

Как правило, я без лишних трудностей трактовала сны. Свои и своих подруг, знакомых, знающих о моих способностях. Однако этот поставил меня в тупик.
Приснившийся образ я крутила и так и этак, но ответа не находилось, что рождало страх и раздражение. Вся в мрачных мыслях, я шла на остановку, с мрачной улыбкой подхватила и отпустила позолоченный березовый лист, спланировавший мне на сумку, и в мрачном настроении села в автобус, сегодня оказавшийся пустым наполовину.
Водитель снова выжидал опаздывавших пассажиров, видимо, все так же было сложно принять тот факт, что утренняя автобусная давка по какой-то причине отменилась – может, дополнительный рейс ввели, а я не знаю? – позволив мне размышлять без отвлечения на урбанистические виды, мелькающие за окном.
Во сне я видела чашу. Наверное, таких много в музеях в качестве экспоната с табличкой «Чаша. Бронза. Чеканка. Ок. Х1V в. н.э.», но мой сон был не про музей. Я вертела эту древность в руках, ярко и четко ощущая ее тяжесть и выпуклость вязи на ней. Наблюдала за тем, как на дне скапливается какой-то ржавый осадок, чем-то напоминающий свернувшуюся кровь. Жидкость перетекала с одного края на другой, когда я наклоняла чашу вправо-влево, пытаясь распознать, что за вещество находится в ней. Но пугала даже не перспектива обнаружить в этом неизвестном кровь. Пугал звук, шедший из ниоткуда и отовсюду: кап, кап, кап. Так звонко и смачно, взрывая нейроны в мозгу, капает из текущего на кухне крана тогда, когда квартира дремлет в тишине, а в ней царят ночь и тьма. Ты одна, рядом никого. И звук особенно неприятен оттого, что напоминает о необратимости и пустоте.
Почему этот звук? Что капало? Никаких представлений об этом сон не дал. Кап-кап, а в чаше все прибавляется этой ржавчины.
Мои сонники этот сон объясняли по-разному: вероятность смерти, опасная болезнь и благополучное выздоровление, обретение чего-то хорошего и светлого, судьбоносная встреча, близящееся торжество… Ничего не подходило, так мне подсказывала интуиция. И правильно делала, потому что трактовать образ чаши следовало в его неразрывной связи с жидкостью, скапливавшейся в ней с каждым ударом капли.
Всегда знала, что любая методика бессильна, если область ее применения находится в постоянном движении и весьма неоднозначна. Вот и сновидения сюда же.
Достав телефон, я выключила плеер, сложила наушники в чехол и загрузила браузер. Возможно, ответ придет, если удастся разобраться, что именно за чаша мне приснилась. Картинки появились практически мгновенно, я открыла первую из них.
- Чаша для причастия. Увлекаетесь? – услышала я над ухом.
Подняв голову, повернулась влево. Рядом со мной сидел тот самый мужчина, который вчера опоздал на автобус. Похоже, сегодня он был более удачлив, а я вот настолько увлеклась, что пропустила его появление.
Водитель наконец закрыл двери и тронулся с места, я же разглядывала случайного соседа.
Мужчина в возрасте явно за тридцать. Хотя это на первый и не придирчивый взгляд. Если приглядеться, ему можно было дать больше тридцати пяти. Мудрости и матерости прибавлял напряженный проницательный взгляд темных глаз с морщинками в их уголках, а еще седая прядка, контрастом выделяющаяся в темно-русых волосах, лежащих на лбу. Длинноватый нос с горбинкой, впалые щеки с чернеющей щетиной, зато губы красивые, полные, привыкшие улыбаться и, наверное, шутить над неприятностями.
Не молодил попутчика и плащ совсем старомодного кроя. Не сильно ошибусь, если скажу, что такой мог бы и мой дед носить. Еще вчера отметила его вызывающее неприятные ассоциации сходство с врачебным халатом. А вот запах от мужчины исходил, слава богу, не больничный. Приятный, едва ощущающийся парфюм, какой-то древесно-ягодный, напоминающий о шероховатой древесине, горьком бессмертнике и спелой ежевике.
Никак не отреагировав на реплику своего нежданного попутчика, я вернулась к смартфону, перелистнула на другую картинку. Снова не то.
Образы, приходящие к нам во снах, всегда имеют какую-то параллель в реальности, следовательно, где-то должна быть и моя чаша, осталось ее найти.
- Серебро и аметисты, кажется. Прекрасный экземпляр, - одобрительно прокомментировал картинку сосед.
Я, мысленно выругавшись, промолчала. Мужчинам давно не доверяла, общение с ними, даже формальное, нервировало и тревожило. Незнакомец рядом, пусть и похож на шагнувшего из прошлого интеллигента, безобидного и простого, не вызывал желания поддерживать беседу.
Третья картинка.
- О, а это век десятый или даже раньше, - поразился путешественник во времени.
- Вообще-то это мой телефон, - процедила я, не выдержав. – Могу я посмотреть свои картинки на своем телефоне? – и с вызовом посмотрела ему в глаза.
Они потеплели, карий цвет стал мягким, карамельным и каким-то… ласкающим. Мужчина сдержанно улыбнулся, ответил:
- Можете.
Надо же, быстро отступил. И не ответил грубостью на грубость. В общем и целом, странный тип. Впрочем, я и сама странная. Он отодвинулся, а я выдохнула, вдруг осознав, что все это время наши плечи соприкасались. Дернувшись, я сдвинулась тоже, сжалась, притулившись к окну, а потом закрыла браузер и достала чехол с наушниками.
Я не узнала, куда он ехал, моя остановка оказалась раньше, чем его.
______________________________________________________________________________________________________

В полной темноте витала классическая музыка. Бах. По-космически полноводные аккорды органа выстраивались в пирамиды и храмы, рушились, преображаясь в небоскребы, мосты и магистрали, а затем рассыпались в метеоритную пыль, подсвечивали туманности, зажигали светила.
- Все. Дальше ты, - глухо, словно бы сквозь толщу ваты, прозвучал надо мной знакомый баритон. Я сегодня уже слышала его – голос моего любопытствующего попутчика, увлекающегося не то чашами, не то чужими смартфонами.
- Доверяешь? – услышала в ответ насмешливое, но шутливость тона скрывала напряжение говорившего.
- Приходится. Не напортачь.
- Не надо под руку. Сестра, зажим.
___________________________________________________________________________________________________________

Действительно, чаша для причастия. Я сотни их пересмотрела, приснившуюся или похожую на нее так и не нашла и вновь заснула перед ноутбуком.
Может быть, в цели этой чаши и кроется ответ: мне придется причаститься. Но чего?

Лошадь

Этим сном я управляла: поворачивала, осаживала и разгоняла лошадь. В реальности я ни разу не ездила верхом, во сне же делала это достаточно часто.
Свобода, страсть, достижение цели – вот что означали для меня сны, в которых я галопом неслась по пылавшим зарей просторам. Промежностью и бедрами я чувствовала горячее и сильное тело скакуна, каждое движение его мышц отзывалось во мне вспышкой эйфории. В ушах пел ветер, на губах пленкой сладости стыла улыбка блаженства, руки крепко сжимали мощную шею животного.
Дыхание с хрипом. Адреналин, кричащий в крови. Запах прелых листьев, смешанный с жаром костра.
В сонник Фрейда можно было бы даже не заглядывать. Подобные сны этот эксперт по бессознательному трактовал однозначно.
Я не спорила с ним. Согласна, я действительно занималась любовью. С самой сутью жизни.
Пробуждение настроения не испортило. Пасмурный сентябрьский день снова грозит заунывным дождем, а в университете все насторожат своим сонным равнодушием? И пусть. Пора стряхнуть меланхолию и позволить себе принять пару столовых ложек неразбавленного счастья, пробуждающего и ударяющего в голову.
Лошадь – это энергия, а скакать на лошади во сне означает обрести новый источник силы и вдохновения.
Поскольку сегодня не торопилась, придумав себе совершенно детскую забаву – обходить, перепрыгивать, перешагивать лапки кленовых листьев, распластавшиеся на сыром асфальте, - чуть сама не опоздала на автобус. Сразу же за мной зашел тот самый позавчерашне-вчерашний мужчина.
- Нашли свою чашу? – сразу же поинтересовался он, когда пропустил меня к месту у окна вежливым жестом.
Очень мило, но я не из впечатлительных.
- А мне интересно: вы не доктор часом? – парировала я, нарочно пробежав насмешливым взглядом по его примечательному плащу.
Незнакомец лишь коротко рассмеялся, усаживаясь рядом.
- Не встречайте по одежке, - ответил, когда автобус поехал. Карие глаза, разглядывающие меня с интересом, улыбались.
- Не пытайтесь сбить меня со следа, мне важно знать, кто нарушает мое личное пространство, - беззлобно проворчала я.
- Максим, - неожиданно представился он.
- А по отчеству? – не могла не поддеть я. – Вы явно намного старше меня.
- Андреевич, - охотно сдался он, в глазах мелькнула хитринка, заставившая подумать, что поддели, наоборот, меня. – А вас как зовут?
- Дана, - с прохладцей ответила я, уже сомневаясь и тревожась. К чему я поддержала разговор с ним? Да еще и довела до знакомства?
- А по отчеству? – улыбнулся он. – Вы хоть и младше, но здорово осаживаете, так что со всем уважением, - развел руками.
- Леонидовна, - проскрежетала я и отвернулась к окну.
Если сейчас он заведет так хорошо знакомую шарманку: «Ой, Дана, а что означает ваше имя, вы просто редкость!”, «Какие перушки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок» и так далее, я его ударю. Пусть даже всем подсознанием, интуицией и прочим чувствую, что я в безопасности.
Просто мужчины не созданы для женского доверия. И нечего развешивать уши. Кроме того, известно, что маньяки умеют отлично расположить к себе.
Но Максим Андреевич, человек в докторском плаще, прекрасно разбирающийся в разновидностях чаш, молчал. Я ощущала на себе его взгляды, догадывалась, что он прятал снисходительную улыбку, время от времени косилась на гладко выбритую смуглую щеку, выцепляла взглядом нос с горбинкой и думала: откуда же ты взялся такой, Максим Сим-Сим? Будто яркое пятно от чернил на сером невзрачно однотонном ковролине обычных будней. Не поймешь, то ли удалить средством для чистки, то ли оставить, чтобы было, на чем сосредотачивать внимание.
Перед нужной мне остановкой он осторожно коснулся моего локтя, его голос прошелестел над ухом как будто издалека, сквозь пространство:
- Просыпайся, Дана. Очнись.
Я вздрогнула, выныривая из своих мыслей, умчавших меня в безвременье, и быстро встала, бросив взгляд на своего попутчика. Он сидел как ни в чем не бывало, тоже задумавшись, но пропустил меня с теплой улыбкой старого друга:
- До свидания.
Поджав губы, я вышла.

Птица

Этот сон был не только о птице, еще и обо мне. Ведь птицей в нем была я.
Ритмичные шаги на неуверенных ногах, быстрый стук тугого комочка в груди, будто там трепыхается сильный непокорный мотылек, сломанное крыло волочится по земле, я его не чувствую, я себя вовсе не чувствую заключенной в тело – настолько оно невесомо. Краем зрения вижу, что перья черные – я ворон? Вокруг меня движется плотный туман, не вижу ничего, кроме его белесых косиц, хаотично перестраивающихся: то наступающих непроницаемой пеленой, то отступающих и приоткрывающих окружающее пространство - вспаханное пустое поле. Жирная черная земля холодит ноги-лапки, отпускает их нехотя, словно бы засасывая в себя, влага оседает на перьях, тяжелит их. Мои шаги все замедляются, тогда как и без того сумасшедший бег сердца все ускоряется.
Я уже больше не взлечу. Немощна и беспомощна. Чувствую, что рядом, задевая меня ледяным касанием, шагает смерть, ее характерный запах сладковатого тлена тревожит ноздри. Не боюсь ее, больше пугает этот туман, жадно забирающий себе все, сворачивающий меня в мокрый холодный кулек с колючими перьями.
Туман – это полная неизвестность, тотальное растворение. Смерть дает шанс проснуться в другом теле и в другом мире, туман же беспощаден.
Я сдалась, остановилась. И тут туман отступил, отпустил меня, исчезнув в мгновение ока и открыв моему взгляду совершенно белый пустой куб комнаты. Единственный предмет мебели – стул с металлической спинкой и ножками, такие часто встретишь в казенных заведениях. На нем, сгорбившись и поникнув, сидела моя мама, с силой теребила рукав черной кофты, безжалостно отрывая с него нити. Рядом стоял мужчина, высокий и плотный, рыжеватые волосы зачесаны назад, белый халат не оставлял сомнений в его профессии.
- Как все произошло? – хриплым и чужим голосом спросила мама.
- Насколько мне известно, - мужчина, замявшись, переступил с ноги на ногу, - водитель автобуса не справился с управлением, причины выясняются. Пострадали шесть человек, шагнувших за обочину, среди них и ваша дочь. Она пострадала серьезнее всех. Больше всего опасений вызывает, разумеется, черепно-мозговая травма.
- Есть шанс, что она выйдет из комы? – оставив в покое разорванный рукав и подняв голову, спросила мама. Ее глаза были красными от слез, нос опух.
Мужчина прокашлялся.
- Шансы есть всегда. Она молодая здоровая девушка.
- Сколько? – мама сверлила мужчину жестким взглядом. – Пятьдесят процентов? Меньше? Больше?
- Мне трудно сказать. Но готовьтесь к худшему.
Поднеся руку ко рту, мама заглушила всхлип.
- Скажите, - она тяжело сглотнула, едва справилась с голосом, - ей было больно, она мучилась?
Мужчина опустил голову.
- Насколько позволяет заключить характер травмы, она ничего не почувствовала. Все произошло мгновенно.
- Мгновенно, - эхом повторила мама.
Я трепыхнулась, сломанное крыло провело по земле, но боли в нем не почувствовала.
Страшный сон. Я такие не толкую. Вещие сны объяснять не нужно, в них все на поверхности: птица со сломанным крылом, туман, смерть в спутниках, заплаканная мама…
Со мной случится какая-то беда. Ох, нет…
- Просыпайся, Дана. Очнись! – раздался над ухом знакомый баритон. Сочные, живые нотки в нем заставили напрячься и сбросить удавку кошмара.
Открыв глаза, часто дыша, я подняла голову с чьего-то плеча и посмотрела на этого кого-то, на ком имела неосторожность заснуть.
Хм, и не сомневалась, что это он.
- Не очень приятный сон? – осведомился Максим Андреевич, по-доброму улыбнувшись мне.
- Не ваше дело, - буркнула, выпрямляясь.
Не очень-то я любезна, а какой еще быть, если чувствую себя загнанной в ловушку: снова полупустой автобус, пасмурное утро, точная копия вчерашнего, предстоящие невеселые учеба и работа, сосед рядом, чье плечо неудачно послужило мне подушкой. И запоздалый адреналин, который морозит спину и опускается в ноги.
Что же случится со мной? Чего стоит остерегаться? Автобусов? Может быть, лучше внезапно «заболеть» и дня три отсидеться дома? Судя по тому, что в альма-матер происходит в последнее время, мое отсутствие даже, наверное, и не заметят.
- Я подумал, что если уж вы так мило воспользовались для сна моим плечом, могли бы приоткрыть завесу хоть над какой-нибудь тайной вашей жизни.
- Что? – повернулась я к иронизирующему попутчику.
Страх прилип надежно, не желая уходить. Я барахталась в нем, точно в паутине, задыхалась, руки дрожали. Сама не заметила, как заговорила.
- Я студентка. А еще подрабатываю в деканате секретарем.
- И на кого учитесь?
- На психолога. Если спросите почему, отвечу: потому что не нашла для себя чего-то более размытого, бесполезного, но интересного.
Максим усмехнулся.
- Понятно. Чем увлекаетесь? Такое ощущение, что этим тоже шокируете.
- Шокирую. Я собираю сонники. С тринадцати лет.
- Все интереснее. И много насобирали?
- Двадцать четыре, есть и раритетные. Из известных всем и каждому сейчас у меня сонник Миллера, куда уж без него, сонник Фрейда, Ванги, сонник Цветкова, Нострадамуса, Хассэ, Лоффа. Последнее приобретение – сонник Юрия Лонго. Это только верхушка айсберга, мне еще собирать и собирать.
Закончив, я намеренно повернулась к нему. Сейчас он надо мной посмеется или с сарказмом ввернет какой-нибудь комментарий, и я, уязвленная, вновь обрету почву под ногами, привычно закроюсь и снова буду принадлежать самой себе, а не этому страшному предчувствию неотвратимой беды.
Но Максим Андреевич и не думал потешаться надо мной, он даже не улыбался. Смотрел серьезно и спокойно, изучая, обдумывая мои слова. Карие глаза потеплели, уголок рта растянулся в одобрительной улыбке, и попутчик спросил:
- И с чем связано такое увлечение? Уверен, для него должно быть основание, у вас, как я понял, характер такой, основательный.
- Я сновидец, - без заминки выдала я, с вызовом, задрав подбородок. – А еще люблю толковать сны.
Давай же, Максим Сим-Сим, рассмейся. Ты не можешь отличаться от других.
- Сновидец? – темные брови поползли вверх, привлекая мое внимание к седой прядке, лежащей на лбу.
- Именно. Почти каждую ночь вижу яркие сны, которые отлично запоминаю. Более того, некоторыми я могу управлять.
- Да вы феномен! Или спящая красавица, - лукавые карамельные огоньки в его глазах прогоняли прочь мои предубеждения и отчуждение.
Я пожала плечами:
- Ничего феноменального. А вы разве не запоминаете снов?
- Скажу больше, - хмыкнул он, - я их совсем не вижу.
- Видите, - с сочувствием выдохнула я. – Просто вы слепой.
Со смешком он намеренно потер глаза указательными пальцами обеих рук. Красивых, кстати, рук, как у пианиста. Или хирурга.
- На зрение не жалуюсь.
Я пояснила:
- Слепыми я называю тех, кто не способен запоминать сны. Или очень редко запоминает. Что? Вообще ни одного не можете припомнить? Хоть какую-нибудь деталь или образ?
- Ни одного. Совсем, - он сокрушенно покачал головой, но улыбка, притаившаяся в уголке губ, это сокрушение начисто опровергала.
- И что вы находите смешным? – с подозрением уточнила я.
Максим рассмеялся:
- Себя. Всегда считал себя полноценным, но вы только что сломали это представление.
- Мне жаль вас, - тихо ответила я, чувствуя себя странно. Будто солнце вдруг начало движение с запада на восток, реки обратились вспять, а земля сошла с орбиты. Сегодня мои взгляды на людей оказались несостоятельными. Из-за этого мужчины, сидящего рядом. Даже собственная мама не понимала мою одержимость снами, истово ожидая, когда же она пройдет, а он…
- Да уж. Представьте, как только голова касается подушки, и словно черный занавес опускается, а поднимается со звонком будильника. – Посмеиваясь, Максим опустил ладонь перед глазами и тут же убрал ее, иллюстрируя сказанное. – Скажите, пока вы использовали меня в качестве подушки, вам что снилось?
Меня будто в ледяную воду макнули. Тепло и расслабленность исчезли, сменившись холодным напряжением, страх снова стиснул душу.
- Птица, - мертвым голосом ответила я. – Со сломанным крылом. И смерть. – И отвернулась от него.
- Простите. Надо было вас разбудить, - сдавленно произнес мужчина.
Ничего не ответила. Следующая остановка была моей. Он пропустил меня не попрощавшись, да и я не оглянулась на него.
И только после первой пары в голове звякнуло: он ведь и разбудил меня, это его голос я услышала! Тогда почему…

___________________________________________________________________________________________________________
- И что? Опять сидел?
- Да. Как только мать ушла, пришел.
- Обалдеть. Я слышала, что он попросил давать ему дежурства как рядовому врачу.
- Это факт, а не слухи. Была у Михалыча, когда он подписывал.
- Не уехал, остался, еще и работать попросился. Она точно простая пациентка?
- Ну очевидно, что не простая, Тань. А то ты сама не понимаешь.
Два женских голоса шептались в кромешной темноте. Шептались, хихикали, но звуки расплывались, теряли свой смысл и свою оболочку, превращаясь в плавно оседающую святящуюся пурпуром пыльцу фей. Я подставляла ладони под нее и улыбалась, наблюдая, как вспыхивают на пальцах крошечные яркие огоньки – ее частички.
____________________________________________________________________________________________________________________

Мыльные пузыри

Вообще-то пасмурная погода, изливающая дурное настроение дождями да моросью, начала надоедать, даже бесить. Угнетающие серость и сырость – тяжелые металлические рамки для огненно-пестрой осени, листопадом отплясывающей тарантеллу на мокрых тротуарах городских парков и скверов. Но как бы заиграл ее огонь, появись солнце из-за плотных перин облачности, надежно законсервировавших его в своем нафталине, кажется, с того самого дня, как мои наушники выкинули тот странный фокус!
Надоедали и бесили еще и работа с учебой. Впервые с момента поступления. Вернее, раздражали не сами они, а преподаватели, однокурсники и прочие лица, обретающиеся в стенах альма-матер. Не то они сонного зелья хлебнули, не то страдают массовой депрессией. Харизматично-холеричная Ягодова вчера на середине пары прервалась, села за стол и молча пялилась в свои бумажки до самого звонка. Новый способ преподавания и воспитания специалистов? Владимиров два раза прочел лекцию по локусу контроля, причем слово в слово. Как только умудрился? Включил диктофон? Друзья и одногруппники удивляли вялостью и инертностью. Даже мама, когда я позвонила ей в тот день сна о птице, поразила какой-то отрешенностью и рассеянностью.
Что такое происходит? И почему я не страдаю этим осенним обострением чего бы то ни было?
Со злобной решимостью растормошить сегодня хоть кого-нибудь на работе и с курса, я заняла место у окна в привычно полупустом утреннем автобусе. Максим через минуту сел рядом, в неизменно белом докторском плаще, с серьезным, напряженным лицом. «Это тоже стало уже частью рутины», - поймала себя на мысли.
- Не хмурьтесь, это вас старит, - посоветовала я вместо ответа на его «доброе утро».
- Моя работа – вот что старит, - устало резюмировал он, но все же улыбнулся, лицо смягчилось, взгляд карих глаз согрел. Наверное, у осени такие глаза: мудрые, теплые, проницательные, с капелькой грусти.
- А кем вы работаете? – Вот кого и был шанс расшевелить, так это моего соседа – такой туз в рукаве имелся! Хотя он, в отличие от остальных, производил впечатление более чем живого, являясь в последние дни единственным колоритным элементом общей безликости.
Попутчик сделал неопределенный жест рукой, мол, неважно, после взглянул на часы. Нетленная классика: механические, с массивным металлическим браслетом. Такие носят состоявшиеся консервативные мужчины, в жизни которых годами не происходит никаких изменений.
Ясно, не хочет говорить. А мне вот, напротив, есть что сказать.
- Сегодня мне снились мыльные пузыри, - объявила я, по какой-то смутной для меня причине радуясь тому, что сейчас ошеломлю его. И смогу понаблюдать за реакцией на то, что расскажу. А вдруг…
- Интересно, - он заглянул мне в глаза с азартом первооткрывателя и одобрительно улыбнулся. – И что же именно происходило во сне?
- Ничего, - я сгримасничала. – Это сон об эмоциях, а не об образах. Такие толковать достаточно сложно. Я смеялась, ловила их, они забавно лопались в моих ладонях. Мне было легко и хорошо. Весело. Я проснулась с четким ощущением счастья и вкусом сахарной ваты на языке.
- Остается только позавидовать. И что сон означает?
- Нууу… Приснись мне просто мыльные пузыри, то ничего хорошего. Но поскольку сон об эмоциях, то речь идет о какой-то нечаянной, нежданной, но кратковременной радости. Впрочем, примечательно тут не это, а другое.
Я намеренно умолкла и внимательно посмотрела ему в глаза.
- И что же примечательного? – спросил Максим с таким довольным видом, словно бы уже знал ответ.
- В том сне со мной были вы. Мы вместе лопали эти пузыри, - спокойно проговорила я, наблюдая за ним.
В карих глазах мелькнуло торжество. Со сдерживаемой улыбкой он неторопливо уточнил:
- Иными словами, эту нечаянную, но кратковременную радость мы разделим на двоих? Это сон хотел вам сказать?
Он старался придерживаться серьезного, даже официального тона, но глаза выдавали, насколько он рад и взбудоражен.
- Как знать, - все так же невозмутимо выдала я, нарочно помедлив перед ответом.
- А что, если…
Я предостерегающе подняла руку, прерывая его:
- Не если. Это сон и только. Мне двадцать, вам сколько?
- Тридцать восемь.
- Это во-первых. А во-вторых, я вообще не доверяю мужчинам.
С минуту мы молча разглядывали друг друга, я – откровенно враждебно, он – с выжидающим интересом. Двигатель автобуса гудел, за окном мелькали городские здания и светофоры, жизнь бежала, задыхаясь в облачности осеннего дня, или стояла, флегматично пропуская вперед шустрые секунды.
- Вообще-то, - с нажимом начал он, мягко улыбаясь, - я хотел предложить стать вашим со-сновидцем.
- Кем? – удивилась я.
- Нам обоим скучно в дороге, - пояснил, с недовольным видом оглянувшись по сторонам. – А сны у вас захватывающие, похожие на полотна в музее. Вы рассказываете, я слушаю и приобщаюсь к прекрасному. Договорились?
Прикусив губу, я еще мгновение смотрела на него, ища подвох, обдумывая. В итоге промолчала, не сказала ни «да», ни «нет».
И с чего он взял, что мне скучно в дороге? Верные и безотказно работающие наушники вместе с плеером в смартфоне всегда со мной, правда, теперь почему-то составляют компанию лишь на отрезке пути от остановки до университета. Но я могу слушать музыку в пути, как было это раньше, до появления в автобусе некоего Максима Андреевича.
А с чего я взяла, что он вздумал приударить за мной? Вот уж для кого я точно путевая забава, смешная девчонка, вызывающе ведущая себя.
В общем, все глупости. Причем редкой этиологии. Вот именно их и предсказал мне сон о мыльных пузырях.

Трамвай

Пустой и намертво пристывший к путям. Еще сырой и холодный. В нем пахло плесенью и расцветалось гулкой тишиной.
Что там за окнами? Темнота, не разглядишь ни зги. В стекле отражаются сиденья и поручни в глянцево-желтой пленке искусственного освещения.
И почему я продолжаю в нем сидеть? Он никогда никуда не поедет. И тусклые желтые лампы с каждой минутой светят все слабее, а скоро и совсем погаснут. Нужно выбираться.
Действуя по годами отработанной схеме, я посмотрела вниз, на свои руки. И крик застыл в горле комком воздуха – рук у меня не было.
- Рук не было, - сбивчиво рассказывала я Максиму, теребя ремешок сумки. – А значит, управлять этим сном я не могла.
- Испугалась? – участливо спросил он.
Я молча кивнула, глядя в окно. Сегодня город и все его краски, тлеющие осенью, смывал туман. Автобус проезжал мимо зданий-призраков, скрытых за серебристо-серой колышущейся пеленой, мимо деревьев, огонь крон которых путался в белесом коконе, немногочисленные прохожие кутались в сырые выцветшие одежды. Еще утром, когда я проснулась и направилась на остановку, туман пугал, но как только села в автобус и Максим оказался рядом, стало тепло и хорошо. Салон автобуса превратился в самое приветливое место на свете – райский островок в море осенней хмари и разрухи, даже приветливее и надежнее, чем моя квартира.
Мы встречались каждое утро, выработав целый ритуал приветствия: «Привет, спящая красавица», «Привет, Максим Сим-Сим», «Как там поживает страна сновидений?», «Стоит по-прежнему». Я пересказывала ему свои сны. Он их никак не комментировал, но всегда интересовался двумя вещами: какие эмоции вызвал сон и как я его для себя объясняла. Он не смотрел на меня косо или снисходительно, или с готовым диагнозом в глазах. Даже тогда, когда я рассказала ему о своих детских снах о драконах и таинственном мире гигантских огородов, в котором жили забавные большеухие мыши, учившие меня своему языку, а еще - разбираться в сортах сыра и тыкв.
Не рассмеялся он и тогда, когда я сказала:
- Когда-нибудь я составлю свой собственный сонник.
Наоборот, он с серьезным видом кивнул и одобрительно-покровительственным жестом коснулся моей руки:
- Материала у тебя много, у тебя получится.
Моя одержимость снами не нуждалась в чьем-либо принятии, так я всегда думала. Но оказалось иначе: она действительно и не нуждалась, в принятии нуждалась я.
- Что значит этот сон? – наконец спросил Максим, с осторожностью, выдержав паузу, будто опасался моей реакции или моего ответа.
- Что движения нет. Я никуда не направляюсь, хоть мне и кажется обратное. – Мой голос звучал глухо. – Что то, что должно двигаться и вести меня к цели, стоит. Что я в ловушке.
- Ты не в ловушке. Ты выберешься, - твердо, со злостью отрезал он.
Я равнодушно пожала плечами:
- Ошибаешься. Посмотри, я еду в тумане на учебу и работу, которые будто тоже туман поглотил, все там никакие, некоторые будто и не замечают меня. Вечером вернусь обратно, почитаю конспекты и учебник и лягу спать. Утром снова проснусь, сяду в автобус, расскажу тебе свой очередной сон или кошмар, это как получится. Заезженная колея, не свернуть, не выбраться. По сути, мы все в ловушке своего тела, своей психики и вообще жизни. Разве не находишь сам?
Я повернулась к нему, выжидательно заглянула в задумчивые глаза. На его лбу собрались морщины, рот твердо сжался – напряженно обдумывает сказанное мной или свой ответ.
- Нет, не нахожу, - уверенно ответил Максим в конце концов. – Мы не в ловушке, я могу это доказать.
Он молниеносно поднялся с места и нажал кнопку звонка у дверей, предупреждающего водителя о том, что на следующей остановке есть выходящие.
- Пойдем, - он потянул меня с места. Удивленная, я подчинилась, ухватилась за его крепкую руку, чтобы не упасть, так как автобус начал торможение.
Через минуту мы стояли на мокром тротуаре, усыпанном блекло-желтыми листьями, перед пустой остановкой, в плавно перетекающей дымке тумана, по-прежнему держась за руки, словно парочка влюбленных.
- И? – я скрипнула зубами, с негодованием взглянув в лицо мужчине. – Что это значит, Максим Андреевич?
- Что мы свободны, Дана Леонидовна, - с проказливой улыбкой объявил он.
Я скептически хмыкнула.
- В пределах данного маршрута, разумеется. Ради этого не стоило опрометчиво вытаскивать меня из автобуса. – Он тихо посмеивался над моим недовольством. – И куда теперь?
Максим, на мгновение задумавшись, огляделся по сторонам, как будто мог видеть сквозь туман. Для меня же мы были Робинзоном и его Пятницей, затерянными в необъятном океане колеблющегося и сырого ничто.
- Ты очень хочешь попасть сегодня в университет? – поинтересовался он.
Тщательно взвесив все «за» и «против», ответила:
- Скажем, не очень.
- Тогда нам сюда. – И он потянул меня куда-то вправо от остановки.
Перед нами вдруг выросло серое здание. Характерные колонны подсказали, что это филармония. Потом мы нырнули в переулок, затопленный молочной мутью, а затем оказались перед входом в парк. Деревья и дорожки дремали, дрейфуя в туманных волнах. И тут я почувствовала на лице слабое дуновение ветерка, призрачная взвесь начала рассеиваться.
- В детстве я думал, что туман — это облака, решившие поспать на земле, устали висеть на небе.
- Тебе никто не объяснил, как ты ошибаешься?
Мы неторопливо шагали вдоль мокрой аллеи, бок о бок, глядя перед собой, ожидая, когда туман откроет нам все перспективы.
- И не единожды. Но, знаешь, с каждым объяснением я все больше укреплялся в собственной правоте.
Я засмеялась.
- У тебя было хорошее детство? - спросила спустя некоторое время.
- Мне хорошо сейчас, - он задержал на мне взгляд теплых карих глаз. - Здесь. С тобой. А прошлое пусть остается в прошлом.
- Я выросла без отца. - Почему-то захотелось рассказать ему об этом, взглянуть на прошлое так же. - Он исчез сразу же, как мама узнала, что ждет ребенка.
- Ты поэтому не доверяешь мужчинам?
- Не только. Была еще одна неприятная история. Первый курс. Студенческая вечеринка. Парень, принявший «нет» за твердое «да». Спасла меня чистая случайность, но ощущение грязи посещает до сих пор.
Он помолчал.
- Доверие на самом деле — сложность довольно простая, - произнес задумчиво. В его взгляде я уловила сочувствие и напряжение.
- Ты сам-то понял, что сказал? - фыркнула я. Тему хотелось скорее закрыть.
- Я-то понял, а ты? - Рассмеявшись, чуть пихнул меня бедром.
Ойкнув, я возмущенно взглянула на него, а он, взяв мою руку, подсунул ее под свою, согнутую в локте.
Туман все отступал, капитулируя под диверсионными атаками ветра, воздух перестал быть тяжелым и влажным, обретая прозрачность. Мы молчали, шли проясняющимися аллеями, умытыми сыростью, мимо зазывающих присесть лавочек, под деревьями в скоморошьих нарядах от веселушки-осени, по асфальтовой черной дорожке, подбитой пестрым охрово-терракотовым кантом опавших листьев.
Да, было хорошо. Здесь и сейчас. Рядом с другом.
___________________________________________________________________________________________
ФОРУМ
За редакцию текста огромное спасибо Анастасии Ивановой)

Источник: http://robsten.ru/forum/74-3096-1