Смотрю на Эдварда и не верю в происходящее. Нет, нет, нет! Он не мог узнать, не должен был! 

И тут в сознание врезается всё объясняющая мысль – он учредитель клиники. Он в любом случае узнал бы всё, если не сейчас, то чуть позже…Чёрт, почему я не пересмотрела документы? Почему я не подумала лишний раз?

Моё подсознание грустно смеётся, мягко напоминая, что во время принятия решения мне было явно не до раздумий. Существовала лишь одна цель, которая сейчас почти достигнута. Ещё чуть-чуть. Ещё пару часов…

Всё не может сорваться на финише этого тернистого двухлетнего пути! 

Он же не сделает ничего, так ведь?

Ох, только не это…

Ну, пожалуйста, Эдвард, пожалуйста!

Теперь я не хочу видеть Эдварда, не хочу о нем думать и знать. Естественно это все пропадает тогда, когда я стою в его кабинете, и он зло смотрит на меня.

– Почему ты молчишь? – уже тише спрашивает мужчина, и я чувствую его растерянность. Воистину, перепады его настроения мне не уловить.

Каллен то зол, то растерян, то грустен, то весел. Я не успеваю за ним!

Сглатываю и зажмуриваюсь, пытаясь остановить подступающие рыдания. 

Наверное, выгляжу я совсем плохо: дрожь теперь сильнее бьёт моё тело. Не знаю – от ужаса или от прохладного кабинета после душной комнаты ожидания?

– Если бы сказала… – выдавливаю я, и голос предательски дрожит. Моё сознание предчувствует, что дело принимает очень опасный оборот. Если Каллен решит что-то сделать с Тони…

– Если бы ты сказала, сейчас бы не было проблем! – он в сердцах ударяет рукой по деревянному столу, и я вздрагиваю. Он снова в припадке гнева.

– Мне нужны были деньги…

– Настолько, чтобы спать со мной из-за них? – в его голосе отвращение. Отвращение ко мне? Или к самому себе?

– Я люблю его. Он мой сын, – поднимаю голову, храбрюсь и пронзаю Эдварда убийственным взглядом. Он действительно не понимает, что значит любить собственного ребёнка? Что значит вообще «любить»? Неужели он настолько бесчувственен?

– Из-за детей такого не делают…

– Откуда тебе знать? – вскрикиваю я, когда кровь приливает к лицу. Мне становится жарко, несмотря на дрожь. – Откуда тебе знать, что можно сделать для своего ребёнка? 

– Для меня никто такого не делал… – он прикрывает глаза и шумно втягивает воздух, произнося эти слова на выдохе. 

Я замираю, словно ударенная плетью.

В голове крутится смысл сказанных им слов, и я отчаянно пытаюсь придумать какое-нибудь другое значение. Но нет, смысл лишь один…

– А отец? – на секунду забывая про сложившуюся ситуацию, тихим шёпотом спрашиваю я.

– Какой, к чёрту, отец, Белла! У меня его толком и не было никогда! – орёт он, и когда я заглядываю в изумрудные глаза, боль, таящаяся в них, заставляет комок рыданий в горле подобраться ближе. Пытаюсь совладать с эмоциями, но ничего не получается.

– Ты обманула меня… – подводит итог он, уходя от темы про своё детство и беря чувства под контроль, пряча под замок. Теперь передо мной снова бесчувственный тиран. – И понесёшь наказание…

Наказание? Какое наказание?

Сейчас вся собранная во мне храбрость, вся та мощь, которой обладает материнская любовь и вся справедливость, когда-либо узнанная, собираются вместе, придавая сил.

Слёзы отступают, а сочувствие к Эдварду испаряется. 

Сжимаю губы и, придавая взгляду уверенность и враждебность, быстрым шагом пересекаю комнату и оказываюсь лицом к лицу с Калленом.

Он смотрит на меня со странным интересом, пусть и прикрытым гневом.

– Если ты хоть пальцем тронешь моего сына, – начинаю я чётко, но в то же время громко и злостно. – Я убью тебя своими же руками. Мне плевать, сколько с тобой будет охраны или киллеров. Ты не посмеешь навредить моему сыну! – смотрю ему в глаза, хотя и на целую голову ниже.

Он возвышается надо мной, а изумрудные глаза впиваются в мои. Он чего-то ждёт. Чего ещё?

И в то же время вижу в уголках его глаз вперемешку с удивлением ещё и скрытое восхищение. Кем? Мной?

Он действительно ничего не знает о материнских чувствах?

– Я не сказал, что наказание коснётся твоего ребёнка, – медленно проговаривает он через минуту. – Я сказал, что накажу тебя!

На сердце мигом становится спокойно. Энтони в безопасности. Он ничего ему не сделает…

Но одновременно с облегчением приходит боль. Эдвард собирается наказать меня. Я-то думала, что после нашего недавнего разговора он в чём-то изменился. Мне показалось, я разглядела его положительные черты, увидела его с другой стороны. Неужели я ошиблась?

О, нет…

– Накажешь? – поднимаю на него смиренный взгляд, когда слёзы возвращаются, и комок рыданий тоже. Голос дрожит больше, чем моё тело. Сегодня у меня одно из самых сильных нервных потрясений в жизни. 

– Не смотри на меня так! – восклицает он, глядя на меня с высоты своего роста.

– Как? – пресным голосом спрашиваю я. Мне нужно скорее убраться отсюда, пока я не расплакалась. Нет, я сильная, я должна продержаться…

Господи, и где эти силы теперь?

Ответ мне известен, хотя принимать его сейчас не хочу – они кончились. Эти два года были слишком тяжёлыми, чтобы выносить их в одиночку, и сейчас я раздавлена как морально, так и физически. Эдвард тоже послужил этому причиной. Он тоже раз за разом уничтожал меня. Мучительно…

Пока я не прервала замкнутый круг. Только вот, что будет теперь? Наверняка нежность испарится. Как пришла, так быстро она и уйдёт. Мой ад вернётся. Благо лишь то, что Тони будет здоров. С ним всё будет в порядке.

А я…

Только научить его жизнь без меня, прежде чем окончательно сломаться…

Нет, нет, нет! 

Сейчас я нужна ему. Как минимум, ещё четырнадцать лет. 

Ох, как же мне вытерпеть?

– Вот так, как теперь,– он морщится, но я не перестаю смотреть ему прямо в глаза. Может быть, в моих он прочитает то, что так давно потерял? Чувства. Настоящие и искренние. Он должен знать, что ради любимых можно свернуть горы. Даже если для этого следует переступить через себя.

Он заставил меня сделать это. И пусть теперь наслаждается зрелищем – я полумертвая. 

– Ответь мне на один вопрос, – ощущая, как страдания не умещаются в груди, быстро спрашиваю я.

– Какой? – он смотрит на меня странным взглядом. Почти сочувствующим…

Нет, не верю. Он лжёт. Он мне не сочувствует, он вообще не знает что это…

– Ты ведь, правда, не тронешь моего сына? Умоляю тебя…

– Я не детоубийца, Белла. Не трону, – отвечает он. В его глазах сомнение. Не в своём ответе, а во мне. 

– Хорошо… – делаю шаг назад и судорожно вздыхаю. Где здесь дверь? Куда мне бежать? Где рыдать? Кому жаловаться? От кого ждать поддержки?

Я совсем одна…

Натыкаюсь на небольшой кожаный диванчик и опускаюсь на него, закрывая лицо руками – слёзы уже текут по щекам.

Слишком много событий за сегодня. За вчера. За эти два года.

Мой Энтони. Мой маленький мальчик. 

Мысли об операции вторгаются в голову, и я вспоминаю ещё и о Джейкоба. Его слова. Наше прошлое. Моё прошлое с Тони…

Нестерпимая боль разрывает грудную клетку.

Стон срывается с губ раньше, чем я успеваю его предотвратить.

Слышу шаги в своём направлении и зажмуриваюсь, всё ещё не отнимая рук от лица. Эдвард не увидит меня такой. Я обещала и себе, и ему. 

Только вот…как мне выполнить обещание?

– Белла, – слышу мягкий бархатный голос рядом с собой. В нём снова растерянность. Прикусываю губы почти до крови, сдерживая рыдания. – Что с тобой?

Чувствую, как прогибается диван от его веса. Вот он уже рядом со мной. Я слышу его дыхание, несмотря на то, что все другие звуки скрыты от меня собственным горем.

– Я в пор… – не успеваю договорить до конца. Последние потоки страданий подступают, и мою платину прорывает. Я начинаю рыдать в голос, и слёзы катятся по щекам, словно водопады. Я так долго не плакала.…Так долго сдерживалась.

Всё, теперь пришло время выплескать накопившееся.

– Белла! – голос пронизанный ужасом – неужели Эдвард Каллен боится за меня? – заставляет меня ощутить острую нехватку поддержки от кого-нибудь. 

Моё сознание отключается раньше, чем понимаю, что творю.

– Эдвард! – вскрикиваю я, и практически набрасываюсь на него, прижимаясь к мускулистой тёплой груди, чувствуя шёлковую материю рубашки. Слёзы мочат её, а рыдания становятся лишь сильнее.

– Что ты делаешь? – непонимающе спрашивает он, аккуратно пробуя расцепить мои руки, обвитые вокруг его шеи.

– Нет! – ужасаюсь я, и, молю его: – Пожалуйста, Эдвард, я знаю, сколько правил нарушила и сколько нарушаю прямо сейчас… Но, пожалуйста, на полчаса, позволь мне выплакаться…Мне больше не у кого просить этого. Всего полчаса. Потом можешь наказать меня… – голос вздрагивает и замолкает. Опускаю голову, и слёзы теперь текут на мою блузку.

Три секунды проходят в моих оглушительных рыданиях. Он колеблется. Решает.

Я вслушиваюсь в звуки комнаты, но слёзы мешают полноценно сделать это.

– Иди сюда! – внезапно зовёт он и крепко прижимает меня к себе. Я продолжаю дрожать, плачу, но теперь чувствую себя лучше. Как ни странно, но чувствую себя защищённой от всего в этих руках. 

Он – моя защита.

Моя и Энтони.

Пусть он тиран, пусть деспот, пусть убийца, пусть бесчувственный чурбан, но он мне нужен!

Нужен, с тех самых пор, как мне впервые понравились наши занятия любовью. С тех пор, как он примчался из Америки сюда, потому что я бросила трубку…

– Спасибо… – шепчу я, когда воздух сгорает в лёгких на очередном выдохе. Моя благодарность адресована всем хорошим поступкам, которые он сделал для нас с Тони. Пусть он о них и не знал до сегодняшнего дня, это всё равно ему зачтётся.

Эдвард не отвечает, лишь сильнее прижимает меня к себе.

Волны облегчения прокатываются по телу за волнами боли, делая их чуть терпимее.

Он здесь, со мной.

Энтони – смысл моей жизни, мне не продержатся без него ни секунды, но Эдвард…он держит на плаву нас обоих. И меня, и моего мальчика. Он наш ангел-хранитель. 

И сейчас он спасает меня. Спасает его.

Сейчас он с нами…

– Где твой сын? – спрашивает Каллен, спустя некоторое время. 

– В операционной… – отвечаю я, судорожно вздыхая.

– Кто его оперирует?

– Отец… – глаза снова наполняются слезами при воспоминании о Джейкобе.

– Какой отец? – недоумевает Эдвард. Я слышу это в его голосе.

– Его… – мои слова сливаются с рыданиями.

Мужчина явно не понимает, что происходит. Его мышцы напрягаются, и я догадываюсь, о чём он подумал.

– Ты замужем? – спрашивает он с плохо скрываемым ужасом.

– Нет! – качаю головой, вытирая слёзы с лица рукой. – Мы не были женаты.

– Почему? – зачем он расспрашивает меня сейчас? Чёрт…

– Он дал деньги на аборт… – выпаливаю я, перед тем как снова тону в страданиях.

Эдвард молчит, но недолго. Зато его руки расслабляются.

– Ты вся дрожишь, – меняя тему, замечает он, – тебе холодно?

Неопределенно пожимаю плечами.

На секунду он отпускает одну руку, которой обнимает меня, но очень быстро возвращает, накидывая мне что-то на плечи.

– Что это?

– Мой пиджак, – в его голосе доля смеха. Что же, отличная разрядка. 

Стискиваю руками мягкую ткань и заворачиваюсь в неё, упиваясь божественным запахом её обладателя.

От него слегка кружится голова, но боль отступает – немного.

Не знаю, сколько времени ещё мы так сидим. Час? Два? День? Неделю?

Эдвард молчит и лишь обнимает меня.

Я тоже молчу.

Мои слёзы прекращают так неистово литься и теперь медленными, ленивыми струйками текут по щекам.

Наверное, они просто кончаются.

Меня не беспокоит то, что слезы могли смыть тональный крем. Эдвард видел кое-что похуже, чем простой синяк. Я уверенна в этом.

Рубашка Эдварда мокрая от солёной влаги, но ни его, ни меня это не волнует. Пиджак по-прежнему на мне, он согревает меня, и дрожь отступает.

На смену ей приходит усталость.

– Легче? – слышу мягкий бархатный баритон над ухом. От него на душе теплеет. 

– Да… – отзываюсь я, слушая биение его сердца через насквозь промоченную рубашку. – Спасибо, что позволил мне выплакаться.

– Думаю, теперь я заслуживаю узнать хоть что-нибудь? – он вопросительно изгибает бровь, ожидая моего ответа.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала? – осторожно спрашиваю я, вздыхая.

– Ты ответишь? – он с сомнением смотрит на меня, и я отвожу взгляд.

– Постараюсь. Тем более главное тебе известно.

Да уж, не думала, что тайна об Энтони раскроется таким образом. Наверное, Бог решил, что скрывать более я не имею права. 

Что же, ему виднее.

– Хорошо, – он делает глубокий вдох, и, растирая пальцами моё предплечье, спрашивает: – Что произошло с твоим ребёнком?

– У него диагностировали порок сердца.

– Сколько времени прошло с того момента?

– Около полутора-двух лет. 

–Сколько? – его глаза непроизвольно расширяются при названных цифрах. – И ты всё это время зарабатывала деньги?

– Да…

– Так же, как и у меня?

– Нет! – испугано качаю головой, прогоняю ужасные мысли. – Я просто устраивалась сразу в несколько кафе или закусочных. А ещё я продала машину и дом отца.

Он освобождает одну руку, которой поддерживает мою спину, и потирает переносицу:

– Почему ты не сказала мне?

– Ты бы не нанял меня, а в то время мне нужно было оплатить счета.

– Но ты могла сказать вчера…позавчера?

– Я боялась, что ты что-то сделаешь с Энтони, – честно признаюсь я.

– Энтони? – он снова удивлён. Чему на этот раз?

Судорожный вздох заставляет меня запнуться, но я всё-таки произношу следующее:

– Да, Тони – сокращённое имя от Энтони.

– Довольно странное совпадение… – произносит он, всё ещё находясь в раздумьях.

– Что странного? Какое совпадение? – во мне не осталось сил на загадки. Я пытаюсь отвлечься от мыслей об операции Тони, и только потому борюсь с усталостью, чтобы узнать результаты и увидеть сына. 

Довольно ощутимо помогает Эдвард. Он обнимает меня всё так же крепко, но это уже не доставляет боли или дискомфорта, как в наши первые ночи, потому что теперь – это нежность. Прекрасная и замечательная.

– Меня зовут Эдвард Энтони Каллен, – усмехаясь, произносит он. Я удивлённо смотрю на него.

– Эдвард Энтони Каллен, – повторяю скорее для себя, чем для него, и аккуратно прикасаюсь пальцами к его щеке. Он резко выдыхает, но не отстраняется.

Я медленно веду рукой вверх, поглаживая теперь уже его скулы.

– Тебе нужно поесть, – замечает он совсем некстати. Ему не нравится? Не нравятся мои прикосновения, или то, что я до сих пор сижу на его коленях?

– Я никуда отсюда не уеду, – отрицательно качаю головой, и мои пальцы замирают на его лице.

– Ты же не собираешься провести здесь всю ночь? Вечером я в любом случае отвезу тебя в отель.

– Я должна быть здесь, – повторяю я, и в моём голосе слышится решимость.

– Ты устала.

– Всё равно.

С минуту мы смотрим друг на друга, устраивая очередной этап «гляделок».

– Где ты был сегодня утром? Я проснулась одна, – решаю перевести тему, чтобы ни думать сейчас ещё и об отъезде из клиники. Нет, я никуда не уеду, я буду здесь. Буду рядом со своим мальчиком. Малыш мой, я с тобой!

– Мне нужно было проверить пару предприятий, в том числе, и этот кардиологический больничный комплекс,– нахмурившись, отвечает Эдвард. – И я узнал нечто новое о содержащихся здесь пациентах…

– Так ты учредитель клиники? – снова перевожу тему, и снова он хмурится. 

– Да, я. 

– Если бы я знала… – обрываю предложение посреди фразы, не зная, как его закончить. В голове полная каша, путаница. Я действительно устала, но на отдых рассчитывать не приходится ещё пару часов как минимум, наверное.

– Не стала бы приезжать сюда? – продлевает мою мысль мужчина.

– Возможно, – неохотно признаю я, хотя догадываюсь, что другого выбора у меня не было.

– Ты такая противоречивая… – неожиданно сообщает Каллен.

– А ты надеваешь маски… – мы оба понимаем, о чём идёт речь.

– Они нужны, Белла, уж поверь, – он тяжело и устало вздыхает, а я убираю непослушную бронзовую прядь с его лба.

Похоже, сегодня мы достигли большого прогресса. Этот сдвиг очень ощутимый и с сегодняшнего дня я не на секунду ни забуду, что Эдвард Каллен знает, что такое сострадание, что такое нежность и какими бывают чувства. Он умеет чувствовать…

Пусть я и сомневалась в нем, когда вошла в этот кабинет, но теперь мое сомнение исчезло. Я вижу его насквозь…

Прогресс в наших взаимоотношениях был нужен и мне, и Эдварду, как глоток свежего воздуха.

– Зачем? – я прекрасно знаю ответ на свой вопрос, но хочу услышать объяснение именно от Эдварда. Что же он думает?

– Они защищают тебя, – неохотно признаёт он, словно какое-то своё слабое место. – Не дают другим причинять боль. Думаю, ты знаешь, о чём я.

– Знаю. Но о себе, – заминаюсь на секунду, но потом всё же спрашиваю: – Тебе делали больно?

– Считаешь – это невозможно? – грустно улыбается он. Похоже это его любимая фраза.

Впервые вижу перед собой нормального человека. Ласкового, осторожного, и такого красивого. Но за красотой кроется нечто большее. Я начинаю догадываться, что у него в душе остались какие-то глубокие шрамы из прошлого. И я не знаю, смогу ли до них добраться и нужно ли мне это вообще…

– Почему? Конечно, возможно!

– Ты первая, кто говорит это, – пожимая плечами, произносит он. – Ты вообще во многом первая, Белла.

– В чём? – я действительно удивлена таким поворотом событий. Я первая для него? Разве у него ещё не всё было? 

– Когда я предложил тебе задать мне три вопроса в тот день, когда ты впервые спала со мной, ты спросила то, что другие никогда не спрашивали. Спросила про мою семью, про меня…

– А что спрашивали другие? – осторожно интересуюсь я, не до конца веря, что он говорит правду. И всё же, если это так, моё сердце болезненно сжимается. Почему мне снова больно? На этот раз за него? 

– Сколько у меня было любовниц, сколько у меня денег… – чередуя улыбку с хмуростью, отвечает он.

– По-моему, глупые вопросы, – отвечаю я и искренне улыбаюсь. Он поджимает губы. – Я люблю, когда ты улыбаешься, – тихо говорю я, снова обвивая руками его шею. Мне так хорошо и спокойно, что на миг кажется, будто мы оторвались от реальности, будто вокруг ничего нет кроме нас двоих. Это так прекрасно, что у меня захватывает дыхание, а по телу течёт приятное, словно мёд, тепло.

Он выдавливает улыбку, и моя собственная становится шире.

Хочу ещё кое-что спросить у него, но меня прерывает стук в дверь.

Поднимаю голову и пытаюсь слезть с колен Эдварда, но его руки держат мои бёдра, не позволяя сделать этого.

– Сиди смирно, Белла, – журит он, а потом обращается к стучащим. – Войдите.

На пороге появляется Эленика, и кровь начинает бешено стучать в моих висках. Вот оно, долгожданное сообщение, которое может стать моим приговором или спасением.

Молюсь и уповаю на второй вариант.

– Мистер Каллен, – здоровается она, и он кивает в знак приветствия, а тем временем девушка оборачивается ко мне. – Белла!

– Ну? Что? – сжимаю руки в кулаки так, что белеют костяшки пальцев. От Эдварда явно не укрывается моя взволнованность и странное поведение, но сейчас меня это не беспокоит. Его пальцы принимаются растирать мое предплечье, и должна признать, это заставляет меня почувствовать что я не одна. Что он рядом, и защитит меня, утешит при необходимостию

По лицу Эленики расплывается улыбка. Впервые за долгое время:

– С Энтони всё будет хорошо, мисс Мейсен. Операция прошла успешно!

Её слова эхом отдаются в моём сознании, звуча по всему телу. 

Слезы снова брызжут из моих глаз, и я закрываю глаза, мысленно повторяя то, что приберегла как раз на это случай:

«Спасибо, Господи, за то, что сохранил мне сына!»