От автора: такой долгожданный момент! И знаете, я безумно боюсь вас разочаровать. Известный факт, что когда ждешь чего-то слишком долго, зачастую ожидания не оправдываются. Поэтому буду держать кулачки за то, чтобы вам все понравилось!

---

По мере приближения дня свадьбы мое настроение улучшалось, а настроение папы становилось мрачнее. Кажется, его совершенно не радовала перспектива меня отпустить, а, если быть точнее, полная потеря власти над нерадивой дочерью. Так или иначе, он все равно не получил от меня того, чего хотел – рабского повиновения, пожизненного наказания. Так или иначе, я избавлялась от его давления.

Он даже не удержался от попытки сорвать сделку.

- Думается мне, я все-таки продешевил, заключая договор с семьей Кит, - проворчал он раздраженно в один из дней, когда вызвал меня к себе в кабинет. Перед ним лежали документы, которые он разглядывал, нацепив очки на кончик носа. – Нужно пересмотреть некоторые пункты. А ты будь готова: Оливеру могут не понравиться мои новые условия. Тогда подыщем тебе другого кандидата.

Страх и разочарование взметнулись внутри, а живот свела судорога. Вот она, ускользающая свобода. Стоило надежде расцвести в моей душе, как папа собрался растоптать ее. По стальному блеску в его глазах было ясно – он сделает все, чтобы Оливер не достался мне в мужья. Его ревность к моему возможному счастью была настолько огромна, что он предпочел бы потерять выгодный договор, сулящий миллионы, если не миллиарды, только бы стереть выражение радости с моего лица.

Мне бы следовало лучше прятать свои эмоции. Если бы я разыграла перед ним драму, он бы отпустил меня с чистой совестью, уверенный, что я буду страдать.

- Твой спектакль удался, у меня екнуло сердце, - сказала я, театрально приложив руку к груди, зная, что сейчас буквально играю с огнем, дразню и без того разъяренного зверя, у которого в руках все козырные карты. Но я не могла удержаться, мне надоели его игры. В сущности, мне уже было все равно, каким образом уйти из дома, Оливер это будет или другой. Главное, обезопасить себя и ребенка. – Но можешь не продолжать показательное выступление, я давно поняла твои мотивы. И прекрасно знаю, что сделка с семьей Кит для тебя самая выгодная! Крупнейшая финансовая компания Нью-Йорка образует с твоей обанкротившейся фирмой альянс, а ты собираешься продавливать дальше? Удачи, папа. Теперь ты можешь потерять не только деньги, но и доверие компаньона. – Слова вылетали, словно рой жалящих пчел. - Неудивительно, что тебя все ненавидят, ты до того жаден, что в погоне за выгодой пытаешься усидеть на двух стульях разом. Оттого и Джейсон смог тебя обдурить, ты же не видишь дальше собственного носа!

Было ощущение, что я разговариваю со стеной. Отец никак не реагировал на мои колкости, невозмутимо продолжая читать. Он только тихо, сквозь зубы, произнес, будто бы разговаривал сам с собой:
- Последнее время ты стала слишком много разговаривать.

Это было не более чем бурчание сварливого старика. Его слова уже не имели на меня прежней силы. То ли это он сдал и потерял способность внушать мне ужас. То ли это я выросла и стала увереннее в себе.

- Могу промолчать, мне безразлично, что ты думаешь! Не понравился Оливер? Откажи ему. Кого ты хочешь выбрать, чтобы тебе стало легче? Может, того толстяка, перепачкавшего свой костюм кремом от пирожного, и от которого воняло пОтом? Чтобы меня тошнило, когда я буду даже просто стоять радом с ним! Или того прожженного бизнесмена из Нового Орлеана, который смотрел на меня плотоядно. Так ты будешь знать, что он насилует меня каждую ночь, и это удовлетворит твою страсть к наказанию меня за…
- Хватит! – рявкнул папа.

Я выдохнула, успокаиваясь. Внутри распространилась пустота, абсолютное равнодушие.
- В сущности, мне все равно, кого ты выберешь. Любой из них, и Оливер в том числе, вызывает у меня отвращение и презрение. Мечтаешь сделать меня несчастной? Тогда ты опоздал. Я несчастна давно, со дня смерти матери ты отравляешь каждый день моей жизни! Тебе этого мало?! Тогда вспомни, что уничтожил единственного человека, который любил меня, и которого я любила, и ты убил моего ребенка! Хуже этого не может быть наказания! И этого тоже тебе мало?! Тогда продолжай, потому что у тебя остался последний шанс для мести собственной дочери! Кого бы ты ни выбрал, я скоро уеду, и у тебя больше не останется возможности унижать меня!

Я ушла, громко хлопнув дверью, кипя от ненависти. Удивительно, что мне хватило смелости и наглости все это сказать. Удивительно, что отец позволил мне это.

На следующий день с высокомерным видом папа заявил, что сделка с Оливером остается в силе. Я приняла новость невозмутимо, хотя в глубине души испытала облегчение. Но я больше не показала своих чувств, радость пережила внутри.

- Свадьба должна быть скромной и тихой, - поучал меня отец, как будто был уверен, что я мечтаю о пышной церемонии.
- Да, пап, - односложно отвечала я, в момент разговора занимаясь переодеванием сына к прогулке. Мальчик вырос и уже гулял на своих двоих, и явно недолюбливал деда: его маленькие бровки были нахмурены, он выглядывал из-за моего плеча с таким суровым выражением, будто понимал, что его мать пытаются обидеть, и хотел защитить ее. Я аккуратно чмокнула его в кончик носа. Он был моим светом в сгустившейся вокруг тьме. Он был моим спасением от отчаяния.
- На этот раз обойдемся без журналистов, - продолжал папа, стоя за моей спиной на некотором расстоянии; его голос был полон раздражения. – Джейсон должен как можно дольше оставаться в неведении. Думаю, я даже пущу ложный слух о том, что ты гостишь у наших родственников на Сицилии – пусть ищет.
- Да, пап.

Казалось, что и мое безоговорочное согласие отца теперь тоже раздражает. Последнее время он стал совершенно невыносим: его раздражали слуги, их поведение и выполняемая ими работа, раздражал повар и его стряпня, раздражало мое согласие или сопротивление, раздражали сделки или их отсутствие. Может, у него уже наступал маразм… Он и раньше отталкивал от себя людей своей абсолютной неготовностью к обычному дружелюбию. Все его связи базировались исключительно на выгоде. И теперь, когда он стал банкротом, его собственное искривленное представление о мире сбылось – все люди, окружавшие его, не имея финансовой подпитки, оказались врагами, готовыми вонзить в его спину нож. Даже его сицилийская семья очень неохотно согласилась оказать ему материальную помощь, и это несмотря на то, что многие годы он их фактически содержал. И, не понимая, что топит свой же корабль, на котором плывет, папа продолжал разрушать отношения с необходимыми ему людьми, вместо того, чтобы остановиться и задуматься, что с ним станет, когда он оттолкнет от себя последних, готовых если не любить, то хотя бы терпеть его характер.

За последние месяцы у нас несколько раз сменялся состав надомных рабочих – охранников и слуг. И если обычных работников было несложно отыскать, то хорошего повара, которого папа уволил в прошлом году, мы так и не смогли заменить нормальным. Более того, слухи о частых увольнениях распространялись, люди не хотели идти работать в наш дом. И от этого папа становился еще нетерпимее и злее.

- Никакого свадебного платья! – Его голос становился все раздраженнее, оттого что он никак не мог добиться от меня ответной реакции – прежнего моего патологического страха. Я невозмутимо продолжала одевать на прогулку своего малыша. - Никаких новых покупок в ближайшие дни, не привлекай к себе внимания! Все должно быть тихо и незаметно. Никто не должен узнать.
- Да, пап, - отозвалась я привычно, беря ребенка за руку и ведя мимо отца к коляске. Не очень-то удобно гулять по лесной тропинке, переезжая огромные корни маленькими колесиками, но это лучше, чем ничего – в саду отец не разрешал выгуливать ребенка.
- Ты меня вообще слушаешь?! – в бешенстве взревел папа, когда я усадила сына в коляску. По-прежнему сдвинув брови, внук сурово смотрел на деда.
- Конечно, пап, - я удивленно повернулась. – Я все поняла: никому не говорить, вести себя обычно, не привлекать внимания, никаких новых покупок, магазинов, свадебного платья. И, желательно, побольше страдания на моем лице, - добавила иронично и прикусила язык, когда на лице отца проступили багровые пятна.
- Ди! – тонким голосом, в котором звучала нетерпеливая угроза, вдруг сказал мой сын, и я изумленно взглянула на него. Изогнувшись на коляске, он смотрел на деда, только теперь грозно указывал крошечным пальчиком на лестничный пролет – наверх.
- Д-ди! – повторил он еще суровее, приказным тоном.

Мой рот приоткрылся в шоке. Кажется, внук указывал деду уйти?

Я поспешно вложила в руку ребенка игрушку – маленького плюшевого мишку с шариками внутри, для развития пальчиков – и заторопилась выкатить коляску на улицу, пока папа не понял, что происходит.

- Ди! – крикнул мой бесстрашный мальчуган и запустил в сторону деда плюшевым медведем. Я не смотрела назад. Я как можно быстрее сбежала гулять в лес.

***

Письмо от Элис. Я так ждала его! Оглянулась по сторонам, почти надеясь увидеть ее на тропинке, но лес был глух к моим мечтам, лишь кроны деревьев с небольшим шумом покачивались на ветру. И письмо, прикрепленное к ветке ели, тоже покачивалось от слабых порывов.

На этот раз я даже не сомневалась, что письмо не случайно занесло в лес, я знала, что это могла сделать только Элис. Она была осведомлена, что я люблю гулять здесь? Она за мной следила? Я бы расстроилась, что она не осталась поговорить, но я должна была злиться за это только на себя. Я же сама ее оттолкнула, приказала оставить меня в покое. Теперь приходится мириться с последствиями. Лишь одно радовало: очень скоро наступит конец недопониманию и мучениям. Очень скоро я освобожусь…

У меня не было терпения, чтобы читать письмо дома. Дрожащими пальцами я вскрыла конверт, неаккуратно разорвав края бумаги. В душе теснилось множество чувств: ожидание новостей об Эдварде перемежалось с опасением, что что-то окажется не так. Постоянное переживание за жизнь любимого сделало меня параноиком – я страшилась прочитать плохие новости о его здоровье. Страх узнать о его смерти я усилием воли хоронила глубоко-глубоко в себе. Но было и еще одно мучающее меня опасение – страх узнать, что я опоздала, и он уже с другой…

С невероятным трепетом я расправила бумагу… и шок настиг меня, пригвоздив к месту: лес исчез, меня окружила одуряющая глухота. Чистый белый лист, одна-единственная строчка, написанная почерком Эдварда: «Будь счастлива и прощай». Всё.

В груди словно оказался вросший ком колючей проволоки, острые металлические концы впивались в сердце, легкие, ребра, мешали дышать, раздирали до крови…

Всего три слова, но таких же смертоносных, как пуля в упор. Я и не знала, что может быть еще больнее, чем было до этого. Даже когда я сказала Эдварду уйти, и он бросил кольцо на землю, сел на байк и уехал, повернувшись ко мне спиной, было не так больно… Даже когда я раз за разом отказывала ему, а он упорно приходил, но затем оставил меня в покое и больше не появлялся, было не так больно… Но сейчас, когда в этой короткой строке воплотилась вся боль любимого, она эхом ударила и в мое собственное сердце, разрывая его в клочья.

Хуже и быть не могло такого вот сухого, обезличенного прощания. Именно тогда, когда я поверила в скорую встречу, Эдвард поставил точку на всем. Я не винила его. Ведь это же я выхожу замуж, и он не мог знать подробностей. Для него все выглядело так, словно я совершенно его забыла. Я даже представить себе не могла силу его переживаний и глубину разочарования. Ему настолько плохо, что он не нашел в себе сил написать ничего, кроме трех слов…

Спазмы рыданий прорвались в горло, когда я обессилено присела на влажную землю и уронила лицо на колени. Вцепившись в волосы, я дала волю слезам, глуша крики тканью платья, чтобы не разбудить сына. В голове осталась всего лишь одна обжигающая, словно раскаленное копье, мысль: он не придет. Он больше не станет искать встречи, не узнает о том, что я до сих пор люблю его. Хуже всего то, что и Элис не напишет. Я поняла это, когда в письме не оказалось ни строчки от нее. Они все, и Элис, и Эдвард поставили точку, попрощавшись со мной навсегда. Я знала, что сама виновата, но легче от этого не становилось.

Весь мой план строился на предполагаемом даре Элис предвидеть будущее: я выхожу замуж, затем оставляю мужа, путешествую и ищу повсюду Эдварда. Это как иголка в стоге сена, но я рассчитывала, что однажды, когда Элис принесет мне очередное письмо, то увидит предназначенные ей записки, развешанные на стенах, в которых звучит просьба остаться и поговорить. И тогда все изменится.

Мой план не сработает, если Элис больше не собирается приносить мне письмо…

Поймет ли она, что я ищу ее, или спишет мои частые переезды на желание повидать мир? Или, к примеру, подумает, что я продолжаю прятаться таким образом от Джейсона или отца? Встретимся ли мы хоть когда-то снова? Сколько лет пройдет? Десять? Двадцать? Столько упущенного времени, и все из-за меня… Мы потеряем половину жизни…

Мои рыдания затихали – сил не оставалось. Я так устала за последнее время, жила практически по инерции. Понимала, что ничего не могу исправить прямо сейчас, и плакать бессмысленно. Нужно действовать, как и решила, отменять свадьбу неправильно. Чем быстрее я выйду замуж, тем быстрее найду Эдварда и смогу разъяснить ему это жестокое недоразумение с фиктивным замужеством. Если я сейчас постараюсь сорвать свадьбу, то могу потерять единственный шанс. Так что, как бы больно и горько ни было любимому, я не могу поддаться слабости. Мне нужно это замужество, чтобы освободиться.

Папа не знал, отчего я вернулась с распухшим от слез лицом, но выглядел крайне удовлетворенным, когда меня увидел. Он даже не стал привычно ворчать, помыкая меня мелочами, вроде неубранной коляски или слишком долгой прогулки, сурово пожевал челюстями и ушел к себе.

***

Мне снились сны. Каждую ночь кошмары, но с тех пор, как я получила письмо от Эдварда, сны стали совершенно непереносимы – очень реалистичные, и оттого особенно страшные.

То я бежала по бесконечному узкому коридору с медленно сжимающимися стенами. То внезапно свет вокруг меня мерк, я оказывалась в непроглядной тьме, чувствуя холодные, пугающие прикосновения. То я начинала тонуть в неприятной ледяной жиже, которая смыкалась надо мной, и я боялась задохнуться и умереть прежде, чем проснусь.

Я вскакивала посреди ночи в холодном поту, дико озираясь по сторонам, не понимая, что нахожусь дома. Мне казалось, я навсегда останусь в ночном аду. Дошло до того, что я стала бояться засыпать.

Но чаще всего мне снилась вереница мужчин, которых хотел сосватать мне папа. К образу Джейсона теперь присоединились все, кого я успела увидеть на той злополучной вечеринке. Сорокалетние хитрецы-банкиры с хищными улыбками и похотливыми взглядами, тот потный толстяк с запачканными кремом губами и множество других. Все они хватали меня, я оказывалась между их жесткими телами, их руки трогали, заставляя меня кричать, зажимали мне рот, лишая воздуха. Мне казалось, я тону в их похоти, как до этого в болоте.

Оливер тоже присутствовал в этих снах. Он был моим спасением в реальности – благодаря ему я скоро стану свободной. Но во снах он не был для меня спасителем. Безучастно смотрел издалека, как надо мной измываются другие, не пытаясь протянуть руку помощи. Ему было все равно, что я барахтаюсь и тону под грудой тяжелых мужских тел, не имея никакой возможности освободиться…

А под занавес появлялся Джейсон. Несмотря на то, что я теперь не пересекалась с ним нигде, а вскоре и вовсе окажусь по другую сторону океана, он продолжал являться мне во снах. Теперь мне снилось, как он меня находит, где бы я ни оказалась. Оставшись без защиты отца, а затем без защиты фиктивного мужа, путешествуя в одиночку, я стану очень уязвимой. Придет ли Элис, чтобы спасти меня? Или с момента моего лживого замужества она больше не захочет присматривать за мной?

Моя жизнь стала абсолютно серой, дни и ночи однообразно повторяющимися. Я существовала словно робот. Проснуться, ужаснуться, увидев себя в зеркало: исхудавшее лицо, темные круги под глазами. Попытаться с помощью дорогой косметики привести себя в порядок. Поприветствовать сына, поиграть с ним немного, прежде чем отец нагрузит меня финансовыми отчетами. Поблагодарить Мэгги за помощь, когда вечером она отдаст мне моего не по годам серьезного мальчугана, и я смогу с ним самостоятельно погулять. Выслушать ворчливые претензии отца. Погрузиться в безрадостные, кошмарные сны, в которых еще меньше покоя, чем в реальности…

Даже лес был не по-летнему сумрачным, негостеприимным – наверное, сегодня будет дождь. Темные тучи нависли над кронами, завывающий ветер гонял сухую листву под ногами. Зачем я только вышла гулять в такую погоду? Поправив над коляской дождевик, я раздраженно взглянула на мрачное небо и погнала коляску дальше, надеясь урвать еще хотя бы полчаса сухой погоды. Промокну на обратном пути, но зато сын подольше поспит, дыша свежим воздухом.

Ощущение чьего-то присутствия увеличивалось по мере приближения грозового фронта. Это играло со мной, безусловно, мое же собственное богатое воображение. Тропинка, которая была давно мной протоптана, и в обычный ясный день видна далеко вперед, теперь, казалось, кончалась в метре от коляски. А дальше тьма. Как будто день превратился в ночь¸ стволы отбрасывали черные тени. Во тьме мерещились чьи-то глаза, фигуры, но за очередным поворотом тропинка оказывалась пуста, и я вздыхала с облегчением. Борясь с собственным нелепым страхом, я двигалась вперед до тех пор, пока ощущение присутствия не стало совершенно невыносимым. Тогда я резко развернула коляску обратно, стараясь не бежать, чтобы не разбудить случайно сына.

Необоснованный страх сковал грудную клетку, затрудняя дыхание. Мурашки бежали по спине, воображаемое мной чудовище шло буквально по пятам, обдавая кожу шеи ледяным дыханием. Всякий раз, когда я оглядывалась, видела лишь пустую тропинку, но стоило посмотреть вперед, страх возвращался.

Моя прогулка превратилась в ночной кошмар, только наяву: я иду по тоненькой вьющейся ленте, словно бегу по узкому сжимающемуся коридору, как в моем сне. Лес давит со всех сторон, деревья гнутся под сильным ветром, а сзади подгоняет несуществующий, но вполне ощутимый преследователь.

Воспоминание о разодранных деревьях и вспоротой земле некстати заполнило мою голову. А ведь чудовище вполне может существовать. Медведь ли это был, не оставляющий следов, или дьявол приходил к нашему дому, но теперь мой страх обрел реальное воплощение, погнав меня по тропинке быстрее. Теперь я действительно бежала, не обращая внимания на то, как подпрыгивает коляска на корнях. Я бежала, потому что боялась. Не только за себя, но прежде всего за сына.

Может, отец намеренно запретил мне гулять с ребенком в нашем саду? Надеялся, что на нас нападет в лесу то хищное животное, которое в прошлом году бродило вокруг дома, пугало собак и портило деревья?

Мне хотелось бросить коляску, схватить малыша и прижать к себе, чтобы защитить от опасности. Тропинка была слишком длинной, давно должен был показаться дом, но он все не показывался. Неужели я так далеко зашла в лес? Заблудилась на одной-единственной тропинке? Я все бежала и бежала, а тьма сгущалась, пока не превратилась практически в ночь. И впереди, внезапно за поворотом, я увидела фигуру, поджидающую меня.

Первой была мысль о спасении – наверное, это Мэгги вышла мне навстречу, чтобы помочь. Но затем, когда я лучше разглядела черты лица, ужас ледяными пальцами сковал и сердце, и тело. Меньше всего я ожидала увидеть здесь Джейсона…

Коляска остановилась, я вцепилась в ручку, мечась взглядом вокруг: куда бежать? Назад? Или броситься в чащу, надеясь затеряться в ней? Джейсон вмиг меня догонит, особенно, если сын расплачется. Двигаться вперед? Вряд ли Джейсон намерен сойти с пути и спокойно меня отпустить, не за этим он сюда явился. Я была в ловушке. И слезы страха уже стали душить, хотя я изо всех сил держалась.

Ослабевшие ноги дрожали, когда я медленно двинулась вперед – к единственному выходу из леса, сейчас полностью заблокированному. Глубоко дыша, чтобы перебороть подступающее безумие, я приближалась к тому, кого ненавидела и боялась, старалась не смотреть в его лицо, чтобы не видеть отвратительную ухмылочку.

Он не шевельнулся и ничего не сказал, пока я не поравнялась с ним, начиная осторожно объезжать. Моя голова была низко опущена, дыхание судорожное. И именно тогда, когда я почти поверила, что мне удастся вырваться, его неприятные пальцы скользнули по коже моей руки и сомкнулись на запястье. Я толкнула коляску прочь, чтобы сын оказался подальше от разворачивающейся трагедии. Качнувшись на маленьких колесиках, она легко закатилась за поворот… теперь, даже если сын проснется, ничего не увидит…

- Оставь меня в покое! – простонала я, встречаясь с Джейсоном глазами и пытаясь сбросить его руку, которая казалась прочнее стали, удерживая меня. – Отпусти!

Он дернул бровями, хватая вторую мою руку и притягивая к себе ближе. Наши тела неприятно соприкоснулись, вызывая в моем желудке тошноту. Я отвернула голову, чтобы он не смог поцеловать меня, и почувствовала его отвратительные губы на шее. А за ними зубы, словно он хочет выпить мою кровь. И не было возможности отстраниться, он слишком крепко держал меня, я могла только скулить и трепыхаться, безуспешно пытаясь вырваться.

Его стальные пальцы стали похожи на металлические оковы, и только тут я начала догадываться, что нахожусь в привычном кошмарном сне, просто я перепутала его с реальностью, как бывало последнее время.

Ужас был очень сходен с настоящим безумием. Я не так боялась пережить насилие, как боялась по-настоящему сойти с ума, и тогда ребенок останется без матери. Мой разум был измотан ночными кошмарами и беспросветной реальностью, и уже потерял силы сопротивляться страху. Я так устала… Если бы не сын, я бы давно сдалась, и безумие поглотило бы меня.

- Не трогай меня! – мой голос был жалок, а дыхание затруднено.

Пальцы Джейсона, как когти, проникали под кожу, а зубы вгрызались в плоть, словно он хотел сожрать меня, как какое-то животное. Или поглотить, стать частью меня и жить во мне постоянно, словно паразит.

- Нет… - шептала я отчаянно, моля о помощи, желая пробудиться, но не в состоянии сделать это. И, словно мне было мало похотливого Джейсона, как червь проникающего внутрь, то чудовище, которое я оставила позади на тропинке в лесу, вдруг снова приблизилось, дыша в затылок.

Что может быть страшнее чувства, когда ты тонешь в собственном кошмаре и не можешь выбраться на поверхность, чтобы глотнуть спасительного воздуха? Это был, наверное, самый страшный из моих снов. Джейсон, пожирающий меня изнутри, чудовище, поджидающее своей очереди на тропе…

И тогда я подумала: если Джейсон здесь, а он – самый опасный мой враг, то кто же прячется на тропинке? Смерть от зубов обычного зверя не так страшна, как въедливое, гадливое проникновение Джейсона под кожу. Может, зверь избавит меня от страданий…

Я обернулась назад и увидела слабый свет, рванулась туда, крича о помощи. Мой рот открывался, как у немой рыбины: я не издавала ни звука. Я будто бы была окружена прозрачной, но очень плотной пленкой, внутри которой были только двое: Джейсон и я. И воздух кончался… Это как приложить руки с этой стороны, чувствуя, как кто-то прикасается с другой, но не иметь возможности вырваться наружу.

Картинка сна внезапно померкла, ощущения стали абстрактными: я задыхалась внутри пленки, Джейсон все еще пожирал меня, но также я ощущала мягкие, осторожные прикосновения к пленке с наружной стороны. Будто бы чудовище ищет лазейку, деликатно просит впустить его внутрь.

Мне было настолько противно и страшно потерять разум, остаться навечно в кошмаре, что я сделала невозможное: вцепилась скрюченными пальцами в пленку и начала ее разрывать. Я ненавидела ее сейчас сильнее, чем Джейсона…

Чувствовала, как она становится тоньше, податливее под моими пальцами, как сквозь микроскопические трещинки проникает свет…

Это было похоже на рождение: я продиралась наружу из последних сил, понимая, что если не сделаю этого, то навсегда останусь в лабиринте собственного безумия. Мои ноги уже стали частью кошмара, превратились в липкую субстанцию, тянули меня назад. Я увидела солнце сквозь прорванную мной дыру, протягивала к свету руки, пыталась ухватиться за что-нибудь, чтобы вытянуть себя из засасывающей субстанции наружу. Силы были на исходе…

Чудовище, ждущее снаружи, пугало меня меньше чудовища, живущего внутри.

- Помоги мне! – закричала я надрывно, соглашаясь на что угодно, кроме безумия. Пусть сожрет меня. Только бы не Джейсон…

Свет качнулся вперед, лаская мое лицо теплыми лучиками, обрел очертания. И тогда я увидела ангела…

Против света его крылья казались черными, но сияние, которое струилось вокруг него, и ощущение любви, которое он распространял вокруг, не оставляло сомнений в его принадлежности к светлой стороне. Я разрыдалась от облегчения, когда почувствовала, как моя тьма отступает, липкая гадость освобождает ноги, свет очищает меня. Прикосновения ангела были такими осторожными, а приближение настолько медленным, будто бы он боялся спугнуть меня…

Я закрыла глаза и расслабилась, позволяя ангелу спасти меня от ночного ужаса… Чувствовала его ласковые касания снаружи и внутри, и везде, где проникал, он излечивал мое больное тело. Я плыла в невесомости, находясь в его надежных, исцеляющих руках. Его сияние достигло сердца, заполняя его любовью, и моя грудь наполнилась живительным воздухом. Надо же, как хорошо… Такое счастье я испытывала лишь однажды, когда была рядом с Эдвардом…

Тихий вздох совсем рядом с моим ухом заставил меня встрепенуться и открыть глаза. Сон больше не был абстрактным, я испытывала вполне реальное ощущение присутствия постороннего. Он дышал рядом со мной, все еще прикасаясь к самому моему сердцу. Будто бы подслушивал, осторожно замерев… В его объятиях было тепло и надежно, но слишком уж реально…

Я резко обернулась, встретившись с парой ярких, золотистого цвета глаз на знакомом до боли лице. Эдвард…

Мое сердце заколотилось как сумасшедшее, и образ начал уплывать, затуманиваться той самой пленкой, от которой я недавно избавилась.

- Нет, не уходи! – закричала я отчаянно; он так давно не являлся ко мне во снах, я не хотела терять его даже на мгновение!
- Дыши глубже! – посоветовал он строгим, и таким реальным голосом. Его нежные пальцы соскальзывали с моих запястий, будто бы я выталкивала его из своего мира, хотя не хотела этого.

Я так страстно желала задержаться в этом счастливом сне, что немедленно сделала так, как он велел. Мое дыхание было прерывистым и частым, я вздохнула глубоко, медленно, сосредоточенно пытаясь успокоиться, и снова вздохнула, и снова, борясь с накатывающей волной неконтролируемой паники. Я смотрела Эдварду в глаза, видела, как он медленно кивает, подбадривая меня.

И он вернулся. Снова обрел очертания, стал осязаемым. Наши пальцы переплелись, а души соединились, мы словно слышали мысли друг друга. Весь остальной мир исчез, и мой кошмар тоже канул в лету.

- Такой реальный… - прошептала я изумленно, поднимая руку и касаясь лица любимого – оно было гладким, удивительно красивым, совершенным. Слишком холодным, и оттого немного ненастоящим, но я не жаловалась. Я рада была увидеть его спустя столько времени, когда он мне не снился…
- Это так странно… - сказал он, его голос вибрировал в моей грудной клетке, звоном отдавался в черепной коробке, словно Эдвард находился внутри меня…

- Дыши, дыши, - приказал он, когда я снова начала испуганно, как рыбина, задыхаться. Его удивительное спокойствие и уверенность передались мне, и я послушно последовала его указаниям, удержавшись от побега в пугающую пустоту. Пленка дрожала вокруг меня, я чувствовала, что она ждет момента моей слабости, чтобы снова захлопнуться вокруг непроницаемым коконом. Но желание видеть Эдварда пока что было сильнее страха.
- Не уходи… - попросила я Эдварда жалким, умоляющим голосом брошенного в одиночестве ребенка.

Прикосновения сразу стали отчетливее, его пальцы на моих пальцах сжались.
- Не уйду, - пообещал он серьезно. – Даже когда ты проснешься.

Слишком реалистично. Мое сердце хаотично заколотилось, но на этот раз я сумела справиться со страхом сама.

- Молодец, - похвалил меня Эдвард, и я почувствовала, мысленно услышала, что он гордится мной, хотя губы его не шевелились.

Я подняла руку Эдварда к лицу, разглядывая ее. Так странно – его кожа была холодной, но в то же время мое сердце было окружено теплом, словно бы сама душа Эдварда согревала меня изнутри, не давала потеряться в бесконечном одиночестве.

- Не хочу, чтобы сон кончался, - закапризничала я, так хотелось еще немного побыть счастливой. Хорошие сны мне не снились уже несколько месяцев.
- Тогда спи, - предложил серьезный Эдвард, и я удивленно почувствовала его счастье в ответ на всплеск моей любви. Как будто в самом деле наши души объединились, и мы слышали эмоции друг друга без слов, сказанных вслух. – А я буду охранять твои сны от чудовищ. Если не будешь драться, - добавил он загадочно.
- Такой хороший сон, - заплакала я горько и почувствовала, как Эдвард меня утешает, отчего стало еще больнее представлять, что он исчезнет вместе с наступлением утра.
- Проснешься – я буду рядом, - уверил несуществующий Эдвард-ангел, его глазами я увидела свою комнату и себя, спящей на кровати, с перепутанной в ногах простыней и мокрыми от духоты волосами, налипшими на виски. Как будто это я теперь нахожусь в его голове, а не он в моей.
- Это так странно… - повторила я его слова, сказанные ранее. Мое удивление росло. Обычно сны – это игра собственного разума. Но образ Эдварда словно бы существовал сам по себе, думал, действовал, как отдельное от моего мозга существо, не порождение моего воображения. Как настоящий.
- Только не бойся, - прошептал Эдвард, почувствовав новую волну паники, растущую во мне.
- Так я сплю или нет? – спросила настороженно, мое сердце замерло, готовое пуститься от потрясения вскачь. Странные, пугающие предположения, совершенно невозможные, теснились в голове.
- Ты спишь, а я нет, - сказал он обыденно, и снова образ моей комнаты вспыхнул перед глазами.
- Ты здесь?! – мое сердце уже начало отбивать ускоренный ритм, и ненавистная пленка стала уплотняться, смыкаться вокруг меня, против моей воли отрезая от внешнего мира.
- Да, здесь! – подтвердил Эдвард, сжимая мои руки, чтобы удержать возле себя.
- Не уходи! Останься! - поспешила я сказать, испугавшись, что не успею, и сон закончится, я снова окажусь в своем аду. Проснусь, а Эдварда уже не будет. - Люблю тебя!

Лицо Эдварда озарила широкая, лучезарная улыбка.
- И я люблю тебя! – жарко ответил он, его сильные чувства вскипели внутри меня, словно бьющий в поднебесье гейзер. Это было похоже на головокружительный взлет к солнцу, я испуганно ахнула, не удержав пленку, и тут же стала падать вниз.

- Дыши, Белла! – голос Эдварда прозвучал издалека, мои руки выскользнули из его пальцев. Падение ускорилось, вокруг сомкнулась тьма, и я, с шумом вобрав в грудь воздуха, резко села на кровати, дико таращась в темноту, чувствуя сильнейшее, непередаваемое разочарование оттого, что упустила свою единственную возможность побыть с Эдвардом. Сердце бешено колотилось на уровне горла, стучало в висках и во всем теле.

Темно. Рассвет еще не занялся. Наверное, четыре или пять утра. И я сразу же ощутила, что в комнате не одна…

Это было странное, тревожное, пугающее чувство. Что-то изменилось, и на фоне темного окна я увидела еле заметную тень.

Не верю…

Отшатнувшись от силуэта как можно дальше, к противоположному краю кровати, я судорожно дернула за веревочку ночника. Спальня осветилась приглушенным зеленоватым светом. И тогда я увидела, что напротив моей кровати в кресле кто-то сидит.

- Эдвард?.. – прошептала я, когда спустя маленькое мгновение потрясенно узнала его лицо.

Он не пошевелился, просто смотрел на меня, и это был он – не сон, не мираж. Это был действительно Эдвард.

- Эдвард! – воскликнула я, теперь с другим чувством. Мое сердце взорвалось от интенсивно нахлынувших чувств, жар охватил тело целиком, до потемнения в глазах, когда я торопливо начала выпутываться из простыней.

- Эдвард, Эдвард… - бормотала я сдавленным голоском, боясь, что не успею, и он исчезнет, оказавшись плодом моего воображения.

Я спрыгнула с кровати, едва дыша, но, наконец, освободившись от простыней, которые опутывали мои ноги после кошмара. Я ни на секунду не отрывала затуманенного взгляда от любимого лица, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить его. Он не может уйти, только не сейчас! Пожалуйста, пусть это окажется не сон!

Он все еще не шевелился, когда я кинулась вокруг кровати, чтобы поскорее оказаться рядом и обнять его. Глаза и лицо Эдварда были отражением моих собственных чувств, его руки поднялись с колен, раскрывая нетерпеливые объятия.

Внутри меня бушевал буран из переплетения стольких чувств, что я была близка к обмороку, когда оказалась в метре от Эдварда… и резко остановилась. Тяжело дыша, я схватилась за стойку балдахина, не веря своим глазам. Он был такой… живой… настоящий!

И он был… странный. Я не могла найти объяснение внезапно остановившему меня страху. Может, меня напугало его неестественное молчание. Может, сам факт его очередного проникновения в тщательно охраняемый дом. А может, отсутствие каких-либо шрамов на его лице – ведь я ожидала чего угодно, только не того, что он будет настолько… хорошо выглядеть – просто идеально. Словно ничего и никогда с ним не произошло. Я не могла объяснить, откуда взялся этот страх, словно выстроивший стену между нами.

Но в следующую секунду я уже преодолела его и бросилась вперед.

Я не видела, как Эдвард меня подхватил – мои глаза уже застилали потоки слез. Я не могла ни о чем думать, только чувствовать боль – свою и его, - когда крепко обняла его за шею, безудержно рыдая в его плечо. Его руки ласково, как в моем сне, гладили меня по волосам, плечам и спине, и он постоянно шептал мне одно и то же: «Ну что ты, глупенькая. Я здесь. Теперь все будет хорошо. Мастерица ты запутывать, сначала сама все испортила, а теперь плачешь».

Я не слышала своего ответного бормотания, только ощущала всхлипывания и горькие рыдания, вырывающиеся из груди. Слишком долго мне было некому выплеснуть свою боль, что копилась внутри, и сейчас я не могла остановить начавшуюся истерику.

Понадобилось много времени, прежде чем я смогла осознать себя снова. Я обнаружила себя бережно усаженной к Эдварду на колени, в его объятиях. Мои ноги и руки обхватывали его так крепко, словно я хотела слиться с ним в одно целое, навсегда припечатать его к себе.

Свитер Эдварда под моей щекой стал влажным от слез. Мое лицо горело, и кожа Эдварда приятно охлаждала разгоряченный лоб. Даже если ему и было неприятно от моих слез, он терпеливо сносил это.

Мое дыхание стало чуть спокойнее, а всхлипы реже, и я смогла ощутить его мягкие волосы в своих пальцах. Одна ладонь Эдварда лежала на моей спине, другая на затылке – он прижимал меня к себе так, словно утешает ребенка.

- Прости меня… - горько прошептала я, и чувство жгучей вины охватило меня до кончиков ног. Слезы радости и слезы боли закончились… зато подкатили новые, слезы стыда. – Прости…
- Я не сержусь, - пробормотал он, продолжая снова и снова гладить меня по волосам.
- Я никогда не переставала любить меня, - призналась я, тщетно пытаясь избавиться от отвратительного удушающего кома в горле. Я так долго мечтала сказать ему это, что не могла ждать ни мгновения!
- Знаю, - прошептал он проникновенно, его дыхание окутывало мой висок. - Я тоже.

Я закрыла глаза, чувствуя такой силы любовь в моем сердце, что думала, оно разорвется на части. Теперь меня настигли слезы счастья. Сколько влаги вмещается в одном человеке? Я не могла успокоиться, продолжая рыдать, прижимаясь ближе к любимому, желая удержать его рядом с собой навсегда. Я не думала сейчас о том, возможно ли это в действительности. Я не думала о том, как он оказался здесь, и насколько это опасно. Я не могла думать о том, что будет, когда сказка закончится и вернется жестокая реальность. Я была счастлива этим коротким, драгоценным мгновением, и не имела воли представлять, что будет, когда оно закончится. Здесь и сейчас я была, наконец, жива.

- Я люблю тебя, - бормотала я без остановки, пропуская через пальцы пряди его волос, прижимаясь щекой к его щеке. – Я люблю тебя так сильно!
- Значит, никого… в твоем сердце? – спросил он тихо и со странной осторожностью в голосе, словно боялся услышать иное.
- Нет, никогда, - поклялась я. Как он мог думать иначе? – Только ты.

Я слышала, как он выдохнул, и его руки так крепко прижали меня, что даже дыхание перехватило.

- Я так боялся опоздать, - почти простонал он в мое плечо, и я замерла, боясь шевельнуться, чтобы он не сломал мне что-нибудь. Я не могла дышать.

Мои глаза расширились, когда он резко ослабил хватку и поток воздуха ворвался в мои легкие. Все то, что в порыве чувств я не заметила раньше, внезапно настигло мое сознание. Его руки были на моей спине, и сквозь тонкую ткань ночной рубашки я чувствовала их холод… Моя щека, которой я прижималась к лицу Эдварда, уже не пылала, однако его кожа продолжала холодить мою. Словно Эдвард только что зашел с морозной улицы внутрь, а не просидел в моей спальне, обнимая меня, не меньше часа… уже начал заниматься рассвет…

Мои пальцы выскользнули из его волос, чтобы коснуться скулы, и я была потрясена ее твердостью… будто прикасаюсь к абсолютно гладкому камню.

Я мгновенно отшатнулась, глядя на Эдварда широко распахнутыми глазами. Теперь обе мои руки ощупывали его лицо, когда я пыталась рассмотреть хоть что-то в предрассветной мгле и слабом свете ночника. Он сидел достаточно далеко от источника света, и я не видела четко, но освещения хватило, чтобы заметить выражение его глаз – оно было настороженным. Я почувствовала, как его тело напряглось, превратившись в статую, и ощутила острую потребность сбежать, оказавшись на расстоянии от него, и как можно дальше.

- О… - выдохнула я пораженно, когда осознала, что именно мне напоминает его кожа – холодная и твердая. Точно такая же была у Элис, когда я однажды случайно коснулась ее. Точно такая же была у доктора Каллена, когда он держал мои руки.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ >>>>

Источник: http://robsten.ru/forum/20-773-1