- Значит, как вы сказали? – я удивленно приподняла одну бровь вверх, стараясь поймать его взгляд для уточнения деталей. Но в навороченном лифте со встроенной стереосистемой и огромными зеркалами во все стены, было не так много места, чтобы полностью провернуть мой маневр. К тому же, мистер Каллен не спешил мне хоть чем-нибудь в этом помочь. Мы стояли рядом, но не друг против друга, а как два незнакомых человека, случайно встретившихся в лифте и теперь ожидающих, когда его можно будет покинуть. По очереди. Я находилась чуть позади него и видела только его профиль с плотно сжатыми губами. Весь его вид говорил о том, что в произнесенных им секунду назад словах, сколько бы я этого не хотела, не было шутки. И что свой уточняющий вопрос, я могу задавать сколько угодно и в какой угодно форме, но от этого ровным счетом ничего не изменится.
И это было поистине хреново.
Есть мнение, что в лифтах может произойти много чего интересного особенно, если в этом лифте оказываются два человека противоположного пола. Типа химия ограниченного пространства и все дела, но из всех возможных вариантов со мной приключился самый неожиданный. Очень вежливо и тихо меня попросили на весь вечер закрыть рот. Не то чтобы в переносном смысле, а в самом прямом и не допускающем каких-либо возражений.
Он сказал мне:
- Сегодня я не хочу слышать от тебя больше ни слова, - а потом, чтобы у меня не осталось сомнений по поводу серьезности его намерений, добавил. – Ни слова, Изабелла, ни звука.
Я все еще рассчитывала, что это было нечто вроде шутки. И между двадцать пятым и первым этажом старательно пыталась осознать и принять поступившее предложение.
- То есть, сегодня мне не надо развлекать вас легкой беседой?
Он едва заметно покачал головой, продолжая следить за сменяющимися цифрами этажей на табло.
- Нет, детка, расслабься, ничего такого.
И опять этот снисходительный тон на грани официального заявления. Без насмешливых интонаций. Вроде бы вполне серьезно. Без подвоха. Но, блядь, в действительности-то все не так. Я это понимала, Каллен тоже. Однако играл он свою партию идеально. Никаких лишних движений. И, черт возьми, я не успевала за его полетом мысли.
- А я все думала, когда же вы доберетесь до моей свободы слова, - наконец, лифт остановился, тяжелые двери разъехались. Он отступил чуть в сторону, пропуская меня вперед, и если и услышал мою последнюю фразу, то значения ей не придал. Или элементарно проигнорировал. Что было далеко не новым для него приемом. – Я вам не слишком много доставляю проблем?
- У тебя старания не хватит доставить мне хоть какие-то проблемы.
А вот это прозвучало уже, пожалуй, без подтекста. Прямо и жестко. И как-то моментально поставило меня на место. Вернуло в привычную стихию. Едва ли я могла своей персоной причинить ему любую, самую малейшую неприятность или неудобство. Глупо. И дико. Он бы никогда не сделал и шага, не подумав о последствиях. Ну, а уж мои скромные выходки так и вообще приравнивались к невинным детским шалостям. Так, взяв щенка в дом, вы всегда подумаете о возможном причинении ущерба: погрызенной мебели или порванных занавесках. Так же вы морально готовы, что приобретенному животному, следует выделять часть досуга для прогулок и игр. Если же ваше терпение кончится на очередном нахальном проступке, то легкий удар по носу быстро решит данный вопрос. В остальное время вам остается только по-доброму умиляться. Что, собственно, и делал Каллен, глядя на меня.
Его, блядь, абсолютно точно это всего лишь забавляло. Я, сама ситуация, мое поведение и моя реакция.
Увы, я совершенно не тот человек, который мог бы вывести его из равновесия.
Мы вышли в холл – бесконечный, гладкий светлый. В мраморе и зеркалах. С колоннами цвета оникса и вытянутым по стойке «смирно» портье. Эдвард взял меня за руку чуть выше локтя так, чтобы я случайно не потерялась. Принял протянутый ключ от автомобиля, подогнанного к выходу. Как по заказу. Как по приказу. Ровно в нужный момент. Коротко поблагодарил служащего, не забыв назвать его по имени, чуть отстраненно, но учтиво и вежливо. Ему это ровным счетом ничего не стоило, но парень после его сдержанного «спасибо» засиял так, словно выполнил долг перед родиной.
Хорошее отношение – вот, что его сопровождало, где бы он ни находился. И уважение. Даже тех людей, которые ему были неинтересны. Даже тех людей, чье мнение не представляло для него полновесной единицы. Неважно. Ему улыбались открыто и естественно, не выжимая из себя эмоций, предписанных должностной инструкцией. Ему старались угодить. Его старались не разочаровать. И уверенна, его никто никогда не полоскал за спиной. Не обсуждал. Не осуждал.
О чем я в тот момент подумала? Нет, не о том, какой он клевый и замечательный, но мне в этом плане недоступный, а о том, почему именно я оказалась по другую сторону баррикад? Почему выбор пал на меня? Почему не мне достались его вежливые улыбки, короткие благодарности и щедрые чаевые после принесенного счета. Неважно, что в то кафе, где я работала, такие не заходили и мимо тоже не прогуливались. Плевать. Я говорила лишь о теории вероятности. Почему на мне надо было проявлять свои темные стороны, а не, скажем, на той же неизвестной Кейт. Возможно, ей это было бы гораздо больше по душе. Или что? Я, блядь, избранная? Единственная и неповторимая, обладающая редким умением показывать средний палец?
Я едва успевала за его широкими шагами. Материлась про себя на каблуки и все, что было с ними связано. Одергивала платье, поправляла волосы.
Идиоткой.
Я выглядела полной и безнадежной идиоткой. Чувствовала себя так же. Рядом с таким мужиком держаться бы гордо и уверенно, идти с высоко поднятой головой, а меня не покидала мысль, что еще шаг, и я снова, как когда-то, растянусь на ровном месте. Каллен был до мозга костей статусным – высокий, красивый, сдержанный. На него обращали внимание. Провожали взглядами. Он привлекал и притягивал. Других. К своему центру Вселенной. От него волнами исходила независимость, животная самодостаточность и сила молодого уверенного в себе зверя.
Естественно, в моем случае одного дорогого платья было явно маловато.
Уже на улице, замерев перед блестящим черным автомобилем, я вдруг спросила:
- А если я не согласна? Что сделаете? Заклеите рот? – И тут же добавила, - я буду не очень-то красиво в таком виде смотреться в общественном месте.
Он открыл дверь, кивком приглашая сесть в салон. Но прежде, чем я, не особо рассчитывая на ответ, успела совершить движение в этом направлении, Каллен поймал меня за плечо и крепко прижал к машине. Наклонился ближе и тихо прошептал на самое ухо, прикусив мочку.
- Тогда ночью я оттрахаю тебя языком.
Бинго. Это сработало. Я отшатнулась от него, едва представив сие действие. Пару раз удивленно сморгнула, обдумывая, все ли верно услышала и так ли поняла. Судя по его довольной усмешке, ошибки здесь быть не могло, а значит, в моих интересах было постараться за ужином не воспроизвести ни звука.
- А если буду молчать, вы ко мне сегодня не прикоснетесь?
Не то чтобы я ставила условия. Просто уточнила. Прояснила правила.
В конце концов, его отказ был бы тоже результатом. И, не исключено, что показателем чувства юмора. Точнее, его пределами.
Вывернувшись, я протянула ладонь для заключения пари. Смело. И глупо. Но терять мне все равно было нечего. Собственно, это ни к чему и не привело, моя рука осталась висеть в воздухе, а Каллен, отступив на шаг, снисходительно фыркнул:
- Как хочешь.
В другой ситуации я бы предположила, что сделала ставки немного не на то.
Все началось с того, что таблетки от укачивания мне не помогли. Эффект был, меня почти не мутило, но в районе солнечного сплетения словно появился шар с жидкостью. На каждом повороте или ускорении его центр тяжести изменялся, и он приступал активно перекатываться под ребрами. Мне казалось, что одно неосторожное или резкое движение взорвет к чертям собачьим его тонкие стенки. Но поездка продолжалась, а я испытывала ни с чем не сравнимые ощущения пребывания внутри постороннего предмета. Само собой, поделиться открытием я ни с кем не могла.
Из динамиков лилась тихая ритмичная музыка – Билли Маккензи, Брайан Ферри, Леонард Коэн. Имена, которые я успела прочитать с большого жидкокристаллического экрана посреди приборной панели, которые кроме полной своей неизвестности, больше ни о чем мне не говорили. Я вслушивалась в вкрадчивые голоса певцов и, в целом, находила их весьма приятными. Пусть музыкальные пристрастия у нас с мистером Калленом были кардинально противоположными, нельзя было не признать, что вкусом мать природа его все же не обделила. Хотя бы по части искусства.
Пока мы пробирались по забитому автомобилями городу, стояли на светофорах, он изредка бросал на меня заинтересованные взгляды, а я, отвернувшись к окну, боковым зрением иногда это замечала. Не считая музыки, тишина в салоне стояла гробовая и как будто скрученная в тугую пружину. Казалось, стоит пошевелиться, и она выстрелит. Поэтому я старалась не двигаться, дабы не навлечь на себя неприятностей в виде очередных несанкционированных действий со стороны Каллена.
Так что занятий для ума и тела у меня хватало. Когда за нами пристроилась еще одна машина, я уже не знала за что конкретно мысленно хвататься, какие предположения строить и чего ожидать. Появление нового действующего лица никоим образом не настраивало на оптимистичные песнопения, а вызывало смутную тревогу.
Ох, не нравились мне эти стратегические построения с пребывающими силами противника. Я все чаще смотрела в боковое зеркало заднего обзора в надежде, что второй автомобиль лишь плод моего воображения. И что уже через секунду я больше не увижу в отражении большой черный джип с хищно горящими фарами. Секунды капали и капали, но ничего существенного в картине не менялось.
А когда они синхронно припарковались на стоянке итальянского ресторанчика, и вовсе не осталось места для сомнений. Не успела я отстегнуть ремни безопасности, чтобы уже наконец-то оказаться на свежем воздухе, как Каллен быстро бросил:
- Сиди.
И я осталась сидеть.
Ровно до того момента, пока он не обошел автомобиль и не открыл дверь с моей стороны, подав руку.
Вообще, мои знания этикета были довольно скромны и абсолютно точно не дотягивали до его уровня. Так что, вкладывая свою ладонь в его, я чувствовала себя более, чем скованно.
Очень-очень неуверенно.
И по-блядски нервно.
Так нервно, что не заметила подошедшего мужчины, который как-то выпал из моего поля зрения и области интереса. И только его низкий густой голос вернул ему положенные позиции и обозначил присутствие.
Он посмотрел на меня и представился.
Я посмотрела на него и растянула губы в вежливой улыбке.
Мы обменялись взглядами, не предвещавшими ничего хорошего.
- Ее зовут Изабелла, - пояснил Каллен. – И ей приятно с тобой познакомиться.
Следующая фраза стала единственной, непосредственно обращенной ко мне. Этот мужчина, имя которого у меня тут же вылетело из головы, сказал:
- А она умеет разговаривать?
- Еще как, просто сегодня у нее нет настроения.
Таким образом, я превратилась в молчаливого созерцателя и безголосого слушателя, что оказалось весьма увлекательным занятием.
Ресторан был маленьким, тесным и больше напоминал кухню в доме дружелюбной итальянской семьи где-нибудь на окраине Тосканы. Если бы мне сказали, что сюда просто так не попасть, я бы не поверила. Бронирование столиков за месяц? Ну-ну. Вот этих самых столиков, количеством не более десяти, с простенькими скатертями в красно-белую клетку? Впрочем, простенькими здесь были не только скатерти, но и обыкновенные деревянные стулья с высокими спинками и цветастые занавески, подвязанные атласными лентами. Исцарапанный паркет, пожелтевшие бра и до блеска начищенные окна с потускневшими от времени рамами.
Тем не менее, атмосфера была домашняя и уютная, словно ты заглянул на ужин к родственникам, которые безумны рады тебя видеть. Пахло свежим хлебом, острым сыром и пряными приправами. Со стороны кухни было слышно, как переругивались повара на своем тягучем, как цветочный мед, языке. Таком же сладком и притягательном.
Одна официантка на всех – улыбчивая, стройная и гибкая, с яркими южными чертами лица и тугой черной косой до пояса. Она не просто передвигалась между столиками уставшим шагом загнанной газели, а, казалось, пританцовывала, будто ей это доставляло удовольствие. Легко и непринужденно. Встречала клиентов, провожала их на места, принимала заказы, а потом незаметно исчезала, чтобы уже через пару минут появиться с широким подносом в руках.
Тут надо сказать, что итальянского я не понимала совсем. Моя вялая попытка изучить его прошлым летом с треском провалилась. Все что я запомнила с первых двух посещенных мною занятий это «buona sera». Именно так нас приветствовала преподавательница, заходя в класс.
Однозначно, немного, чтобы хоть чуть-чуть ориентироваться в языке.
И вот почему это было важно.
Все остальные вокруг меня вдруг заговорили только на нем – официантка, невесть откуда взявшийся хозяин заведения и свободно отвечающий им Каллен на пару с его другом или кем он там ему приходился. Они все – все, блядь, без исключения то и дело обменивались бесконечными бугристыми фразами, которые я воспринимала лишь как набор протяжных междометий и раздувшихся от восторгов гласных. Я подозревала, что разговор давно вышел за пределы стандартного общения с посетителями и перешел на другой уровень межгалактических связей.
В мои уши втекали иностранные слова и беспрепятственно оттуда же и вытекали, не привнося с собой ни капли информации.
Хозяин ресторана – пожилой мужчина, сверкал как новогодняя гирлянда, активно жестикулировал и постоянно что-то твердил на повышенных интонациях, прикладывая руки то к груди, то указывая ладонями в небо. Официантка быстро ушла, так и не отметив ничего в своем блокноте, но бросив через плечо нечто нечленораздельное, но чрезвычайно эмоциональное.
На течение разговора это никак не повлияло.
Я смотрела на это все с нескрываемым удивлением. Удивительным было хотя бы то, что мистер Каллен, оказывается, умел улыбаться. Причем, очень открыто и искренне. Его никто не перебивал, стоило ему открыть рот, как все тут же замолкали. Он говорил, не повышая голоса, размеренно и ровно, как будто точно знал, что все его слышат. И все его слышали. И тут же отвечали. Без пауз и заминок.
Наконец, словесная вакханалия прекратилась. Подошла официантка с двумя бутылками вина и закусками. Она ловко все расставила на столе и, прежде чем уйти, вновь что-то произнесла на своем. Джейк, его имя я все же выяснила в процессе вечера, поднялся и, сказав, что через минуту вернется, удалился вслед за хозяином ресторана.
От наступившей тишины заложило уши. Я пару раз растерянно сморгнула, постучав пальцем по пустому бокалу. Эдвард проследил за моим движением и улыбнулся.
- Он сказал, что ты красивая, - вдруг заметил он и обвел меня взглядом, словно желая самолично в этом убедиться, а потом сделал жест рукой, чтобы я к нему наклонилась. Я чуть подалась вперед, ровно настолько, чтобы создать иллюзию движения навстречу. Примерно на сантиметр или около того. И вот, что он сказал, достаточно громко, чтобы невозможно было сделать вид, будто я чего-то не поняла. – Я хочу, чтобы ты зашла в туалет, сняла трусики и принесла их мне.
Я с лихвой вернула свой сантиметр, откинувшись на спинку стула. Но не пошевелилась. Не двинулась. Даже попытки не предприняла к какому-то действию. Я, блядь, застыла на своем месте. Намертво приклеилась к нему. Навечно. И резко замотала головой.
- Сейчас, - настойчиво продолжил он. Его глаза блестели от предвкушения. Полагаю, моего позора.
Не убедил. Я снова отрицательно покачала головой.
- Я тебе купил нижнее белье, - размеренно отчеканил он,- и я хочу получить его обратно. Немедленно.
Надо ли добавлять, что после его слов я, саданув стулом по несчастному паркету, резко поднялась и ушла в направлении дамской комнаты?
Нет, не надо.
Задевать он умел. Обижать тоже. А после такого заявления я бы и полностью разделась, не моргнув глазом. Возможно, потому что на глаза навернулись злые слезы, а чтобы не расплакаться, лучше не моргать.
Источник: http://robsten.ru/forum/71-1757-27