Подлый вампирюка разбудил меня с утра пораньше в обед звонком.
– Тебе мало того, что я полночи на тебя пахала? – простонала я, падая лицом в подушку.
Невозмутимый полицай невозмутимо повторил название кафе и время, невозмутимо попросил не опаздывать и невозмутимо положил трубку. Да я ему эту его невозмутимость в одно место затолкаю! Как же хотелось взбесить его хорошенько! Но бесилась почему-то только я...
За десять минут до назначенного времени я припарковалась недалеко от входа в кофейню и, включив сигнализацию, пошла узнавать, о чем же таком белобрысая гордость арийского генома хотела со мной поговорить.
– Добрый день, – вежливо поздоровался герр Александер, вскочив с места.
– Добрый, – кивнула я, вешая кожанку на спинку стула.
Пододвигать оный мне никто не кинулся, но сел блондин только после меня. Видать, старая школа. Нелепо немного смотрелось в современных реалиях, но очень мило, и, если честно, даже вызывала уважение такая верность этикету.
– Давай сразу к делу, если ты не против, – раскрыв меню, полицай перелистнул пару страниц и отодвинул его от себя.
– Я заметила, ты это любишь, – фыркнула я, запомнив название первого попавшегося пирожного.
– Все верно, – у-у-у, гребаный обесцвеченный гитлерюгенд! – Назови мне хоть одну объективную причину, по которой ты отказалась от шефства Матвея.
– Эта причина чертовски личная, – скрестив руки на груди, я откинулась на спинку и вызывающе уставилась на вампира.
Ответный взгляд ясно давал понять, что личное теперь уже не личное.
– Какое тебе вообще дело?
Ну, вот… как всегда. Лишь бы не говорить то, что не хочу, и бросаюсь в атаку.
– Латте с мятным сиропом без сахара, – не отводя от меня скептически-укоряющего взгляда, бросил мужчина.
Я хотела было съязвить, что мне неоткуда его взять, но девушка-официантка уже услужливо спросила, что буду я. Продиктовав свой заказ, я снова нахмурилась и демонстративно стала разглядывать прохожих за окном.
Время шло. Я чувствовала, что он все еще сверлил меня взглядом, но отвечать совершенно не собиралась. Это. Мое. Личное. Дело. И я, правда, лучше умру, чем буду иметь с Матвеем еще хоть что-нибудь общее, кроме деловых отношений. Он же это пресловутое «шефство» использует, чтобы опять подкатить ко мне, а я даже видеть его не хочу, не то что это терпеть.
– Мария, – твердо, бескомпромиссно, как хлыстом.
– Не хочу я иметь с ним ничего общего! – прошипела я, от досады впиваясь ногтями себе в предплечья.
Гребаная судьба опять толкала меня к нему в руки, а я ведь только отмылась от их липких лживых прикосновений!
– Я чувствую себя в некоторой мере ответственным за дальнейшее развитие твоей жизни, потому что являюсь ее спасителем, – вздохнув, мужчина чуть отклонился, давая возможность официантке поставить перед ним высокую кружку, – и мои усилия будут затрачены впустую, если ты не согласишься.
– Ну и пусть, – буркнула я, поджав губы и вонзив ложечку в мягкий кусок торта, – меня это не волнует. Твои усилия – твои проблемы.
– Еще раз спрашиваю – почему?
Ах, спрашивает он! Ну, получай, фашист, правду!
– Потому что мы с ним были вместе! – тихо прорычала я. – Он клялся мне в любви и звал замуж, а потом я застала его целующим какую-то лярву в клубе! – не выдержав, я зажмурилась и прикрыла глаза ладонью, крепко стиснув в кулак пальцы другой руки. – Я не хочу его видеть, знать, хочу забыть навсегда, но уж точно не быть его подопечной!
Предательский голос дрожал, но большего, чем эта дрожь и влажные ресницы, этот ублюдок был недостоин. Как и ублюдок, сидевший напротив. Пусть подавится этой причиной, сука, добился-таки своего! Ненавидела, когда давили на больное и ковырялись в старых ранах! Теперь я чувствовала себя не только слабой, обманутой и преданной, но еще и униженной, благодаря этому тупому белобрысому гестаповцу, у которого такта… как у табуретки!
– Прости, – вдруг тихонько попросил интерполицай, касаясь моего запястья прохладными пальцами.
– Тебе сказать, куда пойти вместе с твоими извинениями?
Отдернув руку, я вскочила и целенаправленно пошла к выходу.
Вот пусть тут сидит и думает, что хочет. Господином я должна его звать – да десять раз!
Из низких туч реденько капало. Куртка осталась в кафе, ключи от машины – в куртке. Желания возвращаться – как снега в Сахаре. Мудак арийский. Пусть в задницу идет! Прислонившись бедрами к крылу машины, я скрестила руки на груди – и злилась, и холодно было. Крупные капли били по голове и плечам, стекали по лицу вместе со слезами. Я старательно затолкала эти воспоминания в самый дальний уголок, а теперь они возникли у меня перед глазами снова, как мираж, – Матвей обнимал ее нагло, едва ли не ниже поясницы, и, чуть склонив голову к плечу, целовал глубоко и неторопливо. Мне такие поцелуи почти никогда не доставались. Со мной всегда все быстро, без нежностей было, что только усугубляло и так не слишком радужное мое состояние, но я терпела. Из-за изнасилования мне было трудно смириться, что в меня опять пихали член, но большая глупая любовь и лубрикант как-то помогали. Столько жертв ради него – я даже страху своему наступила на горло, переборола его, потому что мне казалось, что Матвей меня любил, смог бы помочь мне, быть ласковым. Первые пару раз – да, так и было. А потом, если я говорила, что мне больно, некомфортно, нет удовольствия, он только раздраженно спрашивал, почему я все еще не забыла и не хотела ли я опять быть изнасилованной. Той девочки, радовавшейся, что у нее появился целователь-обниматель, который иногда уступал и подыгрывал ее желаниям, больше не было. Осталась «бесчувственная», которая могла избавиться от любой боли и всему миру показать фак. Обеими руками.
Как я могла быть такой дурой? Надо было бежать от него сразу – нашла бы кого-нибудь получше! Закрыв лицо ладонями, я изо всех сил впилась зубами в нижнюю губу. Больнее всего было от осознания, что я потратила на него почти два года и весь свой лимит доверия. Но я больше не буду из-за него реветь!
Когда меня рывком поставили на ноги и прижали к жесткой груди, я не сомневалась в личности утешителя. Белобрысой беспардонной личности.
– И я пережил подобное, – бархатный баритон был едва слышен за шумом усилившегося дождя, мне на плечи опустилась моя куртка, – девушка, на которой я готов был жениться, ушла от меня к другому. Перед этим она изменяла мне с ним почти полгода, потому как он не мог дарить ей такие подарки, какие дарил я. Она сказала, что больше не может врать, потому что мои прикосновения были ей отвратительны.
– Сука, – всхлипнула я, прижимаясь к вампиру и крупно дрожа от холода.
– Так и есть, – вздохнул он. – Езжай домой, а я скажу твоему начальству, что ты мне сегодня нужна. Со следующей смены выйдешь.
– Неужели ты не всегда высокомерный козел? – отстранившись, я попыталась насмешливо вздернуть нос.
– Ты тоже не всегда наглая хамка, – ухмыльнулся блондин, промокший уже до нитки.
Я привыкла потакать своим желаниям, так что...
– Поехали со мной? – смущенно опустив взгляд, я не столько потянула, сколько просто взялась за краешек рукава влажного свитера.
Не хотелось сегодня оставаться одной. Пусть и сволочь, но он смог бы меня понять.
– Я в это, – герр указал на мою машину, – не сяду.
И, развернувшись, пошел. Вот урод! Я его пригласила, а он!.. А-а-а, он к своей машине пошел. Почему-то отлегло. Я не знала, зачем он мне понадобился, но хотела, чтобы он был рядом сегодня. Может, даже... Ну, а почему бы и нет? Мне скоро помирать, так почему бы не переспать с красивым обходительным немцем? Надеюсь, он будет нежен хоть немного... Хоть немного подумает обо мне, уделит внимание, не торопясь удовлетворить себя любимого.
Приехав ко мне, мы заказали еду в службе доставки. Пока я принимала горячий душ, полицай встретил курьера и расплатился, а на мой вопрос о деньгах только сделал вид, что не говорил по-русски. Рыцарь прям, посмотрите на него!
Глуповато улыбаясь, я выложила вкусняшки на тарелки и перетащила их в гостиную.
Чуть не споткнувшись о спортивную сумку потомка латников, я тихонько матюкнула его, но разозлиться не получалось. Как-то не могла я беситься, зная, что он прошел через то же, что и я. Душу родственную прям в нем почувствовала. Это могло плохо кончиться, да так и будет, скорее всего. Но даже с Матвеем я была счастлива, как бы сильно ни ненавидела его теперь. Побуду счастливой, а с болью позже разберусь. Но как же потом я буду себя за это ругать...
– Что смотреть будем?
Смотрите-ка, успел в душе заново русский выучить!
– Что хочешь…
Пожав плечами, пошла за всегда имеющейся у меня в холодильнике колой и стаканами.
Когда я вернулась, он уже скачивал на мой ноутбук все части «Обители зла». Вампир, которому нравились фильмы про зомби... Кстати, а из него вышел бы неплохой Вескер.
Он смотрел идеально – молчал и терпел мои судмедэкспертовские комментарии насчет степеней разложения и обильности кровотечения, даже ел при этом и угукал.
Еда кончилась, так что мы пили колу. Мое положение на диване все меньше напоминало нормальное сидячее, а количество доводов «против» стремительно уменьшалось.
Резким движением пересев поближе, я привлекла внимание мужчины, он повернул голову в мою сторону. Ну, сейчас или уже никогда-никогда!
Положив ладонь на уже сухой затылок, я чуть пригнула его голову и осторожно коснулась всегда напряженно сжатых губ.
– Я не смогу остаться, – шепнул блондин, не отстраняясь.
– Знаю, – выдохнула я.
Что уж там, мне тоже недолго осталось...
Мягкие. Эти чертовы губы были такие мягкие! Нежный, почти платонический поцелуй заставил слезы навернуться на глаза. Он целовал нежнее, чем человек, который говорил мне о любви. Разве так бывает?
Ласково погладив большим пальцем мою скулу, мужчина устроил ладонь на моей шее, шепнув три слова, от которых захотелось расплакаться еще больше:
– Я не предам.
И я поверила. Я снова поверила, потому что хотела, а не потому что можно было.
Подавшись ближе, я обвила руками крепкую шею, и одновременно горячий язык скользнул мне в рот. Мы не целовались – меня целовали. Полностью ведомая, я только отвечала, стараясь сделать всё так же – медленно, глубоко, невыносимо...
Но кое-что не давало покоя – приятное, но очень странное ощущение.
– У тебя что, язык раздвоенный? – наконец поняла я.
Игриво приподнятая бровь была мне ответом, а лукавая улыбка подсказала – польза от этой особенности мне еще будет.
Утром я проснулась одна. Его сумки не было. Вот что значило «не смогу остаться», да? Но и жалеть мне было не о чем – дальше поцелуев мы так и не зашли. Можно, конечно, пожалеть как раз об этом, но нет. Так было лучше – только приятные воспоминания, не испорченные похотью очередного мужика. Улыбнувшись в подушку, я расслабленно подумала, что впервые в жизни провела ночь с мужчиной.
Источник: http://robsten.ru/forum/74-3000-1#1475352