Я проснулась очень рано, не было еще даже пяти, а на работу аж в девять надо. Спать уже не хотелось, как и вставать, потому что герр ариец тихонько сопел за спиной, прижав меня к животу, как игрушку, и уткнувшись носом мне в затылок. Я пошевелилась, устраиваясь удобнее, Алекс вздрогнул и явно проснулся.

– Почему не спишь? – нависнув надо мной, он ласково мазнул губами по моей скуле.

Пожав плечами, я откинула голову, подставляясь под ласковые касания губ. Прохладные руки скользнули по телу, погладили бедра, чуть сжали ягодицы. Прерывисто вздохнув, я запустила пальцы в светлые волосы. Они тоже были мягкие, как я и думала, шелковистые, густые...

Устроившись между моих податливо разведенных ног, мужчина аккуратно собрал мои длинные волосы в пучок и, приподняв голову, переложил их на подушку, чтобы не мешались. Умиленно поджав губы, я прикусила нижнюю, стараясь не улыбаться глупо и счастливо. В одном только этом жесте столько было нежелания даже случайно причинить мне боль, что опять захотелось расплакаться. Он точно сделает меня законченной плаксой...

И надо было ведь хоть как-то отблагодарить его, правда?

– Погоди, стой.

Отстранив его от себя, я наткнулась на строгий взгляд.

– Мне не нравится, когда ты меня отталкиваешь, – нахмурился Алекс.

– Прости... – неловко пробормотала я, пристыженно убирая от него руки.

– Что ты хотела сказать? – уже мягче спросил он, одной рукой перекладывая мои ладони обратно себе на плечи.

– Ты… ну... не хочешь... Ну, нормально?

Зачем я это делаю? Сама себе рою могилу, дура тупая...

– Ты хочешь?

Прикусив губу, я отвела взгляд.

Вздохнув, блондин поцеловал меня под ухом, прошептав:

– Я заканчиваю вместе с тобой, меня все устраивает.

– Не «заканчиваю», а «кончаю», – на автомате поправила я и смущенно улыбнулась.

– В любом случае, я слишком капризный, чтобы добровольно делать то, что мне не нравится, ясно? И тебе советую такой стать.

Усмехнувшись, я потянулась за поцелуем. Я всегда буду делать что-то ради кого-то – такой уж склад характера. Но делать что угодно для такого мужчины совсем не... Ладно, кое-что все же будет трудно. Очень. Но я справлюсь.

Легонько сжав мое бедро, он сполз чуть ниже, уделив внимание моей груди. Насчет клыков я уже не волновалась, зная, что быть укушенной мне не грозило, поэтому просто расслабилась, нагло получая удовольствие.

– Ты мне нравишься, – вдруг хрипло проворчал немец, с нажимом проводя ладонями по моим бокам, – и внешне, что, в целом, не удивительно, и характер твой поганенький мне тоже нравится.

Нет-нет, что могло быть глупее, чем покраснеть от такого подросткового комплимента, когда уже так много между нами было? Но я все же покраснела. Смущение и какая-то непонятная гордость смешались с возбуждением в странный коктейль, и в ответ получилось только невнятно что-то простонать.

В ужасе распахнув глаза, я изо всех сил уперлась в крепкие плечи. Оттолкнуть тяжелого предателя не получилось, но я буквально выехала из-под него на спине, больно приложившись темечком об изголовье. Он ведь обещал!

– Тише, тише, что ты? – хрипло и встревоженно спросил Алекс, осторожно целуя оказавшийся как раз под его головой живот. – Я напугал тебя?

Дрожа, я напряженно следила за скользящей по моему бедру ладонью. Чего теперь стоили все его слова? Он обещал, знал, что я боялась!

– Майн готт, Мария, это был только палец, – догадавшись, облегченно улыбнулся засранец.

Да черта с два, у него никогда не бывало такой температуры рук, ко мне точно прикоснулась головка!

– Клянусь тебе, иначе и быть не могло.

Отклонившись вбок, он продемонстрировал застегнутые джинсы, даже ремень был затянут. С подозрением осмотрев молнию и пуговицу, я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Застегнуть все он не мог – его руки касались меня. Значит, правда, показалось.

Страх все не отпускал, колотилось где-то в горле сердце, но я все же не стала отталкивать Алекса, когда он стянул меня пониже и прижал к себе, что-то совсем тихо шепча, кажется, на немецком. Стараясь дышать поглубже, я уткнулась лбом ему в плечо. Нужно доверять. Доверять. Потому что ему можно. Он меня не предаст, какой бы иррациональной эта уверенность ни была. Преданные не предают.

Понадобилось несколько минут, но я все же взяла себя в руки. Даже глухо извинилась, в ответ получив лишь фырканье и тяжелый вздох.

– Ты всегда такой? – шмыгнула носом я, обнимая его стройную талию. – Ну, ласковый...

– Почти, – негромко усмехнулся Алекс, – у меня очень чувствительные ладони, так что прикасаться к чему-то теплому, гладкому и мягкому мне безумно приятно, – в подтверждение своих слов он провел кончиками пальцев вдоль моего позвоночника, – а еще я люблю обниматься и перешептываться, но только не когда у меня плохое настроение. Когда у меня плохое настроение, я вообще терпеть не могу любые прикосновения. Но это бывает редко.

– Это значит «обнимай меня полностью»? – улыбнулась я, обвивая руками его шею и откидываясь на спину.

Какой, однако, прозрачный намек...

– Угу-м-м-м... – подтвердил в поцелуй вампир. – Подожди, в смысле «полностью»?

– Проехали, – фыркнула я, взъерошивая его замечательные волосы.

– Слушай, – неожиданно оживился мужчина, – а что мы будем есть на завтрак?

Подперев голову ладонью, он с любопытством уставился на меня. Да уж, настрой на секс я явно обоим испортила. Даже обидно. Но не страшно.

– А что ты хочешь?

Перебирая короткие пряди, я другой рукой провела по его лопатке, нащупав пяток бугорков шрамов.

– Молочный суп! – я изумленно приподняла бровь. – Столько раз слышал о нем, а попробовать возможности не было. Ты умеешь его готовить?

Сдерживая смех, я кивнула. Как же он будет разочарован...

Пока господин чистокровный принимал утренний душ, я вскипятила молоко, едва успев убавить газ, чтобы оно не убежало, добавила столовую ложку сахара, чайную ложку меда, пакетик ванилина и макароны. Восемь минут – и блюдо моего детства отправилось в тарелки.

– Он что, сладкий? – с подозрением спросил европеец, едва выйдя из ванной.

– Ну, да, – усмехнувшись, я устроилась за столом, а Алекс занял свой стратегически удобный стул рядом с батареей, – жалко только, давно не видела макароны трубочкой.

– Спагетти? – приподнял бровь подозрительно принюхивающийся к супу мужчина.

– Как спагетти, только трубочкой, – повторила я, – удобно было – ешь макаронину и через нее же молоко пьешь.

– На самом деле, – задумчиво пожевав, Алекс поиграл бровями, явно подбирая слова, – явно вкуснее, чем сладкая паста с трюфелями, – я фыркнула, – но сложно сказать…

Ну, вот и все, сам будет теперь готовить себе!

– Не принимай на свой счет, просто кое-кто в детстве в лаборатории отца глотнул серной кислоты и сжег себе почти все вкусовые рецепторы.

– Оуч, – я поежилась, – было очень больно?

– Не помню, – пожал плечами блондин, – я отключился сразу же, а очнулся с уже зажившим ожогом.

– И вкус теперь вообще не чувствуешь?

Так-так, это интересно, надо будет все же пособирать себе данные, потому что та табличка была ну на редкость малоинформативной.

– Очень слабо.

Это «слабо» не мешало ему с явным удовольствием есть единственный суп, который я в детстве ела без скандала. Доев, я встала, поставила тарелку в мойку и собралась в душ.

– А еще есть?

– В кастрюле, – со смехом указав на плиту, я пошла в ванную.

Ох уж, эта мне блондинка, лишь бы сладенького поесть...

За полчаса, которые понадобились мне, чтобы привести себя в вид «я не занималась сексом почти всю ночь», эта аристократическая задница помыла посуду, куда-то сходила, судя по хлопкам двери, и переоделась. Шмотки он, конечно, подбирал отлично. Чуть свободные на икрах джинсы обалденно подчеркивали ноги, удобная даже с виду темная кофта, не облегая торс, не скрывала, что под ней – довольно узкая талия. Вот же любитель показать себя во всей красе...

– Куда собрался? – поинтересовалась я у приглаживающего перед зеркалом волосы мужчины.

– Дела образовались, – легко улыбнулся Алекс, – за пару часов справлюсь.

– А когда тебя по твоим интерполовским делам вызовут?

Не говорить же ему напрямую, что я не хотела, чтобы он уезжал!

– Могут хоть сейчас, могут через месяц, – пожав плечами, он бросил расческу на свою сумку и поманил меня. Я без сопротивления подошла и обняла его за талию. – Я тоже не хочу уезжать, – прикрыв глаза, я слушала шелестящий шепот и понимала, что хотела бы слышать его чаще, – с тобой так спокойно и хорошо, что я забываю бояться предательства.

– Я не предам, – тихо повторила я его слова.

– Обещаешь?

Обхватив мое лицо ладонями, Алекс заглянул мне в глаза. Такой беспомощный, загнанный, явно одинокий человек, мучительно боящийся очередной раны на сердце. Прямо как я.

– Обещаю.

Так нравилось, когда он целовал меня так же, как в первый раз. Бережно, аккуратно прижимал к себе, закрывал глаза, неудобно сутулился, по-змеиному острым раздвоенным языком без напора, но настойчиво гладил мой язык и не срывался на жадное, пусть и приятное вылизывание рта. Просто нежно и спокойно целовал.

***

Я приехала на работу почти на час раньше, но это никого особенно не волновало. Никому не мешая, я уселась за стол в лаборатории, оставляя морг в распоряжении занятого сменщика, и взялась пробивать по базе отпечатки, принесенные кем-то из следователей. Ближе к обеду пришлось выехать на место преступления, но там особых сложностей не возникло – орудие убийства, коим являлся нож с полированной стальной рукоятью, торчало в груди непосредственно жертвы, так что даже вскрытие не требовалось. В квартире находилось трое родственников погибшего, признаваться ни один из них не спешил, так что я собрала отпечатки у всех, уже в лаборатории сравнила с теми, что на ноже, и скинула следователю. Дело было закрыто, а у меня осталось полчаса до конца смены, вуаля.

– Кто там? – откликнулась я на стук в дверь.

– Это я, почтальон Стечкин, – ответили мне, как было принято у нас в участке, – принес телеграмму про вашего ебыря.

– Иди в задницу! – огрызнулась я, по голосу безошибочно узнав Матвея.

– Да серьезно, – усевшись на стул, он вставил флэшку в лежащий на столе разветвитель, – пришлось сегодня изъять запись финала того дела, которое он ведет.

– А что с тем делом? – уточнила я.

Как-то и забыла про своего мертвого недохозяина и иже с ним.

– Да там все просто, – пожал плечами бывший. – Двое молодых охотников нарвались на одного из тех, за кем фон Маттерштейна сюда и послали, успели его ранить, но скончались от потери крови.

– Я их вскрывала, я знаю, – раздраженно поторопила я.

– Ну, вот, сегодня он разбирался с остальными, – запустив видео, Матвей развернул его на весь экран. – Уж, извини, два Дэ и без звука.

Я увидела небольшой зал с парой бильярдных столов. Судя по месту появления знакомого светлого затылка, дверь там была всего одна. С изумлением заметив меч в руках у Алекса, я перевела взгляд на десяток расслаблявшихся за игрой мужчин. Они в ужасе пятились, некоторые достали пистолеты. Неторопливо избавив холодное оружие от ножен, немец сделал шаг вперед. В него тут же начали стрелять, я даже вздрогнула, но он уже перекатился вперед и легким движением отрубил одному стрелявшему обе ноги. Вставая, Алекс взмахнул мечом, разрубив плавным движением на неравные части сразу двоих. Кружился, как в танце, рассекая противников, как будто они были из подтаявшего масла. Когда целых не осталось, он аккуратно отряхнул джинсы, вынул из-за пояса пистолет, добил контрольными кого посчитал нужным, и, спокойно набрав чей-то номер, пошел к барной стойке, мягко переступая через тела и лужи крови. Взяв тряпку и зажав телефон между щекой и плечом, он так же невозмутимо пошел к выходу, вытирая лезвие и что-то говоря. Стрельнул взглядом в камеру, висящую над дверью, и покинул помещение.

– Видишь? – торжествующе вопросил Матвей, выдергивая флэшку из гнезда.

– Ага-а-а... – восхищенно протянула я.

Вот это крутотень! Я бы точно без записи это дело не раскрыла – в кровь он не наступал, ни к чему, кроме того, что унес с собой, не прикасался, волосы вряд ли на полу остались. Очень мастерски, очень. А способы убийства! Вообще красота!

– Маш, он больной на всю голову маньяк! – взвыл парень, вскакивая и сжимая виски. – Он убивает себе подобных!

– Во-первых, я каждую смену вижу тех, кто убивает себе подобных, – хмыкнула я, скрестив руки на груди, – во-вторых, к тебе я не вернусь, даже если он будет вести себя хуже тебя, в-третьих, это, блядь, не твое собачье дело. Когда ты уже отвалишь?!

Вскочив, я вытолкала пытающегося что-то сказать козла в коридор и закрыла дверь. Села обратно на стул и потерла подбородок, раздумывая.

Если «себе подобных», значит, там были вампиры. Судя по их реакции, они знали, зачем он пришел. Наверное, меч был титановый, если даже кости разрезал, как пластилиновые. И не думаю, что он убил их просто так, ради удовольствия. Это была основная часть шайки, ради которой Алекс и приехал, так? Чем же ребята провинились?

Хотя я лучше сделаю так – задам эти вопросы непосредственно герру «маньяку», вот и все.

***

Домой с работы я прихватила старую ультрафиолетовую лампу, которая барахлила и потому доживала свой век в качестве запасной.

– Привет, – улыбнулся вампир, сидящий на кухне с чаем и ноутбуком. – Как день прошел?

– Смотрела очень интересное кино, – фыркнула я, сразу пройдя в спальню, где возле шкафа стояла его здоровая сумка-тубус.

Без всякого стеснения расстегнув молнию, я обнаружила причину длины сумки. Она была полупустая, а от края до края в неё втиснули узкий чехол из черной грубой клеенчатой ткани. У чехла была даже такая же тканевая шлевка, чтобы вешать его на плечо.

– Титановый? – уточнила я, через зеркало глянув на стоящего в проеме хмурого мужчину со скрещенными на груди руками.

Дождавшись неохотного кивка, я уселась по-турецки и вынула оружие из чехла. Красивый... Мне всегда нравилось холодное оружие, как и изящные, продуманные или просто восхитительные в животной импульсивности грубые убийства. Убийства – это почти всегда красиво. Что поделать, профессиональная деформация.

Меч вынимался из ножен без сопротивления, с еле слышным металлическим шелестом. Узкий, как рапира, обоюдоострый. Наверное, по типу рапиры и выковали, только рукоять кинжальная. Кажется, он был монолитный, без соединительного шва между лезвием и гардой. Сама рукоять была обмотана плоской черной кожаной лентой от гарды до набалдашника. Никаких украшений – только гладкий полированный металл. А, нет, – тонкая гравировка изящным шрифтом на другой стороне лезвия.

Remember who you are. You are the one.

You are the unbreakable.

Вздрогнув, я отдернула руку и сунула порезанный палец в рот. Острый...

Еще раз вздрогнув, я покорно отдала оружие хозяину, севшему у меня за спиной.

Аккуратно вернув меч в ножны, он отложил его и обнял меня, прижавшись ко мне, ткнувшись носом в сгиб шеи. Достал из сумки кобуру, с треском липучки раскрыл ее, продемонстрировал пахнущий порохом и смазкой пистолет, из которого добивал раненых, отщелкнул магазин, чтобы я увидела, что пули в патронах тоже тускло поблескивали серебристыми боками – титановые. Вернул все на место и крепко прижал меня к себе.

– Моя сестра была самым добрым и жизнерадостным созданием на земле, – вдруг зашептал он, вжимаясь лбом в мое плечо, – никто никогда не видел ее грустной. Она кормила всех птиц и кошек, которых видела, даже белку приручила, вылечив ее сломанную лапку. В шестидесятых годах, когда ей было всего девятнадцать, она познакомила нас со своим женихом. Я бы убил его на месте за то, что он касался моей драгоценной девочки, которую мы всей семьей тщательно ограждали от всего плохого, что могло только быть в мире, но он смотрел на нее такими же влюбленными глазами, какими смотрела на него она. Мы с отцом уступили – несмотря на умение только читать, этот профессоришка был молод, родовит, состоятелен, кровь его была чиста. Иногда я думал, что мы ей и за какого-нибудь китайца или негра разрешили бы выйти, лишь бы они любили друг друга. Она переехала к нему в поместье, но часто приезжала к нам или мы не выдерживали и ехали к ней – тяжело было расстаться с нашим солнышком. Фридрих тоже тщательно скрывал от нее весь негатив, да она и не стремилась его узнать, основала приют для домашних животных, занималась обустройством детской. Через пару лет они сообщили нам, что Алисия беременна, – такие счастливые, все еще до безумия влюбленные. Меня грызла ревность, хотелось надавать ему по очкам, но я понимал, что ее открытое сердце не могло оставаться всегда только нашим, любящим только семью. Я был у них в гостях проездом на пару дней, они позвали меня с собой в кинотеатр, но мне нужно было доделать дела и рано утром выехать в Берлин, поэтому я отказался. Алисия еще и посмеялась, что надо было попрощаться, а то утром опять не получится. Не попрощался. Когда за мной пришел посыльный от жандарма, я думал, что хорошо одетую парочку ограбили, разнервничался… – голос Алекса сорвался, он замолчал, а я знала, что сейчас все будет очень-очень плохо, – Фридрих, истекающий кровью, без рук и ног, сидел у стены и целовал ноги Алисии, умоляя простить его. Ее распяли на стене, прибив рядом моего не родившегося племянника.

– Боже... – выдохнула я, закрывая ладонями лицо.

Бедная девушка, она же была так молода... За что с ней так?

– Вампирская история проходит через циклы, – резко поменял тему Алекс. – Примерно раз в сотню лет наша молодежь решает, что людьми надо править не из тени, владея всеми более-менее крупными компаниями, а напрямую. И тогда они начинают почему-то убивать всех людей подряд, показывая силу. Охотники звереют и убивают вампиров без разбора. Эта война длится пару десятков лет, потом все успокаиваются. В тот год было как раз начало такой войны. Это сделали английские охотники – они ведь вампиры, да еще и немцы, проклятые фашисты! – от горечи в его голосе я все же разрыдалась, как ни старалась сдерживаться. – Их не волновало, что Алисия родилась в сорок шестом, а Фридрих – в тридцать пятом. Отец сошел с ума и застрелился. Ему казалось, что случившееся – его вина, потому что он был штандартенфюрером СС, потом служил в Аненербе. Несмотря на то что к рождению Алисии отец уже оставил службу, он не смог себя простить. Мама умерла от горя через полгода. Я остался один. Поначалу убивал всех подряд, разрывал на куски, рвал зубами. Потом стал выслеживать охотников. Они умирали долго, как моя Алисия, сутками. А потом понял – виноваты были эти бешеные звери, которые всегда выводили нас из равновесия, эти зарвавшиеся щенки, по большей части свихнувшиеся от обретенной силы обращенные. И тогда я предложил охотникам и совету старейшин договор – они сообщают мне о таких вот уродах, я их убиваю, все просто. Война тогда так и не набрала обороты, затихла. Но с каждым убийством я понимал, что чья-то сестра вернулась домой из кинотеатра, будь она хоть вампир, хоть человек.

Развернувшись к Алексу, я вцепилась ему в шею, спрятав мокрое от слез лицо на широком плече. Он был совсем один. Столько лет уже мстил без возможности отомстить, а тут еще какие-то сучки ему изменяли и разбивали сердце! Я никогда-никогда его не предам. Он и так пережил достаточно боли, ни к чему было прибавлять еще один повод страдать.