5 ГЛАВА

После прогулки с Кейт по магазинам Эдвард пытался представить девушку в том будоражащем фантазию нижнем белье, которое красовалось на витрине «Agent Provocateur». Но почему-то Хейл, даже в фантазиях, не смотрелась в нем так соблазнительно, как мисс Свон. Любая откровенная картинка с блондинкой блекла на фоне яркого произведения искусства с изображением брюнетки. Все в подобной богине учительнице казалось ему привлекательнее, гармоничнее, грациознее. Но Каллен смог убрать из своей головы неправильные мысли. Ситуация была ненормальной – плохо и как-то неправильно вожделеть своего преподавателя, которая к тому же старше тебя на добрых шесть-семь лет. Ошибочно было думать, что она восприняла бы это хорошо и поощрила бы.

Да, давай, Каллен! Хочешь посмотреть, что скрывает моя черная блузка?

И абсолютно неверно полагать, что у такой женщины, как она, не было мужчины, который снимал бы с неё это бельё, стягивал чулки, забирался под трусики…

Так, стоп! Каллен, тебя не туда занесло.

Эдвард притормозил и покачал головой. В данный момент он напомнил себе своих же друзей – Райли и Гаррета. У парней существовала некая оценочная шкала для определения сексуальной привлекательности учителей, и мисс Свон стабильно занимала в ней первое место.

Весь урок английской литературы он фантазировал о женщине в черной шелковой блузке, бежевой юбке-карандаше и лаковых туфельках-лодочках. Прозвенел звонок, ученики, торопясь, стали покидать кабинет, Эдвард же обернулся перед выходом, нежно взглянув на учителя. Мисс Свон склонилась над столом, спокойно перебирая бумаги.

«Такая женщина, как она, никогда не обратит внимания на такого, как я», – немного обреченно подумал парень.

Но мечтать ему никто не мог запретить.

Когда за Калленом захлопнулась дверь, взгляд карих глаз цвета шоколада резко взметнулся к ней, а тишину кабинета нарушил рваный вздох.

***

Около недели жизнь Каллена играла новыми красками. И причиной этому были не успехи в учебе, хорошо отлаженная редакторская деятельность или вновь возобновившиеся отношения с Кейт. Причиной тому стал «подарок» Джона. Эдвард открывал в себе новые способности и пытался научиться управлять ими, параллельно стараясь разгадать загадку, кем же был его дед. Человеком-пауком, Бетменом или гребанным Гарри Поттером?

Каллен стал выносливее, сильнее, энергичнее. Это чувствовал не только он сам, но и отмечал мистер Колл, преподаватель физического воспитания.  Усталость – не то слово, которое можно было бы применить к Эдварду. Его зрение стало острее, слух лучше, обоняние сильнее, будто кто-то провел основательный тюнинг его организма.

Пару дней назад посмотрев на свой торс, Эдвард понял, что за время безвылазного сидения в больнице около Джона он набрал пару лишних килограммов. Раньше Каллен поддерживал форму с помощью бега, езды на велосипеде, занятий в тренажерном зале, но с дополнительной занятостью и обязанностями это стало делать все труднее.

«Интересно, как я смогу это изменить?» – стоя перед зеркалом, подумал Эдвард.

Парень закрыл глаза и ощутил тепло, растекающееся по всему телу. Через несколько секунд он снова был худощавым и в меру мускулистым, под кожей четко выделялись мышцы. Он выглядел по-настоящему красивым, даже впечатляющим. Довольный эффектом, Каллен за несколько минут одним усилием воли нарастил мышечную массу на руках и ногах. Когда ближе к лету придет время раздеваться, всем будет казаться, что зиму он провёл не впустую, а занимаясь собой.  

В тот вечер Эдвард почти час забавлялся перед зеркалом, меняя своё тело, но потом устал и вернул все в прежний вид, сделав себя лишь чуть мускулистее и подтянутее.

***

После «суицида» будильника и забав с акустической системой Каллен понял, что он был способен силой мысли передвигать предметы, но только если по-настоящему захочет этого. Мозг в таком случае требовал полной концентрации на объекте, отметая все другие мысли в сторону. Эдвард учился заставлять вещи двигаться – по одной, а порой и несколько одновременно. К концу недели он лавировал всей мебелью в гостиной. Правда, если с одиночными предметами всё получалось очень неплохо – ничто не падало с грохотом, даже когда внимание Каллена отвлекали звонки телефона или внешние факторы, то с массовым передвижением возникали проблемки, но молодой человек стоял на своем и продолжал тренировки.

Вскоре он начал задумываться над манипуляциями с живыми объектами, a конкретнее – с людьми. Но применить свои обретённые таланты Эдварду было не на ком. Чем больше он думал o контроле над людьми, тем больше возникало вопросов. Во-первых, Каллена волновала этическая сторона. Он не был злобным, одержимым властью маньяком, и манипуляции чужим сознанием вызывали у него протест, лёгкое отвращение и даже страх.

Больше всего парня печалило то, что он никому не мог рассказать o своем даре, a так хотелось поделиться с кем-то, выслушать совет, просто выговориться. Эдвард прекрасно понимал, что даже родители, если он вдруг расскажет им обо всем, вряд ли поверят ему. В лучшем случае посмеются, в худшем – отправят на приём к психотерапевту.

Другая проблема заключалась в том, что он совсем не понимал принципов работы и максимальных возможностей своей новообретённой силы. Старик перед смертью не успел рассказать ничего ценного, а во сне больше не приходил. Эдвард задумывался o том, уникален ли его новый талант, или таких, как он, – тысячи. Возможно, они даже общаются между собой, объединяются в некие тайные общества или клубы. Узнать, есть ли такие люди ещё, было невозможно, а обсуждать с кем-то свои способности было так же не реально, как признаться в любви Розали Хейл. Каллен расстроился, ясно осознав этот факт. Он даже не подозревал, что с проявлением его таланта столкнулись уже многие, просто на них парень воздействовал мимоходом.

***

Будильник зазвенел в семь утра. Усилием мысли Каллен выключил его и, зевнув, отправился в душ. Двигать вещи, не прикасаясь к ним, постепенно входило у него в привычку, но делал он это, только когда вокруг не было людей. Выйдя из душа через десять минут, он спустился на кухню, откуда уже доносился аромат свежего кофе и яичницы. Эсми хлопотала около плиты, поджаривая бекон.

 – Доброе утро, мам, – Эдвард приобнял её, даря поцелуй в щёку, – где отец?

– Привет, сынок. Он уехал на работу, срочный вызов.

– Как твое настроение этим утром? – искренне поинтересовался сын, наблюдая, как заботливо мама ставила перед ним завтрак.

– Все хорошо, не переживай. Начинаем подготовку к весенней ярмарке. Команда и так много сделала без меня, пора включаться в работу.

– Скажи, если тебе будет нужна моя помощь.

– Конечно, милый, спасибо, – улыбнулась Эсми.

Они ели в относительной тишине, лишь на заднем фоне работал телевизор, настроенный на музыкальный канал. Каждый думал о своем. Эсми кивала в такт припеву с задумчивым выражением лица, она была вроде бы рядом, но мыслями далеко от сына, а возможно, и от Сиэтла. Эдвард прокручивал в голове список дел на сегодняшний день.

После завершения утренней трапезы он уже было отправился наверх, но мама окликнула его.

– Родной, постой.

– Да, мам? – обернулся парень.

– Присядь, пожалуйста, это не займет много времени, – попросила ласково Эсми.

Эдвард плюхнулся в кресло, немного озадаченно глядя на мать. Она подошла к каминной полке и взяла с неё деревянную резную коробочку небольшого размера с сапфировой капелькой на крышке, окантованной серебром. Эсми будто держала в руках нечто очень хрупкое, бесценное. С благоговением в глазах она передала это произведение искусства в руки сына.

– Что это? – недоумевал он.

– Открой, – с ноткой предвкушения ответила мать.

Щелкнул магнитный замок, и Эдвард увидел знакомый кевларовый[1] мешочек. «Шары Гантань», – пронеслось в голове у парня. Он поднял глаза на маму, Эсми с теплой улыбкой наблюдала за сыном.

–  Я уверена, Джон обрадовался бы, узнав, что они достались тебе. Он не выпускал их из рук, рассказывал, что они помогали ему понимать окружающий мир и людей.

– Спасибо, мам… Это – честь для меня, – Эдвард положил шары на ладонь и просто смотрел на них, видя свое искаженное отражение в стали, ощущая их вес и необычную силу, которая начинала подниматься по венам левой руки. Каллен быстро убрал шары в мешок и сунул их в шкатулку. Неизвестность пугала. Опасность, что Эсми могла стать свидетелем какого-то волшебного явления, была очевидна. – Я сохраню их, обещаю.

– Дед очень любил тебя, Эдвард, больше, чем ты себе можешь представить, – слезы стояли в глазах мамы.

– Джон был отличным дедом. Жаль, что его нет с нами, – кивнул Каллен. – Но я должен идти, мам, а то опоздаю в редакцию, – мягко коснувшись рукой маминого плеча, проговорил он.

– Конечно, родной.

Поднимаясь по лестнице, Каллен услышал:

– Для него было бы удовольствием знать, что у тебя есть что-то от него.

Ты даже не представляешь, мам, даже не представляешь.

***

В офисе школьной газеты, как всегда шумно, формировался новый выпуск еженедельника под редакцией Каллена. В этом выпуске Эдварда раздражало количество сердечек и купидонов, сконцентрированных на каждой странице. Однако было легче уступить девушкам, чем бороться с ними. Ох, уж этот инфантилизм! «Пламя» гласило о почтовой службе Святого Валентина, о фотоконкурсе влюбленных пар, победители которого будут названы «Валентином и Валентиной» на школьной вечеринке четырнадцатого февраля. Дресс-код: девушки в красном.

 О! Мой! Бог!

Лея и Майк были назначены освещать это событие, Эдвард просто не мог допустить появления собственной персоны в этом изобилии шаров, сердечек и целующихся парочек.

В какой-то момент Каллена утомили эти разговоры, он сел чуть поодаль от стола редакторов и машинально достал из кармана худи кевларовый мешочек. В его руке оказались шары Гантань, которые почти сразу же приобрели температуру его тела. Эдвард стал перекатывать их на ладони правой руки, взглядом следя за работой команды. Шары успокаивали и расслабляли его.

Уже тогда Каллену следовало понять, что случилось нечто странное. Мысли, звучавшие в его голове, были отрывочные, неопределенные и… ему не принадлежавшие.

…нужно быстрее разделаться с этим и отправиться домой…

…я не полный идиот. Я смогу пригласить Джессику на вечеринку…

…о, господи… надеюсь, трусики, которые я купила, понравятся Эммету! Мы должны стать Валентином и Валентиной, в этой школе нет пары достойнее нас…

…зачем я только побрил яйца? Теперь они ужасно чешутся и даже припухли...

Как и все, Эдвард привык слышать собственные мысли. Он думал, что и этот внутренний голос вполне мог принадлежать ему, пока не услышала слова: Джессика, трусики и яйца.

Эти яйца прямо-таки вогнали парня в ступор. В его голове сейчас кружили не его мысли. Во-первых, он в жизни не позвал бы на свидание Джессику, потому что не был идиотом, который спутался бы с лучшей подругой Розали. Во-вторых, он не покупал себе трусики, чтобы радовать Эммета, черт, да не носил Каллен трусиков. Но когда он услышал рассуждения о яйцах, которые ну никак не могли быть его, Эдварда словно ударило о каменную стену силой взрывной волны.

А мысли между тем не затихали.

…я отправлю Валентинку Эдварду Каллену. Я признаюсь в чувствах. Но он никогда не узнает, что она от меня...

«Боже, сделай так, чтобы эти мысли о Валентинке не принадлежали чуваку, который побрил яйца», – пронеслось в голове у Эдварда.

И тут Каллен начал видеть и слышать то, что не происходило в реальности… то есть он видел и слышал все это по-настоящему, будто перед ним выплывали фотографии из полароида. Но при этом находился Эдвард в другом месте, в редакции, где происходившие события нельзя было ни увидеть, ни услышать.

Понятия не имею, как я туда попал, но… я у кого-то в голове…