POV Белла

Мы сидели на моей кровати друг напротив друга. Свет я не включала, только на кухне горел небольшой ночник. Эдвард держал меня за руки и внимательно смотрел на меня.
- Я даже не знаю, с чего начать, – нарушил он тишину немного сдавленным голосом.
- Начни с главного: кто такая Таня? И почему ты приходишь в ярость, когда я начинаю заговаривать о мотоциклах? – Это были действительно самые главные вопросы, волновавшие меня.
- Таня… Она сестра самого близкого человека, который у меня был… Не считая моих родных. – В голосе Эдварда прозвучала такая боль!
- Почему был? – вырвалось у меня. – С ним что-то случилось… – я уже не спрашивала, а утверждала, и, судя по изменившемуся выражению лица Эдварда, я угадала. – Он…
- Шон был моим лучшим другом! Даже больше - он был мне как брат, – Эдвард как будто не отреагировал на мой вопрос и утверждение. Он начал рассказывать…

- Когда я, четырнадцатилетний, пришел в команду моего дяди, Шон уже вовсю участвовал в соревнованиях. Он был старше меня на два года. Лучший в команде. Мы сдружились, и он стал моим наставником, кроме тренера, очень часто проводил время на моих занятиях: учил меня, рассказывал тонкости и определенные приемы движения на треке, устраивал мне тренировочные «каверзы», ну, знаешь… подрезать в движении в повороте или практически перед мои носом резко затормозить. Он готовил меня к всевозможным неприятностям на трассе, которые порой случаются в запале борьбы между гонщиками.

Мы с ним понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Шон так же, как и я, был увлечен мотоциклами. Хотя нет, не так же, для него это было гораздо серьезнее. Он с двенадцати лет катался в лучших мотошколах страны, постепенно добираясь до самых высот, до высшего уровня. Еще бы чуть-чуть, и он мог бы претендовать на место в команде MotoGP. Гонки были для него всем, это была его жизнь, его мечта.
Мы выступали в одной команде два года. Я совершенно не собирался продолжать карьеру мотогонщика, и это было единственное, в чем наши с Шоном мнения расходились. Во всем остальном мы были два сапога пара. Нам нравилась одинаковая музыка, мы смотрели одни и те же фильмы, ездили на одинаковых мотоциклах. Мы были неразлучны. Даже на треке, даже в пылу гонки на тренировках и на соревнованиях, обгоняя друг друга в честной борьбе, мы никогда не злились и не ругались.

У Шона была младшая сестра Таня. Да, да, эта самая Таня. Их родители долго не могли иметь детей, появление Шона стало для них великим счастьем, а уж рождение Тани они посчитали чудом, подарком небес. Шон никогда не знал отказа ни в чем, и, хотя, решив заняться мотогонками, встретил некоторое сопротивление со стороны матери, но получил поддержку отца, который спонсировал его тренировки и занятия, являясь самым активным болельщиком. Как ни странно, большое количество денег отца нисколько не испортило Шона. А вот Таня...
Она всегда была избалованной младшей дочерью и сестричкой. Родители обожали ее, потакая во всем, да и Шон позволял ей делать все, что заблагорассудится. Через пару лет после того, как мы с Шоном познакомились, начали тесно общаться, встречаться помимо трека, близко сдружились, Таня тоже решила примкнуть к нашей компании. Она в пятнадцать лет пришла к Елиазару на тренировки. Шон, конечно, был безумно рад: лучше уж пусть будет с нами, под рукой, чем в очередной раз вытаскивать ее из неприятностей с другой компанией. А Таня вбила себе в голову, что я должен стать ее парнем.

На самом деле все так и думали, потому что мы всегда и всюду, на любых тусовках появлялись втроем. Даже если мы с Шоном встречались неожиданно или спонтанно вдруг после тренировок решали посидеть в каком-нибудь кафе или баре, Таня была тут как тут. Откуда ей становилось это известно, для меня до сих пор загадка. Настойчивость Тани не знала границ. Причем я не раз говорил ей, что мы не будем парой, что я не люблю ее и терплю только из-за Шона. Она или не понимала моих слов, или не хотела понимать. Эта девчонка с детства привыкла, что если что-то хочет, то тут же и получает, вот и со мной решила добиться своего. Открыто послать ее я не мог из-за Шона, приходилось терпеть ее присутствие.

Мне было восемнадцать, когда я решил закончить с гонками и поступить в колледж. Шон продолжал тренировки и уже выступал профессионально. Мотаясь по стране, он часто отсутствовал дома, но когда приезжал, мы, как обычно, проводили время вместе: катались по городу, по тусовкам, на «горке» в «Шарике». Элис и Таня не отставали от нас. Младшенькие сестрички… – Эдвард усмехнулся. – Они все-таки дожали родителей и ездили на своих байках. Таня еще и стантом увлеклась…

Потом появилась Ирина. Их знакомство с Шоном произошло очень необычно и совершенно неожиданно. Как-то раз, отъезжая с «горки» после очередной тусовки, на окраине площадки Шон увидел одинокую девушку, которая склонилась над своим мотоциклом. Это был чоппер, и одежда девушки являлась соответствующей: кожаные черные брюки с бахромой, кожаная жилетка, сапоги на высоченной шпильке и черная бандана на голове. Мы с Шоном были совершенно далеки от чопперов и их компаний, в основном, общаясь с теми, кто ездит на спортбайках. Честно говоря, друг сам позже не мог объяснить, почему тогда подъехал к ней и, заглушив двигатель, предложил помощь. Я пытался вытащить из него правду, ну, в шутку, чтобы понять, что остановило его в тот момент. Один раз он мне ответил: «Это все ее глаза. Как только я встретился с ней взглядом, меня будто пронзили тысячи молний, я провалился в огромную пропасть и одновременно воспарил к небесам. Это очень трудно объяснить…».

- Тогда мне действительно трудно было его понять, – сказал Эдвард, прерывая рассказ и пристально глядя на меня. – Теперь я знаю, каково это! С первой минуты нашего знакомства, Белла, я в плену твоих глаз.
Я смущенно опустила голову. Но чуткие пальцы Эдварда взяли меня за подбородок, приподнимая его, и я опять встретилась с ним взглядом. Эдвард медленно приблизился, и вот он целует меня, а я опять таю от его восхищенного взора и нежных прикосновений. Когда у меня уже не осталось воздуха в легких, он прервал поцелуй и, так же тяжело дыша, отстранился.

- Шон и Ирина были неразлучны, – продолжил он свой рассказ. – Шон даже сократил количество своих тренировок и выездов на соревнования, чтобы почаще быть дома и быть со своей подругой. Вся «горка» удивлялась, глядя на эту необычную пару. Спорт и чоппер! Да и внешне они были очень разными. Шон - голубоглазый блондин с открытой и бесшабашной улыбкой, душа компании и заводила во всех наших проделках и покатушках. А Ирина - кареглазая мулатка с короткими взъерошенными угольно-черными волосами, совершенно спокойная, уравновешенная и невозмутимая. Она была несколько отрешена от тусовок и различных мероприятий, все время как будто витала в облаках, и лишь в присутствии Шона ее взгляд загорался огнем любви и страсти. И только это порой останавливало Шона от очередной выходки или безумной затеи.
Они всегда катались вместе. Так продолжалось больше года… погибли они тоже вместе, в один день… вернее, в одну ночь… - Эдвард закрыл глаза, прерывая рассказ. Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. Кажется, я даже дышать перестала. Потянувшись, я взяла его за руку, переплетая наши пальцы. Эдвард вздрогнул, как будто очнувшись, шумно выдохнул и открыл глаза, в которых плескался океан боли. Это было так мучительно, что мне тут же захотелось остановить его и сделать так, что бы он никогда больше не вспоминал об этом, что бы там не произошло! Но не успела я сказать и слова, как Эдвард продолжил:

- У Шона как раз оказался перерыв в гонках. Он находился в городе. Они с Ириной как обычно договорились встретиться на «горке». Созвонившись, одновременно стартовали из дома, он – от родителей, она – из своей квартиры. Ирина приехала раньше, ну, вернее, она так подумала и очень удивилась, когда не обнаружила Шона. Я был тогда там. Она улыбалась и говорила, что сделала его, наконец-таки доехала быстрее.
Мы ждали его до тех пор, пока кто-то из приехавших мотоциклистов не начал рассказывать об аварии, произошедшей буквально за пару километров до «горки». Я не слушал, о ком он говорил, не помню, кажется, с кем-то общался в это время… Только побелевшее лицо девушки заставило меня обратить внимание на рассказчика. Он как раз описывал мотоцикл, попавший в аварию… Я сразу понял, что это был Шон...

Мы с Ириной одновременно сорвались с площадки. Но я попал на место аварии быстрее. Он уже не дышал… Я смутно помню, что было дальше. Я хотел голыми руками растерзать водителя легковушки, которая отъезжала от бордюра поперек дороги, поперек движения мотоцикла Шона… Меня с трудом удержали. Удар был такой силы, что левая дверь автомобиля оказалась наполовину вдавлена в салон, стекла вылетели - и боковое, и лобовое. Мотоцикл валялся неподалеку, истекая бензином и маслом. Шон лежал метрах в пяти от места столкновения. Его голова была неестественно вывернута, стекло шлема разбито… под ним растекалась лужа крови...

Я подбежал и упал перед ним на колени. Открыл забрало… Самое интересное – лицо его было чистым и… каким-то спокойным. Казалось, он просто спит и даже слегка улыбается во сне… Я пытался разбудить его, я сидел на асфальте, держа его голову на своих коленях. Я кричал на всю улицу: «Шон, проснись! Вернись, брат! Это я, Эдвард!»

Кто-то вызвал скорую, и через какое-то время меня оттащили от него… люди в белых халатах окружили Шона, но все было кончено еще до их приезда… Я был не в себе… единственное, что меня отрезвило в тот момент – я увидел Ирину. Она сидела на бордюре недалеко, буквально в двух шагах, и ее лицо… пустое… белое как бумага… слезы ручьем струились по ее щекам… глаза потухшие и безжизненные. Я пытался взять себя в руки… говорил ей что-то, но она не реагировала, даже не шевелилась… в какой-то момент я отвлекся, когда Шона начали грузить в скорую… полиция составляла протокол, кто-то из ребят вызывал эвакуатор, чтобы оттащить его байк в гараж, я обменивался с кем-то контактами… Не помню, сколько прошло времени, скорая уехала, эвакуатор уже погрузил разбитый мот и тоже стартовал, а я очнулся… И… не увидел Ирины на том месте, где я ее оставил… Она уехала, и никто не заметил, когда и куда…

Я пытался дозвониться ей, но она не брала трубку. Я метнулся на «горку», ее там не было. Ее не было ни дома, ни в еще паре мест, обычно посещаемых нами. Ни в нашем любимом кафе. Ни в «Шарике». Я объездил все, не переставая дозваниваться до нее, но тщетно. Длинные гудки и тишина. Всю ночь я мотался по улицам, но так и не смог ее найти. Встречаясь со знакомыми мотоциклистами, я пытался выяснить, не видел ли ее кто. Пару раз даже наткнулся на знакомый след. Но всегда опаздывал. Там, где она появлялась, когда приезжал я, ее уже не было…

Я нашел ее под утро… вернее, ее нашли. Наш друг Бен, сын офицера полиции, позвонил мне. Его отец как раз дежурил в ту ночь, и Бен попросил его сообщить, если вдруг будет какая-нибудь информация о мотоциклисте или мотоциклистке. Сообщение пришло около шести утра, когда я уже потерял всякую надежду отыскать Ирину. Но лучше бы я ее не нашел… ну или вернее, нашел бы, но не так… На пульт дежурного полиции поступило сообщение: «мотоциклист не справился с управлением и выехал на полосу встречного движения… столкнувшись лоб в лоб с груженой фурой»…

Ирина погибла мгновенно… Удар был такой силы, что от мотоцикла мало что осталось, а она… ее обнаружили на обочине…метрах в тридцати от места аварии… переломанную, разбитую…шлем не помог…его, кстати, так и не удалось найти…

Эдвард замолчал. В его глаза стояли непролитые слезы. Я, не говоря ни слова, просто притянула его голову себе на грудь, и он так же молча вцепился в меня и замер. Я задыхалась от рыданий, но видеть мучения Эдварда было для меня во стократ больнее. Его боль стала моей болью. Слезы текли, не останавливаясь, а я укачивала его, как маленького ребенка, и только шептала: «Шшшш… все будет хорошо! Им там хорошо вдвоем! Где бы они ни были, они вместе!»

После рассказа Эдварда, потрясшего меня до глубины души, я понимала, насколько это может быть страшно – гибель близкого человека. До сих пор мне не приходилось переживать такого и, надеюсь, не придется. Пока я переосмысливала услышанное, Эдвард взял себя в руки и, выпрямившись, сказал:
- Надеюсь, теперь ты сможешь меня понять. Как раз три недели назад исполнилось ровно два года со дня их гибели. Таня приехала накануне, и в колледже мы встречались, чтобы съездить на кладбище к нашим друзьям. Прости, Белла, тогда я не мог рассказать тебе всего. В день траура, годовщину их гибели мне было слишком больно и тяжело. Потом я пытался...
- Мне очень жаль, – перебила я его, – и ты меня прости, я вела себя глупо и ужасно... ревновала тебя.
- После гибели Шона и Ирины я не мог жить иначе, как отдалившись от близких, родных. Я перестал встречаться с девушками и завязывать какие бы ни было отношения. Я не мог перестать кататься на мотоциклах, наоборот, я проводил все свое время на треке. Ушел из колледжа, взяв академический отпуск. Пытался забыться. Кошмары, которые мучили меня во сне, выматывали. Я винил себя в гибели Ирины больше всего. Ведь, не отвлекись я в тот момент, останови ее, она была бы жива. Если бы я мог…
- Эдвард, перестань себя винить, – тихо сказала я. – Их не вернуть. Но я жива. И я здесь, рядом. И со мной все будет в порядке. Ты или должен совсем закончить с мотоциклами, или смириться и поверить, что все будет хорошо. Просто поверь. Я понимаю, что, в свою очередь, не рассказав тебе о том, что сама катаюсь на моте, виновата перед тобой. Но это моя жизнь, и я не могу без этого. Это у меня в крови. Да, опасно! Но без этого я буду не я. Прости.
- Да уж. – Он грустно улыбнулся. – Удивила, не то слово. Ты поразила меня с первой встречи, я не переставал думать о тебе. С самого начала, с нашего первого знакомства пытался держать тебя подальше от мотоциклов. Потом, когда встретил тебя на тусовке, я понял, что это бесполезно, и решил - уж лучше пусть сам тебя буду катать, чем кто-либо. Но то, что ты с детства катаешься сама, пусть даже на кроссе... я до сих пор не могу поверить. Гонщица!
- Вот уж поверь, – я выдохнула. – Осталось только выиграть завтра.
- Похоже, уже сегодня, – Эдвард посмотрел на часы. – Время за полночь. Тебе надо поспать: если уж ты намереваешься выиграть, надо быть отдохнувшей и подготовленной. Думаю, мне пора оставить тебя.
- Нет! – Я совершенно не желала, чтобы он уходил.
- Белла, милая! – Эдвард взял мое лицо в свои ладони. – Я никуда не денусь, вернусь завтра! Отдохни, ложись спать.
- Пожалуйста, Эдвард! – Не хочу его отпускать. – Останься!
- Ну хорошо! Только… – на его лице мелькнула некоторая озабоченность. – Боюсь, Элис будет волноваться: я ведь не взял с собой мобильник. Не обнаружив меня в палатке, она может устроить истерику и поднять на уши всех наших друзей.
Я встала с кровати, порывшись в куртке, достала свой телефон и кинула его Эдварду:
- Так позвони ей или отправь сообщение! Да, и… передай привет от меня. Я в душ!
Эдвард улыбнулся уже совершенно искренней улыбкой.
- И не вздумай уйти! Я быстро! – уже из-за двери крикнула я ему.
- Ну куда я от тебя денусь! – Услышав такой ответ, я окончательно успокоилась, наслаждаясь тем, как тело согрели упругие струи воды.

«Эдвард здесь. Рядом!» - Как же это прекрасно звучит!
«Ну что же, Белла, все здорово. Чего тебе еще желать?» – Ого, внутренний голос никуда не делся и продолжает со мной беседовать, класс!
«Я хочу его! Хочу в полной мере ощутить его тело, его страсть. Я хочу отдаться ему полностью во всех смыслах» - От такой неожиданной, но очень заманчивой мысли захотелось рассмеяться в голос. От счастья.
«Вот это да! А ты стала горячей девчонкой! Что-то тебя это раньше не интересовало», - присвистнув, удивленно протянул мой внутренний собеседник.
«Отвали! Меня много чего не интересовало!» - беззлобно огрызнулась я. Да, в моей жизни многое изменилось. Ну так когда-то это должно было произойти.

Я вышла из душа. Ну вот, пожалуйста, неужели я так долго отсутствовала? Эдвард уснул. Это невероятно. Сначала я хотела его разбудить, но, вспомнив все произошедшее сегодня и его рассказ, его боль, не нашла в себе сил и решимости прервать его сон. Он спал так умиротворенно, расслабленно, ресницы чуть трепетали, отбрасывая тени на щеки, дыхание ровное и легкая улыбка на губах. Ох, мне так и хотелось впиться в эти сладкие губы поцелуем, но я сдержалась и, аккуратно вытянув из-под него покрывало, забралась в кровать, устроившись под теплым боком Эдварда и накрыв нас обоих одеялом. Он лишь вздохнул, повернулся ко мне и заключил в объятья.

Пробормотал что-то неразборчивое, опять улыбнулся и сказал: «Моя Белла. Любовь моя!» После этих слов я вконец растаяла и, прижавшись к нему еще ближе, провалилась в глубокий и спокойный сон.

===