Остин, штат Техас, 1959 год

- Медвежонок, медвежонок, почитай молитву, медвежонок, медвежонок, выключи свет, - я прыгала через скакалку, хлопала в ладоши и приговаривала свою любимую считалочку. Две мои темно-русые косички подпрыгивали в такт вместе со мной и хлестали спину.

Этой незатейливой и простой считалке меня научила мама, а её бабушка. Когда-нибудь я научу этим строчкам и свою дочь. Но это будет очень не скоро.

А пока в свои права вступил летний знойный день, с высоты небес ярко светит солнце, и четырнадцатилетняя Белла Свон вместе с соседской ребятней прыгает через скакалку. Мне очень весело и жизнь прекрасна. В школе начались каникулы и весь день можно проводить в играх и моей любимой забаве.

- Белла, дорогая, подойди ко мне. - Моя мама стояла около своего зеленого и горячо опекаемого газона. - Папа хочет сказать нам что-то очень важное.

Я посмотрела на маму. Выглядела она очень молодо. Окружающие всегда считали, что мы сестры. И это не удивительно. Я уже была достаточно взрослой, чтобы посчитать возраст матери, когда она произвела меня на свет. Рене Свон родила меня в восемнадцать лет.

Оставив скакалку своей подружке Донне, я подбежала к Рене. Та приобняла меня за плечи. Мне не понравилось выражение ее лица. Слишком уж сосредоточенной и серьезной была моя разговорчивая и веселая мама. Но я промолчала. Начинать откровенные разговоры в неподобающем месте в нашей семье принято не было.

Мы зашли в дом. Отец сидел в гостиной на диване, разложив перед собой карту на журнальном столике. Он хмурился и выглядел серьезней обычного, машинально подкручивая свои черные усы. На его лбу пролегла глубокая морщинка, и отец не сразу обратил на нас внимание. Он был одет в свою форму песочного цвета. Даже дома мой отец ни на минуту не забывал, что является офицером.

Чарли Свон всю свою жизнь служил в армии, был настоящим преданным солдатом своей Родины. Дослужившись до звания полковника, он хотел выйти на заслуженный отдых, найти себе гражданскую специальность. Но что-то пошло не так и командование приняло решение, что полковник Свон еще не до конца отдал свой долг стране.

- Белла, мы переезжаем, - просто сказал папа. Чарли не привык миндальничать и все рубил с плеча. Армейская выправка, солдатские замашки и офицерская жесткость.

Я привыкла к его несгибаемому характеру и всегда восхищалась своим отцом. Тогда он мне казался самым лучшим и справедливым человеком на свете.

Когда я услышала такие новости, то земля ушла из-под моих ног. Я непонимающе смотрела на родителей. Рене прореагировала первой. Подошла ко мне, взяла за руку, усадила на диван. Нервно теребя край своей ситцевой юбки, я невидящим взглядом смотрела в окно.

- Виссбаден, нам там разместят, - продолжил Чарли.

- Я не хочу покидать свой дом, друзей, школу - сквозь слезы проговорила я.

Весь мой маленький мир в одно мгновение рухнул. Школа, друзья, привычная беззаботная жизнь – всё это полетело в тартарары. Ничто не предвещало беды. До этого были разговоры о том, как отец уйдет в отставку, и мы будем жить лучше, чем прежде.

Германия. Что я о ней знала? Там пиво, немцы, и они воевали со всем миром. И теперь наши войска поддерживают порядок. И это безумно далеко от моего солнечного Техаса, его кукурузных и пшеничных полей. В этой чужой и страшной стране наверняка холодно. И я буду совсем одна. Рене служила вместе с отцом. Она была капралом связи в штабе. Они пропадали на службе с утра до глубокой ночи. И я привыкла к такому положению вещей. Но здесь, дома, у меня были друзья, подруги, которые оставались со мной, когда у родителей совпадали ночные дежурства. Что же я буду делать одна в чужой стране, где нет даже моего родного языка?

- Я не знаю немецкий! - выпалила я от отчаяния. Хотя прекрасно осознавала, что столь жалкий аргумент не спасет меня от ненавистного переезда.

- О, Белла, - Рене улыбнулась мягкой улыбкой и ее глаза приобрели цвет весенней лазури, - дорогая, мы будем жить в городе, где все говорят по-английски.

Чарли говорил что-то еще про переезд, про то, что мы быстро привыкнем к новой обстановке. А я готовилась к неизбежным переменам и беззвучно плакала.

Прошла неделя. Наш дом теперь напоминал большой вокзал или лагерь беженцев – кругом стояли коробки, тюки, чемоданы. Все основные вещи были упакованы. Оставалась какая-то мелочь в кладовой. Этим-то я и занялась.

Кто же в детстве не мечтает, будто наши родители, на самом деле не наши родители. Будто твой отец - прекрасный принц из далекий и чудесной страны. И вот мои фантазии неожиданно стали явью.
В глубине кладовой лежали старые коробки. В них хранились мои первые распашонки и ползунки, еще какие-то дорогие сердцу Рене мои детские вещи, рисунки, игрушки. Но одна коробка была перевязана потрепанной бичевой. Стряхнув пыль, я открыла этот «ящик Пандоры». Даже много лет спустя, в своих беспокойных снах я вновь и вновь открываю эту пожелтевшую от времени картонную коробку, и мое сердце замирает от того, какую страшную правду скрывают ее недра.

Я нашла любовные письма. Любовные письма моей матери. Старые фотокарточки. На них была запечатлена моя мать, незнакомый мне мужчина, и я, когда была еще младенцем. Люди на фото были счастливы. Мужчина одет в летную форму. Рене совсем еще юная и прекрасная. В ее глазах горит огонь первой любви. Никогда я не замечала такого взгляда матери, когда она смотрела на моего отца. Мама и этот летчик прижимались к друг другу так тесно, что казалось никакая сила в мире их не разлучит.

На дне коробки лежал американский флаг, который отдают вдовам после похорон их мужей. Там же покоились медали и награды времен Второй мировой войны. Но для меня это уже не имело смысла. Страшная догадка пронзила мое сердце болью, заставив его щемить от обиды. Тяжело дыша, я стояла, прислонившись к стене. Мне не хватало воздуха. Горькие слезы ручьем бежали по моему лицу.

Из кухни вышла Рене, положив на столик какую-то кухонную утварь, которую подготавливала для упаковки. Она непонимающе смотрела на меня.

Я показала фото и спросила:

- Мама, кто это?

- Дорогая, я уже говорила тебе, чтобы ты не трогала эти вещи. Я сама их упакую, - Рене не находила нужных слов.

- Значит, папа не мой отец? Да? – Робко спросила я, но ответ мне не потребовался. - Так и знала, знала!

Выкрикнув все это на одном дыхании, я побежала в свою комнату. Уже бывшую комнату. Упав на голый матрас, я разрыдалась в полный голос. Слезы все текли и текли из моих глаз, оставляя мокрое пятно на белом пыльном полотне кровати.

Почувствовав на себе руки Рене, я хотела их отбросить. Но мама силой развернула меня к себе, взяла за плечи:

- Твой настоящий отец, лейтенант Фил Коллинз.

- Не надо об этом, - меня колотила дрожь. Я даже попыталась абсолютно детским жестом закрыть уши, чтобы не слышать этих слов, разрушающих мой идеальный мир, в котором я мама и папа были неразлучны.

- Белла, выслушай меня. – В голосе Рене прежде я не слышала такой требовательности и жесткости. Моя военнообязанная мама никогда не позволяла дома разговоры в таком тоне. Для семьи она была всегда мягкой, нежной и любящей. Притворщица! В тот момент я просто ненавидела ее за то, что в ее жизни был другой мужчина.

- Я хотела сказать тебе. Но какая это боль, какая мУка! Не могла же я разрушить семью и уничтожить всё, чего мы достигли с Чарли таким большим трудом, - мама смахнула одинокую слезинку, скатившуюся по ее безупречной гладкой щеке, улыбнулась одними губами и продолжила:

- С Филом мы познакомились, когда мне только исполнилось пятнадцать лет, он был моей первой любовью. Мне даже пришлось убежать из родительского дома. – Из красивых голубых глаз Рене текли слезы. - Он видел тебя один раз в жизни. Фил прилетел посмотреть на тебя, и, возвращаясь назад на базу, его самолет попал в сильный туман. Он разбился, и тело лейтенанта Коллинза обнаружили спустя пять суток после катастрофы.

Если бы не Чарли и его забота обо мне, о тебе, то я бы не выжила. Так велика была моя потеря. Но что бы ни случилось, никогда не говори об этом отцу. Ты очень дорога ему. У нас нет общих детей, и Чарли любит тебя очень сильно. Ты его маленькая принцесса. Однажды он признался мне, что боится заводить своих детей. Ему страшно, что он не сможет любить их также сильно, как тебя.

И в этот момент мы услышали голос Чарли:

- Рене, Белла? Куда все подевались? Нам еще столько всего нужно успеть сделать.

Мама быстро утерла слезы, и в комнату вошел отец. Мой истинный отец, воспитавший меня, давший мне свою фамилию, подаривший тепло и любовь.

Рене ушла под предлогом, что ей нужно упаковывать кухню. Сейчас я понимаю, как тяжело дался ей этот разговор. Наверняка она рыдала в ванной, оплакивая не состоявшееся счастье с ее первым мужем. Моя мать искренне любила Чарли Свона. Сейчас я уверена в этом. Но боль первой потери она так и не смогла забыть до конца своих дней.

Чарли присел рядом со мной на кровать. В руках у него была моя любимая мягкая игрушка, которую мне подарили на Рождество. Я шмыгнула носом, и прижалась к папе. От него исходило такое тепло. Только со мной он был нежным и заботливым. Рене не редко выслушивала от него резкие замечания.

- Хотел выбросить, но подумал ты захочешь оставить себе часть детства. Будет напоминать тебе о нашем доме.

Я взяла медвежонка, набитого опилками, и прижала к груди. Сейчас мне хотелось лишь одного – заснуть и проснуться с уверенностью в том, что этот разговор с Рене был частью ночного кошмара. Но нет. Мои щеки все еще были мокрыми от слез, я шмыгала носом и не могла смотреть на папу. Как же так? Ведь я похожа на него – темные кудри, теплые, карие глаза. И вдруг оказалось, что ничего от этого сильного и красивого человека во мне нет.

Немного помолчав, Чарли произнес:

- Вот увидишь, мир гораздо больше нашего двора, девочка моя, - папа вытер слезы с моих щек ладонями и чмокнул в макушку. Он ушел, а я не знала, как буду жить с этой тайной. Именно в этот момент из маленькой девочки Белла Свон превратилась в молодую девушку, которая выходит в большой и опасный мир.

Виссбаден, Германия, 1959 год.

Германия. Такая странная, холодная. На улицах много снега. Везде не знакомая речь. Никто из местных жителей даже не пытается говорить по-английски. Мне одиноко. Я скучаю по старой школе, по своим друзьям и той беззаботной жизни, что была до роковой находки в чулане.

В новой школе я успела познакомиться только с Анджелой Вебер. Она с родителями так же, как и я, недавно сюда переехала. И жили мы по соседству. Все свое свободное время мы с моей новой подругой старались проводить в клубе для семей американских офицеров. Играли на игровых автоматах, смотрели кино, писали письма домой, практически залитые слезами.

Анджела уже начала привыкать к такому ритму жизни, общалась с другими ребятами из школы, начала бегать на свидания. Я даже не могла представить, что смогу встретить подходящего парня, который сможет понравиться мне настолько, что я смогу позволить поцеловать себя. Я цеплялась всеми силами за детство и не хотела опускать его. Слишком болезненны были последние перемены. Спрятавшись в кокон из счастливых воспоминаний о солнечном Техасе и считалочке, я игнорировала восхищенные взгляды мальчиков в школе и на улице. Тогда я не понимала, что расцвела и в свои четырнадцать выгляжу на семнадцать лет.

Но вот однажды дожидаясь Анджелу в клубе, я оказалась на конкурсе подражателей Эдварда Каллена. Что я знала тогда об этом человеке? Ровным счетом ничего. Рок-н-ролл я не слушала. Мой отец презирал такую музыку и относился к этому явлению в молодежной среде крайне негативно. Моя мать всегда смотрела в одну сторону с Чарли, поэтому ее мнение спрашивать не было нужды. Я краем уха слышала две его песни, которые не услышать было невозможно. Да местные газеты постоянно печатали материалы о том, как у капрала Каллена проходит служба и насколько ему тяжело вдали от родного дома. Всё. Мои познания о персоне любимца женщин, настоящего мужчины и талантливого певца на этом заканчивались.

Сев за столик и заказав себе колу, я смотрела на сцену. Играл заводной мотив и перед публикой предстал какой-то взлохмаченный парень в темных узких брюках, кожаной короткой куртке. В руках он держал гитару, явно не зная, что с ней делать. То ли подражатель, то ли пародист начал двигаться под мелодию, совершая при этом невообразимые движения всем телом. У меня складывалось ощущение, что ему под майку залезла крыса, и он старается ее оттуда выгнать. Но публике нравилось.

Девчонки аплодировали. Мне же было смешно. Впервые за время пребывания в чужой стране, я ощутила что-то общее с той Беллой, которой была в Остине.

- Настоящий Эдвард мой друг, он служит здесь и живет с отцом и бабушкой, - услышала я голос рядом с собой. Передо мной стоял симпатичный темноволосый молодой человек лет двадцати пяти в форме.

- Разрешите представиться. Сем Адли. Помощник начальника клуба, - коротко по-военному рапортовал он. Посмотрев на его шевроны, я отметила, что этот самый Адли лейтенант. Он был довольно высок и хорошо сложен, воспитан. Такого молодого человека точно бы одобрили мои родители.

Выжидательно глядя на него, я продолжала его рассматривать, поражаясь откуда во мне взялся такой интерес к постороннему человеку.

- Я вас приглашаю к нам присоединиться. Эдвард играет концерты для своих, - ни капли не смутившись, продолжил лейтенант Адли, открыто улыбаясь.

- Не думаю, что мои родители…

Вернулась я с небес на землю и начала вести себя так, как и вела себя до этого. Но Сем оказался не из пугливых. Хотя, на тот момент он не знал, что я дочь грозного полковника Свона.

- Отпустят вас? – приподнял бровь Сем и закончил фразу за меня.

- Только не мои, - я невесело улыбнулась. И это была чистейшая правда.

Мои родители строго следили за мной, моими уроками, посещением школы. Я была под колпаком. И только теперь мне стал понятен смысл происходящего. Рене и Чарли пытались меня уберечь от первой несчастной любви. Но я о ней даже не задумывалась.

- Хотите, я лично поговорю с ними? - продолжил Адли.

- Вы не шутите? Вы, правда, это сделаете? – моей радости не было предела. Я бы никогда не решилась предложить молодому человеку такое. Мне он показался весьма симпатичным и милым. Не хотелось мне отдавать на жестокую расправу Чарли.

Но Сем был непреклонен. Ему хотелось видеть, что я больше не грущу, когда пишу письма друзьям в Америку. Была еще одна причина, по которой Адли заинтересовался мной. У него в США осталась сестренка моего возраста, по которой он безумно скучал.

Ровно в шесть вечера, ни минутой раньше, ни минутой позже, лейтенант Сем Адли, одетый по уставу, стоял на вытяжке перед полковником Чарли Своном. Я застыла у дверей в гостиную и теребила пуговицу на своей кофте цвета лаванды. Сем между тем продолжал держать отчет перед моим грозным отцом.

- Полковник, поймите. У меня сестра такого же возраста. Я смотрю на Беллу, и сердце кровью обливается. Думаю, это ее отвлечет. И будет что написать подружкам. Не каждой девушке суждено увидеть вблизи самого Эдварда Каллена.

Чарли хмыкнул. Но Рене положила руку к нему на плечо, встав позади кресла.

- Но нам с мужем не нравится рок-н-ролл, все эти дергания, - моя мама улыбнулась и пожала плечами. Я поймала ее подбадривающий взгляд. Она видела, как мне приходится нелегко в новой обстановке. Наверняка она уже подготовила отца к тому, чтобы он дал положительный ответ.

- А я не встречал более энергичного и радушного человека, - не сдавался Сем.

- Вы говорите, мистер Каллен живет с отцом? – нахмурившись, спросил папа.

- И бабушкой. Мы собираемся и слушаем, как он поет. Не беспокойтесь за Беллу, сер. Со мной в гости к Эдварду всегда ездит моя жена Эмили. В доме Калленов всегда много народа и Карлайл Каллен мужчина весьма строгих нравов. Он никогда не позволит сыну ничего противозаконного. Да и Эдвард, несмотря на популярность, обычный и радушный парень.

И тут случилось небывалое чудо – Чарли улыбнулся в темные усы и махнул рукой. Я подбежала к папе и чмокнула его в щеку. Он засмеялся и потрепал меня по макушке.

Целый день я не находила себе места. Наконец-то я увижу кого-то, кроме своих родителей и одноклассников. Пообщаюсь с другими людьми. И надо будет послушать пару песен Каллена. Так на всякий случай, что бы ответить, если он спросит какая песня у меня любимая.

Если бы я тогда могла знать, что в скором времени выучу все его песни наизусть…