Жизнь моих родителей превратилась в ад – я ничего не ела, устраивала истерики и не ходила в школу. Моя цель была так близко, но мне мешали. И я просто сходила с ума от такой несправедливости. Отец со мной не разговаривал, и я платила ему той же монетой. Посредником между нами была Рене, но ей доставалось от нас двоих. Я рыдала в маминых объятиях, умоляя отпустить меня и поговорить с Чарли, тот же, в свою очередь, просил ее повлиять на меня. Устроив трехдневную голодовку, я свалилась в голодный обморок. И это стало последней каплей.

В итоге, отцовское сердце Чарли дрогнуло, и он отпустил меня под честное слово, что когда я вернусь, то буду вести себя по-другому. А мне большего и не надо было. Клятвенно заверив родителей, что я буду учиться и заведу себе хороших друзей по возвращению, я улетела в Америку.
В аэропорту меня встречал Джаспер. Сердце мое готово было вылететь из груди. Джас совершенно не изменился, и я кинулась к нему в объятия.

- Белла, как я рад тебя видеть, - Джаспер улыбался искренней улыбкой, - пойдем, Эдвард ждет тебя дома. У него важная встреча, поэтому сам не смог встретить тебя. Но и если бы он оказался среди белого дня в аэропорту, то поднялась бы такая суматоха.

- Я понимаю, - хотя на самом деле ничего не понимала.

Я так ждала его, так надеялась на скорую встречу. Но все же, пока я летела в самолете, я настраивала себя на то, что Эдвард больше не тот парень, который был со мной в Германии. Здесь он король и Бог звездного Олимпа, и нам ни на минуту не дадут забыть об этом.

Выйдя из здания аэропорта, Джас подвел меня к шикарному темно-красному кабриолету, и галантно открыл дверцу. Я чуть не завизжала от восторга. Разъезжать на таких дорогих машинах мне еще не приходилось. Почувствовав себя самой настоящей Золушкой, которая едет к принцу на бал, я стала оглядываться по сторонам.

Этот город был великолепен – огромный купол лазурного неба, на горизонте виднелся океан, вокруг росли пальмы, ярко светило солнце. На улицах много людей, большинство из которых были практически раздеты, нежели одеты. Я так отвыкла от жаркого солнца своей родной страны. Но больше всего я думала о том, какое впечатление произведу на Эдварда. Я больше не носила ничего розового, старалась следить за модой, но надеть откровенную мини-юбку, в которых щеголяли модницы последние два года, я так и не решилась.

Когда Джаспер остановил машину, то я не поверила своим глазам – почти на самом берегу океана стоял огромный дом из серого камня, с огромными окнами и множеством комнат. Я и не подозревала до этого момента, что Эдвард любит роскошь. И я абсолютно не задумывалась о том, что он фантастически богат.

Прежде, чем войти в дом, я спросила у Джаспера:

- Скажи, а я не сильно изменилась? Он не видел меня два года. Я боюсь, вдруг я ему не понравлюсь.
- Глупости, Беллз, ты чудесно выглядишь. Стала чуть старше, но это только подчеркнуло твою красоту. Пойдем, - и с этими словами он буквально втащил меня в огромный холл.

Это помещение сложно охарактеризовать. Огромное пространство, поделенное на зоны – журнальный столик со множеством кресел вокруг, камин и небольшие кушетки рядом, огромный бильярдный стол в другой части комнаты, проход к лестнице на второй этаж по центру. В такой обстановке мне еще не доводилось бывать и я с удивлением стала озираться по сторонам.

Джас хмыкнул:

- Расслабься, Белли! У всех, кто впервые попадает в этот дом, такая же реакция. Эдвард превзошел сам себя. Дом построен по его совместной работе с дизайнером. А по мне, все это ни к чему.

Я с благодарностью посмотрела на Джаспера, понимая, что по нему я тоже скучала. По сути, брат Эдварда был самым моим близким другом.

Я продолжила осматривать огромную гостиную. Возле бильярда собралось много народу. Незнакомые мне парни, девушки, которые были одеты по последней моде – только мини-юбки и вырезы на платьях. Из знакомых я увидела только Эммета, который в знак приветствия помахал мне рукой. Но Эдварда нигде не было. Я подавила вздох отчаяния, и решила спросить у Джаспера, где Каллен, как вдруг он спустился с лестницы.

У меня дыхание перехватило от одного его вида. Я не могла поверить в то, что вижу его настоящего. Казалось, что Каллен ни чуть не изменился – все те же растрепанные волосы, взгляд с прищуром и озорная улыбка. Эдвард подхватил меня на руки и закружил по комнате. Я счастливо засмеялась, борясь с подступившими слезами.

Эдвард поставил меня на пол, прижал к себе и прошептал:

- Белла, я так рад тебя видеть. Дай мне на тебя посмотреть, повернись.

Я покрутилась вокруг своей оси, смущенно глядя в пол.

- Ты прекрасна, - коснулся губами моих губ, так нежно и естественно, что я не выдержала и попыталась поцеловать его по-настоящему.

Но он отстранился и произнес:

- Малыш, у нас будет еще время. А пока мне надо закончить кое-какие дела. Ты сядь на диванчик, а я сейчас подойду.

И я осталась в полном одиночестве в огромном и чужом доме. Эдвард направился к бильярдному столу. Взяв кий в руку, он громко засмеялся, какой-то пошлой шутке, которую отпустил один из парней. Как же этот смех был не похож на тот, которым он смеялся в Германии. В нем не было больше той искренности, естественности. Складывалось ощущение, что Эдвард делает то, что от него хотят видеть.

Затем я увидела, как одна девушка наклонилась вперед, готовясь сделать удар по шару. И от этой выходки Эдварда у меня защипало в глазах. Он взял бильярдный кий и полез им под юбку этой девчонки, очевидно, проверить наличие трусиков. Девица взвизгнула, парни зааплодировали.

И в этот миг я поняла, как бесконечно далеки мои воспоминания и настоящий день. Эдвард никогда не будет таким, как был в те дни. Он даже одевался совершенно по-другому. На нем была узкая майка с воротником-поло черного цвета, черные узкие джинсы, с широким ремнем, лаковые туфли. Эдвард Каллен был сиятельным денди, но никак тем любимым парнем, по которому я лила слезы каждую ночь в течение двух лет.

Прошло много времени, я все еще сидела на диване и не заметила, как меня сморил сон. Проснулась я от ощущения чьих-то губ около моего уха. Открыв глаза, увидела, что Эдвард склонился надо мной и гладит рукой меня по волосам.

- Как я скучал, Белла. Прости за этот спектакль, но я не могу по-другому. Они все хотят меня видеть таким, одна ты только знаешь, какой я на самом деле. Пойдем, я отвезу тебя в гостиницу и останусь с тобой.

- Но почему в гостиницу? Что я сделала не так? – я не находила объяснения его поступкам.

- Так будет лучше, Белла. Поверь, - проговорил он своим настойчивым тоном, противиться которому у меня никогда не было сил.

И лишь потом я узнала, что он не успел выдворить тогдашнюю подружку и поручил сделать это парням. Боялся, что она закатит мне сцену.

Так начались две недели моей жизни в королевстве Эдварда Каллена. Мы разъезжали по стране на огромном трейлере со всеми условиями – от кофеварки до полноценного душа. Первым пунктом нашего путешествия были магазины. Эдвард купил мне кучу платьев – черных, красных, пестрых. Не забыл про аксессуары – сапоги, сумки, шляпы. Меня научили делать высокие прически и ярко красить глаза. Я стала достойной спутницей сиятельного Эдварда Каллена.

Рядом с ним я чувствовала себя прекрасно, пребывала в какой-то эйфории. Эдвард всем представлял меня, как свою девушку, обнимал за талию, шептал на ухо нежности. Но стоило ему отойти от меня – меня охватывала апатия. Я чувствовала, что это не мой мир. Все здесь слишком кричащее, не настоящее, поверхностное. И меня все больше одолевала тоска по нашим встречам в старом парке или тайным свиданиям в сером особняке.

Эдвард давал концерты в Вегасе, и взял меня с собой. Я впервые сыграла на рулетке, одела красное вечернее платье с открытой спиной. Нам опять пришлось бежать от поклонниц. Они забрали у Эдварда плащ и шарф. Ему еле удалось вырваться. Но если раньше он смущался, то сейчас он просто наслаждался таким вниманием со стороны женщин.

И еще я узнала, что Эдвард начал принимать таблетки. Что такое транквилизаторы в то время еще не было известно общественности, и я поверила Каллену, что это самый лучший способ, для того, что бы расслабиться. После того, как Каллен принимал очередную таблетку, с его характером происходили разительные перемены. Его настроение менялось практически моментально. От тихой грусти до яркого веселья, и наоборот. Я принимала все объяснения Эдварда, что это только во благо за чистую монету и не стремилась прекратить его увлечения транквилизаторами.

Если бы только знала в тот момент, что эти «безобидные» вещества сделают с моим любимым человеком, то я бы всё отдала, лишь бы он избавился от своей пагубной привычки. Но что есть, что есть. И я до сих пор живу с горечью вины, что вовремя не забила тревогу.

Две недели моих каникул прошли, словно в чаду. Спали мы только днем, гуляли ночью. Бесконечные вечеринки, приемы, выпивка, танцы, достающие поклонницы. Я всюду следовала за Эдвардом. И у нас была только одна ночь, для того, что бы поговорить по душам.

Мы были в номере в самом дорогом отеле Вегаса. Не включали свет. Неоновая вывеска с соседней крыши создавала мерцающий сиреневый полумрак. Эдвард лежал на кровати, моя голова уютно покоилась на его груди. Он гладил мои обнаженные плечи рукой. Опять он не захотел быть со мной. Сказал, что не позволит себе сделать этого, пока я еще слишком молода. А я не находила себе места от досады. Я ведь так сильно люблю его.

- Эдвард, я все решила. Я останусь с тобой. Напишу родителям, что люблю тебя и не вернусь. Мне уже все равно, - пробормотала я в надежде, что он прислушается ко мне и поймет, что моя дальнейшая жизнь в разлуке не имеет смысла.

- Белла, ты должна окончить школу и тогда мы будем вместе, любимая, - Эдвард прижал меня к себе, - пообещай мне, что ты закончишь школу и не наделаешь глупостей.

Я горестно вздохнула. Его никак не переубедить.

Немного помолчав, Эдвард добавил:

- Приезжай на Рождество в мое поместье в Грейсленд. Хочу, что бы ты провела его вместе с моей семьей.
- До Рождества еще так долго, я не дождусь, - я провела рукой по его груди и капризно надула губки.

- Время пролетит быстро, вот увидишь, - и с этими словами Эдвард положил меня на спину, а сам оказался сверху. Мне казалось, что нашим поцелуям не будет конца.

Но вот Эдвард отстранился и сказал:

- Я люблю тебя, помни об этом, Белла. А теперь давай спать, - мне ничего не оставалось делать, как поддаться на его уговоры.

Но какое же это было счастье засыпать и просыпаться рядом с Эдвардом! Чувствовать его дыхание, видеть сонную улыбку. Но я нашла в себе силы и смогла вернуться к родителям, зная, что Эдвард желает мне добра и понимать, что нужно делать всё «правильно». И только сейчас я понимаю, что в этом он похож на моего отца.
Вернувшись в Германию, я поняла, как бесконечно далека жизнь подростков в этой стране и тот мир, в который ввел меня Эдвард. Одетая по последней моде, в черных капроновых колготках, темном костюме, юбка которого не составляла и сорока сантиметров длины, с высоким начесом и подведенными черной подводкой глазами, я казалась пришельцем из другой вселенной. В аэропорту все на меня таращились, а реакцию встречающих меня родителей, предугадать было не сложно.

Чарли застыл с открытым ртом и наконец, растеряно спросил:

- Белла, что это с тобой? – и, не дождавшись моего ответа, закричал, - размалевана до ушей, как проститутка. Мне стыдно за тебя! Всё! Что б я больше не слышал имени Эдварда Каллена!

- На Рождество я еду в Грейсленд, - закричала я в ответ.

- Рождество ты проведешь дома, с семьей. Посмотри на меня, Изабелла! Ты всё поняла? - Чарли был просто взбешен.

- На рождество я еде в Грейсленд, ясно? - бросила я и села в машину, громко хлопнув дверью.

На следующий день я в школу не пошла, и через неделю тоже. Три дня вообще просидела взаперти в своей комнате. Я не понимала, почему родители настроены против меня и Эдварда. Ведь он любит меня, это он дал понять четко. И со временем мы обязательно поженимся. Но мои родители не хотели ничего слышать. Каждый разговор на эту тему заканчивался грандиозным скандалом. Но в этот раз Рене не выдержала первой. Она постучала в двери моей комнаты, и я поняла, что мама настроена очень решительно.

- Белла, открой. Я просто хочу поговорить с тобой.

Я нехотя открыла дверь и вернулась на кровать. Я просто лежала в комнате с зашторенными окнами. Первым делом мама раздвинула занавеси на окнах. Яркий солнечный свет больно резанул мне глаза. Не обращая внимания на беспорядок, Рене села рядом.

- Белла, так дольше продолжаться не может. Ты три дня ничего не ешь, не выходишь из комнаты, я извелась уже вся, - Рене вздохнула.

Я упрямо молчала. Рене посмотрела на наше фото с Эдвардом, которое лежало на моей кровати.

- Разве он… Разве он не может найти себе ровесницу? Ты ему нужна пока молода и невинна, а ты не задумывалась, что будет потом?

- Эдвард любит меня! – я выкрикнула это с таким отчаянием, но мама продолжила:

- Я не вчера родилась Белла, и знаю…

- Что ты знаешь, мам? – опять Рене принималась за старое. Я думала, что мы уже давным-давно все обсудили, но она вновь слышит только себя и свои родительские чувства.

- Жизнь. Я знаю жизнь, Белла.

Я не выдержала:

- И это говоришь мне ты?! Ты в моем возрасте с моим настоящим отцом сбежала из дома…

- Не надо, все было не так, - перебила меня Рене. - О, Боже, Белла, ты изводишь нас с отцом. Я не знаю, что нам еще делать.

- Две недели зимних каникул. Неужели это так много? Мама, помоги мне, пожалуйста. Мне без Эдварда не жить.

Я не хотела плакать, но слезы ручьем текли по мои щекам.

Наверное, между Чарли и Рене состоялся серьезный разговор, потому что отец сам объявил мне, что две недели рождественских каникул в моем распоряжении. Я улетела к Эдварду.

Декабрь 1962 года, Грейсленд, штат Теннеси.

В аэропорту меня встретил Эдвард, он же был за рулем. Рождество в Грейсленде было многолюдным, но меня приняли очень радушно. Особенно бабуля Эмма и Карлайл, который теперь был официально женат на Розали. Я сразу же сдружилась с ней. Эта девушка была ровесницей Эдварда, и отношения у них были натянутыми. Зато она искренне любила Карлайла, это было видно невооруженным глазом. И я перестала считать ее коварной совратительницей безутешного вдовца, какой ее видел Эдвард. Карлайл очень любил Эсми, но жизнь продолжается.

Практически все время я проводила с Эдвардом. И это был самый лучший рождественский подарок. Я даже оставалась на ночь в комнате Эдварда. Но это комната была крайне необычна – огромная, стены обиты бордовой драпировкой, окон нет совсем, зато в каждом углу под потолком телевизоры. По началу, я пугалась, но Эдвард сказал, что это лучшие окна, которые придумали люди.

И еще одно, что меня безумно пугало – таблетки. Эдвард уже не мог без них жить. Чтобы уснуть, выпивал одну, что бы проснуться – другую. Круг замыкался. Но я все равно любила его, наслаждалась каждым прикосновением, радовалась страстным поцелуям. На большее мне рассчитывать не приходилось. Как я ни старалась, у Эдварда всегда находилась способность сказать свое твердое «нет».

Вернувшись домой, я выполнила свое обещание. Я начала учиться, стала более открытой, вновь подружилась с Анджелой. 1963 год пролетел незаметно, и я закончила школу. О будущем я пока не думала. За меня его определил Эдвард.

Позвонив ночью (очевидно, забывал про разницу во времени), сказал, что нашел прекрасный женский колледж при католическом монастыре, с блестящим образованием и закрытый от соблазнов мира. Чарли должен был одобрить такой выбор. Каллен даже заказал два билета для меня и моего отца.

Об этом я с радостью и сказала Чарли. Но я не ожидала такой реакции.

- Если этот тип позвонит в следующий раз среди ночи, то я скажу ему, куда стоит засунуть эти билеты, - прорычал мой отец, комкая свою газету.

Я не обратила внимания на такой выпад, давно уже к ним привыкла и продолжила:

- Ну, эта католическая школа, а жить я буду с Карлайлом и его женой.

- Мы не отправляем свою дочь учиться на другой континент, - Чарли сложил руки на груди и принялся буравить меня взглядом. Я скопировала его позу в надежде, что он сдастся. Но отец продолжал пристально смотреть на меня. Он с шумом выдохнул воздух. Я поняла, что на этом разговор закончен.

- Пап, ты даже не выслушал, - пыталась возмутиться я.

Тут Чарли не выдержал и стукнул кулаком по столу:

- Моя дочь, - не игрушка!

- Твоя дочь?! – Я не отдавала отчета своим словам и поступкам на тот момент. - Ты не смеешь так говорить, поту что ты не мой настоящий отец.

Выпалив все это, я поспешила в свою комнату. Хлопнув дверью, я закрылась изнутри и сползла на пол, сжалась в комок. Что же я наделала! Я ведь так обидела его. Я не знала другого отца, но и не хотела знать. Я очень его любила, была благодарна за всё, что он делал для нас с мамой. Мы ни в чем не нуждались. Никогда. Но и Эдварда я тоже любила,. Без него я не могла дышать. И вот теперь позабыв всё, я наговорила кучу гадостей Чарли. Неужели он так никогда не смириться, что я выросла, и в моей жизни появился мужчина?

Из-за двери донеслось:

- Она что, не хочет со мной разговаривать? - и Чарли начал выносить плечом дверь.

Послышался голос Рене.

- Стой, Чарли, не надо! Что же мы делаем, дорогой? Мы же гоним ее из дома. Пойми, она любит. Мы бессильны противостоять этому.

И впервые в жизни несгибаемый полковник Свон плакал. Я слышала это в его голосе.

- Белла, я не знаю, слышишь ли ты меня. - Говорил он сквозь закрытую дверь. - Да, ты родилась не от меня. Но я люблю тебя, ты моя родная дочь. Других детей у меня нет. И я хочу тебе только добра. Он заинтересован в тебе, пока ты молода. Неужели ты думаешь, что Эдвард Каллен, женится на тебе?

- Я это знаю. - Сквозь сдавленные рыдания произнесла я. - Прости меня, папа.

Октябрь 1963 – апрель 1964 год, штат Теннеси.

Хоть мы и договорились, что я буду жить в семье Карлайла, но Эдвард забрал меня к себе в Грейсленд. Каждое утро, надев темный свитер и клетчатую юбку ниже колена, я с личным водителям уезжала в колледж. Так же возвращалась обратно. Ночи с Эдвардом были полны нежности, чувственности, любви. Он не отпускал меня от себя ни на минуту. Говорил, что я нужна ему, как воздух.

Я быстро привыкла жить в роскоши. Одеваться по последней моде. Каллен сделал так, чтобы я ни в чем не нуждалась, пока на гастролях или на съемках. В редкие часы, когда он бывал дома, я наслаждалась нашей близостью, пропитанной чувственностью.

Эдвард любил фотографировать меня. Сначала я чувствовала себя не уютно, но постепенно мне понравилось. Я научилась чувствовать в себе женщину, и женщину привлекательную, желанную. И Эдварду все труднее становилось говорить «нет».

Я думала о своей жизни и очень многое меня тревожило. Школьница днем, роковая женщина – ночью. Мне надо быть милой и беззаботной, обольстительной и сексуальной, развлекать по вечерам толпу гостей. С Эдвардом мне необходимо быть собой и оставаться по-прежнему невинной.