Глава 8 Хочу подарок.
РОV Эдвард.
Я рассматривал поочередно две фотографии, разрываясь от желания обе поставить как заставки на телефон. В итоге я даже дополнительно сделал новый экран, и обе картинки заняли свои почетные места. Она очень интересная, общительная, веселая.
Мое любопытство росло вместе с ревностью.
Ее подруги сейчас активно ищут для нее спутника жизни, и мне просто безумно важно опередить этих двух любительниц сватовства. Но как? Она отказывается со мной встречаться, хотя в последнем отказе, как мне показалось, присутствовало сожаление.
Я не знаю о ней практически ничего, кроме возраста и …
Так, а что, собственно, я про нее знаю?
Интриганка или просто трусиха, а может, и то, и другое вместе, разжигающая во мне еще больший интерес. Не называет своего имени, но и не избегает общения со мной.
Имя Аврора ей не подходило в принципе, слишком грубое и сухое. Слушая ее мелодичный голос, я представлял что-то очень нежное и хрупкое, возможно, даже с задорным прозвищем, не обидным, а наоборот, милым и смешным, показывающим ее суть.

Ей двадцать восемь лет, одинока, нет никакого мужа и десятерых детей, про которых она мне плела, с хорошим чувством юмора, с двумя подругами и халявной работой, ну, может, и не совсем халявной, но вполне ее устраивающей. Любительница книг, не любительница салонов красоты и непонятно как относящаяся к мужчинам.

Кто в наше время интернета, новых технологий и гаджетов может любить книги? Только по-настоящему преданный книгоман. Может, учительница литературы? Истории? Но разве учителям не нужно работать? Это адский труд, по крайней мере, мне так казалось. Учитель отпадает, тогда кем она может быть?

Я не ожидал от нее игры в картинки, это походило на мимолетный порыв, в котором позже она раскаялась. Как ребенок, позволивший себе, не подумав, озорство, а потом пожалевший о нем.
Такая открытая улыбка с рядом ровных белоснежных зубов и очаровательными ямочками на щеках, от которых так и хочется улыбаться в ответ. Меня привела в восторг ее вторая фотография с соблазнительным изгибом изящной шеи, переходящей в четкий контур подбородка, а также небольшой частью хрупкого худенького плеча, с которого небрежно сползла лямочка домашней майки, с каскадом рассыпавшихся сверкающих каштановых волос.

Не постановочное фото, без всякой наигранности, она была и реальной и волшебной одновременно. Мне захотелось в то же мгновение очутиться рядом с ней, вдохнуть запах волос, ощутить шелковистость и гладкость кожи.
Это было безумно сексуально и так красиво, что я не удержался и написал ей, похоже, смутив. У нее явно заниженная самооценка, раз простой комплимент выбил у нее почву из под ног. После этого она опять испугалась и спряталась обратно в свою раковину, стараясь побыстрее закончить нашу переписку. А мне хотелось еще узнать, увидеть, открыть для себя еще одну грань потрясающей девушки, по воле судьбы ошибившуюся номером.
Для себя я отметил, что она вовсе не лысая (сомневаюсь, что парик может выглядеть так реалистично) и на лице, по крайней мере, на том участке, что мне удалось увидеть, пирсинг отсутствовал напрочь, и это несказанно радовало. Вполне могло оказаться, что нет и татуировки во всю спину. Хотя, конечно, существовал страх, что глаза действительно окажутся косыми, но также присутствовала уверенность, что это были лишь сказки для надоедливых поклонников. Судя по голосу, она относилась к себе с иронией и некоторой долей юмора. Она удивительная, единственная в своем роде и такая недосягаемая.
Приглашение на свидание витало в воздухе, но так и не нашло выражения в словах. Как только я более-менее решился намекнуть на свидание, она тут же изменила тему и распрощалась. Если быть более точным, то в моем случае предполагалось приглашение на званый ужин в доме моих родителей, но я боялся даже представить ее реакцию, и отказ, скорее всего, прозвучал бы незамедлительно.
Элис, как ни странно, оказалась права, не для всех посещение светских раутов является пределом мечтаний. Мои рассуждения прервал стук в дверь. Это был Карлайл с папками бумаг.
– Сынок, ты еще не спишь?
– Нет, проходи. Что случилось? – спросил я, отодвигая в сторону телефон и поднимаясь на подушках. Отец сел рядом со мной на край кровати.
– Не хотел портить ужин разговорами о делах, да и твоя мама не одобрила бы, но возникли кое-какие проблемы в Иллинойсе. Нужно слетать туда и все уладить. Тут все необходимые документы, – он протянул мне папки.
– Хорошо. Когда лететь?
– Во вторник, только …
– Что только?
– Только ты, скорее всего, не успеешь на рождественский прием, и твоя мама мне голову снесет, и тебе тоже. Но это срочно, и от этого контракта очень многое зависит.
– Я все понял, отец. Все сделаю, не переживай.
– А что будем делать с Эсми?
– Похоже, нам с тобой придется стать самыми крупными благотворителями на ее вечере.
– Думаю, ты прав. Изучай документы, если будут вопросы, завтра их обсудим. Только маме пока не говори, что уезжаешь, чем позже она узнает, тем меньше нам достанется, – проговорил он заговорщическим тоном.
– Хорошо, договорились.
– Спокойной ночи, сын.
– Спокойной ночи!
Я с грустью взглянул на документы. Вот так! Значит, свидание с моей незнакомкой опять откладывается на неопределенный срок.

Вся остальная неделя пронеслась чересчур стремительно: перелеты, переговоры, опять перелеты, опять переговоры.
Наша смс переписка и звонки стали привычными и имели ежедневный характер. Я уже не представлял своего дня без звука ее голоса или мелодичного смеха. Она помогала мне отвлечься, хоть на мгновение расслабиться и забыть о всех навалившихся проблемах. Ее истории из жизни добавляли красок и смеха в мои трудные будни.
Однажды она мне рассказала, как посудомоечная машина у нее украла пиццу и как в метро по ошибке силой отобрала у парня наушник мр3. Но больше всего мне нравились истории про ее детство. Этот разговор состоялся в четверг вечером, накануне дня рождественского приема.
– Ты сегодня грустный, – заметила она.
– Просто голова болит. Не обращай внимания, сейчас с тобой поговорю, и все пройдет, – проговорил я, массируя виски.
– Мне казалось, что жаловаться на головную боль - чисто женская прерогатива, – хитро заметила она.
– А разве ты мне что-то предлагаешь?
– Много на себя берете, мистер.
– А знаешь, я еще ни разу не слышал в свой адрес такую отмазку, – самодовольно рапортовал я.
– Вау, так вас можно поздравить или посочувствовать.
– Сейчас только посочувствовать. – При такой убийственной головной боли я ни на что не был способен. – Расскажи мне что-нибудь.
– Значит, я твое лекарство от головной боли?
– Ты мое лекарство от всего.
– Ладно, я расскажу тебе про мою маму. Она у меня замечательная и очень талантливая. Она костюмер в театре.
– Это, наверное, очень интересно. Признавайся, ты втихую пробиралась за кулисы и что-то вытворяла?
– Было дело, только я тебе не про это хочу рассказать. И вообще, перестань меня перебивать.
– Все, молчу, я весь во внимании.
– Итак, мне тогда было лет пять. Под очередной новый год маму уложили в больницу на сохранение, папу отправили в командировку, а я заболела ветрянкой. Кстати, ты знаешь, что такое ветрянка?
– Это когда все везде чешется в самых невероятных местах?
– Да, оно самое. Так вот, жить со мной было поручено бабушке с дедушкой. Им я позволяла себя кормить и мазать зеленкой. Обычную дешевую зеленку для внучки купить не посмели, был приобретен улучшенный вариант – эта зеленка не просто мазалась, она приклеивалась к коже блестящими малахитовыми нашлепками. А так как мыть себя я разрешала только локально, громкими воплями отпугивая папиных родителей от тела при попытках "потереть спинку" или "ручки", то за десять дней маминого отсутствия я превратилась в достойный экспонат для кунсткамеры или музея под названием "Инопланетяне и чудовищные насекомые". Хорошее впечатление усиливал недовыпавший передний молочный зуб, изящно пристроившийся на нижней губе, и безнадежно спутанные волосы – причесывать меня было мной же запрещено. – Хорошо развитое воображение сделало свое дело. Первые смешки перешли в раскатистый хохот, и я напрочь забыл про головную боль.
– Эдвард, прекрати, иначе рассказывать не буду, – от звука моего имени сердце пропустило удар.
– Прости, – я с трудом подавил в себе желание в очередной раз рассмеяться над ее строгим тоном. – Продолжай, пожалуйста, я буду послушным мальчиком.
– Ладно, слушай дальше. Маму выписали 23 декабря. Когда я легкокрылой зеленой мухой бросилась ей навстречу, ее чуть было не пришлось везти назад, в больницу. Мой брат серьезно рисковал родиться раньше срока, но мама быстро взяла себя в руки и признала во мне родную дочь. Зуб был вырван, волосы расчесаны, тушка условно отмыта. Условно, потому что улучшенные малахитовые нашлепки не смывались.
Вечером позвонила воспитательница и напомнила, что завтра большой рождественский утренник для детских садов нашего района. И они, зная, что в нашей семье не все в порядке в связи с маминым сохранением, папиной командировкой и моей ветрянкой, решили нам сердечно помочь, – моя рассказчица изменила голос и гортанно пробасила: "Не волнуйтесь, пожалуйста, мы приготовили для вашей дочери красивый марлевый костюмчик снежинки, она же уже выздоровела, правда?"
Мама сказала большое спасибо и задумчиво посмотрела на моё зеленое лицо. За ночь ею был сшит наглухо закрытый костюм лисички с ушастой шапкой. Под раздачу попали мамина бархатная юбка и убиенная лисица, которая наверняка грезила о более славной судьбе, пролеживая бока на антресолях. Зеленые пятна на лице были заклеены "веснушками" – я была как бы лисой по весне. Само собой, первый приз за лучший костюм достался мне. И видала я эти снежинки.
– Твоя мама волшебница?
– Сейчас не знаю, но тогда я в этом была абсолютно уверена. Тебе стало лучше?
– Да, намного лучше.
– Это хорошо, – тихо сказала она.
Ее история напомнила мне, что и до рождества осталось всего пару дней.
– Скоро рождество, и я хочу от тебя подарок, – может, чересчур нагло с моей стороны, но другого способа добиться своего я уже не знал.
– Какой? – осторожно спросила она, подозреваю, что уже готовила в своей голове очередную отмазку.
– Хочу утром двадцать пятого декабря…, – я медлил, накаливая обстановку.
– Ну, говори.
– Тебя увидеть, – выпалил я на одном дыхании, в ответ молчание. – Я много прошу?
– Нет, – я чувствовал ее сомнение, тяжелый вздох, а потом она сдалась. – Хорошо, мы встретимся двадцать пятого декабря. А ты успеешь приехать?
– Теперь у меня есть стимул. И ты мне скажешь свое настоящее имя?
– Это несправедливо, подряд два желания, – запротестовала она.
– Несправедливо? – возмутился я. – Несправедливо, что ты знаешь мое, а я твое - нет.
– Ладно, все в воскресенье. 
– Где мы встретимся?
– На углу Шестой авеню есть маленький ресторанчик, я там буду в одиннадцать.
– Буду тебя ждать.
– Не хочешь меня спросить, в чем я буду одета? Ну там, красный шарф, синие перчатки, желтая шапка.
– Я тебя узнаю и без этого. Ты мне уже достаточно красочно описала свою внешность. Но если это все, что будет на тебе, то я не против.
– Мне что, прийти голой? – притворный ужас.
– Хороший вариант, тогда я точно не ошибусь, – она ахнула, а я решил проявить благородство, – для первого знакомства это будет излишним, но потом, вполне возможно, поэкспериментируем.
– Пока, экспериментатор. Встретимся в воскресенье. 
– Пока, моя незнакомка!


Источник: http://robsten.ru/forum/29-1420-1