Глава 2

Тихой вибрацией будильника вступает в свои права новое утро.
Я открываю глаза, скорее машинально, чем осознанно, тронув руку Эдварда на своей талии. Всю ночь чувство приятной безопасности, созданное истинно-человеческой теплотой, охраняло мой сон – теперь я знаю, чему оно обязано. Кому.
Мужчина, неглубоко вдохнув, тянется к будильнику на прикроватной тумбе и, умудрившись не разрушить нашего единения, с удовольствием возвращается обратно. Кладет голову на подушку, и я чувствую его дыхание на волосах, чуть подрагивающее… улыбается?
- Доброе утро, Иззели.
Его голос звучит здесь как нечто само собой разумеющееся. Хоть за окном еще даже не начало светлеть и темнота, не разбавленная одиноким дворовым фонариком, полноправно царствует, во мне нет ни грамма опасений. Я прекрасно знаю, где я и с кем – дом не может нагонять страх, а человек, являющийся неотъемлемой частью этого дома – уж тем более. Мне спокойно.
- Доброе утро, - я несильно потягиваюсь, под предлогом этого пододвинувшись к мужчине чуть ближе. Теперь как следует чувствую его грудь с легкой жесткостью спальной футболки, и руки, мягкие, теплые, овившие меня. Могу поклясться, Эдвард ухмыляется. Не только мне хочется быть ближе – и он, вроде бы поправив одеяло, притягивает меня к себе.
Эти ничего не значащие на первый взгляд игры – наш маленький мостик в прежние отношения. Надеюсь, со временем он станет прочнее.
В комнате темно и тепло. Густая, плотная тьма обволакивает, увлекает к себе, не принуждая, а уговаривая остаться – да и сам не захочешь от ее комфорта уходить. Здесь нет вынужденных сознательных границ, ибо сознание еще спит, нет лишних слов и мыслей. Есть ощущения.
Позади меня, обнимая меня, мой муж. Человек, которого я люблю и который доставил мне очень много радостей в жизни. Мы проспали так всю ночь, не двинувшись и не попытавшись разрушить эту позу, а значит, нам было хорошо. Несмотря на все, хорошо. Физическое отдаление не так велико, как ментальное… физически мы ближе – тело само не дает об этом забыть, приятными мурашками реагируя на каждое касание Эдварда.
Он это будто бы знает… или, быть может, чувствует то же самое. Вздыхает, приникнув к моему затылку, и мягко целует волосы.
- Как будто восемь лет, а не месяцев, Белла.
От его тона у меня совсем немного, но перехватывает дыхание. Теперь сомнений в том, что чувствуем одно и тоже, нет совсем.
- Как же мы их пережили?..
Вопрос риторический, но голос у меня все равно дрожит. Я пожимаю пальцы Эдварда снова, и он, не мешкая, пожимает мои в ответ. Взаимно.
Я не могу представить, будто всего этого не было. Я куда-то уходила отсюда?.. Эдвард не был со мной ночью, мы не просыпались вместе?.. Этот фонарь не светил в окно, тусклыми отблесками касаясь подушек? Не звонил будильник, не мялось одеяло? И никто не говорил «доброе утро»?
…Забавно, не так давно казалось, что все вот это как раз и есть блажь. Давно прошедшая.
Мимолетно оглядываю постель. Вряд ли удастся что-то разглядеть в темноте, но все же.
- Я не будила тебя ночью?
- Нет, - чувствую вопрос в тоне мужа и тихо радуюсь, что прямого взгляда удается избежать. Не так легко после нескольких месяцев отсутствия заново учиться откровению.
- Хорошо.
- У тебя проблемы со сном, Иззели?
Я как можно равнодушнее, чтобы не заметил подвоха, пожимаю плечами.
- Да, есть немного.
Самую малость – когда снятся кошмары, выдираю заправленные простыни и просыпаюсь как на поле военных действий, а не в кровати. Едва ли важно – отрываю от наволочек подушек мелкие пуговички, когда пытаюсь к ним крепче прижаться. Каплю, совсем каплю – строю из одеял целые замки и прячусь в них, как ребенок, когда совсем невыносимо – там, на дне душного клубка с запахом отбеливателя не так больно думать о несбывшемся.
Вряд ли Эдвард понимает – и вряд ли увидит, я надеюсь, хотя бы для профилактики таких зрелищ мне надо спать отдельно… но он, мне кажется, чувствует. Может, подспудно.
Мужчина целует мое плечо, проигнорировав новую волну дрожи.
- Мы это исправим.
- Конечно, - побыстрее соглашаюсь, дабы закрыть тему. Веду плечо ближе к себе, прячусь – пока темно, еще есть шанс. Но ведь сейчас мы включим свет… и все закончится. У нас впереди сложнейший день, в котором так много требуется сделать с трезвым умом… а я все никак не могу взять себя в руки относительно наших отношений. Из крайности в крайность, из отчаянья – в любовь. Мои чувства к Эдварду не изменились, наоборот, они острее… но острее и воспоминания. Я слишком многое не могу забыть – и простить тоже. Доверие хромает, а оно – краеугольный камень любого брака. Предстоит большая работа, и на нее надо много сил. Очень много сил. Где их взять?..
- Мы должны выехать в начале девятого, - докладывает Каллен, переводя разговор. – Я вчера договорился с магазином, что мы заберем у них детское кресло в половину десятого.
- Оно все-таки нашлось на складе?
- Да. Консультант сказала, это – лучший вариант из тех, что они могут предложить.
Это интересно – по меньшей мере, интересно – обсуждать детское кресло в постели, так и не отпустив друг друга дальше, чем на пару миллиметров. Но это, стоит признать, разряжает обстановку. Настраивает на нужный лад и напоминает, впрочем, что пора вставать. Утро не будет длиться вечно, как и атмосфера доверия, что оно в полусонном царстве создает.
- Ты не против, если я приму душ первой?
Эдвард, напоследок пригладив мои волосы, не имеет возражений.
- Я пока сварю кофе, Белла.
Незаметным касанием я обвожу ободок его кольца. Надо бы мое поискать…
- Спасибо.
В спальне зажигается свет.

* * *

Северная трасса, огибающая круглосуточный супермаркет, ведет на шоссе номер I-476 – то самое, что тянется к Скрантону, городку с населением в семьдесят восемь тысяч человек, затаившемуся недалеко от границы штата.
Огромный джип Эдварда движется на круиз-контроле. Каллен, глядя на дорогу, думает о чем-то своем, хоть и не выглядит напряженным. Изредка я ловлю на себе его взгляд – но он мимолетный. Вот уже как двадцать минут, после самого отъезда из магазина, мы молчим.
Я лениво слежу за пролетающими по ту сторону стекла тенями машин. Уже рассвело, но погода пасмурная, дождь, перейдя с крупных капель на косую морось, стирается дворниками в размазанные пятна. В машине тепло, работает печка, и я даже расстегиваю пальто, пригревшись на своем месте. Эдвард свое снял с самого начала, я помню, что жару он переносит куда хуже, чем холод, она будит в нем какое-то детское, колючее раздражение. Когда мы были на пляже, меня это обычно забавило.
А сейчас забавит другое – грустно забавит, с саднящими тупыми иголками, какие не выдрать при всем желании – насколько легко встало на заднее сидение детское кресло. Светло-бежевое, максимально комфортное и, надеюсь, максимально безопасное, подогнанное консультантом под приблизительный возраст девочки. На его спинке прострочка из розовых нитей и маленький медвежонок Тедди, обнимающий сиреневый цветок – мы с Эдвардом купили одеялко ему в цвет, на случай, если ребенок продрогнет, погода не обещает улучшиться.
Вообще, в магазине все прошло куда легче, чем мне вначале казалось. Еще за завтраком, когда Эдвард подогревал манный пирог Марии, а я доставала джем к нему из холодильника, невесомость утра – семейного почти – куда-то улетучилась. Мысли навалились тяжелыми комьями, а воспоминания – целым камнепадом. Как бы было. И как никогда уже не будет.
Я почти расплакалась перед продавцом в отделе. Это было неожиданное, безумно сильное чувство… потери при взгляде на детские автокресла. И в принципе в окружении детских вещей. Но отступать было некуда. Кресло мы купили.
Я отворачиваюсь от заднего сидения, сложив руки на груди. Мы проезжаем широкий мост, и его темно-серая тень мрачно падает на машину.
- Почему она оставила ее в Скрантоне?
Я не уверена, спрашивает Эдвард самого себя или меня, потому как голос звучит тихо, но проигнорировать не могу. Тон так и позванивает напряжением.
- Передвижения Фелисити по стране всегда были во власти ее настроения.
- Нет, - Каллен качает головой, взявшись за руль крепче, - они зависели от тех, с кем она сбегает. И от кого.
- Ты знал кого-то из ее попутчиков?
- Я слышал о нем, когда искал ее полтора года назад. Миртон, кажется. Был смотрителем лесного озера на туристической базе.
- В Скрантоне есть туристическая база и лесное озеро, - пользуясь своими скупыми знаниями о близлежащих городах, неуверенно протягиваю я.
- А мне кажется, Белла, это как шанс. Ведь гораздо проще было привезти девочку на соседнюю с моей больницей улицу – или в саму больницу.
- Шанс для кого?..
- Для меня, - его взгляд становится очень жестким, но в глубине так и пестрит битыми стеклами боль, - чтобы я мог отказаться от ребенка.
Да. Этой идеи даже я в пессимистичном настроении придумать не смогла бы.
Не знаю, что говорить. Абсурдность таких мыслей очевидна любому, кто хотя бы немного знаком с Эдвардом.
- Мы оба знаем – и знает наверняка Лисса – что ты никогда бы не отказался.
- Ты обо мне хорошего мнения.
- Просто это очевидно.
Эдвард как-то невесело улыбается, глянув в мою сторону.
- Если бы.
Мы движемся по трассе одни – и с такой скоростью, и на этой дороге. Машин не видно впереди, насколько хватает глаз, а сзади все же скрылись за поворотом. Пустынные участки грязи, залитые водой по обе стороны от полотна дороги, выглядят зловеще. Зловеще-отчаянно.
- Белла, у тебя был кто-то за это время?
По количеству внезапных вопросов и утверждений мистер Каллен сегодня в лидерах. Недоумение на моем лице неподдельно.
- Не пойми меня неверно, - стараясь подбирать слова правильно, Эдвард чересчур внимательно следит за дорогой, - но никто не относился ко мне так, как ты. А я… и я хотел бы быть уверен, что с тобой обходились, как ты того заслуживаешь.
- У меня никого не было, - резко, не желая слушать продолжение, обрываю я. От бессильного раздражения саднит в горле. – Я ведь состою с тобой в браке, в конце концов! Мне что, следовало мстить?
Эдвард пробует коснуться моей ладони, но я ее отдергиваю.
- Ты всегда была лучше меня, Иззели, - смирившись с моей реакцией, твердо признает мужчина. Я не смотрю на него, но он на меня смотрит – самые длинные две секунды за всю дорогу, - я не заслуживаю твоей верности, но я искренне тебе благодарен.
На слове «верность» меня передергивает. Цветные картинки встают перед глазами. И снова запах, запах дезинфектантов и сто раз стиранных белых простыней…
- Я хочу, чтобы ты знала, что я не решился бы на эту авантюру с усыновлением ни с кем, кроме тебя. Тем более так быстро.
Его выдержанному, строгому тону я фыркаю.
- Еще скажи, что оставил бы девочку одну в приюте.
- Нет. Я бы искал ей дом. Я хочу для нее нормальную семью, - он подчеркивает это определение, так взявшись за руль, что белеют костяшки пальцев. Эдвард бледный, но на щеках у него алый румянец, не совсем здоровый, как мне кажется. Уголок губ подрагивает.
Я очень тихо спрашиваю, не уверенная, что хочу знать ответ:
- У тебя тоже никого не было?..
- Нет. И не будет.
Он сглатывает, сворачивая налево вместе с поворотом трассы. Немного сбавляет скорость, теперь я вижу не просто пролетающие мимо деревья, а их ясные очертания.
Мне хочется ему поверить. Довериться. Я убеждаю неподкупное сознание, что на этот раз – не зря. Надеюсь, то же убеждение сквозит и в словах:
- Мы с тобой будем нормальной семьей, Эдвард. Той, которую она заслуживает.
Мы проезжаем табличку-указатель – до Скрантона сорок миль.
Я пытаюсь представить себе девочку. Воображение никогда не было моей сильной стороной, но мне хочется хотя бы попробовать. Какого цвета ее волосы? Глаза? Кожа? Чаще она улыбается или грустит? Какие игрушки ей нравятся и какая еда противна? А люди?..
Всего каких-то сорок миль до нашей встречи. На этом фоне теряется даже тема непростого разговора.
Десять минут тишины, повисших с последней фразы, я прерываю самостоятельно:
- У нас не обустроена детская…
- Завтра же закажем мебель и купим все необходимое. Если удастся сегодня ее забрать.
- Ты думаешь, они могут… не отдать? – черт, а такой вариант развития событий пугает.
- Я надеюсь, препятствий не будет, - сохраняя здравый оптимизм, делится Эдвард, - Фелисити сказала, она еще не в базе. Формально, ее и нет в этом приюте.
- А где же ей спать?.. И что должно быть у нас дома для этой ночи, если все выйдет?
Хлопоты. Это так называется, да? Я никогда не погружалась в вопрос так глубоко. Вчерашний разговор об удочерении был как само собой разумеющееся звено, понятное и доступное. Но лишь теперь, увидев отделы детского магазина и кресло, которое мы везем сзади, я понимаю, как много упущено. Банальнейших вещей – кроватки и подгузников – у нас нет.
- Это решаемо, - утешает Эдвард. Навигатор советует ему объехать участок дороги, проходящий через лес, там сужение ввиду ремонтных работ, - пусть только уедет с нами.
Еще один зеленый указатель. Тридцать пять миль.
Остаток пути, дабы отвлечься от невеселых мыслей, мы с Эдвардом поддерживаем обычный диалог. Все-таки мы не виделись достаточно долгое время, и некоторые вещи претерпели изменение. Я с удовольствием слушаю о его больнице и практике, о чем муж готов говорить долго и подробно. Его вовлеченность в процесс и желание к постоянному самосовершенствованию вызывают во мне гордость и восхищение. В свое время я отказалась от поступления в медицинскую школу, и рассказы Эдварда заставляют меня с другого ракурса взглянуть на свое решение. Наверное, я зря так поступила.
Я же рассказываю мужчине о Монако и его маленьких городках-районах. Эдвард был там всего раз, после окончания школы, и ему интересно послушать, что изменилось, а что осталось прежним. Эта тема почему-то не наводит грусти и ненужных вопросов, она солнечная, как само княжество. И она, мне на удивление, уместна.
Пять миль до Скрантона. Дождь, не отпускавший нас всю дорогу, неожиданно смолкает. Тучи расходятся, оголяя голубое небо. Оно, согретое слабыми солнечными лучиками, очень красиво.
- Погода на нашей стороне.
- Думаю, да, - с улыбкой соглашаюсь, зачарованно глядя на высокие ели, по лапам которых скачут солнечные зайчики. Их блики виднеются и на асфальте, еще мокром от недавнего дождя.
Скрантон небольшой, но очень милый город – ровные улицы переплетены красными крышами домиков, парк возле главной площади наводнен родителями с детьми, а самое старое и по совместительству самое большое здание в городе – Дом Электричества – гордо приветствует всех въезжающих со своей озелененной территории. Впереди, на холме ближе к лесу, виднеется серо-голубое здание Radisson Blue. Похоже, тут существует и туристический сезон.
После долгого пути по однообразной трассе, вечного дождя и вопросов, поднятых за утро, каким-то чудом кажется приезд в этот городок. Не глядя на важную миссию, что ему поручена, он расслабляет и воодушевляет. Меня, по крайней мере, точно. А может, это все солнце.
На первом же светофоре Эдвард корректирует адрес в навигаторе, задавая ему локацию детского дома. Прибор выстраивает путь.
- Без двадцати одиннадцать.
- Как раз вовремя. Тут недалеко.
Десять минут спустя, заканчивая путешествие по узким городским улочкам, мы останавливаемся перед трехэтажным зданием. Красный кирпич и каштановые окна цепляют взгляд – не хуже, чем табличка на входе. «Детский дом г. Скрантона имени Святой Терезы».
Мы на месте.

* * *

Пауль Уоррен, седовласый мужчина строгого вида с не менее строгими черными очками. Секретарь. Смотрит придирчиво, будто недовольно, сухо интересуется, на сколько назначена у нас встреча. Но все же пропускает в кабинет директора, со спешным хлопком закрыв за нами дверь.
В кабинете пахнет терпким передержанным кофе и немного – пыльными книгами. Они занимают две больших полки у левой стены, все как одна с твердым зеленым переплетом.
Мужчина, прежде занимавший место за широким письменным столом, поднимается нам навстречу. Серый пиджак ему немного мал, галстук слегка топорщится из-под рядка черных пуговиц.
Директор вроде как улыбается, но дружелюбия в этой улыбке еще меньше, чем искренности, она то и дело скатывается к тихому раздражению. И тревоге.
Вся мебель в кабинете массивная, темная. Окна спрятаны за жалюзи, на столе ворох бумажек и аккуратная синяя папка, совсем тонкая, на пару листов. Прочь от посетителей обернуты две фоторамки.
- Добро пожаловать, мистер и миссис Каллен, - директор, пересекший кабинет уже наполовину, протягивает Эдварду руку. Тот по-деловому ее пожимает, с совершенно беспристрастным лицом здороваясь в ответ. Мне бы его уверенность.
Я директору просто киваю.
- Добрый день, мистер…
- Денали. Дантон Денали, - представляется тот. Приглашающим жестом указывает на два кресла возле своего стола. Подстраиваясь под цветовую гамму кабинета, они темно-бордовые, с чуть полинявшими спинками. – Проходите.
И я, и Эдвард синхронно присаживаемся на свои места. Сидения не слишком комфортные, но сейчас это меня мало занимает.
Дантон Денали придвигает ближе к столу свой стул. Кладет руки прямо поверх разносортных бумажек.
- Я не буду лукавить, мистер Каллен, ваш звонок меня удивил.
Эдвард сдержанно, вежливо улыбается.
- Чем же?
- Понимаете, в этом здании нередко оставляют детей. Приносят, подбрасывают, отдают – всегда по-разному, но суть одна, - он методично постукивает пальцами по столу и это меня нервирует, - а вот забирают наших воспитанников куда реже.
- Мы с супругой здесь с самыми серьезными намерениями.
- Это и удивительно. Женщина, которая привезла сюда ребенка, за которым вы приехали, обещала, что ее заберут в течение трех дней. Я отнесся скептически, как правило, никто не приезжает, дети остаются здесь надолго. А вы позвонили через двадцать семь часов.
У него темные, неприятные глаза, хитроватые и с сомнительным блеском. Полные губы чуть ухмыляются.
- Эта девочка - наша племянница, - вставляю я, с ярым желанием хоть как-то осадить это выражение на его лице, неуловимую издевку тона, - конечно же, мы приехали бы за ней.
- Родственными связями тут нечасто руководствуются, к сожалению, - Дантон тяжело вздыхает, придвигая к себе синюю папку. – Я рад, если девочка обретет дом. Но сперва мы обязаны соблюсти некоторые формальности.
- Конечно, - с готовностью отзывается Эдвард. Накрывает мою руку своей, успокаивающе пожимая. Держит себя отменно и меня вдохновляет.
Мистер Денали, приподняв раскрытую папку перед собой, вдумчиво смотрит на распечатанные страницы.
- Итак, ваша сестра привезла свою дочь, вашу племянницу, сюда?
- Да.
- И она сообщила вам, что ребенок находится здесь?
- Да. В пятницу, поздним вечером.
Директор прищуривается.
- Она пояснила, почему так поступила?
- Лишь сказала, что ее вынудили непреодолимые обстоятельства, - неотступно следуя выбранному курсу, отвечает Эдвард. Его такими вопросами не взять.
- Почему же она не отвезла девочку прямиком к вам? – не отступает Денали.
- Думаю, у нее не было средств и возможностей это сделать.
Доля хмурости, появившаяся в его голосе, и узкая морщинка, тронувшая лоб, вполне красноречивы. Теперь я сама пожимаю ладонь мужчины – уже как своеобразный наш жест принятия и поддержки – знаю ведь, что он сам думает на сей счет, лишь час назад обсуждали.
- Удочерить ребенка, мистер и миссис Каллен, это большая ответственность, я надеюсь, вы понимаете, - перелистнув страничку в папке, Дантон поднимает на нас глаза. Смотрит пристально, ищет что-то. Но не находит.
- Мы создадим для нее все требуемые условия, - заверяю я, - и в кратчайшие сроки оформим все юридически.
- Я на это надеюсь. Девочка не занесена в нашу базу, мы собирались зарегистрировать ее в понедельник утром – формально, здесь ее никогда и не было. Однако я иду на большой риск, отдавая ребенка вам – профессиональный как минимум.
- Наши паспорта, мистер Денали, - Эдвард кладет удостоверения личности, заранее открытые на нужной странице, на широкую столешницу. – И, само собой, наши реквизиты.
Белый конверт, совершенно плоский, как папка, ложится рядом с паспортами. Я озадаченно смотрю на него, недоумевая, когда Эдвард успел… и зачем, не сделает ли это все хуже… но Дантон, похоже, такого исхода ожидал. Он снисходительно нам улыбается. Зачитывает адрес и телефоны из бумажки, вложенной внутрь. Касается пальцами банкнот, удовлетворенно запечатывая конверт.
- Это меняет дело, господа. Я вижу, намерения у вас действительно серьезные.
Принимая правила игры, Каллен благодарно ему улыбается. Я тоже стараюсь выдавить улыбку.
- Мы хотим забрать девочку домой сегодня.
- Я бы даже сказал «сейчас», вероятно, - скалится Денали. Вздыхает, закрывая синюю папку. Мягким движением передает ее мне.
«Элли, 15.10.2019» - гласит надпись, выведенная на правой стороне черным маркером.
- Ее зовут Элли? – Эдвард, поднимая глаза от папки, с вопросом смотрит на директора.
- Ее мать представила ее так, - примирительно отмечает он, смахивая пыль с фоторамок на своем столе. Теперь я вижу, что в них запечатлены дети.
- Элли, - тихонько повторяю, коснувшись надписи пальцами. Неужели так просто?..
- Я провожу вас в детскую комнату, - поднимаясь со своего стула, сообщает директор. Белый конверт скрывается в верхнем ящике его стола – том, что запирается на маленький ключик.
Коридоры в здании узкие и длинные, выкрашенные в белый. Темные дверные проемы на этом фоне смотрятся практически зловеще. Мы идем по детскому дому, погруженному в абсолютную тишину. Я прижимаю к себе папку с данными о девочке, быстрым шагом следуя за Денали, а Эдвард, мягко касаясь моей талии, идет сзади. С ним спокойнее. С этим местом что-то явно не так… какого черта, и вправду, Фелисити привезла ребенка сюда?
Мы поднимаемся на второй этаж по свежевыкрашенной лестнице. На ней рисовали цветы и разукрашивали узорами поручни, видимо, стараясь освежить обстановку, но вышло плохо. Краска облупилась и потрескалась, теперь цветы скорее напугают, чем порадуют глаз. И поникшие они какие-то…
Дантон Денали идет впереди бодрым шагом. Он производит впечатление человека, достигшего предела, о котором всегда мечтал, но в окружении этих стен должность его завидной не кажется, как и сам он. Он отдал нам дочь Лиссы, и я должна быть благодарна, что все прошло куда проще ожидаемого, но к нему во мне все равно живет неприязнь. Сильная.
Поворачиваем к двустворчатой двери слева. На ее красной табличке что-то было написано, но от времени надпись посерела и стерлась. Денали без стука открывает дверь.
- Миссис Кармел, - звучно зовет, поманив нас следом. Пол покрыт темно-бежевым линолеумом, стены ровные, выкрашенные в желтый. Женщина, которая выходит из-за узкой арки, в желтой блузке.
- Миссис Кармел, пришли за поступившей вчера девочкой. Будут согревать своим родительским теплом.
Он говорит это с такой… издевкой. Раздражение, как я вижу, касается уже и отточенно-безмятежного лица Эдварда. Он сжимает губы, и я, промолчав, делаю то же самое. Всего ничего осталось до того момента, как мы навсегда малышку отсюда увезем.
Няня глядит на нас с недоверием.
- Уже оформлены документы?.. – в ее голубом взгляде неподдельное волнение.
- Да, миссис Кармел, да, - нетерпеливо кивает директор, - принесите же девочку, пусть едет домой.
Женщина, нахмурившись, все же подчиняется. Возвращается к той арке, откуда пришла.
- Наша новая работница, - по-свойски докладывает Денали, хмыкнув, - очень сердобольная и любопытная. Но детям такие нравятся.
Сдерживаясь из последних сил, мы с Эдвардом мило киваем. Черт подери, он заведует детским домом… я начинаю ненавидеть Скрантон.
За одним исключением в нем.
Элли.
Миссис Кармел возвращается в комнату с притихшим ребенком на руках. Девочка, на которой фиолетовый осенний комбинезон, напуганно смотрит в нашу сторону из-под сведенных домиком бровей. У меня глухо ударяет где-то в глубине сердце – глаза ее, большие и круглые, хранят оттенок темной зелени, до боли мне знакомый. Это не Фелисити, о нет… это – Эдвард.
По неприкрытому ошеломлению на лице мужа, я понимаю, что мысли у нас одни и те же.
- Маленькая…
Девочка, заслышав чужой голос, морщится на руках у своей няни. Та торопливо приглаживает ее редкие рыжеватые волосы. Лисса говорила, малышке год, но она выглядит младше – совсем крошка. И совсем здесь одна…
- Элли, - я подступаю на шаг ближе, просительно протягивая к ней руки. По щекам ребенка вот-вот покатятся слезы. – Элли, иди ко мне, моя девочка.
- Отдайте ребенка, - сквозь зубы цедит Денали, который больше всего, судя по тону, мечтает закончить со всем этим. Кармел хмурится больше прежнего, но уступает. Я благодарно ей улыбаюсь, когда передает мне свою воспитанницу. И маленькое, дрожащее тельце я прижимаю к себе.
Господи.
Все как-то разом становится на свои места. Прошлое, настоящее, будущее – выстраивается в понятном глазу порядке, не выглядит лишним или обособленным, дополняет друг друга. Мы все это прошли и оказались здесь. Эта девочка в моих руках. Я вижу ее глаза и слезы. Ничего не было напрасным.
Мои пальцы немного подрагивают, но я все равно обнимаю малышку, вслушиваюсь в ее дыхание. Знакомлюсь. Первые впечатления самые ценные – и самые эмоциональные, похоже, тоже. Я сама сейчас заплачу.
- Элли, - прочищает горло Эдвард. Смотрит на нее как на мираж.
Девочка, вконец испугавшись такого всеобщего внимания, начинает плакать в голос.
Миссис Кармел, вздрогнув, внезапно вспоминает о чем-то. Быстрым шагом куда-то уходит, пока я растерянно смотрю на девочку, чье лицо стремительно краснеет от слез, раздумывая, как ее утешить. Дантон, наблюдая всю эту картину, презрительно морщится – старается, чтобы было не сильно заметно, отворачивается даже, но выражение лица у него слишком очевидно.
- Ее дракончик, - вернувшаяся воспитательница сует Элли небольшого плюшевого дракошу, чьи гребешки на спине из мягкой резины. – Его принесли вместе с ней.
Эдвард, краем глаза глянув на игрушку, горько хмыкает. Сам берет его у миссис Кармел, когда девочка, отпихивая дракона, заливается сильнее.
- Спасибо. Нам пора идти, Белла.
Я глажу детскую спинку, плохо отдавая себе отчет о происходящем. Держу Элли крепко, в этом уверена, хорошо слышу ее рыдания, они пронимают до дрожи. Но и что-то горячее, яркое оживляют внутри. Я справлюсь.
- Ты прав, пойдем.
К воспитательнице, что с болью глядит на ребенка, я обращаюсь с благодарным взглядом. Похоже, здесь она оказалась единственной, кому на девочку было не плевать.
- Спасибо вам, миссис Кармел. Мы позаботимся о ней.
В глазах женщины совсем крохотный огонек доверия.
- Будьте ей хорошей матерью, - почти велит она. Быть этой фразе моим слоганом.
Эдвард, скрывая нас с малышкой от Денали, открывает двустворчатую дверь наружу. И, пропустив вперед, выходит следом.
С Дантоном Денали они прощаются на лестнице главного корпуса, негромко о чем-то переговариваясь. У меня нет ни желания, ни возможности поучаствовать в этом разговоре. Элли протяжно, с горькими рыданиями плачет, и я поскорее выхожу с ней на улицу. Подальше.
В Скрантоне по-прежнему светит солнце. Милый городок, пригревший у себя такое заведение, живет обычной воскресной жизнью. На той стороне улицы неспешно гуляют люди, вход в центральный парк совсем недалеко, а по зеленым насаждениям возле главного входа скачут солнечные зайчики. Один из них, посмелее, устраивается на щеке Элли.
Недовольная девочка прячется у моего плеча. Кожа у нее пылает.
- Элли, - я мягко, в надежде, что смогу правильно ее успокоить, прикасаюсь к заплаканному лицу. Мне горько от страха, который волнами исходит от ребенка. Второй раз за такой короткий промежуток она совсем одна среди абсолютно незнакомых людей. Неудивительно, что сперва выворачивается из-под моих пальцев, болезненно зажмурившись.
- Элли, - тихонько повторяю, в защищающем жесте прикрываю головку ладонью, - тише, моя девочка. Все будет хорошо, я обещаю тебе. Я тебя не обижу.
Это просто другое измерение. Здесь, в Скрантоне, с Элли на руках. Я сама себе не верю, когда чувствую теплую тяжесть ее тела и слышу едва уловимый, детский запах светлой кожи. Она и жмется ко мне, и старается отстраниться, и дрожит, и жарко ей, и слезы, слезы, слезы… никогда бы не подумала, что так быстро все может перемениться. Вот мы с Эдвардом и родители. Вот и наша с ним дочь…
Я ума не приложу, что делать. Материнский инстинкт, если это был он, всколыхнувшийся в Филадельфии, здесь боится поднимать голову. Одно дело – обрисовать в теории, другое – вот оно, живое – ощущать на практике. Мне тоже страшно.
- Ш-ш-ш, - я с трудом удерживаю ее, вдруг резко дернувшуюся, на руках. Не глядя на то, что ничего нас с ней не связывает, Элли вжимается в меня. И поскуливает, совсем как загнанный зверек, когда к нам подходит Эдвард. Дверь за ним угрожающе захлопывается.
Я крепко обнимаю девочку, губами коснувшись ее виска. Кровь стучит быстро-быстро.
Каллен в стороне не остается.
- Все в порядке, маленькая, - своей большой рукой он очень ласково приглаживает ее волосы, впуская в тон теплоту. От него веет безопасностью, а прикосновения согревают. Элли несмело поглядывает в сторону дяди. Он ей улыбается.
- Давайте будем выдвигаться в сторону дома, - не теряя с ребенком зрительного контакта, не меняя тона голоса, предлагает он. Элли нерешительно всхлипывает, но уже не скулит.
- Это лучшее решение, - с дрожью глянув на кирпичное здание, возле которого стоим, бормочу я.
«Лексус» оживает блеском фар, когда мужчина, отпирая его, открывает для нас заднюю дверь. Детское кресло уже наготове. И стоит отдать малышке должное, она ему не противится.
Пристегивает ее Эдвард. В этой системе шлеек и ремней, в какую бы удивительно простую, но безопасную картинку они не складывались, мне не разобраться. Тем более Элли все еще внимательно, с высыхающими слезами, за ним наблюдает.
Я сажусь рядом с девочкой, в непосредственной близости к ее креслу. Снимаю свое пальто и поправляю кофту малышки, с комбинезоном Эдвард уже разделался – он в багажнике.
«Лексус» мягко трогается с места, и Элли, удивленно выдохнув, оглядывается по сторонам.
- Попрощайся, - шепотом советую ей я, не в силах сдержать победной полуулыбки, что, наконец-таки, все. Домой. Домой и подальше, подальше отсюда!
В зеркале заднего вида вижу, что полуулыбка бродит и на лице Эдварда.
Элли, повернувшись на голос, пару секунд очень внимательно смотрит в мои глаза. Зеленые, глубокие, они глядят совсем не по-детски.
Она протягивает руку, на удивление смело коснувшись моих волос, путаясь пальчиками в прядях.
Больше не плачет.

* * *

Через сорок минут после нашего отъезда из Скрантона Элли засыпает. Она как может противится наваливающейся сонливости, требовательно теребя ремни кресла, намереваясь выбраться из него, или с недовольным видом глядя в окно, за которым ровной серой полосой тянется дорога. Изредка она пищит, крутит головой и запрокидывает ее, готовясь заплакать. Но нам – мне, Эдварду и дороге – удается все-таки взять верх. Эдвард ведет машину ровно, и ее мерное, едва ощутимое покачивание убаюкивает девочку. К тому же, климат-контроль поддерживает в салоне комфортное тепло, само по себе усыпляющее, а негромко бормочущее радио делает эффект явнее. Я отдаю малышке свою руку, какую она, с постепенно соловеющими глазами, сонно изучает маленькими пальчиками. Постепенно прикосновения становятся все менее и менее ощутимы. Она закрывает глаза, устало отвернувшись от окошка. Тихонько посапывает.
- Как у вас дела? – интересуется Эдвард, мельком глянув в зеркало.
Я аккуратно, дабы не потревожить ребенка, убираю руку. Элли она больше не интересна, пропажи не замечает.
- Уснула.
Безмятежно, беззащитно, и, судя по всему, достаточно крепко. Все-таки дорога – беспроигрышный вариант, чтобы уложить ребенка.
Я приникаю к водительскому сидению, придвинувшись вперед. Муж посматривает на меня с любопытством, когда кладу голову на прохладную кожу спинки. Теперь не нужно угадывать выражение его лица – профиль прямо перед глазами,
Какое-то время мы оба молчим.
Машина уверенно движется вперед, руки Каллена на руле, но в них ни грамма напряжения, скорее, мягкая увлеченность, а глаза, хоть и внимательно следят за дорогой, искоса, то и дело, останавливаются на мне.
Я, посматривая на Элли в зеркало заднего вида, тоже неминуемо возвращаюсь к нему. Чувствую этот взгляд.
- Ты выглядишь немного напуганной, Белла. Расскажи мне, - еще не шепотом, но и не в полный голос, просит Эдвард. Тембр у него доверительный.
- Скорее обескураженной, чем напуганной… но мне неспокойно, ты прав.
- С нами ей будет лучше.
- По сравнению с приютом? Ну конечно же… я до сих пор в шоке от этого Дантона.
- К сожалению, такие люди не редкость, - Эдвард, чуть крепче сжав пальцами руль, контролирует голос, - особенно в небольших городках, где наделены всей полнотой власти в своей области.
- Теперь меня тоже волнует вопрос, почему Лисса здесь ее оставила…
- Это уже неважно, - философски замечает мужчина. Только лицо у него уж очень строгое.
Правой рукой я обнимаю кресло, устраиваясь удобнее, а левой прикасаюсь к его плечу. Темно-синий пуловер Эдварда излучает тепло и приятный аромат парфюма. Он, как и я, сменил одеколон… но этот мне нравится даже больше.
- Она очень на тебя похожа.
Мужчина, было расслабившийся под моими пальцами, напрягается снова.
Но ведь это правда. Малышка, посапывающая в детском кресле, схожа с ним чертами лица, его выражением и, конечно же, глазами. Я люблю Эдварда. И я почувствовала тепло по отношению к этой девочке, в которой воплотилась частица его. Кровное родство - удивительная вещь.
- Она похожа на нашего с Лиссой отца.
- Считаешь, в этом есть что-то дурное?
- Он был привлекательным мужчиной, но не лучшим человеком. Я надеюсь, характер у нее не в него.
Я помню, что их с отцом отношения с трудом можно назвать даже натянуто-примирительными, как-то не сложилась родственная привязанность… и оттого мне, воспитанной в семье, где царила любовь, было неотвратимо за Эдварда больно. Он заслужил любящую семью. И мне верится, сам он будет куда лучшим папой.
Вместо лишних слов я просто ласково его глажу. Каллен, чуть запрокинув голову в мою сторону, сбрасывает скорость перед близящимся радаром. На навигаторе эта область отмечена красным.
Элли, приникнув к боковому подголовнику кресла, что-то мурчит. Ее пальцы некрепко пожимают злосчастную шлейку, к какой никак не может привыкнуть. Хотя кресло ей даже большевато.
- Она такая маленькая, Эдвард.
Я ощущаю тревогу. Непонятную, и оттого еще более пугающую, какую-то на удивление полную, ясную. За своего ребенка?..
- Да, небольшая, - не спорит муж, - но ей всего год, Иззели.
- То есть в пределах нормы?
Моей фразе, перенятой у него, Эдвард усмехается. Беззлобно.
- На первый взгляд – да. Через семь миль будет заправка, я перезвоню доктору Грейсу – осмотрим ее и убедимся, что все хорошо.
- Прямо сегодня?
- Лучше не тянуть, - сверившись с навигатором, Эдвард сворачивает налево, по зеленому указателю. Машин тут побольше, чем в предместьях Скрантона.
- Надо бы купить ей одежды… и смеси, наверное. Хотя бы на первое время.
- Ты права. Надо будет спросить у Грейса, как организовать ее питание. И в торговом центре, что недалеко от нас, наверняка все необходимое найдется.
- Как это сложно, когда нет опыта…
Эдвард, нахмурившись, на секунду оборачивается ко мне. Привлекает внимание.
- У меня завтра операции, которые я не могу перенести, Изабелла. Мы введем в курс дела Марию и Фабио, и они, я уверен, помогут тебе с Элли.
Досада в его голосе передается и мне. Вспоминаются долгие дни, проведенные один на один с собой. Это особенно ощутимо и сложно в выходные и праздники, хоть по возможности старался их Эдвард и не занимать. В один из таких длинных вечеров и…
Хватит.
- Ты будешь к ночи? – сама себя останавливаю, задавая этот вопрос. Громче, чем нужно. Опасливо кошусь на Элли, но она спит, как и спала. Слава богу.
- Нет, ну что ты, - Каллен, виновато выдохнув, качает головой, - к шести максимум. Но это все равно долго. Извини, что я тебя фактически бросаю.
- Ты работаешь, Эдвард, - удивляюсь, но говорю это крайне спокойно, твердо даже, - в операционной ты… возвращаешь людям жизнь. Все вместе мы с девочкой управимся и без тебя. Не переживай.
Неподдельная благодарность поселяется в его улыбке.
- Спасибо, Белла. Во вторник и среду я точно буду дома.
- Прекрасно.
Десять минут спустя Эдвард останавливается на автозаправке. Я возвращаюсь к Элли, очень стараясь не потревожить ее, а он выходит из машины. И пока заправщик делает свою работу, набирает номер педиатра. Если я не ошибаюсь, они с ним учились на одном курсе, опыт у него уже приличный – то, что нам нужно.
Эдвард говорит, чуть отойдя от машины, а я за ним наблюдаю. Мне увлекательно изучать его заново. Невольно я сравниваю черты мужа с личиком Элли и лицом его отца. Где-то между ними затесалась и Фелисити. Семья, без сомнений. Жалко лишь, что так печально все закончилось. Может быть, Элли – как шанс к изменениям? Переиграть сценарий. Попробовать сначала. Как в наших с Калленом отношениях, их ведь тоже простыми не назовешь, а безболезненными и подавно. Но все вместе… втроем… мы можем начать с чистого листа.
Мне кажется, Фелисити невольно оказала нам с ним огромную услугу.

Общение, плюшки и читательские обсуждения ждут вас на форуме :) Заглядывайте!

Источник: http://robsten.ru/forum/67-3159-1