- Таня. Что-то случилось с мальчиками?

- Нет-нет. Они у моих родителей. Но я могу войти? Я хотела бы поговорить с Эдвардом или подождать его, если он не дома.

- Конечно, входи. Он наверху, - отвечаю я, смотря на женщину в белых шортах и синей рубашке, аксессуарам которым служат довольно-таки массивная цепь на шее и широкий золотой браслет на левом запястье. Нельзя сказать, что мы когда-нибудь станем лучшими подругами, но с каждой встречей между нами, пожалуй, неизбежно возникает всё больше точек соприкосновения по мере того, как время идёт своим чередом, не оставляя нам иного выбора, кроме как выстраивать общение, выходящее за границы дежурных фраз.

Таня переступает через порог. По-моему, в её движениях есть что-то нервное, но я не могу быть уверена. Преимущественно она так и останется чужим для меня человеком. Несмотря на всегда уважительный и вежливый тон.

- Я всё ещё удивляюсь тому, что дом совершенно не похож на городской, - я и сама продолжаю удивляться. Вот уже три месяца большие окна и высокие потолки не устают меня поражать. Даже не верится, что таунхаус находится в самом сердце Манхэттена. Наверное, потому, что благодаря новому интерьеру в тёплых тонах с небольшими вставками мрамора, металла и винтажной, но изумительно красивой мебелью изнутри это скорее европейская вилла где-нибудь на побережье. Для меня одним из главных мест является кухня-гостиная, откуда открывается вид на небольшой садик с фонтаном. Это всего лишь крошечный задний двор с глухой стеной, но я люблю этот кусочек зелени и личного пространства под открытым небом. Даже больше, чем уютную веранду на крыше. - Хотя он довольно большой. Ты справляешься?

- Да, - кратко отвечаю я, потому что не желаю распространяться о своей личной жизни. Мы связаны, я и Таня, но это не подразумевает мою способность разговаривать с ней о том, как мы отличаемся, и что я со всем могу справиться сама, не желая посторонней помощи за деньги. - Можешь подождать в гостиной. Я скажу Эдварду, что ты здесь.

- Я хотела бы поговорить с вами обоими.

- О, - я удивлена, и наверняка это очевидно. Мальчики не слишком меня жалуют, хотя и здороваются, проводят у нас выходные, едят мою еду, благодарят за неё после того, как опустошают тарелки, отвечают, если я что-то спрашиваю, и прощаются, уезжая, и, разумеется, видели мой живот, но Таня ещё никогда не вовлекала меня в их с Эдвардом разговоры. Они обсуждали различные моменты, когда она привозила или забирала сыновей, но каждый раз я оставалась внутри и просто ждала, когда он вернётся с улицы и всё расскажет. - Тогда мы скоро спустимся.

- Я подожду столько, сколько будет нужно.

Я поднимаюсь на третий этаж с ванной комнатой и спальней в светлых тонах. Здесь же располагаются две детские со стильным и позитивным дизайном. Комната, к которой я направляюсь, находится в конце коридора. Животные и птицы на обоях, плюшевые жираф и мишка на полу, приятный для босых ног ковёр в серую и сиреневую полоски, уютное кресло с бордовыми узорами и подушкой у спинки им в тон, торшер между подлокотником и надёжной кроваткой с мягкими бортиками на завязках. Эдвард стоит около одного из окон слева, что-то тихо напевая нашей Серене. Нашей девочке, появившейся на свет две недели назад. Пятьдесят один сантиметр и два килограмма восемьсот пятьдесят грамм счастья. Комбинезон пастельного цвета в бледно-коричневую крапинку и шапочка соответствующей расцветки. Я помню, как захотела, чтобы ещё безымянная малышка прежде всего ощутила руки своего отца, так, словно всё это было только вчера. Мне не было страшно взять её в первый раз, отнюдь нет. Я просто жаждала увидеть, действительно ли он будет любить дочку не меньше, чем сыновей. Действительно ли счастлив именно ей, как мне показалось на обследовании, чётко показавшем, что у нас будет девочка. И моему взгляду предстала самая совершенная картина на свете. Картина, убедившая меня в правильности слов, сказанных мною маме однажды зимним вечером, когда мы с Эдвардом впервые приехали в Форкс вдвоём. Родители сразу поняли, что я беременна, и то, как все мои прошлые поступки обрели для них новый смысл при первом же взгляде на мужчину, невозможно было не прочувствовать. Казалось, что близкие восприняли всё без особых переживаний, но лишь пару дней спустя, сидя близ камина в гостиной, пока папа чистил снег снаружи, а отец моего ребёнка отлучился для важного разговора на второй этаж, мама позволила волнению просочиться в её голос, чтобы сопроводить не совсем однозначный вопрос:

- Неужели ты не хочешь обычной жизни простой женщины? Мы с твоим отцом не должны были этого делать, но Эдвард показался нам знакомым, и... Я вспомнила, где его видела, когда прочла о разводе. Он упоминался среди прочих новостей из жизни известных людей. Там промелькнуло несколько семейных снимков. Миллиардер. И двое детей, верно?

- Да, мама, верно, - ответила я, сначала сделав глоток зелёного чая, чтобы смочить внезапно пересохшее горло, - Лукас и Лиам. Но я люблю Эдварда и его мальчиков и не хочу никакой другой жизни.

- И дело не в том, что вы, вероятно, прилетели на личном самолёте?

- Я счастлива, мама, и знаю, что не изменюсь из-за всех этих денег.

И я действительно не изменилась. Разве что стала счастливее, когда увидела свою красивую и новорождённую девочку около груди и помогла Серене начать кушать. Это мгновение навсегда останется в моей памяти. Так же, как и Эдвард, укачивающий нашего маленького человечка на руках или опускающий его в кроватку, или держащий подогретую бутылочку, или помогающий мне с купанием. Каждый этот миг и есть жизнь. Она складывается по кирпичикам из подобных моментов, но её наполняет смыслом и то, что мы делаем не только для себя. Совсем скоро откроется мой приют, ремонт в здании которого подходит к концу, и это дополнительно усиливает сумасшедшую удовлетворённость внутри каждой клеточки тела.

- Я хочу тебя трахнуть, - шепчу я, едва пение затихает. Улыбка Эдварда видна, даже несмотря на то, что он стоит полубоком ко мне и аккуратно поправляет соску. Я подхожу к двум своим самым любимым людям на целом свете. Мои руки обнимают мужчину со спины, пока глаза смотрят на закрытые глазки Серены. На них подёргиваются реснички, но, убаюканная, спокойная и не знающая страха в руках папы, она крепко спит. В наших силах сделать всё, чтобы ей никогда не довелось столкнуться с тем, что мир за стенами этого дома не настолько безопасен и добр, как нам бы того хотелось.

- Это было первое, что я тебе сказал, а теперь... Теперь моя жизнь совершенно другая, нежели тогда, и ты только посмотри, что мы создали вместе, - Эдвард опускает Серену в её кроватку, бережно поддерживая головку, и мы наблюдаем за нашей крохой ещё некоторое время прежде, чем он поворачивается ко мне и проводит руками по моим бёдрам сближающим нас движением. Прикосновения становятся особенно неистовыми, когда устремляются под платье на пуговицах, поэтому я почти удивляюсь, почувствовав перемену настроения и ласковый медленный поцелуй. Но и от него мне хочется Эдварда сильнее, чем когда-либо раньше. После родов я всё время заведена, а в моих глазах он стал ещё более сексуальным с тех пор, как впервые прижал Серену к груди. Трижды папа, переживающий всё так, будто до дочери у него не было детей, и обычный мужчинами с присущими любому человеку эмоциями, а не слишком много возомнивший о себе миллиардер из дня нашей встречи. - Я не был бы здесь без тебя, Изабелла. Иногда, когда ты спишь, а я засиживаюсь допоздна или просыпаюсь чуть раньше тебя из-за плача и иду в детскую, мне становится жутко от мысли, что всё это счастье могло обойти меня стороной. Что я мог его упустить.

- Но ты не упустил, и я всегда буду рядом. Мы будем. А теперь давай возьмём радионяню и спустимся вниз. Таня о чём-то хочет поговорить с нами обоими.

- Так мне не послышался звонок в дверь?

- Нет, не послышался.

Мы спускаемся на нашу кухню, выполненную в изумительной карамельной гамме. Таня стоит в зоне гостиной около камина и смотрит в огромное окно, пока не поворачивается на звук наших шагов. Признаться, первое время, видя женщину в этом доме, куда мы переехали за полтора месяца до родов, я нервничала, что она может всё ещё любить Эдварда и что-то предпринять, чтобы его вернуть, но её взгляд... обычный. Дружеский. Отпустивший человека и выражающий готовность к новым эмоциям.

- Привет.

- Привет. Изабелла сказала, что ты здесь. Что-то случилось?

- Нет. Всё замечательно.

- Давай сядем, - говорит Эдвард, указывая на кресло, - хочешь чего-нибудь?

- Нет, ничего, - качает головой Таня и наблюдает за мной, когда я опускаюсь в соседнее с Эдвардом кресло, - а ты ведь изменился. Стал гостеприимным. И тебе идут все эти перемены. Знаешь, я рада за тебя. За вас обоих. Признаться, мне несколько странно говорить это, но я, правда, так чувствую. Всё было к лучшему. У тебя дочка, и это прекрасно, как и вы оба вместе. Знаю, тебе тяжело, что Лукас и Лиам приезжают сюда, но ещё ни разу не видели её, а ты при этом не давишь на них, но, по-моему, они готовы. Вчера они спросили, можем ли мы что-то ей купить, и я свозила их в магазин. Они сами всё вам покажут.

- Спасибо тебе, Таня. Я счастлив, что мы хорошие родители для них, несмотря ни на что.

- Я тоже счастлива. Но есть ещё кое-что, что ты должен знать. Я думаю, что встретила хорошего человека.

Я не касаюсь Эдварда, но интуитивно чувствую, как в его голове за короткую долю секунды появляется великое множество мыслей. Кто этот мужчина? Действительно ли он хороший? Будет ли таковым с моими детьми? И что дальше? Может быть, когда-то Таня думала то же самое и про меня. Может быть, ей всё ещё случается задавать себе подобные вопросы и сейчас. Но совершенно точно мы все связаны между собой глубже, чем кажется.

- Ты выходишь замуж?

- Нет. В смысле не прямо сейчас и даже не в ближайшее время. Мы ещё только пытаемся понять, насколько всё серьёзно, но он предложил уехать куда-нибудь вдвоём ненадолго, и я согласилась. Что, если я привезу Лукаса и Лиама накануне твоего Дня рождения, и они поживут здесь, скажем, недели полторы?

Таня вращает золотое кольцо на правом указательном пальце. Никаких других признаков волнения я не вижу. Терпеливо ждущая, она смотрит то на Эдварда, то на меня, будто в надежде на мою помощь, но при всей любви к мальчикам сейчас мне, возможно, не время вмешиваться.

- Ты сказала ему о них?

- Да, и он сказал, что любит детей. Что дети это прекрасно. Что возможные трудности его не пугают. Я не совсем уверена, ведь ему тридцать два, и у него нет даже одного ребёнка, но...

- А ты не думала, что хороший человек просто изображает его из себя, чтобы втереться к тебе в доверие и, когда ты впустишь его в свою жизнь, использовать тебя или похитить наших сыновей? Ты теперь богатая женщина, Таня, - Эдвард чуть повышает голос, сдвинувшись к краю кресла, и я начинаю считать про себя в надежде абстрагироваться от обстоятельств, которые мне, возможно, не по плечу. Серена... Ей может передаться моя нервозность. Нет, нет. Нельзя.

- Лишь только благодаря твоим деньгам! И я не наивная школьница, Эдвард. Неужели ты действительно считаешь, что, встретившись с кем-то несколько раз, я тут же раскрыла ему всю свою подноготную и назвала твоё имя? Он знает лишь то, что я была замужем и родила в браке двоих детей, и что их отец всегда будет в нашей жизни. Ты просто...

- Лицемер.

- Нет, ты просто переживаешь.

- Да, и это тоже, - вспыльчивости Эдварда будто и не было. Он шумно выдыхает и вновь откидывается на спинку кресла. - Прости. Конечно, ты не наивная школьница. И тебе нет нужды оправдываться передо мной и спрашивать об остальном. Ты можешь уехать настолько, насколько необходимо. Не только на полторы недели. Мальчики будут в порядке. Мы позаботимся о них.

- Ты ведь не против, Изабелла?

- Совсем нет, Таня. Я всегда им рада, - полностью искренняя, без грамма фальши отвечаю я, и, кажется, мои слова значительно снижают эмоциональный накал, - я всё-таки подогрею чайник. Нам всем надо успокоиться.

Таня уезжает после второй чашки чая. Я споласкиваю бокалы тёплой водой, когда сильные руки оказываются вокруг моих мокрых ладоней под краном, а нежные губы, ненадолго сомкнувшись на коже между левым плечом и шеей, тихо шепчут звучащие потрясающе слова:

- Прости за то, что я вспылил.

- Совсем немного.

- И всё равно прости, Изабелла. Не хочу, чтобы у тебя пропало молоко. Просто всё это... Если хотя бы раз Лукас или Лиам скажут мне, что какой-то её мужчина, неважно, этот или нет, поднял на них руку или обидел словом, или навредил любым другим способом, я не оставлю это без внимания.

- Я странная, если считаю, что намёк стереть кого-то в порошок свидетельствует о том, что ты замечательный отец?

- Нет. Ты не странная. Ты просто любишь меня всего, Изабелла.

- Да, люблю.

- И я тебя люблю.

В тот день и час, когда девятнадцатого июня Таня привозит мальчиков, мы с Эдвардом ждём их на первом этаже, но, уже услышав шум двигателя снаружи, я вынужденно поднимаюсь к Серене, чей плач издаётся из радионяни в моей руке. Я беру свою девочку на руки торопливо, но уверенно. Она затихает спустя несколько мгновений, уткнувшись маленьким тёплым кулачком мне в кожу чуть ниже ожерелья, подаренного Эдвардом, едва я немного пришла в себя после родов. У меня не так много украшений, но тонкая металлическая цепочка с отделкой золотого цвета и символом бесконечности из кристаллов белого цвета определённо стала моей самой любимой вещью из числа тех, что относятся к драгоценностям.

- Ты укладываешь её спать?

Повернувшись на голос, я вижу мальчиков в коридоре. На них рубашки с короткими рукавами и джинсы. Не одинаковые, разных моделей, но по Лукасу и Лиаму всё равно видно, что они братья. И так будет всегда.

- Нет, Лиам, она уже поспала и недавно проснулась. Как ваши дела?

- Хорошо. Мы купили подарки папе и Серене, - со мной заговаривает и Лукас, и в этот момент Серена начинает тихо кряхтеть, будто почувствовав, что моего внимания стало меньше, и тем самым проявляя недовольство. Я качаю её и, возвращая взгляд к мальчикам, ожидаю увидеть пустоту там, где они стояли, но слышу реальное желание в голосе старшего из них, - можно мне её взять и подержать?

- Я тоже хочу, - добавляет Лиам слегка неуверенно и почти шёпотом. Моё сердце словно увеличивается в размерах, чтобы уместить всю любовь, что я испытываю ко всем, без кого не представляю своей жизни так же, как и не представляю себе иного ответа, кроме того, что даю:

- Конечно, можно. Идите сюда.

Несколько минут спустя мальчики сидят по бокам от меня в просторном кресле, Серена лежит на моих бёдрах, иногда хмурясь, когда до неё дотрагиваются Лиам и Лукас, но я не одёргиваю их и знаю, что ей просто надо привыкнуть, что рядом с ней незнакомые люди, чей запах и прикосновения она чувствует впервые. В какой-то момент в дверном проёме появляется Эдвард, и, услышав остановившиеся шаги, я поднимаю глаза вверх и улыбаюсь ему, потому что это то, что делает он. Явно счастливый и расслабленный. Открытый и весь мой. Больше не далёкий и не словно заблудившийся в самом себе, как в нашу первую встречу. Наверняка мы думаем об одинаковых вещах. О том, что у нас всех всё будет хорошо. Что мальчики полюбят сестру и никогда её не оставят.

- С Днём рождения, Эдвард, - дождавшись полуночи, шепчу я. В доме тихо, и, учитывая троих детей, младший из которых может разбудить всех уже спустя пару часов, мне давно полагается спать, но мы оба лежим без сна в свете двух прикроватных ламп. Обнажённые и трепетно касающиеся друг друга.

- В этот день год назад, проснувшись рано утром, я и не представлял, что через несколько часов встречу тебя, и спустя двенадцать месяцев в соседней комнате будет спать моя новорождённая дочь, а моя бывшая жена оставит нам детей, чтобы уехать с тем, кто моложе меня на три года. Последнее заставляет меня чувствовать себя старым.

- Старым в тридцать пять? Возраст это всего лишь число. Поверь, тебе далеко до старости, - я провожу рукой от живота к сердцу Эдварда, и он прижимает меня ближе, хотя и избегает совсем уж интимных ласк и зон, останавливаясь на прикосновениях к ямочкам на моей пояснице. - Возможно, она ещё и не останется с ним, а если даже так, то он, и правда, может оказаться хорошим человеком, и тебе не придётся думать, как бы сделать так, чтобы он исчез из жизни мальчиков. В любом случае давай забудем об этом на сегодня. Скажи, чего ты хочешь, и я исполню твоё желание.

- Есть одна вещь, которую в данный момент я хочу больше всего.

- Да.

- Что да?

- Таков мой ответ, - тут же отзываюсь я. Эдвард перемещает правую руку мне в волосы неторопливым движением и чуть отстраняется, чтобы перевернуться набок. Зрительный контакт. Ощущение, что мы знакомы целую вечность и можем прочесть мысли друг друга, не тратя время на преобразование их в слова. Нежность. Любовь. Безусловная и неоспоримая. - Я согласна на всё, о чём бы ты не попросил. Этот год был самым лучшим и счастливым в моей жизни. Я встретила тебя и обрела семью. Ты и Серена... Я бы ни на что вас не променяла.

- Давай станем ею по-настоящему. Ничего громкого и грандиозного. Просто что-то скромное и только для близких. Платье и костюм, которые мы достанем из шкафа. Церемония прямо здесь. Ты согласна?

- Всегда. В любой день, какой захочешь.

Мы засыпаем, чувствуя тёплые дыхания друг друга, на пороге нового жизненного этапа.