Я чувствую запах кожи. Преимущественно именно её, и только. Не парфюма или пота, или шампуня, а естественный запах мужчины. Одеяло совсем сбивается в кучу в наших ногах, как только он проникает в меня глубже, сливается со мной теснее так, что я начинаю ощущать нечто вроде боли. Холодного удушья. Нехватки прикосновений. Их было столь много всего секунду назад, но теперь всё останавливается. Замирает. Вместе с тем, как Эдвард чуть стискивает руку на моей шее. Он дрожит словно из-за лихорадки. Возможно, уже хочет кончить. Если так, то и ладно. Я собираюсь ему позволить.

- Тебя трясёт. Не сдерживайся ради меня. Не надо, - мои руки обнимают его. С трепетом, рвущимся наружу, дотрагиваются до идеально гладкого лица и чуть влажной мускулистой спины. Мне хорошо. Я наполнена эмоциями до краёв. И даже переполнена. Мышцы двигаются под ладонями, когда Каллен подаётся мне навстречу с сильным толчком. Это прекрасное ощущение. Пронзительное и умопомрачительное. Чистый кайф. Немыслимое, дикое удовольствие. Чувство, что вроде отдаёшь себя, но, отдавая, получаешь гораздо больше.

Эдвард целует меня с всегда присущей ему уверенностью, но мягко и медленно. Каждый его вздох, последующее движение и горящий взгляд словно являются отражением моих аналогичных действий. Как в зеркале. Если даже всё закончится, я, наверное, никогда не смогу отделаться от мысли, что мы, возможно, были созданы друг для друга. Что этот человек был по мне. Со всей своей темнотой, но и светом. Что я увидела в нём и то, и то. Обе стороны. Две разные грани. И не просто увидела. А влюбилась в них.

- Чёрт возьми. Прости, Изабелла, - частично импульсивный, резкий выпад ускоряет мне пульс, даже несмотря на то, что я не достигла оргазма. Возносит моё тело куда-то вверх, к бесконечности. Мужское дыхание учащённое. Вырывается прерывистыми звуками. Оно касается моего подбородка горячим воздухом, в то время как Эдвард смотрит на меня так, будто ему страшно. Комната освещена электрическим светом, подсвечивающим его, словно ореолом, особенно отдельные пряди волос, которые длиннее остальных, и я способна и желаю лишь созерцать. Большего сейчас и не нужно.

- Всё в порядке. Ничего, - я действительно так считаю. И без физического удовольствия я получила эмоциональную подпитку. Энергию. Ощущение, что важна сама по себе.

- Ты такая мягкая. И женственная, - адресованная мне улыбка кажется счастливой. При мне она вроде бы впервые настолько широкая, что частично обнажает зубы и касается глаз Эдварда, вызывая мимические морщинки и около них тоже. - Я и не думал, что быть рядом и заниматься с тобой любовью будет настолько откровением и удовольствием для меня. Это словно наркотик, с которого нет ни возможности, ни желания слезать. Я на тебя подсел, - он покидает моё тело с тихим стоном, но только для того, чтобы чуть отстраниться и прикоснуться ко мне пальцами. Восхитительными, длинными и знающими, что делать. Я вздыхаю почти в подушку, неосознанно глуша подступающий экстаз, но свободной правой рукой Эдвард поворачивает моё лицо в свою сторону и, видимо, собирается держать его так до самого конца. - Нет, Изабелла. Я хочу тебя слышать. Дай это мне.

Я начинаю задыхаться спустя всего несколько ритмичных и выверенных движений. Под влиянием в том числе и пристального взгляда молящих о чём-то глаз. От странного чувства покоя, хотя про биение сердца точно невозможно так сказать, внутренней идиллии, совмещённой с накатывающим волнами удовольствием, от которого поджимаются пальцы на ногах, и счастья, растекающегося по всему организму благодаря кровеносным потокам. Я всё равно что дышу и живу Эдвардом Калленом, пока, ведомая и податливая, всецело подчиняюсь ему. Тому, что он делает, и его желанию, чтобы мне тоже стало хорошо. Не проходит много времени прежде, чем мои внутренние мышцы сжимаются вокруг его пальцев. Толкая меня за грань, они продлевают мгновение небывалого единения. Продолжают касаться ещё на протяжении некоторого времени после. Я зажмуриваюсь от того, что реальность захлёстывает пелена из жара и словно тумана, лишающего сознания.

- Да, вот так, детка, - шёпот овевает мои ключицы вместе с тем, как секунду спустя я чувствую фактически невесомый поцелуй в уголок губ и последующее восторженно-тихое признание, - ты потрясающая. Мне так не хочется тебя ни с кем делить. Может быть, ты никуда не пойдёшь?

- Это всего лишь встреча с подругой, - немного восстановив дыхание, произношу я и поворачиваюсь к Эдварду лицом. Моя правая ладонь независимо от приказов мозга устремляется к подтянутому животу с дорожкой волос внизу. Даже такое целомудренное прикосновение, не пересекающее невидимую грань, заставляет меня хотеть остаться в своей кровати вместо того, чтобы собираться и ехать на выставку. Но мы с Розали давно не виделись, и, кроме того, у нас вроде как традиция. Раз в месяц мы непременно выбираем какое-нибудь культурное мероприятие, которое заинтересует нас обоих, и выбираемся его посетить. Уже завтра в свои права вступит второй осенний месяц, что лучше всего свидетельствует о том, каким во многом странным и непостижимым периодом для меня оказался почти закончившийся сентябрь. Когда он только начинался, я и подумать не могла, что спустя несколько недель буду засыпать и просыпаться рядом с Эдвардом Калленом. Рядом с его теплом, которого иногда так много, что ночами я просыпаюсь от ощущения жара и нехватки воздуха, настолько сильно мужские руки и ноги сжимаются вокруг меня. - Пара-тройка часов, и я вернусь. Ты можешь поработать или что-то ещё.

- Я не против заняться этим чем-то ещё с тобой.

- Мы не можем всегда быть вместе, Эдвард, - с несколько омрачившимся настроением качаю головой я и чувствую, как атмосфера беззаботности и эйфории улетучивается, словно её и не существовало. - Чтобы двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. У меня пока ещё есть работа, которую я должна выполнять, и я в любом случае не собираюсь терять друзей. Мне казалось, что тебе нравится моя независимость. То, что мой мир включает не только тебя. Что в нём есть и другие люди. Я просто… Просто я делю тебя с гораздо большим количеством вещей, чем ты меня, но в целом это неважно, поэтому всё нормально.

Эдвард откидывается на спину и подушку. Его ближайшая ко мне правая рука сжимается в кулак около бедра, приминая простынь, и я едва ли осознанно придвигаюсь ближе, перемещая ладонь туда, где под кожей гулко бьётся сердце. Просто хочу быть рядом. Так, как только возможно. Ожидание не проблема для меня. Выбирая между ним и его женой, я всегда буду на стороне мужчины, живущего со мной, возвращающегося ко мне каждый вечер, занимающегося со мной именно любовью и точно желающего, чтобы однажды у нас появилась своя семья. Семья, в которой он, может быть, будет счастлив и сможет забыть о неудачном браке, но при этом отстоит право на совместную опеку над старшими детьми и никогда не совершит по отношению к ним неправильных вещей. То, что он хочет причинить им как можно меньше ущерба и стресса и потому терпеливо ждёт взаимности в вопросе развода от их матери… Я просто не могу не думать о том, как меня это восхищает. Усиливает мою привязанность. Хотя кому я вру? Может быть, чувство, что возникло в моей груди ещё в самую первую ночь, в тот момент, когда Эдвард заснул и позволил мне стеречь его сон, созерцать его таким, каким он мало кому себя показывал… может быть, это чувство уже тогда являлось любовью, просто я не понимала и вообще не планировала задумываться о ней. Как и о том, что внутри он может оказаться не совсем таким, каким на поверхности.

- Я более не хочу быть с тобой плохим или эгоистичным, но я останусь один, как только ты уйдёшь, и, как мне кажется, тут же лишусь всякого понимания, куда себя деть. Я уже давно не хотел кого-то поблизости настолько сильно, но тебя хочу, - Эдвард чуть расслабляется и, разжимая кулак, прикасается к моей руке поверх левой части своей грудной клетки. Наши ноги также вступают в контакт друг с другом после небольшого движения с моей стороны, и их соприкосновение охватывает меня изумительной дрожью полностью положительного свойства. Мне становится теплее, несмотря на отсутствие предпосылок к замерзанию. Мужчина ещё недолгое время смотрит вверх, но прекращает вглядываться в потолок с включённой люстрой на нём прежде, чем поворачивает голову ко мне. Являвшиеся истинно холодными в нашу первую встречу, сейчас серо-зелёные радужки вместе со зрачками подёрнуты странной пеленой, которая, впрочем, вполне может быть просто влагой, вызванной реакцией на яркий свет. - Что скажешь, если я пойду с тобой? Нам необязательно говорить твоей подруге, кто я такой. Лишь имя, и всё.

Он смотрит на меня почти печально. Грусть, открывающаяся мне фактически впервые, пропитывает каждую молекулу воздуха. Самую даже крохотную пылинку, невидимую взгляду, но перемещающуюся в пространстве или обитающую на предметах интерьера. Кроме того, эмоция обосновывается ещё и в чертах мужского профиля. Главным образом её выдает вертикальная складка на переносице в сочетании с несколькими горизонтальными линиями, прорезающими лоб по длине. Мне хочется разгладить их, но кончики пальцев всё перемещаются по кругу вокруг примерного местоположения сердца и не желают никуда сдвигаться. Эдвард же просто дышит и молчит, и на удивление лишь ждёт со взором, неотрывно сосредоточенным на мне, касаясь моей согнутой в колене ноги.

- Ничего не получится. Роуз и так знает, кто ты. Она помешана на списке Форбс. Или на отдельных личностях, попавших в него.

- Ты не шутишь?

- Нет, - отвечаю я, осознавая, что всё-таки скольжу рукой выше. Начинаясь на шее и продолжаясь на скулах и вокруг мужских губ, щетина слегка колет мне кожу, но желания отдёрнуть ладонь это не вызывает. - Чему ты улыбаешься? Что смешного?

- Однажды я ей точно понравлюсь. Знаешь, буквально с первого взгляда.

Я издаю смешок прежде, чем успеваю себя сдержать. Он кажется нелепым и глупо звучащим. Как у ребёнка. И соответственно нисколько не сексуальным. Будто у меня внезапно заложило нос или уши, и в результате этому смеху лучше было бы остаться в моём горле. Но нет.

- И почему меня не удивляет то, что ты так сказал?

- Потому что это правда, - Эдвард ещё плотнее обхватывает внутреннюю сторону моего колена, подтягивает его ближе к себе, и часть меня буквально не верит, что мы лежим тут совершенно обнажённые, обмениваемся улыбками и при этом затрагиваем в том числе и какие-то серьёзные темы. Люди, которые чувствуют себя рядом друг с другом настолько свободно и раскованно, остаются вместе навсегда? Или всё это временно и тоже вполне может приесться и наскучить? Произошло ли у него так с женой? Видит Бог, мне хочется думать, что у них и вовсе никогда не существовало такой связи… что Каллен не просил её помогать ему с разными подсчётами. Что его закрывающиеся глаза и взывающий тон голоса в соответствующий момент это только моё и для меня. Но я, скорее всего, не осмелюсь спросить об этом. Ни сейчас, ни спустя время.

- От скромности ты точно не умрёшь.

Мой взгляд останавливается на нескольких отделившихся от основной массы волос прядях. Они спадают на лоб около границы роста и не могут не приковывать внимание. Эдвард тем временем поджимает губы так, что на его подбородке появляется ямочка, а после, смачивая их языком, становится вдумчивее, а может, мрачнее, буквально мгновенно:

- Тебе ведь известно, на каком я месте, да?

- Это плохо, что я знаю?

Пауза затягивается. Учитывая, что прежде у нас такого не было, это особенно ощутимо. Тревожно. И несвойственно Эдварду. Он ведь не из тех, кто ходит вокруг да около. И теперь мне в голову против воли лезут всякие мысли одна хуже другой. Вдруг внезапно он всё же заключит, что я пошла с ним исключительно из-за его денег? И что всё остальное тоже определяется ими? Наконец, тишина заговаривает со мной его слегка срывающимся голосом:

- Нет, не плохо. Просто я так привык к тому, что из-за моего состояния многие рядом со мной робеют и порой не могут связать и двух слов, а ты совершенно другая. Я встречал стольких людей и женщин в том числе, которые хотели урвать хоть кусочек, а тебе оно не нужно, и к тому же ты меня не боишься. Я имею в виду, не боишься что-то сказать или спросить. Это как глоток свежего воздуха. Тебе уже пора собираться, да? - спрашивает Эдвард, как только я отодвигаюсь и покидаю пределы кровати с халатом в правой руке. Она и левая верхняя конечность просовываются мною в рукава фактически на автомате. То же самое касается и момента, когда очередь доходит до того, чтобы завязать пояс на талии. Я думаю, что так или иначе сбегаю. Потому что Эдвард Каллен переоценивает меня. Мне ещё есть куда стремиться в плане отсутствия страха перед ним. Я ещё не совсем соответствую тому, что услышала о себе. Взять хотя бы то, как меня расстраивает сама мысль про его жену, наверняка тоже помогавшую ему с делами не просто дежурными словами или присутствием, и тот факт, что я оставила это при себе. Но от замалчивания проблемы ревность на грани с завистью не становится меньше. Они подтачивают меня изнутри. Терзают и вызывают тревогу. Хотя она наверняка во многом глупая и беспричинная. Ведь не похоже, что я смогу изменить то, что было давным-давно. Мне придётся просто всё принять.

- Скоро будет пора, - я подхожу к шкафу и двигаю в сторону его левую дверку. Ту, за которой висит одежда. Слышу шорохи постельного белья, как только дотягиваюсь до случайной вешалки, и понимаю, что Эдвард, очевидно, встаёт. Когда он оказывается за спиной, моё тело уже к этому готово. Точнее я только думаю так. Потому что ничто не могло настроить меня на столь нежное прикосновение сразу к обоим плечам.

- Я сказал что-то не то? - звучание голоса разбивает мне сердце. Отдаётся в душе ощущением, которое не объяснить словами. Внутри словно что-то вздрагивает и уже не становится прежним, особенно когда в моих волосах обосновывается шумный вдох. И сразу следом слова: - Ты так сладко пахнешь. Поговори со мной, Изабелла.

Я чувствую, как руки сжимают чуть сильнее. Ткань между ними и моей кожей не уберегает меня от приступа головокружения, отражающегося ещё и в сердечной мышце. Тело чуть подаётся назад, чтобы ощутить Эдварда. Он обнажён выше пояса, но в меня почти впиваются завязки на шортах.

- Я не всегда не боюсь.

- Почему?

- Потому что я чувствовала, что сделала для тебя что-то важное, нечто, в чём ты очень нуждался и, может быть, иначе бы не справился. В тот вечер, когда ты подпустил меня к своему ноутбуку. Узнать иное… что я наверняка не первая… это лишит меня счастья, которое я тогда испытывала. Я не могу контролировать данное ощущение, Эдвард. Твоя жена… она тебе помогала?

- Нет, - он отвечает, почему-то не заставляя меня мучиться ожиданием. И снова вдыхает воздух около моей головы, когда продолжает так, будто конкретно сейчас это ему ничего не стоит. В плане того, чтобы переступить через себя. Я хотела бы знать, что в его мыслях. Почему иногда он фактически нормальный, но в другое время словно закрывает и дверь, и окна. Стучись, не стучись, а всё бесполезно. - Это не то, как она любит проводить свободное время. Ей предпочтительнее занятия в конном клубе, чем бизнес, хотя именно он и позволяет оплачивать их помимо всего прочего. Звучит, наверное, так, что я не уважаю её, но, скорее всего, для тебя это не новость. Может быть, после развода всё изменится, а в процессе мы оба сможем показать себя адекватными людьми, желающими лишь добра общим детям. Но хватит об этом на сегодня. Лучше дай мне посмотреть, как ты одеваешься.

- Обычно мужчины хотят иного.

- С тобой я хочу всего.

Полтора часа спустя я перемещаюсь между вещами, ожидающими своего аукциона. Среди однозначно дорогих и статусных экспонатов чего только нет. Начиная с разных ламп и предметов интерьера и заканчивая, разумеется, картинами. Мы с Роуз останавливаемся у одной из них, когда мимо проходит официант с шампанским. Я отказываюсь от фужера, что подруга, уже делающая глоток игристого напитка, пожалуй, не могла не заметить.

- Ты что это, заболела?

- Нет. Просто не хочу, - или, может быть, я уже беременна и не собираюсь травить своего ребёнка алкоголем. Проводить время хорошо можно и без этого. Если есть хотя бы небольшая вероятность того, что внутри меня зародилась новая жизнь, то рисковать её нездоровьем и патологиями у эмбриона ради искусственной радости я никогда не стану.

- Небо справа слишком мрачное, или мне только кажется, что его цвет портит изначально в целом позитивный сюжет?

- Не знаю, что думает Белла, но в моём понимании художник однозначно переборщил с тёмными красками.

Мы с Розали одновременно поворачиваемся на знакомый мне женский голос. Это Элис, обнимающая меня через какие-то доли секунды и так же скоро делающая небольшой шаг назад. На её лице улыбка, а в правой руке находится фужер с красным вином. Наверняка оно было приобретено в винном магазине аукционного дома. Потому что я не видела, чтобы посетителям предлагали что-то, кроме шампанского. Но это волнует меня ничтожно мало. Особенно в свете того, что рядом со мной находится лучшая подруга, формально помешанная на человеке, с которым у меня существует подобие отношений, а вся нынешняя ситуация может раскрыть моё близкое знакомство с его сестрой. Тем не менее, мне не остаётся ничего иного, кроме как представить девушек друг другу.

- Знакомьтесь. Элис, это Розали, Розали, это Элис. Мы с ней встретились на одной из съёмок, для которой она предоставляла свои дизайнерские вещи.

- Очень приятно.

- Взаимно.

- Ты здесь одна? Хочешь присоединиться к нам? - спрашиваю я после того, как они обмениваются любезными фразами. Поправляю небольшую сумку, висящую на правом плече, хотя она и так не собирается никуда деваться или сползать, но это однозначно нервное. Движение, вызванное внутренней тревожностью, желанием проявить привычное дружелюбие, но одновременно и осознанием того, что оно, как никогда прежде, может завести меня в неизвестном и крайне непредсказуемом направлении.

- Если Розали не возражает, я бы немного постояла рядом с вами. Я просто так быстро прошла через предыдущие залы, ничем в них особо заинтересовавшись, что теперь вынуждена ждать Джаспера.

- Я не возражаю. А Джаспер это твой парень? Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

- Конечно, можешь. Нет, Джаспер это мой муж.

- Понятно, - Розали кивает, делая завершающий глоток из фужера, а потом говорит то, за что мне хочется её ударить, хотя она ни в чём в силу своего незнания и не виновата, - в любом случае такие, как мы с вами, могут довольствоваться лишь созерцанием, и вообще я не уверена, зачем даже состоятельным людям иметь в своих коллекциях разные предметы искусства, когда в дальнейшем ты хранишь их где-нибудь в сейфе, а на виду вешаешь искусную подделку, ведь в случае ограбления её потеря окажется фактически незаметной по сравнению с кражей подлинного полотна. Это у всех богатых такие причуды? Или они просто повторяют друг за другом, следуя неписаным правилам, что если ты можешь позволить себе купить дорогущую картину, то непременно должен сделать это хотя бы раз?

- Прекрати, Роуз, - мне чуть ли не стыдно за свою подругу. Что теперь подумает обо мне Элис? Что я какая-то ханжа и дружу с теми, кто тоже ограничен во взглядах? Она вряд ли имеет отношение к образу, описанному Розали, но чисто теоретически может позволить себе постоянно принимать участие в аукционах, даже если это будет за счёт Эдварда. Не думаю, что он откажет ей или ещё кому-либо из своих близких, когда им чего-то невероятно сильно захочется. Возможно, у него самого уже есть вещи, хранящиеся вдали от посторонних глаз. В моих мыслях неуклонно назревает конфликт интересов.

- А что такого я сказала? Мы ведь, и правда, не можем себе позволить такие траты. Даже если мне понравится картина, стоимость сделает банкротами и моих правнуков, а не только меня.

В этот момент мой телефон издаёт сигнал пришедшего сообщения. Я извиняюсь перед девушками и отхожу чуть в сторону, чтобы вытащить сотовый из сумки.

Я съезжу к детям. Она позвонила. Сказала, что Лиам зовёт меня. У тебя есть второй комплект ключей от двери?

Да, посмотри в одном из верхних ящиков комода в прихожей. Ты же вернёшься?

Конечно. Не могу сказать, когда точно, возможно, придётся остаться там, пока он не заснёт, но дождись меня, Изабелла. Хорошо?

Хорошо. Я понимаю. И рада, что ты увидишь их. Делай, что должен.

Я жду ещё какое-то время, не придёт ли ответ, сосредоточенная на экране, когда помещение наполняет особенно громкий голос Элис:

- А вот и вы. Ну, наконец-то, - но я не придаю особого значения тому, что она, кажется, обращается не к одному человеку, а к нескольким, пока Розали не тянет меня за сетчатый рукав свободного чёрного платья. Хотя и тогда моего внимания не становится сильно больше. Я всё ещё занята ожиданием и не замечаю ничего вокруг себя, что, видимо, и заставляет Роуз буквально ущипнуть мою правую руку чуть ниже плеча.

- Что ты творишь? - я тут же поворачиваюсь лицом, и мои ноги сжимает, сковывает в тиски мгновенная слабость, особенно пульсирующая в коленных суставах. Не из-за грубости со стороны подруги или чего-то подобного, а потому, что дети Эдварда Каллена находятся не дома, а стоят рядом со своими тётей и дядей. Джаспер отстал от Элис не сам по себе, а с племянниками. Мальчики тут. Не с матерью, а в галерее. И не зовут своего папу. Не спрашивают, где он есть и не разлюбил ли их, раз совсем не бывает дома. Я повторяю это про себя снова и снова, но всё ещё не улавливаю смысла. Или просто ищу оправдание. Не желая думать, что мне солгали. Но правда прямо здесь. Отец не поехал к сыновьям. А вот муж к жене да.

- Прошу, скажи, что мне всё это мерещится, - ты и не представляешь, Роуз, как бы мне самой хотелось, чтобы этого момента действительно не существовало в реальности. Чтобы я не успела довериться тому, кто не способен оправдать испытываемые к нему чувства и эмоции. - Я узнаю мальчиков. Только не говори, что Элис или её муж являются родственниками Эдварда Каллена, и ты в курсе давным-давно.

- Ладно, не буду.

- Ты серьёзно?

- Она его сестра. Я не знала этого, пока в июне она не затащила меня на мероприятие, оказавшееся благотворительным вечером его компании.

- Чёрт побери. И ты молчала? Ты его видела? - любопытство, а может быть, и восторг наполняют Розали, вырываясь из неё эмоциональными вопросами. Она кажется не особо довольной, что я это утаила. Что, если вспоминает вечер Дня независимости, когда, взглянув на семейную фотографию, я могла бы сказать, что знаю объект женских грёз лично, и не понимает, почему этого не последовало?

- Да, - вынужденно сознаюсь я, надеясь пресечь неблагоприятное развитие ситуации. Напряжение вытягивает тело словно в струну. Спина становится прямее некуда. - Но это не великое дело. Мы обменялись всего несколькими фразами, - говоря это, я осознаю желание поделиться буквально всем. Выложить правду, как на духу. Потому что мне нужна моя подруга. Действенный совет или банальная поддержка. И я ненавижу и то, что вру Роуз, глядя прямо в глаза, и то, что не могу облегчить душу. Но таков мой удел. Я сама выбрала его.

- Почему ты не дала мне какой-нибудь знак прежде, чем я начала говорить всякие осуждающие вещи про деньги миллиардеров и про то, насколько нелепо они их тратят?

- Я пыталась тебя остановить, - говорю я, убирая телефон в сумку внезапно обессиленной рукой. Мне нечего больше ждать. Нового сообщения не будет. Боже, как можно быть такой дурой? Не просто попросить дать дитя, но и согласиться предоставить шанс тому, кто, возможно, никогда доподлинно не знал, для чего он ему нужен? Что я буду делать, если после он действительно вернётся, словно ничего и не произошло? Не зная, что мне всё известно?

- Я уже заочно готова провалиться сквозь землю от стыда.

А я просто умереть. Тем временем Элис и Джаспер сокращают расстояние между нами, и в течение минуты я понимаю, что ни одно фото не способно передать то, как сильно мальчики похожи между собой и соответственно на своего отца. Такие же взъерошенные бронзовые волосы, торчащие в разные стороны, разрез глаз, форма носа и губ, и даже овал лица. И лишь глаза васильково-синие. Видимо, в этом отношении победил материнский ген. Ген женщины, обладающей влиянием, которое мне и не снилось. Она позвонила, и это всё определило. Но, смотря на мальчишек, я чувствую лишь иррациональное желание их обнять. Полюбить и заботиться. И это ощущение лишь усиливается, возрастает в моей груди, когда Лиам признаётся в том, что ему скучно. Явно в той или иной степени стыдясь этого и потому используя шёпот, но я всё равно слышу. И ещё сильнее хочу проявить себя. Сказать ему, что всё в порядке. Что это нормально, что его не особо привлекает осмотр всяких дорогущих вещей, как часть культурной программы. Но я никто, чтобы говорить такие вещи чужим детям. Я просто любовница их отца. Которой тоже изменяют. Хотя исполнение супружеского долга вряд ли можно так охарактеризовать.

Слово за слово Элис приглашает нас пойти с ними в ресторан, находящийся чуть ниже по улице. Мы с Роуз так и так планировали где-нибудь поужинать, но на частичное изменение планов я соглашаюсь исключительно ради неё. Чувствуя её желание почувствовать себя ближе к человеку, о котором она только читает, хотя бы за счёт времени, проведённого с его сестрой, я осознаю невозможность взять и отвести подругу в сторону, чтобы впоследствии придумать адекватную причину отказаться. Пришлось бы соображать на скорую руку, но дело даже не в этом. Лишь в том, что вразумительного объяснения у меня просто нет. Было бы странно ссылаться на имевший место быть незначительный инцидент, когда Элис он, похоже, нисколько не задел.

Позже мне приходится тщательно себя контролировать. За столиком на шестерых, находящемся в углу заведения, что обеспечивает некоторое уединение от остальных посетителей, я делаю всё возможное, чтобы смотреть на мальчиков как можно реже. Они сидят напротив меня, и уже один этот факт вызывает немалые затруднения, но я стараюсь почаще переводить взгляд наискосок, на Элис, благо она мастерски поддерживает беседу и очень активно интересуется нашим с Розали мнением о выставке. В целом же мне трудно не думать о себе, как о белой вороне. Я единственная, кто выбирает первый попавшийся на глаза салат и не уделяет фактически никакого внимания другим блюдам из меню. Как итог, меня окружают сплошь тарелки со спагетти. У Роуз они с грибами и кусочками мяса, у Элис и Джаспера поданы вместе с котлетами из телятины, приправленными чесноком и сыром под базиликовым соусом, а мальчики с невероятным аппетитом поглощают пасту с томатами. И лишь я, как могу, делаю вид, что наслаждаюсь вечером, окружающей меня компанией и сочетанием зелени, оливок, помидор, сельдерея и огурцов. Возможно, не всё является тем, что кажется? Да, Белла, мечтай и дальше. Неужели тебе мало того, где ты уже находишься благодаря этим мыслям? Не физически, а эмоционально и внутренне?

- Я не особо интересуюсь живописью, но мне запомнилась картинка «Стог сена в Живерни», - говорю я, как только Розали заканчивает делиться впечатлением о картине с девочкой, надувающей мыльные пузыри, и отдельно отмечает то, что не все предметы, изделия или драгоценности выглядели так, будто могут находиться исключительно в богатых домах. Она даже упоминает то, что ей понравился один браслет с бриллиантами, который не производил впечатление вычурного и слишком пафосного, и, наверное, это можно считать извинением за все предыдущие слова.

- О, Клод Моне. Он написал целую серию, посвящённую стогам. Всего таких картин вроде бы двадцать пять. Но эта считается одной из наиболее известных.

- Откуда ты всё это знаешь?

- Мне помог интернет. Великая вещь, - поясняет Элис с ободряющей улыбкой, чтобы я, видимо, не думала, что со мной что-то не так. Что я недостаточно образована или начитана, или нечто подобное. Вот чего всё равно не хватает Эдварду Каллену. Постоянно эмоционального взгляда и готовности открыться полностью и до конца. Может быть, я просто задушила его тем, как мы отличаемся друг от друга, несмотря на то, что перестала давить и требовать чего-то невозможного для него прямо здесь и сейчас? Может быть, различия так и продолжали стоять между нами, и потому-то он и бросился туда, где всё известно наперёд, наполнено строящейся десятилетиями стабильностью и лишено всяких сложностей? - Так чем тебе запомнилась именно эта картина?

- Я не уверена, Элис. Возможно, тем, что, даже зная, что речь идёт о стоге, я не могла как следует различить его. Для меня это невыносимо. Я чувствую злость на художника, что он нарисовал так неотчётливо. Он имел право поступить подобным образом, сознательно использовать определённую технику и сочетание красок, ведь это его видение, но оно почти жестоко. Мой взгляд неизменно устремлялся на цветущее поле и на задний план с поддёрнутым дымкой горизонтом, деревьями и разномастными домиками, хотя я и ощущала, что основной акцент всё же должен принадлежать сену. И, тем не менее, эта картина захватила меня. Удивительно, но я думаю, что она отпечаталась в моём мозгу и время от времени будет проплывать перед глазами во всех мельчайших деталях и подробностях. Возможно, это звучит глупо… - я останавливаюсь и перевожу взгляд сначала на Джаспера, сидящего по правую руку от меня во главе стола, а потом и влево на Розали, потому что Элис всё ещё молчит. Лишь кивает, будто обдумывает мои слова, и именно в этот момент детский голос напоминает мне, что мальчики по-прежнему здесь.

- Вовсе не глупо. Вы такая вдумчивая и наблюдательная. Прямо как папа.

- И ещё вы милая, - с почти громким энтузиазмом добавляет Лиам, пока старший Лукас смотрит прямо в мои глаза с той же твёрдостью, которой наделён его отец. Наверное, далеко не каждый ребёнок четырнадцати лет может чувствовать себя ровней взрослому человеку в первую встречу с ним. Я отвечаю на уверенный взгляд, внутри чувствуя себя так, будто между мною и мальчиками уже возникает незримая связь. Глупо для той, кто никогда не назовёт их своими, но поделать что-либо с собственным сердцем не представляется мне возможным.

- Спасибо, вы оба тоже милые.

- Тётя Элис, можно нам сходить за мороженым? - спрашивает Лукас, прилежно вытирая руки и рот салфеткой. Лиам следует примеру брата, и это трогает меня до глубины души. То, что, когда в семье двое детей, младший ребёнок многому учится у старшего, а не только у родителей, бабушек с дедушками и учителей.

- Пойдёмте, мальчики, я отведу вас в Баскин Роббинс, - Джаспер встаёт и пропускает племянников вперёд. Прежде, чем уйти, он подходит к Элис со спины и, наклонившись, целует жену в левый висок.

- Спасибо, милый. Только проследи за ними в гардеробе, чтобы они хорошо завязали шарфы и надели шапки, - она провожает любимого человека взглядом до тех пор, пока все трое не скрываются из виду, а потом выражение её лица стремительно меняется. На лбу возникает тревожная, задумчивая морщинка, выдающая родство с Эдвардом. У него мне тоже доводилось наблюдать подобную. Но все эти детали очевидны только для меня. Роуз же ничего не замечает и отлучается в дамскую комнату, и у меня возникает возможность попросить прощения за неё и вообще поговорить начистоту. Не о выставке и предметах искусства, а просто по-дружески и без всяких формальностей.

- Не обижайся на Розали. Я просто не рассказывала ей, что знакома с тобой, и чья ты сестра. Она всё поняла, увидев мальчиков. Ей как бы интересен твой брат, - я умолкаю, потому что эти слова нисколько не меняют атмосферу к лучшему. Воздух, кажется, сгущается лишь больше, делая себя неподходящим для свободного и расслабленного дыхания, и уровень кислорода в моей крови будто бы падает. - Ты в порядке, Элис?

- Нет, Белла, не в порядке. Потому что мой брат вызывает у меня и родителей беспокойство. Он не живёт ни с женой, ни в отеле, его люкс там слишком чистый и стерильный. Ни одно помещение не может быть настолько безукоризненным даже при условии регулярной уборки, если только оно не пустует, - Элис наливает себе чай из чайника и только после, сделав глоток ароматного зелёного напитка, продолжает, - Эдвард бы разозлился, узнав, что его сотрудники дали мне карту, чтобы войти. Я не говорю, что он или мальчики прежде часто бывали в гостях у мамы с папой без особого повода, но теперь… теперь точно что-то происходит.

- Ты или ваши родители… говорили с ним?

- На самом деле они переживают гораздо меньше моего. Преимущественно твердят про то, что он уже давно не мальчик, а у них полно своих дел. Папа хирург, а мама онколог. Они ожидали от нас аналогичного выбора профессии, но мы их как бы подвели, - я ловлю без преувеличения каждое слово. Те времена, когда я пыталась остановить подобные откровения Элис, похоже, остаются официально позади. Может быть, использовать её доверие, стремление выговориться и поделиться тревогами как было, так и остаётся неправильной и гнусной вещью, но спустя столько месяцев я не могу не понимать, что Каллен так никогда и не расскажет мне всего о своём прошлом. Элис мой единственный достоверный источник. Конечно, однажды она, возможно, возненавидит меня за все расспросы, которых сейчас не понимает, но лучше пока об этом не думать. Иначе я пожалею прежде, чем успею погрузиться в них с лихвой. - Эдвард в своё время и вовсе заявил им, что справится в университете без их денег. Благодаря стипендии и подработке. И частично отказался от своих слов только из-за беременности Тани. На тот момент при всём своём усердии он бы точно не потянул возросшие расходы, ребёнка, квартиру и привитое воспитанием стремление поступать преимущественно правильно. Празднество по поводу регистрации брака прошло тихо и скромно лишь в присутствии самых близких людей, но всё равно. С кем бы Эдвард не находился в данную минуту или в целом, и что бы в его жизни не назревало, я не хочу, чтобы ему было больно. Он не такой уж и толстокожий, каким предпочитает казаться.

Я воображаю то, как признаюсь ей, что он со мной, заверяю её в отсутствии намерений доставлять ему страдания, но даже ради чьего-то успокоения мне нельзя раскрывать себя и нас. Хотя, возможно, здесь уже и нет никакой тайны, которую надо хранить. Даже самые близкие люди, очевидно, не знают о скорых переменах в личной жизни родного сына и брата. Может быть, по причине того, что он никогда не был уверен в своём решении на все сто процентов? Стремление поступать преимущественно правильно... Живёт ли оно ещё внутри Эдварда, или всё то, что его не сломило, а закалило, в чём бы не состояла неизвестная мне суть, безвозвратно стёрло все воспоминания о том осознающем свою ответственность юноше из головы взрослого мужчины?

- Ты же понимаешь, что ваши родители абсолютно правы? Твой брат… взрослый мужчина. Не сердись, но это так, - я не добавляю, что она не должна взваливать на себя подобную ношу, лишь из осознания невозможности убедить человека отступиться от кого-то близкого только на основании его возраста. К тому же я подобна Элис. Готова тянуть Эдварда в сторону света, чего бы мне это не стоило. Несмотря на цену, которую, возможно, придётся заплатить.

- Понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Ладно, закончим этот разговор. Я не хотела тебя грузить. Это не твои проблемы, - Элис водружает на стол салфетку с колен знакомым мне по Эдварду движением руки, а потом жестом подзывает официантку, которая обслуживала нас всё это время, - принесите, пожалуйста, счёт.

Розали возвращается к нам спустя минуту. В это же время Элис удаётся настоять на своём по поводу того, как мы будем оплачивать чек, а именно напомнить мне, что мы здесь по её приглашению, а значит, всё в порядке. По итогу совместного вечера я оказываюсь фактически плывущей по течению и не желающей ничего иного, кроме как покончить с этим своим состоянием.